1

 

Сегодня у нас вышло недоразумение. Янек – парень хороший, но, если уж дело касается моего собственного дома, я теряю над собой контроль.

 

Обычно утром Янек пишет мне. Я просыпаюсь от звонкого дуплета, который оповещает о новом сообщении, беру затекшей рукой телефон, подношу его к носу и тогда открываю глаза. На экране я вижу сообщение: “выходи в 8:30”. И я выхожу в 8:20. Я не особо пунктуален, но готовлюсь пораньше, так как не выношу привычки Янека забегать ко мне в квартиру чуть что и вытворять эти свои чудачества.

 

Часто мы не понимаем, что события развиваются наихудшим для нас образом.

 

Вчера я, как обычно, спустился по бетонной лестнице на десять минут раньше, пнул тяжелую дверь подъезда и только достал из кармана сигаретную пачку, как увидел белый Рено с дырявым бампером.

Когда мы выехали из залитого солнцем двора, Янек еще не сказал ни слова, он был молчалив, хотя обычно ему рот не заткнешь.

В кармане пальто зажужжал телефон. Я вытащил его, поднес к носу и открыл глаза: «выходи в 8:30».

– Забавно. Твое сообщение пришло только сейчас, – сказал я.

– Ага, – кивнул Янек, положил пачку сигарет на пузо и как-то странно улыбнулся.

Мы обогнали трактор. В прицепе его тряслись новенькие мусорные контейнеры. В лучах сентябрьского, ленивого, как океан, солнца плыли окраинные здания. Не лучи, но оранжевое марево обволакивало бойлерную, ремонтный цех, склады, котельную, редкие жилые дома. Безоблачное, вернувшееся после летней истерики безжалостного солнца небо отдалилось от земли и восстановило свое достоинство. Блестели прозрачные зеленоватые изоляторы ЛЭП.

– Лена говорит, вы вместе платили за квартиру, – сказал Янек минуту спустя.

– Ага, – ответил я.

– Спасибо, что не дал ей умереть от скуки. Хвалю.

– Ничего такого, мы ведь друзья.

– Ну, да. Мы с тобой, – сказал он и резко вывернул руль влево.

– Ой-ой-ой, – закричал я.

– Заедем на заправку, – пробурчал он и остановился у колонки с неправильным бензином.

В то время, когда он, покачивая пузом, вошел в павильон заправочной станции, я достал из кармана телефон и написал ради забавы: “выхожу”.

«Давай» – пришел через секунду ответ.

 

В лесу уже не было ни комаров, ни мошек. Только мухи пролетали мимо на глохнущих моторах и садились на запасные аэродромы. Янек поправил подтяжки, как женщины возвращают на плечи лямки вечернего платья, и сказал:

– Возьми вот это и лей себе на темя.

Я привык к его чудачествам, но это не лезло ни в какие ворота.

– Когда ты вспоминаешь какого-то Арнольда, я еще терплю, ведь мы друзья, – запротестовал я. Но в тот же момент он расстегнул замок где-то под животом, и из ширинки его полезла мне навстречу женская ступня с разноцветными ногтями. Сам Янек завел руку за спину и достал из штанов мятые бумаги.

– Вот все наши счета! – буркнул он и бросил на траву окровавленные квитанции за газ воду и что-то такое.

Звонкий дуплет прозвучал у уха. Я очнулся весь в поту, схватил телефон и в этот момент увидел, как в прихожую заскочил веселый Янек с криком: «Эй, Арнольд!» Покачивая пузом, он прошел прямо в обуви к портьере, и свет обличил пыль, плывущую в спертом воздухе.

 

 

2

 

Пожалуй, все началось гораздо раньше. Три недели назад на экране появились буквы: «выходи в 8:30».

Подъезд у меня вечно изгажен. Даже не знаю, кому нужно собираться ночью, чтобы выпить тридцать бутылок пива. Кончено, и я был молодым. Еще до развода я делал, например, так: на кассе магазина оплачивал отдельно все свои продукты и маленькую бутылку портвейна, выпивал ее на лестничной площадке и ставил стекляшку на окно. К выходным собиралась целая батарея одинаковых маленьких бутылочек. Теперь я не пью, но бутылочки продолжают собираться на подоконниках. Теперь уж я понял, какие неудобства создает неуважение к ближнему. Нужно думать о людях.

 

Например, Янек заезжает потому, что живет недалеко. А мой дом – на дороге, по которой он едет на работу. Мост, два дома. Дорога из района все равно одна. Ему не скучно, а мне удобно. Откровенно сказать, я бы разорился на такси. В последние месяцы они дерут. И за что дерут? Ехать километр. Летом я ходил пешком. Но осенью и зимой ходить пешком неудобно.

 

Район у нас красивый. Если мы выезжаем из дому раньше, я прошу Янека припарковаться на минутку у заводской стройки. Сонный, я курю и глазею в окно. Трактор подгребает песок к куче. Над горой возвышается храм – купола блестят золотой фольгой.

 

Янеку не трудно, ведь он сидит в теплой машине. Конечно, греть мотор ему приходится с самого утра. Машина у него так себе. Но я это уважаю. Кому нужны дорогие машины? Только пустоголовым гордецам. У Янека автомобиль имеет романтический анфас. Радиаторная решетка разбита, на кочках обломки пластика гремят под капотом, будто костяшки домино. И все же ехать после завтрака в теплом авто – такая прелесть. А главное – можно курить. Нажимаешь кнопочку, стекло идет вниз.

 

Конечно, если с нами не едет его жена. Она не переносит табака. Та еще стерва. Даром что стройная и одевается. С глазу на глаз, если быть честным, она ведет себя иначе. Однажды мы с ней стояли в очереди по коммунальному делу: о, как я с ней флиртовал. Если бы она не знала, что я друг ее муженька. Неудивительно, что такая женщина устала от этого толстяка, который пахнет так себе. Конечно, о запахе никто не знает. Но в машине это чувствуется. Салон автомобиля впитывает душу хозяина. Неделю назад мы ждали супругу Янека у работы целых сорок минут. Я остался без завтрака. Но в дни, когда мы едем вдвоем!

 

Синее небо, белое бог-солнце, серые заборы из сального металла. Одноэтажные конторы. Красота! Только вот если бы ни музыка. В такси я бы такую в жизни терпеть не стал. Атмосфера испорчена бывает напрочь его песнями для умственно отсталых.

 

Конечно, друг мой слегка придурковат. Я знаю его давно, с детства. Даже когда мы вместе смотрели мультфильмы в детском саду, он смеялся в неподходящих местах. А теперь, в дни, когда я просыпаю, не услышав будильник, он вместо того чтобы ехать одному, врывается ко мне, зная по юности мою привычку никогда не закрывать дверь, и дурачится. Изображает кого-то, чтобы было веселее. Он орет, будто хочет окликнуть приятеля на улице: «Эй, Арнольд! Вставай, Арнольд! Доброе утро, Арнольд!» Какого черта ему надо, я в толк не возьму. И что это за Арнольд. Припоминается что-то, но теперь мы слишком взрослые, чтобы покупаться на подобную ерунду.

 

Я стараюсь ужиться с этими Арнольдами. Все-таки просыпаю я редко, и мы ведь должны мириться со странностями друзей.

 

 

3

 

Недоразумение произошло вовсе не из-за Арнольда, если подумать хорошенько. Три недели назад Янек занял у меня денег. До зарплаты оставалось три дня. Я посчитал: его долг – примерно, мой заработок за день. Это блок сигарет или тридцать поездок на такси до работы. Мне не жалко рабочего дня. На работе, если быть до конца откровенным, я толком ничего и не делаю. Но я все же посчитал. Пятнадцать дней поездок на такси.

День зарплаты, естественно, прошел для меня в терзаниях, но я не люблю напоминать людям о долгах. Как-то это занудно и мелочно! Думать о долгах – это для птиц невысокого полета.

«Он не отдаст» – просто подумал я и забыл. А жизнь пошла своей дорогой. Загаженный подъезд, бутылки, завод. Один раз жена Янека прокатилась с нами до почты, не подав виду, что мы мило болтали в жилищной конторе. И всего парочку Арнольдов за три недели. Все вернулась на свои круги: от дома до работы и обратно.

Минутку! А музыка! а запах этого мерзкого волосатого пуза? Если бы я ездил на такси, терпеть бы мне не пришлось! А ведь были и теплые дни, когда я хотел пройтись пешком! Тогда я ездил, больше чтобы составить компанию Янеку.

 

Я человек не мелочный, просто нервы дают о себе знать. В последнее время я перестал спать, вот и психую по мелочам. Проблемы нужно уметь решать по-взрослому. И я решил бросить курить на месяц. Просто отдохнуть.

Еще в аптеке на полпути к проклятой работе я потратил дневной заработок на Мелаксен, последствия которого могут испортить мне жизнь. Пять упаковок. Не удивительно: через неделю мне стало казаться, что Янек может распахнуть дверь ночью и закричать «Вставай, Арнольд!» своим мерзким голосом.

Закрыть дверь? Какое поражение! Бояться толстяка, который и пяти минут подождать не может, если человек вдруг припозднился дома. Ему-то что! За деньги ведь возит. Пунктуальность? Придумал себе проблему!

 

В последнюю неделю я спал от силы часа по три за ночь. А сегодня мысли не отпускали меня до рассвета. Я решил уже не спать вовсе. Думал о разном. Сколько необычных дорог бывает, когда ты сам платишь за проезд по таксе, а не полагаешься на других. Сколько путей. На велосипеде – ветерок обдувает лицо. В метро – тишина, холод и запах карболки сменяется взрывом, стуком колес, грохотом стен, увешанных проводами, ветром из недр города, потоком образов.

Я смотрел за вагонами, сидя под барельефом солдата на Комсомольской. А потом экскаватор поднял ковш. На тросах висело похожее на люльку, глубокое ржавое корыто. Угловатое, кривое, с гнутыми ушками, все в сером растворе. Я был, как это корыто. Четыре пузатых мужчины в одинаковых футболках, повторяющих складки жирного тела, синхронно поправили подтяжки, отстегнули большие крюки. Один толстяк залез в ковш. Экскаватор опустил механическую руку в траншею, обложенную горками песка. Я махал руками там, в яме, виднелась моя белая каска, по которой перемещались следы напомаженных губ и данные счетчиков: газ, вода, свет.

Я вышел из траншеи и направился к рабочим. Они, увидев меня, изменились в лице и методом наложения слились в одну фигуру. Потом их бородатая морда раскрылась посередине кадра:

– Привет, Арнольд! – закричали они на меня.

Я очнулся, посмотрел на струйки песка, которые тянулись за бесформенными кроссовками Янека к моей кровати. Я моргнул трижды, нахмурился, отбросил пододеяльник в сторону, и с криком:

– Привет, Гарольд! – влепил в ухо мерзавцу, подскочив, как бейсбольный ловец.

Янек рухнул на кафельный пол. Инерция тяготения стабилизировало этот жировой мешок на спине. Он моргнул два раза по три, моргнул три раза по два, приподнялся, подставил маленькую ручку под бок и сказал:

– Наконец-то, вспомнил, – на лице его не было и тени обиды, одна растерянность. Он перекатился на колено, приподнялся и добавил:

– Хватит дурака валять. Сегодня дел много, а ты спишь. Со школы спишь. Мог бы вставать и пораньше, по телевизору до сих пор Арнольда повторяют.