СТИХИ 2018 года

Лепестки

Нежность чистая, где ты –
не устала ли ты от разлуки? –
смятым лепестком цветка
ты спишь под скамьей.

Опустишь ли ты снова
розовые тени над нами,
нежность?
Слышен ли твой голос камертоном,

что саднит и высвечивает все несовпадения,
что просит плакать и шататься
от берега к берегу
в поисках чего-то, что закроет зазор

– между цветением и смертью,
между рукой и прикосновением –

когда твои лепестки
опадают и мнутся в моей груди.

 

Крик

Я слышу крик –
он птицей стучит в сердце.
Как бы хорошо утереть лицо полотенцем
и вдохнуть летнего воздуха.
Но уходит тот поезд –
с вагонами нежности первого детства.
Приоткрыта еще одна дверца,
но уже вдалеке.

И я запершись в стенках грудины
эхом слушаю крик –
то ли твой, то ли собственный.
Опадающий миг.
Ухом взрослого
все вперяюсь в текущую боль
и растущую близость.
Она катится словно ручей
всё вбирая в себя по низинам.
Набирая тона недовольством
и плачем, и тонким
как иголка
в руках у ребенка
виражом,
звучным шлепаньем вниз.

Раскатившись как сель,
набирая пружину волной –
то ль засевшая боль,
то ли просто каприз,
а скорее и то, и другое.

И окончилась…
Вот он и воздух.
Вот и поезд,
нащупавший мель.

 

Детям

Во мне мой каждый миг живет –
и самый будущий, и прошлый –
И настоящее возможно
Настолько, сколько этот миг дает.

Дает из вверенных мне рук
мечтаний, боли, остановок
в мельканьи маленьких обновок
и в цыпках кожи на ветру.

Настолько, сколько этот день берет
моих улыбок, брошек, платьев,
прикосновений и объятий,
и слёз ответных поутру.

Но одеялец виражи
не смеют ожидать свободы,
как будто стиснутые годы
прорвались из другой межи.

И тёплым противнем фасад,
усталым камнем возникает,
и стачивает, подрезает
всю толкотню и беглый гам.

В безбрежной гулкости тебя
касаюсь, страшное мгновенье.
И наготы прикосновение
я знаю, бусы теребя.

В конечной точке на меже
в густом покое бездорожья
я прорастаю тоже, тоже
ковыльной гущей по душе.

Биенья жилка так чудна
и мне самой. Я с тонкой ноты
звучу. И глубина аккорда
мне не знакома, не ясна.

Разбрызгивает утро свет.
Как мячик звуки отдаются
под сводом потолка, на блюдцах,
ладошкой прыгают в буфет.

И много детских мелочей
рассыпется к столу на завтрак.
И будет помнится как сладко
мы пили чай…. А этот чей?

. . .

А детство в будущем живет.
И разбегается, и длится.
Миг может быть не повторится,
а может быть и не уйдет.

Вот он пульсирует внутри
и не кончается нисколько.
В нем жить ежесекундно больно,
все расширяясь до любви.

 

Бусы

Все прожитое снова может плыть –
и оживать, и новые побеги
давать. Мы поднимаемся в зенит,
и полдень нежит светом дней ступени.

И не впервой темница миража
раскрыта перед полнящейся солнцем
и ветром, как росинка дня дрожащей
юностью – монетницею звонкой.

И расставаясь, и встречаясь вновь
с открытым миром, жизнь превозносящим,
мы набираем бусами любовь
на нитку, что зовется настоящим.

Мы оживаем сердцем день ко дню,
и может в точке позднего заката,
смотря вперёд, в вечернюю зарю,
мы будем украшением богаты.

 

Девочка

Качели весенней волной разлетаются вдаль.
Спешащие гольфы мазком промелькнули с подножки.
Мы в очередь прыгаем в высь, собираясь летать,
и прячем сюрпризы под стеклышки, в веток подножье.

На ощупь в песке нахожу перепрятанный клад
и трогаю желтых цветочков пушистые шапки.
Иду в босоножках. Ребята мне что-то кричат,
И мяч от ладошки бежит по вечерней площадке.

Под стук бадминтона, столь мерный в безветренный день,
в прыжках набиваем на счет по полсотни ударов.
Отходит черемуха, но зацветает сирень –
и непредсказуемым будущим сладостно пахнет.

Бутоны и камушки, лента, кусок кирпича,
монетка и шишки, узоры с расколотой чашки, –
подарки в открытой руке я держу, не тая.
Карманы топырятся. Сборками плещет рубашка.

 

Листок

Шумным деревом в разные стороны
я ветвями густыми тянусь.
Так игриво, задорно и здорово
прорастать, разворачивать суть,

шевелиться и листики съеживать,
все их в почках любовно храня.
Вспоминать и опять обнадеживать
долготой одного сентября.

Только март. Впереди по пролесинам
разбежится любовная рябь.
Сколько весен земля уже взвесила,
запасая по веточкам явь.

Вот и вновь время почками нежиться
и взрывать по одной в цвет листвы.
И небрежно по ветру безбрежиться,
метким взмахом вскрывая листы.

Помню, помню я осень колючую,
знаю прели, терявшие цвет,
разметавшие нервною тучею
мой большой золотистый букет,

шалью берега, пенистой влагою
укрывавшие в долгие дни
будто с детской игривой забавою
замеревшие листья мои.

Но вот-вот зелень бурная вызреет.
И один только нужен мазок –
киновари неверными брызгами
распускается первый листок.

 

* * *

Мы просто поговорили о том, о сем –
и распустилась ветка дерева у дома.

Вот о мелочах – о зубе, о рассаде –
повеяло ветерком.

Пошутили, расплылись в улыбке,
напели пару строчек –
смех раскатился по городу.

Прошлись под маленьким дождиком
и слушали постукивание каблучков.

 

В рост

Хочу дать в рост все, что идёт само по мне.
Пусть шелестит себе листвою по траве;
немыми струнами иль полными вполне,
розоволикою волною в синеве.

Идёт-гудёт ветвями-пальцами на плёс.
И кто-то вновь розовощёк, розоволос.
И помнит поезд, укативший под откос,
звук параллельных ожидающих полос.

И шаг вперёд, дыханье тянется на вздох, –
не зацепится бы подолом за порог.
И ждёт-пождёт нас ветер разудалых строк.
И где-то лёгкие предчувствуют итог.

Всё будет явлено пророщенным зерном,
плодами сердца, распрекрасного в ином,
полусмешного, полусветлого с трудом
и полусладкого на вкус перед судом.

 

Пантера

До глубины прожилок голодна,
она движеньем мускулов вольна
мощь выказать и властность ласки мнимой.
Добычи запах прядает, дрожит –
и застит влажных тропиков межи,
ее ведет собой неумолимо.

Азарт и близость предвкушенье длят.
Кишечный сок как первобытный яд
для ожиданья позвоночник выгнет.
Вмиг молодость пройдется вдоль хребта,
волной поднявши шерсть, и от хвоста
до холки возбуждением запрыгнет.

Созревшей кости бег не потянуть.
Садится солнце, удлиняя путь
от точки дня до линии охоты.
И где-то, где смыкает вечер день,
оленя разухабистая тень
на дереве лежит вполоборота

до сродности. Пантера замерла
для времени. Просеялась она
за грань движенья, взгляда, осязанья.
Уж близок взмах, когда одним прыжком
она вонзится в цель. Огонь зрачков
ее настигнет раньше, до касанья.

 

Корова

Хорошо бы лежать священной коровой
посреди дороги дня.
Кругом звучат песни и чьи-то ссоры,
и птичья болтовня.
Едет, движется многоликое время,
кипя и замирая на плите.
Плывет легчайшее бытия бремя
по вспененной воде.
Сковородки скворчат, суп булькает,
раскрывается цвет
каждого овоща. Нарезка бирюльками
падает в букет
запахов и фантазий. Полетом мечты
вырывается пар.
Маревом скрадывает разнообразие
гуляющих одиночек и пар.
И где-то между проглядывает то,
что не будет названо.
То что видно корове. Что вновь и вновь
осязаемо по-разному.
Что сочится каждым рассветом
И касается радужки в закатный час.
Что на зрачок проливается светом.
Даже уже без нас.

 

Вольный стих

Будь для меня радостью, не необходимостью,
пролети легким приветом соленого бриза.
От пенной волны тянет близостью
как от сиюминутного моего каприза.

Стань одной нежной минуточкой, той самой,
что теряется в общем объеме мира,
мелькнувшей полуулыбкой, забавой,
залетевшей в хрусталик в преддверьи большого пира.

Останься то ли живой, то ли потерянной,
без всяких гарантий на возвращение,
обделенной, обнеделенной,
разлинованной в посещениях.

Вот прямо сейчас проходи и оставайся,
здесь есть еще немного свободного места,
хоть я и торчу ушами трусливого зайца,
не признаваясь в звучности этого сердца.

Вот снова мелькает под утренним веком,
в любой рукой моей взвешенной вещи –
ускользнувшая рыбка твоих владений,
взглядом смущенным под грудью плещет.

Каждый встреченный, потерянный
и снова найденный –
несет тебя в руках. Как развлечение,
как закатившийся в траву мячик,
как воодушевление и страх.

Да, я давно в зоне риска –
ты толкаешься и улетаешь,
может быть безвозвратно.
Взгляду не завернуть за кулисы.
Напряжение шеи – утренняя зарядка.

Расходятся в стороны параллельные прямые,
но говорят, где-то встречаются.
Так и я вопреки всем найденным линиям
прикасаюсь к тебе все чаще.

То смеющееся лицо, то набежавшая тучка
приносят тебя без усилия.
Перед дождем шпарит нежностью.
Первозданная жизнь моя,
я красиво скрываюсь в плывущей безбрежности.

Как первый танец на школьной дискотеке,
растерянный и слегка угловатый.
Как подростковые колени,
на которые дуют и промакивают ватой.

Как шепот родившейся юности
и молодости страстная плоть.
Как рокот остывшей влюбленности,
усталой мятежности поспевшая гроздь.

Как многолетнее пожатие ладони,
смелая тишина материнского голоса.
Как смех, который меня не догонит,
колечко остриженного волоса.

Позволь мне схватить тебя за руку и побежать
по дорожкам парка, к большому фонтану.
Найти, что найдется, и потерять,
что потеряется. Десятикратно.

Будь облаком, что струится
между взглядом и вечностью.
Принимай любые формы.
Укутай радостью плечи,
взбудоражь стремительной нотой.

На пороге шага встречаясь с неведомым,
я нахожу тебя внутри своего бытия:
тысячу раз усиленную повторением,
презревшую все мои «можно» и «нельзя».

Свет вольно играет на водной мороси.
Ты была бы прекрасна и без этих деталей.
Здесь нечто большее. Я глажу твои волосы.
И до будущего свидания.