Охотничий сезон открывается в конце августа на голубя. Этот азартный вид охоты требует меткой стрельбы. Потом, ближе к Ноябрю, продаются лицензии на фазана. В стрельбе в фазана нужна сноровка и хладнокровие. Вначале фазан бежит по земле, и только перед самым носом охотника он взмывает вверх, громко при взлёте хлопая крыльями, и, набрав высоту, он расправляет их. Нужно научиться отпускать фазана на 30-40 метров и стрелять с проводкой дробью номер пять.
Нику не хватало всегда выдержки; он горячился и стрелял в момент взлёта. Иногда он попадал в фазана, и разбивал птицу в тряпки. Стрелял Нику дробью номер 3.Охота на фазана требует и крепких ног, чем не мог похвастаться тогда Сергей Александрович Лункевич.
—Вот что, отличает нас стариков, от молодых,— говорил Сергей Александрович,— жизненный опыт и выдержка. И больные ноги.
Нику смеялся и всегда соглашался с Сергеем Александровичем. Нику любил Сергея Александровича, и великий музыкант, скрипач, дирижёр, киноактёр, и писатель,— знал об этом.
Сергей Александрович чувствовал, кто и как к нему относиться, и редко ошибался на это счёт. Только иногда он ошибался в отношениях с женщинами. Впрочем, об этом Сергей Александрович никогда не говорил.
Нику вёл машину очень осторожно. Ночью прошёл дождь, и улицы города были ещё скользкими. Фары высветили стоящих у перекрёстка в пятнистой охотничьей одежде двух охотников. Нику остановил машину возле них, потом вышел из «Москвича» и открыл багажник, куда положил два объёмных рюкзака.
—Куда вы столько еды набрали?— спросил Нику.
—Сегодня первый выход на кабана,— сказал высокий и худой, как велосипедный насос, охотник.
—Я знаю,— смеясь, сказал Нику.— Вчера весь день закатывал в патроны картечь.
—Поднимись за Серёжей,— сказал второй охотник, — он любит, когда за ним поднимаются.
—Я поднимусь на лифте,— сказал Нику.
—И не мечтай, лифт не работает,— сказал второй охотник.
До пятого этажа Нику взбежал легко, а до девятого поднимался уже медленнее, чувствуя, как радостно стучит сердце. Сергей Александрович уже ждал в прихожей. Глаза у него были опухшие. Он закурил первую утреннюю сигарету «Флуераш»
— Не спал всю ночь,— сказал Сергей Александрович,— никогда не могу уснуть перед кабаньей охотой.
— В машине поспите,— весело сказал Нику.
—Лёня не даст мне уснуть своими анекдотами,— сказал Сергей Александрович.
Было видно, что он волнуется. Нику взял в старом потёртом чехле ружьё: ИЖ—54 двенадцатого калибра, но Сергей Александрович закинул его на плечо красивым артистичным жестом и сделал охотничьей шляпой с пером фазана реверанс и сказал:
— Выспимся на том свете. А на этом возлюбим охоту, как мы любили женщин в молодые годы, возлюбим музыку и благословенную Молдову. Хватай мой юный друг рюкзак и в путь.
<Вот он и вошёл в роль>,— подумал Нику.
В машине Сергей Александрович всегда садился впереди, возле водителя. Ему одному разрешалось курить во время дороги в приоткрытое окно. Нику не курил и не выносил табачного дыма. Но когда курил Маэстро, то сигареты у него приятно пахли. По улице Хынчештской, бывшей улицей Котовского, поднялись вверх, до улицы Садовой. Парфентий Чеботару уже ждал возле ворот дома. Нику уложил и его рюкзак в багажник машины, с трудом запихивая его обеими руками.
- Лицензия у меня,— сказал Парфентий, — когда приедем в Воронково, зарегистрируем у охотоведа на базе. Охотничьи билеты все взяли?— спросил он.
— А коньяк все взяли?— спросил Маэстро.— Ну, с Богом! Поехали.
Впереди был путь в сто километров. Предстоящая дорога всегда радовала Нику. Бак был полным. Нику любил водить машину. Дорога вела на левый берег Днестра, в большой лесной массив возле города Рыбница. Этот день был воскресным, в этот день ещё все были живы и радовались празднику: Охоте.
— ГЛАВА ВТОРАЯ—
На улицах города было темно: солнце ещё не взошло и фары “Москвича” высвечивали влажную ленту асфальта. По улице Пушкина спустились вниз, до центральной улицы города Кишинёва, Штефан чел Маре, и потом пересекли её и поехали вниз города по проспекту Молодёжи мимо цирка в сторону Дубоссар. Сидевший за Нику, худой охотник обратился к рядом сидевшему Леониду:
—Ты как главный директор управления ресторанов Ботаники, должен знать, что кабан продукт очень вкусный.
—Его надо ещё застрелить, этот продукт,— сказал Маэстро,— и уметь правильно приготовить.
Нику рассмеялся. Машина вырвалась из объятий города, и, почувствовав под новыми скатами шоссейную дорогу, прибавила в скорости. Маэстро сидел в пол оборота к сидящим сзади охотникам.
—Вспомни Лёня,— сказал Маэстро,— в конце позапрошлого сезона ты взял в виноградниках козла. Мы стреляли зайцев, и на тебя выскочил хороший, добрый козёл. Ты и уложил его дуплетом. Меня ещё удивило, что ты стрелял третьим номером дроби.
— Припоминаю,— согласился Леонид.
— Так вот, такая вышла история,— продолжал Маэстро,— шурпу мы поехали готовить ко мне. А потом после третьей бутылки водки мы танцевали хору; я ещё правильно показывал, как надо танцевать хору.
— Да, помню!— коротко сказал худой охотник,— дотанцевались до того, что сосед снизу вызвал милицию.
— Дело не в этом,— сказал Маэстро,— я угостил милицию водкой и они, узнав меня, ушли, только попросили больше не шуметь. Милицию вызвал мой сосед с нижней квартиры, старый добрый еврей Аркаша. Он не хотел дёшево продавать квартиру, и сидел на чемоданах два года. Его вся семья уехала в Израиль, и высылала ему от туда деньги на жизнь.
—Хорош гусь,— сказал худой охотник.
— Не перебивай, Анатолий Иванович,— попросил его Маэстро,— неделю Аркаша со мной не разговаривал, а потом увидел меня с зайцем и попросил на жаркое одну лопатку.
— Так вот,— сказал Маэстро,— с той лисицы, с которой Парфентий снял шкуру, я и отрезал лопатку на жаркое соседу Аркаше.
Нику и Парфентий засмеялись.
—И как жаркое?— смеясь, спросил Леонид.
— Я объяснил, как готовить жаркое Аркаше,— говорил Маэстро,— я объяснил ему весь рецепт.
Он пришёл через час и сказал, что из казана, идёт много пены, и у мяса синий цвет. Я посоветовал ему добавить больше лука и специй.
— Мясо лисы не клюют даже вороны!— брезгливо сказал Леонид.
— Он прибегает ко мне ещё через час, и жалуется на пену. Аркадий, надо добавить лука,— говорю ему я,— и поставьте на 20 минут в духовку. Он это жаркое, наверно вспоминает, по сей день в Израиле. Он уехал, так и не попрощавшись.
— Аркаша сейчас питается кошерной пищей,— сказал худой охотник.
Дорога была прямой, только подъёмы чередовались со спусками. На крутых спусках Нику придерживал машину. Солнце уже взошло, и неярко освещало зелёную траву, лежащую под инеем; поля были убраны и только в рядах виноградника иногда были видны не собранные гроздья винограда. Тронутые первым морозом, эти гроздья винограда были очень сладкими. На кустах шиповника алели яркие, как новогодние игрушки, ягоды. Переехали через мост. Вода в Днестре была коричневого цвета. Теперь, когда они ехали через мост, Нику с радостью смотрел на реку. Река подарила много счастливых дней и ночей. За Дубоссарами дорога стала петлять, и Нику сбавил скорость. Нику осторожно вёл машину. У «Дой Бань» Нику остановил машину, и все вышли «сменить воду в аквариуме», как говорил Маэстро. В Воронково приехали точно в назначенное время.
Маэстро знал, что без него не начнут регистрацию, и всегда любил чуть-чуть опоздать, но в тот раз его приезд был не таким эффектным. На кордоне у охотоведа был весь бомонд города Рыбница. Начальник милиции нежно расцеловал Маэстро, а прокурор города потрепал Маэстро по плечу. Началась регистрация охотничьих билетов, лицензий, и осмотр технического состояния оружия. Нику видел, что Маэстро заметно волнуется и курит одну сигарету за другой. Регистрация через полчаса закончилась и все вышли на инструктаж.
— ГЛАВА ТРЕТЬЯ—
Инструктаж проводил охотовед Миша.
— Выстрел в пятнадцать градусов вдоль стрелковой линии, считается выстрелом по линии,— ровным голосом, с заметным молдавским акцентом, говорил Миша. Бегущего на стрелка кабана, если видны загонщики, пропускаем и стреляем в угон с разворотом в сто градусов. Оленей не стрелять, на зайцев не тратьте патроны. Если у битого кабана прижаты уши, то он жив. Контрольный выстрел за ухо.
—А я чувствую, когда кабан жив или убит,— сказал Леонид.
—Чувствовать можно только живую женщину,— сказал Маэстро,— а кабана ощущать надо.
Все дружно засмеялись.
— Отставить!— сказал Миша,— все кто на машинах, вещи забрать, оружие разрядить и проверить. Машины оставляем здесь: двери и багажники закрываем и все забираемся в грузовик,— он посмотрел на Маэстро,— Сергей Александрович садится в кабину к Василию.
Маэстро радостно кивнул. За рулём грузовика сидел Вася Цыбульский, главный механик совхоза «Воронково». У Василия была тульская курковка 16 калибра, и он чистил ружьё раз в год, после закрытия охоты. Но иногда и забывал чистить своё оружие.
Все над ним подшучивали по этому поводу. Василий был хлебосольный хозяин, и всегда после отбоя охоты приглашал всех охотников в гости к себе домой. Обилие закусок, которые готовила жена Василия, снились Нику потом неделями. Василий подождал, пока Маэстро плотно захлопнет дверь грузовика и, улыбнувшись ему, сказал:
— Ну, с Богом! В путь Сергей Александрович.
Первые загоны намечались в лесном массиве «Шмалена». Но в последнюю минуту Миша, посоветовавшись с Бомондом из Рыбницы, изменил маршрут на деревню Ленино. Нику последним залез в грузовик, и сел на корточки у заднего борта. Отсюда хорошо были видны покрытые белой изморозью поля, и дышалось легко и радостно: во всю грудь. В «Ленино» грузовик остановился на краю села, у самого леса. Совсем рядом был виден сельский музей, первых коммунаров колхоза. Нику был уже здесь раньше и оставил в толстой книге отзывов свой автограф.
Маэстро остался в кабине грузовика. Нику спрыгнул с грузовика первым: у него затекла нога, и он хотел в составе первой группы идти в загон. Маэстро никогда не ходил в загон, и становился на стрелковый номер за дерево, недалеко отходя от грузовика. Охотовед Миша построил загонщиков и сказал:
— Ещё раз прошу, не тратьте патроны на зайцев. Через двадцать минут начинаем загон.
Все выстроились в шеренгу и стали подниматься по опушке вверх, к исходной позиции. Нику шёл первым. Он поднялся почти на самый верх холма, и ему сверху была видна почти вся цепочка загонщиков. Они стояли друг от друга на расстоянии пятидесяти метров. Миша снизу подал рукой знак.
Пошли! О-О-О! Опа! крик разорвал тишину утреннего леса. Загонщики шли медленно, и Нику не забегал вперёд, зная, что кабаны будут уходить в лес, а не прорываться сквозь загонщиков в сторону села. Лес был смешанным: иногда с густыми зарослями кустов дикого шиповника. Нику обходил эти заросли, стараясь идти ровно по линии. Он увидел, как заяц убегает в сторону поля, перепаханного крупными пластами.
—Опа ! Оп, оп, оп,— кричал Нику.
Нику знал, что крупное стадо кабанов и свиней во главе с огромным секачом уже стоит вокруг вожака, и он прислушивается к этим крикам в лесу; и вожак ищет выход, думая своим кабаньим умом в какую сторону уводить стадо. Обычно вожак уводил стадо в сторону Украины, и там стадо отлёживалось весь день, но сейчас наверху холма был промыт осенними дождями глубокий овраг, через который стаду не перескочить. Лес был похож на большую подкову.
Вожак хорошо знал свой лес, и он принял решение уходить не влево, наверх, в сторону Украины, а вправо, в центр лесной подковы. Кабаны бежали прямо на Маэстро в сторону грузовика, и их топот был слышен.
Маэстро побледнел: он слышал приближающийся топот и не смог непослушными пальцами сдвинуть предохранитель ружья вперёд. Маэстро уже видел приближающихся кабанов: он видел впереди бегущего седого огромного секача, и казалось, что всё это происходит во сне. Маэстро с удивлением успел отметить, что Леонид, который стоял в пятидесяти метрах от него, вскарабкался на дерево с лёгкостью гиббона. Стадо бежало прямо на Маэстро; и в этом устрашающем беге был гипноз. Маэстро не смог сдвинуться с места, и ему казалось, что это стоит не он, а кто-то другой, и он всё это наблюдает со стороны. Его спасло то, что никто не стрелял, и то, что Маэстро стоял неподвижно, как вырубленный из дерева индеец. Вожак увёл стадо: он пробежал мимо Маэстро в двух шагах, даже не взглянув на человека с ружьём в шляпе с пером фазана.
Ноги стали ватными, но сесть Маэстро не мог; он хотел достать из кармана куртки сигареты, но руки у него дрожали. Маэстро, не понимая, зачем он это делает, улыбался. Нику сверху холма всё было видно, и когда он увидел, что вожак повёл стадо на Маэстро, сердце у него сжалось. Нику побежал вниз, к Маэстро, продираясь сквозь густоту кустов.
Он выбежал на широкую просеку, делившую участок леса на квадраты, и по ней побежал вниз. Возле Маэстро уже стоял Василий, и весь Рыбницкий бомонд, и Нику видел, как Маэстро им что-то объяснял, странно жестикулируя руками. Леонид уже слез с дерева, и когда Нику добежал, был слышен громкий смех. Громче всех смеялся Василий; он смеялся заразительно на высоких нотах, и со стороны казалось, что он танцует, но Василий только показывал, как Леонид лез на дерево. Но показать до конца он не мог: ему мешал смех. Нику подбежал к Маэстро.
— Ну как вы,— спросил Нику.
— Всё нормально,— успокоил его Маэстро,— прикури мне сигарету,— попросил Маэстро.
— Я ведь не курю,— сказал Нику.
Прокурор протянул Маэстро зажженную сигарету и Сергей Александрович стал жадно глотать дым. Подошёл охотовед Миша и с ходу сказал:
— Разбора полётов не будет. Кабаны далеко не ушли. Загонщики в кузов грузовика, а те, кто стояли на номерах, идут в загон.
Сергей Александрович снова сел в кабину грузовика. Грузовик проехал больше трёх километров. Они находились внутри лесной подковы. Грузовик медленно ехал по лесной дороге, и Нику из кузова грузовика было видно, как лес становится всё более густым.
Василий рассчитал правильно, отъехав на грузовике больше трёх километров. Стадо снова оказалось между загонщиками и стрелковыми номерами. Нику поднялся на сорок метров выше грузовика. Он жестом показал, что не хочет далеко отходить от Маэстро, и Миша утвердительно ему кивнул. Миша увёл стрелков вверх леса, расставляя их через каждые пятьдесят шагов, что бы каждый видел друг друга. Нику утоптал землю у ног, отбросив в сторону ненужную листву и мелкие ветки.
Он несколько раз навскидку прицелился, выбрасывая ружьё к плечу. Ружьё было для ходовой охоты тяжёлым, и Нику брал его только на кабана. У него была пятизарядное ружьё модели МЦ 2112.
Флажок предохранителя он опустил вниз и стал ждать, жадно вслушиваясь в тишину леса. Первым в стволе ружья был патрон заряженный пулей, а остальные три патрона были заряжены крупной картечью, и последний патрон в подствольном магазине был заряжен пулей Полева. Нику никогда не стрелял магазинными патронами не потому, что не доверял им, а заряжал свои патроны всегда сам, потому, что процесс приготовления патронов уже был «священно — действием», уже был увертюрой к празднику, который он ждал целый год. Когда вожак стада услышал крики загонщиков, он снова повторил манёвр, спасший стадо, и начал уводить своё стадо вправо, опять в сторону грузовика.
Старый секач знал, что там, в конце лесной подковы он поднимется круто вверх, и уведёт стадо в другой лесной массив. Маэстро открыл дверь грузовика, и стоял на подножке, прикрываясь дверью, как щитом. Нику увидел, как маэстро вложил в стволы ружья два патрона, в красных полиэтиленовых гильзах, немецкой фирмы «Sсhonebek». Нику увидел, как маэстро сдвинул предохранитель ружья вперёд, и порадовался за Маэстро. Нику знал, что Маэстро уже переборол страх, и если Маэстро и боится ещё, то не сильно, а только чуть-чуть.
Кабаны выскочили внезапно, и Нику вскинул ружьё и выстрелил. Он видел, как пуля ударила рядом с кабаном в край дерева, и от дерева отлетел большой кусок коры. Секач бежавший выше того кабана, в которого промахнулся Нику, на долю секунды остановился, и резко крутнувшись на месте, побежал вдоль стрелковой линии вверх, с надеждой вывести стадо на перепаханное поле. Нику резко выдохнул из лёгких воздух, и, стараясь не дышать, мягко нажал на спусковой крючок, целясь в кончик носа кабану, с опережением в спичечный коробок.
Картечь вылетела из ствола в полиэтиленовом контейнере и кучно ударила кабана за ухом силой в две тонны. Кабан споткнулся на бегу и упал. Нику, выстрелил ещё два раза в другую свинку, и, зная, что он попал, ловил на мушку молодого подсвинка. У него оставался один выстрел. Пуля завалила подсвинка. Нику видел, как пуля вошла в рёбра подсвинка, сломав ему позвоночник. Азарт захватил его, и он, зная, что подсвинок уже убит, и дёргается в агонии, прислонил ружьё к дереву, и побежал к подсвинку, на ходу доставая нож из чехла, висевшего на боку.
Добежав, он упал на колени, и схватил подсвинка за переднее копыто, и, отведя его в сторону, ударил его ножом в сердце. Этот номер был цирковым, на публику, и Нику знал об этом. Этот номер предназначался для Маэстро. Тёмно-бордовая кровь не впитывалась в мёрзлую землю, и Нику не хотелось смотреть на эту кровь. День тянулся медленно, как нищий по грязи.
—ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ—
В Кишинёв вернулись к восьми часам вечера, и сразу приехали к Леониду во двор на улице Пирогова. Когда ехали назад, смешных разговоров в машине уже не было: все крепко спали. Маэстро иногда просыпался, и о чём-то думал своём, и, молча, курил в приоткрытое окно. Нику ехал очень медленно, и дорога его утомила. Нику очень устал. Они сидели за кухонным столом в доме Леонида, и Нику мечтал быстрее уехать домой. Он хотел спать.
— Оставь машину до утра у меня во дворе,— посоветовал Леонид,— оружие и рюкзаки можно занести в дом и сложить в углу в прихожей.
— Хорошо!— устало согласился Нику.
Это был ритуал. Всегда после охоты они приезжали к Леониду, и выпивали у него на кухне по несколько стаканов домашнего вина. И сейчас вино уже стояло на кухонном столе в глиняном кувшине. Все подняли налитые стаканы и, не чокаясь, выпили. Вино было нежное и сладкое, как воспоминание о прошедшем лете. Внезапно зазвонил телефон, нарушив тишину мелодичной трелью.
— Это меня проверяет жена,— сказал Леонид,— если я не сниму трубку, то я ещё на охоте.
— А если ты трубку снимешь,— поинтересовался Нику.
— То тогда я уже дома,— объяснил Леонид.
Леонид снял трубку:
— Да! Я. Недавно! Хорошо!— согласился он.
— Жена катается на машине с подружкой,— сказал Леонид охотникам,— приедет через четверть часа.
Все поднялись из-за стола.
— Нет! Нет! прошу вас остаться ещё на пятнадцать минут, пока приедет жена,— попросил Леонид.
Налили и выпили ещё по одному стакану вкусного вина.
— Лучшего вина, чем в Молдавии, нигде нет,— сказал Нику.
Все промолчали. Разговор не клеился.
— И не надо,— вдруг сказал Маэстро.
В дверях показалась цыганка красавица жена Леонида, с румянцем на всю щёку, и вся в облаке французских духов.
— Добрый вечер всей честной компании,— весело поздоровалась она,— добрый вечер, Сергей Александрович,— персонально кивнула она Маэстро.
Сергей Александрович устало кивнул головой. Она протянула ключи от машины Леониду.
— Лёнечка, загони шестёрку во двор,— ласково попросила она,— у меня ещё недостаточно опыта,— объяснила она охотникам. Леонид взял протянутые ему ключи и вышел. Было слышно, как он открыл ворота, потом завёл машину и медленно заехал во двор. Машину он поставил под навес: гаража у Леонида не было. Через минуту он вернулся, и лицо у него было, как керосиновое пятно в луже, переливаясь всеми оттенками, вплоть до фиолетового.
— Когда ты с подружкой, и раскладываешь сидения, то не забудь ставить в карман чехла, назад выпавший гаечный ключ. Или с кем ты там катаешься,— резко сказал Леонид.
Все охотники подскочили, и, не попрощавшись, стали выходить из кухни.
— Я провожу вас, Маэстро,— сказал Нику.
Маэстро кивнул головой. Они шли по улице Армянской вниз, и Нику поддерживал Маэстро под руку.
— Лёня разведётся с ней,— сказал Маэстро.— Лёня сильный мужик. Охотник.
Нику ещё не знал, что через несколько лет, Маэстро понесут на руках по этой улице вверх, на старое городское кладбище. Хоронить Маэстро придёт вся охотничья бригада, и когда опустят в землю гроб с Маэстро, в осеннее небо взлетит поминальный залп, выпущенный из охотничьих ружей. Залп напугает старых кладбищенских ворон. Стреляные гильзы бросят на гроб Маэстро.
«Возлюбим охоту, возлюбим любимых женщин, возлюбим музыку, и благословенную Молдову».
20 Июля 1997 года. Prelouc. Чехия.
