Александр Сергеев. Грязь, Герман и птица (рассказ)

Треугольник, заполненный деревьями, конусом прорезал город. Грузное небо служило границей, почти не пропускающей солнечный свет. Дорога с выбоинами и расколами перемежалась кривыми тротуарами и бесплодной землёй.

Кляксы из луж паутиной расплывались по дорогам. Рекламные щиты и магазинные вывески не работали и яркого света вокруг них не было. Наполненные до краёв урны торчали через каждые сто метров.

В черте города находилась река. Вода, покрытая слоем жёлтых листьев, не двигалась. Мост, похожий на горбатую кошку, накрывал водоём почти полностью. Складывалось ощущение, что никакой реки и нет вовсе.

Высоковольтные электрокабели и фонарные провода провисали так, что могли касаться голов прохожих, если бы те находились на улице.

Самой яркой вещью в городе была грязь. Глянцевая чернота была насыщеннее других предметов и имела запах. Он проникал во все щели.

По однотипным домам ползали однотипные трещины. Одного и того же цвета подъезды, фасады и лоджии. Постройки напоминали муравейник. Только в этом скопище кирпичей отсутствовало движение и не кипела жизнь.

В одном из домов находилась квартира Германа.

Стол, занимающий четверть единственной комнаты, покачивался. Пол был неровный и четвёртая ножка не касалась его. Неаккуратные стопки исписанной бумаги покрывали большую поверхность столешницы. Чашка, заполненная наполовину полуостывшим кофе, пустая рамка для фотографий, пепельница с ёжиком из окурков,-занимали остальную часть.

Из единственной дверцы высокого шкафа торчала засаленная, и оттого блестевшая манжета рубашки. Незастегнутая чёрная пуговица свисала с неё, держась на тонкой нитке.

В углу стояло кресло, обитое флоком. Оно находилось в таком месте, что использование его по назначению становилось невозможным, ноги сидящего упирались бы в стену. На кресле грудой лежали книги, все как на подбор одной и той же толщины. Если кому-нибудь вздумалось бы полистать их, то он непременно растерял бы все страницы. Переплёт уже не выполнял своей функции и был только декоративной обёрткой.

Тусклым светом заведовала единственная лампочка. Мощности её едва хватало, чтобы освещать небольшой круг в середине помещения.

На трёх стенах наклеены однотонные без узоров обои. Четвёртая была голой, если не считать висящей на ней картины . Гладкие стволы тополей частоколом стояли в ряд и заполняли всё её полотно. Без листьев, без веток и сучков они скрывали от взгляда всё остальное, написанное художником сотни лет назад.

В стену слева от картины было врезано окно. Деревянная рама сплошь состояла из трещин и гвоздей. Размеры плотно закрытой форточки едва позволяли просунуть в неё голову.

На кровати, стоящей посреди комнаты, лежал Герман.

Ржавое пружинное основание держалось между четырёх металлических прутьев, с помощью самодельных крюков. Матрас неоднородной формы накрывал конструкцию.  Он местами проваливался и касался исчерченного линолеума. Одеяло заменял плед, потерявший изначальный цвет и напоминающий половую тряпку.

 

Герман не шевелился. Поднималась и опускалась только грудная клетка. В горизонтальном положении ему было немного легче.

Вытянутые по швам руки, с закатанными до локтей рукавами, казались руками мёртвого человека. Рубашка на Германе была застёгнута на все пуговицы. Короткие шорты придавали ему обманчивый вид беззаботности. Открытые редко моргающие глаза уставились в потолок.

Лицо, свободное от какого-либо выражения и покрытое мелкими морщинами, а также внешний штиль скрывали истинное положение дел.

За окном почернело. Настал вечер. Солнце, и днём с трудом пробивающееся сквозь пелену облаков, пропало вовсе. С приближением темноты в комнате ничего не изменилось. На тех же местах продолжала стоять мебель. На том же месте и в той же позе оставался Герман.

Не менялись и вещи, блуждающие в его голове. Уже потерявшие остроту, но не ядовитость умозаключения. До тошноты привычные страхи, не утратившие при этом своей силы. Будоражащие сознание образы. Всё это якорем засело в Германе, медленно изводя его.

Читайте журнал «Новая Литература»

Он копался в себе день за днем, пытался обрести ясность ума, но лишь глубже проваливался в грязь. Она казалась болотом, засасывала и не отпускала.

Ближе к утру он заснул.

Бледно-жёлтые лучи, знаменующие рассвет, ударили в уже открытые глаза Германа. Спал он мало, но не потому что высыпался.

Ему не с кем поговорить. Некому рассказать о том, как провёл день и что чувствует. Некого подержать за руку и похлопать по плечу. Нет человека, который поплачется ему в жилетку и который будет сплетничать о нём за спиной.

На каждом шагу поджидала опасность. Смерть только из-за кокетства до сих пор не прикончила его. Мир опасен для Германа.

Зачем он здесь? Зачем лежит на металлической кровати? Зачем находится в разваливающимся доме и заброшенном городе? Зачем он существует? Его пребывание здесь никчёмно и никому не нужно.

Эти и ещё десяток мыслей напали на него, как только он пробудился ото сна.

Герман приготовился провести в мучениях очередной день.

Резкий звук, острый запах и яркий цвет изменили пространство. Они просочились в комнату и нарушили планы Германа. Даже мутное стекло не остановило проникновения.

На карнизе сидела птица. Она разглядывала помещение, поворачивая голову под разными углами. Окрас её перьев освещал комнату. Звук, исходящий из клюва, прорезал мертвую тишину. Запах свежести, который она принесла на крыльях, ударил в нос Герману и заставил его приподняться. Он не мог вспомнить, когда последний раз видел что-то живое.

Герман вскочил с кровати и подошёл к окну. Птица не испугалась и продолжала смотреть. Только голова её теперь не двигалась. Их взгляды встретились и на какое-то время Герман перестал существовать в этом доме и в этом городе. Он был поглощен красотой и простотой, исходящими от птицы.

Взмах крыльев разрезал воздух. Комната погасла. Перед глазами Германа это мгновенье пронеслось словно отрывок из кино, показанный в замедленном режиме. Этого времени ему хватило, чтобы принять самое главное решение за свои тридцать пять лет.

Он развернулся. Во что был одет, в том и побежал. Босиком. Несколько лестничных пролётов остались незамеченными. Старая дверь подъезда отлетела от соприкосновения с его плечом.

Ему повезло, птица ещё не исчезла. Она кружила над домом и ждала его.

Герман шлёпал голыми ногами по лужам. Уворачиваясь от провисших проводов и мусорных ящиков, он гнался за птицей. Мёртвый город с мёртвой рекой и разбитой дорогой не удерживал его больше.

Птица парила высоко в небе и точкой указывала путь.

Беглец пронесся мимо домов, брошенных улиц, дворов и приблизился к месту, разделяющему два мира. Густой тёмный лес встал на пути.

Грязными ступнями Герман сделал первый шаг и оказался среди стволов уродливой формы. Он продолжил движение. Колючие ветки царапали рубашку, шорты, кожу. Он терял силы, но не желание освободиться.

Окровавленные ноги передвигались медленно, но упрямо. Слабеющие руки помогали пробиваться вперёд. Истерзанное тело дрожало. Герман был близок одновременно к концу и началу.

Всё это время птица летела рядом. Герман не видел её из-за пелены, покрывшей глаза, но ощущал присутствие цвета, запаха и звуков.

Деревьев становилось меньше, лес редел. Герман сделал ещё несколько шагов и глубоких вздохов, и рухнул на уже другую землю.

Голубое небо без белых пятен куполом покрывало ковёр из короткой зелёной травы.  Лимонно-жёлтое солнце в считанные секунды затянуло раны Германа и заставило его улыбнуться.

Он вернулся домой.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.