Через полтора часа они были в Москве, на Профсоюзной. Илья должен был забрать из московской мастерской «Сивку-бурку», гипсовую лошадь-качалку, размером с живого пони. Затем путь его лежал на завод, а через неделю он должен был отправиться к заказчику, чтобы сдать ему свои работы и помочь расставить их пленере. Ему также предстояло получить хорошие деньги. Позднее, он собирался поехать со Светой на юбилей городка, на благо которого трудился почти полгода. Приглашение уже было получено, и праздник обещал быть интересным.
Размышляя обо всём этом, в прекрасном настроении, около пяти часов вечера, Илья подкатил к своему московскому дому. Он выпрыгнул из кабины фуры и, сказав водителю, что спустится с лошадью через десять минут, открыл ключом дверь подъезда.
Старичок – консьерж сидел за стеклянной перегородкой, буквально впившись глазами в экран монитора. Рот его был приоткрыт от удивления. Видимо, там происходило что-то очень увлекательное. Заметив вошедшего Илью, консьерж поманил его к себе.
– Зайдите на минуточку, товарищ Родионов. Я вам кое-что покажу.
Илья вошёл в сторожку и глянул на экран, от которого не мог оторваться старик.
На экране была его мастерская, посередине которой находилась «Сивка-бурка». Верхом на гипсовой лошади сидел молодой мужчина, а на его коленях, лицом к нему, Света. Илья видел, как его жена обнимала любовника, ритмично, словно в такт какой-то музыке, подпрыгивала с его колен и опускалась. Потом сцепила ноги у него за спиной и откинула голову назад. При этом оба они раскачивались на лошади и были в восторге от своей затеи.
Заметив, что Илья нахмурился, консьерж немедленно выключил монитор.
– Они рано утром пришли, когда я, грешным делом, прикорнул. Сигнализацию не сняли. Потом я начал просматривать мастерские, где хозяева в отъезде, и вижу… и, главное, понять не могу, супруга ваша или ещё кто? Причёска вроде другая?
– Это подруга её, из Чухломы. На три дня в Москву приехала, – сказал Илья и попросил снять его мастерскую с просмотра.
С тяжёлым сердцем он поднялся на лифте на свой этаж. Уже на подходе к двери услышал оглушительную музыку. Музыкальный центр был включён на полную громкость, как любила Света. Из-за этого, любовники, увлечённые своим приятным занятием, не услышали, как Илья повернул ключ в замке входной двери, и не заметили, как он вошёл. Прихожей в мастерской не было. Слева от входной двери была лестница на антресоли. Справа – совмещённый санузел. Кухонька располагалась в нише большой комнаты первого этажа, составляя с ней одно целое. Левая стена комнаты была застеклена от пола до потолка. Мастерская Ильи Родионова очень походила на квартиру, но всё-таки это была мастерская. Она была предназначена для работы. Здесь было много света. Гипсовая лошадь находилась в центре комнаты, недалеко от входа, спиной к которому стоял Илья. Бежать любовникам было некуда. Первым заметил Илью Сергей. Он что-то шепнул Свете, изнемогающей от страсти.
– Что? – переспросила она, не открывая глаз. Потом поняла, покраснела, как помидор, и вслед за Сергеем спустилась с лошади. Пряча глаза, она стала торопливо одеваться. Руки её дрожали. Сергей выключил музыку и тоже потянулся к одежде. Он не успел ещё натянуть брюки, а Света, платье, когда Илья, открыв настежь дверь, скомандовал им «на выход».
– Но, мы же ещё не одеты,- попробовал урезонить разгневанного супруга Сергей, одновременно пытаясь натянуть носок на голую ногу. Света и вовсе успела надеть кое-что из нижнего белья и одну босоножку. Вторую она никак не могла найти. – Можно задержаться ещё хотя бы на пять…
– Во – о – он!!! – загремел Илья, наливаясь краской. – Никогда больше не попадайся мне на глаза! – последнее было адресовано Свете. – Иначе, убью. И тебе, парень – глядя в сторону и тяжело дыша от гнева, прибавил Илья, – тоже не советую… попадаться.
Света, хорошо знавшая характер своего мужа, дала Сергею знак молчать, схватила платье и сумочку в охапку и, пригнув голову и припадая на босую ногу, выскользнула из мастерской. За ней, на ходу застёгивая брюки, вышел Сергей. Уже в коридоре он надел рубашку. Дверь мастерской на минуту приоткрылась, и вслед любовникам полетели сандалии и второй носок Сергея и босоножка Светы.
– По поводу развода, с тобой свяжется мой адвокат, – сурово сказал Илья. И вслед ей, будто удар в спину, прозвучало презрительное: «Дрянь!»
Если б он подрался с Сергеем, обругал её матом, даже побил, Свете было бы не так обидно. Но он сказал, что она дрянь! Слышать такое было невыносимо. Слёзы хлынули из её глаз. Пока они с Сергеем ехали в лифте, Света беспрерывно плакала. Сергей подбадривал её, как мог, но она не желала ничего слушать. Обидное слово «дрянь» стояло у неё в ушах.
Илья, после их ухода, достал сигареты и закурил. Выкурил две подряд. Потом взял большой квадратный молот, с длинной металлической ручкой, и тремя ударами разбил «Сивку-бурку» на куски. После чего, вымыл руки, запер мастерскую и спустился вниз. Проходя мимо консьержа, он молча дал знак, чтобы тот включил сигнализацию. Когда он залезал в кабину фуры, водитель спросил:
– А лошадь-то где?
– В Караганде, – ответил Илья. – Заводи машину!

– Ну, что мне теперь делать? Кому я теперь нужна? – со слезой в голосе говорила Света, сидя рядом с Сергеем в машине. – Мне жить даже негде. И денег мало. На гостиницу не хватит.
– Да утрясётся всё, – утешал её бизнесмен. – Между супругами, чего не бывает! Сам-то он святой?
– Святой! – горько усмехнулась Света. – Ему с Алиской на остров плавать можно? А я, значит, дрянь? – она снова заревела.
– Слушай, – сказал Сергей, – у тебя лицо прямо горит. Может быть, температура? – он пощупал ей лоб.
– Может быть. И горло сильно болит. Наверное, я мороженым объелась. И вода в аквапарке была холодная. А в мастерской сквозняк был. Вот заболею и умру. Тогда он ещё поплачет!
– Знаешь, я, пожалуй, отвезу тебя на Арбат. Там у меня комната в коммуналке. Хорошая комната, чистенькая. Ты там отлежишься. Градусник и лекарства мы сейчас по дороге купим. Я с тобой сегодня остаться не смогу. У меня ночная съёмка…
– Чего у тебя?
– Съёмка, – с лёгким смущением пояснил Сергей. – Я ведь не бизнесмен, а актёр. Сейчас театр на гастролях, так я сразу в двух сериалах снимаюсь.
– Ты? Актёр? А зачем врал, что бизнесмен? – с удивлением спросила Света.
– Так получилось, – уклончиво ответил Сергей. – Лёля тебе всё расскажет. Я ей позвоню, предупрежу, насчёт тебя.
– Ничего не понимаю. Кто такая Лёля? – Света и сама почувствовала, что у неё жар. – Жена твоя, что ли?
– Двоюродная бабушка, – с лёгким смешком ответил Сергей. – Она тебя подлечит.
– Что-то у меня совсем крыша едет. Знаешь, вези меня куда хочешь! – махнула рукой Света. – Мне уже всё равно.
Она почувствовала себя совсем плохо. Из-за высокой температуры впала в дремоту. Тело её сделалось ватным, перед глазами поплыли какие-то голубые шары и белые свечи, потом её хотел проглотить резиновый крокодил из аквапарка, который оказался настоящим. Едва она спаслась от крокодила, ей приснился Илья, борющийся на ринге с Сергеем Фадеевым. Оба были в костюмах сумо. Наконец, Сергей положил Илью на лопатки, а Света во сне заплакала. Ей было жаль мужа. Её трясло и бросало в жар. Шея её распухла, будто на неё надели испанский воротник, горло пересохло и нестерпимо болело. Света не чувствовала, как Сергей привёз её на Арбат, на руках поднял на второй этаж, как положил на кровать. Очнулась она глубокой ночью, когда услышала, что кто-то вошёл в комнатку, где она спала. Света с трудом разлепила веки, приподнялась и спросила:
– Кто здесь?
На столике, рядом с кроватью, на которой она лежала, укрытая тёплым одеялом, горел ночник. На подносе стоял электрический чайник, чашка с блюдцем и куча разных лекарств и полосканий.
– Это я, тётя Лёля. Можно просто Лёля. – Сказала вошедшая женщина. На вид ей было пятьдесят с небольшим. Двоюродная бабушка Сергея была миниатюрной, её каштановые волосы были коротко острижены. Несмотря на возраст, одета она была по-молодёжному. На ней был клетчатый комбинезончик, лёгкая светлая маячка и шлёпанцы на босу ногу. Молодая бабушка поставила у двери тяжеленную сумку и подмигнула Свете:
– Как ты тут? Жива? Мне Сергей звонил, сказал, что у тебя температура под сорок. Вот, судьба актёрская, – жаловалась тётя Лёля, выкладывая на стол бананы, лимоны, яблоки. Ни дня, ни ночи. Час назад съемка закончилась, а с десяти утра уже репетиция. А спать когда? Ничего, если я покурю в форточку?
Бабушка Сергея оказалась не только молодой, но и очень подвижной. Она буквально летала по комнатушке. Одной рукой держала дымящуюся сигарету.  Другой включала чайник, зубами развязывала пакет со свежими овощами.
– На-ка, прими и запей. – Тётя Лёля поднесла Свете стакан с минеральной водой и две таблетки. Сразу легче станет. Да, девонька, угораздило тебя в такую жару ангину подхватить!
Когда бабушка Сергея, нагнулась над кроватью, Свете показались знакомыми её глаза. Карие, очень выразительные и живые.
– Вы тоже артистка, как и Сергей? – еле шевеля пересохшими губами, спросила Света.
– Вот именно.
– Наверное, я вас в кино видела. У вас лицо очень знакомое.
– В кино, увы, не снималась. Я подскажу, где ты меня видела. В посёлке «Сосенки». – Тётя Лёля достала из сумки седой парик, надела и вмиг превратилась в дачницу, Елену Васильевну. От испуга, Света выронила стакан с водой. Он упал и покатился до самой двери.
– Мне что-то нехорошо, – пролепетала Света, – температура опять поднимается. Мне показалось сейчас, что вы это не вы.
– Нет, девочка моя, тебе не показалось, – Елена Васильевна сняла парик и снова превратилась в тётю Лёлю. – Тётя Лёля и Елена Васильевна из дачного флигеля – одно и то же лицо. Актриса провинциального ТЮЗа, Елена Фадеева! – торжественно, как со сцены, объявила она и поклонилась.
– Я ничего не понимаю, – заплакала Света, – у меня, наверное, сильный жар.
– Не волнуйся, я потом тебе всё объясню. А сейчас, закрой глаза и спи. Во сне болезнь скорее проходит. Завтра, завтра поговорим.
Тётя Лёля прикрыла Свету одеялом до самого подбородка, мягко повернула на бок и погасила ночник.

На следующий день Илья возвращался домой с тяжёлым сердцем.  Своей машины при нём не было, поэтому он приехал из Москвы на электричке. Пешком направился на Сосновую улицу. Всю дорогу, да и все прошедшие сутки, он думал о Свете. Илья был вспыльчивым, но не злопамятным человеком. Как ни старался он внушить себе, что ошибся в выборе жены, у него ничего не получалось. Гнев давно улетучился. Осталась тоскливая пустота. Он бы всё отдал за то, чтобы Света сейчас оказалась дома, чтобы встретила его, накормила обедом. Он ругал себя за то, что выгнал её и вдобавок назвал «дрянью». «Я старше на целых пятнадцать лет, – думал Илья. – Я должен был набить морду её наглому хахалю. Эти новые хозяева жизни думают, что всё на свете принадлежит им. А я повёл себя, как последний идиот. Надулся от гордости и за так отдал ему свою жену. Конечно, теперь они вместе и, наверное, смеются надо мной!»
С этой мыслью Илья подошёл к своему дому, открыл калитку и увидел, что на крыльце дома, пригорюнясь, ждёт его мужичок  лет пятидесяти пяти, небольшого роста, в дешёвом сером костюме в полоску, под которым была застёгнутая наглухо белая рубашка. Волосы его были гладко прилизаны. Возле ног стояла большая дорожная сумка, застёгнутая на молнию. Видно было по скучному выражению лица, что ожидание его было долгим. Увидев Илью, гость его оживился, вскочил, раскинул объятия и пошёл навстречу хозяину.
– Сынок! – воскликнул он, с чувством обхватывая Илью. При этом макушка его, едва доставала до подбородка скульптора. – Не узнаёшь, что ли? Дядя Слава я, Светкин отец! Где ж ты был? Я с утра тебя дожидаюсь. А Светка где?
– Гм, в Москве она. По делам поехала. – Соврал Илья, чтобы сразу не расстраивать старика. Он и вправду не сразу понял, что мужик в полосатом костюме, его тесть. Родителей жены он видел только раз, в декабре прошлого года, когда они со Светой расписывались в ЗАГСе. Дядя Слава был в этом же костюме. Только тогда на шее у него был яркий малиновый галстук.
– Пошли в дом, дядя Слава. Молодец, что приехал. – Илья взял тяжеленную сумку тестя, открыл ключом дверь и пропустил вперёд гостя. Тот говорил не умолкая. Рассказывал, как отпросился на неделю у жены, навестить дочурку. Как ехал всю ночь на третьей полке жёсткого вагона. Бельё не брал из экономии. Спал, подложив под голову сумку. В сумке у дяди Славы оказалось несколько банок с домашними заготовками, солёными огурчиками, грибочками, вареньем, остальное пространство занимала водка.
– Ты понимаешь, сынок, – словно в оправданье, говорил тесть. – Моя-то, сухой закон мне назначила. Я туда – сюда, не знал, что придумать. С восьмого марта капли во рту не было. Я и придумал дочку навестить. Двадцать бутылок белой купил и – к тебе. Думаю, хоть с зятем душу отведу. Дома-то, одни бабы! Жена, тёща и две дочки – школьницы.
Светка-то у меня вторая. А старшая, хоть и замужем, да живёт далеко. И мужик у неё какой-то ненормальный. Не курит и не пьёт. Поеду, думаю, к Илюхе. Он парень, что надо! Ну, давай, давай стаканчики, вилки, тарелки вынимай. А я закуску порежу.
Дядя Слава так быстро организовал стол, что Илья глазом не успел моргнуть. Они выпили по полному стакану водки, но настроение хозяина не улучшилось. Зато гость порозовел и развеселился. В это самое время Кузя проснулся и уставился на незнакомца.
– Гляди-ка, это, что же у вас за зверь?
– Это крысёнок Кузя. Он ручной, – вяло пояснил Илья. Угрюмость не покидала его.
– Надо же, какую закусь завели! – удивился дядя Слава и налил им ещё по полной.
– Отец, я, пожалуй, не буду. Не пьётся, что-то, – хотел, было отказаться Илья.
– Как это «не буду»? Обидеть хочешь? Чего ты какой-то не родной, Илья! Давай выпьем ещё, грибочков поедим. Конечно, грибочки – ерунда. Ты помнишь, как раньше-то закусывали? Колбаску по 64 копейки? «Собачья радость» называлась. О! Это была закусь! Может, конечно, её из таких «Кузей» делали, не знаю. Но это была вещь! Главное, дешёвая! Придёшь в магазин, там уже очередь. Значит, колбасу выбросили. Ну, постоишь, велика беда! Но ведь возьмёшь! А пока стоишь в очереди-то с народом пообщаешься, столько новостей узнаешь! Я иной раз полную сумку колбаски брал. Выложишь её на горячую сковородку, яичком зальёшь, она во рту прямо тает. Ты пей, пей! А потом мы с тобой споём. У тебя гармонь-то есть? А то я тебе свою подарю. Чего ты смурной-то?
– Соврал я тебе, папаша. – Вздохнул Илья. – Со Светкой мы расстались.
– О, как! – ударил себя по коленкам дядя Слава. – Она тебя бросила или ты её прогнал?
– И то и другое, – вздохнул Илья и налил себе и тестю ещё по стакану.
– Значит, она чего-нибудь отчебучила, – вздохнул дядя Слава.
– Помоложе себе нашла, а главное, побогаче, – Илья нахмурился ещё сильнее и выразительно глянул на тестя из-под густых бровей.
– Нет, Илья, Светка на деньги не падкая, – заступился отец за дочку. – Хвостом повертеть – это да, любит. Ты, знаешь, сынок, чем бабу прогонять, лучше бы ремня ей всыпал. Она бы враз поумнела. А прогонять не надо. Баба и в хозяйстве нужна и вообще. Другую искать, поди, хлопотно? Я своих девок ремнём воспитывал. Вот и Светка. Она слов не понимает, а ремень для неё – самое то.
– Что ж, я женщину бить буду? – После третьего стакана Илья повеселел.
–  Да какая Светка женщина?! – рассмеялся тесть. – Весит меньше барана. Погоди, я хочу тост сказать.
Но на тост у дяди Славы не хватило пороху. Он скис, опустил голову, и Илья отвёл его в спальню. Помог снять пиджак и сандалеты.
– Ложись, папаша, отдохни. Устал с дороги. А я пойду в мастерскую, поработаю, сказал он, накрывая тестя лёгким одеялом.
Дядя Слава мигом свернулся калачиком и захрапел. Илью сильно покачивало, зато настроение его улучшилось. Уходя в мастерскую, он прихватил с собой ещё пару бутылок водки и пива.
Когда он вышел в сад был тёплый вечер. Уже стемнело. Ночи стали длиннее. Чувствовалось, что лето неумолимо движется к концу. Но было ещё очень жарко. В саду звенели цикады. Когда Илья шёл по дорожке между яблонями, налившиеся соком плоды, свисали почти до земли и били его по плечам и коленям. Из-за облаков вышла большая яркая луна. Когда Илья подходил к поляне, где рос огромный дуб, и находилась его мастерская, он услышал странный треск. Словно кто-то бил в деревянные ложки. По мере приближения к мастерской, звук усиливался. Илья подумал даже, не прилетела ли к ним в сад какая-нибудь невиданная птица. Не доходя метров пятидесяти до мастерской, он остановился, как вкопанный. На залитой лунным светом поляне танцевала женщина. Она была невысокого роста, миниатюрная. Босая, с гладко зачёсанными чёрными волосами, собранными на шее в низкий пучок. На ней была открытая белая кофточка и коричневая юбка в сборку. Плечи её были прикрыты зелёной шалью. Она танцевала в полной тишине, изредка вытягивая руки, то вправо, то влево и прищёлкивая кастаньетами.
Илья спрятался за дерево и стоял, не дыша, боясь спугнуть это чудное видение. Но под его ногой случайно хрустнула ветка. Женщина накрыла голову и нижнюю половину лица шалью, испуганно оглянулась и пропала за толстенным стволом дуба.
Илья не стал догонять её, как в прошлый раз. Он направился в мастерскую. Открыл дверь, зажёг свет, поставил в холодильник водку и пиво, присел на диван. Неожиданно взгляд его упал на картину, стоявшую лицом к стене. Рассчитывая увидеть лишь пустое кресло, Илья развернул мольберт к себе и обмер. Мадонна, как ни в чём не бывало, сидела в кресле. Будто отлучалась ненадолго, а теперь возвратилась домой.
– Вернулась? – усмехнулся Илья. – Погуляла и вернулась? – спросил он заплетающимся языком. – За это, пожалуй, стоит выпить.
Илья достал из холодильника новую бутылку водки, налил полстакана, добавил туда пива и стал потягивать холодный напиток. Только сейчас его по-настоящему разобрало. Как видно, накануне он испытал сильный стресс и никак не мог расслабиться. «Луиза вернулась. К чему бы это?» – подумал он.
– Где ты была, чертовка?- Илья впервые обратился к черноглазой женщине на картине. – Знаешь, ты, сколько глупостей я наделал из-за тебя? Как ты могла поступить со мной так бесчеловечно? Ты заморочила мне голову. Ты лишила меня ребёнка. Теперь и Светка меня бросила. А началось всё с тебя. В недобрый час я нашёл тебя в тёмном и сыром чулане. Что мне делать теперь, скажи? Как жить?
Мадонна повернула голову и посмотрела прямо в глаза скульптору. От этого взгляда тепло разлилось по его телу. В нём было столько нежности и печали! Потом она вытянула руку и поманила Илью. Он встал с дивана, подошёл и взял в свою руку её нежные пальчики. И не заметил сам, как, перешагнув через край картины, служивший порогом в другой мир, очутился двумя ногами на каменном полу, под сводчатым потолком какого-то плохо освещённого помещения. Оно было похоже на кладовую при кухне богатого дома. Здесь сильно пахло рыбой. На крюках. К потолку, была подвешена, ещё не разделанная мясная туша. День был жаркий, и её облепили мухи. Рядами стояли бочки с вином. Илья догадался, что в них именно вино, потому, что из одной, выпала затычка, и вино медленной струйкой выливалось на пол, а потом исчезало в узкой каменной щели. В кадках лежали овощи. Илья увидел несколько бутылей с оливковым маслом и мешки с зерном, сахаром и солью. В кладовой было только одно окошко. За ним был виден двор, покрытый зелёной травой, слышны были мужские голоса, женский смех и визг. Луиза вдруг куда-то исчезла. Илья стал искать её. Он бегал по дому, заглядывая во все двери. На кухне стоял жар и дым. Повара готовили мясо, обильно посыпая его перцем и поливая его томатом и маслом. Увидев Илью, они перекинулись парой слов на незнакомом языке. Смысл их речи был почему-то понятен Илье.
– Это вор? – спросил тот, что был толще и ниже ростом. Высокий тощий и пучеглазый, по виду его босс, спокойно ответил:
– Это жених Луизы, торговки фруктами. Его зовут Антонио. Он приходит с ней иногда.
– А говорили, что он моряк, и полгода назад его судно угодило в сильный шторм. Все погибли?
Илья не дослушал их разговор. Он бегал по тёмным коридорам и галереям большого дома, пока не очутился в огромном зале. Здесь были высокие потолки и множество окон. На стенах висели полотна и фрагменты, написанные маслом. Илья узнал эти картины. В основном, мадонны, которые он видел в музеях и альбомах репродукций. В кресле перед мольбертом, отдыхал художник. Он смотрел на почти готовое полотно и то улыбался, то хмурился. Илья на цыпочках подошёл сбоку и заглянул ему в лицо. Это был сам Мурильо. Точно такой, как на автопортрете. Черноглазый красавец, с густыми каштановыми волосами до плеч и тёмными усиками над верхней губой. Из чувства преклонения перед гением Мурильо, Илья опустился на одно колено и поцеловал край одежды маэстро.
Из мастерской художника была дверь на балкон, а оттуда прямо во двор спускалась широкая каменная лестница, каменные барьеры которой были украшены глиняными вазонами с цветами. Парадный двор его дома украшали несколько клумб, полукольцом, расположенных вокруг фонтана «Амур, обнимающий льва». Из львиной пасти била струя воды. Илья миновал вычурные чугунные ворота и вышел в город.
Ещё находясь балконе, Илья мог окинуть взором почти весь город. Часы на городской башне, остроконечные башенки церквей, дома богатых горожан, окружённые пышными садами, и маленькие домики тех, кто победнее. Выйдя за ворота дома Мурильо, он очутился на узенькой, залитой солнцем улочке. По ней нельзя было пройти даже вдвоём, взявшись за руки. Эта улочка вывела его на площадь перед собором. В ранний утренний час она была пуста. Только торговцы спешили на рынок, подстёгивая мулов. Их повозки грохотали по булыжной мостовой. Илья увязался за открытой повозкой, на которой лежала гора серебристой макрели. Погонщик мула спросил его о чём-то.
– Луиза. Я ищу Луизу, – ответил Илья.
Тот кивнул и дал ему рукой, следовать за ним, на базар. Город ещё спал, а здесь, на торжище уже кипела жизнь. Прилавки заполнялись разной снедью. Чего тут только не было! Апельсины, финики, тунец, живая птица и скотина на привязи, вино и шерсть, и даже табак из-под полы. Илья бродил по рынку, слушал чужую речь и, как ни странно понимал, о чём говорят темпераментные черноглазые испанцы и испанки. К нему подошла согбенная старуха, вся в чёрном, и спросила:
– Ты ищешь Луизу, Антонио?
Илья кивнул.
– Она, наверное, дома.
– Скажите, где она живёт?
– Ты так долго был в плавании, что забыл, где живёт твоя невеста? – улыбнулась старуха, обнажив дёсна вместо зубов. – У скал. Её дом стоит на краю города, у скал. Хорошо, что ты вернулся, – добавила она, перекрестив Илью. – Болтали, что твой корабль потерпел крушение. Хорошо, что ты живой и здоровый, и одет, как иностранец.
Илья покинул рынок и, пройдя немного, вышел на берег Гвадалквивира. Стоящее на рейде парусное судно, походило на огромную серую птицу, со сложенными крыльями. Смуглые, а то вовсе чернокожие мужчины, с лоснящимися от пота спинами, следуя в затылок друг другу, поднимали по трапу бочки с красным кислым вином и тюки с овечьей шерстью.
– Эй, Антонио! – окликнул Илью с палубы толстый черноволосый и черноглазый мужик, с плетью в руке. – Ты ищешь работу? Завтра мы уходим к Британским островам. Если надумаешь, я возьму тебя старшим матросом. Только не опаздывай. Мы отплываем на рассвете!
Илья с улыбкой кивнул и стал подниматься по пыльной дороге, плавно поднимающейся в гору. Вдали виднелись скалы, а под ними был большой фруктовый сад. Большинство деревьев были апельсиновыми. В глубине сада  прятался скромный домик. Илья подошёл, облокотился о глиняную ограду и увидел молодую женщину, отдыхающую на подстилке, в тени дерева. Она была с распущенными волосами и обнажена по пояс. Нижняя часть её тела была прикрыта лёгкой зелёной шалью. Это была Луиза. Илья залюбовался её белой, не тронутой загаром кожей. Возле неё сидела собака, а на траве стояло блюдо с финиками и апельсинами. Луиза очистила апельсин, отправила в рот одну дольку, а плотную оранжевую кожу сдала пальцами и выдавила сок себе на шею и волосы. Собака заметила Илью, встревожилась. Луиза вскочила на ноги, и, обмотав шаль вокруг талии, побежала к ограде. Она протянула руки и обняла Илью за шею.
– Антонио! Ты вернулся? – приговаривала она, поглаживая его по щекам и целуя в губы. – Иди же ко мне, иди! Я так долго тебя ждала!

– Сынок, ты не заболел? – услышал Илья у самого уха голос дяди Славы. – Сутки целые проспал! Я рано встал, похмелиться успел, щи сварить, грядки прополоть, а ты всё спишь? Голова-то болит? На вот, рассольчику выпей, полегчает. Я щи сюда принёс и тарелки с ложками, – он кивнул на накрытый стол. Там стояла кастрюля со щами, в хлебнице лежал крупными ломтями нарезанный чёрный хлеб.
– Эх, дядя Слава, на самом интересном месте разбудил! – с шутливой досадой сказал Илья, принимая из рук тестя кружку с рассолом из-под огурцов. – Я ведь только что в доме у самого Мурильо побывал. С Луизой встретился.
– Это, что ж, ты взамен моей Светки другую бабу нашёл? И когда успел-то!
– Ничего ты, дядя Слава не понимаешь, – улыбнулся Илья, хватаясь за наполовину опорожнённую бутылку пива. – Я же в Севилье был! Семнадцатого века!
– Какие тут непонятки, – обиделся тесть, – очень всё просто. У нас в совхозе комбайнёр один, Сёмка Рогожкин, на святки так запил, что на Марсе оказался.
– Как он туда попал? – усмехнулся Илья.
– А за ним НЛО прислали. Так-то. Вздумал меня какой-то Лизкой удивить!
– Не обижайся, дядя Слава. Давай лучше выпьем да щец твоих похлебаем. Ты Кузю кормил?
– Кормил. Даже водки ему налил чуток, – сказал тесть, разливая водку по стаканам.
Илья повертел в руках пивную бутылку, из которой пил вчера. На ней не было наклейки. Вместо неё была прилеплена бумажка «Для мужа».
– Это, что такое? – нахмурился Илья. – Папаша, ты, где эту бутылку взял?
– В ванной, на полке нашёл, – пожал плечами дядя Слава. – Я думал заначка и принёс, в холодильник поставил, чтоб не пропала.
– А я, значит, выпил? Может, в этой бутылке яд? Почему тут написано «Для мужа»? Может, твоя дочурка овдоветь задумала, а потом получить наследство и за миллионера выскочить? – разгневался Илья.
– Раз ты так про Светку думаешь, – покраснел от возмущения дядя Слава, – то пей водку и ешь щи один! Я с тобой за стол не сяду! К Лизке он ходил! В Савельево! Морду бы тебе начистить за такое подозрение! Приехал к дочке с зятем погостить…
Тесть хотел добавить что-нибудь ещё, но у него не хватило слов. Он просто вышел из мастерской и хлопнул дверью.
– Да пошутил я, дядя Слава! – крикнул ему вслед Илья, – Если хочешь, давай подерёмся?! Я не против. Какая же пьянка без драки?!
Но гордый тесть не пожелал его услышать. Когда он ушёл, скульптор задумался, а так ли уж он далёк от истины? Чужая, тем более, женская душа – потёмки. Быть может, в то время, когда он мечтал о доме, саде, большой любящей семье у камина, в симпатичной головке его супруги вызревали совсем другие планы? Избавиться от занудливого «Кинг-конга», получить наследство и махнуть с молодым красивым олигархом куда-нибудь, где плещется у ног тёплый океан, и поют оранжевые канарейки? Ну, и к лучшему. Пусть забирает всё. И дом, и мастерскую с его работами. Их можно выгодно продать. И жизнь его пусть забирает. Без Светки ему всё равно никакой жизни нет.
Илья повертел в руках бутылочку из-под импортного пива, на две трети наполненную горькой чёрной пахучей жидкостью. Он подумал, что, если это отрава, он мог бы ещё вчера отдать Богу душу. «Наверное, доза была слишком мала, – решил Илья. – К тому же я смешал эту гадость с водкой. Принял за тёмное пиво. Ничего, милая, я не огорчу тебя, выпью до дна, то, что ты мне приготовила. И уйду навсегда. Зачем мне продолжать жить на этом свете, если здесь я никому не нужен?»
Илье вдруг стало жаль себя до слёз. Он опустошил ещё один стакан водки и позвонил по мобильнику Виктору. Но Ерохиных не оказалось дома. Пришлось разговаривать с автоответчиком. Заплетающимся языком, Илья сказал, что звонит, чтобы попрощаться. Сказал, что уходит в мир иной, потому, что больше здесь его ничто не держит. Просил передать привет Тамаре и девочкам и не поминать его лихом, если что было не так.
После этих слов Илья запер мастерскую, допил до конца бутылку, не закусывая. Потом опрокинул в рот чёрную жидкость, остававшуюся в бутылочке из-под пива. После чего, рухнул на пол, не дойдя до дивана, и погрузился в кромешную тьму. Перед глазами у него всё закружилось. Илья полетел куда-то вниз. Его словно засасывало в какую-то воронку. Он, по колено в воде, стоял на палубе небольшого судёнышка и двумя руками тянул за какую-то верёвку. Они попали в сильнейший шторм. Волны с рёвом накатывали на палубу и накрывали её целиком, вместе с людьми. Мокрый с головы до ног, пузатый коротконогий хозяин этой посудины упал плашмя. Подняв голову, он кричал, чтобы пощадили груз, иначе он разорится. Потом воздевал руки к небу и начинал молиться всем святым, чтобы они помогли пережить эту бурю. Но шторм не утихал, а напротив, становился сильнее. Бочки с вином полетели за борт. Матросы делали всё возможное, но, видно решили иначе судьбу этого корабля. Мачты, с порванными парусами, хрустнули, одна за другой, и переломились надвое. Судно стало крениться на бок и носом уходить под воду. Те, кого ещё не смыло за борт, преодолевая сильный ветер и удары волн, прорывались на корму, чуть приподнявшуюся над водой. Илья оторвал от обшивки корабля какую-то доску и спрыгнул в морскую пучину. Он был моряком и знал, как вести себя, чтобы остаться в живых. Он крепко держался за спасительный кусок дерева и поддавался движению волн. Его швыряло, как щепку. Корабль, на котором он плыл, давно погрузился в воду. Только к утру шторм утих. Небо стало ясным. На месте крушения грузового парусника плавали обломки мачт, треснувшие бочки из-под вина, куски деревянной палубы, разбитой волнами. Илья очнулся, когда стало пригревать солнышко, выбрал себе доску побольше, и, ухватившись за нее, поплыл к берегу. К счастью, они потерпели крушение неподалёку от Севильи, едва достигли Средиземного моря. Илья плыл часа три. Потом его подобрали рыбаки, возвращавшиеся в Севилью с уловом. Его обогрели и напоили малагой. И поделились с ним сухой одеждой.
Поблагодарив своих спасителей, Илья, едва сойдя с причала, бросился в город. Он мечтал поскорее увидеть Луизу. Севилья встретила его тревожным звоном колоколов.
– Что случилось? – спросил он заплаканного подростка, с котомкой через плечо, встретившегося ему на пути.
– Сегодня на площади перед собором сожгут ведьму, – ответил мальчик.
– Почему ты плачешь? Как тебя зовут? – спросил Илья.
– Ты, что не узнал меня, Антонио? Это я, Энрике, младший ученик Мурильо.
Он ушёл, сутулясь от горя, а Илья увидел процессию, движущуюся навстречу. Впереди ехали два конных стражника, ещё по пять ехали по бокам. Посередине процессии, плёлся впряжённый в повозку осёл. Он тащил повозку с двумя злобными старыми монахинями, исподлобья взиравшими на обнажённые прелести голой по пояс женщины, сидевшей верхом на осле, в шутовском колпаке. Это была Луиза, его невеста. Илья рванулся к ней, но тут же был отброшен в толпу, тупым концом копья стражника, сопровождавшего несчастную на казнь. Возбуждённая толпа завертела его. Илья видел вокруг множество молодых и старых лиц. Самым ничтожным и уродливым, зрелище позора и предвкушение смерти молодой и красивой женщины, доставляло истинное наслаждение. Другие шли с опущенными глазами, но, подначиваемые первыми, из страха оказаться не такими, как надо, тоже смеялись над бедной Луизой и бросали в неё гнилые овощи и комья земли.
Илья повторил попытку прорваться к своей любимой, но был крепко схвачен стражниками, оглушён и брошен в тюрьму.
Он очнулся в тёмной каморке, со связанными руками и ногами, из которой его выволокли за шиворот, голые по пояс и вооружённые дубинами мавры. Его бросили на арену, по которой носился огромный и уже разозлённый тореадором, чёрный бык. Толпа на трибунах заревела от восторга, когда бык, измождённый схваткой с настоящим противником, израненный и от боли потерявший разум, понёсся прямо на Илью. Илья не мог двинуться. Он понял, что бык сейчас подденет его на рога и шмякнет о землю, а потом копытами раздавит ему голову. Она просто треснет, как грецкий орех, и не будет ничего. Совсем ничего. Илья поднялся на ноги, чтобы с достоинством встретить свою смерть. Он видел уже перед собой воспалённые глаза быка, его раздутые ноздри и острые концы рогов, направленные Илье прямо в сердце…
В этот момент кто-то сильно потряс его за плечо и набросил на лицо мокрое полотенце. Через несколько секунд Илья открыл глаза. Он не мог понять сразу, где находится. Вокруг была темно и тихо. Он подумал сначала, что с арены его притащили в ту же самую каморку. Он лежал на полу, лицом вниз. Только руки и ноги его уже не были стянуты верёвками. Но голова его нестерпимо болела, а сердце билось с учащённой силой. Илья приподнял голову. Вдали послышались глухие раскаты грома. Три или четыре подряд. Потом громыхнуло над самой головой. Яркий свет молнии озарил на мгновение его мастерскую. В этом свете, он увидел женщину. Она стояла метрах в трёх от него, прикрыв шалью нижнюю часть лица. Молния сверкнула и погасла. Но глаза скульптора уже привыкли к темноте.
– Луиза, это ты? – спросил Илья, хриплым со сна голосом. – Ты жива?
Илья сумел опереться локтём о край дивана, подняться на ноги. Он хотел подойти к женщине, но не смог. Колени его дрожали, в голове шумело. Илья чувствовал сильную слабость, поэтому вынужден был сесть на диван. Он протянул руку и нажал на кнопку настольной лампы, но она почему-то не зажглась.
– Странно, – вслух удивился Илья. – Почему-то нет света?
– Что ж тут удивительного? – услышал он знакомый голос. – Вечером была сильная буря. Повалила много деревьев в посёлке, порвала провода. За городом такое случается. Ничего, я принесла свечу.
В темноте чиркнула спичка, вспыхнул маленький огонёк, а потом загорелась свеча. В её свете Илья увидел знакомое, но сильно похорошевшее лицо.