Утром пришла СМС-ка: «Мы думаем о вас 365 дней в году, но только сегодня решили честно в этом признаться. Сегодня у нас есть повод. С Днём рождения».

Спасибо, конечно, но меня нужно будет поздравлять только через два месяца, правда, также 19 числа. А сегодня День рождения у моей когда-то закадычной подруги Ленки. Уже целую вечность я не видела бывшую одноклассницу, но странным образом последние несколько лет ошибка оператора  мобильной связи  напоминает мне о ней. А ведь когда-то к этому дню я заранее выбирала подарки и сочиняла поздравления.

Я родилась в День Иова Многострадального, правда, во времена СССР об этом не знал никто из моего окружения. Наоборот, все подружки мне завидовали: 19 мая – День пионерии.

В Советском союзе  праздник детства отмечался широко: занятия отменялись, детворе с красными галстуками разрешалось бесплатно ездить в общественном транспорте, во всех парках играла музыка и разносились звуки пионерских песен.  Советская власть в данном случае не копейничала, и не брала денег за аттракционы и посещения детских сеансов в кинотеатрах. Кое-где даже бесплатно раздавали мороженое.

Тем временем,  дома накрывали праздничный стол, и из парка мы с подружками бежали в радостном предвкушении лакомств: мамин вкуснейший «Наполеон», «Ситро», шоколадные конфеты. Они тогда казались необыкновенно вкусными. Наверное, потому что покупались только на праздники, да и качеством были на порядок выше современных аналогов.

Может и лил в тот день когда-нибудь дождь, но у меня в памяти остались только яркое солнце, пронзительно зеленая молодая трава и пахучие гроздья сирени. А ещё все мои гости  приносили милые  букетики из трёх тюльпанов. Квартира наполнялась специфическим свежим ароматом.

После чаепития мы выбегали на улицу и  играли во дворе, пока не раздавался мамин голос: «Катя, домой!». У нас был сто двадцати квартирный дом, и двор буквально звенел от многочисленных детских голосов, но мы всегда слышали материнский призыв и отчаянно взывали: «Ну, мам,  ещё минуточку!»,  даже если знали, что она всё равно не разрешит.

Перед сном я любовалась подарками. Как правило, подруги дарили мне книги или принадлежности для рисования, а мама покупала новое платье.

Ленкин день рождения праздновался совсем по-другому.

Во-первых, погода никогда не располагала к прогулкам: грязь, дождь  или снег, огромные лужи, да и темнело рано. Во-вторых, угощение накрывалось для взрослых: салаты, мясные блюда, нарезка, и лишь на десерт выносился какой-нибудь заказной чудо-торт, когда уже и есть-то не хотелось. За стол всегда садились все Ленкины родственники. Для этой цели они в тот день специально пораньше отпрашивались с работы.

Семья Толкуновых принадлежала к городской элите. Мать – известный кардиолог, а отец возглавлял идеологический отдел обкома партии.  Не помню уже, кем была бабушка, а вот дед работал швейцаром в крупнейшей в области гостинице, и отказывался уйти на пенсию, несмотря на все уговоры семьи.

Только теперь я понимаю, какое удовольствие он  испытывал, наблюдая за жизнью постояльцев (а среди них значились и довольно известные люди), и как не хотелось ему дряхлеть, сидя на лавочке возле подъезда с остальными пенсионерами.

Я до сих пор не могу понять, почему меня принимали в этом доме: моя мать работала в типографии, и наша маленькая семья едва сводила концы с концами. Думаю, Толкуновы допустили наше сближение, потому, что я оказалась единственной подругой их дочери. Ленка тяжело сходилась с людьми, потому что предъявляла к ним непомерно завышенные требования. Сама она была «круглой» отличницей, училась в музыкальной школе и очень ценила и себя, и своё время. Толкуновы на неё нарадоваться не могли, но, наверное, их всё-таки напрягало, что их дочь всегда одна.

И тут появилась я.  Никак не могу вспомнить, почему мы всё-таки подружились, что конкретно нас сблизило? У меня всегда были  другие подруги: и в школе, и во дворе, и на секции по фехтованию. С некоторыми из них я не рассталась  до сих пор, хотя прошло почти полвека: созваниваемся, гостим друг у друга, отправляемся в какие-нибудь совместные поездки. Нет ничего лучше путешествия со старым другом.

Но вот Ленка… Я всегда воспринимала её выше себя, признавая более талантливой, умной, организованной. Разве только читала я в разы больше, но куда  было перегруженной занятиями отличнице до запойного проглатывания книг – успеть бы скрупулезно выполнить всё домашнее задание (Ленка тщательно изучила и законспектировала даже материалы XXV съезда, когда историк от большого ума брякнул, что считает это обязательным для любого советского человека)

В школе мы всегда были вместе: на переменах, в пионерской комнате, отбивались от нападения, поджидавших нас возле школы одноклассников. Как сейчас помню – меня закидывают снежками, а на помощь несется Ленка, выставив  подобно щиту свой огромный кожаный портфель. Мальчишки, не выдержав удара такого мощного тарана, падают прямо на меня, в нас врезается по инерции Ленка. «Куча мала». Смех, визг, все в снегу, растрепанные, с алеющими щеками. Наледь на варежках, на коленках, в сапожках снег, оторванные пуговицы на шубках. Каким же счастливым и беспечным было наше советское детство!

Жили мы довольно далеко друг от друга, но я всё равно иногда заходила за ней, и мы гуляли вокруг её дома. У Ленки  не хватало времени на более дальние прогулки.

Первая трещина между нами появилась, когда в четырнадцать лет я встретилась с Андреем. Симпатичный синеглазый парень  тоже занимался фехтованием, и на областных соревнованиях, дожидаясь своей очереди выступать,  мы оказались на соседних скамьях. Слово за слово, а потом Андрей проводил меня до дома. Мы постояли в подъезде, поговорили, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы я влюбилась. Он часто звонил, и мы несколько раз сходили в кино. Его шутки  казались мне смешными, а замечания умными, и я тогда только и жила, что ожиданием его звонка или очередной встречи.

В мой день рождения я пригласила Андрея в гости, посчитав, что это удобный повод представить его маме и подругам.

Как же я волновалась в тот день, то и дело выбегая на балкон посмотреть – не идёт ли?

Недовольная столь ранним появлением «кавалера»  в моей жизни, мама несколько раз  меня грозно одергивала  –  суровыми и принципиальными были мамы нашего поколения. Подружки тоже волновались и шушукались, как бы, между прочим, нервно поправляя волосы, каждый раз когда оказывались у зеркала.

Андрей принёс мне в подарок… рапиру! Они продавались в магазине спортивного инвентаря, но стоили очень дорого, а я всегда  мечтала иметь свою – родную!

Это был самый лучший подарок в моей жизни.  Никогда больше я так не радовалась  какой-нибудь вещи, разве потом – в «лихие»  90-е, когда сумела достать для своего новорожденного сына удобную немецкую коляску.

Андрей вёл себя вполне естественно – не стушевался, хотя на него уставилось сразу же шесть пар заинтересованных женских глаз. Я то и дело металась с тарелками на кухню, поэтому не уловила момента, когда паренёк всё внимание переключил на мою подругу.

Гром грянул на следующий день. Мне позвонила Ленка.

– Не знаю, что ты нашла в этом парне. На редкость неприятный тип.

– Ты что? – возмутилась я. – Он замечательный, такой умный…

– Твой Андрей сегодня дожидался меня возле  музыкальной школы, – жестко перебила она  восторженные славословия. – Сказал, что я ему очень нравлюсь.

Моё бедное сердце ухнуло вниз. Мне Андрей ничего подобного не говорил – это как бы само собой подразумевалось.

– А ты? – прохрипела я.

– Сказала ему, что  с парнями подруг не встречаюсь. А он ответил, что всё равно будет меня ждать. Сейчас Андрей стоит у нас под окном. Знаешь, где детская площадка?

Разумеется, я знала – сколько раз мы играли на этой площадке в бадминтон. Мне стало по-настоящему плохо. Я не то, чтобы не поверила Ленке, но  какая-то сила вынесла меня из дома. Практически всю дорогу я бежала в безумной надежде, что это какое-то недоразумение и, только увидев одинокую фигуру Андрея на детской площадке,  поняла, что зря так спешила.

Между тем, Андрей заметил меня.

– Прости, – лениво сказал он, – так получилось. Но Лена мне подходит больше, чем ты.

– Почему?

– Для меня это очевидно. Я всегда мечтал встречаться с такой классной девчонкой.

Андрей сказал это так, что я задохнулась от унижения. На Ленкином окне шевельнулась занавеска: она за нами следила. Трудно объяснить, что со мной происходило, но именно в тот момент я осознала, насколько сильно  влюблена в пренебрегающего мною паренька.

Всю ночь я проплакала, несмотря на  увещевания мамы. Увы, но её призывы «тебе ещё рано думать о мальчиках», «будь гордой», «и получше его найдутся» не произвели на меня должного впечатления.

На следующий вечер опять раздался звонок:

– Андрей обосновался на детской площадке. Уже несколько раз говорила ему, чтобы уходил, а он стоит и смотрит на мои окна.

Итак, несколько дней подряд. А потом Ленка рассказала, что Андрей побывал у них дома.

– Бабушка его пригласила. Сказала, что такая преданность должна быть вознаграждена.

Ну что сказать –  мне было плохо, очень плохо. Я потеряла аппетит, практически не спала, стала прогуливать занятия, потому что не могла сосредоточиться на уроках. И только запоем читала  стихи – рифмы успокаивали меня, и в  строчках  знаменитых поэтесс я находила отзвук терзающего мою душу чувства неразделенной любви.

Ленка отчитывала меня за прогулы, злилась,  и, думаю, презирала за слабоволье.

Даже спустя столько лет мне неприятно вспоминать о том кошмаре. Всё это не могло не обеспокоить мою маму. Сначала из нашей квартиры исчезла рапира.

– Бойтесь данайцев, дары приносящих, – заявила мама в ответ на мою истерику.

А потом она позвонила Ленке.

– Я прошу, чтобы ты больше не рассказывала  Кате о ваших отношениях с Андреем.

– Нет у нас никаких отношений.

– Тем лучше. Остается только перестать говорить об этом с Катей. Не упоминай его имени.

– Я не буду врать.

– Это похвально, но я и не прошу врать.  Молчание иногда сродни милосердию.

Как я не завалила экзамены за восьмой класс? Непонятно. На лето мама отправила меня в гости к своей подруге тогда ещё в Ленинград.  Я бродила по Невскому, посещала музеи, слушала музыкантов, в изобилии выступающих тогда на ступеньках Казанского собора, и любовалась фонтанами Петергофа. Тогда впервые этот волшебный город помог мне прийти в себя. Позже я не раз прибегала к  целительному эффекту его музеев и улиц, когда меня настигала очередная беда.

Когда  успокоенная и смирившаяся, я вернулась из поездки, Андрею уже надоело ухаживать за Ленкой, и он навсегда исчез из нашей жизни.

Весь девятый класс я усиленно занималась, наверстывая упущенное – моей целью стало поступление на юридический факультет местного университета.  Конкурс был человек пятнадцать на место. Ленка же решила стать экономистом: ей всегда играючи давались точные науки.

Мы по-прежнему дружили, но когда за мной вновь стал ухаживать парень, знакомить его с Ленкой не стала. И вообще, появилось много тем, которые я тщательно обходила в наших разговорах. Категоричность и бескомпромиссность подруги  начинала меня тяготить.

И вот однажды в её присутствии я очень резко высказалась по поводу ввода  советских войск в Афганистан. Погиб парень из моего подъезда, а мы были с детства дружны.

На следующий день маме позвонили, пригласив к директору школу. Весь вечер она  гневно вопрошала, что же я натворила, если её впервые за десять лет вызывают в школу.  Но я только недоуменно пожимала плечами.

Наш директор Федор Петрович  разговаривал с мамой наедине, и  дома меня ждал серьезный разговор.

– Ты не знаешь, где живешь? Это же страна стукачей. Твой дед попал в лагерь за глупый анекдот. Десять лет отсидел, и умер,  едва освободившись.  – испуганно выговаривала  она. – И ничего с тех пор не изменилось. Хочешь, чтобы тебя затолкали в «психушку», сделали «овощем»? Один раз попадешь в КГБ, и наступит конец всему –  ни то что в университет, в ПТУ не примут, как политически неблагонадежную.

– Да что случилось-то? – испугалась я.

– Директору позвонили из обкома партии и сказали, что ученица его школы ведёт антисоветскую пропаганду. Приказали принять срочные меры. Счастье ещё, что Федор Петрович оказался разумным  человеком. Другой  на его месте «перебдел» и устроил бы такую травлю, что ты пулей вылетела из школы, а он ограничился жесткой беседой.

Я тут же кинулась к телефону.

– Ты зачем рассказала о нашем разговоре отцу?

Но Ленка отнюдь не стушевалась.

– Папа всё сделал правильно. Если не прикусишь язык, то добьешься, что тебя за антисоветскую пропаганду выкинут из страны! Как врага нашей родины! Да будет тебе известно, что в папу стреляли… такие же, как ты стреляли!

И столько гнева, столько нескрываемого презрения было в её голосе, что я растерянно повесила трубку.

– Видимо, порядочное Толкунов г…  раз кто-то отважился в него выстрелить, – ожесточенно высказалась моя мама. – Но ты не сердись на Лену – её так воспитали. У нас полстраны таких стукачей. Одни доносят из страха, другие из ненависти или зависти, а  некоторые свято верят, что борются с врагами народа – эти опаснее всех.

– Но ведь она понимает, что предала меня.

– А Лена искренне считает, что предательница именно ты. Толкуновы  такие люди… держись от них подальше. Честно говоря, мне никогда не нравилась ваша дружба.

Я отвыкала от Ленки болезненно. Мы дружили столько лет, и теперь мне не хватало наших разговоров, и вообще её самой. В школе мы вели себя отчужденно, вызывая любопытство одноклассников. Однако  никто так и не узнал, в чем суть нашего конфликта.

Прошёл год. Уже перед выпускными экзаменами наши родительницы возвращались вместе с родительского собрания и разговорились.

– Вероника Николаевна сожалеет, что вы больше не дружите, – сказала мама. – Удивляется, что Андрей вас не поссорил, а политика развела.  Глупо всё получилось.  Лена осталась совершенно одна. Ей даже не с кем выйти прогуляться.

Что-то шевельнулось в моей душе. Обида  исчезла, уступив место внезапно вспыхнувшей надежде вернуть былую дружбу. Оказывается, Ленка во мне нуждалась. Может, нужно было сделать лишь первый шаг? Я  тут же отправилась к её дому.  К моему удивлению, бывшая подруга вовсе не сидела взаперти, а прогуливалась вдоль дома с Вероникой Николаевной. Толкуновы встретили меня подчёркнуто недоуменными взглядами.

– Тебе что-то нужно? – холодно осведомилась Ленка.

– Да так…

Я присоединилась к ним, но очень быстро поняла  – мать и дочь, очевидно, поспорили, что я прибегу к Ленке, стоит только меня поманить. Это отчетливо читалось в их пренебрежительных взглядах и победных  улыбках.

Мне стало стыдно и неловко, как будто вновь вернулся тот день, когда Андрей стоял на детской площадке и смотрел на Ленкины окна.  И я ушла… на этот раз навсегда.

Прошло столько лет, мы давно уже живем не только в разных городах, но и в разных странах. Как-то на симпозиуме я случайно встретилась с нашей бывшей одноклассницей, и спросила,  что ей известно о Толкуновой.

– О, Елена сделала блестящую карьеру. Входит в совет директоров  крупного концерна.  Она так и не вышла замуж. Когда ей было уже за сорок,  родила дочь, но девочкой в основном занималась Вероника Николаевна.  Как-то столкнулись  на улице, так она сделала вид, что меня не узнала. Ну, а мне  госпожа Толкунова тем более не нужна. Мерзкая высокомерная баба…

В голосе одноклассницы отчетливо слышались раздражение и зависть к Ленкиной карьере. Возможно, она так и не поняла, почему я поспешила отойти.

Не хочу слышать о подруге юности ничего плохого, потому что в моей душе всё ещё живет та Ленка, что отчаянно неслась на выручку, вооружившись тяжелым портфелем.

Время сделало незначительными былые обиды, и я каждый раз улыбаюсь, получив СМС-ку с поздравлением. С днём рождения, Ленка! Будь счастлива, где бы ты ни была и чем бы ни занималась. С Днём рождения…