Александр Винник. Пиджаки (повесть). Гарнизон

Маршрут автобуса «Ефремов – Ефремов-3» заканчивался, а гарнизон начинался контрольно-пропускным пунктом (КПП), от которого в кустах тёрна вправо и в зарослях деревьев, не определённой мною породы, влево уходил забор. Я был уверен, что он закольцован, но был разочарован – вправо-влево забор простирался метров на сто, ну, может, на двести. Дальше хоть на тракторе, хоть на мотоцикле, хоть на танке – доступ в воэнный городок открыт. «Воэнный городок» – это гражданская часть гарнизона, кстати, не всегда населённая воэнными. «Гарнизон» – воэнный городок, плюс воэнные объекты. Проще всего это объяснить на нынешнем состоянии Ефремова-3. Городок есть, правда он уже почти не воэнный. Воинских частей нет – гарнизона нет.

Гарнизон вмещал наш 191 ИАП, два приданных ему отдельных батальона – ОБАТО и ОБСРТО, и даже строительный батальон (стройбат). Ну, наверное, не стройбат, а строительная рота (стройрота) или строительный взвод (стройвзвод), где и что они строили – не знает никто – воэнная тайна. Наверное, даже сами строители.

Полк состоял из штаба, трёх эскадрилий, инженерно-авиационной службы (ИАС), технико-эксплуатационной части (ТЭЧ) полка, полковых авиаремонтных мастерских (ПАРМ), позиции подготовки ракет (ППР), с расположившейся там группой позиции подготовки ракет (ГППР), дежурных сил (ДС) или дежурного звена (ДЗ) и казармы. Были и другие службы. Например, парашютно-десантная, занимавшаяся соответствующей подготовкой пилотов и переукладкой парашютов катапультируемых кресел во время регламентных работ. Была ещё поисково-спасательная служба (ПСС). Что характерно начальник у обоих был один. Службы важные, поэтому о них был сложен фольклёр: «Кому живётся весело вольготно в ВВС? Начальнику физической, начальнику химической и службе ПДС». Где-то за ТЭЧ ещё был тренажер. Я бы сдал численность всех подразделений, но или слушал или запомнил плохо. Помню, что в моей родной, второй эскадрилье было шестьдесят человек офицеров и прапорщиков и от семи до двенадцати солдат и сержантов. Число двенадцать относится к 1988 г., а семь к 1990 г., т. е. имела место естественная убыль солдат и сержантов срочной службы.

Инженерный пункт управления (ИПУ), эскадрильи, ТЭЧ, ПАРМ, контрольно-диспетчерские пункты (КДП) группы управления полётами и дежурные силы (ДС) располагались на аэродроме. Объекты ОБАТО и ОБСРТО на аэродроме не описываю. Главная деталь аэродрома – это ВПП, от неё будем плясать, к ней и привяжемся. Длина полосы 2 500 м, ширина 60 м. Такая длина и ширина позволяла взлетать и садиться нашим соколам парами, кроме того позволила стать запасной полосой для воздушно-космического самолёта (ВКС) – «Бурана». Однако, он – подлец – из двух своих полётов (первого и последнего) сел один раз там, где ему положено – на взлетно-посадочной полосе у поселка Тюра-Тау, более известной аэродром Байконур. Слово «последний» в авиации не применяется. Вместо него используют термин «крайний». Это из-за суеверий в авиации. Считается, что «последний» перед похоронами, а этого никто не хочет. В данном случае применение слова «последний» правомерно. После единственного вылета «Буран» погиб на Байконуре, под обрушившейся, не выдержавшей старости и снежного покрова кровлей монтажно-испытательного корпуса. Наша полоса имела посадочный курс 5˚/185˚, т.е. сориентирована, практически, с севера на юг. Цифры «05» были нанесены белым цветом на юге ВПП, в самом начале полосы. Южнее её была «зебра», очень похожая на нерегулируемый пешеходный переход, полосы белого цвета, только значительно крупнее. Касание колёсами полосы до зебры или на зебре считалось при посадке предпосылкой к лётному происшествию. Ходили слухи, что когда-то давно, если молодой пилот такое делал, то ему и его коллегам одного года выпуска давали по ведру керосина с тряпками и предлагали смыть чёрные следы от колёс. При мне такого не было, а следы на зебре и даже перед ней были. Такая же зебра была и с северной стороны полосы, только цифирьки были другие – 185. Посередине полосы было огромное круглое белое пятно, именуемое центральным кругом. Выход тормозного парашюта на посадке после центрального круга тоже считался предпосылкой к лётному происшествию. Западней, вдоль всей ВПП и параллельно ей, проходила магистральная рулежная дорожка (рулежка). В конце и в начале полосы ВПП и магистральная рулежка соединялись боковыми рулежками. Ещё три боковые рулежки были в районе ТЭЧ, ЦЗ и ДЗ. Первая стартовая эскадрилья располагалась на севере. В конце магистральной рулежки был так называемый карман – расширенная рулежка, уходящая влево, на северо-запад, а от неё вправо-влево, располагались персональные стоянки самолетов, тоже карманы, но поменьше. Каждая стоянка-карман защищена тремя валами земли: справа, слева и сзади – обвалование называется. Некоторые, по ошибке, называют обвалование капониром. Объясняю, капонир – крытое сооружение. Служить в таком капонире, закрытом от атмосферных осадков, ветров и температур, – счастье. Но не с нашим счастьем. На виде сверху, с наличием воображения, стоянка эскадрильи напоминает гроздь, а называлась почему-то карманом. Также только на юге размещалась третья эскадрилья. Моя, 2аэ (авиационная эскадрилья), располагалась по-другому. У нас тоже был карман рядом с дежурным звеном, но только на четыре машины: две спарки и борт №80. Остальные стоянки располагались вдоль магистральной рулёжки, между ЦЗ и расположением дежурных сил. Для чего рассказываю? Вроде все эскадрильи одинаковые, но есть нюансы. Дальше всего добираться от штаба, где по понедельникам и пятницам полковые построения, в первую и третью, вторая ближе всех. Но у 1-й и 3-й расположение компактное, а у 2-й сильно вытянутое. Я лично, правда, от этой вытянутости не страдал. Как-то мне подфартило. Самая ближняя стоянка от штаба, столовой и от дома офицерского состава № 1 (ДОС-раз) (указаны все пункты, откуда приходилось добираться к стоянке) – моя, т.е. стоянка борта № 89. Даже расположена она была не на рулёжке, а выходила прямо на ЦЗ. Это очень козырно, потом поймёте. Инженер первой и третьей эскадрилий, выйдя из домика и приставив ладонь к козырьку, видел все машины, а если что и не видно – пара шагов до любого самолёта. Инженеру моей эскадрильи до кармана спарок путь был далёк и бывал он там редко, особенно по тревоге. Рядом со стоянкой моей машины был еще домик тормозников, где хранились и обслуживались тормозные парашюты. Руководили этим процессом два старших прапорщика, приписаны они были к моему звену, а звали мы их «дедушками». У них, помимо всего прочего, была швейная машинка и кают-кампания на втором этаже.

ТЭЧ смотрела лицом на аэродром, а задом в гарнизон. Фасад её – огромные раздвижные ворота – выходил на стоянку, примыкавшую к рулежке, идущей от Централик первой эскадрилье. В ТЭЧ проводились регламентные работы. По регламенту технического обслуживания самолёта «23-14», работы бывают 25-ти, 50-ти, 100 и двухсотчасовые – это по налёту самолёта, а так же одно-, 6-ти, 12-ти и 24-х месячные – это по календарным срокам. Первые две выполняют в эскадрильи – они не сложные, в основном, сводятся к замене масляного фильтра или же его промывке на ультразвуковой установке. Остальные работы выполняются в ТЭЧ. Регламентные работы построены по принципу матрёшки: 50-ти часовые включают 25-ти часовые и ещё что-то. 100 часовые работы включают 50-ти часовые и ещё что-то и т.д. 25-ти, 50-ти, 100 и двухсотчасовые, соответствуют одно-, 6-ти, 12-ти и 24-х месячным. Выполняются те, что раньше наступают. Если самолет долго стоит на стоянке без техника или в дежурном звене, то быстрее наступают календарные регламентные работы. Если много летает – по налёту. Для выполнения регламента самолёт может быть установлен в корпусе ТЭЧ (это такое капитальное промышленное здание с высокими потолками) – для техника это как выигрыш в лотерею – летом прохладно, зимой тепло. На построение в ТЭЧ прибывать нужно, но делать руками ничего не нужно, основное – не нужно каждое утро расчехлять, а каждый вечер перед ужином зачехлять самолёт. В корпусе помещаются две машины. Счастье техника длится, обычно, не долго. В основном, там меняют двигатель и колдуют с электронными системами, для чего расстыковывают самолёт по 28-му шпангоуту и разбирают до такого состояния, что техника бросает в жар. Все работы должны выполняться под контролем техника, т.е. подразумевается, что все работы техник знает. Это лёгкое лукавство, так как техник многого не знает и не умеет.  Специалисты (спецы) ТЭЧ – спецы экстракласса – расстыковку-стыковку, разборку-сборку делают быстро и слажено. Но и тут не обходится без нюансов. Рассказывали, как-то во время стыковки прапорщик, направляя трубопроводы, не успел вовремя вытащить руку и состыковавшийся шпангоут рубанул по пальцу. Не буду выдумывать, какой это был палец и на какой руке, но верьте, крови и крику было много, отсеченный шпангоутом палец болтался на тонюсенькой полосочке кожи. На крик птицей прилетел начальник ТЭЧ (начТЭЧ). Велел прибрать кровь, а потерпевшему выдал из личных запасов стакан чистой анестезии. Прапорщика под белы рученьки отвели в медсанчасть, это сто метров от ТЭЧ, где воэнный врач, ну вы помните, задал идиотский вопрос: «Спирт пил?» На немой кивок добавил: «На новокаине сэкономим!» Ловко ножницами ликвидировал ненужную часть плоти и умело обработал рану без применения штатной анестезии.

Ещё в ТЭЧ есть «палатка» – огромный ангар, оболочка которого поддерживается избыточным давлением, нагнетаемым компрессором. Зимой включают печку, работающую на керосине, и компрессор гонит тёплый воздух. Всем, кому не хватило места в корпусе и палатке, ютятся на улице. Это создает неудобства технику – расчехлять-зачехлять самолёт, особенно зимой. Но в ТЭЧ люди добрые, без особой надобности на улицу не выгонят. Технику – расчехляй-зачехляй, а добрым людям целый день на улице: зимой – холодно, летом – жарко, осенью-весной – дожди. Нет, в ТЭЧ техника не обидят.

ПАРМ, как и ТЭЧ, был лицом на аэродром, а задом в гарнизон, только по правую руку от Централи, по пути к стоянке второй эскадрильи, ЦЗ и ИПУ. Офицеров я там не видел, видел трёх прапорщиков, к которым нужен был подход, а у меня его не было. Знаю, что там мы мыли фильтры, точнее сдавали на мойку. Мыли или нет – понятия не имею. Когда я первый раз с фильтром заявился, они меня, без «подхода», долго рассматривали: «Чё припёрся?» Отсюда я сделал вывод, что кадровые техники или не моют фильтры, или у них есть «подход». Ещё в ПАРМе есть набор токарных, фрезерных, сверлильных станков, сварочный агрегат и т.д. Случись что, они и более сложные работы выполняют, например, выровнять строительную горизонталь самолета. Строительной горизонталью самолета называют условную плоскость на чертежах, от которой задаются вертикальные размеры. Её стараются связать с какими-нибудь горизонтальными поверхностями, например пол грузовой кабины или пассажирского салона. Тогда появляется какой-то смысл и физическая возможность измерения вертикальных размеров. У истребителя вообще, а у истребителя-перехватчика МиГ-23П в частности, строительная горизонталь смысла не имеет. Эта самая горизонталь может быть горизонтальна только на каком-то конкретном режиме полёта, обычно, на крейсерском. Но и крейсерский режим у перехватчика дело мутное. Задача перехватчика на максимальной скорости осуществлять перехват цели. Ну ладно, есть, конечно, режим, при котором он сможет пролететь максимальное расстояние на одном и том же запасе топлива. Но для МиГ-23 и здесь не всё ясно. А на какой стреловидности крыла? Фиксированных есть три: 16˚, 45˚ и 72˚ (а есть и промежуточные). По словам, пилотов – это три разные машины. Ну, дальше углубляться не будем. Добавлю только, что пересечение строительной горизонтали и вертикальной плоскости симметрии называется осью самолёта. Приведу ещё пояснение для моряков – строительная горизонталь чем-то напоминает плоскость ватерлинии.

В штабе я бывал совсем не часто, боюсь, что всего два раза. Первый раз, когда ещё в штатском представлялись командиру полка по прибытию. Второй, когда я подал рапорт с просьбой отправить меня в Афганистан. Было это в 1989 г. Гурьин не загордился и вызвал к себе в кабинет. Легко вскрыл мою политическую близорукость, мол, войска из Афгана выводят, и выставил за дверь. О выводе я знал и без него, я и не собирался туда на долго. Зато, когда я подал второй рапорт Якову  Александровичу, с просьбой разрешить мне сигануть с парашютом, он дал положительную резолюцию на крыльце штаба, не заходя в оный. Нет, таки, был я там третий и четвёртый, потому что третий оказался крайним, ну шутка такая, когда крайний раз считаем еще раз. По аналогии, как был два раза: первый и крайний. В авиации «последний», вы помните, не произносят. Так вот, третий и четвёртый, раз я был в штабе, когда подписывал обходной, но до этого ещё два года – трубить как  медному котелку.

О группе управления полётами я знаю мало. Знаю, что есть штатные руководители полётов (РП) и сидят они в башнях, именуемых у них КДП, а у нас, технарей – «стартами». Стартов два – северный и южный, но так их никто не называл, называли ближний и дальний. Это чтобы шпионов запутать. Логика, конечно, есть. Если смотреть с ИПУ или ЦЗ, где тусят и летчики и техники во время полётов, то южный старт видно, а северный плохо, потому что дальше. Знаю, что иногда функции РП выполнял командир полка, наверное, ещё и его замы. Я лично знал одного РП Гену Жаворонкова. Знал, что он майор, что по выходным ходит в гаражи, а на обратном пути заходит в общагу бухнуть и потрындеть. О своей службе ничего не рассказывал. Но историю знаю и о них, правда, рассказал мне её не Гена, и даже не из нашего полка. Рассказал эту историю мой сосед по гостинке в Киеве Петр Алексеевич Огуралов, он служил тоже пиджаком, в Нежине в 183 дальнем разведывательном авиационном полку (ДРАП). Начну с общих вопросов. Во-первых, на КДП, как и во всей армии, не работают. Там, как мы уже знаем, служат. Служат разные по званию и специальности люди. Звание – от лейтенанта до полковника, но иногда заходят и генералы. Специальности – РП, связисты, РТВшники (от РТВ – радиотехнические войска), может, ещё кто-то. Я там не был. Служат, несмотря на различия в званиях и специальностях, дружно и весело, потому что их там немного – до десятка. Дружная семья. Шутят, подначивают друг друга. Кстати, различия в званиях со стороны и не заметно. Все одеты в техническую форму одежды (техничку) темно-синего цвета. Летуны в лётную техничку, извините за тавтологию, технари в техническую техничку, извините ещё раз, за тройную тавтологию. Отличается лётная от технической только карманами куртки – у летунов она на молнии. Погонов нет, знаков различия нет. У дружной семьи выработалась определённая схема поведения. Например, опоздавший старлей-РТВшник может доложиться РП (а докладываться положено – РП  здесь старший и по должности, и по званию) как: «Начальник политотдела корпуса, генерал Берия!». Никто его не поругает, а все, во главе с РП (помним, что РП может быть и командир полка, а может и командующий корпусом), посмеются и предложат заняться делом. Почти так и было в описываемом случае, только тут неожиданно на КДП прибыл генерал с проверкой. Все стоят по стойке смирно, а генерал учит личный состав КДП, как правильно служить нужно. Опоздавший связист, летёха, забирается на второй этаж КДП и, не видя генерала, докладывает о своём прибытии в привычной, игривой манере: «Начальник разведки полковник Карацупа и его собака Джульбарс!». Генерал перестаёт учить личный состав КДП и оборачивается к связисту. Тот одет в техничку, звание не определить, на голове повседневная фуражка, она что у летёхи, что у полкана одинаковая, звания тоже не определить. Возраст мелковат, но доложился полковником… Генерал задаёт два вопроса и личный состав КДП падает от смеха: «Товарищ полковник, а что вы здесь делаете? Кстати, а где ваша собака?»

Группа позиции подготовки ракет пряталась за тормознутым домиком и двумя рядами колючей проволоки. Там я никогда не был, но независимо от этого там находились все боекомплекты (БК), кроме первого, который хранился в бункерах на стоянке каждой эскадрильи. Кроме того там хранилось вооружение для работы по земле. МиГ-23Перехватчик, чисто теоретически, имел возможность работы по наземным целям, соответственно, имелось вооружения для этих задач: бомбы, блоки НУРСов, может ещё что-то. На практике задачи по нанесению ударов по земле никогда не отрабатывались и соответствующее вооружение не подвешивалось.

Ещё дальше и глубже, в прямом смысле под землёй и за пределами городка, прятался командный пункт (КП), не путать с КДП, что на аэродроме. Там постоянно жил оперативный дежурный или просто оперативный, а ещё проще опер. На время учений туда прибывал командир полка и другие уважаемые люди. Вот, похоже, и всё что я о нём знаю. Возможно, там служил и мой сожитель Дуся, потому что я его ни разу не встречал ни на аэродроме, ни в городке. Дуся о месте своей дислокации ничего не рассказывал. Однажды КП сам себя демаскировал, разрешив загореться битуму не кровле, пока его ещё не похоронили, не то есть не засыпали землёй. Глазастые пилоты засекли дым с высоты и сообщили на КП о пожаре, а сам КП был ни сном, ни духом; ни ухом, ни рылом.

ОБАТО, хоть и сокращение, аббревиатура, вслух никто не произносил. Произносили: «база». А на базе было всё! Самое главное в базе: финансовая, продовольственная и вещевая служба их главные начальники – начальник финансовой службы (начфин), начальник продовольственной службы (начпрод!!!) и начальник вещевой службы (начвещ!!!, вааще ВЕЩЬ) Были в базе ещё службы авиационного обеспечения, авиационного вооружения и боеприпасов (АВиБ). Были роты: автомобильная, охраны, аэродромно-эксплуатационная (АЭР).

Начвещ, младший лейтенант Янисский, был личностью уникальной. Во-первых, должность. Такую абы кому не дают. На полигоне, если встречать по одежке, он был одет лучше командира полка – тоже в лётной форме одежды, но всё с иголочки. Другие офицеры базы тоже выглядели так, что лётчики казались сиротами, а техники – нелюбимыми детьми этих сирот. В вещевой службе было всё, не только одежда – от мыла до импортной сантехники и магнитофонов. Во-вторых, звание. Высшие и средние воэнные учебные заведения младших лейтенантов не готовят. Высшие и средние воэнные училища выпускают лейтенантов. Только выпускники средних гражданских технических заведених получают звание младший лейтенант запаса, но в войска они не попадают. Более того, через два года, если только ты не дал в ухо лично командиру полка и/или не изнасиловал его дочь, ты автоматически становишься старшим лейтенантом – старлеем. Значит, что-то в эти первые два года произошло, что вместо старлея он получил младшего. О таких есть анекдот, как пьяный летёха приползает домой и приказывает жене ковырять дырку и втыкать звезду на просвете (?). Жена на радостях пьянь даже ругать не стала – наконец-то старлея получил. А он ей: «А эти две – сковыривай!» Янисский, может, старлея получил, а потом золотой дубль – и в ухо, и насилие. Не знаю. Знаю, что в гарнизоне он был большим и уважаемым человеком. Знал много и раньше других. Только выпить любил. Когда он раньше других узнавал, что документы на лейтенанта уходили в корпус, он тут же напивался – документы отзывали. При мне этот порочный круг был разорван – Янисский стал лейтенантом! О его любви к зелёному змию ходили легенды. Говорили, что если удачно подойти к нему в понедельник со стаканом лёгенькой (водки, самогонки), мог запустить счастливца на вещевой склад и выбрать, что захочешь и столько, сколько сможешь унести, как в юмореске Карцева и Ильченко о складе, где есть всё! Не знаю, мне не удалось.

ОБСРТО при мне никто никак не называл. Это такая тихая служба – если связь есть, локаторы, высотомеры, радиостанция ближней навигации (РСБН) работают – связистов и РТВшников никто не видит. Как системный администратор – если всё в порядке, его даже в лицо никто не знает. Как что случись – где этот конь?!

Были у нас четыре магазина: продовольственный, овощной, промтоварный и детский мир. Детский мир очень любили «боевые подруги» – жены офицеров, прапорщиков и других воэнных, но ненавидели сами воэнные. Оно и понятно – раньше в этом павильоне была пивная. После переоборудования пивной в детский магазин официальный алкоголь из гарнизона исчез. Да, был самогон по ценам водки, но гораздо худшего качества. У кого-то был спирт, но не у техников самолётов. Были в гарнизоне ДОСы и домики, которые какая-то гнида назвала финскими. Перед дембелем нам довелось пожить в одном из них. Поверьте, нормальный финн не пошел бы в туалет на улице и не стал бы мыть руки в рукомойнике с пымпочкой. Был клуб и школа. Бала медсанчасть с лазаретом. Был спортзал в металлическом ангаре. Были четыре столовые: лётная, техническая, воэнторговская и солдатская. Качество питания было в них по убыванию. Верьте мне, я питался во всех столовых. В солдатской и воэнторговской только в первый день, в технической постоянно и в лётной на боевом дежурстве. Быть до конца честным, не совсем так. В лётной столовой я был один раз и то не ел. Но на боевое дежурство нам привозили харч из лётной столовой. Где-то была ферма по отращиванию свиней. Качество распределяемого мясо убиенной свиньи тоже падало с отдалением от лётной столовой. В дни питания собственной гарнизонной свиньёй, я обычно заказывал котлетки, потому что в отбивных, гуляшах и прочих блюдах, должных изготавливаться из мяса, слишком очевидно было, что наша свинья много ела, страдала гиподинамией и поэтому мучилась ожирением и относилась к сало-мясной породе, а не наоборот – мясо-сальной. Если это видел я, питаясь во второй по качеству столовой гарнизона, то не могу понять, что видели в двух остальных воэнных заведениях общественного питания.

Была у нас центральная улица без названия. Будучи в академическом отпуске, я работал ночным доставщиком телеграмм Полтавского почтамта. Там я познакомился с названиями и нумерацией площадей, проспектов, бульваров, улиц и переулков. Узнал, что заведуют этим архитекторы. Понял, что архитекторы много пьют и курят, причём курят что-то забористое, может ещё нюхают или едят магические грибы. Потому что улица Днепровской чайки в Полтаве, где ни Днепра, ни днепровской чайки отродясь не было, или, к примеру, улица Кефирная, могли быть названы только в состоянии глубокого алкогольного или наркотического опьянения. Воэнные архитекторы названиями улиц не заморачивались. Адрес состоял из названия гарнизона и номера ДОСа или дома (финского). У меня был адрес: Тульская обл., Ефремов-3, ДОС-1, кв. 1. В Полтаве мне запомнился адрес воэнного городка: Полтава-4, дом 93, кв. ХХ. Запомнился потому, что современный девятиэтажный дом стоял радом с домом № 1, ещё сталинской застройки – это к грибам и забористому куреву. Кстати, в Полтаве к воэнному городку и аэродрому 185 тяжелого бомбардировочного авиационного полка можно было добраться за 15 минут из центра на троллейбусе, а до гражданского аэродрома нужно было добираться полтора часа. В Сумах адрес воэнного городка ещё смешней: г. Сумы, ул. Кирова, 165, дом 130, кв. ХХ. Улица как бы одна, а номеров домов на один адрес два. Это потому что под домом 165 по улице Кирова скрыт адрес целого воэнного городка, внутри которого дома пронумерованы в порядке строительства.

Но улицы-то были. И без названий не обошлось. От КПП к аэродрому простиралась центральная улица или Централь. Направо от Централи между озерцом и ДОС-раз уходила как бы Окружная дорога. Где-то там, за озерцом были гаражи, а если ехать долго, можно попасть на азот-кислород-добывающую станцию (АКДС), ГСМ и аккумуляторную станцию. Больше названий я не помню, хотя ответвления от Централи были и влево к ДОСам и финским домикам, и вправо только к финским домикам. Справа от централи был только один ДОС – ДОС-раз! Он очень почетный. Во-первых, он первый. Во-вторых, ближе всех к КПП. В-третьих, там во втором подъезде жил командир полка. В-четвертых, там было офицерское общежитие. Кстати соседство третьего и четвёртого пункта позволяет предположить, что анекдот мог быть и мог быть именно в Ефремове-3. Вот он, анекдот: молодой лейтенант (летёха), изрядно взволнованный и подуставший, вернулся в общагу. Его комната в первом подъезде через стену граничила с квартирой командира полка во втором (такое теоретически возможно). Сил у летёхи хватило рухнуть на кровать. Раздеваться он не собирался, но спать в сапогах, даже в нетрезвом виде считал не по Фен-Шую. Посему, прилагая невероятные усилия, стащил левый сапог и метнул ненавистного в стенку, что граничила с квартирой командира. Повторил те же действия для правого. На следующий день на построении полка командир предложил лейтенанту выйти из строя и сообщил полку, что потерявши всякую совесть и офицерскую честь, лейтенант в третьем часу ночи швырял сапоги в стену его спальни, чем мешал ему и его жене спать. Летёха повинился и пообещал, что больше не будет. Месяц не пил, но когда выдали очередную получку – не сдержался. Выпил-то совсем чуть-чуть, пришел домой слегка взволнованный, рухнул и проделал, описанную выше процедуру с левым сапогом. Когда сапог отскочил от стены (а мы помним, чья это стена), летёха спохватился, аккуратно снял второй сапог и тихонько завалился спать. На следующий день на построении командир снова предложил лейтенанту выйти из строя и сообщил полку, что потерявши всякую совесть и офицерскую честь, швыряя сапоги в стену его спальни, не дал ему и его жене заснуть до утра! Летёха оправдывался:

– Я же только один сапог бросил.

– Так мы с женой до утра второй сапог ждали!

Расскажу о сословиях в армии. Их всего три: бедняки, середняки и кулаки. Бедняк – это генерал. Когда генерала хоронят, со всего округа на венки по полтинничку (50 копеек) собирают. Середняк – прапорщик. Мешок спереди, мешок сзади – он посередине. Кулак летёха. Получку в кулак и в кабак! На самом деле сословий значительно больше. Они перечислены праздничных обращениях министра обороны (МО, не путать с Московским округом): солдаты и сержанты (рядовые, ефрейторы, младшие, просто и старшие сержанты), старшины и прапорщики (старшины, прапорщики и старшие прапорщики), младшие офицеры (младшие, просто и старшие лейтенанты, капитаны), старшие офицеры (майоры, подполковники и полковники), высшие офицеры (генералы, адмиралы, маршалы и генералиссимусы). Это социальные слои по званиям. А есть ещё слои по должностям. Ну не сравнить нашего полковника и полковника в Москве! Московский полковник на службу в метро ездит, а у нашего служебный УАЗ-469. Или, например, авиационный техник самолёта. Он офицер, должность старлейская, но младше его нет никого. Ну, по штату в экипаж самолета помимо командира экипажа (лётчик) и его техника, входит механик, но в жизни такое счастье, как механик, бывает только на полётах.

Читайте журнал «Новая Литература»

Наш командир полка Гурьин Яков Александрович, татарин, бравый полковник, объединял две должности: собственно командир полка и начальник гарнизона. Я с ним виделся не часто, но у меня остались только положительные впечатления. Как пела Алла Борисовна – настоящий полковник. Был он и царь, и Бог, и отец солдатам. Власть в гарнизоне имел беспредельную. Мог казнить и миловать. Мог дать квартиру, мог, наверное, и отобрать. Мог поспособствовать переводу на крайний Север или на Курилы. Мог отправить на гауптвахту (губу). Кроме него, в гарнизоне офицера никто не мог отправить на губу. Правда, и он мог дать только трое суток. При отправке меня на губу на шесть суток, пришлось срок разбить на две части, да и то не получилось. Думаю, мог вывести за обвалование и расстрелять! Мог распределить шмотки, поступавшие в магазин, мог забрать себе. Точнее, он распределял шмотки, но только после того, как себе наберут шмоток боевые подруги гарнизонной номенклатуры, причём, порядок посещения и количество товара на боевую подругу, строго определялись гарнизонным табелем о рангах. Я никогда не слышал о злоупотреблении им властью. Был мудр и справедлив и всегда в хорошем настроении. Я, во всяком случае, в плохом его не видел ни разу.

В СССР всегда чего-нибудь не хватало и, как вы знаете, распределение того, чего не хватало, особой справедливостью не страдало. Мне жаловалась дочка одного важного полкового старшего офицера, что им с мамой выделили одну пару зимних сапог на двоих, а жена комполка себе две пары взяла. Да пусть бы хоть сто взяла, но им-то с мамой как одну пару на двоих поделить – одной правый, второй левый? Ужас!!! Я её утешал, как мог. Но не мог же я сказать ей о другой справедливости. И нам, как-то, на эскадрилью выделили одну пару зимних мужских сапог на шестьдесят человек офицеров и прапорщиков… В эскадрильях никакой справедливости быть не могло – всё решал слепой случай – жребий (вру, инженер эскадрильи, Владимир Львович Трезвых, тщательно документировал, кто и что получил, и второй раз к розыгрышу группы товаров, где тебе уже повезло что-то получить, тебя уже не допускали). Жребий дал сбой, и сапоги достались мне. Однако, как всегда, произошла путаница. Лётчики тоже кинули жребий и тоже определили «везунчика». А сапог-то оказалась всего одна пара. Честно скажу, ни я, ни пилот об этом не знали. У магазина я каким-то чудом оказался первым. Не поленился, зашел перед ужином. Это нелогично. Между стоянкой, откуда я шел, и магазином была столовая. Логично зайти на ужин и в хорошем расположении духа идти к магазину за сапогами, а не сгонять в магазин, вернуться в столовую, отужинать, а потом повторить маршрут до магазина. Пилот сделал логично, потому что он более организован, дисциплинирован, он коммунист, наконец. Ну, ещё маленькая добавка к его логике – лётная столовая вдвое дальше от магазина, чем техническая. Не нужно забывать и мои украинские корни – для хохла барахло на первом месте. Я под дембель за национальные убеждения, за барахло, даже был отправлен на губу. И еще нюансик. Единственная привилегия техноты была в том, что в понедельник и пятницу наш рабочий день был на полчаса короче, чем у лётчиков. Из-за вопиющей дискриминации техсостава, не всем им хватало жилья в гарнизоне. А лётному составу хватало. Лётному составу не нужно было спешить на автобус в город, отправляющийся в 17:45, потому что все жили в городке. А городским техникам нужно было. Со стоянки их отпускали в 17:30. И местных тоже. Мы узнаем – городские по выходным и праздничным дням по тревоге не бегают, так за что нас, местных, ещё и по понедельникам-пятницам гнобить? Поэтому у меня до ужина было 30 минут, а у летчика не было. Это я веду к тому, что Толстой в своём произведении «Война и мир», писанному недалеко от Ефремова в Ясной Поляне, весь третий том пытался объяснить, что ни Наполеон, ни Кутузов не собирались биться под Бородино. Им обоим это было не нужно, оба пытались этого избежать. Но! Весь ход предыдущих событий, вся их диалектическая, связавшая все эти события цепочка, развивались в пространстве и времени так, что вывела 135-ти тысячную армию Наполеона на Бородинское поле – второе ратное поле России, где уже стояла 120 тысячная российская армия, во главе с Михаилом Илларионовичем Кутузовым. Делать нечего, пришлось вписать в историю знаменитейшую Бородинскую битву. Кстати, когда задаю вопрос, это как раз второй вопрос по ликбезу: «Кто победил в Бородинской битве?», в 99-ти случаях из ста, получаю еврейский встречный вопрос: «Ну и кто?». Ответ на первый вопрос звучит так: «Болт отличается от винта тем, что болт участвует в болтовом соединении, а винт – в винтовом». Если сказать проще, болт всегда с гайкой, а винт вкручивается в тело конструкции. Отличия в головке не определяют названия. Самое распространённое объяснение  различий между болтом и винтом называют такое: «Винт имеет шлиц, а болт «под ключ». Это неправильно. Во-первых, потому что под шлицом мы (я тоже) понимали прямоугольный паз под плоскую отвертку. На самом деле шлицом называется любое углубление или выступ, с помощью которого передается вращательный момент головке крепежной детали (в народе – крепёж), включая наружный и внутренний шестигранники, крестовые шлицы, звёздочки многих типов и т.д. Этим вопросом я задался в ОКБ им. Антонова, где для составления спецификаций по крепежу были под рукой книги по государственным (ГОСТ) и отраслевым (ОСТ) стандартам, в отличие от студенческих справочных стандартов на спичечных коробках, кефире, тетрадках – всё что под руку попадалось, чтобы не идти в библиотеку, где ГОСТы и ОСТы были, из-за пары болтиков, шайбочек и гаечек. У Антонова я и заметил, что и болты и винты имеют всё разнообразие шлицов. Наличие у крепежа выступающей или потайной головки так же не отличает болт от винта. Из названного выше отличия есть пара следствий. В болтовом соединении головку крутить – моветон. Заворачивают гайку, головку только придерживают. В винтовом соединении, где гайка не предполагается, крутят как раз головку. Может, здесь и должна крыться тайна? Может, головки винтов и должны быть прочнее? Но по внешнему виду этого не определить. Правда, одно внешнее отличие между болтом и винтом я нашел – как правило, у винта вся цилиндрическая часть нарезана, а у болта есть нарезная и ненарезная части. Но и это различие нивелируется при малом диаметре резьбы и малой длине крепежа – и болт и винт имеют нарезку на всю длину. Но и очень длинные винты имеют ненарезную часть. Так что, отличить болт от винта, пока они не в конструкции, никак. В хаёвне был модным анекдот, который обращается к ещё одному значению слова болт. На лабораторной работе по деталям машин студентка подходит к педагогу, держа двумя отманикюренными коготками деталь, и вопрошает:

– Что это?

– Болт.

– Ой!

Коготки разжимаются, деталь с грохотом падает.

Всем, кто не учился в технических высших учебных заведениях (ВУЗ), приведу простой пример из советского детства – конструктор из планочек разной длины с рядами отверстий разного количества, болтиков, шайбочек и гаечек. Болты имели нарезанную на всю длину резьбу и шлиц под плоскую отвертку. Однако почти все соединения были болтовые, поэтому я их и назвал болтами. В продвинутых конструкторах, кроме планочек и замысловатых кронштейнов, встречались ещё и колесики, для фиксации которых на осях те же болтики вкручивались в резьбовое отверстие ступицы, где болт тут же превращался в винт! Он использовался как стопорный винт, на сленге иногда ошибочно именуемом гужоном. Почему ошибочно? Прочитайте в Википедии, что такое гужон. Билл Гейтс с MicroSoft Word такого слова не знает и подчёркивает как неправильное.

Вернёмся к распределению финских сапог. Так вот, по аналогии с «Войной и миром», вся диалектика предыдущих событий вела меня к сапогам. И нехватка жилья для одной категории личного состава, и моя национальная черта – тяга к барахлу, и на фоне этой тяги отсутствие лени (что мешало никуда не ходить, а перекурить под столовой и первым её атаковать?), ну и прочее, прочее, прочее… Эта связка событий толкнула меня в магазин до ужина. В закрытом для всех, по случаю справедливого распределения товаров, магазине, куда меня пустили по спискам, утверждённым самим комполка, большого выбора я не нашел. Мне предложили две пары чудных финских сапог, с нежнейшей чёрной кожей, о которую я терся дома щекой, как котенок. Разница была в размерах сапог, их было два: 44 и 43. Мне на ногу сел как влитой 44-го размера. Счастливый я рванул на ужин. После ужина лётный «везунчик» посетил в наше общежитие и застал меня примеряющим обновку. Сообщил, о своей везучести, и попросил вернуть сапоги. Я ещё не знал, какие найду слова, как буду убеждать брата-летуна, такого же летёху, как и я, но знал, что сапоги мне впору и я их не отдам, я украинец! Помните о барахле? Брат-летун-летёха попытался дожать мощным аргументом – ему командир эскадрильи (комэск) пообещал. Меж тем решение уже было, только от волнения я не сразу о нём вспомнил. Поинтересовался у брата-летёхи размером ноги, и, о боги!, его размер оказался 41-м. Показываю – 44. Он мне: я поменяю. Крыть нечем, неси, говорю, если размер твой есть, тебе сапоги носить. Я же знал наверняка, что в магазине 43-й остался, если и тот не забрали. Один размер можно двумя парами шерстяных носков да парой войлочных стелек сгладить, но два… Вот так мне достались финские сапоги. И как тут не говорить о судьбе, роке и всяком таком прочем. Летуну потом без розыгрыша волею комэска, таки выделили сапоги, месяца через три.

Оглядываясь на судьбу, рок, справедливость и диалектику, поведаю ещё пару случаев справедливого распределения. Как-то выделили техсоставу эскадрильи, в числе прочих промтоваров, спортивный костюм. Претенденты, тщательно проверенные инженером – не получал ли ранее спортивный костюм – выстроились на площадке возле домика эскадрильи. Нас оказалось 12 человек. Считать поручили мне, постановили начинать счет с меня. Бросили на пальцах, получили 25. Счёт с меня начался, на мне и закончился. Я уже чувствовал себя в новом модном спортивном костюме, когда внезапно прибежал тормознутый Дед, в смысле Дедушка из тормозного домика. Он участвовал в другом розыгрыше, но инженером допущенный и к розыгрышу уже как бы моего спортивного костюма. Снова стали в круг, Дед справа от меня. Бросили на пальцах, получили 26! Я предложил не считать, так как добавился один Дед и счет увеличился на одну единицу, значит, снова попадёт на меня. Был я, наверное, очень убедительным – никто не возразил! Только вечером я сообразил, что счёт делал два оборота. Я разложил спички на столе и провёл следственный эксперимент – костюм должен быть достаться Деду!

Распределяли в эскадрилье и продукты. Кофе, например. К кофе я привык в Ташкенте, где был на практике на Ташкентском авиационном производственном объединении имени Чкалова (ТАПОиЧ) – крупнейшем авиационном предприятии в СССР, до введения в строй Ульяновского авиационного производственного комплекса (УАПК). Не то чтобы я его не любил, приличный (импортный) кофе был, как и всё в Советском Союзе, в дефиците. В Ташкенте он был, скорее всего, потому, что местные – узбеки, азербайджанцы, евреи, корейцы, руско- и украиноязычные и прочая, прочая, прочая… (прошу обратить внимание, первым в перечне указано коренное население, остальные в алфавитном порядке) – пили зелёный чай. Приезжая шушара, типа нас, через два-три дня после приезда, тоже начинала пить зелёный чай, иначе приходилось потеть свыше всякой меры и, оседающая на влажную кожу и одежду пыль, делала за полдня воротник похожим на дерматин чёрного цвета. Вот из-за этой особенности, я так думаю, в магазинах водился индийский и бразильский кофе. Растворимый, естественно. Из львовского кофе, которого в европейской части страны днём с огнём было не сыскать, предприимчивые узбеки (или местные, см. выше) делали замысловатые пирамиды, намекая, мол, если бразильский ещё как-то может закончиться, то львовский – это навсегда. Стоила банка бразильского или индийского пять или шесть советских рублей. Пили мы его вёдрами. Таки бывало, что в магазине не было ни индийского, ни бразильского. Не беда – зайди в соседний, если нужно много – поезжай на окраину. Цена львовского не отложилась в памяти, я хоть и патриот,  но предпочитал бразильско-индийский вариант. В те времена в норму русского языка ещё не был введён вариант «кофе» среднего рода, как сейчас. Язык живой, он меняется. Если большинство населения говорит: кофе – оно, значит нужно вводить допускаемый вариант «кофе» среднего рода. Если мама-папа не рассказали, как правильно говорить и, самое главное, сами правильно не говорили, то потом будет миллион оправданий (типа: а чё не понятно?), но переучить уже не удастся. Даже массовое искусство, высмеивающее безграмотность, не может исправить ударение в слове «звонЯт»: «У нас на районе, не звонЯт, а звОнят…» Видел один прейскурант: «Одно кофе» – 30 руб. «Один кофе» – 25 руб. «Один кофе, пожалуйста» – 20 руб. «Здравствуйте, один кофе, пожалуйста» – 20 руб. Ещё один вариант, очень распространённый в СССР, кофе просто не было или просто не было привычки его пить. В полку культура пития кофе была, бразильско-индийский кофе был мужского рода и распределяли его часто. В ДОС-раз-квартира-раз, он был регулярно. Но много-много не было. Владимир Львович вел социалистический учет и накопить излишки не удавалось. По получению продуктов была немного другая схема. Стоили продукты значительно дешевле шмоток, а мы, сдав по 25 рублей, создали фонд, которым распоряжался инженер. Когда эскадрилье выделяли продукты, инженер их сразу выкупал, а уже потом мы их делили. Но вот однажды инженер ушел в отпуск, а фонд никому не передал, может, не доверял никому. В одной эскадре не нашего полка заместителем инженера был  вечный студент, он ещё как студент любил выпить. Инженер, уходя в отпуск, оставляет за себя кого-то, обычно заместителя и передаёт ему все бразды правления, включая ключи от сейфа. Так вот, в этой эскадрилье инженер оставил за себя студента, а ключи от сейфа демонстративно, перед строем не передал, а положил к себе в карман. Так и уехал. Не важны бумаги в сейфе, важен в сейфе спирт, который студенту оставлять нельзя. Обидел студента. Только радости это ему не принесло. Вернулся инженер из отпуска, открыл сейф, а там разбитая трёхлитровая банка из-под спирта и размытые спиртом, но уже высохшие документы. Главное спирта нет. И взлома нет. И претензий вроде нет. Инженеру не расскажу, а вы, мои читатели, узнаете, куда подевался спирт и почему банка разбита. Воэнная смекалка! Студент пьяница, но не алкаш, сам пить и не собирался. Кто там в компании смекнул, неведомо, но решение нашли. Для дела пришлось вымыть кювету – большой алюминиевый поддон размером метр на полтора, применяемый для скачки топлива с самолёта. В эту кювету, приподняв, уронили сейф, банка разбилась – спирт вытек в кювету, где и был собран и слит в нормальную ёмкость. Был он слегка похож на денатурат, из-за чернил с секретных, и не совсем, документов. Недоверие – зло! В нашей эскадре за инженера остался рослый офицер Михаил Елисеевский по прозвищу Королевич Елисей. С инженером он дружил, но почему-то Владимир Львович ему казну не оставил. Может, не доверил или забыл, не важно. Кофе выделили, кофе много, а выкупить его не за что. Такая ситуация сложилась. Королевич Елисей, а он за инженера, заявляет: спасайся, кто может и как может, т.е. покупай, кто сколько может. Деньги есть – вперёд. На стоянку никто денег много не берёт. Ни местные – гарнизонные, ни городские. Только местные могут домой сгонять, а городские нет. А кто на велосипеде, как добрый Печкин (у злого Печкина велосипеда не было), тот может домой не сгонять, а слетать! Что я и сделал. Купил я кофе банок тридцать. Маме послал, брату послал, с городскими, кто просил, – поделился. Всё равно осталось валом. Правда, после выхода Владимира Львовича из отпуска статус-кво был восстановлен – до дембеля мне кофе больше не выдавали.

Было один раз у нас распределение для молодых офицеров, этим процессом, как я уже описывал, занимался лично замполит полка. Он заходил к нам, интересовался, чем живём, и однажды сказал, что каждый молодой офицер получит демисезонную куртку. Куртки нам выделили. Модные, жмаканые, на синтепоне. Моя до сих пор жива, висит в гараже. Спасибо, Пётр Иванович!

Сразу отвечу на незаданный вопрос из предыдущих абзацев: «Кто такие городские и почему они не ходят в столовую к ужину?» Как и во всём Советском Союзе в гарнизоне жилья не хватало. Как уже говорилось выше, лётный состав был обеспечен жильём не 100%. Самые плохие жилищные условия были у вновь прибывших молодых пилотов. Им давали однокомнатную квартиру на двоих. Весь лётный состав жил в гарнизоне. В гарнизоне жилья не хватало только для технического состава. Для этого было, наверное, много причин. Знаю одну – много жилья занимали люди, не имеющие отношения к авиации. Кто-то развелся и благородно оставил квартиру жене, кто-то прописал маму, племянника, троюродного брата и т.д. Затем офицер убывает к новому месту службы, а в квартире кто-то остаётся. Если технарь снимал квартиру в городе – это приветствовалось, возможно, даже доплачивалось. Городских, не знаю точно, как по другим службам, но специалистов по самолету и двигателю (СД) было, где-то, половина.  Всё бы хорошо, кабы не пара нюансов, что ложились на голову оставшегося техсостава. Во-первых, по тревоге (по готовности) каждому технику самолета приходилось готовить минимум две машины. Если вдруг оказывалось, что кто-то из техников выехал в город, то и три. Больше не успеть. Если техников меньше, чем каждому по три, эскадрилья подготовится в свое время всё равно. Роль техников выполнят бывалые фишки. Они снимут и сбросят, как груду мусора, чехлы, потому что зачехлять они не будут, да и не умеют они аккуратно складывать, чтобы потом быстрей зачехлить, чтобы быстрей домой. А дальше простое правило: с самолета нужно убрать всё красное – заглушки, чеки. Это могут сделают и фишки, если не хватает слонов. Норма времени приведения в готовность у каждой эскадрильи своя. Первая называется стартовой. Если война, она первая в бой. Потому и отношение к ней особое. Здесь служат лучшие лётчики, лучшие техники и укомплектована техсоставом эскадрилья лучше, чем остальные. Не слышал о нехватке лётного состава, у нас лётчиков было в два раза больше, чем самолётов. А техноты не хватало, особенно специалистов по СД (СДшников). Но в первой стартовой не хватало меньше, чем в других. Ввиду вышесказанного, срок готовности к вылету у первой эскадрильи – 45 минут. У второй – 60 минут, а у третьей 75 минут. После отбоя готовности полк должен быть приведён в боеготовое состояние. Если на каких-нибудь самолётах был запуск, дозаправить керосином, дозаправить воздухом, если кое-где малое давление и т. д. Всё красное, что был снято по тревоге, вернуть на место, зачехлить и опечатать. Не знаю как где, но в нашей эскадрилье было правило – ни один спец-фишка не покидает стоянку эскадрильи, пока хоть один самолёт не зачехлён, кроме того, они ещё и помогали зачехлять. Тут третьему звену была халява. Мы были ближе всех к домику эскадрильи и помощников хватало. Не поверите, я никогда по готовности не бывал за пределами расположения наших пяти самолётов. Инженер эскадрильи тоже. Об этом особый рассказ в главе «Без полётов».

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.