Александр Богатырев проснулся от внезапного телефонного звонка. Посмотрел на часы: пять утра. Взял трубку. Говорил дежурный военного аэродрома:

– Товарищ лейтенант, немедленно явиться в часть. Машина выслана.

В трубке голос пропал. «Что-то важное случилось», – подумал Саша и начал быстро одеваться. Жена проснулась:

– Саша, почему так рано?

– Тихо Ниночка, детей разбудим, меня срочно вызывают в часть. Думаю, что скоро вернусь, а ты спи, еще рано.

Он бегом выскочил на улицу. Машина уже стояла у подъезда. Шофер открыл дверцу.

– Быстрей товарищ лейтенант, полковник нервничает. – В машине находились летчики, все молчали. Тишина показалась Саше гнетущей.

– Ребята, может кто-нибудь знает, что случилось?

– Да, случилось – ответил Леня Орлов – а ты ничего не знаешь?

– Нет, не знаю. Я вчера с дежурства пришел, немного поспал и никуда не выходил – с детьми возился. Они у меня маленькие. Оленьке пять лет, а Олежеку два годика, забавные такие. Я всегда за ними скучаю. Так что все-таки случилось?

– Ничего хорошего – печально сказал Леня – ты знаешь, что никогда срочно без причины не вызывают. На Чернобыльской атомной электростанции ночью взорвался ядерный реактор.

В этот момент машина остановилась. Офицеры побежали в штаб. Полковник Нестеренко посмотрел на всех, помолчал несколько секунд, тяжело вздохнул, а потом сказал:

– Товарищи офицеры! На Чернобыльской АЭС страшная катастрофа. Генерал-майор ВВС Николай Антошкин, на данный момент находится в зоне аварии, зачитываю его приказ: «Немедленно подготовить все экипажи и отправить в город Припять на ликвидацию аварии». Больше ничего не знаю. На месте разберемся. Но думаю, что это опасно для здоровья и жизни. В кабинете есть несколько телефонов, можете позвонить домой, женам, родителям, и попросить их на время вывезти детей как можно дальше из Киева.

Саша первый влетел в кабинет, схватил трубку, старался говорить спокойнее, но ничего не получалось:

– Нина, Ниночка! Очень прошу, без паники. Собери необходимые вещи, возьми детей, поезжайте на вокзал. Отвези их в Миргород, к моей маме. Пусть будут там, пока все уладится.

– Я ничего не понимаю, – в волнении ответила Нина.

– На ЧАЭС взорвался реактор, может, это опасно, мы еще толком ничего не знаем, но летим туда. Целую, люблю. – Быстро положил трубку.

 

Первыми поднялись в небо полковники Нестеренко и Серебряков, за ними все остальные. Подлетая ближе к г. Чернобылю, пилоты видели, как по шоссе, по направлению к Киеву, рано утром двигалась толпа людей, в ней застревали легковые автомобили. Летчики поняли, что действительно случилось что-то страшное и необратимое. Сразу возник вопрос: «Почему пешком?».

Посадку производили около гостиницы на центральной площади города энергетиков – Припяти. Генерал встретил, пожал всем руки. Пилоты смотрели с недоумением. Они не могли понять, для чего вертолеты при такой аварии?

– Товарищи офицеры, – негромко обратился генерал, – случилось большое горе для всей страны. Взорвался ядерный реактор на четвертом блоке атомной станции. Вся атомная станция и город – сплошное радиационное поле. Это опасно для жизни человека. Сегодня эвакуируют жителей из города. К реактору нельзя никак подступиться. Решением правительственной комиссии, что только сверху, с воздуха можно запечатать, засыпать ядерный вулкан. Нам правительство доверило справиться с этой трудно выполнимой задачей. Я уверен, что мы с вами ее выполним. На нас надеется вся страна и Европа и Россия. Задача не только сложная, но и опасная. Сначала на разведку лечу я, со мной полковники Серебряков и Нестеров. А вы, товарищи офицеры, определите площадку ближе к реке, где больше песка».

Подлетать к реактору очень опасно, мешает 150-метровая вентиляционная труба. Облетев ее, они зависли над реактором. Перед ними открылась устрашающая картина: кратер реактора представился адом – черный провал с покореженным металлом, раскаленным до желто-красного цвета, изрыгал огонь, дым, пепел и не понятно, что еще. В первые секунды пилоты онемели от увиденного. Им не хотелось смотреть. Развернули машину на второй круг. Молча посмотрели друг на друга.

– Хотим мы на это смотреть или нет, – крикнул генерал, – а долг свой мы выполним! Надо наметить на карте путь, по которому будут работать летчики.

Они замерили фон, подсчитали, что для сброса мешков с песком надо 2-3 минуты, и пилоты за это время получат до 80 рентгенов, а сколько вылетов – неизвестно!?

В это же самое время зам. министра энергетики и его помощники ездили по селам, уговаривали крестьян помочь загружать мешки с песком в вертолеты. Искали лопаты, мешки. Крестьяне – работящий и доверчивый народ, не подозревая о страшной опасности и не имея никакой информации, спокойно работали на полях, принимая на себя всю таблицу Менделеева. 150 человек, мужчин и женщин, согласились помочь пилотам. Им и крестьянам и пилотам никто не предложил защитной одежды и даже респираторов. А разрушенный реактор все изрыгал миллионы кюри, простреливая насквозь радиоактивными стрелами все живое в районе бедствия и за десятки километров.

Первый загруженный вертолет по намеченному маршруту вели Саша Богатыренко и Леня Орлов. Они летели в голубом небе, а внизу черные куски графита, выброшенные взрывом, покрыли землю.

По намеченному маршруту подлетели к реактору, увидев ужасающее зрелище, сделали еще один круг. Придя в себя, Саша сказал:

– Нам всем конец. Разве мы так спасем станцию? Сколько надо песка! Возить, не перевозить!

– Я не знаю, что тебе ответить, но могу сказать одно: мешки с песком надо сбросить в эту раскаленную преисподнюю, выполнить приказ и свой долг, – ответил Леня.

Подлетели снова к реактору, открыли дверь, высунули головы, заглянули в ядерное жерло, целясь в него глазами, сбросили мешки. Но они не долетали до чрева реактора из-за высокой температуры, которая исходила от него. Потоком горячего воздуха, сброшенная на реактор масса, вновь поднималась в атмосферу вместе с радиацией. Снизу несло жаром, мощный восходящий поток радиоактивного газа, ионизированного нейтронами и гамма лучами. В глаза пилотов летели выбросы осколков деления от горящего графита. Пилоты не имели респираторов, дышали всем этим. Это уже потом, когда им стало плохо, догадались о технике безопасности. Им привезли респираторы и свинцовые листы, чтобы подкладывать под сидение, немного снизив этим облучаемость. А в начале никто не позаботился о летчиках.

– Летайте скорей, засыпайте! – кричал министр энергетики.

Сам он в ядерной энергетике ничего не понимал и своими непрофессиональными действиями подвергал людей облучению, увеличивая количество жертв. Не разрешал заместителю министра здравоохранения Андрею Воробьеву объявлять эвакуацию населения города. На всех кричал: «Не поднимайте панику! Завтра летчики заглушат реактор и радиация сама по себе успокоиться»! Поэтому эвакуацию задержали на целые сутки.

После массовой вертолетной атаки, ядерный реактор был частично засыпан. После третьей загрузки вернулись Саша и Леня, за ними поднялись еще три загруженных вертолета. Подошел генерал.

– Ну что ребята, страшно смотреть?

– Да, – ответил Саша. – Это что-то из области фантастики! Это вообразить не возможно.

Генерал продолжил, как-то по отечески, тепло:

– Вы, товарищи лейтенанты, дороги мне, как дети мои. Сейчас вы выполнили свой долг, совершили, можно сказать, свой первый подвиг, спасая свою Родину, свой народ. Не могу больше приказывать. Вы схватили рентгены, с вас хватит. Вызываю машину и отправляю вас и еще несколько экипажей в чистую зону. Свежие силы заменят вас. Со всей Украины запрашиваем помощь и из других республик.

Пилоты посмотрели друг на друга.

– Товарищ генерал, – неожиданно вдвоем обратились офицеры.

– Так, по одному говорите, что вы хором обращаетесь, не по уставу. Говорите вы, Богатыренко.

– Товарищ генерал, земля и воздух заражается радиацией ежесекундно, нельзя ждать. Мы никуда не поедем. Сейчас некому нас заменить. Останавливаться нельзя это война, это ядерный фронт и мы будем работать, пока нас не заменят.

– Вертолет загружен, разрешите взлет!

Генерал обнял ребят.

– Разрешаю!

Сам взобрался на крышу многоэтажной гостиницы и оттуда руководил полетами. Ему как на ладони был виден разрушенный четвертый блок, весь город, огромная колонна автобусов, застывшая змейкой на трассе, далеко уходящей, километров за двадцать.

Водители со всей киевской области ждали приказа об эвакуации населения из города энергетиков. Не подозревая, что подвергают себя облучению. Генерал не понимал почему такая задержка. «Водители облучаются, ходят у автобусов, курят, разговаривают. Уже восемь часов находятся в радиоактивной зоне. Почему на АЭС мало ядерщиков? Почему у нас взрывоопасные уран-графитовые реакторы? Почему с двух часов ночи до шести утра не предупредили жителей, чтобы они не выходили на улицу до особого распоряжения городского исполкома, а ведь в каждой квартире радиоточка. Почему сейчас задерживают эвакуацию? Почему пожарным и летчикам не подготовили защитную спецодежду? Почему руководство города не выдает жителям респираторы, особенно детям, всюду горячие изотопы, все наглотаются! Большая опасность для жизни. Почему? Почему? Почему?» – эти вопросы одолевали его сейчас и, впоследствии, всю оставшуюся жизнь. «Кругом неразбериха, хаос». Его волновало здоровье летчиков: «они так молоды, и сейчас ценой своей жизни спасают родную землю». Стоял и думал, а в глазах слезы: «не могу приказывать, только просить поработать, пока придет замена экипажей».

При посадке и взлете вертолетов работающими винтами с поверхности земли, сдувало радиоактивную пыль с осколками деления. В воздухе радиоактивность резко возрастала, люди задыхались, в горле пекло, в глазах рези, страшный кашель до рвоты, ноги отекали, сердце сбивалось с ритма. Крестьяне не знали ничего о радиации, они не знали, что совершают подвиг ради жизни, подвергая лично себя неминуемой ранней смерти.

27 апреля в четырнадцать часов генерал увидел с крыши гостиницы, как медленно тронулась колонна автобусов к городу. «Слава Богу,- подумал генерал, – началась эвакуация, а ведь многие, забрав детей, шли пешком в Киев, не дождавшись эвакуации. Сколько они приняли на себя гамма и бета лучей?».

Ближе к вечеру, когда солнце уже садилось за горизонт, и город опустел, был слышен только вой собак, брошенных в пустом городе. Генерал увидел, как к площадке, где загружались вертолеты, мчится БТР. «Что это ещё за чудо», – подумал он и спустился вниз с крыши. Ещё большим было его удивление, когда из машины не военные вышли, а женщины с большими пакетами. Генерал подошёл к ним.

– Девчата, что вы тут делаете, кто вас прислал?!

– Я Мария! – Протянула руку молодая женщина.

– А я Николай. – Улыбаясь, пожал ей руку генерал.

– Вот, еду привезли, – серьёзно ответила женщина. – И нас никто не присылал, всё очень просто. На первый блок в столовую позвонил пожарный, дежурный офицер, и спросил, привозили ли лётчиков на обед. Я ответила, что не привозили. Дежурный тяжело вздохнул и сказал трагично: «Забыли о них все, а лётчики с рассвета работают в тяжелейших условиях». И тогда мы решили спасти ситуацию, только вот транспорта «чистого» не нашли и дежурный предложил новенький БТР который, только что прибыл в зону аварии. Главное накормить вас, а всё остальное уже не важно. Тут вот бутерброды, всё упаковали, всё чисто, кофе в термосе большом, 10 ящиков минеральной воды. Ещё в банках сок гранатовый, азербайджанский, отличный. В данный момент необходим всем. Коробка с респираторами.

– А вот за респираторы отдельное СПАСИБО!

Мария укоризненно посмотрела на генерала:

– Забыли о лётчиках все! Так нельзя, товарищ генерал!

Ему было неловко от того, что в этом хаосе и гонке он действительно забыл организовать питание, и ему самому подкрепиться не мешало бы, еле на ногах держался.

– Дорогие мои женщины, вы как всегда рядом, честь и хвала вам. Великое спасибо и низкий поклон!

– Товарищ генерал! – всполошились повара, – это вам и вашим лётчикам должны все кланяться в ноги. Это вы спасаете землю нашу родную! А наша задача помогать мужикам. Кормить, лечить, одевать!

– Я согласен с вами. – Генерал призадумался. – Не знаю только, как покормить людей, рот открывать, для того чтобы есть нельзя. Пыль радиоактивная не успевает оседать на землю. От взлётов и посадок вертолётов воздух весь заражён, когда горячие частицы стронция, цезия, плутония попадают в желудок человека, они превращают его в мини-реактор и уже ни один доктор, ни профессор не поставят диагноз. – Секунду подумал и предложил зайти в помещение гостиницы, – только осторожно ходите, не поднимая пыль, она везде радиоактивная.

Теперь по очереди заходили в помещение лётчики и крестьяне-грузчики, они же и принесли сюда все из бронетранспортёра. Благо, что в кранах была вода. Женщины помыли столы и постелили чистую бумагу, которую захватили с собой. Все пили сок и воду, от бутербродов отказывались, тошнота измучила. Но Мария не отступала, уговаривала, моментами ругалась, потом снова просила, ей трудно было отказать.

Налила в чашку ароматного кофе для генерала.

– Выпейте, пожалуйста, на вас лица нет. Когда же вас сменят?

– Сообщили по рации из штаба, что к утру прибудет эскадрилья.

– Так это же сутки на ногах, без сна, без отдыха!

– Да что вы, Мария, всё шумите, – заметил ей генерал. – Это наш долг – защищать, спасать Родину, вас! Собирайтесь быстрее и уезжайте, теперь без вас справимся, здесь долго опасно находиться, большой фон от вертолетов и воздух заражен.

– А вам не опасно?

– Опасно, но мы военные и выполняем свой долг и приказ.

– Мы тоже выполняем свой гражданский долг – кормим людей. – Уверенно и с гордостью ответила Мария.

Все ей улыбнулись.

К утру, 28 апреля, двадцать семь экипажей заменили свежими силами. Вертолеты отправили на отстой подальше в поле, так как могильников еще не было. Это уже потом, а сейчас каждый вертолет стал маленьким реактором к ним нельзя подходить.

Первых летчиков увезли в Москву на лечение.

Итак, с 27 апреля по 5 мая 1986 года, день и ночь кружились над разрушенным ядерным реактором вертолеты. С них пилоты сбрасывали мешки с сыпучими материалами: песок, бор, свинец и т.д. Последующие дни мешки привязывали к парашютам. Придумали нагружать небольшие цистерны, чтобы быстрее заглушить ядерного монстра.

Сейчас трудно понять, как люди это все сделали!?

Потом строители сооружали саркофаг, чтобы захоронить реактор навеки. По десять минут, меняя друг друга, подбегая к стене, чтобы принять машину с бетоном (бетонщику и водителю надо вылить бетонный раствор на стену).

Мировая практика по строительству не знает таких объектов, по темпу, напряжению и опасности. В тяжелых, жестких радиоактивных полях, люди впервые столкнулись с невидимым врагом – нейтронным излучением. Но, они не испугались, что металл набирает мгновенно радиацию. И, что их спец. одежда не защитит от радиоактивного излучения. Это были бесстрашные и мужественные строители. Бетон тут был главным стратегическим материалом, за сутки изготавливали в среднем 5 тысяч кубических метров бетона. Со всего Советского Союза шла помощь: эшелоны с оборудованием, транспортом, строительными материалами. Приезжали на работу люди разных специальностей: строители, сварщики, монтажники-высотники, крановщики, медики, повара, инженеры, бухгалтеры и многие другие. Большинство из них облучились, их заменяли вновь прибывшими. В первый раз люди столкнулись с врагом, которого не видно, и еще не знали, как с ним бороться. Но, все работали во имя спасения земли нашей. В жестких, радиоактивных полях.

За 7 месяцев засыпали, загнали, захоронили, замуровали страшного ядерного монстра в бетонный «САРКОФАГ». Это была мировая ПОБЕДА!

 

 

Летчик Александр Богатыренко лежал один в палате. Полумрак, на глазах влажная, прохладная повязка. Когда ее снимали, он ощущал невыносимую боль. Ходить не разрешалось, да многие уже и не ходили. Но, изредка, к нему все же заходили друзья из других палат. После капельницы долго спал, почти сутки. Проснувшись, хотел открыть глаза, но острая боль пронзила от головы до пят. Понял, что глаза не надо открывать. Руки поднял – тупая боль в мышцах. «Неужели я останусь вот таким, неужели не будет выхода?» В начале мысли, мысли, потом вопросы: «Почему один в палате, с кем общаться?». Потом тоска по дому, и еще всепоглощающая тоска, оттого, что нет никаких известий и никакой информации. Мучает один вопрос: «Что с Ниной? Почему не приходит?».

А Нина, как только узнала, где ее муж, оставила детей бабушке, а сама уже три дня добивается разрешения попасть к мужу. Не пускали, пока больных не приведут в соответствующий вид. Все под капельницами, потому что облученные люди ведут себя неадекватно. У одних депрессия, у других наоборот – радостное, праздничное настроение. Они махают руками, громко смеются. Первое, что делали врачи с людьми, попавшими под нейтронное излучение – это успокаивающие уколы, и капельницы. Постепенно больные успокаивались, но начинали чувствовать боли во всем теле.

Нина не вошла, она влетела в палату и упала на колени перед кроватью. Схватила руку мужа, прижалась щекой и расплакалась. Когда бежала к нему, хотела показать себя, что она сильная, что все выдержит и его успокоит. А как увидела своего любимого, красивого, сильного, а сейчас совсем беспомощного, с повязкой на глазах, – не выдержала, расплакалась. Нет той волнистой, каштановой шевелюры, которую не успевала подстригать. Сейчас голый череп, ни одной волосинки – и он, наверное, даже не знает об этом. Он погладил ее по голове, провел рукой по лицу, на губах играла счастливая улыбка:

– Прости дорогая, прости, любовь моя, что я в таком виде. Вот увидишь, я скоро встану, и все будет хорошо. Как дети? Почему ты не взяла их собой? Ты не представляешь, как я люблю их, скучаю. – Он понимал ее, жалел и старался успокоить, осознавая свою безысходную участь.

Жена целовала его лицо, руки, почему-то коричневые.

– Дорогой наш, любимый, держись, борись, не поддавайся болезни. Мы любим тебя, – горячо шептала она.

Нина старалась не плакать, но слезы сами катились из глаз, и не возможно было их остановить. Саша не мог ее приласкать, прижать к себе. При каждом движении -изнурительная боль. Долгоживущие радионуклиды не только вобрались вовнутрь, но и впитались в кожу: плутоний, цезий, стронций, америций, кюрий….

– Не плачь, родная, береги детей, а я скоро вернусь. В Миргороде сады цветут. Ох, как я люблю весну! Прошу тебя, спроси у доктора, почему Лёня не заходит ко мне? (Ему не сказали, что Лёня не встает, от его постели не отходит мама).

Зашел доктор.

– Богатыренко, пора заканчивать посещение. Завтра можете еще прийти.

Доктор взял Нину под локоть и вышел с ней вместе из палаты.

– Вы не понимаете, почему вас не пускают к больным родственникам. Им нельзя так возбуждаться. Вы же все плачете, а мне что делать? Я каждый день хороню. Одно горе кругом. И мое сердце скоро не выдержит!

– Простите, доктор! Я прошу вас, скажите правду, что делать, к чему готовиться?

– Что я могу сказать. Срочно нужна пересадка костного мозга. Если у него есть такие родственники, которые согласны дать ему определенную часть своего костного мозга, то чем быстрее, тем лучше.

– Конечно, есть! – Взволновано крикнула Нина.

– Не кричите, спокойно рассказывайте.

– У мужа брат учится в авиационном институте. Уже третий день дежурит на лавочке в парке, его не пускают.

– Хорошо, сейчас я его приму, зовите.

После пересадки костного мозга Саша стал двигать руками, ногами, повеселел. Но, в начале июля, неожиданно для всех умер. Доктор сказал: «Спасти невозможно! Ткань сердца просто ползет, рассеченная радиацией. Мы – врачи, пока ничего не знаем о коварстве радиации».

 

 

Выдающийся академик, специалист по лечению лейкозов Андрей Иванович Воробьев сказал: «Думаю и надеюсь, что после этой аварии должно закончиться средневековое мышление человечества и на ядерных объектах будут работать профессионалы высочайшего класса».

 

 

И блок четвертый черною злобою

Стоит над зеленью весенних трав.

Всё, заслонив минувшее собою

И все надежды наши растоптав…..