1.

Тошка очень удивилась, когда в дверь позвонили. Муж и гости должны были прийти не раньше, чем через час.

На лестничной клетке стоял Печорин. Небритый, в потрепанным синем замшевым пиджаке.

Тошка сделала серьезно-безличное лицо и сказала, глядя на закрытые двери лифта:

— Сказал же, что не придешь. Мы перенесли проводы на полдевятого.

— И где твое гостеприимство, — Печорин протиснулся мимо женщины в квартиру. – Вопрос риторический, можешь не отвечать. Володя дома?

— Неа, — Тошка вошла вслед за ним, закрыла дверь. Она сложила руки на груди, и платье собралось некрасивыми складками. – Он сейчас на работе, а потом ему еще надо к маме, вещи оставить.

— Жалко, — отозвался Печорин и пошел на кухню.

— Через час-полтора Мерзляковы придут.

— Чем можно закусить? – Печорин направился прямиком к холодильнику.

— Салаты не трогай, они для гостей.

Печорин обернулся и с любопытством посмотрел на раздраженную Тошку.

Худая, с острыми коленками и локтями, она была одета в красное, громко шуршащее платье с легким блеском и бантиком на плече.

— Дурацкое платье, не идет тебе.

— Себя-то видел, — Тошка разозлилась и забыла про невозмутимое выражение лица. – Алкоголик старый!

Печорин усмехнулся.

— А салаты я все равно бы есть не стал. Не доверяю твоим кулинарным способностям, дорогая Белкина.

— Я уже третий год не Белкина.

— Ну и что, рада этому? – любознательно спросил Печорин, выуживая из недр холодильника докторскую колбасу и бутылку водки.

— Рада, — Тошка села на табуретку возле окна и разгладила юбку на коленях вспотевшими ладонями. – Вот в Москву завтра едем… новый этап в жизни. Володе даже квартиру по работе дают, две комнаты возле метро Красные ворота. Ты бы знал, как все эти змеи в бухгалтерии обзавидовались.

— Тебе с соком или без?

— Давай с соком. А у тебя как дела? Работаешь?

Печорин поставил стол тарелку с розовыми ломтями докторской.

— А- а! Так, халтуры беру иногда.

— Ты где, кстати, сейчас живешь?

— В отеле. «Советский» который. Завтра вечером в Финляндию, а оттуда куда-нибудь в Европу двину. Давай за встречу.

Они чокаются, отпивают, их лица немного кривятся.

— Эх, надоело пить. Противно. Свободы хочу, пить не хочу уже. Но свободы не дают, а алкоголь вон, реками, — Печорин дотронулся до бутылки водки так осторожно, будто она была живой.

— Да куда тебе больше свободы-то? У тебя есть вообще постоянное место жительства? Или до сих пор все так же, перекати-полем живешь? – Тошка раскраснелась, немножко расслабилась и положила руки на стол.

— А зачем жить на одном месте? Мне и так неплохо. К чему-то привязываться? Нафиг надо.

— Ну как. Дом, семья, дети… Ну как все обычные люди живут.

Печорин скривился, немного помолчал.

— Эту логику я понимаю, конечно. Ты, например, молодец, правильно поступила. С одной стороны — отсутствие перспектив, жилья и денег, с другой – упрямый паренёк, протерший не одну пару штанов в офисе, машина, теперь вот переезд в Москву. Нет, ты серьезно молодец, продуманная баба.

Тошка, до этого вертевшая полупустой стакан в руках, слишком резко поставила его на стол, и он печально звякнул.

— Вот любишь ты… — женщина задумалась, пытаясь подобрать слово. – Софистику разводить на пустом месте. Не было такого выбора. Не-бы-ло. Максимум, что было: человек, который меня любил и человек, которому было плевать. И все. Не хочу больше на эту тему говорить.

Печорин улыбнулся, но ничего не ответил.

— Пойду, Володе позвоню, — Тошка встает и уходит в спальню.

2.

— Он к маме едет. Мне приказано тебя развлекать хотя бы до прихода Мерзляковых.

— Как это мило, — замечает Печорин. – Что, стихи будешь читать или песни петь?

— Он ничего не знает, поэтому такой… милый, — решительно поясняет Тошка. – Он так хорошо к тебе относится, даже странно.

— Да что там знать-то, — Печорин смотрит на Тошку исподлобья, и та невольно замечает, как он постарел за то время, что она его не видела. – Все, что было, было до вашего с ним знакомства даже. И до моего с ним знакомства. Не считается.

— Да. Не считается, — повторяет Тошка.

— И вообще. Расскажи, если тебе легче станет, — Печорин зачем-то берет женщину за руку. – Но я бы не стал этого делать.

Ладони у нее некрасивые, красные, в мелких царапинах – она уже несколько дней собирала вещи в коробки для переезда, стирала и мыла посуду.

— Не хочу… вы так хорошо общаетесь, — беспомощно отвечает Тошка. – Это все испортит. Зачем, если все равно не считается?

Ей нужно высвободить руку, но что-то внутри сильнее, и это что-то радуется любому прикосновению Печорина. Тошка злится, ругает себя, но руки не забирает. Не может отчего-то забрать.

Звонок. И вместе с ним будто спадает какая-то пелена.

— О, Мерзляковы, — Тошка встает и, излишне торопясь, идет открывать.

В прихожей – голоса, шаги, смех.

Печорин доливает в свой коктейль водки.

Гости входят на кухню.

— Вот это да! Такие люди и без охраны! – толстый, всегда веселый Ванька Мерзляков жмет руку Печорина и садится напротив него, на бывшее место Тошки.

В кухне сразу становится тесно.

Жена Мерлякова, Маша — женщина с крашеными волосами, большой грудью и яркими губами. С ней всегда шумно и беспокойно.

С Печориным она поздоровалась очень сухо, Тошка даже удивилась.

— Тонечка, дорогая, мы тут тортик принесли. Я поставлю его вот сюда. Посмотри, какие на нем розочки красивые! Мы его подбирали под ваши с Володенькой обои.

Тошка мысленно понадеялась, что мерзкие кремовые розочки имеют мало общего с их обоями.

— Садитесь! Я тут салаты приготовила. Вот оливье, а это мимоза. Вань, локоть подвинь, я поставлю. Володя пока не вернулся, но я его с минуты на минуту жду.

— Что же он, дурачок, такую красивую жену так надолго оставляет? — будто бы с намеком сказала Мерзлякова.

Тошка только немного виновато улыбнулась и ушла в спальню звонить мужу.

3.

— Странно, не подходит к телефону.

Тошка вернулась на кухню.

Мужчины увлечённо обсуждали футбол, а Машка угрюмо молчала и постукивала длинными накладными ногтями по краю салатницы с «Мимозой».

— Ну, Маш, рассказывай, что у тебя нового, – Тошка села за стол и положила себе немного салата.

— Да по-старому, тоска одна. Эх, Тонечка, я вот думаю, какая же ты счастливая… Вот теперь в Москву переедешь, а я тут одна останусь, в этой мусорке. Повезло тебе с Володенькой. Я вот своего пилю-пилю, — тут Мерзлякова покосилась на мужа. – Но какой от него толк? Пять лет работает в одном и том же месте, с нищенской зарплатой.

— Там коллектив хороший! – возражает Ваня, немного обиженно.

— Вот, слышишь, коллектив у него! А зимние сапоги мне что, тоже коллектив купит? – привычно начала ссориться Машка.

Печорин внимательно слушает, но молчит.

— Тонь, ну ты хоть скажи, что важнее: зарплата или психологическая атмосфера? – спрашивает у женщины Ваня.

Тошка страдает, не зная, что ответить.

— Смотря на каком этапе жизни. Но слишком уж мучать себя не стоит. Если ситуация не критическая.

— Вот, а у нас тут уже, дорогая моя Тонечка, как раз критическая ситуация! – заявляет Мерзлякова.

— Маш, ну подожди. Деньги же не главное, — прерывает ее Тошка, которой жалко Ваню.

— А что главное тогда? – с интересом спрашивает Печорин.

Тошка кидает в его сторону раздражённый взгляд.

— Не знаю. Самое неприятное, что не знаю. Просто хожу, слушаю, что другие говорят, и повторяю. Нет у меня своего мнения, и не знаю, где люди его берут.

Тошка замолкает, и чувствует, что сказала что-то лишнее. Еще бы парочка тостов, и эта ее фраза зашла бы на ура.

Но сейчас все молчат.

— Тонечка, ты, наверное, устала с этим переездом… отрежь себе тортика, покушай, — нашлась, наконец, Машка.

Звонит Тошкин мобильник. Женщина хватается за него, как за спасательный круг, но на дисплее – номер свекрови. Она хочет узнать, где Володя и почему он до сих пор к ней не заехал.

Володя все еще не подходит к телефону. Тошка пишет мужу эсемеску.

Неожиданно Тошке становится тоскливо.

Ей не хочется разговаривать, не хочется садиться за стол и угощать всех салатом, терпеть понимающие взгляды Машки. И куда Володя пропал?

Тошка боком протиснулась мимо Ваньки и достала из ящика пачку сигарет с зажигалкой.

Потом протиснулась обратно и прошла на балкон.

Солнце садилось, последние лучи отражались от окон многоэтажки по соседству.

Тошка курила и смотрела на дорогу, по которой должен был вернуться муж. Эх, Володя, где же ты?

Дверь тревожно заскрипела, и на балкон к Тошке пришел Печорин.

Места было совсем немного, и женщине некуда было отступать.

Она молча протянула Печорину сигареты, тот взял одну, нашел зажигалку и закурил.

Тошка боялась этого молчания. Она боялась пошевелиться, выдать себя случайным движением. Боялась повернуться и наткнуться на взгляд Печорина.

На кухне что-то громко обсуждали Мерзляковы, и кажется, ругались.

Ей хотелось, чтобы гости ворвались на балкон, чтобы зазвонил телефон, чтобы, на худой конец, начался пожар в доме. Все что угодно, но чтобы они больше не стояли бы вот так вдвоем, молча.

И почему она не смогла потушить сигарету и вернуться на кухню?

— Я не хочу в Москву, — неожиданно для себя заявляет Тошка.

Печорин не отвечает.

— Мне все больше кажется, что я делаю совсем не то, что я сама хочу. Училась на бухгалтера только из-за мамы. Она мне все уши прожужжала, что это хорошая профессия..Хоть я в гробу и эту учебу видала, и работу. Ну ничего, перетерпела в бухгалтерии вон сколько лет уже. Не расстраивать же маму, она меня одна воспитывала. Самое обидное, что я ничего сама для себя не хотела, не знала даже, кем хочу стать. Потом замуж вышла, потому что всем девушкам нужно замуж выйти и суп варить, а не неизвестно где ночами шляться. Теперь вот в Москву переезжаю, потому что нельзя упускать такой шанс. Как же тошно-то. Я уже ничего, совсем ничего уже не хочу. Постоянно кого-то из себя изображаю, а все желания… в жопу все желания, нет для них места.

— Ты помнишь, как мы ели апельсины?

Тошка чуть-чуть вздрагивает, но не поворачивается, продолжает смотреть на дорогу.

— Помню, — едва слышно отзывается она, но Печорин заглядывает ей через плечо и угадывает ее ответ по движению губ.

— Знал бы я тогда, что буду стоять через шесть лет с тобой на балконе, и мы тобой будем совершенно чужими людьми. Едва знакомыми. Я сейчас подумал и понял, что ничего про тебя не знаю. Знаю только, что жила в этом городе одна девушка, которая была очень похожа на тебя. Но у нее не было синтетического красного платья и мужа, она не красила глаза безвкусными голубыми тенями, а ее мама требовала, чтобы в одиннадцать была дома…Однажды мы поспорили, что съедим по килограмму апельсинов. Ели прямо в кровати, давились, апельсины попались противные, кислые. Потом аллергия началась…

— Пять лет прошло, а не шесть. Зачем ты мне все это рассказываешь? – Тошка не выдерживает, поворачивается, и теперь они стоят совсем близко, лицом друг другу.

— Мне кажется, ты забыла про эту девушку. Или – что ее никогда не существовало.

— А даже есть и не существовало, что с того? Удивительно, что ты про нее помнишь.

Тошка внимательно смотрит на Печорина, ей хочется понять, шутит он или нет. Она уверена: еще минута-две, он не выдержит, засмеется и уйдет на кухню.

А Печорин зачем-то ищет в Тошке ту девушку, которой она была пять лет назад. И смотрит на нее серьезно, изучающе.

— Белкина, поехали со мной.

— Что? – Тоня удивилась настолько, что не поверила своим ушам. Лицо у нее стало совсем детским и немного глупым.

— Просто уедем. Куда ты захочешь, не в Москву. Вдвоем, — Печорин находит ее ладонь и сжимает своими горячими твердыми пальцами. — У нас же столько времени еще есть. У тебя даже вещи уже собраны. Надо только Володе сказать… я так скучал без тебя.

Тоня стоит и не двигается, вся ее решимость куда-то делась, она будто превратилась в фигурку из папье-маше и не может теперь ни пошевелиться, ни ответить. Ничего не может, только стоит и часто моргает от того, что в глазах щиплет.

Она чувствует пальцы Печорина на своем плече. Они впиваются в нее, как железные скобки из дырокола, прошивают насквозь, и теперь ее никуда не деться.

Он тянет ее к себе, а она и не сопротивляется. Немного ругает себя за это, но не сопротивляется.

А потом и вовсе – обнимает Печорина своими тонкими руками за шею, чуть-чуть встает на цыпочки…Губы у него тоже твердые, грубые, горячие.

Потом Тошка захотела отстраниться, упирается ладонью Печорину в грудь, но он схватил ее и уже не пускает.

Слышатся шаги, скрипит дверь балкона.

Тошки чуть растрепались волосы и покраснели щеки, Печорин облизывает губы.

Они стоят напротив друг друга.

К ним заглядывает всепонимающая Мерзлякова, протягивает Тошке сотовый.

— Тебя, дорогая.

Тошка прислоняет телефон к уху, и долго-долго не может понять, что от нее хочет эта женщина с незнакомым голосом.

— Да, теперь я вас поняла. Что взять с собой? Да, я еду.

Тошка нажимает на отбой и с минуту молча смотрит на экран телефона.

— Двадцать три сорок девять.

— Ты о чем? – переспрашивает Печорин.

— Сейчас двадцать три сорок девять. Володя попал в аварию, когда ехал к своей маме. Надо в больницу. Я сейчас вызову такси себе.

— Господи, какой же ужас, Тонечка! Какой ужас! А что с Володечкой, переломчик или сотрясение? – с готовностью закудахтала Мерзлякова.

Тошка только махнула рукой в ответ. Она боялась, что, если откроет рот и скажет хотя бы одно слово, то не выдержит и разрыдается.

4.

Минут через десять Тошка стояла на улице, а рядом с ней – Печорин.

Он протянул было к ней руку, но женщина отстранилась, а потом даже отошла в сторону.

— Эх, ладно, — Печорин положил руки в карманы. – Давай, до встречи!

Тошка смотрит на него и будто не узнает или не понимает его слов.

— Прощай, — отвечает она через силу.

Печорин слегка пожимает плечами

— Если что… я всерьез тебе предлагал.

Он еще немного ждет и уходит.

Тошка очень хочется его догнать, обнять сзади, прижаться лбом к его потертому темно-синему пиджаку. Хочется попросить, чтобы он спас ее от работы бухгалтером, от коробок с вещами, от страха увидеть Володю в больнице. Ей хочется помолодеть и вновь стать той девушкой с апельсинами.

Но все-таки Тошка отворачивается, находит в кармане уже мятую пачку сигарет.

Закуривает и смотрит на дорогу, по которой должен был приехать Володя.

Но теперь она ждет только такси.