– Мм-ы, мм-ы-ы… – рыдал я, закрывая лицо руками.
– Тише, тише… – прошептал кто-то рядом. – Так невозможно и поговорить.
Я покрутил головой, но рядом не было ни души. Постоял, вслушиваясь – ни звука. Лишь одинокое дерево чуть покачивалось на ветру, шевеля листвой.
– Постараюсь… – обидчиво всхлипнул я.
– Тише, тише, – прошелестело снова. – Мы вполне можем разговаривать молча.
– Кто это? Почему я вас не вижу?
– Ну, конечно, кто же разглядит маленький листок на огромном дереве? – Ну, а с вами-то что случилось?..
От удивления я почти забыл свою беду.
– Подрался…За дыру на новых джинсах отругала мама…
– Ничего страшного! Это хорошо, что вы прочувствовали, – будто бы вздохнул лист-незнакомец. – Мне бы хотелось пригласить вас на радугу! Айда кататься!
Я взглянул на небо, там действительно были какие-то смазанные следы от бывшей радуги.
– А вы – сказочник! – воскликнул я.
– Тише, тише, – погрустнелголосок. – Я абсолютно ничего не слышу, давайте разговаривать молча.
– Хорошо, – сказал я про себя, – согласен за компанию.
Лист ловко подпрыгнул, я тоже, и мы взмыли на радугу. И пока он кувыркался и перекатывался, я стоял, будто зачарованный. Радуга оказалась очень тёплой и пушистой. Кругом плавали белые облачные человечки на воздушных лодочках. А солнечные искры были похожи на праздничный салют, огоньками вспыхивая прямо над головой. От восторга я упал в разноцветно-радужную траву и дышал её медово-малиново-земляничным запахом, так сладко, на полный вдох.
– Пора возвращаться, – кивнул мне зелёный приятель. – Хорошо, что вы такой маленький.
– Это ещё почему?
– Только маленькие умеют разговаривать молча, – ответил он. – Не торопитесь становиться большим.
Честно сказать, я давно устал быть самым маленьким в классе, во дворе и даже на спортивной площадке.
–Здорово, что не растёшь быстро, – «зелёненький» перешёл на «ты», видимо, услышал мои мысли. – Значит, ещё погуляем по радуге. Знаешь, она бывает двойной…
– Две чудесных радуги! – я был в восторге. И пообещал прийти завтра. Но в школе на следующий день репетировали танец «Листопад». Мои одноклассники крутили руками и дёргали ногами, а я включал музыку на синтезаторе. Для меня, с моим ростом, никогда не было пары. Из-за таких мыслей я быстро устал и забыл своё обещание – на целый месяц. Как назло, потом наступил настоящий листопад. Листья валялись под деревом, красивые и немые, и я ничего не смог услышать…
Однажды зимой я грустно плёлся домой с двумя двойками. А на улице было чудесно. Хлопьями валил мягкий, нежный снег, посыпая дорожки, вечно зелёные еловые лапы и бегущих мимо красоты прохожих. Мне же не хотелось убегать никуда. А взять и превратиться в снеговика. Я видел такого…
Не помню уж, когда в наш подъезд приехали соседи с мальчиком-инвалидом. Но около обеденного времени, в любую погоду, под нашим окном в инвалидной коляске сидел этот Мишка. Мы так привыкли к этому явлению, что почти не замечали его. Во дворе судачили, что Мишка не только не мог ходить, но был немым от рождения.
– Привет, снеговик Мишка, – сказал я мысленно. – Не замёрз, не двигаясь?
– Конечно, замёрз, – ответил он, так что я вздрогнул.
– Ты, что, тоже умеешь говорить молча?
– Может, махнём на радугу? – радостно ответил он вопросом.
Я пристально посмотрел на Мишку, а вдруг со мной что-то не то…
– Давай хватит сомневаться, радуга всегда есть, если в неё веришь, – позвал он.
Он взял меня за руку, и мы проскользнули сквозь снежные хлопья прямо в небо.
– Наперегонки! – закричал Мишка. – А хочешь, тройным кувырком…
«Интересно, – подумал я, – как это у него получается, я так никогда не смогу. Ну и ловкий же этот Мишка!»
– А ты, Витя? – позвал Мишка. – Я только на радуге самый быстрый, иногда же хочется…
А над нами было сливочное небо, молочные облака и ванильное солнце, которое освещало радужную, как драже, траву. А ещё там были пташки, очень похожие на зелёные листья.
«Опять возвращаться! – переживал я. – Зачем?»
Но всё-таки мы вернулись. Мишку увезла мама домой, а я поплёлся к себе – получать заслуженное.
И я стал каждый день встречаться с Мишкой, чего только мы не творили там, на радуге. И целый год нам было достаточно радости.
А потом они переехали. Мишкины родители не теряли надежды поставить его на ноги. Я не глядел на него, когда мы прощались, лил сильный дождь, и можно было плакать, не скрывая.
– Ты будешь туда забираться один? – спросил я.
– Ещё заберёмся вместе, к тому времени я буду ходить, так что будем кувыркаться на равных, – ответил грустно он.
И мы расстались…
Моя жизнь шла кувырком. Не закончил вуз, поменял сто работ, так и не создал семью. Очнулся – шестьдесят…
Признаюсь честно, что не раз пытался вернуться на радугу, но никто из моих знакомых не умел разговаривать тихо, а одного меня туда не пускали.
Как-то в автобусе я наблюдал, как красивая девушка едет стоя и читает книгу. Так как явление это редкое, решил хотя бы искоса глянуть на её чтиво. Я стоял рядом, как прикованный, и читал про себя, прежнего. И чувствовал, что мои руки начинают дрожать, хватаясь за поручень: «Нашёл!».
– Подскажите фамилию автора, – едва дыша, попросил я.
Красавица закрыла книгу и как-то недружелюбно ткнула пальцем в обложку. Я стал самым счастливым. А дальше всё просто: адрес через интернет, долгая дорога до вологодской заброшенной деревни – и вот мы вместе.
«Он ходит… – восторженно подумал я. – Не узнает теперь Витьку-снеговика».
–Точно снеговик, совсем белый, седой… – обнимая, как всегда тихо произнёс Мишка.
– Сколько лет прошло, а мы по-прежнему можем говорить молча! – ответил я. – Как думаешь, большой писатель, вскарабкаемся теперь на радугу?
– Ещё как! Ещё как!
И мы валялись в пушистой траве, прямо на радуге. Пели пташки, бывшие когда-то осенними листьями, манили чистотой плывущие мимо облака, которые тоже кем-то были в земной жизни.
– Что-то во рту пересохло… – признался я.
А Мишка не растерялся, сжал траву рукой и выдавил целую ладонь молочной росы.
– Пей, сколько угодно! А если гроза грянет, мы газировочки покрепче хлебнём.
И мы рассмеялись.
– А давай останемся на всю ночь, – попросил я. – Теперь нас никто отсюда не выманит.
– Будем смотреть на летающие звёзды и кричать «ура!», – улыбнулся Мишка.
Я привстал на коленках и посмотрел в небо.
– А вдруг нас зашибёт?
– Глупости, – засмеялся друг. – При жизни звёзды ещё никого не зашибли.
– А как же мы будем после… валятся на радуге? Пришибёт твоими звёздами, писатель!
– А ты сам пробовал творить? – спросил Мишка. Он, конечно, не знал, что я ни к чему не способный. – Ну, любишь что-нибудь очень сильно? – не унимался он.
И я вспомнил, что люблю топить печурку в лесной сторожке. Кругом непробудная ночь, и я открываю заслонку… И появляются блики, воображаемые картины. Я молчу, потому что счастлив. Хочется петь без голоса, рисовать пальцами на столе, плести что-нибудь из сухой травы… Да жить хочется, жить!
– Красиво! – молча произнёс Мишка.
– Миш, а знаешь, там, на земле, есть такое, чего даже здесь нет! Там листья есть, понимаешь! Они нас говорить учили! Придётся возвращаться…
–Вернёмся, обязательно вернёмся. – Сказал такой разговорчиво-молчаливый Мишка.
И я подумал: может, и неплохо, что ему приходится молчать всю земную жизнь. А то бы проболтал её без повода, как я.
– А почему мы с тобой никогда не были на двойной радуге? – уже зевая, спросил я.
– Не всем это удаётся, а разве нам на одной плохо?.. – ответил Мишка.
А я ему не ответил, он и так неплохо читал мои мысли.
Заходило солнце, румяня ярким багрянцем наши лица. На радуге было очень тихо. Всё ловило солнечные мгновения…