У Модеста Валентиновича жена была превосходная.

Темная, курчавая, работящая и вся какая-то трепещущая. И родила ему, к тому же, двух любопытных Модестовичей и одну Модестовну.

Муж все говорил ей: «Без тебя я – никуда. Потеряюсь…» А она слушала, кивала и вздыхала, поправляла платок на коленях, смотрела в пол, смахивала кудри со лба; ничего не говорила, но не уходила. Она очень любила его и знала, что нужно с ним беседовать, или, хотя бы, слушать. А потом идти стирать, готовить, гладить, мыть, чистить, пеленать…

Модест Валентинович, низенький такой, немного толстенький, плешивый, очень жалел свою жену. Вертелся возле неё, пытался помочь: по работе, по дому, по детям…

Один раз он всё не находил себе места и ходил по кухне возле жены, нервничал, страдал; мигом выходил из кухни и тотчас же в неё врывался, спрашивал: «Помочь?», вертелся на пятках, поворачивался кругом, большим и указательным пальцем одной ладони вел по скулам и смыкал их на подбородке… Наконец он уронил случайно крышку от сковороды, испугался и укатился в гостиную.

С детьми он был аккуратен по-своему – боялся к ним прикасаться, лелеял и обожал. Дети просили его: «Покатяй на руськах!», а он не брал – боялся уронить.

И вот, что случилось.

Жена сообщила ему, что ей выдали отпуск, а детям – путевку в санаторий. Оставила ему список дел, пару простеньких рецептиков; собрала себя и детей и уехала в Саки. А он еще долго стоял в дверях с открытым ртом, выронив желтый лист с делами и блюдами.

Потом поправил очки, вытер пот со лба и… умер.

Жена потом долго еще не могла простить ему этого.