Некогда Скагенбахль был самым замечательным городком в Восточной Померании. Стоял он в живописном месте посреди густых еловых лесов на полпути из Рюммельцбурга в Бютов и был известен своими пряничными домами и веселыми рождественскими ярмарками. Лет сто назад, недалеко от Скагенбахля в уединенном месте на окраине большого болота жил Святой Флориан, славившийся на всю Померанию своими благодеяниями и чудесами. Он был строгим аскетом, ходил в рубище, питался грибами и ягодами и почти все время проводил в молитвах. Для того, чтобы ходить к святому за наставлениями и благословением, жители городка проложили тропинку к его жилищу. После смерти Святого Флориана горожане сохраняли его скромную обитель на краю болота, которая была такой крошечной, что, казалась, меньше кроличьей норы.
Состоятельные горожане не поскупились, и в центре Скагенбахля был построен большой собор имени святого, увенчанный золотым шпилем. Такого красивого собора нет даже в самом Данциге. Когда летним днем солнечные лучи падали на шпиль, то исходящий от него яркий свет озарял весь Скагенбахль и городок становился похожим на золотую игрушку. И не было зрелища чудеснее этого. Казалось, что в таком городке могут жить только счастливые люди.
Вилли и Барбара были самыми невезучими людьми в Скагенбахле. Вроде бы они принадлежали к достойным и небедным семьям. Оба прилежные и доброжелательные. Но что-то вот у них в жизни не складывалось, как будто бы их кто-то сглазил. Поговаривали, что в ранней молодости Вилли ухаживал за Кэтрин, прелестной дочерью известного в городе каретника, и вроде бы все уже ждали их свадьбы. Только Вилли поступил с девушкой бесчестно, за что, якобы, был проклят ее матерью. Было это правдой или нет, точно никто не знал. Кэтрин, как и положено молодой девице, когда пришло время, вышла замуж. В жены ее взял торговец тканями из Штеттина. Поговаривали что он был скупой и жестокий. Вместе с ним Кэтрин уехала из Скагенбахля и больше ее здесь никто уже не видел. Родители тосковали по своей дочери и говорили о том, что ее замужество никому не принесло счастья…
И у самого Вилли личная жизнь как-то не задалась. Его брак с Барбарой оказался бездетным. Они оба страшно переживали, что у них нет детей. Постепенно взаимные чувства у супругов остыли. Вилли большую часть времени стал проводить за выпивкой в трактире, а когда возвращался домой, то нередко поколачивал свою жену. И было за что. Она становилась безразличной к себе и окружающим, плохо вела домашнее хозяйство, и весь Скагенбахль считал ее неряхой.
Обоим супругам было уже за сорок, когда, неожиданно, у них родился сын. Этого уже никто от них не ждал. Вилли воспринял ребенка как чудо и дал ему имя Гоззо – посланный богом. Казалось, что теперь в их семье будет все хорошо, но сразу после родов Барбара стала болеть, и чем дальше, тем больше. Единственным ее утешением было долгожданное дитя, которого она очень любила и которого называла «медвежоночком». И действительно, в отличие от болезненной матери, Гоззо был мальчиком здоровым и упитанным. И словно настоящий медвежонок он был несколько косолапым и каким-то неуклюжим. Шутливое прозвище, данное матерью, прижилось и так его начали звать все окружающие – Гоззо-«медвежонок». Ребеночек только что стал на ножки и начал говорить, как Барбара окончательно угасла…
Вилли недолго тосковал по своей супруге. Он завел себе несколько молодых подружек и ходил по городу гордым женихом. Вдоволь нагулявшись, он вроде как собирался снова жениться, как однажды зимой в лесу во время охоты на него напали волки, коих в окрестностях Скагенбахля было великое множество. Разорванные сапоги и куски кафтана – это все, что спустя несколько дней удалось найти от Вилли жителям городка.
Гоззо в ту пору не было и трех лет. Мальчика не оставили без внимания и поддержки, тем более, что в родственниках у него была половина города. Да и сам бургомистр Скагенбахля – почтенный седовласый Дитфрид, следил за тем, чтобы в его городе не было брошенных и обездоленных. Он примечал Гоззо, и не было ни одного праздника, чтобы сирота остался без его подарочка. Так что воспитывали Гоззо-«медвежонка» всем городком. Каждая семья готова была оказать ему помощь.
Как только Гоззо стал подростком, его пытались пристроить к какому-то ремеслу. Пастор Людвиг учил его игре на органе, только мальчишка не выказал таланта и усидчивости, так что от этой идеи быстро отказались. Для пения в церковном хоре ему не хватало слуха. У городского шорника Гоззо тоже не задержался, а повар Шульц, к которому многие горожане мечтали пристроить своих детей, за проказы и лень выгнал «медвежонка» уже на второй день его учебы.
Чем больше проходило времени, тем становилось ясней, что Гоззо-«медвежонок» не может найти в городе своего места и в нем все больше проявлялись безразличие к любой работе и какая-то непонятная желчность по отношению к окружающему его миру. Повзрослев, он целыми днями без дела слонялся по городу. Раньше горожане сочувствовали ему и помогали. Он мог зайти в каждый дом, и никто ему не отказывал в угощениях и добром слове, а теперь все его сторонились. Даже родственники отводили от него взгляд, и вот настал день, когда перед ним в городе закрылась последняя дверь.
Гоззо не одумался, не стал заниматься делом, а наоборот, еще больше озлобился, как будто бы, весь Скагенбахль виноват в его несчастной судьбе. И тут в городе начались неприятные происшествия, которых никогда до этого не было. Как-то ночью были разбиты все стекла в лучшем городском трактире на Соборной площади. Случилось это как раз после того, как накануне вечером Гоззо спровадили из трактира за пьянство и буйство. Потом у прачки Марты, которая сделала «медвежонку» замечание за его безделье, сушившееся чистое белье оказалось вымазано дегтем.
Чем дальше – тем больше. Гоззо, хотя и был уже взрослым юношей, плохо следил за собой – ходил с неприбранными волосами и в грязной одежде. Пастор Людвиг как-то указал «медвежонку» на его неподобающий внешний вид, а спустя несколько дней обнаружил на алтаре дохлую крысу. У сапожника Отто была отравлена собака, которая как-то совершенно случайно облаяла молодого медведя. Число неприятных происшествий росло, и все они происходили у людей, порицавших Гоззо-медвежонка. Поэтому не случайно, подозрения за все эти злодейства все больше падали на него. Когда Гоззо выговаривали за его поступки, он все отрицал, но это лишь добавляло ему новых обвинений во лжи.
Бургомистр Дитфрид, будучи человеком высокоморальным, решил еще раз вмешаться в судьбу Гоззо. Он поговорил с пастором Людвигом и они вместе собрали жителей на Соборной площади Скагенбахля чтобы обсудить происходящее в городе. Гоззо пришлось выслушать много неприятного в свой адрес. Горожане обвиняли его в бесчисленных хулиганствах, безделье и даже воровстве. Говорили о его неблагодарности. Бургомистр Дитфрид пригрозил, что он больше не намерен терпеть бесчинства Гоззо в своем городе. Молодому медведю пришлось раскаяться и обещать, что он прекратит свои хулиганства и займется каким-либо полезным делом. Он даже расплакался, чтобы вызвать сочувствие у собравшихся горожан.
Но, увы. Все попытки жителей Скагенбахля образумить медведя оказались тщетными. Гоззо не только не исправился, а стал с этого дня еще злее и изощреннее в своих негодных поступках. Он чуть ли не до смерти напугал старую фрау Марту, проходившую ночью мимо городского кладбища. За городом, на озере, где купались молодые девицы, Гоззо украл их одежду и разбросал ее на городской конюшне. Возмущению горожан не было предела. А тут еще он закрыл в бане семью сапожника, так что, те едва не задохнулись.
К ужасу городского портного Бруно, молодой медведь стал приставать к его дочери Линде. Это была веселая розовощекая девушка, добрая нравом и послушная родителям. Весь город симпатизировал ей, и девушке прочили выгодное замужество. Характером она была прямой противоположностью молодому медведю Гоззо и очень его боялась. Вероятно, это его только распаляло. Однажды он подкараулил Линду, когда та возвращалась от цирюльника. Медведь попытался обхватить ее, не на шутку напугав девушку. Линда вырвалась. После этого медведь шел за ней по городу и отпускал в ее сторону шуточки, которые вгоняли девушку в краску.
Терпению горожан пришел конец. Медведя схватили и на Соборной площади прилюдно высекли плетьми, после чего выкинули из города в придорожную канаву, обещав, что если он еще когда-нибудь появится в Скагенбахле, ему отрубят руки, чтобы он никогда больше не делал зло. Медведь целые сутки неподвижно пролежал в канаве, так что трудно было понять: жив он или мертв. А потом Гоззо исчез…
Прошло несколько месяцев. Как-то один из горожан – жестянщик Петур, пошел в лес за грибами и забрел на болото. Там он случайно встретил Гоззо-медведя, который был грязный и заросший. Медведь набросился на жестянщика и отобрал у него нож и куртку. Потом Гоззо еще раз видели на болоте и все решили, что он там прячется. После этого туда старались не ходить. Спустя какое-то время жители Скагенбахля обнаружили, что обитель Святого Флориана на краю болота разорена. Они решили, что это Гоззо-медведь разобрал ее по дощечкам и унес к себе на болото. Чтобы как-то обозначить место, где жил святой, жители Скагенбахля принесли туда большой камень, к которому изредка наведывались в сопровождении охранников. Они опасались, что медведь Гоззо может снова на кого-нибудь напасть.
А потом исчезла Линда. Однажды она пошла проведать свою тетку в деревню Беттеркинден, что была неподалеку от Скагенбахля, и словно в воду канула. Искали ее всем обществом. Прочесали все окрестности города, все деревенские дворики и закоулки, но не нашли никаких ее следов. Подозревали медведя. Несколько раз обходили болото, и даже пытались пробраться внутрь его, но оно было большое и топкое. Все время звали Линду, но никто не откликался. Несколько человек во время поисков лишь чудом не засосало в трясину. Так продолжалось изо дня в день, пока постепенно поиски не прекратились.
Бруно был убит горем. После всех этих событий он еще целый год продолжал ходить на болото и искал свою девочку, но ни ее, ни медведя, ни какого-либо его жилища разыскать не смог. Несколько раз он сам едва не утонул в этом болоте.
В конце концов, жители городка, чтобы обезопасить город от новых нападений со стороны медведя Гоззо, обнесли болото высоким острым частоколом. И лишь в одном месте, там, где на выходе из болота находилась обитель Святого Флориана, а сейчас лежал большой камень, по просьбе портного Бруно была сделана маленькая калитка. Он надеялся, что его несчастная дочь когда-нибудь сможет вырваться из лап похитившего ее злодея. У калитки бургомистр Дитфрид установил пост и каждый взрослый мужчина, житель Скагенбахля, должен был там поочередно дежурить. Так продолжалось много лет изо дня в день. Что происходило за частоколом, горожане не знали, но к калитке со стороны болота долго никто не подходил.
И вот однажды, спустя лет десять со времени постройки частокола, ночью во время дежурства, сапожнику Отто показалось, что он слышит с обратной стороны калитки жалобный женский голос. Это Линда звала своего отца. Отто открыл калитку и увидел странную женщину. Он не сразу признал в ней дочь портного. Линда была очень худая, одетая в какие-то лохмотья и выглядела очень измученной. Она рассказала, что родила медведю троих детишек и что всем им очень плохо жить на болоте. Когда Отто предложил ей вернуться в город, она отказалась потому, что не может бросить своих детей: двух сыновей и дочь. Линда сказала, что Гоззо ее не обижает, а, наоборот, любит и как может заботится о своей семье. Только у них мало еды и совершенно нет одежды. И еще они страдают от холода. Не смотря на то, что Линда хорошо отзывалась о Гоззо-медведе, по словам Отто, она была напуганной и вообще стала какой-то ненормальной. Рассказывая о ней, он покрутил пальцем у виска.
На следующий день пастор Людвиг собрал у горожан одежду, кто-то давал даже совсем новую и очень хорошую, а также много еды. Все это принесли к болоту, открыли калитку и оставили возле нее. Бургомистр Дитфрид распорядился более калитку не закрывать и не охранять выход с болота. На следующий день они с пастором дошли до калитки и обнаружили, что оставленная там еда и одежда исчезли. После этого ничего больше не происходило. Лишь старый Бруно изредка наведывался к калитке и каждый раз оставлял там еду и вещи. И все ждал, когда к нему выйдет Линда. Иногда он даже заходил на само болото и громко звал свою дочь, но ему все время отвечало молчание. Спустя год старый портной, так и не найдя своей несчастной дочери, умер от безутешной тоски…
Прошло еще много лет. Многие жители Скагенбахля за это время перебрались в мир иной. Не стало бургомистра Дитфрида и пастора Людвига. В городе ничего обычного не происходило и все стали забывать странную историю медведя-Гоззо, пока однажды один из горожан – шорник Анселм, случайно не вышел к болоту. Частокол, который его огораживал, давно сгнил. Нельзя было найти место, где раньше была калитка, да и тропика к болоту давно заросла. Остался лишь большой камень на месте, где когда-то была маленькая обитель Святого Флориана. И вот на этом камне шорник Анселм увидел медведя. Это было столь неожиданно, что он, испугавшись, чуть было не убежал, но медведь заговорил с ним тихим глубоким языком. Гоззо настолько зарос, что его действительно можно было принять за настоящего зверя. Из-за густой бесформенной бороды и длинных волос, спускавшихся до самых ног, трудно даже было разобрать, во что он был одет.
Он говорил, что состарился и очень устал. Откуда-то – из под густых седых бровей, яркими красными огоньками вспыхивали и потухали маленькие глазки. Медведь просил жителей Скагенбахля принять его детей назад в город. И даже предложил Анселму в качестве подарка небольшое берестяное лукошко, наполненное болотной костяникой. Анселм, чтобы не обидеть зверя, не стал отказываться, но подойдя к городу, высыпал всю ягоду в первую же канаву…
Весь город обсуждал происшествие. На следующий день новый городской пастор Гофрид пошел на болото. Там на камне он снова повстречал старого медведя и они долго говорили. Медведь рассказывал пастору про своих несчастных детей, про тяжелое искупление, которое он понес, живя на болоте. Но он ничего не сказал о Линде, как будто бы, вообще не помнил о ней. И было не понятно, кто же мать его детей.
Жители Скагенбахля не возражали против возвращения детей Гоззо. Родственники Линды считали, что они не чужие им, и готовы были окружить их своей заботой. Ведь дети ни в чем не виноваты. Также, горожане надеялись что-то узнать о самой Линде. Где она? Что с ней сталось?
Сам медведь Гоззо наотрез отказался перебираться в город. Он говорил про то, что стар, и что уже привык жить на болоте и, что ему нравится бывать на камне, где когда-то жил святой человек. Что он духовно с ним общается и от этого становится легче. Что сам он уже не сможет жить по-другому, без всего этого, но он будет успокаивать себя тем, что все нормально устроится у его детей, которые вернутся к людям.
Вот после этого дети Гоззо появились в Скагенбахле. Они охотно стали приходить в город, сначала ненадолго, но с каждым разом все на большее время, и вот однажды остались в городе на совсем. Горожане им выделили небольшую сторожку, рядышком с собором, чтобы пастор Гофрид мог за ними присматривать.
Их было трое: двое здоровых, крепко сложенных парней, которым можно было дать по двадцать пять- двадцать семь лет – Курт и Вендель, похожие друг на друга как близнецы, и девушка – Вилда, которая была лет на семь моложе своих братьев. На все расспросы горожан о судьбе дочери портного, они отвечали, что не знают, кто их мать, и что ни о какой Линде они никогда не слышали. И что с малолетства, сколько себя помнили, жили только с отцом. Можно было подумать, что они даже и не догадывались, что у детей должна быть мать. Они говорили, что медведь Гоззо их не обижал, а наоборот очень даже внимательно относился. И что он – добрый. Старые жители, помнившие проделки Гоззо, слушали об этом с удивлением и не очень доверяли рассказам пришельцев с болота. Пастор Гофрид по доброте душевной уверял горожан, что медведь очень стар и немощен, что он раскаивается в своих прежних проступках и все время проводит в тихих молитвах у камня на месте Святого Флориана. Кто-то даже стал считать Гоззо отшельником, последователем Святого Флориана, и самого чуть ли не святым. Начали вспоминать, что он сам сирота. И так ли были страшны в свое время проступки Гоззо, чтобы город отверг его и сослал на болото, да еще и огородил остроконечным частоколом?
Дети Гоззо своим поведением подтверждали подобные представления. Они, хотя и выросли в лесу, но, казалось, не были лишены учтивости. Поначалу они вообще раскланивались перед каждым встречным. Правда вот работать были совершенно не обучены. Всем они рассказывали про доброту и тяжелую жизнь своего отца, человека душевного и кроткого. Их слушали и проявляли сочувствие.
Горожане пытались пристроить Курта и Венделя к какому-нибудь простому делу. Братья не отказывались и даже старались показать усердие, но из этого ничего не получалось. Всегда их работа заканчивалась тем, что или их выгоняли, или они сами все бросали. Вилда была вполне симпатичной девушкой, кареглазая, с пышными черными волосами, внешне даже очень похожая на Линду, только пугливая и неласковая. Делать она, как и братья, тоже ничего не умела и избегала любой работы. Зато было заметно, что она тянулась к парням, впрочем, без взаимности. Парней останавливали ее дремучие манеры и чрезмерная назойливость. Чем больше проходило времени, тем более диким казалось все это семейство…
Сначала у фрау Регины, которая жила на самой окраине города, пропала корова. Ночью ее кто-то вывел из стойла и увел в сторону леса. В городе никогда такого не случалось. Следы коровы вели в сторону, противоположную болоту. Никаких других следов, кроме коровьих, найти не удалось. Когда, казалось, все успокоилось, кто-то неожиданно нашел недалеко от болота останки коровьей туши. Почти сразу же после этого старый охотник Франц хватился своего ружья, которое пропало из его дома. А у трактирщика кто-то утащил из погреба бочонок добротного вина. Теперь каждый день что-то стало пропадать. Изменилось и поведение медвежих детей. Они не только открыто бездельничали, но стали злобными и задиристыми. Братья стали приставать к девушкам, показывая всю дикость своих манер. Мельник Вальтер с помощью вил едва отбил у них свою шестнадцатилетнюю дочь, когда они пытались силой затащить ее на сеновал.
Более того, по городу пошел слух, что братья живут со своей сестрой как с женой…
Пастор Гофрид чтобы разрешить все загадки и домыслы, решил поговорить с детьми Гоззо и самим Медведем, пригласив их всех к камню Святого Флориана. Только на встречу, кроме самого пастора, никто не пришел.
Жители Скагенбахля были возмущены таким поведением семейства Медведя, но и после этого они не решились прогнать его детей из своего города. Им казалось, что все как-то само собой должно уладиться…
Было сухое жаркое лето. Пряничный Скагенбахль погружался в глубокий сон. На ночном небе ярко горели звезды. Шпиль собора Святого Флориана ярким золотом горел, освещаемый лунным светом. Золотой огонь играючи перебегал от одной крыши к другой, отплясывая свой дикий необузданный танец. Стало светло так, как в солнечный полдень. Гонимый легким ветерком, дувшим со стороны болота, золотой огонь накрывал весь город и летел дальше – в пшеничное поле и лес. Говорили, что он дошел почти до самого Рюммельцбурга, оставив после себя огромное пожарище.
Только болото, погруженное в темноту, оказалось недосягаемым для адского пламени.
Когда веселые Курт, Вендель и Вилда возвращались к себе домой, на краю болота их ждал Медведь. Он сидел на камне на месте Святого Флориана и любовался видом угасающего Скагенбахля…
Рисунки Татьяны Никольской
