Базян вошел в класс, когда все уже сидели за партами. Мальчики легли на руки, а девочки выпрямили спины и задумались каждая о своем. Вероника подкрасила губы, открыла учебник и дождалась, пока соседка, забитая Бурдакова, увидит новую закладку. Алсу начесала пышный хвост и поправила браслет, который подарил хулиган на два класса старше. Нина Федоровна в дымчатых очках рассказывала о скрещивании крупного скота.

Базян прошел меж рюкзаков и сел на свой стул. Он поправил сивый вихор, достал из внутреннего кармана точеный Паркер и без заусенцев и клякс, безликой, какая бывает только у Паркера, линией нарисовал что-то в тетради. Потом вырвал лист, свернул его вчетверо и перекинул через Велько. Велько сидел на парту впереди и вспоминал жизнь. Из губы его на рукав свитера сочилась кровь. Папаша лупил хорошо.

Сосед Велько, Мазутов, подобрал под стул желтые кроссовки, выхватил лист и осмотрел его. Дописал что-то и передал направо Смекалкину. Смекалкин с Боцманом гоняли щелбанами бумажный комок по столешнице. Прочитав послание, они принялись спорить, подныривая друг другу к уху, как коты.

Бойцы долго смотрели на часы над стертой доской. Когда прозвенел звонок, они чуть не выбили хилую дверь кабинета биологии, пробежали по коридору, оставляя на линолеуме черные и желтые полоски. Прокравшись мимо кабинета завуча, шмыгнули в зимний дворик, затянутый изнутри мешком защитной сетки, обогнули парапет лестницы и попрыгали в подвал.

В недрах, за входом в столярку, где подземный житель прогонял доски через циркулярку, шел инструктаж. Петрович кричал безапелляционным тоном:

– Если пропустишь гвоздь, класс, он отлетит мне в глаз! Тогда я буду без глаза!

Десять ног протопали по темному коридору, который выглядел заброшенным, и оказались в огромном помещении. Подвальный бассейн никогда не использовали. В него сваливали кресла, шланги, старые парты, учебники. В темном кафеле прыгали блики.

Боцман надул ртом крохотный пузырь. Тот медленно опустился к полу.

– Где ты видел его, Базянище? – сказал Мазутов и сунул листок блондину под нос. По листку кралось рогатое чудовище и под ним плясала подпись «Вчера на причале».

– В порту. Пробежал по крану и прыгнул с ограды.

– Прямо с рогами? – сказал Велько и промокнул рукавом губу.

– Насчет рогов – не уверен.

– Чо ты делал там вечером? – сказал Смекалкин.

– Мамаша забирала с тенниса, – сказал Велько.

– Гонишь? – психанул Мазутов.

– Не гоню, минотавр, и колени у него вот так, наизнанку.

– Ой-ой-ой, – сказал Смекалкин, – если бы не ты вещал, я бы даже поверил.

В столярном цехе циркулярка взвизгнула, и Петрович высказался без промедлений.

– А чего ты до звонка по туалетам шкеришься? Западло с нами стоять? – сказал Мазутов и пнул Базяна под зад.

Базян покраснел. Смекалкин тоже размахнулся и пнул. Но на Смекалкина Базян не обратил внимания.

– Врет, базука! Нету у нас секретных лабораторий по производству монстров! – сказал Смекалкин.

– Возле завода химикаты сбрасывают, – сказал Велько.

Все затараторили.

– У меня ангельское терпение, но и ему приходит конец, – крикнул Мазутов, – В восемь – все на пляже. Ну, если гонишь! – он подтянулся на цыпочках и сунул под нос Базяна кулак, похожий на бильярдный шар.

– Базуку свою не забудь, – сказал Смекалкин. Каждый отвесил Базяну подзатыльник, и все разбежались до вечера.

 

От песчаного пляжа резко поднималась набережная. Мазитов прислонился спиной к парапету, мощенному булыжником, и посмотрел на парней. Они направлялись к своим наблюдательным пунктам.

Машины ехали в желобе над головой, а выше – набивались пуховые тучи. Северные чайки с белыми крыльями летали над ржавыми посудинами. Ветер метал затхлую прохладу. Тревожный помойный призрак носился над портом и оставался на коже испариной липнул на одежду. Мазутов провел рукой, и бриллиантовая пыль сбежала ручьями за шиворот. Он сел на песок, достал из пачки «Chocolate cigarettes» сладкую палочку в сигаретной обертке, вставил нарисованным фильтром в рот, затянулся и выдохнул чистый воздух. Зевс сфотографировал северную пристань с магниевой вспышкой, и сверху посыпались капли. Мазутов прикрыл шоколадку рукой.

 

Пристань пустовала. Вода летела под бетонный козырек со всех сторон. Восьминогие портовые краны повесили клювы над рябой гладью. Велько посмотрел на мокрые штанины, развернулся и пошел в сторону асфальтового завода.

Распахнутые ворота ангара застилала белая пыль. Велько шагнул внутрь, закрыл глаза, чтобы они привыкли к сумраку, и всмотрелся в темноту. В боксе никого не было. Лестницы уводили наверх, к арматурным галереям. Гора серого щебня занимала половину цеха, из ее дальнего склона торчал ленточный транспортер. Велько прошел к дальней стене, сел на груду чернух шпал, расстегнул две пуговицы дождевика и вытащил из внутреннего кармана книжку.

«Хок поднял винтовку, навел ее на место сражения и посмотрел в прицел. У стены, на задворках «Лимакса», под прикрытием мусорных баков и ящиков с гниющими фруктами засела банда Бакста. Нападающих не было видно. От времени до времени слышались выстрелы. Вдруг на крыше «Лимакса» показался мексиканец. Почти голый, он размахивал каким-то предметом. Затем он подбежал к стоявшему рядом с «Лимаксом» зданию почты и швырнул гранату в пролет. Раздался хлопок, и на улицу вывалился окровавленный легавый».

 

Шорох донесся из галереи под металлической крышей. Задрожал профильный лист, раздался скрежет. Велько вскочил на ноги. Лента транспортера дернулась и потекла, как механическая река. Лопасти падали через край, и уходили обратно понизу. В углу цеха затрясся агрегат. Камни посыпались в его жерло. Посыпалась на другую ленту белая мука. Причудливая ярко-желтая машина дробила щебень. Сверху снова раздался стук.

 

Боцман дежурил у площадок, где товарные контейнеры стояли один на другом. Он сидел в трубе и крутил йо-йо. Возникла в круге света голова Смекалкина.

– Вот ты где.

– А как же стройка? – сказал Боцман.

– В такой дождь по стройке он точно не побежит, – сказал Смекалкин и подмигнул. Боцман пожал плечами. Смекалкин подмигнул выразительнее.

– А, я понял! Как будто ты там, – сказал Боцман.

– Хочешь погреться? – Смекалкин пошел в сторону деревянного забора и постучал в вагончик пропускной. Высунулась из-за фанерной двери кудрявая рыжая голова с напуганными глазами. Смекалкин махнул рукой в сторону порта и начал что-то объяснять.

 

В вагончике работал масляный обогреватель. За тахтой, на тумбочке дымился фарфоровый чайник. Кудрявый сторож сел на тахту, волосы его зацепили шторку на окне. Он показал ребятам на сальные табуретки у стены, наклонился, достал из тумбочки ком чайных пакетиков и бросил в графин. Ребята сели. Сторож положил подбородок на ладонь и уставился на гостей. Смекалкин указал рукой на окно и сказал.

– Такая у вас красота. Такую бы мне работу.

– Мне другая не светит, – сказал сторож и покрутил ножом в чайнике.

– Моя мама – тоже рабочая, простой рабочий человек.

– Живешь с мамой?

– Лучше бы с ней. Папаша наш эгоцентрист.

– Плохо мальчику без отца. Холодно.

– Без отца?

– На улице холодно?

– Да. Сейчас бы борщеца со сметаной, а?

– Сметану не люблю, – сказал кудрявый сторож.

– Я тоже не люблю. Это я сказал, чтоб вам приятно сделать. У меня дед обожает борщ со сметаной, а сам я ее терпеть не могу.

– Какой ты шустрый. А друг твой молчит. Смотри, что я тебе покажу, – и сторож снова потянулся к тумбочке. В его волосатой руке розовый альбом с золотистым кантом выглядел странно. Смекалкин подвинулся вместе со стулом.

– Что тебе вот этот напоминает?

– Северное сияние.

– Нет, живчик, это женщина. Нравится женщина?

– Не очень.

– Да, и правильно. А вот сюда посмотри.

Смекалкин смутился. Боцман достал йо-йо из кармана и накрутил веревку.

– У нас тоже есть художник. Смотрите, придурок какой. Может быть вот такое? – и Смекалкин достал из кармана рисунок. Сторож провел по листку пальцем.

– Кто знает. Всякое бывает. Ты не представляешь, какое. Вот посмотри сюда.

Йо-йо задергался и повис у пола.

– Знаешь миф? Минотавр был одинок. Люди его не любили: он был не такой, как все. Все думали, что он злодей, а он просто играл роль и прятал душу. Что скажешь? Он ведь не сам выбирал роль.

– Ну, да. Как вам минотавр? Этот Базян – молодец. На теннис ходит, на рисование. Ничего не скажешь.

Боцман поймал йо-йо и сказал:

– Если бы меня родители заставили ходить в художку, я бы тоже рисовал минотавров.

 

В желобе у остановки стояла японская машина. Базян миновал свой пост, вышел с пляжа, перебежал улицу и прыгнул в салон.

Мамаша сидела за рулем и смотрела в зеркало заднего вида, как сын переодевается. Она взглянула на приборную панель. Там висело фото с новогоднего утренника: Базян в костюме Рэмбо с бутафорской базукой наперевес стоял рядом с одноклассниками. Они были злые, в своих обычных вещах.

Базян натянул мохнатые перчатки, взял на руки огромную голову, сделанную из мотоциклетного шлема и кусков детской шубы.

– Талантище мой. Они от скуки умрут, когда мы переедем.

Базян влез из машины в своем костюме, надел рогатую голову и пошел в сторону пляжа.

 

«Хок обнял винтовку, упал на гудрон и закричал, но изо рта его вместо звука выплеснулась фиолетовая кровь. Он перевернулся на бок, схватил оружие за прицел и бросил его в сторону бордюра. Перебирая ногами и цепляясь ладонями за металлический откос, он съехал по крыше, подтаскивая за собой ствол. Потом вскинул винтовку из последних сил и, почти не целясь, пальнул. Кувыркаясь в воздухе, он видел, как свалился на мостовую капитан Готлиб.»

 

Минотавр стоял у груды бетонных плит. Высоко на каркасе будущего здания сидел рабочий, летели вниз искры. Монстр подтянул свои перистые штаны, подкрутил манжеты на рукавах, подпрыгнул и повис на пруте. Суча ногами, он забрался на отвесную лестницу и полез вверх. На смотровой площадке четвертого этажа не было людей.

Минотавр протер запотевшее стекло, огляделся, поправил шлем, достал перчатки из-за пояса и пошел по балке. Он продвигался по ржавой железяке и старался, чтобы шаги его были зловещими. Он поглядывал вниз, чтобы понять, испугался ли Смекалкин на своем посту, но сквозь запотевшее стекло не видел ничего.

Небо блеснуло, раздался гром, и резкий порыв ветра брызнул на балку каплями дождя. Монстр присел на согнутых копытах и посмотрел наверх. Посмотрел назад, посмотрел вперед и, решая, как будет проще вернуться к лестнице, почувствовал, как заваливается вбок. Он ударился шлемом об угол, кувыркнулся в воздухе, упал на каркас третьего этажа, снова пополз вниз, но в последний момент схватился за балку и повис на вытянутых руках.

Пальцы его дрожали. Опора была далеко.

 

– Видел бы ты, Валерий Иванович, кто дольше всех делает вис, – прошептал Базян и передвинул руку влево. В стекло посыпалась шершавая ржавчина. До балки оставался метр. Базян раскачался, обхватил столб ногами, отпустил руки и поехал вниз.

 

Кожаная куртка резала в проймах, колени намокли от песка, но Мазутов смотрел недвижимо на гору гнилых бочек и собирался с духом. Он выбрал одну, у дна которой сохранилась краска, и видна была надпись. Подступив к ней, как к добыче, он наклонился, размахнулся и ударил со всей силы по трухлявому железу.

 

– А эту татуировку мне сделал друг, это не покажешь кому попало, – сказал сторож, и парочка отступила к двери.

– Дождь кончился, – сказал Боцман.

– Да, кончился. Мы еще заглянем к вам, – сказал Смекалкин, пятясь, и посмотрел на тумбочку, где остался лежать рисунок Базяна.

– Ах, забери, живчик, – сказал сторож и шагнул к тумбочке, а когда повернулся, увидел, что мальцы убежали.

 

– План сработал, солдат? – спросила мама, когда Базян открыл дверь.

– Нет, еще нет, Наташа, – он прыгнул на заднее сиденье и мягко захлопнул дверь.

– План Б?

Он ощупал ногу, закусил губу и снял мохнатые штаны.

– Все нормально? – спросила мама.

– Жутко натерла голова, я выбросил ее, – сказал Базян и прикрыл рукой ссадину на колене.

– Минотавр пал?

– Сейчас узнаем.

– Папа готовит плов без барбариса. Шевели батонами, до десяти.

Базян кивнул, вылез из машины и захромал в сторону набережной.

 

Парапет на ветру быстро обсох. Булыжники, застывшие в цементе, побелели в серединках. Базян увидел троих издалека. Боцман подкидывал на руке камешки, стараясь поймать все разом, Смекалкин ломал руки в карманах, Велько рассматривал песок.

– Я ничего не видел, – крикнул Базян.

Смекалкин дождался, пока прохожие рабочие скроются за контейнерами, и пнул Базяна.

– Брехло! Мы промокли из-за тебя, – рявкнул он.

– Я тоже ничего не видел, но я прятался от дождя, – сказал Велько.

 

Боцман надул пузырь из слюней, и тот лопнул у него на подбородке.

– Может, завтра появится, – сказал Базян и потрогал коленку.

– Только сначала мы тебя отмудохаем, – замахнулся Смекалкин. Но Базян не выдержал и вскинул руками. Смекалкин отскочил и сказал:

– Тихо-тихо, ждем татарина.

Базян отвернулся. Смекалкин разбежался, сбил блондина с ног, прижал лицом к земле и высыпал ему в волосы горсть песка.

– Жри песок, Базилио, – закричал он.

Базян рассвирепел, выкрутился и плюнул в лицо Смекалкину, но тот резко куда-то исчез. Базян приподнялся. Над ним стоял насквозь мокрый Мазутов.

 

– Не увидели мы минотавра, – Смекалкин поднялся с песка и отряхнул бок, – кто-то отоварится сейчас, – он подскочил и пнул Базяна.

–  Это ты гонишь, – Мазутов схватил Смекалкина и швырнул его на песок, – Ты не видел, а я видел. Вот такие клыки. Смотри.

И татарин показал всем разодранную руку.

– Пролез за бочками. Там гнездо. Будем готовить ловушки.

– Шо це? Базянище в кои-то веки сказал честно? – удивился Боцман.

Мазутов толкнул Боцмана в плечо и, вытаращив глаза, произнес:

– Пока мы – команда, у него есть имя. Понял?

Смекалкин не растерялся:

– Если мы – команда, тогда нам надо придумать позывные. Боцман останется Боцманом, чтобы ему мозги не сломать. Меня зовите мистер Мозг.

– Я буду Хок, – поспешно сказал Велько.

За горой бочек раздался крик. Птица ударила крыльями и побежала по песку, оставляя укропные узоры.

Холей оттолкнулся, забил крыльями, и поднялся в воздух. Порт качнулся и ушел в сторону. Ушел назад пологий пляж. В жидком воздухе, над стальными крышами складов, из отверстий тянулся дым. Решетили стену долгостроя черные окна. С востока на город,  выше ослабевших старых туч, ползла свежая мгла.