(Из истории колхозного движения)
…Когда не слушаются руки или ноги, – это плохо. Когда бастует голова, – это страшно. А моя голова никогда меня не подводила. Ни в гимназии. Ни в университете. Ни в Смольном, где один солдат сообщил мне, что «Ленин никогда не спит». Архиправ оказался портяночник! «Не спит» – это он в самую точку попал.
Сначала пришла бессонница.
Потом отказали ноги.
Потом отказали руки.
Потом отказал мозг.
А потом я умер.
Когда я умер, они плакали. В их глазах я видел не только слезы, но и ожидание Борьбы. Это единственное, что они умеют. Бороться. С врагом. С разрухой. Друг с другом. Со мной. Наверняка, по ночам, когда Бороться не с кем, они развлекаются самобичеванием. Эх, взглянуть бы хоть одним глазком на этакий шахсей-вахсей…
Теперь они будут Бороться за мое место. Но Коба перегрызет их всех. Сволочь он, конечно, редкая, каких поискать. Впрочем, сволочей никогда искать не надо, они сами как-то объявляются…
* * *
Как я умер? Обыкновенно. Ничего архиинтересного. Закрыл глаза, открыл глаза – а я уже Там. То есть, Здесь. Сразу выяснил у ранее прибывших товарищей, что никакого Ада нет. Поповская это выдумка. А вот насчет Рая попы не врали. Место, куда я попал, называется Край. Это и есть Рай, – просто первая буковка куда-то отпала. Диалектика, еtc…
И вот я в Краю. Здесь неплохо. Чистый воздух, и никого нет. Впервые за долгое время – один. Если только по случайности с кем-нибудь не столкнешься. Как-то Александра Македонского встретил. Поздоровался с ним на чистом древнегреческом. А он буркнул что-то, и на встречное облако перепрыгнул. Познакомить бы его с Феликсом Эдмундовичем, – вот бы попрыгал Александр Филиппович!.. Еще Плеханова видел. Здороваться не стал. Впрочем, он тоже сделал вид, что меня не заметил, – его, видите ли, как раз в этот момент сильно заинтересовала пухлозадая ангелиха в модных голубых крылышках. Нет, я давно знал, что он ревизионист, но чтобы до такой степени – даже не подозревал.
Так что, одному лучше. Никого вокруг. Ни большевиков, ни меньшевиков, ни баб, ни даже Наденьки. Чую, Коба ей устроит веселую жизнь. Она еще попомнит, как в двадцать первом году я уговаривал ее уехать в Европу. Обеспечили бы дуру пожизненным пансионом где-нибудь в Швейцарии, – денег в партийной кассе хватает, слава Богу…
Кстати, о Боге.
Он – есть.
Очень приятный молодой человек. Или выглядит так хорошо, несмотря на возраст. Не знаю. Но собеседник Он отменный. На днях вот о Бисмарке заспорили. Чуть не подрались. Потом, правда, помирились быстро, – Ему в шахматы не с кем играть. Ну, не то чтобы совсем не с кем. Мог бы, конечно, и с Алехиным сразиться. Или с Капабланкой даже. Но с ними Он играть категорически отказывается.
– Они, – говорит, – известные махеры, у них всегда по десять тузов… то есть, десять ферзей в рукаве. Не буду с ними играть! А с тобой, кудрявый, – другое дело. Играешь ты, конечно, паршивенько, но зато жульничаешь в меру. А эти на двадцать ходов вперед соображают! Как с такими компьютерами играть, спрашивается?!
Компьютеры… Не знаю, что это такое. Но словцо архизаковыристое. Надо бы запомнить. Может, потом в партийной дискуссии пригодится. Троцкого, например, приложу, компьютером обзову. То-то запрыгает, дьявол пархатый! … Хотя, какая к черту дискуссия, когда кругом, кроме Бога, – никого?
* * *
Так и обитал я в Краю очень даже неплохо. Снабжение, квартирка в центре, экскурсии по историческим облакам,- все за счет принимающей стороны. И настроение у меня было вполне весеннее. До того самого разговора.
– А ты что дальше собираешься делать? – спросил однажды Бог.
– А я, батенька, ничего делать и не собираюсь, – отвечаю. – Мне там, внизу, дел хватало, сыт выше края. Теперь буду заслуженно отдыхать. Пенсионер я. Всемирного значения.
– Не рановато тебе на пенсию? – Бог спрашивает. – Может, ты бы хоть скуки ради что-нибудь поделал…
– Чего делать-то? – интересуюсь. – Революцию, что ли?
– Нет, – быстро говорит Бог. – Революцию в Краю делать не надо, это вы там, внизу, у себя, балуйтесь.
– Ну, тогда, – говорю, – не знаю. Я же кроме революции все равно, извиняюсь, ни черта делать не умею…
– Вот это да! – удивился Бог. – Что, даже и стихов никогда не писал?
– Какие стихи?! – возмущаюсь. – А белая армия, черный барон? А дискуссии с ревизионистами? А мировая революция на носу? А этот иудушка Троцкий, чтоб ему пусто было?!.. До стихов ли при такой прозе жизни?!
– Ну, ладно, – говорит Бог. – Все равно, дело у меня для тебя имеется. По твоему, между прочим, профилю. Как раз и твой организаторский талант пригодится. Есть у тебя организаторский талант?
– Еще бы! – отвечаю. – Такую страну на уши поставить, – это вам, товарищ Господь, не чай с лимонами трескать! Тут, товарищ, голова нужна!
И по лбу себя похлопал. Ничего такой лоб, крепкий. Боевой лоб!
– Вот и ладненько, – обрадовался Бог. – Значит, так. Имеется проблема. Сущая, конечно, безделка, но решать надо. Есть тут у нас один йетти…
– Что-что?
– Не что-что, а кто-кто! Йетти. Существо такое. Вроде человека, только волосатый больно. И бешеный – просто страсть. Третьего дня что удумал, – залез на облако, и давай оттуда в Архангела Михаила сухими собачьими какащками пулять! И где он их достал?.. Архангел его и так и этак упрашивал остановиться, – ни в какую! Я, кричит, не откуда-нибудь в Край попал, а из Страны Советов! Имею, говорит, полное право самовыражаться, а не то, что некоторые, которые думают, что они самые умные…
– А с чего он хулиганил-то? – спрашиваю. – Может, заболел?
– Да какое там! – махнул Бог рукой. – Здоровый, как десять быков! У них вся семья такая дурная. И сынок в отца пошел. Он еще на земле живет. Вот этот сынок и есть наша головная боль. Ведь что удумал, подлец, – колхоз хочет создать! Еще и название придумал – «Красный Йетти»! Тьфу!..
Еще одно архилюбопытное новое словечко! Что за колхоз? Интересно, если Троцкого «колхозом» назвать – сильно обидится? Надо попробовать…
А Бог мне и говорит:
– Лети к этому йетти, да вразуми дурака, чтобы оставил свою дурацкую затею. Пусть живет как все нормальные йетти. Пьет, к любовнице ходит, – ну, что там еще нормальные йетти делают… А этому, вишь, колхоз подавай! Вот паразит…
– Ну, пусть на здоровье и создает свой колхоз! – говорю. – Нам-то какая забота?!
– Э, нет, – говорит Бог. – Этих йетти на всем белом свете – раз-два и обчелся. А если он колхоз создаст, и их туда загонит, – они все вымрут. От голода, непосильного труда, перегибов на местах, партийного руководства, и прочих катастроф. А йетти тоже – Божьи дети. То есть, Мои. И Я обязан их оберегать от погибели. Понял?
А мне чего-то расхотелось йетти спасать. Я на Бога глянул своим коронным добрым взглядом, – прищурился, и лучезарно так смотрю. Как будто горизонты коммунизма вижу. А Он вдруг чего-то разозлился. Даже нектар из большого желтого цветка глотать перестал. Между нами говоря, дрянь этот нектар. Пиво куда лучше. Особенно баварское. Архиотличное пиво!..
– Ты – кричит Бог, – глазками-то на меня не зыркай, я тебе не Горький какой-нибудь, и не ходок из Запердяжья, чтобы потом рассказывать сказки про твои добрые глазки! Так что, отставить взгляд на горизонты! На землю собирайся. А будешь кочевряжиться, вмиг в Ад определю!
– Как, – удивляюсь, – у вас и Ад есть?
– А то! – Бог отвечает. – Уж для тебя, кудрявый, Ад всегда найдется! Да еще какой Ад! Шушенское санаторием покажется!
– А мне, – говорю, – в Шушенском архинеплохо жилось. На охоту ходил, Наденька приезжала… Один там недостаток был, – негде было баварского пива достать. Очень мучился, приходилось пить рос…
– Молчать! – заорал Бог. И кулаком по столу стукнул, аж все фигуры с шахматной доски сдуло. – Исполняй, что приказано!
Ну, делать нечего. Отправили меня на обратно на землю. Племя йетти спасать, генофонд их редкий от колхоза предохранять. И что за архистранное слово придумали, – «колхоз»…
* * *
Прибыл я обратно на землю. В горы меня забросили, где эти йетти обитают. Смотрю, сидит на корточках мужик голый и сильно волосатый, на земле что-то палочкой чертит.
– Здравствуйте, – говорю. – Бог в помощь!
– Бога нет, – отвечает волосатый. – Бога попы придумали, чтобы всех дурить. Религия – опиум для йетти!
– А, – говорю, – так ты йетти и есть? Вот ты-то мне и нужен!
– А ты что за фрукт? – прищурился волосатый. – Кто таков? Ходют тут всякие… А ну, покажь документ, контра!
– Я, – говорю, – не контра. Я – Ленин.
– Ну да? – не поверил йетти.
– Ну да, – говорю. – Я Ленин и есть. Слыхал про такого? Вот к тебе прибыл, насчет колхоза поговорить…
– Это, товарищ Ленин, я придумал! – загорелся йетти. – Мы при старом режиме как жили? Все порознь. Да и сейчас так же живем. Один за диким медом бегает, другой на людей охотится, третий вообще ни черта не делает, только валяется и в небо смотрит, тунеядец. И подумал я, что надо нам устроить колхоз. Чтобы все сообща, дружной революционной толпой. За пчелами бегать, за людьми охотиться, и это… ни черта не делать. Но никто не записался. Ну, я тут же в райком, – и назначили меня председателем колхоза «Красный Йетти». Печать дали и еще… вот, наган. С патронами!
Йетти выудил откуда-то из шерсти печать, здоровенный черный наган, и коробку с надписью «Патроны».
– Пусть теперь какой гад откажется в колхоз записываться! Я ему покажу йеттину мать!
– А может, – говорю, – не надо колхоза? Вы же все с голоду передохнете! Ну, какой дурак на дерево за диким медом полезет, да не для себя, а для всех? И на людей охотиться какой резон, если потом придется добычу на всех колхозников делить? Это же противоречит природе челове… то есть, йетти!
– Ничего это не противоречит, – надулся йетти. – Колхоз есть сила! Мы еще пару-другую богатых йетти раскулачим, чтобы делиться научились, – тогда вообще заживем!
Зря я его отговаривал. Очень мне эта идейка понравилась. Я этому волосатому еще пару придумок подкинул, – паспорта у йетти отобрать, чтобы почем зря по горам не шастали, и каждую пойманную человечью шкуру налогом обложить.
И обратно полетел.
Ну, в Краю, конечно, скандал произошел, – на почве невыполненного поручения Бога.
– Ты, – говорит Бог, – страшно Меня разочаровал. Из-за тебя пришлось мне всех йетти к Себе в Край забрать. Одного только дурака не забрал, – председателя колхоза. Наган я у него, конечно, отобрал. Только печать оставил. Пусть теперь от туристов бегает со своей печатью… А тебя изгоняю Я из Края, и определяю пока в Мавзолей. При хорошем поведении обратно впущу. Все, свободен, архикудрявый ты Наш…
Вот так меня из Края и выперли.
Хорошо, хоть в Ад не перераспределили. Там, говорят, со снабжением архипаршиво. Не говоря уже о баварском пиве.
Чего нет, того нет.
* * *
В деревянном мавзолее что-то заскрипело. Ленин проснулся. Зевнул. Подумал:
– Хорошо что Коба эту архигениальную идею с колхозами на людей распространил. Конечно, не все выдержат, ну так ведь на то и эксперимент. Генофонд никуда не денется, – людей же больше, чем этих йетти, но даже они на генофонд плюнули, колхоз создали, – а мы, спрашивается, чем лучше?.. А Троцкого я все-таки компьютером обзову! Как встречу, сразу влеплю: компьютер ты, Троцкий!.. То-то подпрыгнет, черт…
И заснул.