Как танец, жизнь

 бурлит,

     беснуется струёй…

И недотрогой исчезает

 за очевидности тугим

                    покровом

 *

 

      Глава 1 

 

1

 

 

Она молода, она хочет показать себя…  У неё больше нет никаких желаний, она хочет отдать себя – хотя бы то, что имеет теперь (что ещё мы можем отдать, кроме того, что имеем?), она чувствует ценность этого..  но не хочет и просто бросать, истощая желание, – в толпу, в дым, – а ищет тех, кто увидел бы, действительно оценил.., чтобы от этого была польза, чтобы она сделала что-то настоящее в этой жизни, для мира и для себя. Она ищет, она ждёт, она выражает себя… – и течёт вместе с жизнью, которая, как уже было не раз доказано, всегда приводит в верное место.

 

 

Что? (кто-то не понял).  Кто она такая.? чего она ищет и… кому желает себя отдать??!

Да никому!  И всем и вся..  Нет, это не жажда славы, она не стремится стать знаменитой, она хочет сделать что-то в самом деле ценное..; она видит, что жизнь проходит, и она не хотела бы её просто так прожить – будто пройти от одной точки к другой… Это значило бы – потерять. Она всегда верила в огромную возможность жизни для чего-то невероятного, невыразимого.. и она по-разному искала этого… Думала, рассуждала., рисковала тем, что имеет.., теряла и находила новое. А теперь ей просто хочется отдать себя, подарить этому миру!..  Но не на растерзание – потому что она видела жадные, алчные и похотливые глаза, видела эти жесты, которыми подзывают других, видела как всё это узаконено и как мало другого, – но она чувствовала,  что может разыскать путь для себя, жизнь ей обещала это – необъяснимой и твердой уверенностью, что всё будет хорошо.   Как всегда; как теперь..

И она смотрела на себя в зеркале, и хотела дарить эту красоту, показать её – чтобы кто-то ещё полюбовался, чтобы чьё-то сердце сжалось в приятном изумлении, чтобы где-то между душой и телом пробежала лёгкая дрожь… А потом она двигалась – и сама была восхищена своим телом. И благодарила: это, как подарок; но и понимала: наслаждайся им по-разному, но.. извлеки из него пользу, не просто насладись, – передай другим основное (тобой улучшенное?), право же, в этом есть особый вкус – это не просто смотреть на себя в зеркале и… может быть, видеть совсем не то.  Она хотела и отдать то, что имеет, и проверить себя:  действительно ли оно что-то значит  и стоит?..

…И, в одном белье, освещаемая утренним солнцем, она сделала ещё пару движений перед зеркалом.

Кто она?

Известно кто!  –  Юга,  королева побережья…

 

2

 

Возрастом она ещё наверняка принцесса, но её власть здесь поистине королевская…  Кажется, она была права.

Хотя бы то, что не одни мужчины приходили, когда она танцевала на открытой площадке у моря, – приходили девушки и восхищённо смотрели, редко отвлекаясь даже на глоток коктейля или что-то ещё; приходили дети – маленькие девочки, мальчишки, – они смотрели из-за забора, из-за пальм, иногда проникали непостижимым образом на територию клуба и, затаившись, глазели из-за сцены; а парни и мужчины могли даже привести своих подруг или жён – ″законные владелицы″ убеждались в слухах, что это не низкий соблазн, не стриптиз или что-то в этом роде, это подлинное искусство, центр ощущения которого выше пояса, конечно выше желудка – наверное, сердце, а иногда (то ли твой взгляд, то ли удачное движение..) вдруг прорвётся и хлынет куда-то совсем за пределы, и уже не понятно, что происходит, ″кто я и где..″, и не просто уже девушка танцует на помосте, а  всё вокруг (и даже то, чего не видно) танцует в том же самом ритме… это нечто невероятное, что можно сколько угодно пробовать описать, но никак нельзя передать.

Музыка (ей всегда аккомпанировали трое музыкантов сзади за сценой: банджо, гитара и тамбурин) заканчивалась, танцовщица, застыв на миг в последнем, длящем волшебную иллюзию, положении, выпрямлялась, потом кланялась с улыбкой один раз  всем сразу и в отдельности никому, сходила со сцены – и буквально растворялась..

Многие её хотели найти! – некоторые чтобы завладеть и сказать друзьям: «Знаешь ту, которая танцует у набережной?  Так вот это моя подружка…», другие, чтобы удовлетворить вдруг возникшую (уже после танца! уже в воображении) понятную жажду.., кто-то, быть может, чтобы что-то сказать ей, или взглянуть на неё поближе, не в танце, в другой ситуации… А может, это всё фокусы – и такого человека не существует., но скорее магия: прекрасная светловолосая девушка в легкой развивающейся оранжевой юбке и блестящем, звенящем монетками топе,  с длинными волосами выходит тихо на сцену… но это ещё не она, хотя все сразу её узнают и приветствуют овацией: она появляется с первым движением: начинается музыка, несколько мгновений длится ожидание.., а потом будто само постранство начинает танцевать с ней… начиная с нее!.. Одно растянутое мгновение. А после же просто исчезает.  Да будь это сто раз смешно, но многие верили в чудо, в её чудесную природу, ибо не видели её больше нигде, даже в другом наряде, и ни в какой другой ситуации , как в танце (а если видели, не узнавали), – хоть порой для поиска прикладывались огромные усилия… Среди мужчин, посещающих клуб, богатых и властных, опасных и тщеславных, ходили легенды о ней… и не только среди них – появившись не так давно, она была здесь местной легендой.

Она, кажется, пользовалась тем, что зрители какое-то время после танца были увлечены, ещё не сразу приходили в себя – и в этой дымке, которую сама создала, она сбегала по трём ступенькам вниз и исчезала..  И, скажем по секрету:  когда она, мгновенно переодевшись, в сумерках или в темноте выходила через чёрный ход из клуба, чтобы дойти до стоянки такси… только тогда раздавались апплодисменты… – они взвивались вдруг, какое-то время держались на пике впечатления, потом, поверив увещеваниям глаз, начинали спадать – сцена была пуста: фонари освещали деревянный пол танцевальной площадки, за ним еле заметно двигались музыканты, о чём-то переговаривась на местном наречии.. Скоро они усядутся на стулья на краю сцены и будут играть посетителям допоздна; кто-то ещё будет выступать после неё – другие девушки, иногда циркачи и фокусники, иногда укротитель огня… Но для многих главное уже случилось, – теперь они будут либо есть, пить, курить сигары и сигареты, сбивая пепел в хрустальные тарелочки, выражая ненужными словами то, что, может, видели далеко не первый раз  (и всё-таки в первый!), или сразу уйдут – отправяться домой или пойдут куда-то пешком по полным вечерней мягкой суетой улицам, в город или вдоль набережной…  «Кажется, это особый вечер, – скажет кто-то перед тем, как проститься. – Не знаете, будет Юга завтра выступать?»  «Должно быть, нет, – отвечали ему, – она редко когда выступает два дня подряд. Через день, а то и через два. Или даже всего пару раз в неделю».  «Хм.. А ведь со своим талантом она могла бы быть богата! Неужели это лень?.. или высокомерие?»

-Мне кажется, это понимание, что всё может приестся, – говорил мужчина помоложе своему собеседнику, почти старику (но не менее впечатлённому). – Кто знает, может, ей совсем не нужны деньги… Мне кажется, она необычный человек. – «И я хотел бы с ней увидиться.. коснуться её!. Её губы… – наверно, это продолжение той тайны..» – Нет, это не лень. Она…

-Да, да… – кивал пожилой, затем касался шляпы и шёл своей дорогой. Да, он тоже был очарован, но уже почти остыл… забыл? – и, в отличие от молодого, уже не мог лелеять никаких надежд.

 

 

3

 

 

Но это была не слава.  Её знали не так уж многие – кроме того, большую часть населения круглый год составляли приезжие, туристы: они могли приходить на каждое её выступление.., но потом путёвка или виза заканчивалась, нужно было возвращаться к  «той»  жизни, и там уже, среди высоких стен и запруженых дорог лишь иногда вспоминать об этом, о южном чуде, и рассказывать друзьям, наверняка за пивом, или чем покрепче… и терять – даже воспоминание терять, увлекаясь всеобщим весельем, погружаясь в муть..

Те, кто жили в городке, знали её хорошо – но опять же только как танцовщицу.  Для владельца клуба  «Santamo» и нескольких человек персонала она была ещё та, кто заходила с чёрного хода, всегда приветливо здоровалась и сразу скрывалась в гримёрке, чтобы через двадцать минут сделать оттуда десяток шагов к сцене.., а после выступления опять в гримёрку; и сразу, за пару минут смыв грим и переодевшись, уйти…  Таксисты редко узнавали её.  Девушка в узких брюках, с сумкой и в кепке, с волосами, собранными в хвост, садилась на заднее сидение, называла адрес и не говорила больше ни слова, кажется, в задумчивости смотря в боковое окно…

Один водитель узнал её просто по обстоятельствам – он долго разглядывал пассажирку в зеркало заднего вида.. но не видел ничего, кроме обычного профиля, полускрытого козырьком лица. Наконец девушка обернулась и встретилась с ним взглядом в зеркале.

-Почему не едем? – спросила она.

Шофер спохватился, поспешно завёл, вырулил, поехал медленно вдоль набережной (где быстро ехать нельзя из-за плохого освещения и обилия пешеходов), но всё-таки спросил:

-Послушайте… вы ведь та танцовщица – Юга?.  Я пару раз был на вашем, э-ээ, выступлении – да бывал бы и чаще, так эта работа проклятая!.

-Вы не любите свою работу? – спросила девушка. Говорили, она не местная и вообще приехала издалека, но по-здешнему изъяснялась даже очень ничего.Только легкий, неизвестно какой народности акцент – даже забавно..

-Я-то?  Люблю, отчего же…

-Почему вы называете тогда её проклятой? Если вы любите свою работу, она вам даст больше, чем любые зрелища.

-О-о!.. – немного поражённый внешней непростотой таких слов и не совсем их, откровенного говоря, понявший, водитель снова взглянул в зеркало: простая девушка на заднем сидении, смотрящая в окно. И всё же это она!.   даже теперь в простом разговоре в ней столько чувствуется необычного!, есть как будто и то, что он видел и в «шоу», на которое смог попасть лишь раз, – уж слишком много говорили – он не смог устоять.. и это правда было нечто особое.

Таксист так и не нашёлся, что сказать ещё, только поблагодарил её «за чудесные танцы» и высадил на другом конце города, сразу за управлением по рыбацким делам, где начинались длинные двухэтажные кварталы.

О том, что встречал таинственную Югу он, конечно, проболтался – хоть и обещал себе скрыть это как свою собственную тайну.  Тайна стала расходится во все края и наконец к нему в машину сел хорошо одетый человек и сразу сказал, что везти его никуда не нужно.

-А ты мне лучше скажи тот адрес, куда ты девушку отвёз..

-А вам зачем? – забеспокоился таксист. – Если для чего дурного, так… нет, пытайте, можете ногу прострелить – но не скажу!. Делайте что…

-Да почему для дурного-то!  Ну нравится она мне, понимаешь? Ты мужчина,  должен меня понять!  Просто не могу – нужно ее увидеть…

-А вдруг вы ей не милы, сеньйор?.

-Вот мы и узнаем. Мне показалось, что сегодня она оказывала мне знаки внимания…

-Ха! везучий вы… На меня бы она, наверно, и не посмотрела.. Хотя тогда в машине мы с ней отлично поболтали!.

-Так скажешь адрес?

-Сколько дадите?. Надо же мне видеть глубину ваших чувств!..

И таксист вздыхал, пересчитывая деньги, не находя ничего плохого в том, что сделал, но всё же почему-то маясь и вспоминая её слова.. Он от всей души предлагал тому человеку отвезти его, но тот, узнав адрес, отдал деньги и исчез. «Что ж, пассажиры у нас всегда есть», – улыбнулся таксист про себя и покатился медленно по улице, включив призывный огонёк на крыше; он действительно любил свою работу, и, в какой-то мере, не забывая и про другие, более приятные возможности,  тоже был готов себя в этом растрачивать, – наверно, каждому своё…

А тот человек появлялся у верфи, и распрашивал всех – и действительно: «Жила тут такая чика. Да съехала, уж неделю назад. Нет, куда не сказала…»

И искавший уходил ни с чем; а та, которую кто-то где-то искал, в назначенное время снова появлялась на небольшой сцене – стояла, кажется, одинокая и беззащитная, опустив голову в тишине… Но тут ударял барабан и вплетались струны – и она с первого движения являла свою истинную силу, и искрилась ею весь танец, наполняя  всё вокруг, – силу льющейся, живой красоты..

 

 

       Глава 2

 

1

Она нигде не училась танцевать.. Хотя нет, когда-то она посещала уроки танцев, но ″ничем серьёзным″, как говорится, это не кончилось – и уж конечно, она не думала, что когда-то это станет основным её занятием, даже на время. Да она вообще теперь была бы готова поверить чему  угодно! Если бы ей сказали, что, может, однажды её изберут королевой этой страны, она бы ответила: «Почему бы нет?» – но, скорее всего, добавила: «Только вряд ли я соглашусь». Столько всего уже произошло в её, казалось бы, столь незначительой по временным рамкам жизни – а она когда-то думала о ней:  «Совсем простая.. ничего особенного…»  Но оказалось: стоит только впустить волшебство, не сделать даже, а позволить шаги, увидеть то, что есть и всегда было вокруг, – и главное, быть может, в тебе… Наконец она всем довольна. Виданное ли дело – человек, который доволен своим житьём? – и не просто сейчас доволен, а через минуту уже ноет и грызёт ткань…  Который доволен и день, и второй… – и через год всё так же улыбается вам и говорит (хотя это и кажется по привычке обычным, неодушевлённым), что всё хорошо.

-Как дела?

-Дела?.. – Когда её спрашивали это, она не знала, что говорить; оставалось только рассмеяться  (и она знала, что это лучше любого ответа).

Так всё же: как она научилась так чудесно танцевать?  Был ли у неё учитель?

 

Она просто двигалась…  Сначала это было ничем не обязывающим и ни для кого. Да сотни, может сотни тысяч людей ежедневно что-то вытанцовывают дома, и зритель их, в лучшем случае ленивый кот, наблюдающий с тумбочки, а в худшем – сама эта тумбочка и рычащий холодильник в углу – даже мужьям и жёнам свои телодвижения они стесняются показать или родителям, а чтобы танцевать перед какой-то публикой… ″Вы что, сумашедшим меня считаете?″  И при этом мы восхищаемся отличными танцорами, смотря выступления по телевизору или «вживую» – и наверно это какие-то особенные люди, они родились без комплексов, без боязни показать себя, да и танцевать, скорей всего, начали как только научились ходить, а то и раньше.

Наша Юга не думала так, конечно… – не совсем так.  Но недавно ещё, как уже сказано, посмеялась бы над предположением, что станет танцовщицей, – нет-нет, наверное, вы её с кем-то путаете.  У неё нет ни школы  (те пару лет, когда она была ещё юной девочкой и фактически исполняла волю родителей, вряд ли стоит брать в счёт), и что касается выступлений перед людьми, то, как минимум, из-за первой причины она не стала бы и пытаться – из-за того, что ей нечего было показать.  А может, просто не было достаточно веской причины решиться?..

Танец случайно попал в её жизнь.  Эта «обычная» жизнь вдруг стала складываться самым чудесным, непредсказуемым образом… Когда-то она была до того ровной и прозрачной   (завтрашний день виделся копией теперешнего и предыдущего, и…) – походила на письменный стол в её комнате, где лежали университетские тетради, учебники, какие-то ещё вещи.. Она продолжалась так, потом что-то произошло – будто неожиданный предмет упал в воды спокойного озера… с одной стороны, разрушив идиллию, а с другой, может быть, пробудив, оживив несколько.. сбив плёнку тины с этих вод.  Всё (да чем бы это ни было!), конечно, улеглось – через время можно было жить точно так же – и внешне именно так и выглядело. Даже самые близкие люди не догадывались, видя лишь гребни этих волн, они не знали главного – внутреннего течения человека, которого так привыкли видеть рядом с собой.. – да и нужно ли им что-то такое?. Лишь бы человек этот продолжал быть рядом и чтобы было с ним «всё хорошо».

-Ох и напугала ты нас! Как ты, что…   

Можно что-то рассказать, чтобы они успокоились: почему она стала другая, насколько это связано с той историей с женихом, почему все получилось, как получилось, что она чувствует, думает, как видит теперь…. но, ей-богу, она не знала, как бы можно было им поведать всё и начистоту!.. Но всё хорошо – вот они уже почти и забыли: что-то объяснили сами для себя, что-то оставили её словами…; может, что ещё и беспокоило – и она теперь, кажется была немного другой  (ну конечно, пережить такое…) – но разве мы во всём разбираемся до конца?  Сами знаете – много чего оставляем, то ли на-потом, то ли навсегда..  А когда Гром, тот что среди ясного неба, разражается снова, мы, может быть, вспомним и будем корить себя, что ″не доглядели″, а скорей всего снова сердится, плакать или щебетать, как и полагается, как того ТРЕБУЕТ ситуация…

Она закончила институт, ещё ровно год прожила с родителями, не отличаясь особенно ничем, работая по специальности (окончила с отличием – взяли сразу… небольшая помощь со стороны отца), не беспокоя ничем, разве своим статусом личной жизни и связанным с этим понятием ″неустроенности″ – но эта тема как-то негласно, после всех не совсем понятных сторонним, хоть и близким наблюдателям событий, была табу, даже намёки сдерживались.., (хотя рано или поздно, если так и пойдёт, что бы там ни было…), –  однажды она поставила родных перед фактом, объявив, что уезжает…

-Куда?!.

Всё было опять смутно (и поэтому беспокойно) – какое-то предложение, какая-то очень подозрительная работа, а главное теперь уже не стоило ждать близкого возвращения: она собралась за границу, куда-то далеко-далеко..

Её уговаривали, мать плакала, отец тоже был готов, но всё же держался, изо всех сил играя свою роль твердыни… – а она?  Что она могла? – кажется, просто подошёл её поезд, её шанс. Она не была бессердечной – но единственное, на что она могла надеятся теперь, это их понимание, так как не поехать она не могла. Жизнь, подготовив всё, теперь звала её, она же обещала, что всё будет  ‘ok’ – к тому времени наша героиня была достаточно тверда в своём доверии жизни: её подсказкам, её вариантам, её путям.

Помог друг . Он был причастен к этой поездке, и он, употребив своё немалое  (в особых случаях) красноречие, а также доверие к себе, заверил родственников, что  «всё путём! Это отличный шанс» и  т.д.  Но им было немного стыдно, когда они через неделю, покинув свои дома и устроенные кое-как жизни, приближиались в очереди аэровокзала к какой-то черте – они обое знали, что ничего определённого: они летят в неизвестность.

И вот теперь она одна – но всё действительно хорошо. Как ни странно.. Это был в самом деле шанс – хоть она и не могла определить точно, для чего. Наверное, проверить себя, узнать что-то о себе… и ещё столько всего узнать и увидеть! разве не об этом она мечтала многие годы подряд, с самого раннего детства?!.  Об этом в том числе.  ..Но что детство? – ей было дано то, что она могла увидеть сейчас, то, что ей НУЖНО было сейчас.. (хотя кое-что и сходилось, было совсем как в мечте – наверно, она слишком часто прокручивала это, представляла – и оно… просто материализовалось?)  Нет, это был более чем фильм по заявкам, это был фильм со смыслом.  Красивый, но и, как говорят, ″глубокий″ – надо пройти за ширму внешнего, разгадать..  А может,  и не думать, а просто заглянуть в себя.?

 

2

 

Много раз в этом новом своем она была готова сломаться, отказаться от всего..  Многие ситации казались непереносимыми – и лишь потом можно было смущённо согласиться, когда кто-то говорил тебе:  «Так пережил ведь!» Многое копилось, приходя, кажется, сплошным валом – тебя захлёстывало со всех сторон, ты уже не знал, где воздух, а где вода, что хорошо, а что вредно… Но что-то держало, поддерживало её; да, вначале это был друг – но пришло время, когда их дороги разошлись… Он сам загодя сказал ей об этом. Ему тоже, кажется, было нелегко расставаться, он сказал: «Наверно, мы были самыми особенными в жизни друг друга людьми.. По крайней мере, ты в моей». Она ответила, что он в её тоже, – и то, о чём она когда-то мечтала, – настоящие глупости по сравнению с их дружбой, всем, что она открыла ей.  И он уехал, пожелав ей всё так же доверять жизни, своим ощущениям, своему («и только своему!») пониманию, и то ли в шутку, то ли всерьёз сказав, что был лишь тем, кто вдохновлял и подталкивал её к этому. «Теперь ты можеш сама».

-Ты думаешь, я справлюсь? Мне страшновато, и кажется, что там будут такие преграды, которых мне одной не перепрыгнуть…

-Ты не одна, – сказал Друг. – Смотри, с тобой весь мир. Вся жизнь тебе благоприятствует – разве ты не чувствуешь?!.  По-моему, это единственный путь – быть смелым и полагаться на Неё..

После этого она лишь изредка слышала его голос в телефонной трубке – и говорили они о самых глупостях: о погоде, как там свистит или хлещет за окном или как жарко или как холодно.., и какого цвета телефон сейчас в моей руке – а в у тебя?.  «А у меня карнавал!..»

Они оба продолжали путешествовать, чего-то искать, наверно себя, а может, настоящую жизнь., то ли серьёзно, то ли просто так для развлечения… или по привычке. Он ей звонил из самых разных уголков мира, иногда таких, что она удивлялась, как он нашёл там телефон; он находил её, куда бы она ни переехала, – просто чтобы сказать: «Привет!  постель была очень жёсткая, и я себе всю шею отлежал!..»  Ну а она..  Она бы никогда не подумала…

 

3

А, может, это всё не она. Правда, так и есть – не она. Она просто плыла по течению, она ни к чему не шла, тем более не бежала – ну а разве мы скажем о том, кто просто приплыл по течению, что это заслуга его?  Это, раз уже так, заглуга течения – что принесло, – а он (плывущий)… Только одно: он сделал правильно, доверившись, а не барахтаясь зря.

…И вот эти все страны, которые остались у неё за спиной (и их осколочки, песчинки, запахи, послевкусия – в душе), чудеснейшие места – и те, которые на первый взгляд внушали страх, и взгляды, обращённые на неё, и вся атмосфера вокруг – тут, казалось, просто должно происходить что-то плохое… И она почти была уверена: вот сейчас сбудется одно из маминых предсказаний.. – и, чёрт побери, зря она уехала – зачем? чтобы попасть сюда?.. Но что-то не давало ей окончательно раскиснуть – может, лишь понимание глупости отдавать себя конвульсиям паники – к чему лучшему это может привести?..

-Алло, дочка?.. Ну что ты, как там?. Ты где??

Секунда тишины – и знакомый весёлый вздох в трубку (иногда усталый – но всё равно весёлый).

-Всё хорошо, мам.  Я там-то и там-то. Тут жара ужасная, дождь обошёл нас стороной. А вы – у вас, наверное, снег?

-С работой всё хорошо. Как там отец? Получили деньги?. Не знаю, когда в следующий раз смогу выслать – извнитие, у вас такая непутёвая дочь…

-Доченька, перестань посылать нам деньги – они тебе самой там нужны! Я уж представляю в каких ты условиях там_­­­ живёшь и чем питаешься… Ну вот – скажи: вот что ты сегодня ела на обед?

-Мама, у нас ещё не было обеда. А на завтрак – яичница и кофе. Яичница почти такая же, как готовил папа… разумеется, уступает. Так как он там?

И кто-то заходил к ней, какой-нибудь новый знакомый из местных, обычно парень или ребёнок, редко девушка или женщина – отчего-то они были превзяты к Юге и редко завязывали с ней знакомство, разве только зрелые – укоренившиеся в жизни..

-Ладно, мама, поговорим в другой раз..

И ещё что-то звучало, выкрикивалось в трубке – её имя, какие-то слова.. Но нужно было поговорить с этим человеком или посмеятся с ребёнком, поиграть в игру, часто придумываемую на ходу, потрепать по лохматой голове; а может, это незнакомец, чьи губы жаждут поцелуя… – и необязательно знать язык этой страны, с детьми и с мужчинами всегда можно было найти общий язык, а остальные (просто люди)… Она тоже научилась их хорошо понимать, это было необходимо.

Но всё же: как она научилась танцевать?? как стала танцовщицей?..

 

 

          Глава 3

1

 

Человек разыскивал её уже много дней и не одну тысячу выложил самым разным информаторам… – и всё менял раз за разом билет, хотя давно уже должен был улететь.. Нет, он не мог покинуть это место просто так! – хотя бы увидется с ней, постоять рядом, может, она скажет ему слово или два… – не больше! Вначале, после первого выступления, у него были какие-то грязные мысли о ней – может, для него привычные, – но он не хотел очернять впечатление от увиденной красоты! Поэтому строго себе запретил думать о ней как об объекте телесного желания, – но хотел её увидеть, просто увидеть..

После второго выступления он опять был в плену чар – и когда вспомнил, что хотел пойти вслед за ней, догнать её, что-то сказать (да, слова он тоже приготовил – но тогда же забыл), её уже не было на сцене. Он стал аплодировать вместе со всеми и озираться – где она?. наверно, убежала в ту дверь… Нужно выйти отсюда, нужно посмотреть хотя бы как она выйдет.. Он бросался, но на улице её не было. Тёмная, вымытая дождём улица, рекламы, фонари, в конце её скопление жёлтых огоньков такси, какая-то спортсменка с сумкой садится в одну из машин…

Он был очень богат, но он не хотел купить её – он видел достоинство в её глазах, когда она танцевала, и, странное дело, в эти моменты казалось, что она сильнее и властнее, чем он. Это был очень редкий случай, когда он не мог взять, а мог лишь надеяться, ждать когда его одарят… Дела, дела.., чёртовы дела гнали его прочь, но… Но – нет.  Ощущение бессмысленности жизни… – нет! он не упустит, это нечто великое, может, это шанс для него.. Впервые за многие месяцы, а может, годы что-то мелькнуло в этой жизни – да так ярко!..  Он чуть не ослеп.  А когда очухался, захотел найти источник этого света.

Владелец клуба и сам толком не знал, кто она и откуда.  «Она появилась так внезапно – так, наверно, появляются звёзды! Я ей не верил сначала, я сомневался… Но Бог мне дал увидеть, что это хорошо.  Это моя жемчужина теперь – я уже трижды поднимал цены на билет – а они всё идут и идут!..  Но, вы знаете, я не удивлюсь, если однажды она исчезнет также неожиданно, как и пришла…»

А позже  к нему подошёл таксист. Человек арабской внешности в белом костюме сидел один за столиком на террассе у моря..

-Вы ищете Югу?.. танцовщицу…

-Ты знаешь что-то?  Знаешь, где она живёт?.

-Мой товарищ подвозил её – он мне по большому секрету сказал… Но это вам будет стоить..

-Говори!. скажи пожалуйста…

Человек в белом костюме бежал прочь, таксист усмехался ему вслед: подумай, какой одержимый!  А по нам, так девчёнка она и есть девчёнка, хороша, но – что в ней может быть особенного?! Одна из многих.

-Эх, богачи!, беда с вами.

И он уходил к своему такси – неспешно, не боясь пропустить клиента: в кармане лежала недельная выручка – можно и совсем сегодня не работать… «Что ли, и самому найти подружку на вечер, ам?..»

 

2

 

Чёрная машина притормозила как раз под мигающим (видно, от старости) фонарём.  Чёрный туфель, белая штанина (если взять этот голливудский ракурс –оператор, залегший у колеса).. – вот уже человек хлопнул дверцей и осматривался вокруг.  И как её здесь найти?  Такой тихий, ужасно тихий квартал…  И снова мокрый – с утра и потом послеобеда был дождь. Человек пошёл медленно, всматриваясь, чтобы кого-то встретить.., и немножко сжавшись – мало ли чего можно ждать в таких кварталах. А он, между прочим входит в сотню богатейших людей своей страны – которая, в свою очередь, входит в десяток самых богатых стран мира.  Его здесь, конечно, вряд ли кто узнает, но дорогой машины и его костюма наверняка будет достаточно, чтобы..

«Заткнись! – говорил он себе. – Зачем пошёл?  Трус, да?!  Она бы только посмеялась над тобой – ведь тут живёт!..»

-Только где, где?..

Справа открылась дверь.

Айзэк замер; слабая надежда на то, что его не видно в этой темноте, – хотя голая лампочка из прихожей светила прямо на него…

-Сэр, дайте-ка закурить! – услышал он на неплохом английском.

Айзэк, уже согласный добровольно расстаться с деньгами, машинально было потянулся к бумажнику, потом одёрнул себя. Может, им в самом деле нужен табак?..  Он достал дорогие сигареты из другого кармана и отдал в бьющий в лицо свет всю пачку.

-О, благодарю! – сказал голос.

Ничего не происходило, существо за ширмой света, кажется, закурило.

-Скажите, – произнёс Айзэк, – где-то тут может жить одна девушка… Мне сказали, что она приезжала сюда на такси. Я ищу её. У неё светлые волосы и.. хорошая фигура.

-Это, должно быть, Роза.  Вон в том доме. – Из света появилась рука и ясно указала на дом на другой стороне улицы, такой же, как и все остальные, – двухэтажный, с железными лестницами и балконами. – Кажется, второй этаж, – добавил голос. – Удачи. – После этого свет погас вместе со стуком закрывшейся двери, и снова вокруг стало тихо, как и было. Нет, где-то негромко пело радио и на фоне музыки диктор что-то говорил..

Немного удивлённый таким располагающим обращением в таком месте (кажется, больше подходящем для перестрелок или, как минимум, хулиганства), Айзэк пошёл к дому, на который ему указали. …И, с приближением к нему, всё остальное, и мысли, и чувства, вытеснялось волнением, стучащим сердцем, громким дыханием..  «Видано ли такое, Айзэк? – спрашивал он сам себя, – чтобы ты так переживал из-за простой девушки. Ну ладно – не простой, совсем особенной..  Но всё-таки она не ангел, правда?  Она человек – а когда это ты так робел перед человеком?  Ты всегда мог найти со всеми общий язык.. И никого не боялся»   И тут ему пришла странная мысль о том, что он всегда воспринимал людей лишь как средство для чего-то…  Всё было для него! все преклонялись перед ним – а точней, конечно, перед его состоянием; все были готовы служить, угождать. Разумеется, ты мог ими управлять – они боялись и они желали. И тебя это устраивало, ты не замечал другого, – и вот теперь…  Она, кажется, не то что не побоялась бы и не стала лебезить перед тобой – кажется, она так свободна в этом мире., может, она и правда не от мира сего… По крайней мере, такое ощущение приходит, когда видишь её в танце.  Хотя! – если проанализировать, воспомнив, – ничего особенного! Он видел и более искуссных танцовщиц, некоторые делали такое, что трудно было поверить, другие поражали обилием и скоростью действий, переходов от одного к другому, а третьи…  Нельзя сказать, чтобы Айзэк был большим поклонником танцев, – но он, в силу тех или других обстоятельств, не раз бывал на выступлениях. И хлопал, конечно, – они молодцы, эти девушки и парни!  Иногда хотелось и самому заняться чем-нибудь таким.. хотя бы просто разминаться иногда – ведь когда-то ты был был первым по боксу в своём городе, и в школе – по бегу, а теперь совсем себя запустил, самое тяжёлое, что поднимаешь – это портфель с бумагами! (ну ладно, ладно – штанга в домашнем спортзале – но это детский вес, хоть себе признайся! да и редко ты туда ходишь)  …Он хлопал им – но, выходя из зала, уже забывал; очередное шоу – блеск, мастерство за деньги.. Да нет, они молодцы!. – но он всё же забывал.

А эта.  Она просто двигалась – двигалась под музыку. Она могла упасть, так натурально! могла вскочить так же вдруг.., могла вращаться, или подпрыгнуть.. Но это было нечто единое – целое с музыкой, неостановимый поток,  и ещё выражение её самой – неповторимой, прелестной. Этому не научишься в школах. Это надо чувствовать – может, родиться с этим, может открыть в себе.  И он не совсем объяснимо для себя понимал: она могла бы быть неизвестна никому – это просто случайность… или судьба.  Что появилась здесь, в этом небольшом городе, что она выходит на помост в последних лучах заката и под стук барабана и переливы струн что-то выражает через себя.. И что он оказался здесь –тоже необычное совпадение, что-то подобное было нужно ему давно…  ″Что-то подобное″?!

-Аллах знает, что нужно тебе, лучше тебя! – сказал он тихо, смотря на железобетонный балкон второго этажа. – Слушай его и слушай своё сердце..  Всегда.

 

3

 

Это действительно всё: она просто двигалась.  Двигалась под музыку, двигалась так, как ей хотелось.  Конечно, не сразу она была настолько уверена в себе, чтобы дерзнуть и показаться людям.  Она просто включала магнитофон – и кружилась по комнате очередного отеля или съёмной квартиры – тесной, наполненной лишней мебелью… Но теснота – это было в некотором роде хорошо: она была внимательна, чтобы не наскочить на мебель, – а то использовала её: дверцы шкафов, которые можно эфектно открыть  (одну такую она оторвала нечаянно… а может, она и сама отвалилась), невысокие комоды, на которые можно вскочить, тумбочки, стулья – в каждом отеле разные!..  А ещё она сама себе шила костюмы!

Она много фасонов перепробовала – и обтягивающее, и пышное, – но наверное это былоп просто нужно, и в конце концов вернулась к тому простому, что было в начале: эти вздымающиеся, слушающиеся малейших движений оранжевые или светлорозовые шифоновые, и какая–нибудь накидка на верхнюю часть тела, самая  простая маечка или шелк (чаще синий) – чтобы оставался открытым живот ; распущенные или схваченные слегка резинкой волосы… И всегда босиком.

Однажды, нарядившись в костюм – который сшила ещё в другой стране, месяц или больше назад, –  она стояла перед большим зеркалом в отеле – сделала несколько движений  (музыка еле слышно звучала в доме или в магазине где-то с улицы) – и вдруг исполнилась этой уверенности, что может!.. Нет, не так: то, что сейчас получается, это же чудесно!. Почему бы не показать это людям? Может быть, кто-то увидит ЭТО, может, кому-то так же понравится?..   Это было наполняюще и волнительно. Она двигалась, слыша уже только музыку в себе, ощущая музыку тела, слушаясь радующегося сердца…  «Как же хорошо! (Она смеялась, танцуя.) Прекрасно, всё хорошо!..  И ты можешь, можешь всё!!.»  Она смеялась, кружилась, подбегала к окну…  Люди.  Стеснение перед ними на миг останавливало порыв – но она же хотела не скрываться, хотела показать себя!.. Так что же?

Пусть сбудется что-то прекрасное!!

И она танцевала перед окном,  и когда кто-то замечал, улыбалась ему, и не прерывала танца. Люди смотрели, иногда улыбались, некоторые останавливались…

Было очень непросто прийти в клуб и говорить…  Опять мечта, которую ты хочешь сделать былью?.. Но что??!  – ведь ты же танцевала! Почему ты не можешь танцевать для других?

Этот фасад ей не нравился – собеседование, переговоры, «Подождите в коридоре пять минут, я скажу директору»… Но она говорила, что ей нужно это пройти, всё хорошо, это тоже зачем-то необходимо..

-Я вас слушаю, – сказал директор. – Если вы по поводу стриптиза, мы этим не занимаемся уже. Теперь городские власти за этим строго следят – только на окраине города можно найти такие заведения. Но, если хотите совет, не суйтесь туда. Я вижу, вы порядочная сеньорита – а там сполошной сброд..

-Наверное, и это люди, – сказала она – хотя едва ли планировала вести моральные, то ли философские дискуссии с директором варьете. – Но я не на счёт стриптиза, я…  – Как ни странно, она впервые (даже в мыслях не было до этого!) употребила это слово в отношении к себе:  – Я танцовщица.

-Хм, – сказал директор и нахмурил одну бровь. – У нас сейчас только оркестр…

Он довольно долго просто её осматривал – ходил, будто бы раздумывая, почёсывая подбородок, а на самом деле оглядывал с ног до головы. Потом спросил:

-Как долго вы танцуете?

-Уже несколько лет

-То есть… всего несколько лет?

-Да… В детстве я посещала уроки танцев, но это.. было давно.  По-настоящему я начала танцевать только сейчас.

-И что дает вам уверенность думать, что  я прийму человека без подготовки, просто любителя танцев.. – Он сел на место; ему хотелось спросить: «Почему это я вас до сих пор не прогнал?», а вместо того: – Сюда многие приходят искать работу. Были и танцоры, были клоуны, акробаты.. Некоторых я брал, но они не очень нравились публике – и наши отношения обрывались. Что ж – может, покажете?.

-Что? – не поняла соискательница – выглядела растерянной и боящейся.

-Что?!.

-Ах!.. то есть, я.. Здесь?

-А что? Здесь.  Я могу вам подсвистеть.

-Не надо, – сказала будущая звезда Юга и встала – не без трепета в ногах. Кабинет был не очень большой, но больше всех номеров, в которых она когда-либо останавливалась (наверно, он был специально предназначен для таких показательных выступлений – посередине лежал ковер и ничего не мешало), – она вышла на середину…  Она ещё не знала, что будет, у неё не было ни одной какой-нибудь заготовки. Она расслабилась, опустила голову..

Обычно музыка ей подсказывала – но тут нужно было искать другой подсказки. Хотя бы начало.. Но вот она сделала шаг, другой, вспомнилась какая–то мелодия… И всё произошло само собой, – она опомнилась, когда танец закончился, а директор, немало удивлённый, сидел в кресле, условно подпирая поддбородок пальцами..

-Что ж… – сказал он. Она смотрела на него снизу вверх, стоя на одном колене, одна рука была за спиной, другой она упиралась в пол. – Для непрофиссионального танцора вы.. Как, вы говорите, вас зовут?

 

 

4

 

-Юга?

Вообще-то это имя она придумала буквально за секунду – встав тогда после танца в кабинете и подходя к директору варьете, который указывал ей на кресло.  Не очень оригинально, но ей понравилось. К тому же она за последнее время научилась верить внезапно возникающему. «Хм, – снова сказал тогда директор. – Кажется, я его где-то слышал. Это псевдоним?»

…Ну а это ещё кто? Она ответила незнакомцу в белом костюме, стоящем нерешительно   на пороге:

-Меня зовут Роза.

-Красивое имя, – незнакомец пересиливал своё смущение, – оно есть в любом языке..  ″Юга″ – что-то более экзотическое.

-Что вы хотите? – спросила она.

-Так Роза или Юга?. – настаивал на своём незнакомец.

-Извините.. – Она была немного устала и хотела закрыть дверь – преграду, которая дала бы ей отдых. А что до него – она его не ждала.

-Извините! – громко и жалобно воскликнул человек в белом костюме и удержал закрывающуюся дверь. – Мне было так нелегко вас найти!.. Дайте хоть пять минут..

-Что?

-Посмотреть на вас..

«Ты этого хотела?» – всплыла в голове тихая мысль и исчезла без продолжения.

-Заходите, – пригласила она.

Он, видимо, не ожидал и стоял на пороге…  Она оставила дверь и пошла вглубь квартиры, где села на диван. Ни в одной из комнат не был включён свет, с улицы  доносились какие-то негромкие звуки через открытое окно.

Пришедший решился наконец и зашёл, – стал, как и полагается, осматриваться.. Но смотреть было почти не на что.

-Почему вы сидите в темноте?

-Мне нравится темнота, – сказала девушка с дивана. – А вы любите свет?

-Свет даёт возможность видеть всё, – изрёк человек, – я должен видеть – чтобы знать.

-Сейчас это так сложно, утомительно, – отозвалась девушка. – В темноте проще: сиди и слушай звуки. А хочешь – усни.  Никто не заметит, даже ты сам.

Он теперь уже не осматривался – стоял и пытался рассмотреть её в полумраке..

-Ты знаешь, я остался здесь, в этом городе ради тебя.

-И что мне делать?

-Ничего…  Ты замечательно танцуешь.

-Спасибо. Мне иногда это говорят – но мне кажется, что им всем это зачем-то нужно..

-Зачем же?! – воскликнул мужчина.

-Не знаю. Может, они просто хотят мне сделать приятное.

В темноте он упивался одним её присутствием, течением её голоса…

-Я совсем не вижу тебя, – сказал он наконец. – Может, включишь свет?, хотя бы на несколько минут!.  Завтра днём мне улетать…

-Значит, утром ты ещё успеешь рассмотреть меня.

Она встала и подошла совсем близко к нему…

-Хочешь меня? Хочешь это тело, которое тебе нравится? Оно твое – если хочешь..

 

 

       Глава 4

 

1

 

То, о чём нельзя было и думать, случилось само собой..  Но на утро он так и не рассмотрел её, потому что она исчезла. И не просто ушла куда-то, в магазин или по другим делам, – а пропала вместе со всеми вещами. Он сразу же понял это, увидев приоткрытую дверь шкафа и пустую полку за ней. Из-под одеяла он метнулся к брошенному вчера на стул пиджаку… и назвал себя идиотом, вытащив настолько же плотный бумажник, что и вчера. Он не стал проверять на месте ли ключи и золотая зажигалка.  «Что же такое? – спрашивал он себя. – Почему она сбежала? Может.. я не понравился ей..  как мужчина или..»

На столе записка на вывернутой коробке из-под конфет:  «Спасибо за чудесную ночь.  Извини, мне нужно идти»  Подпись: английская буква  ″J″.

«Так подписывалась моя вторая секретарша, Джулия, – подумал Айзэк. – Такое «джэй» и много завитков… И куда же тебе нужно было так быстро и неотложно? Интересная, необычная…»  Ничего не оставалось, как одется и уйти. Теперь на улице было куда более людно – играли дети, ходили и сидели (и смотрели внимательно на приодетого незнакомца) пожилые люди, пары стояли и о чём-то разговаривали, почти при каждом слове применяя тот или иной жест, – весь быт этого небогатого квартала, пробудившийся для нового дня…

Машина стояла там же, без единой царапины, и внутри ничего не пропало. Хорошо – с этими прокатными фирмами куча хлопот, за малейшее повреждение они сдерут с тебя три шкуры, а уж нервов сколько промотают!

Он сел и вырулили на дорогу.

Сдав машину в конторе, он вызвал оттуда такси, чтобы ехать в гостиницу  собираться… Но когда жёлтый экипаж подъехал и остановился, и пассажир подошёл со своими вещами, краем глаза заметил раскрашенное объявление на столбе. Зачем-то подошел и  прочёл…

Выступление в варьете.  Её выступление!  Сегодня вечером…

-Куда, сеньйор? – улыбался через сидение смуглый таксист. – Вы сказали: «гостиница», но не сказали, какая –тут их целых три…

-Давай-ка на набережную, в варьете, – сказал  Айзэк, садясь.

 

2

 

-Последний концерт, – сказал горестно директор.  – А я вам говорил!.. Это не вы её часом спугнули?.. Ох, ох, горе мне – только её же и будут спрашивать!. Может, вы с ней поговорите?

-Я бы рад, но…  Постойте, она здесь?

-Нет, она обычно приходит за полчаса до выступления.  Вы её так и не нашли?

Айзэк промолчал.

«Что делать? – думал он. – Совсем забросил бизнес…  Сказать бы ″чёрт с ним!″ – да что тогда от меня останется?..  Хорошо бы найти её».

-Вы не знаете где она могла бы быть?

-Не знаю, – уныло ответил директор.

-Но! – его осенило, – она же заходила утром!. она сказала, что это последний концерт?.

-Ну да, заходила. Сказала: «Извините, дон Родриго, мне нужно уезжать. Сегодня я станцую в последний раз».

-И куда она пошла? – почти кричал Айзэк. – Она была с сумками?..

-Не знаю! – простонал дон Родриго и упал лицом в собственные ладони. –Не-зна-…

 

2

 

Когда бедный миллионер бегал по всему городу в поисках её, она сидела на заднем крыльце кафе, где один её друг работал официантом, и думала, как и всегда почти в таких случаях: правильно ли моё решение?..

Рядом стояла сумка, с которой она посетила уже не одну страну, внизу под обрывом, начинающемся в нескольких метрах от ее ног, шумело море..   «Куда теперь? – думала девушка. – Здесь было совсем не плохо…»  И она улыбалась – а где плохо? Там, где ты не могла взять себя в руки, там, где ты была ″слаба″,  ″не готова″… – и потому всё вокруг казалось тёмным и пугающим, люди – ужасными и подозрительными, места – непривлекательными..  «Всё это ты, всё – ты».  И тут она подумала, что неплохо бы отправиться в одно из таких мест, чтобы окончательно развеять для себя иллюзию, что есть плохие и хорошие, или лучше и хуже. Нет, конечно, некоторые места особые сами по себе, есть и мрачные – но ты можешь быть спокоен и счастлив везде. Так ей Друг сказал однажды, и она ему поверила сразу, хотя не всегда могла найти в себе такую же уверенность, такое постоянство счастья.

″Где ты сейчас?.. – думала она  о Друге (и даже думать о нём было приятно). – Кто знает, может совсем рядом!.  Да, я чувствую, что ты рядом″.

-Я рядом, – сказал он ей, когда прощались..

-Так значит, в Плохие Места!.. – сказала Юга вслух. Она встала.  Внизу море, её ждёт очередное приключение… Бередящее душу и сердце неизвестностью, неизжитой опасностью и ожиданием новых красот, которых всё находилось и находилось у жизни.  Столько раз она боялась и столько упускала.., но однажды – сделала шаг совсем не туда, куда мог бы ожидать кто-либо и даже она сама, совсем не рациональный, странный шаг.. Конечно, она боялась!.   Но столько из-за этого страха потеряла к тому времени. Это глупость, что девушке или женщине надлежит бояться, – Жизнь хранит вас точно так же, как и ваших ″защитников″, которым вы порой отдаёте слишком много, иногда неосмотрительно всю свою свободу; ну а если суждённый вам час близок, от него не спесёт и лучший тело-хранитель – так что не продавайте себя задёшево, жизнь открыта и для вас!

Она сделала свой шаг… – кто бы знал, куда это её заведёт!. Она в тысячах километров (или, уже приловчившись по-здешнему, ″миль″) от дома.. –  от места, которое она называла так год за годом, больше двадцати лет. «Что же, это теперь не дом?!» – спросит совестливая часть твоего «я».  Это хорошее место, точно хорошее., она часто вспоминала о нём с тёплой улыбкой и иногда очень даже хотела там оказаться – ведь не всегда полон сил, чтобы идти, открывать новое.. – но всё-таки она бы не променяла, если бы такая фантастическая возможность была доступна,  не убрала бы тот первый шаг в неизвестное, не вернулась бы к прежнему, чтобы прожить предсказуемо и спокойно всю жизнь… Впрочем кто знает, когда он был, этот шаг, – ты же давно рвалась к чему-то другому, но то, что сдерживает, было до поры очень сильным – ты и представить себе не могла жизни без родителей и этого круга, сакрального и замкнутого  (да, как и полагается):  привычки, друзья и знакомые, перечень возможных занятий, распорядок дней и часов…   Но ты пробовала – по-немногу, как заходят в воду весной: сначала даже ногу вытащить из тапочки кажется преступным – к тому же знаешь, как домашние  и большинство знакомых   к этому отнеслись; а если заболеешь от переохлаждения  – то всё, конечно, станет ясно, и уж тогда тебя будут и лечить и наставлять по полной программе… О, они это умеют – наставлять, тянуть “А мы тебе говорииили!” – ты наверняка почувствуешь стыд, свою неблагодарность: они же к тебе, для тебя, а ты же… Нет, разумеется, они любят тебя! – это ведь и есть от любви!..  Но тапочек уже одиноко стоит на песке, а нога неуклонно, заставляя всё тело трепетать (конечно под аккомпанимент фантазии разума), прближается к воде..

Ты попробовал и ничего, скорее всего, не случилось. По крайней мере, жизнь продолжилась точно так же, это определенно. И ты можешь оттого, что так много волновался  прежде, больше не делать этого, а может само нарушение табу убьёт причину переживаний и ты почувствуешь сладость освобождения…

Она пробовала, она выходила понемногу, она делала то, что было вроде бы нельзя.  Часто ей всё-таки бывало стыдно – она смотрела  после «содеянного» на ничего не подозревающих родителей, они были так же к ней добры, никаких взглядов, всё хорошо.., – и обещала себе больше ничего такого не совершать.  Но ведь душа просит!  Дело не в том, чтобы нарушить чей-то запрет! – так уж выходит, что душа просит опасного… того, что называется опасным, и того, что многими считается дурным.. Видимо, для неё это не плохо – это пахнет свободой!.. И так или иначе всё же приходишь к выбору: это положение, когда все спокойны – при этом спокойствие одних просто привычное положение, его привычно хранят, его, обычно постфактум, и называют счастьем; а спокойствие другого чисто внешнее, хорошо если ещё не такое же сонное, ведь душа по-прежнему просит… Просит душа??!!  ..Да, и то, чего просит душа, опасное, невыясненное наперёд, и вроде бы ударившее по святому, нарушившее чей-то сон..  Нужно делать выбор. Да?

Она много об этом думала. Она продолжала делать что-то, о чём ей не хотелось  рассказывать, и иногда раскаивалась, становилась сама идеальность – «для них».  Однажды это её измотало, а на пике напряжения, отчаяния ожидал тот же вопрос:  «Что решить, как быть??.»   И тогда она просто рассмеялась. Башня нагромождённых проблем то ли рассыпалась, то ли просто исчезла – а наша юная бунтарка не в первый ли увидела, что едва ли не самое ценное в её жизни, что делало эту жизнь более живой, яркой, была мечта…

С мечтой тоже что-то было не так, она её сдерживала – позже ей казалось, что это вроде бы заговор внутри её самой: этот страх, который держал её на месте и велел цепляться за дом, договорился с мечтой, чтобы она представлялась примерно таким образом: что-то придёт… Или кто-то, неважно.  Но ты будь здесь – это может случиться в любой момент!  Она ждала…  Оставались только маленькие вылазки  ″ в сторону″ – и неосознанно ограничевамая идеалом жизнь..

Девушка на побережье далёкой страны…  Далёкой для той, которая была когда-то, и лишь думать, мечтать об этом могла. Образы других стран всевозможных уголков были красивы, но мысль когда-нибудь оказаться там – пугающей; тем более одной – совсем нонсенс, ненаучная фантастика.  Как же случилось?  А вот так.  ″Шаг за шагом, – говорят китайцы, – преодолеешь самую длинную дорогу. И даже самая длинная дорога начинается с первого шага…″   Мудрость.

 

3

 

Миллионер… да просто ослеплённый – или начинающий наконец прозревать_.?? – человек стоял на веранде позади неё и смотрел, неосознанно сдерживая тяжёлое (после быстрой ходьбы) дыхание.  Самолёт его уже два часа как улетел, телефон он после очередного нервного звонка секретарей, партнёров, клиентов выключил.. Потом, правда, включил, чтобы сделать только один звонок.

-Алло, Заира?  Я задерживаюсь… Слышышь?  Возникли кое-какие дела, нечаянные перспективы..

-Понятно, – сказал прохладно женский голос. – Ты вообще вернёшься?

-Да! А как же.. Скажи им там всем, чтобы не беспокоились, – пока все полномочия на тебе.

-О, какое доверие!

-Заира…

Повесила трубку.  Он снова выключил телефон. …И наконец нашёл.  Потратил последние наличные, покупая нужную и ненужную информацию у любых прохожих, фонтанируя деньгами… Пока он искал её, ему нужно было убеждать себя, что он делает правильно, нужно было вспоминать, говорить: «Она же чудесная.., она неземная!.. А эта ночь!»  Но отход от привычного своего пути всё равно тревожил его; затвердевшая за годы строгой практичности душа (не вся.. но почти вся) не могла понять ни в какой интерпретации: что может быть важнее бизнеса, той большой игры, которую он ведёт и всей размеренности, которая эту игру поддерживает?.. И разговаривать  было бесполезно с этим собой, который так считает, который говорит: «Деньги, друг мой! Имей деньги – и всё появится само же собой… Этот мир будет твоим!»  Но, конечно, он знал, что не всё. Вот её не купишь – она сбежала от него и ничего не взяла. Но доказать (самому себе!) ничего было нельзя – практическая часть исчезала, а потом появлялась со своими железными  или золотыми  доводами опять..

-Почему ты уезжаешь? – собравшись, спросил он.

Девушка повернула голову.  Вздохнув, улыбнулась.

-Нашёл?  Ну и зря.  Ладно, можешь считать, что сегодня я танцую для тебя.

-И всё же, – быстро добавила она, посмотрев уже невесело, – лучше тебе было улететь .. Ты, кажется, собирался.

-Почему? – спросил он, садясь на деревяную балку веранды маленькой слева от служебного выхода.

-Наверно, ты и сам знаешь…  Нет!. – опять почти перебила она саму себя, – нет.

-Что ″нет″? – невольно рассмеялся он. – И что я знаю?..

-У тебя, наверное, есть семья.. – Она, кажется, смотрела на него с состраданием. – Зря ты связался со мной. Я однажды куда-то подевала все свои хорошие принципы, и с тех пор для меня практически нет запретов. Запрет один: не причинять людям боли.. Я пытаюсь.  В общем, поэтому я и уезжаю.

-Почему?. Из-за меня?!

Он махнул рукой, остановив её слова:

-Послушай, тебе не надо уезжать!  Тут тебя все любят, у тебя тут хорошая работа…  Если хочешь, я могу дать тебе денег, только.. у меня сейчас нет с собой, но я..

Танцовщица засмеялась.  «Вот видишь!»

-Что?  Что такого?!.  (И всё-таки: как чудесен её смех! Вся она, вся!.. Это истинное чудо.)

-Ты убегаешь от меня? – спросил он.

-Я всегда боялась, что кто-то увидит во мне нечто другое или больше, чем есть,  и станет преследовать, решит, что не может без меня…

-Подожди – что другое?.  Всё, что я вижу, это твою божественную красоту…

-А я просто человек.

Но она подумала: «Так странно, когда тебе говорят это…  Ведь ты когда-то верила всем сердцем, что человек может быть не просто оболочкой – ведь ты видела таких людей, которые светятся изнутри!. Сама хотела стать такой. И это, в самом деле, божественная красота…»

Айзэк  признался:

-У меня в самом деле есть семья, жена и два сына..  Сыновья уже почти взрослые, а жена… – она ничего не узнает!. – И тут сам стал противоречить своим словам: – Она наверно знает, что я иногда неверен ей.. Но ведь – я не могу всегда быть только семьянином! Тогда это был бы не я.  Порой мне нужен отдых, а иногда я просто очарован, побеждён красотой… Последнее случается очень редко, и вот оно случилось сейчас..

Молчала, смотря вниз на море.

-Поверь, ты никак не причинишь вреда, ты… – Он убеждал её, а она была бесстрастна – так чиста, что ни за что нельзя было зацепиться. Как ребёнок.

Некоторое время они просто сидели.

-Что же ты хочешь? – спросила она спокойно. – Мы не можем быть вместе. Ты хочешь, чтобы я осталась, а ты приезжал бы иногда для встреч…

Он молчал секунду-другую…

-Поехали со мной! Ты будешь обеспечена всем!.. Тебе не нужно будет ничего делать, ты всегда будешь сыта и иметь всё, что захочешь.. А если тебе захочется танцевать, я… Я построю только для тебя сцену!. это будет варьете – или целый театр, и ты в нём, конечно, – прима!.

Она качала головой, посмеиваясь.

-Ты что, не веришь?

-Почему же – теперь я во всё верю. Всё может быть, всё станется однажды – как говорил один мой Друг..

-Тогда что.. что ты скажешь?  Ты всё ещё смеёшься…

-Я подумала: ″Мне было всё же непросто прийти в это варьете – ведь какая из меня танцовщица! И теперь я так просто ухожу…″  Но наверно, просто закончился этот этап, кусочек жизни. Так говорил мой Друг.

-Ты помолвлена? Замужем?.. – спрашивал непонятливый, одержимый мыслью всего лишь миллионер.

Юга вздохнула.

-Кажется, уже четыре часа. Сколько там, на твоих золотых?. Мне пора готовиться к выступлению. Может, я когда-нибудь сюда и вернусь.

-Но, – сказала она. – Не ищи меня. Я могу быть где угодно. Я знаю, что у тебя много возможностей, может, ты даже найдешь меня где-то опять, но это зря, честно!  Если ты увидел красоту, то хорошо, это хорошо – но не гонись за ней. Иначе потеряешь.  Красота – это жизнь, её нельзя  держать.

-И это твой друг сказал? – спросил он, когда она уже уходила; всё-таки нельзя было на неё сердиться, нельзя было бороться с ней – только если ты бессердечный и совершенно ослепший идиот!

-Нет, – ответила она, – это я говорю.. от себя

 

4

 

Она танцевала для него?   Нет, как можно – это был невинный обман. Но в его глазах, конечно, была только она – та, что перед ним, танцевала только для него!

Совершенно забывший обо всем нашедший и потерявший в одни сутки нечто неописуемое, небесный подарок,  человек  стоял в толпе у сцены и смотрел на эти движения, пытался словить каждое, – не поймать и сохранить, но не упустить!.. Он превратился весь во взгляд – а она танцевала как всегда великолепно, ей не надо было делать это  выступление особенным. Может, оно было немножко длиннее, может музыканты, узнавшие от директора, чувствующие значимость момента, играли задорнее – она же просто отдавала то, что было у неё, – полностью, как всегда, лишь выбирая немножко новый путь, жонглируя возможностями…  Наверно, именно об этом она всегда и мечтала – не о танцах, а о том, чтобы себя отдать, раздать всем, – и сделать это красиво!..

 

 

     Глава 5

 

1

 

Но всё же мы живём для себя.  Вот вопрос: куда теперь?  Нет, она практически не думала о людях и даже о том, где могла бы быть как-то полезна, востребована – но она пыталась почувствовать, куда жизнь теперь зовёт её..

Та мысль отправиться в неприятное по воспоминаниям место не отпускала её своей привлекательностью дать эмоции, пробудить то, что спит или спрятано, и в который раз доказать себе свою простую силу – победить, но не ради гордости, а ради подтверждения понимания.

Итак, новая дорога; новый вызов!.. Она просила директора не делать никаких объявлений и после выступления просто сошла со сцены, поклонившись, как всегда, может, прежде немного внимательнее взглянув на публику, задержавшись совсем немного дольше… – кто-то хлопал, улыбаясь, её знакомый миллионер (который так и не представился; и один из немногих, кто знал о последнем танце) смотрел во все глаза, – и потом ушла, исчезла под крики и восторженный свист… Многие люди только так и выражают свой восторг, – она не знала видят ли они, хоть кто-то из них её танец во всей полноте, всё, что она передаёт, чувствует сама.., но очевидно им нравилось; возможно, каждый видел в нём что-то для себя… Это хорошо. Хорошо, что им нравится, что они видят что-то приятное, удволетворяющее, что не стесняются выражать свои чувства.. Каждый пьёт в соответствии со своей жаждой. (А танец сегодня, кажется, всё же был особенный… Да ладно – просто вот такой!.. с новой мыслью, новым предчувствием, волнением – другие были тоже особенны, имея свою неповторимую подкладку.. К тому же перед самым началом она каждый раз договаривалась с музыкантами о ритме и мелодии – сначала они ее не понимали, ее расплывчатые, не имеющие отношения к теории музыки объяснения., но понемногу, наверно переключившись с нот на переживания, они начали понимать.)

Однажды к ней подошёл человек, отдавший танцам большую часть жизни.

-Вы неплохо танцуете, – сказал он, кажется, сдерживая своё настоящее впечатление. – Но я не могу определить, какая это у вас школа. Вы наверняка учились современным танцам.., возможно, взяли несколько уроков индийских.. И даже бальные, превосходыне бальные элементы, – тут, в этих восклицаниях, прорвалось его отношение, – я узрел.. Скажите же…

-Мне сложно вам сказать, – отвечала танцовщица – теперь просто запыхавшаяся девушка, только сбежавшая со сцены, – я ничему такому не училась..  Только вальс – если бы вы меня пригласили, я, пожалуй что.. Но не сейчас!  Сейчас мне хочется пойти домой.

 

…Выйдя из варьете через чёрный ход, с большой сумкой на плече, она сразу пошла на автобусную станцию – станция была недалеко и она не стала брать такси.

Нужно насладиться последний раз этим городом (думала, шагая медленно)..  Хорошее место, тут негромко, но весело, и вечерами очень красиво. А утром на набережной готовят вкусный кофе с гренками.. Кто знает, может, в другом месте у неё и не было бы такого успеха, многие города слишком проникнуты пошлостью – её пытались бы заставить раздеваться перед толпой гогочущих и выкрикивающих мужчин – не видя, не зная ничего другого, что может показать девушка на сцене.  Но нет – нагота – это подарок для некоторых, на сцене её нужно разбавлять, дозировать; это, как сладкое: после многого количества уже перестаешь ощущать прелесть этого вкуса… точно, как сладкое. Она иногда позволяла себе сладкое и любила его., но всегда следила за этим. Чтобы оно оставалось вкусным и желанным.

В конце улицы показалось скопление автобусов и огни небольшого автовокзала. Она остановилась, прислонившись спиной к парапету, за которым некрутой поросший кустами склон доходил до моря.  Директору она сказала, что, может, вернётся – она не любила врать, но ему надо было это услышать; всё время он был к ней очень добр, не заставлял выступать больше, чем ей хотелось (только просил несколько раз), и соглашался на то, что и не назовёшь иначе, как причудами. Конечно, о возвращении это была ложь: она не знала вернётся ли – такое нельзя было исключать, но и обещать наверняка тоже нельзя было. Она даже не знала точно, до какого города сейчас возьмёт билет – что тут ещё говорить!..

Сказать бы, что эта жизнь лишена цели и смысла…  Да, наверно, так.  Она путешествовала, она пробовала себя, она пыталась что-то понять. (Каждое место было случайно, но чем-то неуловимо помогало ей в ее не до конца выраженных целях…) С некоторого времени она ни к чему особому не стремилась – и иногда это был минус, потому что она чувствовала пустоту и сонливость, растерянность..  ″Зачем идти и куда? – порой думалось, лёжа на разной свежести простынях одной из гостиниц. – Зачем вообще вставать?. можно провести этот день в постели…″  И действительно бывали такие дни, два или три, – но до самого вечера она никогда не выдерживала..  Хотя нет, однажды пролежала весь день – часто просыпаясь и дотягивась до припасённых загодя конфет, орехов и минералки, – но вечером просто таки вскочила, вышла и бродила потом всю ночь.

Иногда цель вкрадывалась – небольшая: хотя бы – вот доехать до того-то города, найти жильё, погулять, узнать на счёт работы; или что-то ″посерьёзнее″ – например заработать такую-то сумму и уехать туда-то или купить себе Что-нибудь, скажем, мотоцикл… Эти  ″серьёзные″  цели могли вызвать волну воодушевления после дней лени и унылости, заставить бежать куда-то, прилагать силы,  но они же закабаляли образом своим, они не хотели видеть ничего, кроме этого, а худшее (по крайней мере, для неё): незаметно, но неуклонно ты становился бойцом – борцом за свою цель, с самого момента её принятия ставшую священной. И, когда она видела, что хоть чем вредила людям в ходе своего стяжательства (а это почти всегда – по крайней мере тем, что закрыта для них)…  – это был для неё всегда удар; она бросала поиски и ведущие к чему-то дела и обещала себе, что будет жить тихо, лишь бы никому не вредить и не мешать. Трудно сказать, что это – глубоко укоренившееся воспитание или способность к эмпатии – чувствованию боли других, но это всегда было так, не было цели, которая сделала бы её бездушной, закрыла надолго, позволила для своего достижения все средства… Хотя все цели на какое-то время ослепляют – всякого.  Другое дело, что один, более бдительный, быстро берёт себя в руки, по крайней мере пытается нестись к мечте не так быстро, чтобы никого по дороге не задавить, другой же ничего не видит, кроме вещи, которая его зовёт, – и где тут говорить о свободе?!. Что-то увлекает тебя и тащит за собой… пусть и что-то в тебе с этим согласно.

И, если смотреть на это так  (просто со стороны), то не лучше ли просто бродить, прогуливаться, смотреть вокруг…  узнавать себя и мир; позволить ему показать себя. Может быть, такая жизнь окажется более насыщенной, чем та, что наполнена погоней,  – все цели не более, чем наркотик, дающий временное облегчение…

Если говорить о нашей  Розе или Юге, у неё не было почти теорий на этот счёт – она просто шла и убеждалась в предположениях, либо открывала что-то новое.. Новое всегда ждало её, всегда, покуда она была открыта.  Вот теперь…

Постояв, она двинулась к автостанции, там купила билет – всё же не даром останавливалась тут в стороне – место пришло к ней с каким-то звуком, может, шорохом моря за спиной или чьим-то словом.  Оно называлось Эль Пласо  и раполагалось на краю пустыни, и атмосфера там была затхлая и напряжённая. В прошлый раз она нашла там работу переводчицы в каком-то бюро (с английского на испанский – и обратно), но пробыла недолго: к ней то и дело приставали мужчины – они были отвратительны, отвратительными были их слова и помыслы.., и женщины смотрели на неё, казалось, с неприязнью, – неужели они видели в ней свою соперницу за обладание этими гнилозубыми мачо?..  Да, ещё и из-за этого она хотела вернуться – она зря их обзывала (хоть и про себя), они, может, просто поддались среде и стали такими.., так или иначе, они тоже люди, какими бы скверными ни были внешне.  А Юга (это имя уже и самой ей стало привычным) давно – будто бы забыв, что это такое.., – хотела полюбить людей…

 

2

 

Не всегда это было легко.  В детстве да – она со всеми ладила, почти любого могла развеселить, ибо знала, что ему надо сейчас; потом она как-то ушла, отделилась и стала особняком – это было почти все школьные годы и начало институтских, – а потом…  Она хотела вернуться, быть прежней, и не могла. Выглянула из башни, и не возрадовалась. Люди казались ей чужими – она тщетно искала что-то общее между ними и собой. Они хотели другого, соответственно, они думали и говорили о другом… – она говорила себе: «В них есть что-то главное, за что им всё это и вообще всё простительно!..»,  но это была как раз теория, пусть она сама её вывела, – если и было что-то такое, «драгоценное», то она его не могла увидеть.

Она  ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ  хотела их полюбить, она соглашалсь быть в компании и предлагала себя всюду, где могла понадобиться.. Но таким её настроением просто пользовались, улыбались ей (глупенькой) в ответ – но всё равно не проникали в её душу, оставались суетливыми, часто отталкивающими, без видимого смысла, разве только для разнообразия наполняющими этот мир созданиями.  Потом она устала от этого – и… Не то чтобы опять ушла в себя, отгородившись ширмами выдуманного мира от  мира того, который не принял её, не открылся, – она просто стала жить как-то, как хотелось, ″как нужно в этот миг–″ – а мысль о любви к людям отодвинулась на какой-то десятый план, который, может, однажды снова станет актуальным (когда помудрею), но не сейчас.  И чудо  (оно проявилось уже вскоре): люди стали ей ближе, симптаичнее, она могла их понять, не так била в глаза их глупость – а скорее было больно за них, бегающих за призрачными целями..  Вот так; парадоксы жизни; а, может, просто мы не туда стремимся, или не так?.

За потресканным квадратным окном пылилось утро субтропической страны… Она думала: почему её в последнее время носит здесь на Юге – ведь она была и в Северной Европе, видела небоскрёбы Америки… и всё-таки вернулась к морю и пескам.  «Наверно, тут романтичнее», – единственная версия, к которой склонялась наша исследовательница.  «Что-то тут есть».  (Это точно – везде что-то есть..)

В автобусе все ещё спали  (кроме водителя – она надеялась, тут такое бывает…), и это тоже было особенное ощущение: будто только ты один жив, и мир несётся тебе навстречу, пролетая с обеих сторон невысокими горами, сухими кустарниками и клубами пыли…  Только ты один жив..  Да–а!

К следующему вечеру старый автобус причалил у мотеля – большая часть пассажиров здесь вышла, другим было предложено переночевать, т.к. водитель устал, ″и всякое может быть…″  На счёт всякого Юга поверила, но не захотела (взглянув на него) идти в мотель, а попросила рарешения остаться в автобусе.

-Конечно, – махнул рукой водитель, – я вас запру. Сходите прежде куда надо..

Она расположилась на широком заднем сидении, где, к тому же, были шторки на окнах; сначала просто сидела, забравшись с босыми ногами, потом лежала на боку, пытаясь угадать звёзды за запылившимися окнами.., а потом как-то незаметно..

-Эй!.  Эй, сеньйорита!   Смотри-ка, как сладко ей тут спится…

-А ты бери её с собой билетёршей, Хосе!  Аль не нравится такая билетёрша, а?..

Смех разбудил её. В салон уже входили люди.. К ней подошёл маленткий мальчик с цветным рюкзаком:  «Это моё место…»

-Да, да, конечно. – Она вскочила, машинально схватив сумку; потом вернулась за тапочками.  Потом ещё подошла к водителю: – Мне ″куда нужно″…

-Давай, давай, милая, я ещё покурю.

Идя босыми ногами по песку, ощущала его приятное, ещё не горячее прикосновение; потягивалась, вдыхая свежий утренний воздух…

Она вернулась, и они поехали.

Когда прибыли в Эль Пласо и уже в гостинице (в той же самой, где она жила в прошлый раз), открыв сумку, обнаружила, что нет ни денег, ни документов. Скорей всего, украли, когда она выходила, сегодня утром… но это уже не важно. Конечно, неприятно, но.. что ж теперь.

-Ну здравствуй, Эль Пласо, – произнесла она, подходя к окну, откуда было видно пустую улицу без противоположной стороны, – это ты меня пугаешь, да?

Будто отозвался зловещий город:  «А без документов и денег, что же ты будешь тут делать?.. только на панель!»

-Чёрта с два! – сказала Юга на своём родном языке – по-испански это звучало не так эфектно.

 

3

 

Она обошла город вдоль и поперёк, и наконец была схвачена. Слово, конечно, не очень подходящее…

-Добрый день. Ваши документы.

-Украли.

-Не может быть!..

-Может.

В разговор вступил второй полицейский:

-Девушка, кажется, вы нам врёте..

Она промолчала, глядя на него чуть изподлобья. И вот разве не зря она приехала сюда?.  Доигралась.  Ведь с самого начала всё пошло̀… Разве не было знаков:  ″Не едь, не надо туда!″?   Может, и были, да ты не заметила, или не хотела смотреть…

-Так что? – сказал первый  (который с притензией на галантность).

-Что? – спросила Юга.

-Что будем делать? – это был второй  (выглядящий немного глупо, больше нагло).

-А что.. – Она оглянулась по сторонам: никого. Неужели действительно доигралась? – Я сейчас вернусь в свой номер и завтра же уеду отсюда.

-Вам не нравится наш город? – спросил с вызовом второй.

Она молча вздохнула.

-Что будем делать? – повторил первый слова второго.

-Деньги у меня тоже украли. Я хотела найти работу… – Она, в самом деле, бродила по городу, имея это перед собой как одну из целей. Что касается остальных, они были менее определённы; возможно, она искала то, что казалось ей таким отталкивающим в прошлый раз – но теперь всё было обычным, просто унылый город и больше ничего – ни хорошего, ни плохого.  «Нет плохого, значит найдём хорошее», – не унималась она и бродила дальше…

-В нашем городе нельзя найти работу без документов, – сказал первый полицейский. – Я вам прелагаю пройти с нами в участок и… К тому же напишете заявление о пропаже вещей.

-Вы найдёте? – наивно спросила она. Ей вдруг захотелось, чтобы всё получилось хорошо, как в сказке, – ну почему, почему так не может получиться?!. Может.

-Расскажете всё, – говорил первый (а второй, глядя на неё, чуть ухмылялся), – опишете, как всё это произошло…

-В автобусе… – сказала Юга. – Вы знаете, я лучше пойду. Не то чтобы я не верю в здешнее правосудие, – предупредила она замечание второго, – но знаете, иногда, может, это и судьба.

-Смотри какая умная нашлась, – сказал глуповатый.

-Мы вас не можем отпустить, – учтиво произнёс первый. – Без документов не положено разгуливать…  Кстати, откуда вы и кем  обычно  работаете?

 

 

       Глава 6

 

1

 

Для родителей она всё это время имела настоящую работу, и если меняла место своего пребывания (что иногда происходило очень часто), это всегда было связано с работой.  (Ну как ты им расскажешь, как?!!  Разве они хоть попробуют понять?.. Да, конечно – сразу нервный обморок, а потом обвинения и всё прочее… Вот и вся любовь).

-И что у тебя за работа такая? – то и дело спрашивала мать по телефону; но сквозила гордость – даже будто слышалось обронённое будто невзначай соседям или знакомым:  «А наша за границей, да…»

-То то, то другое, – отвечала, смеясь, дочь. – Ты же знаешь, я на все руки мастер!

Но всё же неопределённость не могла время-от-времени не рождать тревогу.

-Тебя там точно не обижают?  Ты скажи мне честно, слышишь!.. А если не можешь сказать, то… дай знак.

Насмотрелись детективов и всяких «острых» передач.  Нет, в жизни, конечно, всё возможно, и похлеще экранных сюжетов, есть такое, что и не выдумаешь так просто… Но вот когда сюжеты переносятся в жизнь, часто бывает смешно; лучше видеть то, что есть, – пусть оно и не кажется тебе похожим на жизнь…

Тревога матери иногда прорывалась, и она требовала рассказать, ″чем ты там занимаешься!″ – иногда просила, иногда угрожала: «Смотри, вернёшься обесчесченной… домой я тебя не пущу!» – и понятно, сколько мыслей и переживаний должно было скопиться, чтобы мама заговорила так, – дома-то она с ней общалась, как с ребёнком, не иначе.

-Мама, всё хорошо, – говорила Юга немного устало.  И однажды:  – Хочешь знать, что я тут делаю, ладно.  Я танцую.., танцую в варьете.

-Не смеши меня! – хохотала мать (облегчённо: шутит, значит, в самом деле, ничего..)  Но потом спрашивала:

-Что танцушь?  Одетая?  Или…

-Да шучу, ма… какие танцы! Я же с детства их не любила, даже из танцевальной школы ушла.  Всё бумаги, мам, бумаги, переводы, редакция…  – то были те слова, которые могли успокоить. И до следующего сеанса связи…

 

А что бы она сказала сейчас?

-Алло, мам, – а я в тюрьме. В настоящей заграничной тюрьме, представляешь? Всегда мечтала. Вот только тут не так уж и хорошо, как можно ожидать..

«Но это всё должно разрешиться, – думала она, сидя на деревяной лавке в зарешёченной комнате. – А что, если… (самые разные мысли.., страх). Что меня тут ждёт?»

Полицейские заперли её и ушли куда-то. В участке, похоже, больше не было никого – тишина, только из рации иногда вырываются едва разборчивые сообщения.  «Что, что теперь?..»  Да, она волновалась, боялась…

″Ты же хотела поединка – со страхами, со скрытыми гадостями этого мира… Ты хотела всё преодолеть!  Ну что ж, вот тебе ситуация. Даже и ничего ужасного пока – только сидишь здесь на лавочке; за решёткой – ну и что?  А уже боишься!″

Она решила, что всё – больше никаких лишних эмоций, – разве её в самом деле так легко победить?.  Но с тревогами не так просто справиться – то есть если их просто запретить, вытолкать – ещё хуже. Единственное, что можно – дать им самим уйти.   И Юга… просто расслабилась.

Вернулись те двое, наверное курили.

-Так что будем делать? – спросили они хором.

Юга засмеялась.  Да так чисто, ненасмешливо, а просто радостно…  Полисмены переглянулись.

-Извините, – сказала Юга, сдержав себя, но ещё улыбаясь. – Что вы говорили?

-Пошли выйдем, – сказал первый второму.

-Уже выходили, – ответил тот. – Сколько можно?

Первый напряжённо посмотрел на девушку.

-Боюсь, что ваш паспорт вряд ли отыщется, – сказал он угрюмо (и в конце спрятал глаза!)

-Так я и знала, – произнесла арестованная.

-С деньгами то же самое.

Она пожала плечами.

Второй открыл клетку и вошёл.  Она с удивительным для себя самой равнодушием и спокойствием смотрела на него, прямо и непоколебимо, без вызова и без пугливой покорности, – что-то посередине между всеми крайностями и тем, чтобы забыть себя..   (Что это? Потом труднго было подобрать слово.)

Второй смотрел на неё сверху вниз, играя мышцами лица и палкой на поясе…

-Франсиско, пойдём отсюда, – сказал сзади первый немного умоляющим голосом.

-Куда? Это наш участок. Это наша територия…

Стоял он, стоял…

Но и этот не выдержал – девушка смотрела на него так чисто и неотрывно!.. Это было дитя – но более, чем дитя.  Дитя сильное, кажется, знающее что-то,  почему-то уверенное..

Второй быстро повернулся и вышел, задев плечом первого. За поворотом коридора хлопнула дверь.

-Выходите, – сказал первый.  – Меня зовут Хосе.  – Он пропустил её и закрыл каземат. – Вы извините его, он вообще-то хороший парень…

-Ничего, – сказала Юга.

-Вот ваши вещи. – Он отдал ей её полотняную сумку на ремне.  – Вы же иностранка, правда? – Кивок в ответ. – Я вам советую поехать в столицу и обратится в посольство, чтобы возобновили паспорт.

-Да, я думала, что так и нужно поступить.., спасибо.

-Лучше скажите, что потеряли, – подсказал, поморщившись, и с особым жестом полицейский. – Ведь эти кражи такое дело… Всё повесят на нас. А вы видите – нас здесь не так много, и дел серьёзных хватает, кроме… всего прочего. Так что…

-Понятно. Я так и сделаю. Да и денег там было немного. Хотя мне теперь и почти не на что отсюда уехать… Вы не подскажете, где можно найти тут работу? Любую.

-Вы сказали, что вы танцовщица…

-Я могу много чего делать.

-Ну такой очаровательной девушке не пристало…

В проходе появился второй, Франсиско, стрельнул глазами (в Хосе) и прошёл по коридору мимо.

-…не пристало заниматься, чем попало, – закончил тот. – Вы езжайте в гостиницу и скажите сейчас свой телефон, а я..

-Там, кажется, нет телефона.

-О да, это же наши гостиницы, в самом деле. Тогда давайте встретимся завтра там, где мы вас… остановили сегодня. – Не сказал «задержали»!, – может быть, что-то и найдётся..

-Если это вас не очень отвлечёт от дел.. – «А-а!» – махнул Хосе на это, – я вам буду очень благодарна.  До свидания.

Она встала и пошла к выходу.

-Подожди! – вскочил следом полицейский.

Она остановилась на пороге, сердце легка дрогнуло (только теперь)…

-Я вас отвезу. Ночь уже и… Словом – какая там у вас гостиница?

 

2

 

Водитель в погонах высадил её у самого крыльца. И спросил:

-Всё хорошо?

Юга кивнула с улыбкой.  Она подождала, пока он уедет, проводила взглядом машину…  «Это не сон? Так и должно быть?.  Что такого произошло?!.»

″Ничего, – отвечало всё кругом, – обычная ночь..″  И она решила, что в самом деле ничего необыкновенного.  Но когда  к ней пришёл вопрос:  «Будем считать это победой?» – она сразу ответила «нет». Никто ни с кем не боролся, просто она поняла, что не нужно бояться. Случиться, конечно, может, всё что угодно – но нужно оставаться собой. И это даёт силу…

..Пришлось минуты две стучать в железную дверь, пока ей открыли.

-У нас приличная гостиница, – бурчал сонный администратор, впуская её, – больше не впущу.. Будете.. на улице ночевать!.

И ещё одно – сама идея борьбы, с которой они приехала сюда, была выброшена этим проишествием. Теперь она чувствовала то, что можно назвать «смирение», и ещё удовлетворённость.  ″В этом мире вполне можно жить. И наверно, всё-таки всё дело в тебе..  Всегда″.

Ей не хотелось ложиться. Койка была без спинки и упиралась в стену – она положила подушку набок, себе под спину, и долго сидела, смотря как в отражённом от оконной рамы свете фонаря кружиться какая-то мошкара…  «Жизнь, – думала она с тихим, но таким пронзительным удовольствием; улыбка и слёзы одновременно – слёзы, застрявшие в горле… – Всё хорошо, мама, – всё это только  Жизнь…»

 

 

        Глава 7

 

1

Человеку нужен дом.  Но необязательно крыша над головой, не обязательно одна и та же крыша…  Скорее, крыша – это заменитель, она даёт ощущение дома, ты под ней чувствуешь безопасность, какую-то уверенность, а не это ли признаки дома. Т.е., может, тебе и крыша не нужна совсем, и стены, паласы, картины и холодильник (о, пардон! последнее – святое!) – но вот именно это чувство: уверенности, раскрепощённости.., «как дома!»  Это ошибка, что их можно получить только в одном  каком-то особом месте. Раз уж так, их вообще нельзя получить – но это приходит, когда ты… – смотришь на всё вокруг как на дом.

И правда: почему бы всему не быть твоим домом??

Она вышла и посмотрела по сторонам – сегодня немного облачно..  Людей нет; наверно будет дождь.  «Замечательно, – думала она, – чудесно!»

Никаких вещей в руках, даже сумку не взяла – «Теперь ты с полицейскими дружишь – чего бояться?»   Да нет, она не хотела искушать судьбу и людей, она не хотела снова ни с чем бороться, ни с собой, ни с миром, – просто захотелось пройтись, перекусить где-нибудь, когда захочется…  Всё-таки деньги у неё остались немного (те, что были в кармане, в маленьком плетёном из ниток кошельке)  – вот же она и номер в гостинице сняла, и могла ещё жить под крышей и питаться хорошо некоторое время – да и уехать отсюда она могла бы: добраться до посольства…  Но это было скучно, теперь она желала ещё остаться в этом городе – не как победительница (разве самой себя, – но кто тогда проигравший??), а просто наслаждаясь этим ощущением: «И здесь дом!.. и здесь хорошо..»

Так почему бы не найти работу, пожить здесь немного..  – уехать она всегда успеет.  Ей почему-то не очень хотелось танцевать здесь – она представляла закрытый клуб, душно, накурено.., а если и нет, то всё равно ничто не сравнится с той сценой у моря!..

-Нет, дон Родриго, я всё-таки к вам ещё вернусь! – сказала она. – Обязательно..

Ну а пока…

 

2

 

-Посудомойкой?..  Ну, это…  хорошо.

Хосе будто не услышал её одобрения. Он был в штатском и волновался, видимо оттого, что не сумел найти ″что-то достойное″.

-Уж все клубы заняты, все два, там и там полно танцовщиц – а там, где есть место, в третьем… Нет, это не для вас, нет, нет!.   Вы извините. Я уж и связи свои задействовал, всё равно… Только это одно и нашёл.

-Ничего, – сказала она, – это хорошо. Правда. Я ведь и месяца здесь не пробуду, только бы на билет заработать, а там, может, и ещё что-то подыщется..

-Так вы не злитесь? – спросил полицейский.

-Нет, за что!  Давайте мне адрес, я сегодня же туда пойду…

Он вытащил блокнот, написал и, вырвав, отдал ей.  Ещё что-то хотел – маялся, поглядывал на неё…   Наконец:

-А не хотите со мной поужинать..?  Ну там, в ресторан или..

Сказано ли, что Хосе был немолод?   Всё, разумеется, относительно – но ей он годился в отцы и даже… нет, в деды, пожалуй, ещё нет.

Юга улыбнулась ему.

-Я и так вас обременила. Не стоит.  То есть если вы делаете это, чтобы мне было приятно, то не стоит – я уже оценила ваше гостепреимство и.. всё такое.

-Нет, нет!. – Полицейский краснел, искал слова… – Со мной!.  Просто со мной… Ну – как свидание, что ли..

-А, свидание! – громко воскликнула Юга, чем окончательно ввела кавалера в состояние бесконтрольного стыда. – Значит вы меня на свидание приглашаете?

-Здрасьте, – поздоровался Хосе с приоходящими мимо (и всё слышавшими, естественно) двумя женщинами.

-Мне надо подумать, – сказала девушка без паспорта, упирая руки в бока. – А что это у вас на пальце?  Не обручальное ли кольцо?.

-Чёрт, – сказал Хосе. – Наверно, лучше не надо..

-Вы,  должно быть, разведены и продолжаете носить его в память о.. или… Боже мой! Если она умерла, я просто не смею, у меня есть твёрдые понятия на этот счёт – скажите хотя бы сколько времени прошло?..   Я не хочу быть просто средством утешения!

Женщины, всё-таки остановившиеся и слушашвшие всё это со стороны, зааплодировали.

-Хосе, – сказала одна из них, – ты бы лучше шёл домой. Вместо того, чтобы молоденьких девушек обхаживать, провёл бы выходной с женой и детьми – иль уже не мила она тебе, а?

-Все они такие, – сказала вторая.

Юга улыбнулась и пожала плечами: извини за этот спектакль, но ты сам виноват. И, видя, что он немного обижен, сказала тихо, когда он уже уходил:  «На родине меня ждёт жених…»

 

3

 

Нет, жениха не было (ложь ещё нужна в отношении к тем, кто не способен  просто воспринять правду). У неё едва ли были какие-то отношения, длительные, глубокие.  Однажды появился один, его звали… Не важно как!  Мало сказать, что ей нравились их встречи, это было нечто особенное в её жизни!..  После стольких лет затворничества, невинной  комфортности дома – пусть и в тепле, и в любящей атмосфере, со всем, что необходимо для жизни, – это было, как минимум, новое и захватывающее.  Потом стало понятно, что это открыло ей прелестное украшение жизни, ту усладу, которая была едва ли отъемлема в её жизни теперешней… И они,эти встречи, ей дали вообще понятие близости людей; всего пару месяцев они были вместе с тем человеком, но она многое поняла – например, что нельзя держать, а нужно быть с тем, что есть, – тогда ты ощутишь прикосновение (пусть и всего лишь на секунду!), тогда ты получишь удовольствие и не станешь бороться, делая всё по своему образцу. А когда что-то уходит, нужно это отпустить, а самому остаться – ни частичкой души не прилипнув к уходящему, просто проводив взглядом и, может, поблагодарив за прекрасные мгновения…

Сразу было трудновато, правда, но, пережив тот первый раз, с тех пор она могла легко расставаться, отпускать – иногда даже страшно становилось: неужели она такая бессердечная? Люди плачут, говорят ей какие-то слова.., а ей хоть бы что!  Пришлось научиться и утешать, по возможности делать расставание и для них лёгким – ведь она не могла остаться, просто чтобы унять чьи-то слёзы… Нет, она не могла.  Она чувствовала лёгкость, она чувствовала зов жизни – которая подсказывала, что что-то ещё её ждёт впереди, – или сердца – которое к этому стремилось.   Наверно, слёзы неизбежны..

Нет!!  Она сама плакала когда-то – и она сама теперь знала, что этого можно избежать!  Кто заставляет тебя цепляться и плакать, зная, что этого не остановить?!!  А если и остановишь, не хуже ли будет?  Ты улыбнёшься, как ребёнок, которому оставили игрушку:  «Всё хорошо, всё хорошо…»  Иногда приходилось оставаться, она могла подождать некоторое время..  А иногда просто исчезала, оставив на чём-нибудь надпись, например:  «Мне нужно идти. Спасибо за всё!»   Что ещё?

Она не чувствовала ни вины, ни порыва вернуться зачем-то. Она уходила, отдав все, что могла. Прошлого не было – были только контуры воспоминаний, которые рассматривая можно сделать вывод о том, как ты проживал жизнь. Будущего тоже нет, есть только волнительно трепещущая линия горизонта.. – что там, что там??.

Увидишь!

 

3

 

-Здравствуйте. Мне сказали, что вам нужна посудомойка.

-А, это вы от Хосе. Да уж, просто так он бы не стал заботиться…

-Только у меня нет паспорта, его украли..

-Ничего, тут все без паспорта. Если он и есть, вряд ли они знают, зачем он нужен.

-Так вы возьмёте меня?

-Почему бы не взять. Посуду мыть некому сейчас, официанты делают две работы, носятся, как угорелые, – уже уйму посуды перебили…

Хозяйка (она же была и администратор) оглядела пришедшую от Хосе девушку.

-Но я хочу спросить: вы уверены?  Работа не подарок, да и жалование – извините, небольшое…

-Ничего. Мне ненадолго.

-Да, это понятно – через такие места люди проносятся, как через трубу! Я уже не помню имён моих прошлогодних работников – так их было много. Что ж, раз вы такая бесстрашная… Кстати, как тебя зовут?

Секунда колебания…

-Роза.

-Хорошо, Роза. Можешь уже сейчас приступать – фартук вон там и лучше одень перчатки..

-А как мне к вам обращаться?

-Я  Камила. Но для тебя пока сеньйора Санчез – расположение надо заслужить.  Всё понятно?  Порошок для мытья вон там.

-Спасибо, сеньйора Санчез.

 

5

 

-Вот что, Роза… Дряное здесь место.  Я с самого детства мечтала уехать, да вот.. Как что-то привязало меня – держит что-то!.. Не знаю. Так мне, видно, и умирать здесь.

-Вы думаете, если бы вы уехали, вам бы жилось лучше?

-″Камила″.

-Что?

-Ты обещала обращаться ко мне  «Камила»!

-Хорошо..

-Хорошо что??

-Хорошо, Камила.

Беседовали поздним вечером праздничного дня, когда кафе закрылось раньше, – сидели на крыльце и болтали, немного полная женщина и молодая девушка с длинными распущенными волосами; возле женщины стояла бутылка, к которой она иногда прикладывалась, девушка ела чипсы из пакета.

-Ты спрашиваешь: было бы лучше?  Не знаю. Но, возможно, всё-таки надо было попробовать… Тогда, по крайней мере, я не терзалась бы сомнениями.

-Я попробовала, – сказала Роза.

-Ну и что? – с интересом, даже оторвавшись от бутылки повернулась к ней сеньйора Санчез., точнее Камила.

– Не жалею.

-Вот спасибо, – хмыкнула женщина. – Лаконично, а главное мне теперь точно не уснуть – думать, что проворонила свою жизнь… Разве что это поможет, – она опять подняла бутылку, – обычно помогает.

-Не поможет, – сказала Юга. – Лучше возьмите и попробуйте.

-Что попробовать?.  – Возможно, она на самом деле не хотела даже рассматривать эту возможность: уехать, воплотить мечту.

-Да хоть что-то! – воскликнула Юга. –  Поезжайте куда-то, сделайте что-то!..  Сдвиньтесь с этой мёртвой точки!.

-Это точно, мёртвой, – сказала Камила.

-И самое смешное: вы можете понять, что ездить куда-либо было совсем не обязательно… что, может быть, и здесь хорошо, может, здесь и есть ваше место и ваше настоящее призвание..

-А так это значит нельзя понять? – спрашивала взрослая женщина у повидавшей всякое девушки.

-Как это ″так″?  Ничего не делая?  Не меняясь?.  Ну вот оно – будет то же, что и есть. Через год вы точно так сядете на это крыльцо, а может у себя дома, возьмёте бутылку и будете грустить за упущенной жизнью..  Но она не упущена!.. Всегда есть шанс!!

-Шанс, – уныло повторила Камила.

Откуда-то из центра города стали взлетать и разрываться с грохотом цветные шары…

-Нужно приложить какое-то усилие, – сказала Юга и вытащила чипсину из пакета. – Хотя бы для начала. Это как боязнь темноты: нужно убедить себя зайти в тёмную комнату – иначе откуда ты узнаешь, что там ничего страшного нет, что никто не прячется во тьме и что это то же самое, что и днём, только можно наткнуться на что-то и разбить и перебудить всех в доме?..

Камила тихо плакала.

-Ты права. – Утерев слёзы, она воскликнула: – Но что мне сделать?..

-Не знаю, – сказала девушка; она ела жаренную картошку и смотрела на салют…

 

 

        Глава 8

 

1

 

Снова о доме, – всё-таки в странствиях думаешь о нём больше всего. Как минимум о месте, где можно укрыться и побыть собой. Но что, если везде ты можешь быть собой – зачем скрываться и что тебе ещё надо?..

Знакомы ли вам такие состояния, когда весь мир если не против тебя, то по крайней мере точно равнодушен, холоден к тебе..?  Даже летом – идёшь по улице и так тебе одиноко и зябко; люди проходят мимо, лишь взглядом окинув, а то и не заметив..  Вспомни: ты сам, когда ходил по своим привычным местам, едва ли замечал кого-то, а просто шёл «на автопилоте» и думал о своём.  Сделал то, что нужно было, повернул в другую сторону.

А рядом, быть может, идёт человек, который чувствует себя брошенным всеми… – может, он отправился за своими иллюзиями, может, всем сердцем веря в мечту, устремился из дому, от того, что было ему привычным (мы говорим «родным»), и вот теперь..  ″Кто ж ему виноват! – скажете вы. – Надо было сидеть и не рыпаться!″   Может, вы правы.  Но не сердитесь на него, когда он случайно заденет вас на улице – он просто хочет внимания!. Мы же только раздражаемся, что нас вырвали из потока собственных дум, бросаем что-то гневное (разумеется, уверенные в своей правоте!) и идём дальше. А тот человек остаётся…

Может, ему и идти некуда. А если есть, это место его не ждёт. Там пусто и холодно, там только вещи, а тут хотя бы люди, все ходят, спешат – этот механизм немного успокаивает, пусть они и не смотрят на тебя.  Тебя обдаёт чужим теплом..

А иногда бывает с кем-то заговоришь, хотя бы с продавцом мороженого, – и таким это кажется ценным, столько удовольствия приносит… хоть это и пустые вещи, которые тебя никогда не интересовали. Ты с радостью выслушаешь о трудностях этого человека, скажешь (без тени лукавства), что жизнь хороша и, в конце концов, всё налаживается, а потом отойдёшь и будешь значительно счастливее…

У нашей странницы тоже было так. Но сначала выручал Друг, с ним она готова была весь мир обойти. Потом же Друг пошёл своей дорогой, а она осталась одна. Он ей всё время говорил: «Учись, привыкай!  Не беги ко мне, как за спасением!  И я тебя люблю, но мы не всегда сможем быть вместе, и это уже была бы зависимость – потом без меня ты будешь искать кого-то, просто чтобы он составил тебе компанию…»   Он был прав, хоть сразу это казалось жестоким – им так хорошо вдвоём, они бродили везде, переезжали с места на место.., они вместе ходили за покупками, потом готовили что-то, за какой-нибудь игрой или разговором коротали вечера, – кажется нет дружбы крепче и лучше на Земле.  Но, конечно, он прав. Поняв, почувствовав за жёсктими, бессердечными (кажущимися такими) словами суть, она перестала обижаться на него и стала больше времени проводить одна, гулять одна. Расставание, которое однажды неумолимым фактом появилось перед ними, стало, благодаря этому, не совсем крахом – если раньше она совсем не представляла, как будет проживёт одна, то теперь у неё, если и не было полной уверенности, не было и такого страха – она вполне могла представить, хотя это по-прежнему казалось трудным. Однажды она сказала себе, что будет гулять весь день, одна. Вышла с самого утра… но уже после обеда прибежала в их совместное жилище.

-Извини меня, -улыбалась и плакала она, бросившись на шею Другу, – это так трудно, так тяжело!.. А я знаю, что ты здесь – и нам ведь так хорошо!.. Извини, я просто сорвалась. Можно было продолжать – просто в какой-то момент я испугалась: было чувство, что я сойду с ума..

Они расстались; ей было нелегко поначалу избавиться от мысли, что он предал её просто из-за эгоизма, из-за своих глупых теорий об этапах жизни, индивидуальном развитии и прочем.. – хоть она и знала, что рано или поздно они расстануться. Он был хорошим другом ей, он никогда ничего не скрывал. Он, как учитель плавания, привёл её к водоёму, сначала они побродили на мелком, побрызгались, подурачились, потом он поддерживал её там, где она ещё могла стоять, но – рано или поздно это должно было случиться, иначе кто знает научилась бы она или нет, – он отпустил её на глубину.. – уже не было дна внизу, не было надёжных рук – теперь только твоё умение, теперь твой час: покажи, чему успел научиться!  Да, это очень похоже – в жизни это тоже имеет почти решающую цену (смочь самому, когда ты вдруг лишаешься поддержки), только тут за тобой, наверное, уже и не смотрит никто, чтобы в случае чего…  Хотя – может быть.

Может, среди этих равнодушных, двигающихся, как по рельсам, людей (и говорящих, как под фонограмму – правда, иногда что-то случается, и запись выходит оригинальной, непохожей на всё остальное) , возможно,  среди них есть какие-то тайные агенты, задание которых только одно – охранять тебя, предупреждать плохое…

Да нет.! Если они и есть, то очень хорошо прячуться и плохо или не всегда выполняют свои обязанности. Только и можно поверить, что в ангела-хранителя (потому что его нельзя доказать!)

Юга понимала, что не надо убегать: люди, ангелы – это всё способ избежать того, что ты сама вот прямо сейчас виновата в своём страхе, в своей печали и чувстве одиночества… Казалось бы, только один выход – как если тебе хочется пить, найти источник, если тебе одиноко, найти себе компанию. Но нет, она знала, что нет.  С водой, может, и так, но одиночество точно можно побороть – у неё долгое время был перед глазами пример – её Друг.  Он мог целый день сидеть дома, даже без дела, или бродить (она как-то наблюдала за ним, шла сзади, пряталась за углами…) один, явно без цели, туда-сюда.., и, кажется, получать от этого удовольствие. (Таким он казался слитым со всем вокруг… что она даже иногда теряла его из виду – он будто растворялся в пространстве.) Он, видимо, пытался и ей подсказать, как это, но она была очень легкомысленна, ей бы всё удовольствия – приятные забавы, разговоры да прогулки вдвоём. Он был не против приятного, но когда этого становилось слишком много, его будто выключали; он становился пуст, безответен, он пропадал – для неё, может, для всего мира.. хотя физически мог оставаться всё так же рядом. И он всё чаще отключался перед их расставанием – он просто сидел, например, и смотрел в окно, или прислонившись к стене с закрытыми глазами..  Она не могла его тревожить, даже если ей было очень тревожно и одиноко, даже если нужно было о чем-то спросить или сказать, – не то чтоб эти состояния были хрупки и он нервничал, когда его отвлекали, но – она сама чувствовала мизерность своих проблем и необходимостей перед атмосферой нерушимого покоя, исходящего от этого человека – только что бывшего просто её приятелем, теперь же непоколебимый, как камень, и спокойный, мирный, как…  Для этого у неё не было сравнения, такого чувства от человека она больше не испытывала ни от кого.

И, когда они расстались, она больше и больше ценности обнаруживала в этом человеке и во всём, что он ей давал, хотя бы это было просто общение. Она вспоминала это чувство вблизи него, и ей так хотелось того же покоя, той же лучистости!.. Она только теперь осознала, что рядом с ним не было и не могло быть никаких бед, – теперь же они объявились, как… Как сила притяжения, когда надёжные руки отпускают тебя. Тебя тянет вниз, в глубину, где ты не сможешь существовать, – всё тело уже там, но ведь главное голова, правда? Голова всё ещё сверху, и она боится, она заставляет трепетать всё тело., она отчаянно вспоминает все уроки: что и как, что сначала, а что потом… и как потом.. КАК ТЕПЕРЬ??! Хорошо, если от думанья и опасений ты скорей перейдёшь к действию – так у тебя больше шансов. Ты не думай, а просто – плыви!.. и вот вода уже не опасная стихия, не чудовище, а почти твоё продолжение – нечто приятно обволакивающее тебя, освежающее, дающее прекрасные ощущения… ласкающее.  А ты боялся!

 

2

 

Мытьё тарелок затянулось почти на два месяца. Вначале она говорила себе: «Отдохну здесь немного», хоть и не была очень усталой, – но странно: чем дольше она жила в этом городе, тем больше уставала, и это не было связано с её работой.. Да – она нашла ещё одну: разносить буклеты. Такую работу можно было найти практически в любом городе. Так что теперь до того, как отправиться в кафе, она обходила пару кварталов и разбрасывала по ящикам цветные бумажки со «сногсшибательными предложениями» – а потом шла на законную… точней еще одну незаконную работу.

Её тут уже знали, в городе, – и тот полицейский частенько заходил, в первый раз пришёл, чтобы извиниться ″за своё глупое предложение″, он, дескать хотел просто поблагодарить (за что?!), угостить ужином…  «Тогда я виновата, – говорила Юга, – неправильно вас поняла», и Хосе снова краснел и хотел уже побыстрее переменить тему, забыть о том.  Юга не возражала. Он приходил иногда, они болтали втроём: он, хозяйка и молодая посудомойка.  Официантки потом подходили к ней и шептали: «Ну и друзья у тебя! Хозяйка! – мы думали, она только бурчать и умеет, а с тобой и улыбается, и даже рассмеяться может. И этот лейтенант – кажетеся, он влюбился в тебя!..»

-Какие глупости! – смеялась Юга  (здесь Роза). – И они просто люди, не нужно о них думать плохо.

Как-то одна официантка услышала, что Роза была танцовщицей, и, немного стесняясь, подошла к ней после работы  (девушка домывала тарелки, ещё осталось пять или шесть.. пальцы в последнее время стали немножко костенеть, и кожа вечно зудит от моющего средства…) и попросила научить её танцевать.

Посудомойщица улыбнулась и молчала; улыбаясь, домывала последние тарелки, выполаскивала, ставила сушиться…  Офицантка, Тара, не выдержала:

-Ну что ты молчишь?! Ты научишь меня?.. Я очень, очень хочу… и ничего у меня не получается.

-Если очень хочешь, то сама научишься, – сказала Роза, вытирая руки. – А что не получается, это я не поверю.

Тара непонимающе смотрела на неё.

-Станцуй! – сказала вдруг Юга. – Здесь!

Она, видимо, совсем не шутила и так упорно смотрела…  Но девушка всё равно не смогла себя заставить.

-Ну как – здесь?.. – засмеялась она. – Нет, я не могу, и… хозяйка сейчас придёт.

-Не придёт, она уже ушла. Ключи у меня, вот. – Она вытащила и подбросила на ладони. – Так что можем заниматься хоть всю ночь – мне например спешить некуда, а тебе?  Или у тебя есть лучшее место на примете?.

-Но… – мялась будущая ученица. Вот так всегда: захотят, а потом не могут и шагу сделать! Думают, что всё само сделается, без их потуг. – И музыки нет, и…

-Да, без музыки не годится, – согласилась Юга. – О, пойдём-ка!

Они вышли на летнюю терассу, которая была позади кафе и выходила не на улицу, а в сад. Тут был магнитофон, но они включили радио – песни, которые  целый день  ставил бармен, обеим приелись за день. По одной волне крутились модные европейские новинки, а по другой – старые мировые хиты; меняя время от времени одно на другое, они учились танцевать…  Только одна училась.? – может, и обе.

-Ты знаешь, я ведь тоже не умею, – сказала Юга, когда они вместе раздвинули столы по краям и освободили досточно пространства. – Я танцевала, это правда, и даже много людей приходило посмотреть, я знаю, что это многим нравилось, – но если ты меня попросишь научить тебя, я могу только сказать: двигайся, как захочешь!. Ощути музыку и позволь своему ощущению прорасти в танце…  Попробуй!

Играла какая-то старая песня, девушка несмело начала качать бедрами туда-сюда, руки были почти намертво приклеены к ногам..

-Ладно, – вскинула ладони Юга, – у меня есть первый совет:  не бойся!

-Когда ты боишся, ты остаёшься внутри себя, и твой танец – это механическое действие. Ты можешь выучить движения и оставаться там, внутри, в своей башенке, но тот танец, которому я тебя могу научить… Главное в нём – отдавать себя!  Не кому-то особенному, а всем подряд, и самому миру. Поэтому… Не показывай мне! не старайся для меня. Или для кого-то. Если хочешь танцевать, всё, чему тебе надо научиться – быть откровенной в своём выражении.  Ну а остальное – оно придёт постепенно: какие-то умения.. Всему и я ещё не научилась.., да и нельзя научиться  всему!.

Они танцевали почти до утра. К часу ночи Тара двигалась уже не стесняясь, хоть и неловко, иногда чуть не падая, иногда забываясь и дрыгая руками и ногами..  «Смотри, что ты делаешь! – говорила ей Роза. – Чувствуй! – каждое движение..»

-Нам не нужен результат, – успокаивала Юга, – мы просто развлекаемся. Получаем удовольствие от всего, что происходит. От всего!..  Так посмотри теперь, разве ты не хочешь сделать красиво, страстно?!  Почувствуй, что такое  ″красиво″, найди эту страсть в себе: она должна быть, и  – сделай это!.

Тара пробовала… Она ещё смотрела на свою учительницу – а иногда забывалась и танцевала для себя и про себя, это было естественее, но бедновато, т.к. она опять была закрыта и еще не чувствовала своего тела.

-Теперь я твой единственный зритель, – говорила Юга, – не забывай обо мне – но и не думай, понравится мне ли нет.  Просто помни… – Ей хотелось сказать ″о своей связи с Жизнью!″, но она не была уверена, что Тара поймёт её. Она сказала иначе: – Представь, что за тобой всегда кто-то смотрит.. наблюдает. Ну хотя бы, когда ты танцуешь!  Он не станет тебя судить, это не судья, он вряд ли разбирается в деталях танцев. Но он может узреть красоту!..  Танцуй для него! – он где-то здесь… он смотрит на тебя, он так любит твои движения, простые, естественные – в которых ты вся!..  Это лучший зритель!

И Тара, проникшись, вдруг затанцевала так, что даже настоящий зритель – Юга – был в восторге, а уж тот невидимый, наверно, и вовсе потерял дар речи… Это было что-то неорганизованное, с паузами, выходящее за ритм – но какие порывы!., какая чистота эмоций – пусть и далеко не в ровных, отточенных движениях… Когда песня закончилась и Тара застыла, ещё вибрируя вся, переживая чувство, которое вызвала в ней эта песня  (и её вдруг открывшаяся возможность двигаться, делать что хочешь, всё выражать!), Юга подошла к ней и обняла её:  «Всё, теперь ты можешь танцевать. Теперь и ты знаешь об этом и можешь идти дальше: возможности будут тебе открываться…». За полупрозрачной стенкой террасы послышались рукоплескания.

-Неужели невидимый зритель? – засмеялась Тара, с трудом опять возвращая застенчивость.

-Нет, это настоящий.

-Браво! – показалось в дырках резной калитки, теперь запертой, лицо. – Никогда не видел ничего лучше.  Ещё, пожалуйста, ещё!!..

-Я не могу, – взмолилась Тара, – пожалуйста! Мне надо это всё… переварить. Да и на ногах едва держусь.

-Хорошо, – сказала Юга. – Специально для вас! – крикнула она в темноту. – Что тут у нас есть.. – она крутила рычажок, ища чего-то подходящего среди шума, рекламы, случайных песен…

-У меня есть музыка! – крикнул голос, и через секунду из-за ограждения вылетела плоская коробочка диска и упала на ближайший стол. – Попробуй это.

Это было народная латинская мелодия – что-то очень подходящее к самому воздуху этого места. Также к моменту.. –  Юга сразу ощутила в себе отзыв на эту музыку и – снова ощутила себя Югой – как там, на побережье!..  И уже тогда мелькнуло понимание, что теперь долго ей здесь не быть.

Она сбросила джинсовый пиджачёк, распустила волосы… Пока Тара училась – то старательно, то порывисто  делая какие-то движения, усваивая что-то, обращая внимание, снова упуская… учительница стояла, опёршись о столик и внимательно следила – и едва отдавала себе отчёт, как ей самой хочется танцевать. И вот теперь…

Она кивнула Таре, сидящией возле прогрывателя.. – из колонок полилось хрипловатое, протяжное, затем ритмичное..  Юга стала двигаться, и время замерло… Были только эмоции, движения., эмоции, выходящие в движениях, ещё был ритм.. Это был весь мир.  Кстати, вы знаете, что означает слово «эмоция»? – оно значит  «движение»!!!

 

3

 

Две новости сошлись в одно время.  Начальница волнительно сияла;  Роза тоже смотрела по-особому…

-Знаете что, – сказала Роза первая, – кажется, я засиделась здесь. Кажется, мне пора.

-А на кого я оставлю заведение? – воскликнула Камила – но она всё равно улыбалась, похоже, уже ничего не имело для неё значения, ничто не могло её остановить. Теперь она не искала зацепок и оправданий вовне – она решила отправиться в паломничество за счастьем… Путь, который часто человек откладывает всю жизнь..

-Вы тоже? – улыбнулась Роза.

-А то.  Кажется, я тоже тут засиделась немного – а? – Она рассмеялась.

-Будте осторожны – не надейтесь, что всё сразу переменится. Наоборот: сначала вам будет очень даже нелегко… Я думаю.

-Но ведь ты выжила, и вот опять куда-то намыливаешься!..

-Да, – согласилась девушка. – Но сколько я шишек набила перед этим. ..И сколько мне сил понадобилось, чтобы многое вытерпеть… – но я знала, что они есть, и они нашлись!

-Шишек мы не боимся, – заверила начальница. Она стукнула себя по голове: – Это стальная каска!

-А разочарования?

Камила медлила с ответом, смотря на свою юную знакомую.

-Может, немного.. – тихо сказала она.

-Есть средство, – сказала уверенно девушка.

-Говори же скорей!.

-Не надеяться.  Разве только на чудо..

Вечером следующего дня, попрощавшись с ещё несколькими своими знакомыми здесь,  та, кого здесь знали как  Розу,  уехала..

Автобус опять вёз её через пустыню, но всё было по-другому – она была более воодушевлена, настроена на что-то… – что-то имела внутри, готовое выйти и показаться всем – вот только найти подходящее место, условия для этого.. Ей ещё столько нужно отдать!, она чувствовала в себе нерастраченный океан, из которого, может, всего каплю взяли… да и то: куда денется капля от океана?!!

Она купила билет до столицы – нужно всё-таки явится в посольство… – но ещё не знала, не захочет ли сойти раньше..  «Пока, Эль Пласо! – махнула она удаляющемуся в пыли городу. – И всё-таки я победила!..» – это она уже говорила чему-то внутри себя самой.

 

 

         Глава 9

 

1

 

Сойти всё-таки пришлось, хоть она и решила, что в этот раз можно доехать без приключений… Кто-то там действительно располагает или нет – автобус сломался примерно в тридцати милях от пункта назначения, конечной остановки.  Придётся идти пешком, сказал водитель,  порывшись минут десять в моторе,  –  «простите, но ничего не могу сделать!», и пнул едва ли в чём повинную свою колымагу,  разве что в своей старости, но наверняка до этого самого часа она держалась молодцом.  Пассажиры даже не очень возмутились – некоторые отправились сразу же, ещё до того, как было сделано объявление о безнадёжности средства передвижения (видимо, такие приключения здесь не редкость), другие ещё посидели в салоне, возможно пытаясь схватить последние капли удобства за свои деньги или готовясь к марш-броску, кто-то всё же бурчал и размахивал руками, впрочем недолго. Через полчаса возле автобуса остался только один водитель, видимо, не собирающийся бросать своего железного спутника, может надеющийся на чудо..  Последний, трогающийся в путь пассажир, старик с самодельной тростью, в широкой шляпе, покачал головой:  «Ничего у тебя не выйдет, Карлос. Это конец. Лучше бери вещи и пойдём, пока не стало совсем жарко – глядишь, к обеду и успеем дойти. А вечером наймёшь машину, чтобы забрала это на металолом».  Но Карлос только махнул ему, не глядя, продолжая копаться в капоте и что-то бормотать под нос.

Юга совсем не огорчилась из-за поломки, только улыбнулась судьбе, с которой, кажется, уже давно была на «ты»:  «Что ж, пройдёмся…»  Она долго сидела, вдыхая свежий утренний воздух, идущий из открытой двери (автобус заглох рано утром, внезапная остановка разбудила пассажиров…),  потом вышла и медленно брела в хвосте основной группы из восьми человек – люди впереди о чём-то разговаривали, не спеша, не суетливо, скорей с ленцой… Ей вообще нравилась здешняя атмосфера ненапряжённости, не слащавой, состроенной доброты и приветливости, но тихого взаимопонимания и знания жизни. Вот только, когда это переходило в сонность (хоть ей и была вполне определённая граничная черта – её чувствовал каждый), это сразу переставало нравится Юге.  Но трудно было представить, чтобы эти  люди стали другими, наверно не одно столетие идёт так их жизнь: на допустимой грани сна (впрочем, где-то уравновешенная страстью, сварливостью, суетой), на том минимуме, который обеспечивает спокойную и удовлетворительную во многом жизнь… А если кто хочет уснуть глубже, а то куда-то взлететь – это только его дело, его история, – скорей всего, в обоих случаях, выбивание из общего строя сразу заметят и не одобрят.

Люди шли неспеша, болтали, поворачивая друг к другу головы, иногда смеялись негромко – кажется, все они были знакомы – даже если только теперь узнали имена друг друга.. а то и без имен. Юга вдруг стряхнула с себя сонливость, откинула мысли, проплывавшие в её голове, перешедшие, видно, из утреннего сна, и, почувствовала сразу свежесть, прилив сил  (и голод – но с этим придётся обождать), набрала скорость и скоро обогнала группу медленно плывущих односельчан. Впереди шли ещё две пары отдельно, одна, видимо, супружеская, а другая – пара подруг, которым хотелось поговрить не со всеми, а обсудить что-то друг с другом; Юга вскоре обогнала и их, и всё шла так же быстро, впереди всех (и удаляясь) по дороге, где, кроме этого автобуса, наверно, не ездило больше ничего – а значит не было надежды поймать попутку. Да, откровенно говоря, ей и не хотелось бы – дорога чувствовалась очень уместно, именно теперь для этого утра, – шагающая в который сказала себе, что не нужно ничего планировать: судьба сама подскажет, переведёт стрелку – и если ты будешь продолжать беспрестанно смотреть вперёд, в направлении своих целей, которые ты себе установил, – очень велик шанс сойти с рельсов..

Тишина, бледно-синее небо.., старая дорога, а по обе стороны пустыня из плотного песчаника – небольшие обветренные скалы, того же (темновато-жёлтого) цвета земля, почти ничего не растёт… пыль под ногами при каждом шаге.  Прежде, чем свернуть направо за большую гряду,  Роза посмотрела на идущих позади – они всё так же двигались неторопливо… наверное, поглядывали на неё  (хоть какой-то живой объект среди песка), может, перекинулись словом-другим – наверняка, кто-то что-нибудь знал, слышал о ней.., и даже поговорили немного.. – но потом переключились на что-то другое: говорить долго об одном – скучно.

Юга повернула, и сразу увидела впереди селение. Чем–то сразу увлекает взгляд, хотя вроде ничего необычного: невысокие квадратные строения, видно, из тех же желтых камней, вытянувшиеся в три ряда, деревьев почти нет, людей тоже пока не видно – может, это даже что-то давно заброшенное, может даже века.. многие сотни лет назад?  Она шла быстрее, ей хотелось посмотреть.  Стало видно, что посёлок слева и в некотором отдалении от дороги всё-таки обжитой – на верёвках сушилось бельё, доносились женские и детские крики…

Даже не раздумывая, она повернула на развилке к посёлку.

 

2

 

Первым же ей встретился старик без зубов. Точней несколько у него было, и это производило картину немало зловещую, вкупе с выражением его лица: увидев девушку, он, возможно, улыбнулся, но скорее, оскалился… И так и смотрел на неё  (даже, кажется, слегка рыча), пока она в изумлении несколько мгновений стояла перед ним, а потом проходила мимо. Ещё он ей что-то сказал вслед, но это было трудно разобрать.

Потом был бандит, самый настоящий, хоть в кино снимай, – когда она проходила мимо него, он встал со старой скамейки, где сидел и скручивал папиросу, и прислонился к углу дома. Роза снова остановилась.  «Деньги есть?» – спросил бандит, машинально закончив дело и ткнув самокрутку в угол рта.  Роза молча смотрела на него. Потом она спросила неожиданно:  «Скажите (на самом деле обращений  ″-те″ нет в испанском языке – ко всем обращаются одинаково), когда построены эти дома? Мне кажется, они очень старые».  Мужчина жевал папиросу.., потом вздел брови, плюнул в сторону и – было впечатление, что обидевшись, – ушёл.   Юга пошла дальше.

В тени дома  (тут вместо дверей почти у всех были лишь занавески) сидела женщина с ребёнком на руках. Продолжая  слегка качать ребёнка, она взглянула на подошедшую; странное дело: здесь никто не принимал обращённый на себя взгляд как вторжение, как что-то неприличное – можно было стоять и смотреть на человека, он мог улыбнуться тебе или не обращать внимания, продолжая заниматься своим делом. А вот у нас, – тихо вздохнула про себя Юга.

-Не ели давно, – сказала женщина. – Ребёнок голодный, каши бы ему или хотя бы молока.

-У меня ничего нет, -вздохнула Юга. – Если хотите, вот немного денег..

-Здесь нет магазина, – ответила женщина. – Ближайший в городе, в столице, – муж два дня назад поехал,  до сих пор нет.

Она не плакала, не жаловалась, просто говорила.

-Наверно, нашёл друзей и пьёт там с ними, – сказала женщина.

Юга не знала, чем ей помочь. Можно было дойти до столицы, купить там что-то и вернуться обратно, отдать этой женщине.. Но теперь осталось только идти дальше.  Впрочем интерес осматривать деревню у неё почти совсем пропал. Пройдя до конца центральной широкой улицы (от неё шли узкие проходы между домами), она повернулась и пошла обратно. Ещё какие-то люди попадались, женщины, старики, меньше мужчины, одетые почти в тряпьё, все свиду усталые.., она почти не смотрела на них, – ей было грустно, она не знала, куда она идёт.  Старик так же сидел почти на дороге при  входе (теперь выходе) в деревню;  теперь он не кривлялся.

-Все мы направляемся к смерти, – сказал он вполне разборчиво. – Все туда.

Юга посмотрела на его не сочувствующее, не насмехающееся лицо, это было, скорее, смирение факта.  «Всё так», – говорил весь его вид.

Она пошла прочь по отшлифованной широкой тропе к дороге – шла медленно, опустив голову, и, только когда дошла, увидела, что на дороге её ждёт лимузин.

 

3

 

Лимузин только слегка запылился, пока ехал сюда, а так был чистый и свиду новый.

-Садитесь, – сказал, открыв дверцу, водитель при всём параде, в костюме и даже в фуражке; сказал по-английски.

Девушка смотрела со странным чувством, но потом невольно стала улыбаться – такое это было необычное, гротескное зрелище, такой одуряющий контраст… Не просто: этот лимузин и эта пустыня.., но такая роскошь и такая бедность… И даже больше: контраст напыщенности, уверенности в этой жизни – на фоне того чувства, которое она ощутила в деревне, на фоне ясного понимания..

-Куда поедем? – спросила Юга.

-В город, – ответил водитель. – А там куда скажут.

Она не была против того, чтобы сесть в лимузин, это было не предательство понимания, скорее ирония над  жизнью – и над этими людьми, которые, хоть и не осознают, забыли, может, за всеми блестящими вещами, но – тоже туда, «все туда».

-У вас есть какая-то еда? – спросила девушка, подойдя к машине.

-С собой нет, – ответил шофёр.

-Тогда мне надо поговорить с вашим шефом, иначе я никуда не поеду.

-Да, конечно, вот телефон. Нажмите ту кнопку и вас соединят…

-Подумать только – как в кино!..  – Она присела на край лимузинного дивана, оставив ноги снаружи, нажала кнопку…

-Это вы Юга? – послышался голос, и она не могла определить молодому человеку он приналежит или не очень…

-А вы кто?

-Я продюссер. У меня есть к вам выгодное и заманчивое предложение. Надеюсь, вы оценили способ моего приглашения – пускай это вам скажет что-то обо мне. Признаюсь, вас нелегко было найти! После того, как вы ушли из клуба «Santamo»  и уехали из города… Но это уже не важно. Если я вижу блеск, я нахожу его источник – драгоценность, и уж поверьте, делаю всё, чтобы эта драгоценность блестела… (он сделал небольшую паузу и пафосно закончил) в лучшей оправе.  – Она кивнула – но ей показалось, что он скажет:  «в моём венце».

-У меня есть условие.

-Что заблагорассудится!

-Это место.. небольшая деревня недалеко от столицы – ваш водитель знает. Нужно привезти сюда какие-нибудь продукты… Крупу, может быть детское питание..

-Не знаю, зачем вам это, но всё будет сделано.  Можете видеть: я способен почти на всё ради тех, кто меня интересует, – как перспективная звезда! – А она недеялась, он просто скажет:  «ради тех, кто мне нужен».

-Меня зовут Пирстон  – это очень известное имя, должное быть вы слышали.. Словом, я жду вас у себя – мы обо всё поговорим и, надеюсь, сойдёмся на взаимной выгоде.

Наверно, это не учтиво, но она ничего не ответила на прощание, просто протянула водителю трубку; он перегнулся через неё и положил на место. Потом выпрямился, весь тёмно-синий на фоне яркого утра… Там снаружи очень ярко, печёт уже безжалостно.., но там всё настоящее, почти не преображённое, как есть; тут же затемнено и прохладно, мягко, вон стоит вода, наверно будет тихо играть музыка.. но темно! и – не по-настоящему?.

Она подвинула сумку дальше на сидение, убрала ноги, и водитель толкнул, мягко захлопнул дверь. Сел вперёд, еле слышно зашелестел мотор – сразу же полилась музыка…  Хорошая музыка, но она попросила: «Если можно, выключьте пожалуйста».  Когда тронулись, она спросила:

-Автобус это не вы сломали?

-Нет, не мы. Но я предполагал, что он сломается, и поэтому дал ему фору в полчаса и потом медленно поехал следом.

Она невольно выругалась про себя.., но потом одним разом выдохнула всё лишнее. Нужно быть спокойной.

Через несколько минут они нагнали группу идущих (которые обошли её, пройдя мимо деревни).

-Может, возьмём? – спросила она, уже предполагая ответ.

-Их много, они замажут ковёр, – сказал водитель. – И сидения. Лучше не надо. Хозяин велел выполнять всё, что вы захотите, но лучше не надо. И… мне кажется, им это привычно – идти…

Пассажирка ничего не ответила; они миновали людей (придав, конечно, ещё один повод для разговора – может, даже более оживлённого) и через двадцать минут уже были на месте..

 

 

       Глава 10

 

1

 

-У меня грандиозные планы! – говорил Пирстон, ходя зигзагами по кабинету, сияя глазами. – Сначала мы, конечно, не сможем сделать твоё сольное шоу – сама понимаешь…  Ладно, я тебе разъясню! – почти перебивал он сам себя и шёл в другом направлении.  Роза (здесь она тоже так представилась, хотя и был известен её другой псевдоним) сидела смирно и прямо в глубоком кресле, лишь на краешке его, слушала того, кто разыскал её зачем-то и зачем-то привёз сюда. Зачем, это, конечно, не большой секрет – достаточно взглянуть на этого человека, чтобы понять, что стоит за всеми его словами об искусстве, как и за всеми остальными словами – которыми он вдохновляет тебя, выливает такой стройный, блестящий поток и едва допускает, что ты можешь думать иначе. Он не особенно скрывал своих целей, но пододвигал, конечно, под них красивую основу – делая это так щепетильно, чтобы и самому поверить.

-Людям, – говорил Пирстон, – нужно узнать тебя!.. Сначала заметить, а потом понять, что они уже влюблены.. – Он, несомненно, хорошо знал человеческий подход – механизм, последовательность, ″то, что им надо″.

-И когда они уже тебя заметят!.. – останавливался он и ловил рукой воображаемую птицу счастья, зажимая её в кулак, – когда мы поймём, что они.. нм-нэмм… – он немного помялся, – когда они готовы воспринимать тебя одну! – тогда…

-Тогда, деточка моя, – он подошёл и положил свои толстые руки на её тонкие плечи, – тогда сбудется для тебя то, о чём мечтает каждый артист, с тех самых пор, когда он сам определил для себя профессию артиста, – тогда ты будешь ездить со своим сольным шоу!!.

Девушка, кажется, была не то что не поражена, но не особенно и заинтригована. Она спросила спокойно:

-А с чего вы взяли, что я считаю себя артистом?

Пирстон развёл руками:

-А кем ты себя считаешь?

Она опустила голову.

-Собой, – тихо сказала она, не находя ничего другого, хотя и этот ответ ей чем-то не нравился, не удовлетворял до конца..

Пирстон шумно вздохнул.

-И разве тебе всё это не интересно?  Увидишь мир, заработаешь денег…

-Мир я смотрела, – ответила Роза. – Сейчас меня уже не тянет путешествовать.. хотя я и не представляю пока другого образа жизни, кроме постоянных переездов. Просто нужно перемещаться: с одного места на другое…

-Ну вот! – по своему истолковал это делец. – Переездов будет хоть отбавляй. И слава!.. – разве это не вдохновляет тебя?. В каждом городе сотни людей будут встречать тебя радостными криками, будут выстраиваться толпами и ждать на морозе, только чтобы увидеть тебя!..

-Какой кошмар,  – сказала Юга.

-Что? – не понял Пирстон

-Я не думаю, что могла бы стать звездой. – И добавила: – с которой вы могли бы иметь большой доход.  Я… очень ленивая для этого.

-Неужели? – всё больше погружаясь в недоумение по поводу того, что никакие его обычные чары на эту подопытную не действуют. Исчерпав, кажется, все доводы, он сел на стол напротив неё и спросил. – Так каков же будет твой ответ?

-А почему вы меня вдруг стали искать? – спросила она.

-О! – ухватился, ещё не зная, как использует это, продюсер – по крайней мере, ещё не отказ; зря ли он столько времени на неё убил, ладно уж с деньгами, это мелочи. – Почему стали искать, говоришь?.. Так..  Ну это просто! Один человек был в том баре… или клубе – где ты танцевала! Забыл – у меня здесь записано. – Он крутнулся на столе своим большим телом, чуть не сшиб лампу.. – Ага – «Сантамо». Так вот он побывал на твоём выступлении и… Словом, был в восторге. И сказал мне, рекомендовал тебя… Ему я доверяю, как себе; иногда даже больше, – ухмыльнулся он. – Конечно, тебя пришлось поискать…

-Я хочу поговорить с этим человеком, – сказала она. – Я буду вести переговоры с ним.

-Что это за каприз? – развёл Пирстон руками. – И… не пойму, какая разница!

-Ну вы же не видели меня?

-Нет.

-Тогда о чём вы здесь говорите? О каком моём прекрасном будущем, если вы даже его представить себе толком не можете..

-Стоп! – сказал Пирстон. – Это уже оскорбление моего профессионализма. Я могу представить будущее любого талантливого человека!. И мне не обязательно для этого…

Роза вдруг превратилась во вредного ребёнка: закрыла уши, стала топать ногами… «Нет, нет!! –  кричала она, качаясь и топая. – Я не слышу! Не слы-шу!.»

-Да она сумашедшая, – пробормотал Пирстон. – Хоть бы танцевала хорошо. Ну Майрин, чёрт тебя загрызи!.

-Послушай! – он сел перед ней на корточки и отвёл руки от ушей. – Если ты так хочешь, вы поговорите… Так или иначе это случиться – он тоже хотел тебя увидеть поближе и получше узнать. Но сейчас это невозможно – он в деловой поездке, в Бразилии. Понимаешь меня, в Бразилии??..  Как только приедет, вы поговорите, а теперь… Чтобы не терять времени, предлагаю приступить к репетициям.

-Летим в Бразилию.. – ещё качаясь, тихо говорила девушка; вдруг тревога, неопределённость окутали её. Она спрашивала неслышно:  «Хоть кому-то я в этом мире нужна? Я же ничего не умею, я…  Если хоть один такой человек есть – пусть он хоть в Бразилии, или на краю вселенной!. – я должна поговорить с ним, чтобы… удостовериться».

-Летим в Бразилию, – сказала она, подняв голову, со слезами на глазах. – Я ничего не умею..

Пирстон дал ей воды и отправил с сопровождающим в уютный номер: «Поговорим позже».  На выходе из здания  (продюсер проводил их до дверей) она остановилась:

-У меня украли паспорт.. Надо что-то сделать, позвонить в посольство – а то меня не пустят из страны, не дадут билет .

-Из страны? Зачем тебе из страны?. Ах! Бразилия..  Да, да, хорошо – паспорт это самое малое, что стоит решить. Иди и отдыхай. Смотри за ней! – строго сказал он худому и высокому парню в блестящем черном костюме. Тот кивнул и увёл будущую звезду приходить в себя.

 

2

 

Уже ко следующему дню она отошла, но когда пришёл тот самый худой с завтраком и спросил: ″Сказать ли шефу, что уже готова?″, она лишь молча посмотрела на него изподлобья. Он повернулся и вышел.

-Что с тобой? – спросила себя наконец Алёна (это её настоящее имя –данное родителями). Она подошла к окну и посмотрела вниз..

Понятно что – это тот город в пустыне, а точнее то, о чём он ей с такой яностью напомнил. Смерть. И  другая сторона жизни: не только красота, но и распад, тлен; никакого блеска, а только скудность, и в скудности этой смиренное ожидание смерти. Чего ещё ждать этим людям, на что надеяться?! .  Они кое-как живут, и просто исчезнут однажды.

Бессмысленность. Но…

Где тот идеал, где то, что было основой твоей жизни долгое время, – где та красота, которая (ты чувствовала!) действительно может спасти этот мир?.. Хотя бы что–то дать ему, обогатить.  Неужели её нет, неужели ты ошибалась и теперь вся твоя жизнь, оказывается, не имеет цены…

– Все мы направляемся к смерти.

Конечно, он прав, этому не возразишь.  Но нет ли чего другого..?

Когда Пирстон лично навестил её утром следующего дня и выразил надежду, что она уже лишилась всех волнений, по всей видимости, вызванных таким внезапным поворотом событий: лимузин среди пустыни и это предложение, «и прочее».., она сказала сразу, что вряд ли будет теперь танцевать.

Пирстон не верил своим ушам. Он даже не стал сыпать доводами, а сказал последнее, что мог придумать:

-Что ж, тогда прямо сейчас летим в Бразилию…

Девушка покачала головой:

-Не нужно в Бразилию. Это ничего не изменит. Я не буду танцевать, потому что.. не умею и… не знаю, зачем.

 

Тогда продюссер пошёл на крайнюю меру:

-По крайней мере,  ты должна отработать то, что я на тебя потратил… Я отправил продукты в то селение, как ты и просила, и этот номер, пища., бензин..

-Нельзя ли как-то по-другому отработать? – спросила разуверившаяся и погружённая в безнадёгу, не имея совершенно ничего, ни грязного, ни чистого, на уме. – Всё одно, если я стану теперь танцевать, выйдет паршиво.

Она была права, она знала это.  Но продюссер настаивал:

-Как по-другому?  Ты что, тело мне своё предлагаешь?. Нет, уволь! Меня многие красотки тут хотят этим подкупить, но они не знают…  Не знают, – спохватился он, – что я безумно люблю свою жену. Понятно?  Ничего, кроме танцев, мне от тебя не нужно.

-Отпустите меня, – попросила искренне Алёна. – Я устроюсь где-нибудь посудомойкой или официанткой.. а ещё я могу быть переводчиком. Я знаю испанский, английский и русский, – я заработаю и отдам вам всё…

-Эх, девочка, – обнял её за плечо Пирстон, – что ты с собой делаешь?. ″Официанткой″!   Ну я же вижу, что в тебе что-то есть, что ты… Ну скажи мне, почему ты упрямишься? Хочешь аванс, а?.. Не ты мне, а я тебе – приличный аванс.., деньги! Практически ни за что, только прийди завтра в зал и… хотя бы попробуй!  Ну?

Она вспомнила женщину с ребёнком… и вспомнила старика.  Как что-то давнее, ненастоящее вспомнила, что когда-то будто была счастлива, и для счастья этого не было никаких видимых причин. Она была рада всему!  Вот хотя бы на той дороге – просто шла и радовалась, радовалась, что может так быстро идти и рассекать воздух своим лицом и руками – так, что он свистит в ушах, щевелит волосы, кожу щекочет…  Была слепа? Видимо, да. Деревня за поворотом напомнила ей – то, что забывать нельзя.

Но она и не могла просто так уйти от всего, наверно у неё ещё есть какие-то обязательства..   Ну вот хотя бы перед этим человеком, хотя она и не просила у него ничего. Впрочем просила – продукты для той женщины.

-Хорошо. – «Нужно попытаться! В конце концов что-то у тебя выйдет – раньше же получалось..»

Нету того чувства, которое прежде чуть ли не само поднимало её над землёй, придавало особую силу её движениям. Что это такое? – оно просто так взяло и исчезло?..

Она хотела разобраться, и снова чувствовала усталость.

А Пирстон уже ликовал.

-Ну вот и замечательно! Придёшь, разомнёшься… а потом, глядишь, оно и само пойдёт. Всё это нервы, детка, я понимаю. Барри, ты уже приносил ей ужин?

-Ещё нет, – сказал Барри.

-Тогда давай, сбегай, и чего-нибудь питательного – смотри, она совсем слаба..

Барри пошёл к двери.

-Можно шоколадку? – попросила Алёна немного застенчиво.

Барри кивнул и удалился, улыбаясь.  Шеф тоже улыбался, подперев щеку, смотря на своё новое приобретение .

-И мне нужен ещё один день, – сказала она. – А послезавтра в зал.

-Идёт, – вздохнул шеф, почти на всё уже готовый согласиться и сам не зная, почему так возится с ней, ведь он и в самом деле не видел её в деле. «Дело принципа, – решил он для себя. – Тоже мне – отказываться вздумала!.. Девчёнка, конечно, неординарная, это видно, но… Увидим».

Это правильно: всё нужно увидеть ..

 

 

        Глава  11

 

1

 

Самое время вступить любви… Были моменты, когда она сама светилась, когда всегда и везде от неё будто лучилось что-то.. – и что ЭТО, как не любовь?  И в это время у неё были отношения – но она отдавала. Отдавала себя, этот свет, невесть откуда берущийся (но какая разница!) и просто узнавала новый очередной вкус жизни: в каждом человеке он был особый – это, как минимум, новое тело, и повадки этого тела, его энергетика, даже его особая страсть!..  И, поскольку она отдавала, у неё было довольно много партнёров – и вряд ли кто обижался, когда она исчезала однажды, без слова объяснений и даже прощания, или говорила им: «Теперь мне пора», – разве что те, кто уже сам, заставляя себя  (″пока!″) не думать о другой стороне, строил какие-то планы… – хотел приручить то, что было дано как жизненный подарок. От таких нужно было просто уйти; им будет больно, конечно, но они сами виноваты – нельзя ничего удержать, тем более живое, прекрасное.

А теперь ей самой, похоже, нужна была любовь. Она этого не знала, не думала об этом – но жизнь знает, что надо, лучше, чем мы.  Или эти самые – наши тайные надзиратели, ангелы?..

Я довольно молодой бог,

и, быть может, у меня опыта нет –

Но, девочка моя, я помочь тебе бы мог

и пролить на жизнь твою солнечный свет…[1]

 

Он появился, когда она разминалась в зале. Вообще-то она никогда почти не разминалась. Её выступление длилось меньше часа, максимум минут сорок – она всегда была готова, главное внутренняя готовность; а так – голову туда-сюда, встряхнуться, ощутить тело: нет ли где спящих ещё частей  (они могут быть резко потревожены и получить шок) – если такие есть, нужно скорей разбудить их: «Эй, вставай, нам уже сейчас выходить!» Обычно упрашивать тело долго не приходилось; она прыгала на месте, трясла руками, то одной рукой, то другой – и на сцену выходила полностью готовая, и после у неё ничего не болело. А теперь…

«Вспомнить… – говорила она себе. – Что вспомнить?..»  Она помнила, что танцевала, но вот как…  Всё, что она попросила, – проигрыватель с кое-какими дисками и чтобы её оставили на несколько часов одну. Ей дали ещё и полотенце.

Зал был специально предназначен для танцев: на передней стене большое зеркало, пол ровный и не слишком твердый, без единой зазубринки.

-Это всё мне? – спросила она.

Зал молча ждал, что покажет эта новая девочка, – должно быть тут немало было хороших танцоров до неё, «настоящих» танцоров, проделывающих множество невероятных вещей.., которым точно не научишься за одну ночь на площадке кафе или у себя в номере, где между шкафом и стеной чуть больше метра пространства. ″Что-то новое, другое?.. Непрофессиональное – но в то же время хорошее?.″  Зал был настроен несколько скептически.

Она поставила магнитофон в угол на маленькую тумбочку, видно, предназначенную специально для этого. Сбросила кофту, осталась в белом топе и спортивных штанах. Потом ещё разулась и поставила мокасины у тумбочки. Смотрела на себя в большое зеркало: девушка, стоящая посреди зала… (Кто ты???) Раньше, она наверно что-то бы сказала себе – например: «Привет, красоточка! Ну что, потанцуем?», просто как выражение своей готовности, своего задора.. Теперь она просто смотрела, и даже не видела красотку – может быть, хрупкое тело, которое не сегодня, так когда-нибудь завтра станет другим – сморщенным, слабым, не способным уже ни на какие танцы и приключения; ни на какую ″любовь″.  И ей было так грустно: всё это непременно случится  (неужели ты всё время бегала от этого?!) – вот разве только уйти молодой… («…станцевав напоследок!»)

Она почувствовала свою улыбку – и увидела как девушка в топе и спортивных штанах тоже улыбается ей в зеркале.

-И что же ты сделала? – спросила она себя мысленно. – Что ты сделала в своей жизни?.. Вот так просто взять и уйти?

Ей вспомнилась мать… – единственное, что принесёт такой «выход», – это горе матери, отца.., которые едва ли до сих пор примирились с её уходом.

Слёзы навернулись Алёне на глаза – «зачем ты уехала??.  Там тебя любят!. там… А ты!..»

Девушка в зеркале опустила голову (и исчезла).

-Чего ты искала?..  И – нашла?

Столько лет: путешествия, впечатления… победы?  Может быть – но какое это имеет значение? Да, она была совсем другая, да, она изменилась во многом – но даже если бы она стала каким-нибудь идеалом… идеальным человеком!.  Если бы ей удалось. Но даже идеалы умирают.  А значит всё это неважно.

Девушка без обуви, в спортвных штанах и топе подняла лицо и выдохнула. «Что ещё может иметь значение?  Что…»

-Надо попробовать, – сказала она вслух.   Стала двигаться туда-сюда.. – это получалось, но разве это танец?

А знала ты когда-то, что такое танец?!.

 

Пирстон пришёл этим утром с тренером, и пытался навязать ей его компанию: «Не обижай его, – шептал он на ухо Розе, когда тренер сидел на диване, закинув ногу на ногу, – это очень известный человек, он с Мадонной лично знаком!!.»

-С матерью Христа? – переспрашивала Роза, у которой по крайней мере осталась способность иронизировать  (если весь задорный смех куда-то пропал).

-Тсс!.. – плевался ей в ухо Пирстон. – Он очень религиозен! Если не хочешь, чтобы он с тобой занимался, хотя бы позволь ему дать тебе пару советов..

Тренер советовал разминаться по времени, отрабатывать основные элементы  (что это такое, было для Розы загадкой – она промолчала) – «Техника! – сказал он. – Если вы владеете техникой, то эмоции не проблема. Поверьте, когда вы выйдете на публику и тысячи людей будут приветствовать вас аплодисментами, а потом замрут, чего-то ожидая… у вас будет достаточно эмоций, чтобы показать себя».

В чём-то он был прав – но знал ли он, что без эмоций, точней без основной Эмоции, того чувства, из которого всегда исходил её танец, она не сможет танцевать, она не сможет даже двинуться с места и думать о сцене!

Она поблагодарила хореографа за советы, и потом они с Пирстоном на его машие отправились в спортзал по жарким, сверкающим улицам столицы.

-Как с моим паспортом? – спросила она. – Можно ли его восстановить?  – Ещё не знала, зачем спрашивает, какая-то мысль  (спасительная?.) гнездилась в душе и пряталась от прямого взгляда…

-С этим не будет проблем, – сказал продюссер, жуя жвачку.  Когда доехали и он проводил её до зала и открыл ей дверь, он ещё сказал: – Возможно, тебя ждёт сюрприз…

Она не очень, видно, заинтересовалась, а Пирстон не хотел говорить – всё-таки сюрприз.  Дверь за её спиной щёлкнула, и она осталась одна на несколько часов в помещении без окон, только с этим зеркалом во всю стену и полом, ждущим, пока его испытают новые бойкие ногие.., с музыкой и телом, которое когда-то могло красиво двигаться, – и надо, нужно…  Пришла немного странная мысль: «Не само же оно танцевало!.. Нужно найти то, из чего рождался танец..»  Но, как она ни смотрела, найти этого не могла…

 

2

 

А может, просто не хотела видеть – считая частью того (теперь так ясно) изначально неверного способа жизни, легкомысленно опирающегося на тлен?..

Разминка проходила уныло – а ни к чему другому она перейти не могла. Даже не включала музыку, – ей было страшно: даже если музыка не сможет её увлечь, напомнить, что такое танец… это конец.

Тут вдруг возникла и открылась та мысль в связи с паспортом. Мысль простая, и возможно это единственное, что могло теперь внушить ей надежду. Вот что: уехать.  Уехать домой… – к родителям, к надежному теплу, которое она бросила не иначе как по глупости.  Там её точно ждут, и без её способностей, без красоты и без всего.. – только её!  Всегда. Она улыбалась, думая о доме, ей уже хотелось туда.

«Скорее!. – это её даже воодушевило, даже движения стали получаться более стремительные и страстные, почти как когда-то, – скорее сделать здесь всё, что нужно, и наконец обратно… Возвращение блудной дочери.  ″Привет, мама! Пап!..  Как вы тут?.″   Таак…»   И она занималась, уже выходили «основные элементы» – то, что у неё всегда получалось и чему она никогда не училась, разве что назвать учёбой то, что, танцуя, для себя или, потом, на публике, она делала это раз за разом, возвращалась к этим фигурам…

Наконец, она решилась и подошла к магнитофону. Нашла песню, под которую она только начинала танцевать, часто включала её… может быть, именно под эту песню родилась дерзкая и полная восторга мысль выступать перед людьми.. Не важно. Период её танцев, скорей всего, окончен (она не говорила этого, но это стояло рядом с сознанием, как темный, но различимый силуэт). Это наверняка было интересно, этот период её жизи.., это, конечно, была победа над собой и всё такое..

-Ладно, давай. – Она нажала кнопку – музыка полилась из динамиков…

Мелькающие в душе эмоции – словно небольшие разряды.. Как за них ухватиться, как сделать из них танец?  Она медленно отходила к середине зала – и спрашивала себя:  «Как, как…»   Но вдруг все «как» исчезли – вступление сменилось интенсивным и мощным ритмом.. Алёна вдруг замерла на мгновение… – и Юга вскинула ногу, закружилась на одной, потом понеслась вместе с ритмом – и уже он был почти не отделен от тела (а все ″как″ могли только отвлечь).  И она подпрыгивала, кружилась, делала выпады, касалась пола, делала фигуры руками, опускалась в шпагат – и, изогувшись изящно, вновь была на ногах; сразу же вспоминала до мельчайших ощущений в теле, как делала это тогда, что уже узнала и тысячи подступающих вариантов, как это можно сделать ещё… Музыка вилась идеально – то становясь мощной и требуя всего сразу.., то притихая, давая возможность собраться с силами, выразить плавность и грацию.. И опять всплеск, взрыв, бешенный темп!.

Откуда-то послышался посторонний звук; сначала он был на периферии, потом – музыка уже утихала окончательно, но танцовщица двигалась в два раза быстрее ритма, переводя в танец вдруг возникушую откуда-то энергичность.. – наконец дошёл до сознания, ожил ум и наконец заставил остановиться: ″что не так – что это?″

Это были аплодисменты. Она выпала из музыки и увидела человека, сидящего на скамейке у стены и хлопающего ей.. и, уже увидев, секунды через две остановилась. Тяжело дыша (стоя на одном колене, другая нога вытянута назад) смотрела на него – он медленно хлопал..

Юга выдохнула и поклонилась.

-Но разве вам не говорили, – сказала она, – что нельзя прерывать танцора. Вы мне помешали закончить.

-Прошу прощения, – сказал человек, – трудно было удержаться. Я, знаете, специально прилетел из Бразилии, когда узнал, что вы здесь…

-А, Бразилия! – вспомнила девушка. –Так это из-за вас я здесь? Даже не знаю… – Она вдруг всё вспомнила, и танец окончательно покинул её; вместо него пришла усталость, начала волнения, растерянности. – …Даже не знаю, к сожалению или к счастью.

Он встал и подошёл к ней. Он был молод, выше её на голову и приятно пахнул.

-Только что я видел то же самое, что вы показывали на сцене «Сантамо», на помосте у моря…  Я хочу сказать: это было так же волшебно!  Я зря никогда не стал бы говорить Пирстону о ком-либо, если бы это не задело меня за живое. Вы, наверно, видите, что здесь немалое значение имеют деньги, в общем, по большей части, это бизнес… Но если нету чего-то живого, что может затронуть сердце зрителя, то этот бизнес не работает.  В вашем случае…

-Ну спасибо, – сказала она, вздыхая и идя за полотенцем. – Я постараюсь. Мне нужно отработать ваши деньги, а потом..

-Какие деньги? – не понял человек. – Пирстон вам наплёл что-то?.. Я с ним поговорю!

-Да нет, всё хорошо. Я рада, что мне опять представилась возможность танцевать, – вот, видимо, не забыла совсем, как это делается. Но надеюсь, нескольких выступлений хватит, чтобы мы были в рассчёте? И не будем больше говорить об этом.  А сейчас мне хотелось бы принять душ – скажите, это можно здесь?..

Молодой человек смотрел на неё слегка недоумевающе, но очарованно.

 

3

 

-Что ты ей там наплёл? – спросил Стив Майрин, как только вошёл в кабинет. – Какие ещё деньги ей нужно отработать?..  Макс, я думал, ты порядочный человек.

-Это хитрость! – сказал Пирстон. – Сядь и успокойся. Послушай: она не хочет танцевать!.. Она говорит:  «Я не умею танцевать»..  Скажи мне, ты не обманул меня, это точно та?..

-Это та! – крикнул Майрин и, едва только присев, встал. – Я видел – сегодня я видел как она танцевала в зале!.. Это..  Макс, ЭТО ОНА.

-Она танцевала?

-Ещё как. Но… – Молодой опять сел, – она говорила что-то вроде: как только отработает деньги, то сразу уедет.

-Ну! Я же тебе говорил. Только это и держит её. Думаешь мне нужно, чтобы она что-то отрабатывала? Я думал, что она начнёт танцевать и снова почувствует к этому вкус… И – ты говоришь, она танцевала сегодня… возможно, я мыслил в правильном направлении!

-Дай Бог, – сказал Стивен. – Танцует она изумительно…  «И сама – чудо», – хотелось ему прибавить – но Пирстону незачем знать его личное отношение к этой девушке. Они партнёры, и они будут обсуждать её только как артистку, не более, – личное к этому пусть не касается.

Но как можно разделить жизнь на то и это? на личное и неличное??.   Молодой искатель талантов и не знал, что в данном случае именно личное поможет наладить дела работы, а работа будет некоторое время поддерживать «личное» – а потом…  Но пока ещё не было даже начала.  Чувства, планы, опасения.  Душевная дребедень – как рябь на чистой воде!..

 

 

           Глава 12

 

1

 

Перед концертом, за час, она позвонила маме – просто  поговорить… А через час после концерта, когда её оставили в покое,  когда зал, крики и рукоплескания, громкая музыка и свет цветных ламп остались позади, оказавшись в номере гостиницы, она позвонила снова.

-Мам, забыл тебе сказать, – произнесла она, опять с удовольствием услышав всегда радостно отзывавшийся ей голос, – посмотри один концерт, у вас его, наверно, будут показывать на днях.  Певица Линдсэй, но рекомендую также обратить внимание на балет. Что? Нет, просто так – ребята очень хорошо танцуют… то есть неплохо.. Может, тебе понравится. Что..  Да, мне очень понравилось!.. – При этом она чуть не расплакалась, на секунду прикрыла трубку рукой. – Всё, мам, тут меня зовут.. по работе. Да, так поздно.  Да всё хорошо – просто ненормированный рабочий день. Может быть, скоро…  – Выдохнула в сторону. Нельзя говорить. Она ещё ничего не знает точно!. Зачем обнадёживать, давать повод для переживаний?.. – позвоню, – закончила она. – Да, на днях, наверное. Где я сейчас? не говорила?.  В Лондоне. Ну всё, целую. Пока.

Повесила трубку и разрыдалась. И никто не видел этого…

 

2

 

Стив Майрин писал в своём виртуальном дневнике на переносном компьютере, сидя на заднем сидении везущей его по улицам родного города машины.

«Можно ли описать, как танцует человек?  Сейчас есть много средств, чтобы запечатлеть это: фотография, а лучше видео… Но представим, что все они исчезли.  И остались только живые свидетели – люди, которые видели ЭТО и были впечатлены.  Как им передать свои чувства, своё впечатление другим? Какие выбрать слова?..  Наверное, это невозможно»

Поставив электронную точку, он смотрел некоторое время в окно, на пролетающие тёмные улицы, на снег на обочинах…  Да, тут холодней, чем в той стране, где они её нашли. Настоящая зима. И она, кажется, совсем отвыкла от такой погоды, хотя рассказывала, что жила ещё севернее, – так удивлённо смотрела на снег, поёживалась даже в пальто, которое он ей привез , а она сначала не хотела принять.. Красавица. Она, видимо, не представляет, какая же она красавица и редкий человек. И как же кто-то, думавший, что знаком с множеством красивых женщин (а теперь несколько пересмотревший своё мнение) любит её.  Нет, она не знает, она всё где-то не здесь; когда пытаешься заглянуть ей в душу, возникает страх будто ты смотришь в необъятный простор, как минимум, в широкое поле, а, может, и в космос – пространство, где нет привычных тебе дорог, в котором ты не знаешь, как вести себя, куда идти и как обращаться с теми вещами, которые находишь там.. Он немножко боялся её – но и был очарован, любил, как никого; другого не представлял. И знал, что не может ею обладать, – не из-за её характера – характер у неё очень даже мягкий, податливый, вполне женский, – но из-за этой бесконечности, которую нельзя объять. Он боялся потерять её, но и знал, чувтвовал, что это неизбежно.

Нажав «enter», он написал:

«Можно попробовать описать движения, одно за другим:  ″Она вышла, как выходит львица, – и взгляд вдруг обращённых на тебя глаз сразу западл в душу и перевернул там всё сверху донизу…″ – но вот видишь (говорил он невидимому собседнику или будущему  неизвестному читателю), в любом случае, наверное, всегда это будут ощущения. И, наверное, это единственный способ – как-то передать.  Ты не сможешь сказать так, чтоб другие увидели, – но можно намекнуть и сказать об ощущениях – скорей всего что-то подобное, подобное впечатление найдётся в душе каждого человека. А если нет, может он подумает:  ″Что это?  Очень интересно…″ и захочет тоже узнать. И, быть может, он узнает – если очень захотеть, всё возможно. Это я точно знаю».

-Я ли не мечтал о такой, как она? – сказал он, поставив точку.

-Что? – спросил водитель.

-Сверни на Тачбрук-Стрит. Хочу купить цветов.

-Yes, sir, – сказал водитель, включая поворот.

 

3

 

Вообще-то после выступления она просила дать ей побыть одной, но ему не терпелось её увидеть… Ну разве она не простит его?!

Конечно, простит, но он всё время думал: ″почему она хочет одиночества?″ – или просто не хотел замечать каких-то особых причин.  Видимо, их чувствовал, потому что нервничал, стоя перед дверью номера  315-го, куда несколько дней назад сам заносил её вещи. Которых, кстати, теперь было больше – не только старая запылившаяся сумка, а ещё несколько костюмов в чехлах – для выступлений, – а кроме них, платья и вещи, что он ей подарил. Она умоляла: «Не нужно!» – он никак не мог понять такого антагонизма по отношению к подаркам. Он даже был готов обидется, но вдруг его осенило:

-Успокойся, Роза! – сказал он, взяв её за плечи. – Тебе не нужно будет это отрабатывать!..  Это   п р о с т о   п о д а р о к .  Что ты? Это просто потому, что я тебя люблю, – ты что, не веришь мне?

Она принимала, но просила: «Больше не надо!» – он обещал, но не мог долго сдержаться.  Что же, он не может купить подарок любимой девушке? – зачем ему тогда вообще нужны деньги?!.  Кажется, она принимала просто из слабости или безразличия – каждая новая вещь, хоть платье, хоть украшение, не встречала у неё восторга, она будто выполняла обязанность, беря их. Стив, увидев это, перестал дарить. Он хотел, конечно, узнать причину, узнать, что с ней происходит, – ведь это точно ненормально! – но побаивался, не знал, как подступиться. Простые вопросы тут не помогут – можно подумать, он не спрашивал! Оставалось только дарить ей свою любовь, нежность и ждать…

Однажды она сказала: «Спасибо, Стив».

-Не верю своим ушам, – засмелся он. – Это, кажется, радио…

-Ты хочешь сказать, что ждал моей благодарности, и только теперь она пришла?

-Не то чтобы благодарности… Наверно, я ждал, когда ты просто заметишь меня.

-По-твоему, я не вижу ничего… – без вопросительной интонации. Он из кресла молча наблюдал за ней. – На самом деле, ты мне очень помогаешь – тем, что приходишь и не навязываешься. Тебя ровно столько, как мне сейчас нужно. Извини, если даю тебе меньше..

-Даже просто твоё присутствие – это уже больше, чем можно желать, – ответил он по всем правилам комплимента, но честно.

Девушка вздохнула, подошла и села ему на колени и, прижавшись к нему, сидела так… ему казалось долго, очень долго. В комнате было тепло, но он чувствовал, что она нуждается в тепле человеческом и был готов давать и давать ей его. Когда в реальном мире прошло не больше двадцати минут,  она подняла голову (проведя по его лицу светлыми, душистыми  волосами) и посмотрела на него.

-Ты хочешь чего-то взамен? – спросила она серьёзно. – Что ты хочешь за своё общество, за то, что я могу получать от тебя это… Скажи честно – давай будем честными.

Он вздыхал и качал головой.

-Это называется, любовь, дурочка. Это же не рынок!

-Но я ничего тебе не даю!.. Это не честный обмен. Я только беру у тебя и… Мне очень стыдно.

Она встала на пол и ушла в другой конец комнаты.

-Мне надо уйти. Я чувствую себя ужасно из-за своей слабости, из-за того, что мне приходится эксплуатировать другого человека..

«О чём она вообще говорит?!.» –  думал Майрин.

-Нет уж, – покачал он пальцем. – Тогда у меня найдётся к тебе просьба. Ещё не знаю какая – но ты подожди, не уезжай – я непременно придумаю!

Она смотрела на него с той же грустной серьёзностью – может, она бы рассмеялась, но видимо, действительно не было сил..

А через несколько дней он сказал ей:  «Скоро концерт. Не изволишь ли наконец пожаловать на репетиции?» – это был уже её босс, а не парень. Но он не знал, что согласилась она и действительно в тот же день пришла чтобы репетировать со всей группой, лишь думая, что это и есть просьба, а, может, просто чувствуя себя должной.

И сегодня – это был уже пятый концерт в Англии, дальше они должны были ехать в турне по Европе с Линдсэй Гринн, – она танцевала, и оба присутствовашие на репетиции продюсера были уверены, что страсть к танцам вернулась к ней; это подтверждалось тем, как она делала это на сцене.. Она была великолепна. Директор Линдсэй Джон подошёл к ним после первого же концерта:

-Что это у вас за танцовщица новая? Это она, та о которой вы мне говорили? Слушайте, она опасна – мне кажется на неё больше обращают внимания, чем на мою звезду!

Это, конечно, было преувеличение, всё шоу было построено так, что в центре всегда была певица, а балет дополнял её, лишь изредка выходя на первый план  (напрмер, когда певица убегала в кулисы переменить наряд). Но ″новенькая″ работала замечательно, заслужив тем себе нескольких недоброжелателей среди балетных (которые учились танцу и репетировали намного дольше, и с которыми продюссер так не возился, как с этой!) и не вызывала ни малейших подозрений у своих покровителей и начальников – например, в том, что делала всё это до сих пор из той же самой благодарности… А ещё не совсем ясной надежды.

 

-Я ничего не хочу! Ничего не нужно, – крикнула Алёна стучащей деликатно (конечно, обслуживающий персонал)  двери.

-Это я, – отозвалась дверь. – Не впустишь ли?  Холодно там на улице – подумал, может, меня тут согреют…

«Тоже мне штучки», – подумала недовольно Алёна и пошла открывать. Ей действительно хотелось бы побыть одной. Ей нужно было поговорить с собой; а, может, просто помолчать…  Никакая «любовь» сегодня не входила в её планы и вообще не было ни малейшей предрасположенности..

-Здравствуй. – Ей протянули розы. – Ты сегодня танцевала, как…

-Стив, – сказала она, – не дари мне пожалуйста больше цветы. Я люблю, когда они растут – понимаешь, из земли.  Когда они живые.  – Но всё-таки взяла. И улыбнулась.

Пока она ходила в ванную набирать в вазу воду, он вошёл и закрыл дверь. Снял пальто, бросил рядом с дверью  (правильно, скоро оно ему понадобиться).

Роза поставила цветы в вазу, но вряд ли они её радовали, – она сразу отвернулась от них, и от него тоже, остановилась у кресла, разглядывая ногти. Стивен стоял на входе, думая, что, может, действительно не нужно было заходить.. Но что же он, не попробует вывести её из этой тоски?  «Столько раз ты уже про…»  Он велел заткнуться внутреннему голосу (который иногда прав – просто указывая на факты) и сказал:

-Нужно было купить вина – как ты думаешь?  Может, закажем?

-Разве я тебе не говорила? – она повернулась к окну, другим профилем. – Я не пью.

-Правда? Слушай, мне иногда кажется, что я нашел тебя не у Средиземного моря, а гда-то в заоблачной обители, гдк живут полубоги.

Последние слова вытащили в её душе какую-то асоциацию, что-то волнительно шевельнулось, но она не могла понять, что, – наверное была увлечена своим напряжением и мыслью выпроводить своего любовника побыстрее.

-Ну, может, тогда поговорим, – вздохнул он, садясь на диван. – Говори мне, что захочешь, – я всё выслушаю.

-Стив, мне хочется остаться одной, – сказала она, смотря в окно.

-Это я слышал час назад – когда ты уезжала,  – ответил он.

-Думал, это просто слова или… каприз?

Он даже не знал, что ответить.

-Думал, что.. ты не очень рассердишься, если я явлюсь.

-Дело не в этом! – сказала она, обернувшись к нему. – Я не сержусь, но мне нужно побыть одной!..

Стив опустил голову. Вот оно – с другой девушкой он бы наверняка нашёл в себе повод сказать: «Думаешь, меня можно так просто выгонять, когда тебе захочется?», но здесь… мог он это сказать?  И только теперь он стал думать , сколько он для неё сделал и может ли он претендовать на то, что она теперь вспомнит обо всём этом… И вдруг ему стало так стыдно и нехорошо: ведь она это предрекала!  Она говорила: «Давай рассчитаемся сразу – я готова!»  Он сказал, что подумает, обязательно скажет ей – но… Он шутил! У него тогда и в мыслях не было ничего о благодарности о взаимообмене.  А она, видимо, не шутила.  «И неужели я всегда так с женщинами? – спросил он себя. – Сначала задаток, потом – как к собственности…»  Ему , подумавшему так, стало очень плохо.

Она предлагала, она говорила: давай рассчитаемся сразу…  Она знала, что всё строится на взимообмене, а может просто видела его насквозь, видела, что для него это так. А теперь ей просто нужно побыть одной. Не важно, какие причины, – она говорит, и конечно она ответственна за свои слова. Да, она знает, она ответственна.

Ему больше нечего было сказать. Он встал, взял пальто.

-Не обижайся, – сказала она. – Может, в другой раз. Спасибо за заботу, спасибо за цветы, хоть… – Она усмехнулась с той же грустью. – Просто что-то мне нужно решить для себя, одной.

Он вышел, не оборачиваясь и ничего не ответив, потому что что-то застряло в горле, и это было опасно, он ведь не хотел, не собирался…

 

4

 

Сидела в темноте.  Смутные, приглушённые чувства в душе…  В чём еще ей надо разобраться?  Определённо, что-то нужно, что-то не так.  Если просто сказать: ″не хватает покоя″. А, может, вернее: слишком много лишнего, суеты?  Так лучше, потому, что, кажется, покой не что-то, чего может не хватать.  Когда уходит суета, она будто растоворяется в пространстве, которое и есть покой.  Но она всё продолжается – видимо, с этим и нужно разобраться.

Почему?  Что тебе не даёт быть в покое?

Оказывается, достаточно посмотреть, и увидишь причину. Когда ты думала, ты использовала готовые модели, и они не подходили, -а вот смотришь, и ничего другого не надо, потому что видишь причину. Просто смотришь на дым – откуда он исходит?  Видишь огонь.  Может ли дым быть сам по себе. А не желаешь видеть причину – это уже другое дело, только признайся себе в этом. И может, спроси: почему?

Она была готова увидеть, просто сложилась такая ситуация, когда она могла увидеть. Простая диллема: ей хотелось танцевать – ей нравилось и на сцене, и те танцы, которые она теперь разучивала, хотя это и не выражало её вполне. Ну а номер два_, другой полюс, – здраво (и даже холодно) говорящее понимание, что всё это, скорей всего, впустую.

Нет? Кто говорит «нет»? Конечно, номер 1. Он показывает ей восторг зрителей, все эти овации, частичка которых, наверно, полагается и ей. И её хвалили продюссеры, они же знают в этом толк – они не стали бы иметь дело с кем-то просто, скажем, из жалости. И самое главное (что она знала уже давно): то, что она отдаёт, доходит до каждого! – даже если её не замечают как отдельный элемент паззла всего ШОУ – да и не нужно. Само это чувство, отдачи себя, – это великолепно!

″Это вроде игры, – говорило второе. – Смотри: что изменилось?  Вот затихла твоя страсть, и люди уже, наверно, забыли – думают о своих делах, живут, как и раньше…  Это вроде вкусного блюда.. или наркотика – временное счастье. А ведь всё остаётся… Смерть остаётся!″

«Далась тебе эта смерть! – говорило первое. – Ты что? По-моему, это ненормально..  Тебя все пытаются вывести из этого состояния, вот Стив… зря его обидела. Он ушёл… – жалеешь, да?»

Второе сидело выше и взирало на эмоции без всякой привязанности.  ″Это не имеет значения. Стив отойдёт. Простит.  Кто знает, почему он действительно приходил. Так или иначе, это ненадолго.  Если ты сейчас соберешь вещи и уйдёшь, и исчезнешь из его жизни навсегда, то уже к следующему новому году он всё забудет и будет стоять с цветами на пороге другой девушки, которая точно его не выгонит и не скажет, что она не пьёт и не любит срезанных цветов, потом что они мертвы… Всё дело в тебе″.

-Нет, я не уеду, – говорила Алёна. …Или Юга, или Роза-Rosa?.. Третья сторона? или сто десятая??!!  Кто здесь спорит и кто принимает решения..?

-Я не уеду, – повторила она тихо. – Эти концерты… Я не подведу их, пускай не переживают.  А потом.

Да, даже без троеточия. «Потом» не существовало, будущее не было неопределённым – будущего не было!  Или такая сплошная тьма…

Наверняка, и у первой, и у второй мысли была правда – они смотрели с разных сторон – а второе точно смотрело на всё свысока…  Но ведь мы ещё здесь, на земле и жизнь продолжается..  Однако есть ли в ней смысл с простой (и непостижимой этим умом) перспективой смерти, конца?

Можно было самой разобраться во всём этом, углубится  и  дойти до чего-то.. – но она вдруг соскользнула в пришедшую первый раз в присутствии Стива, а теперь снова, ясней, счастливую мысль: ей нужен Коля !..

 

 

      Глава 13

 

1

 

Коля (Друг) отыскался в Тибете, в монастыре Патанг гомпа.  Там, конечно, не было и речи о телефоне, монастырь находился /в лесу и в горах, так что ему пришлось ехать в Лхасу, чтобы поговорить с ней.

-В монастыре? – переспросила она. – Вот это да-а… – Впрочем это было неважно, она говорила просто потому что нужно было что-то говорить – он звонит ей с другого конца света, должно быть это ему стоило трудов… Радость  захлёстывала её с головой. – Что ты там делаешь?

-А что делают в монастыре, – ответил Коля точно тем же голосом, как и в последний раз (больше года назад), когда он ей звонил. – Ничего.

-Боже мой, – выдохнула она с трепетом, удерживая готовую всю и сразу вылиться душу, – я так рада тебя слышать!..

Ей хотелось спросить, как он нашёл её, и хотела сказать, как же он вовремя… – но, кажется, это было лишним. Он говорил ей, в последний или предпоследний раз, давно:  «Только если я очень тебе понадоблюсь!  Уговор? Ничего особенного – просто подумай обо мне..  Не думай где я, как я узнаю, – просто позови меня мысленно, когда тебе покажется, что ты в такой трудности, что сама уже не можешь с этим справиться. Покажется», – повторил он; а когда она начала шутить, спрашивать как он её найдёт, – он ничего не ответил. И вот теперь звонит, из невообразимой дали, наверное с какого-нибудь старинного телефона..

Услышал значит (вчера вечером, пока не уснула, она звала и звала его..).  Волшебство?  Почему бы и нет!!.

Он сказал как бы между прочим после короткого приветствия:

-Вот решил позвонить тебе. Давненько мы не разговаривали.  – Алёне вдруг захотелось его поцеловать… или что-нибудь – обнять, упасть к его ногам…  Она вспомнила как они познакомились – на какой-то выставке. Он был одним из рабочих, которые заносили рояль в зал, а после музыкального выступления, когда нужно было освободить место выступающим с речами, откатывали его в сторону. Она, конечно, сразу почти не обратила на него внимания – хотя почему-то зацепилась взглядом за этого рабочего, со стриженой головой, в зелёной в зелёном комбинезоне – таком же, как и двое других, но чем-то очень отличающемся… И потом, когда вдруг кто-то произнёс рядом с ней, когда она стояла возле одной картины: «По-моему, эта ничего», она повернулась и сразу узнала этого рабочего (хотя он уже был в свитере и в джинсах). Не найдя сказать ничего другого, она сказала:

-Это вы толкали рояль.

-Я толкал, – улыбнулся парень  (с необычным взглядом). – Но давайте на ты.

И странное дело: у неё совсем не было впечатления, что он клеится к ней. «Хорошо», – сказала она.  Они что-то ещё говорили о картинах, потом незаметно перешли к тем вещам, которые её в то время как раз очень волновали., – вот они уже стоят на улице, на морозе – но не замечают его и говорят о свободе, о счастье, настоящих желаниях.. Вдруг он говорит:  «Мне уже пора.  Очень было приятно с тобой поговорить».  «Подожди! – она остановила его этим криком, он уже уходил. – Может, давай… как-нибудь ещё поговорим?» «Ну если ты хочешь – давай» – и снова уходит!  «Стой, – она смеялась, догоняя его. – А как же я… тебя..»  «А, да». – Он вытянул блокнот, написал на нём свой номер и, вырвав, дел ей листок. «Можешь звонить уже послезавтра».  «А завтра?» – спросила она. С этим человеком, она чувствовала, можно было быть совершенно какой угодно!, – это было невероятное чувство: ей хотелось рассказать ему о себе всё…  Всё, что волновало её, – он был так спокоен и доброжелателен – он, казалось, мог принять всё, и отдать улыбкой или простым советом…  «Завтра меня не будет в городе, – ответил он тогда. – А послезавтра можем встретится и прогуляться. Скорей всего, я буду целый день дома».  Без сомнения, она позвонила ему послезавтра, уже с утра; и они встретились, и с тех пор стали видется очень часто, и можно сказать, что дружба их крепла, хотя, видимо, он к ней относился всё время одинаково, она же всё больше привязывалась к нему и видела, как минимум, лучшего друга – но иногда говорила: «Лучшего человека, которого я встречала».

-Так что? – спросил Коля. – Что там? – ей на секунду показалось, что он спросит «Что стряслось?», но он спросил:  «Как погода у вас в Лондоне? Тут в Лхасе прохладно, вот я вижу снег – но солнышко светит».   Она улыбнулась: конечно – он никогда не говорит о проблемах. Только если ты о них говоришь, он можешь ответить:  «Проблема?  Где она? А ну-ка, дай мне её разглядеть получше…» – и ты либо раздражался оттого, что этот человек шутит, когда у тебя действительно беда, по крайней мере, тревога, либо понимал: ты не можешь дать ему её, свою проблему, просто потому, что не можешь её найти. Всё, что ты можешь, – рассказать, как ты страдал и как «до сих пор страдаю» (ведь ещё не прошло, правда?), не зная, что выбрать, не видя выхода и т.д.

Вот и сейчас, она слушала будто эхо его голоса в своей душе… и думала: неужели нет совсем проблемы?  Вчера же была. И она вспоминала, ей вдруг находилось что сказать, о чём поплакаться…  Но она ещё хотела поболтать по пустякам – ей так нравилось просто слушать его голос!

-Погода, – сказала она, – тут снег и ужасно холодно!   До этого я жила на юге, а вчера… Представляешь, выхожу после концерта, и пока поймала машину.. (она почти задыхалась от счастья),  чуть себе уши не отморозила!

..Однажды он пришёл на встречу с высокой стройной девушкой, очаровательной молодой блондинкой – о, как же она ревновала его!. Сразу появилась мысль (за которую она потом билась головой об дверь… Да-да!):  «Ага!.. – подумала она с болью в сердце, – так ты любишь светленьких?.» И сразу пересмотрела их знакомство: «Всё-таки клеился! Конечно.. и до сих пор…» и все их встречи… Но только почему он пришёл сюда с ней? Специально?  Какая наглость!..

А Коля был спокоен и весел.

-Знакомтесь! Это Алёна. А то Юля, тоже моя хорошая подруга. Она скоро уезжает и приехала увидется со мной перед отъездом.

Юля лучезарно улыбнулась ей, а Алёна опустила голову. Ей было не по себе, ей было… Она не знала, как с ними общаться, – она не могла сердиться  (чувствуя, что это было бы смешно), не могла и быть весела и беззаботна, как если бы они обое были её друзья…  Юля и Коля были деликатны, разговаривали на общие темы, то и дело пытаясь привлечь третью за столиком к разговору, – но та отвечала что-то коротко и еле разборчиво.. и наконец встала.  «Вы извините, я наверно пойду.  Вам же надо поговорить…» – Коля и Юля весело и приветливо смотрели на неё.  ″Я дура″, – сказала себе Алёна и, пожелав всего хорошего, удалилась.

Потом они месяц не разговаривали с Колей. Прежде обычно она ему звонила, а он говорил либо: «Приходи», и она приезжала к нему на его съёмную квартиру, или назначал встречу где-нибудь – иногда в довольно необычных местах, как ей казалось: на опушке леса или у кладбища, или:  «За вокзалом направо – нужно пройти по рельсам до большого здания. Это склад.  Я буду ждать за ним, Там хорошие каменные ступеньки».

И она понимала, что она неправа!.. Но не делала себе труда признаться в чём неправа. (Тем мучалась..)  «Не буду им мешать! – думала она в пылу. – Если бы я была ему нужна, он бы позвонил..»

Он позвонил через неделю.

-Привет. Не хочешь встретиться?  Прогуляемся – хорошая погода.

-Как Юля? – спросила она.  Есть такая вещь как психический мазохизм… где-то писали.  Сопровождется психической слепотой, садизмом (в отношении ни в чём не повинных других), но и предчувствием  ещё больших страданий…

-Хорошо, – ответил Коля. – Уехала. Мы с ней знакомы много лет, раньше я жил в другом городе, и мы виделись каждый день, помогали в чём-то друг другу.,  были почти продолжением друг друга!.. а потом я перебрался сюда. Это особенный человек, очень редкий. .

И она уже была готова просить у него прощения, когда он вдруг добавил – ей показалось, очень жёстко:

-А вот ты сейчас – самый ординарный человек! И не можешь взять себя в руки. Наверно, нам все-таки не нужно встречаться.

-Очень хорошо, – сказала она ошеломлённая (уже заплаканная) и повесила трубку. И ещё три недели они не общались.

 

2

 

Потом она позвонила.

-Алло, Коля?

-Да.

Нельзя не заметить этот диссонанс… – он будто точно такой же!.  а она вот подбирает слова для извинения, объяснений.

-Я…

-Ну-ну?

-Ну, в общем…

-Так что же?

Когда она была уже готова что-то сформулировать, он выпалил:

-В цирк!  Идём сегодня в цирк. Жду тебя в шесть часов справа от купола, там, где шарики продают.

Кажется, мир мог рухнуть, но она не могла не прийти.  Он вручил ей шарик.

-Сначала посмотрим представление, а потом, если захочешь, поговорим.

Она кивнула, что-то блестело в глазах..

Представление было чудесное – она лет с двенадцати не была в цирке; она хлопала и кричала от всей души:  «Браво!»  (но всё отвлекалась – потом смотрела изподтишка на него…)

Помнится, они вышли в тёплый летний вечер – вокруг гам: малыши выражают свои эмоции после увиденного…

-Как хорошо, – произнесла Алёна, вдыхая свежий воздух. Цирк был приезжий, стоял на окраине города, почти в километре от домов и дороги. А ей всё-таки надо было что-то сказать – не делать же вид, что ничего не было!

-Я была неправа? – спросила она Колю.

-В чём?

«В самом деле…»

-В том, что так реагировала, что..

-В чём ты не права? – спросил Коля.

Она была готова говорить, дать любой откровенный ответ – но не понимала его. Открыла рот…

-Забудь про Юлю, она здесь ни при чём. Она  К ТЕБЕ не имеет никакого отношения!  Но почему ты рассердилась? – вот это хорошо понять.

И, закурив, он пошёл вперёд.  Алёна стояла почти минуту, потом двинулась за ним.., побежала..

-Можно взять тебя под руку? – спросила она.

-О, как супружеская пара! – хохотнул  Коля. – Прошу.

И пошли дальше, может быть, выглядя внешне, как супружеская пара, но на самом деле…  Можно сказать так: очень-ОЧЕНЬ близкие люди.

 

После пяти минут разговора о погоде в самых разных угоках Земли, где они вместе или поотдельности бывали, Коля сказал:

-Ещё немного и меня погонят отсюда. Я тоже рад тебя слышать. Правда. Если есть ещё что сказать, говори скорей..

Скорей?  Сколько, сколько у неё осталось?.. Она хотела ему рассказать про вдребезги и вдруг разбитую и лишившуюся направления её жизнь..  Сколько у неё осталось?  Пять минут? две?   Успеет ли она сказать всё?

-Коля, – сказала она. – Я не знаю, как ты узнал, как ты нашёл меня… но это действительно особый случай. Я очень хотела бы поговорить с тобой. Я.. я…

Разъединили, и её сердце оборвалось. Через минуту звонок раздался опять, – но что она чувствовала в этот промежуток?.   «Всё. Конец..  И эта возможность потрачена впустую..  Просто проболтала, просто ″хихи-хаха″.  А что бы он сказал  – ″Что ты ждала от меня?″..»

Зазвонило, и она схватила трубку.

-Мы сможем поговорить завтра, – сказал Коля. – Твой серьёзный разговор не станет менее серьёзным?

-Шутишь?

-До завтра, Лёнка. У вас сейчас…

-Утро!

-Тогда я позвоню днём. Скорей всего. А может..

Что?  Ей показалось, что он сейчас скажет: «приеду».  Этот может. Ей также вспомнился другой её близкий человек (совсем другой) Стив Майрин, который прилетел из Бразилии ради неё… – а теперь, наверно, не захочет с ней говорить.

Она просто сказала:

-Коль, кажется всё разрушено. Я не знаю, как и зачем мне жить..

-В первый ли раз, – тихо прозвучало в трубке. И ей опять показалось, что он жесток. А, может, просто жЁсток, и по- другому нельзя?.

-Всё, – сказал он, – сейчас разъединят. Эти ламы не всегда так приветливы, как кажется. Ну до завтра.

-До..

Тду-тду-тду-ту.

 

          Глава 14

 

1

 

Она рвонула трубку.. – а оказалось хотели Розу.

-Ко…

-Тебе нужно приехать, – сказал Майрин. Голос самый обычный, то есть деловой. – У нас тут фотосессия для тура, так что… Если хочешь тоже попасть в кадр, приезжай. – Сухой смешок  (в трубке слышащийся, как порыв ветра) – может, он не обижается на неё, может наоборот?.  Но…

-Сейчас? – протянула она. На английском это звучит похоже на кошачье «мяяяу!?»

-Конечно. – Он всё-таки чувствовал себя виноватым, это слышалось в особо осторожых и мягких интонациях голоса. Но сейчас это не имеет значения – разве она может приехать.., пусть это хоть сколько важное событие для них!?

-Я не могу приехать, – сказала она своему проюдюссеру и, возможно, ещё бойфрэнду. – Сейчас не могу.

-Не понял тебя, – ответил тот.

Молчание.

-Видишь ли, это не совсем просьба… То есть, я, конечно, прошу тебя, да.. Но – тебе нужно приехать.!

«Как в этом мире всё сложно, – подумала она, вспоминая вчерашний недолгий разговор с Колей – это были сама простота и радость! – Сложно, сложно..  А приехать я всё равно не могу.  Моя жизнь может зависеть от этого звонка!.. Так? – так.  Кстати, может, он сейчас звонит, а линия занята!.. Какой кошмар…»

-Стив, послушай. Я не знаю, поймёшь ли ты меня и на этот раз, но это очень важно. Я… я жду звонка. Понимаешь?  Нет, послушай: мне должен позвонить мой очень хороший друг.  И мне – я просто должна с ним поговорить!. это касается..

-Хороший друг? – спросил какой-то сжатый голос в трубке. – Кажется, я начинаю понимать…

-Да, – произнесла она, хотя отвечать было, наверно, не обязательно.

-Послушай, Роза.. или Алёна (Aljona). Давай серьёзно.. Кстати – готов твой паспорт, тебе нужно зайти в посольство.. но потом об этом. Ты хорошо танцуешь, у тебя действительно большой талант… Но всё-таки есть какие-то отношения, какая-то договорённость… (″в конце концов, предел всему!″ – странно, что он не добавил этого).

Она била кулаком по подоконнику, сжимая в другой руке трубку. Вот сейчас кто-то звонит ей из далекой Азии, из-за тысяч километров пытается пробится, чтобы выслушать и, может, сказать именно то, что ей нужно услышать.., то, чего ей не хватает, чтобы понять… А он о каких-то глупостях говорит!

-…обязательства, – продолжал Стивен. – Я не знаю – имей хотя бы небольшое уважение к людям!. Во всяком случае, ты ещё не такая звезда, чтобы..

Она подумала:  «Если сейчас бросить трубку, он  ещё когда-нибудь позвонит? Выгонят из балета?..»

-Я в последний раз говорю тебе о необходимости приехать. Слышишь меня: это необходимость, если ты хочешь быть в комманде. Да, если уж на то пошло, мне придётся прибегнуть..

Морщась, она уже подносила трубку к ждущим ее телефонным рычагам, слыша всё менее разборчивый шум из неё.  Щёлк! – и трубка на месте (а где говоривший?.)

-Ну давай! – сказала Алёна, обращаясь то ли к чёрному апарату, то ли неизвесно к кому… – Я пошла ради тебя почти на преступление. Давай…

 

2

 

А он так и не позвонил. Она весь день просидела у телефона…

После звонка Стива довольно быстро успокоилась; за окном вышло солнышко, она иногда подходила к окну, смотрела на ярко-белый снег, и проглядывающую сквозь него брусчатку, на машины, автобусы, проходящих людей.. потом отходила от окна и снова садилась в кресло, возле которого на столике стоял телефон.

Она успела изучить его очень хорошо – чёрный и блестящий, старинный, а скорее просто стилизованный; подобран под интерьер, который напоминал, в целом, номера гостиниц из фильмов сорокалетней давности, которых она смотрела немало раньше.  Чёрный апарат молчал.  В какой-то момент она посмотрела на часы – деревянные часы на стене, тоже претендующие на полувековую старость, только одно упущение – тогда таких не было, – и, только посмотрев на часы, она вдруг разволновалась. Она уже три часа сидит здесь у телефона и ждёт звонка!

Тут же желудок улучил момент, чтобы напомнить о себе: она только с утра слегка перекусила, выйдя на десять минут в кафе (ведь он может перепутать время и позвонить раньше!..), на обед – ничего…

Что же такое?

Она встала, начала ходить по комнате. Заказать что-то в номер?..

«Да какая еда! – взвилась она сама на себя. – Еда не поможет мне…»

Да, в самом деле, можно пережить небольшой голод, можно сидеть весь день и, даже не шевелясь, ждать звонка – но  (опять, уже её собственное понимание – все же: то, что он мог бы сказать!) чего ты ждёшь??!  Неужели простой звонок может тебя выручить – просто звонок..? Слова…

-Да!! – говорила она, и опять не хотела ничего видеть. Ей нужно поговорить с Колей, ей нужно всё ему рассказать!..

Что тогда? что будет?  Он даст тебе волшебное средство, которое решит твои проблемы?..  Может, он сможет отменить смерть.?!

«В смерти ли дело? – думала она, сидя уже на кровати, дальше от телефона. – Ты живёшь… Видно, дела жизни тебя беспокоют сейчас!. – а смерть, с ней всё понятно. Или непонятно?»

«Что тебя беспокоит? – спросила она сама себя (уже не первый раз). Всё равно нечего было больше делать; её и уволили уже наверно, вычеркнули из состава группы… ну и хорошо! – Может, с этим и проблема отпала – и мне не надо решать больше: танцевать на большой сцене или нет..»

«А ведь тебе нравилось! – сказало чувство внутри (снова эти диалоги). – Помнишь этих людей, всю атмосферу, энергию действа… Это было великолепно! И хочется еще…»

И вот опять девушка плачет. И говорит:

-Ну теперь уже всё. Не имеет значения. Оттанцевала..

..И плачет ещё пуще.

Телефон молчит, девшка плачет  (светлые волосы касаются простыни), за окном солнце скрылось в серых тучах.

 

3

 

Вдруг: нет, ничего не случилось. Жизнь течёт равномерно, не скачками, отрывками, главами..  А, может, и не течёт она – она всегда здесь! Событие же– когда мы это вдруг понимаем; это действительно случается вдруг.

Она подняла голову – уже не плакавшая, но долго сидевшая, опустив лицо, закрыв его руками. Отняла ладони…  Комната; собирается вечереть. Столик с телефоном у окна. Справа темный шкаф. А вот и ты, сидящая здесь, – вот твоя нога, рука, вот волосок на одеяле. Вспомнилась та девушка, Юля, – всё-таки это была настоящая красавица. Ты же была раньше, можно сказать, самой обычной, даже неприметной девчонкой – пока не начала танцевать. Тогда ты и сама чувствовала особую красоту, лучащуюся из тебя (да – как свет!), – ну и другие, очевидно..  Она ощутила благодарность ко всем людям, которые приходили посмотреть на её танец. Она и впреть будет…

Но разве не поздно уже?

Она встала с постели… «Ты точно во всём разобралась?» – спросил голос внутри. Никто ничего не ответил, девушка сняла трубку и набрала номер, вращая прозрачный, чуть желтоватый (не от старости, а от специальной краски) диск.

-Алло, Стив.

-А, это ты? Извини, я не могу говорить. Мне нужно…

-Майрин, а ну дай-ка трубку! – послышался голос на заднем плане, который можно было сразу узнать – Макс  Пирстон.  – Дорогая… как там тебя – Ал.. Эл.. – Он безуспешно пытался произнести её настоящее имя. Хотя, она вдруг подумала: точно настоящее?

-Зовите меня Роза.  Или Роуз.

-О’кей!  Слушай, Роса, что там с тобой снова происходит? Мой компаньйон сам не свой.

-Извините, что я вас подвела… Это было что-то очень важное для меня. Я не могла прийти.. (Что ещё им сказать?.) Мне было приятно и интересно работать с вами.

-О, – воскликнул Пирстон, – и мне тоже! Ты знаешь. съёмка сегодня сорвалась – певица тоже не пришла; видно, вы с ней…

На фоне она с трудом  различила слова Стива: «…ждали, по-видиму, одного и того же звонка»; и улыбнулась – дуется! Ревнует.  Точно, как она когда-то Колю..  Хотя нет, по-другому, – ведь с Колей они никогда не были парой, он всегда был откровенен с этим, это она порой позволяла себе всякие выдумки.

-Всё переносится на завтра, – сказал Пирстон. – Надеюсь, ты..

-О, я конечно, прийду!.. Обязательно. Всё уже, кажется, решено – то мое личное дело.. А, может, и нет (тише). Но  (громче) обязательно приду! А теперь, можете мне дать Стива?

-Конечно! – Заскрипела передаваемая из рук в руки трубка. Только дыхание на том конце.

-Стив, я тебе расскажу о нём, – произнесла она, улыбаясь; лицо ещё немного саднило от недавних слёз. – Это необычный  человек. Он, как кристал или, может быть, жемчуг, – можно любоваться. И еще он охраняет.. Кстати, он так и не позвонил. Давай завтра после съёки сходим куда-то.  Я плачу!

-Ещё чего! – отозвался Стив.  Через секунду послышался его прорвавшийся смех. – Роза, – сказал он затем, – я должен тебе что-то сказать..

-Что? – она немного напряглась.

-Ты ужасная, никуда не годная девчёнка и бессовестная артистка! – крикнул он громко и весело. – Иногда мне хочется тебя убить.. Слышишь, Роза? Sometimes I realy want to kill you!..  Куда мы пойдём?  Я люблю тебя..

-То, что надо, – послышался хриплый басок Пирстона позади и его свистящий смех.

Когда разговор завершился, она спокойно повесила трубку и пошла вниз перекусить. Есть хотелось ужасно!. Но и передать нельзя – она всё-таки танцовщица.  Действительно.., пока..

 

 

      Глава 15

 

1

Они объехали еще немало стран: Италия, Испания, Франция, Португалия, Чехия, Польша, перед которой были столицы Киев и Москва. График был настолько плотный, что она едва успевала немного отдохнуть между фотосессиями, репетициями, переездами (чаще всего удавалось поспать в поездах, автобусах или в самолёте – в тысячах километров над какой-то еле различимой землей…); когда выдавалась свободная минута, она просто садилась, в номере или где-нибудь в стороне от других, и сидела, наслаждаясь бездействием.

В Киеве она встретилась с родителями.

Она позвонила (первый раз после лондонского концерта) и заговорила чужим голосом:

-Хэлоу! Это мать известной артистки такой-то?  Вы не против, если мы зададим вам пару вопросов для нашего глянцевого журнала?..

-Дочка! – взорвалось в трубке, как буря.  Плакала?  От радости?..   И вдруг всё унялось, мать, сдерживая себя, серьёзно спросила: – Зачем ты мне врала? Скажи, зачем ты обманывала мать?. И…

-Мама…  – Ох, как же эти родители могут наполнить душу сердечной суетой! – хоть не звони им, честное слово.

-И где ты так научилась танцевать?!. – воскликнула мать – и дочка улыбнулась.

– Всё-таки заметила меня. А я-то думаю, отчего ты так волнуешься.

-Я всегда знала, что ты талантливей всех!..

-Может, ты видела случайно – там ещё девять человек, кроме меня.

-Ох, Алёна… – снова плакала мать.

-Я чего звоню. Скоро мы свидимся. Если хочешь, конечно..

-Что? Что ты говоришь? – где?. Не пойму тебя… не слышу!.

-Ми приезжаем с концертам в ваша страна..

-Не может быть!  Когда? где?..

Алёна рассказала ей всё, и через две недели они встретились.

Надо же, родные места… То есть, она не жила здесь, именно в этом городе, но часто бывала – и это сразу узнавалось: место, которое образовало своей прелестью, неповторимостью, особыми законами немалую часть тебя, и, конечно, немалой своей частью, малейшими чертами осталось в тебе, в твоей душе…

У неё был час, чтобы погулять. Чувство странное – и вот в чём странность: будто ничего и не было!..   Н и ч е г о  !!!   Всех этих лет, порывов, сомнений, неизвестности, безумных приключений, разных стран.. Может, она только месяц  назад – ну пускай полгода! – приезжала сюда с подругами пройтись по Крещатику и Андреевскому спуску поесть мороженного на площади, сфотографироваться возле церквей и на набережной.., а потом ездила пару раз с Колей – у них была особая программа: он водил её какими-то особыми местами, которые она прежде почему-то пропускала или даже боялась пойти туда или пригласить подруг; они бродили, останавливались (кажется синхронно и непроизвольно) и говорили о переменах в жизни – сначала их возможности вообще, а потом о чём-то конкретном… Да, это было как раз перед началом перемен, отчаянных, сумасбродных решений, путешествий незнамо куда.. – она, наверно, тогда чувствовала уже.. Было, было. И – ничего не было с тех пор! Тот же самый человек. Если вспомнить.. да, в воспоминаниях много чего теперь, целый киноархив!, и она – в каком-то смысле она теперь другой человек, это правда. Явно – совсем другой. Но идешь по тем же улицам, и это кажется чем-то посторонним: его, это прошедшее прошлое, надо примерять, вытаскивать и ставить рядом с этой видимой действительностью; нужно сравнивать, а значит – не видеть самого по себе, что есть!  Что изменилось на самом деле?..  Она шла и смотрела по сторонам, – неузнаваемая никем, лишь окидываемая иным взглядом танцовщица, та, у которой есть немало поклонников… где-то – но тут одна из толпы. Храмы, машины, лезущие во все норы, те же улицы..; люди – присмотреться к ним. Кажется, и те не переменились.  ‘Вот это дааа.. ‘  (она уже совсем спокойна).

 

2

 

Приехали папа и мама.  Она достала им билеты и вынесла к служебному ходу за полчаса до концерта.

-Сюда, я тут! – шёпотом крикнула она, чтобы не привлекать внимание бродящих вокруг здания фанатов певицы – то ли надеющихся как-то проникнуть внутрь, то ли на то, что их кумирша выйдет и осчастливит их хотя бы своим присутствием.

Мать и отец долго оглядывались, несколько раз пройдя взглядом девушку в костюме космонавта, или ещё чего-то такого, стоящую у двери.

-Мам! – сказала Алёна, – это не смешно, у вас, между прочим, не так-то и тепло здесь..

-Алёна?

-Чтоб меня, – сказал отец.

-Спокойно, это всего лишь мой концертный костюм.

-Доченька, дай же я тебя обниму! – и без всякого согласия у спрашиваемой стороны это тут же было исполнено, причём обоими сразу:  первой накинулась мама, а потом сверху стал ощутим большой и тёплый хват отца. Слышались двуголосые рыдания…

Космическая девушка тоже была готова расплакаться, но с немалым усилием удержалась: макияж!  Отойдя после длинных объятий, они долго смотрели на неё. Мать шутливо ударила её по мягкому месту за все обманы, отец только качал головой.

-Как же ты?.. – сказала мать.

-Мам, долго рассказывать. Мне выходить через двадцать минут. – Она посмотрела на них. – Ну скажите, вам нравится, как я танцую?

-Во! – сказал отец, выпятив большой палец огромной руки. – Но ты мне скажи, они там тебя не обижают – я из газет такое слышал про этот их бизнес!..

-Да, да! – кивала мать, разбрызгивая слёзы, – ужасно это… Уж лучше бы ты была переводчицей. Или продавщией в нашем магазине…

Алёна покачала головой

-Rose! – появился из двери юркий тип с хохлом на голове. – Where you walking?! We are all ready to blow up this town!. And who are those good people? – Он улыбнулся им белоснежной улыбкой. Потом опять прикрикнул на Алёну: – Inward, quickly! Go, go!..

-Two minutes, – сказала она, и человек исчез. – Всё, мам, пап… Идите и занимайте места. Буду сегодня тацевать только для вас!

-А потом, потом?.. – разбитая волнением, шептала мать.

-Уже вечером мы улетаем.., дальше. Я постараюсь., вы.. ждите меня здесь, через полчаса после концерта,. Я постараюсь.. выйти. – Опять нужно было вытолкнуть слёзы – и убегать.

-Пойдём, пошли, Саня, – толкал жену отец. – Давай, Алён! А то ещё опоздаешь на сцену.. – как же без тебя начнут? Покажи класс!

 

3

 

Снова зал, снова апплодисменты… Те же движения – но люди другие, они этого ещё не видели, только кусочками, в рекламе выступления, и не так близко, громко, по-настоящему!  Она танцевала всем и каждому, выкладываясь, как всегда, – работая, вкладывая в выученный образец, который, наверно, уже и среди ночи, разбуженная вдруг, могла бы повторить, что-то своё, живое – не просто тело и энергию, но и сердце (душу?.).

Зал взрывался криками, свистом, шумом рукоплесканий.  Хлопали ли они только певице или всему шоу, за которым стоят десятки, сотни даже людей?  Неважно!. Одну танцовщицу это точно не волновало – она выходила и дарила себя всем.

..А потом на поклон – они все держались за руки, Линдсэй посередине, с обеих сторон балет и музыканты.  Спасибо!!!  Ещё один город.. Какие хорошие люди! Прощайте, может когда-нибудь встретимся ещё.

Занавес закрывается, и только тогда она вспоминает, что там где-то в зале её отец и мать… Как она могла забыть!

Они увиделись ещё раз: ещё на двадцать минут.  Питер, асистент, опять выбежал и подгонял её с экспрессивными жестами и не всем понятными возгласами – им уже надо в аэропорт!., даже на банкет нету времени – как всегда.

-Иди, иду.. – говорила Алёна. – Вот видите? Он говорит, что нужно идти…

-Какой-то неприятный тип, – заметил отец. – Я бы с ним поговорил – так он не поймет.

Мать почти успокоилась, только вздыхала.

-Ой, совсем не додумались купить тебе цветы!. Хоть ты бы, отец, напомнил…

-А что я…

-Да всё равно бы их Линдсэй себе сцапала, – смеялась дочь. – А  я… Мне не надо. Ну?

Какие-то слова, ещё слова…  Подъёхал автобус, танцовщики с костюмами наперевес проскальзывали из служебного выхода… – и она спрашивала себя, уходя, смотря на них через плечо, махая:  «Увидимся ещё?» и  «Что это было?.. Что тебе дала эта встеча?»

Питер затащил её внутрь, сверкнул улыбкой to good people – и дверь закрылась. Автобус выехал, за ним другой;  позже подъедут два больших грузовика, чтобы забрать декорации и  апаратуру.

Двое уже немолодых людей взяли друг друга под руки и молча пошли мимо ещё светящегося здания концертного зала – пешком к вокзалу.

-И всё-таки подумать только! – сказал мужчина, ещё раз обернувшись к ярко освещённому зданию концертного зала оценить масштаб… – Ты понимаешь, что делается?.

Мать промолчала. Она уже, кажется, израсходовала все свои эмоции.. Конечно, она будет ещё много раз вспоминать это выступление и эту встречу в Киеве… – но теперь было так тихо у неё в душе. Лёгкий прохладный ветер самого начала весны с трудом шевелил взятые в плен лака волосы, вокруг шумел незнакомый вечерний город – он, этот город, и не знал, что её дочь, на самом деле, – великий человек!   И пускай.  Она-то знала..

 

 

      Глава 16

 

1

 

Концерт, завершающий тур, в Германии. Утром этого дня Стив (который то присутствовал с ними, то куда-то уезжал) освободил её от разминки и репетиции и повёл в ресторан. Там их ждал Пирстон. Он улыбнулся, но видно было, что предмет будущего разговора не очень его веселит.

-Тебе что? – спросил её Стив.

-Я уже завтракала.

-Ну хотя бы выпей чаю..

-Ладно.

–Девушка, чаю, мне кофе, а этому джентельмену…  Что тебе, Макс?

-Я и сам могу сделать заказ, – произнёс тот, всегда пытаясь шутить, хоть в иных ситуациях это выходило довольно жалко. – Кофе, – сказал он. – Покрепче.

Дождались, когда всё принесут, потом Пирстон, беззвучно перемешав свой напиток, сказал:

-Плохие новости, Роза. Слушай, так хочу научиться говорить твоё настоящее имя! – скажи поразборчивей..

-Макс! – сказал Марвин из-за своей чашки, – говори уже.

-Ну… Мы тебе обещали сольное шоу. Я уже всё продумал – это было бы действительно нечто! Мы подключили бы, разумеется, и других танцоров, но ты была бы прима!. У тебя, должно быть, есть немало идей своих номеров? – Не дав ей ответить, он продолжал: – Были бы лучшие постановщики – мы бы все твои возможности показали зрителю!.. – а к тому же свет , звук, спецефекты…  Ты знаешь, один номер, у нас практически готов. Специально для него написана музыка!  Это должен был быть сюрприз для тебя…

Пирстон поник головой. Теперь она видела сердце этого человека. В его сердце было шоу. Да, и деньги, конечно, его занимали –  они влекли его, стимулировали, обеспечивая непрекращающееся вдохновение – но трудно сказать мог бы он зарабатывать как-то иначе. Это был  ″show-maker″ – тот, кто делает  шоу…

-В общем, – сказал он после паузы и большого глотка кофе, – всего этого не будет. По крайней мере, пока.

-Главный спонсор ушёл, – объяснил Стив. – Мы, конечно, будем искать, заинтересовывать, но… Ты понимаешь, это трудно, потому что никто тебя не знает..

-Им бы наше видение!  – вставил Пирстон, смотря на Марвина. – Я например, вижу будущее этой девочки во всех его сверкающих подробностях..

Он говорил с досадой, а «девочка» удивлялась про себя: сама она не видит своего будущего, этот же человек утверждает, что видит. Хотя теперь, надо полагать, что  это будущее откладывается.

Девушка выглядела спокойно. Что ей на это сказать?  Продюссеры посматривали на неё из-за чашек, вздыхали.., она тоже стала пить свой чай. Отличная посиделка в кафе!

-Что ты скажешь? – спросил Стив. – Что думаешь?

-Думаю, что нужно хорошо выступить сегодня вечером.

Шефы переглянулись.

-И это всё?

Она будто задумалась.

-Кажется, да. Ну раз мне уже не нужно будет выступать, я, быть может, поеду домой и смогу провести некоторое время с родителями…

Губы Пирстона шевелились, беззвучно проговаривая что-то; Стив чесал затылок.

-Но ты, по крайней мере, не теряй формы и не исчезай, – сказал Пирстон, поглядывая на молодого коллегу. – Держи с нами связь..

-Хорошо.

-Ну тогда…

-Счёт! – крикнул Стивен – так громко, что все посетители ресторана повернулись к нему.

-Да, – тяжело выдохнул Пирстон. – Счёт..

 

2

 

Как это называется?. – когда всё постоянно меняется.., когда нельзя наметить даже маленький маршрут, потому что, не успеешь пройти и нескольких шагов, как нужно будет сворачивать совсем в другую сторону… Есть ли этому название? ..И хорошо, если не очень приготовился, не всю душу свою обратил к той цели – ведь ноги твои повернут (не биться же в стену!), а сердце будет страдать:  смотря туда, не веря, цепляясь..

Что это??

..Это случилось прямо на концерте.  Номер, когда звезда ушла переодеваться,  и минут пять только баллет танцевал на сцене, в ритмично вспыхивающей  (почти как в грозу) полутьме. Музыка ударяла барабанами, завывала соло-гитара, по сцене летали, то появляясь, то исчезая, человеческие фигуры в лаковых чёрных костюмах… В самом конце сцена заливалась красным и белым светом и несколько фонарей проходились по залу, с первых рядов до последних. В этот самый момент (она танцевала с двумя другими в первой линии у самого края сцены), когда фонарь вспыхнул и из темноты появились головы и лица – она увидела их…  Они сидели рядом, она сразу узнала обоих. Чуть не сбилась от неожиданности – но номер уже подходил к концу, – оставалось резко повернуться назад, пройти к центру сцены и, опять резко повернувшись, на всплеске музыки и софитов, замереть.

Следующий номер она не танцевала, и всё думала, сердце её трепетало: как же так?  Оба здесь!!.  Присутствие одного волновало – «зачем?», – другого – было готово поразить (уже поражало!) всегдашней и в то же время небывалой радостью…  Но само то, что они оба здесь и вместе, – это кажущейся странностью своей тормозило оба впечатления…

В первом ряду, прямо посередине – нет, чуть слева… – сидели рядом Коля и Айзэк.  Её Друг и её любовник – один из них, но, конечно, чем-то особенный..

Оставшуюся часть программы она высматривала их, и иногда видела, когда свет падал на переднюю часть зала и она могла смотреть туда. Они сидели и внимательно наблюдали, и…  Лучше всего можно было видеть в перерыве между песнями, когда всё освещалось, – они хлопали ей. (Только ей – смотря на нее одну, ей улыбаясь, тогда как глаза других зрителей были, чаще всего, обращены в сторону певицы.)  О да, это они!.. – это ты, Коля (хотелось крикнуть ей… Взять, что ли микрофон, или соскочить со сцены, бросится к нему.. Всё только в мыслях. Но они смотрели друг другу в глаза! – и она чувствовала то самое, его особое присутствие..)  И милый, чуть смешной Айзэк, арабский миллионер, – его она тоже, неожиданно для себя (тогда просто ушла, не задумывась, затем ещё одна короткая встреча..),  была рада видеть.  Впрочем  это это было несравнимо с радостью видеть Друга.

На последнем долгом поклоне она всё смотрела на них, согнувшись и подняв голову.. Айзек встал и апплодировал ей – она поклонилась ему персонально, сделала реверанс, – потом они с Колей начали обмениваться жестами, или точней она пыталась спросить только при помощи лица и неопределённых взмахов рук:  «Как ты здесь? Как ты тут оказался?!» – он же только улыбался, пожимал плечами и хлопал.

Певица ещё говорила со зрителями, благодарила, называла поимённо музыкантов, потом балет…  «Роза!» – сказала звонко Линдсэй – и, всего на долю секунды замешкавшись, наша Роза выбежала на середину, сделала пируэт, вспомнила: улыбнулась всем и поклонилась…  Зал апплодировал, кричал, посвистывал – и ей!

 

3

 

Она блуждала за кулисами в странном состоянии, когда они оба предстали , все еще невероятные, сказочные.  Они шли к ней, и тут появился третий..

-Роза! – кричал Стив, почему-то очень радостный.

-Юга! – говорил дрожащим голосом Айзэк,  подходя.

Коля усмехнулся.

-Роза Юга? – сказал он по-русски. – Очень красиво.

Она смотрела на них всех…  Странно, она никогда раньше не соединяла эти два имени! А так выходит как будто что-то новое.., только она из-за эмоций не могла понять этого нового смысл.

-Роза, – говорил Стив, – у нас хорошие новости!

-Юга, – остановился перед ней Айзэк. – Извини, но я всё-таки нашёл тебя. Кстати, этот человек мне помог, – он кивнул на Стива и поздоровался с ним.

Тот, увидев его, засиял.

-О, мистер Байрѝ!. – Очень рад вас приветствовать! Позвольте вас познакомить. Это Роза.  Роза, а это Айзэк Байри.  Он и есть наша хорошая новость, – шепнул он ей на ухо.

Она хотела одного – чтобы эти двое не растерзали её с обеих сторон; она посмотрела Колю – и уже один взгляд его её выручил.

-Коль, – спросила она, сразу забыв о других, на непонятном для них языке, – скажи мне, скажи…

Она хотела спросить: «Ты что, волшебник?» – но слова терялись, пролетали мимо..

-Ты извини, что тогда не позвонил, – сказал Коля, кажется с затаённым лукавством. – Там в Тибете, знаешь, со связью настоящая беда. Вот я, в общем-то, прилетел, чтобы извиниться.

-Ты… что?! – Трудно было различить, где он шутит, а где говорит правду. Она смеялась. Ей хотелось его обнять – но тут были ещё двое, она не знала, что они хотят, что ей говорить им, улыбнуться или сделать вид, что слушает..  Она нашлась:

-Господа, это Коля, мой очень хороший друг.

-Так он реален, – сказал Стив. – Я думал, ты выдумываешь.

-Мы уже знакомы, – сказал Айзэк. – Наши места были рядом, и мы перекинулись парой слов перед концертом – оказалось, что мы оба знаем тебя лично и пришли именно ради тебя!

-Ах лично… – пробормотал Стив. – Ну понятно.

-Слушайте, мне нужно!.. – Она хотела как-то развести их, каждому дать что-то, своё внимание., а лучше немножко новой радости – и надежду сильнее, чем знание: все всегда выходит хорошо… (Но она не знала, как об этом сказать.) – Мне нужно переодется! Да. Стив, пойдём со мной.. расскажешь мне свою новость – а вы, – этих можно было оставить дальше общаться между собой, – вы подождите меня где-нибудь… Мы обязательно поговорим!.

-Тут рядом ресторан, будем ждать тебя там, – сказал Айзэк.

«Как мне надоели эти рестораны!» – хотелось ей сказать. Но это уже лишнее, скоро всё, кажется, встанет на свои места.  Эта двойная встреча вряд ли случайна – должен быть какой-то исход!

-Пошли, Стив! – схватила она продюссера за рукав. Гость из Тибета и чернявый с белозубой улыбкой и, как и в прошлый раз, в белом костюме миллионер помахали ей и пошли прочь.

Что-то обязательно должно случиться!

 

 

     Глава 17

 

1

 

″Что рождено – умрет;

Что было собрано – будет рассеяно;

Что накоплено – будет потрачено;

Что построено – рухнет;

А что было высоко – будет низко″.

из древнего трактата

Но:

 

″Живи таким образом, каким тебя хочет видеть существование. Сама твоя жизнь должна быть настолько полной и интенсивной, чтобы факел жизни был подожжён с обеих концов. В этой самой интенсивности ты узнаешь, что затронул нечто от вечности. И если ты узнал это в жизни, в смерти ты найдёшь ещё более глубокое подтвеждение этому факту ″

Ошо

 

 

Но разве всё уже не случилось?  Разве оно уже не перед тобой – и не только перед, но и везде, в том числе в тебе…  Это самое главное, на фоне которого всё преходяще, хоть вдруг, хоть постепенно, не так важно. Просто потому что преходящее, это уже почти ушедшее. Жизнь, словно узенькое окно на улицу, вровень с полом, – ты видишь прохожих… Но только один миг!  Вот чья-то нога в сапоге появилась слева – кто-то вошёл в твой мир.. – но вот уже подошва на другом сапоге спешит скрыться за другим краем окна –  раз:  и никого нет. Ты всё сидишь и смотришь, и, может, цепляешься за идущих мимо – вдруг кто остановится… Некоторые останавливаются около твоего окна; наверно, они и не знают о тебе – или думают, что знают (смотря на окно, на здание – «Тут такой-то живёт!», – запоминают фасад…), может, и ты думаешь, что знаешь себя..  Кто-то постоит у окна, выкурит папиросу, или двое – будут болтать о делах… но, скорей всего, те же дела погонят их дальше, а тот выбросит окурок и уйдёт; а, может, это будет прекрасная барышня, остановившаяся, чтобы поправить чулочек, – «Никто не видит меня здесь? Ну и хорошо». Поправит и тоже уйдёт.  А ты останешся смотреть, ожидая новых прохожих или, может, поняв наконец…

 

-Что? – переспросила она.

-Говорю, – ответил Коля, разгибаясь с берёзовым листочком в руке, – что тут почти так так же, как в том месте, откуда я прилетел. Близость города, конечно, чувствуется – и дело даже не в шуме дороги, который здесь можно услышать, если прислушаться, и не в этих людях, – указал он взглядом на немногочисленных других посетителей парка Мюнстэна – одна семья сидела вокруг скатерти с привезёнными лакомствами, и ещё парочка, медленно прогуливалась, взявшись за руки, ниже по склону.  Коля с Алёной шли по верхней тропинке, откуда был спуск к алее дубов (под которыми устроилась семья) и было видно спукающееся ещё ниже на запад и заливающее всё до горизонта огромное жёлто-красно-зелёное пространство из крон_.… – настоящий большой лес, называемый парком.

-Хотя и то, и другое тоже, – сказал Коля, – это место для прогулок, для временного отдыха. Ясное дело, что эти люди не останутся здесь! – и этот шум дороги напоминает им… о городе, о той жизни, от которой нельзя уйти, а можно только на время улизнуть, чтобы отдохнуть, прийти в себя, упорядочить мысли.

-Ты же ушёл, – сказала Алёна. – Да и у меня давно нету дома, не говоря уже о каком-то постоянном образе жизни..

-Можно уйти, – улыбнулся Коля, вертя листок. – Это они думают, что нельзя. Они думают:  «Там моя жизнь».  Вот это их и держит.  Из-за этого их мир так скуден, даже пространственно: по большому счёту, это те дороги, которыми они ходят на работу и обратно, и иногда в кафе, ресторан, иногда к друзьям или по какому делу… – ну и иногда вот такой скачёк: тихая лесная поляна за городом. Обустроенная властями специально для пикников, – добавил он, наверное, это тоже имело значение.

-Разве это плохо? – попробовала она вступиться за людей – глядя, как веселится там под дубами семья и как мирно гуляют по засыпанной прошлогодними листьями тропе влюблённые. А, может, просто ощутила надобность продолжить таким образом разговор, его ритм – как музыкант в коллективной импровизации ощущает, что вот сейчас должна быть его партия.. С Колей-то всё равно нельзя спорить,- он не станет спорить с тобой – он просто скажет, что видит, и всё. Вот например:

-Не плохо, – сказал он. – Я что, говорю «плохо»?

-Мне показалось, что ты осуждаешь их образ жизни.

-Я не осуждаю. Но они сами себя приговаривают к скудости… к малому, когда доступно большое. Когда доступно всё!  Своим выбором, который я, конечно, невправе осуждать.. но иногда это грустно.

Он остановился и присел на бревно под деревом; она села тоже, рядом.  Место высокое, удобное ольшое бревно, и отсюда часами можно было смотреть на небо (теперь светло-серое) и на зеленый простор деревьев под ним..

-Я не называю какой-то образ жизни плохим, а какой-то хорошим, – сказал Коля после минуты молчания. – Но мне кажется, если бы они увидели сколько теряют из-за своего убеждения, они сами бы назвали его скудным­ и даже, возможно, неверным. И дело не в том, – поспешил сказать он (хотя она спокойно сидела, не возражая, а смотря на прекрасную картину, открывающуюся перед ней), – не в том, чтобы без конца путешествовать, бросить дом и т.д.!  Мир велик и прекрасен, но если ты не увидишь всех этих мест, это ещё не катастрофа…

-А что же катастрофа? – спросила не поворачиваясь Алёна. (Чуть заметно улыбаясь – Коля иногда мог долго рассуждать о других, которые так мало и неполно живут.. Стоило только зацепиться – эта тема, одна из немногих, его заводила…  И она сейчас снова узнавала своего родного Друга.)

Коля не ответил, а спросил другое:

-Лучше скажи о себе. Тогда ты так хотела со мной поговорить. Откровенно говоря, я мог тебе позвонить – там возникли некоторые трудности: была буря и мул не хотел идти… Но это мелочи. В конце концов, я был в городе. Но я подумал:  не знак ли это? Ведь она переживёт то своё?.. Как раз в этот момент из-за тучи проглянуло солнышко – и я подумал:  Конечно, переживёт!

-Я не рассердилась на себя, – ответила она. – Но было ощущение, что последняя опора, на которой держалась моя жизнь, трещит и…  Я уже не видела, за что мне ухватиться, кажется, ничего не осталось. И всё этот городок на обочине дороги!..  Но он мне напомнил, и я до сих пор благодарна ему.

Трудна, наверно, было разобраться в этих обрывках переживаний, воспоминаний.. Коля спросил:

-Ну и как тебе без опор? без конструкций, которые ты считала своей жизнью, – и которые рано или поздно всё равно должны были затрещать и – рассеяться, словно дым.?

Алёна улыбнулась, потирая выглядывающие из-под комбинезона колени., смотря в пустоту…

-Да, разрушилось, – поизнесла она. – А я осталась. Можешь представить?

-А то, – кивнул  Коля.

Они снова молчали. Коля смотрел на бело-зелёный простор, девушка, опустив голову, о чём-то думала или вспоминала. С того места, где они сидели, уже не было видно людей, только еле слышный шум дороги откуда-то сзади и справа…

-Я о той деревне, – сказала она. – Это меня так ошеломило! Жизнь вдруг перестала нести какой-то смысл.. Вот же я совсем недавно была счастлива – и вдруг…

-Счастье есть само по себе, – сказал Коля, – чтобы оно было, не нужна цель.

Она посмотрела на него поражённо – хотя ещё не совсем  понимая, чем..

Она продолжила (всё не отпуская эти его слова):

-Всё сразу преобразилось. Может быть, это ужасно – но вокруг были только мертвецы… я видела одних мертвецов!

-Ты не первая, – засмеялся Коля. – На Востоке знаешь как говорят: «Ты родился мёртвым» или ещё так: «Всю жизнь ты носишь свой труп на плечах». Если бы здесь сказать что-то такое, тебя посчитали бы сумашедшим – а там это, по крайней мере, религиозная традиция. Но, может быть, там не намного больше людей, которые действительно осознают и принимают свою смертность.  Говорят больше – но говорение это чепуха!

-Мы же говорим..

-Если мы перестанем говорить, тебя всё равно не покинет это чувство, это ясное знание, что всё когда-то прекратиться. И мне известно это, думаю, не хуже.

-Наверно, это данность, – вздохнула она. – Просто нужно это принять и не бороться с этим.

-Есть что-то ещё, – сказал он. – Пойдём дальше?

Они осторожно спустились с пригорка (справа был обрыв) и пошли между сосен, хрустя шишками и сухими ветками, попадающимися под ноги.

-Иногда я совсем забываю и становлюсь такой, как прежде, – говорила она, смотря вниз, чтобы не зацепитья за что-то, не упасть.. – Вот хотя бы этот тур. Я была в делах, в танцах… Почти всё время! Мне приносили удовольствие мелкие вещи – шоколадная конфета, полчаса простого отдыха, ничегонеделания, или… поцелуй мужчины. Иногда стакан воды, иногда полёт птицы за окном… И этот ритм, в котором я жила, – я, хоть и уставала, но чувствовала себя в нём, как рыба в воде! Перед этим последним концертом я думала, что готова ещё раз объехать те же страны, даже весь мир и повторить всё снова… однако теперь, когда всё закончилось, я рада. Я рада отдыху, праздности; у меня начинают появляться снова планы: куда бы поехать, что посмотреть, чем заняться, на что потратить заработанные деньги… Или, в самом деле, отправиться домой?!.

Она обернулась, может, думая, что он ей ответит или хоть даст совет… но его не было.

-Это понятно, – послышался голос с другой стороны. Она обернулась и увидела его спереди. – Но ведь это тоже движение, маятник – ты отдохнёшь, устанешь от своего ничегонеделания и тогда тебе снова захочется ритма, стремительности… Всё это ясно, само собой. Этот мир и не может иначе.

-И всё это уйдёт, – добавила она. – Значит это неправильная жизнь?

-Я же говорю, – отвечал Коля, пробираясь выше по шишкам; она пошла за ним, – что можно по-разному, но по-другому нельзя!  Здесь  по-другому нельзя.

-А где можно? – наивно спросила она, опять смотря под ноги.

-Нигде! – раздался спереди смех.

Она остановилась и посмотрела на спину впереди идущего. Ей казалось, что у них серьёзный разговор… – но тут же отошла. Нужно знать Колю, он редко говорит просто так и никогда не шутит впустую.

И он сказал вдруг, остановившись и резко обернувшись к ней:

-Всё это будет качаться, пока не остановиться!

2

 

-Не пойму.. – произнесла немного ошеломлённая резкостью или внезапностью. – Хотя, – через секунду нашлась, – я могу это понять. Конечно: это смерть. Эта жизнь будет продолжаться, пока не закончится. Это мне понятно, – вздохнула она.

-И это тебя устраивает?

Спросив, Коля повернулся и пошёл дальше – а дальше чаща всё сгущалась, тропинки давно не было совсем никакой… Ей ничего не оставалось, как пойти за ним.

-Что это значит? – говорила она, отставая, смотря под ноги и стараясь не упускать проводника. – Пусть это и совсем не устраивает – что же могу я сделать?.. По-моему, мы все здесь обречены..

И с этим она налетела на него во второй раз. Теперь уже буквально, уткнувшись, вдруг.

-Вот именно, по-твоему! – сказал Коля, стоящий перед ней – невыский, но теперь кажущийся гигантом. И пошёл дальше.

-А по-твоему? –спросила  чуть язвительно, уткнув руки в бока.

Он молчал.

«Тоже мне великий философ! – подумала она. – Вот сейчас, если грохнется с обрыва, так думать не будет…»

Коля сказал:

-Я тебе предлагаю сосредоточится на этой неудовлетворённости – если она есть.  Она тебе может что-то дать.. Или привести к чему-то.

-Хм, – сказала Алёна. – К чему, интересно?.

И вдруг деревья кончились, и они вышли на площадку, с которой кажется открывался весь мир!..  Странно, а она, кажется, и не заметила, что они всё это время поднимались. Теперь они стояли на вершине самой настоящей горы. Лес, бо̀льшая его часть, остался справа и позади, за спиной, и никаких людей и человеческих звуков больше не было (кроме тех, которые они двое с собой принесли), но только большая каменистая площадка, а за ней повисшие в воздухе тяжелые и изящные горы.. И, конечно, небо, серо-белое, сине-белое, чистое.. Горы и небо. («Подумать только, какая красота, может быть – совсем рядом с городом., где о таком и не подумаешь!» – быстро пронеслась мысль.)

-Кто знает, к чему, – тихо сказал Коля – и она услышала, хоть красота полностью владела её душой и ветер (появившийся, кажется, только теперь, вдруг) шумел в ушах; но слова мало что значили и непонятно к чему сказаны, и…

Горы и небо. Даже себя по времени теряешь во всём этом…

-Теперь я тебя понимаю на счёт Тибета, – сказала она, когда, кажется, душа не могла уже больше впитывать, и она, отвлёкшись, снова обрела дар речи.

Она оглянулась, но Коли опять нигде не было.  Она вздохнула, хихикнула про себя: «Ох уж этот…»  и опять обратила взгляд к чуду, которое показывал ей даром и от души этот несовершенный, преходящий, но – хотелось сказать «совсем не безнадёжный» – мир…

 

3

 

Обратно пришлось возвращаться одной. Она крикнула его имя пару раз, но никто не отозвался, и она пошла, не так же, как шли сюда, а в другую сторону, интуитивно угадывя  тропинку, – и, как ни странно (ей было, хотя глубоко в душе она была спокойна и уверена), вскоре вышла на дорогу.  Справа на другой стороне была табличка с надписью на немецком – по цыфре она поняла, что находится на таком-то километре дороги. Это было почти в двадцати километрах (!!)  от места, где они вышли из такси и медленно пошли по вытоптанной дорожке мимо щита «Staatlich  Park de Munsten», а потом начали углубляться в лес…  Что ж, у неё есть вот здесь немного денег – она потрогала карман и это подтвердилось, – так что добраться до города и до гостиницы будет нетрудно. Вот машины проезжают мимо то и дело… – но она не спешила поднимать большой палец, чтобы поймать попутку.

Такая хорошая вышла прогулка;  странное её окончание – но с Колей всегда так было, она едва ли удивилась. Он мог бросить её где угодно, а потом неожиданно появиться. Может, он хотел ей что-то сказать этим..  Или просто играл (это лучший вариант, если не можешь понять, что или зачем).

Она медленно брела вдоль шоссе туда, где должен был быть город, – да, конечно, обратно в ту жизнь, к людям, ко всем отношениям; там она нужна и… наверное, они ей нужны тоже. Наверно только так: одно и другое. Вот хотя бы зрители – для кого бы она танцевала, если бы их не было, если бы она жила, например, вот в такой глуши, через которую только что продиралась, одна… А?  То-то!  Она им может что-то дать, а они.. подтверждают хоть какую-то её надобность здесь. И не только…

 

Айзэк дал согласие финансировать шоу.  Марвин обратился к нему совершенно случайно, как к одному из возможных спонсоров, – он рассказывал о какой-то перспективной девушке, о замечательной идее, которая несомненно принесёт щедрые… Во время разговора взгляд потенциального спонсора упал на буклет, принесённый этим человеком. До этого Байри и не слушал почти, он редко вкладывал деньги в шоу-бизнес, очень, очень редко, – но когда увидел девушку на фотографии… Всё ему стало интересно. Он попросил начать рассказ сначала (Стив пожал полечами и стал повторять заготовленные фразы), слушал очень внимательно, с совершеенно изменившимся лицом, потом расспрашивал долго про эту перспективную танцовщицу… Да, несомненно, это Юга – его чудесная жемчужина, которую он нашёл на берегу моря, сиянием которой был ослеплён и даже не думал, что она будет к нему благосклонна, а она подарила ему незабываемую ночь.. и не поблекла после этого, как это обычно бывает. Это было неповторимо, чудесно!  Да, это она. Он искал её, но всё не получалось, даже его деньги не помогали, – и  теперь, волей свыше…

-Я очень заинтересован вашим рассказом, – сказал Айзэк Байри (всё не отпуская цветные картинки с лучшими моментами из ее танцев). –Я хотел бы увидеть всё, что вы так расписываете, воочию.

-Это можно, – сказал Стив, почему-то ещё не веря; для него это был просто ещё один вариант: случайно он узнал, что крупный бизнессмен приезжает в тот же город, в котором он был тогда (и где провалилась встреча с ещё одним вероятным спонсором), и, хотя Стив был уверен, что этот человек и слушать не станет, всё-таки пошёл .

– Она сейчас танцует в балете одной певицы. Заключительный концерт в Германии – в часе лету отсюда. (Они сидели в кафе,  недалеко от Парижа). –Если хотите, я вам застолблю билет в первый ряд?

-Непременно!

И вот теперь всё сбудется: шоу, по всей видимости, быть!.. Но Стив понял, что араб неспроста заинтересовался этой девушкой, – не просто танцовщицей и его подопеченной, но его девушкой., его любимой, с которой теперь все сложности, которые возникали прежде, кажется, были разрешены, и они ладили теперь и в отношениях, и в работе… – так вот, получается, они знакомы, и кажется не просто шапочно, может быть, они…  И что же (думал Майрин), будет ли миллионер претендовать на неё? будет ли это его негласным условием?.. Может поискать другого спонсора?

Но он знал, что это  маловероятно – что найдётся другой. И этот согласен, наверно только потому, что она для него… – да, кто?!! Стив терзался, редко перед ним становились такие выборы, – но в конце концов решил, что шоу важней. К тому же обо всём уже знал Пирстон, а он тоже верил в Розу и не упустил бы этого шанса ни за что в жизни.

«Что делать? – думал Стив. – Вот, кажется, это и случилось – я теряю тебя. Роза…  Но разве я не предполагал?  Да, да. И ты не очень-то будешь печалиться..  Что же – это твоя судьба, это твоя великая возможность, я не могу забрать её у тебя. Наверно, ты станешь звездой.. и мне уж точно известно – ты этого заслуживаешь!.»  И, передав все дела, связанные со спонсорством и новым проэктом Максу Пирстону  (который так и лучился воодушевлением), Стивен уехал. На родину, в Англию, а потом снова по миру – это же его работа: искать таланты, а потом убедить и других людей, что эти найденные в пыли беззвестности действительно могут сверкнуть, как алмазы (к сожалению, часто бывает именно так – и только иногда надо не убеждать, а всего лишь ПОКАЗАТЬ).

Перед отъездом было странное прощание. Она не знала, что они видятся, наверно, в последний раз.. Нет, они ещё наверняка – он был уверен, – встретятся когда-нибудь, наверняка не раз пересекутся их пути – это ведь, как говорят, «одна кухня»… Но, в каком-то смысле, эта встреча последняя…

-Я уезжаю, – сказал Стив.  Они были тет-а-тет, в холле отеля ранним утром.

Роза кивнула.

-Попрощаемся? – сказал Стив.

Они обнялись.

-Уже сейчас уезжаешь? – спросила она.

-Да… Дела! – он засмеялся. Она посмотрела в сторону. И сказала неожиданно:

-Мне было хорошо с тобой, Стив. И ты мне очень помог. В самом деле. – Неужели она знала… чувствовала, что навсегда?! Да нет – он не верил в такие чувства (хотя сам не раз полагался на интуицию). Он очень хотел сохранить факт прощания в тайне… А она добавила шутливо: – Если буду писать автобиографию, посвящу тебе немало страниц.

-Да.. – Стив кивал. Даже не думая о том, чтобы сказать главное, что томило его сердце. Он вобще редко говорил, что у него на душе, – наверно, воспитан не так – всё в себе. Ну что ж, это верно, может быть – если дело касается другого человека и твоего горя, которое ты мог бы на него вылить…

-Пока, – сказал Стив, встал и взял пальто. «Нет, не вериться, что больше никогда..» Что-то утешало: “Смотри, это обычная девушка.. О чем ты горюешь?”

Она сидела и смотрела на него снизу. Взяла его руки на минуту в свои..

-Пока, – сказала она, тоже встав и отступив в сторону лестницы. – Ты иди, а я останусь здесь.. – Она как-то по-ребячески улыбалась.

-Хорошо. – Он последний раз оглянулся на неё и – с мыслями, уже нахлынувшими бурно воспоминаниями, чувствами… невидимым наполнением души (а так – просто шагающий куда-то молодой и элегантный мужчина) – ушёл..

 

4

 

-А вы уверены, что я вообще буду танцевать? – спросила она их.

Два гения коммерции, каждый в своей области, но во многом похожи, смотрели на неё во все глаза, впрочем по-разному – Пирстон с улыбкой, прямо не касающейся её, отрешённой, незрячей: он был целиком в своих идеях, его шоу уже развёртывалось в голове…; Айзэк же, формально пришедший чтобы обсудить детали будущего контракта (хотя уже согласный на всё) смотрел именно на неё, ловил каждое мгновение её присутствия…

Никто не ответил на её вопрос.

-Макс, – сказал фамильярно Айзэк продюссеру, – я хочу, чтобы эта девушка сама всё решала… Слышишь? Я верю в неё, в ней – нечто особенное.  Это моё главное условие.

-Разумеется, – с блаженной улыбкой ответил Макс. –Пускай делает, что ей хочется. – И при этом, конечно, он продолжал прорабатывать в уме детали того, «как всё должно быть».

-Я вижу в ней то, что всколыхнёт мир… – бормотал Байри.

Девушка покачала головой и стала есть ложекой своё мороженое с ананасом.

-Я не сказала «да», – помахала она ложкой перед их лицами. – Есть очень важный вопрос, который я сама должна для себя решить..

-Что за вопрос? – развёл руками в полной готовности решить любой из них Байри (и жестом своим чуть не задел Макса – хотя он наверное бы не заметил).

-Он касается только меня, – ответила девушка.

-Ага, – черноволосый человек в белом костюме кивнул: всё это девичьи штучки – ничего серьёзного. –Мистер Пирстон, – обратился он к партнёру, – у тебя готовы бумаги?

-Всё готово! Надо проехать в мой офис и там, мы там… – Он уже махал официанту, одновременно вставал и нащупывал плащ. – Мы всё там..

Алёна ела мороженное.

-А она? – спросил Айзэк. – Ей не надо с нами?

-Нет, – улыбнулся по-отечески Пирстон. – Пускай кушает. Формальности обождут её сколько нужно…

-Кушай, – произнёс Айзэк страстно, глядя на неё, – и, заплатив, они ушли.

«Шуты», – подумала Роза Юга – и вдруг вспомнила тот городок, где она танцевала на берегу для небольшого количества людей… Вот чего бы ей хотелось теперь! Там её любили, там ей всегда бали рады – и там она видела каждого, и в самом деле только она решала, что ей и как делать,  то была волшебная возможность: она была свободна – и в танце, и в той жизни.

Что же.., какой сделать выбор?.. Ей снова нужно поговорить с Колей. Появится ли он снова для неё?.

 

 

     Глава 18

 

1

 

-Тебе ещё не надоело меня спрашивать? – спокойно произнёс Коля, возлежащий на непокрытом матрасе в месте, которое он называл гостиницей, но больше похожем на хилый приют. – Делай что хочешь!

Она (с трудом разыскавшая его) всё осматривалась: трещины на потолке, отклеившиеся обои; из окна дует, но пока ещё терпимо –а как тут можно жить зимой?..  Наконец, насмотревшись и наудивлявшись, спросила:

-Скажи, как ты попал в первый ряд?

-Всё можно, – как всегда неопределённо, ответил Коля. – Было бы желание. Вот ты тоже не думала, что будешь выступать на сцене… – Это он её возвращал к вопросу, который наверно всё же надо решить. И заметил будто между прочим:

-Завтра я уезжаю обратно..

-И ты?..  – Она сначала встала, сделал шаг к нему, не понятно для чего.. затем остановилась. – Помоги мне.. пожалуйста! Ведь ты же не зря сюда приехал. Ведь ты же хотел.. – и теперь вот ты здесь.  Для чего??.

-Это ты хотела, – уточнил Коля. – А моё дело – помогать.

-Если бы не хотел, не приехал бы! – сказала она сперва; а потом: – Ну так помогай!  Я же прошу тебя о помощи!..

-Я то и делаю – говорю тебе: решай сама..

-Вот спасибо! – она отвернулась к окну. – Отличная помощь.. будто я сама не знаю!

-Тогда зачем ты меня звала? – кажется, был не очень серьёзен Коля. – Из Патанга до Лхасы не так просто добраться… Ехали почти на всём, что только можно придумать в качестве транспорта, – на ослах, на верблюдах, на гремящем, как адский концерт, джипе.., на лошади наконец. И всё только чтобы позвонить тебе и спросить, как у тебя дела!.

Она, хмурясь, оглянулась на него через плечо.

-Но ведь легче же стало! – развёл руками Николай.

Нужно было согласиться:

-Легче. Но теперь мне опять сложно..

– П о ч е м у ?  –  продекламировал друг.

-Ну я же тебе говорила: этот говорит.. а я… и он…

-Ну это понятно. А по сути?

-Не могу выбрать, – сказала она, садясь, голосом маленькой девочки –не гримасничая,  а так же беспомощно, как часто бывают дети.

-А нужно ли выбирать? – спросил Коля.

-То есть как так… Ну вот опять ты начинаешь свои непонятности, философия.!

-Так, попрошу! – прикрикнул он гневно. – Я никогда не был философом! Я исследователь Человеческого Сердца… Я – тот, кто смотрит , чтобы узнать..

– Как пафосно!

-Зато правда. – Он поднялся, шарил  в тумбочке, что-то ища, вытащил сигареты. – Отчего ты сейчас тревожишься?  Посмотри: всё хорошо… Вот дует немного в окошко, но это пустяки, не так ли? – Он сел под окном, открыл форточку и закурил. – Давеча тебя интересовали куда более серьёзные вопросы – что-то ты поняла, быть может, что-то ещё нет.. Но теперь и интереса нет! Ничего нет.  Ну а то, о чём ты спрашиваешь, – это пустяки.

-Пустяки как я распоряжусь своей жизнью?..

-Да, – кивнул Коля. – В конечном счёте, всё одно.. Сама знаешь.

-Знаю, – вздохнула она. И украдкой на него взглянула: неужели его совсем ничего не трогает? Кажется, нет – курит себе, пускает дым – и, кажется, может говорить со своим спокойствием и иронией обо всём на свете!.

-Но мне так хочется танцевать! – с мольбой сказала она.

-Боже мой, так танцуй!  Вон у тебя сколько возможностей.. Там тебя ждут, а тут готовы любую прихоть исполнить…

-Вообще-то это была бы сказка, – мечтала девушка. – Я смогла бы сделать это шоу таким, как я захочу!.. Свет, костюмы, музыка…

-Я умею на гитаре, – сказал Коля. – Возьмёшь в комманду?

-Иди ты! – обиделась она. – Умеешь всё испортить!..

-Мечта – это хорошо, – сказал Коля. – Плохо, что, мечтая, ты уходишь от того, что есть.

-Это тебя твои буддийские монахи научили?

-Не строй вредную, – сказал он, туша окурок в жестяной банке. – Так и есть. И ты сама могла бы увидеть, если бы посмотрела.

-Так что мне делать? – спросила уже просто по инерции она.

И тут же была огрета по голове подушкой в старой, неизвестно, сколько голов знавшей и в сколько раз меньше этого числа стиранной наволоке (белой с зелёным рисунком), и чуть не упала со своего стула – который и сам дышал на ладан и, кажется, просил: «Если и сидите – то хотя бы не двигайтесь… Не совершайте резких движений! Вам же лучше».  ..Перья летали в тусклом свете, слегка поддуваемые воздушными потоками из окна, девушка хлопала глазами, машинально поправляя дорогой подаренный свитер, а Коля уже замахивался для нового удара…  Она бросилась в сторону, а он непоколебимо и молча, как палач, грохнул подушкой по стулу.  Стая перьев!

-Коля, я тебя…

Она пришла к нему со всей душой, как говорится., со своей проблемой, рассказала ему, открылась  – а он..

-…я тебя..

И вдруг она опустилась, шурша, по подранным обоям на, соскользнула по стене.  «Коля…» Она хотела, по привычке, как это бывало в саме пиковые моменты её жизни, заплакать.. – но тело и всё существо её не подчинились – да и как тут плакать.  В этой подранной, проходной (для тысяч неизвестных людей) комнате с летающими повсюду перями и с человеком, временно живущим здесь, приехавшем специально из далёкой страны, чтобы присутствовать на её концерте, чтобы помочь ей.. – а она, она неблагодарная и… и лишённая зрения и чувства юмора дура, она..

-Коля, я тебя люблю! – сказала она бессильно и с невыразимым комом где-то внутри – и залилась смехом, подняв лицо к потолку.

-Дай я тебя обниму, Коля!.. – и смеялась, смеялась.

Коля кивнул и выбросил ненужную более подушку.

-Всё-таки у нас мягче манеры, – пробормотал он. – И люди, наверно, разумнее. Там, откуда я сейчас приехал, бьют палками – и то далеко не всегда помогает. Просто лупят, как лупили триста лет назад, прочитав, что так было, – вот только забыли зачем..

Она всё-таки подползла и обняла его за ноги:  «Прости, идиотку-меня!.»

-Прощена! – театрально крикнул Николай. – А в чём, собственно, дело?

-Ничего. – Она вдруг стала серьёзной, поднялась и стала отряхиваться. – Просто мне – так здорово!  Не знаю почему, может от подушки.. или от твоих слов.

-От каких слов? – допытывался Коля.

Вместо ответа (а может, это и был ответ) она выкрикнула:

-Внимание всем! Дамы и господа, их дети, а также престарелые родители –последним тоже разрешается слушать! Слушайте все:  я буду танцевать! Да…

Со всех сторон раздались воображаемые овации.

-И это всё? – спросил Николай.

-Ещё одно. Трудно объяснить – но ты поймёшь меня. – Она подошла к столу и простучала ритмично по лакированной и украшенной трещинами поверхности. И сказала: – Мне теперь всё по барабану!!!  Представляешь? – Она подбежала и прошептала ему на ухо: – Даже смерть.

Коля остановился, подойдя к двери:

-Думаешь,  это всё?

-Не знаю, – сказала она.

-То, что не проходит, – сказал он, – то, что не умирает, то, что переживает всё: внезапные горести и внезапные радости, всё обычное и странное… – если это ты – тогда остановись. Куда ещё идти? Тогда тебе не надо бежать, ни отдыхать от бега. Кто бежит? и кто отдыхает?..  Не ищи то, что уже есть.

Он вышел, оставив её одну.

 

 

 

         Эпилог

 

-Начали! – крикнул Пирстон.

Грохнула музыка; фонари зажглись, осветили сцену и зал… – где было всего три человека.  И на сцене немноголюдно, только два гитариста и барабанщик, играющие эту песню.  Вдруг сидящая посередине между мужчинами стала выкарабкиваться – через Пирстона пробраться никак было нельзя и она полезла через Айзэка – тот улыбался и не смел коснуться загоревшуюся страстным вдохновением.

Она выбежала на возвышение. Музыканты притихли – но она щёлкала пальцами (только видно было) и кивала головой, предлагая постепенно возобновить громкость и ритм. И они понимали: ритм  дробился, разлетался от редких низких ударов к пронзительным частым, громкость росла, фонари поддерживали…; девушка, стоящая спиной к залу, вдруг развернулась с распростёртыми руками…  – взрыв света!.. – и  пауза.  Затемнение., только её контур, подсвеченный светлым сзади.  И вдруг снова всё и сразу – музыка и свет.., и она, кружащаяся и взлетающая над сценой с неимоверной длительностью, несомая страстью или чем-то другим… Музыканты всё продолжали, они уже импровизировали, всё в новых вариациях подавали основую тему – тогда как песня уже должна была закончиться, – а девушка прыгала, кружилась.. Неотъемлемая часть всего светозвукового действа… И вдруг на исходе очередного такта – замерла. И свет потух над ней, и в этой темноте звоном тарелок и тяжёлым басом растворялась кода…

Потом фонари осветили всю сцену – музыканты прохаживались на заднем плане, о чём-то переговариваясь, кивая друг другу, девушка сидела на краю и смотрела на своих двоих зрителей.  В некотором смысле первых.

-Ну как? – спросила она.

Айзэк сказал что-то на своём языке, добавив жестом.

Макс вымолвил то, что готовил сказать после окончания композиици,  даже не думая, что она выбежит вдруг и станет отплясывать… так чудесно!

-Сюрприз, – сказал Макс. – Тебе понравилось?

-Мне? – повернулся к нему  Байри. – Она божественна! Клянусь небом.

-Да. – Макс почему-то вздохнул и пожал плечами, и полез за чем-то в карман – и, кажется, забыл, за чем..

Она покачала головой: что их спрашивать? И вообще – не стоит ждать мнений и благодарности. Может, придут они, а может, нет…  Нужно танцевать!

-Эй, парни! – она опять встала на сцене и повернулась к мужчинам с инструментами. – Давайте-ка ещё что-нибудь…

 

 

 

 

 

 

 

— — —————— —————- –

[1] Из песни М. Леонидова