– Хороший сыщик не должен никому доверять. Даже своей жене…—проговорил начальник СКМ, службы криминальной милиции, Сергей Антонович Самовалов  и многозначительно посмотрел на меня.– Он должен доверять только своему шефу.

В кабинете, где проходила наша беседа, все столы были завалены нераспечатанными пачками «Примы», а на полу возвышалось несколько ящиков водки…Городское начальство уже решило вопрос о моем переводе в новый отдел, и теперь Сергей Антонович, как видно, решил сам проверить меня. До перевода я успел около года прослужить в уголовном розыске одного из периферийных отделов, поэтому некоторые хитрости розыскной работы я знал.

– Я ухожу к начальнику отдела,– обратился ко мне будущий шеф. – Ты же, тем временем, пересчитай водку и сигареты и составь протокол обнаружения и изъятия. И учти, уголовное дело по краже из коммерческого ларька уже возбуждено, и поэтому весь товар, как только ты его пересчитаешь, уйдет в следствие. Кстати,– с хитрым прищуром добавил он.– Я уже …один раз пересчитывал . Все время сбиваюсь. С арифметикой у меня проблема. В школе были одни «двойки». Желаю удачи.

Он вышел из кабинета и оставил меня одного.

Я сразу сообразил, что он меня проверяет. Молодой оперативник, который ни разу самостоятельно не раскрывал кражи, сделал бы все по закону. Он пригласил бы с улицы двух понятых, в их присутствии пересчитал бы водку и сигареты ( хотя по закону это нужно было сделать раньше, именно там, где товар был обнаружен и изъят), проставил бы в протокол  их количество и попросил бы понятых расписаться. Но поскольку у меня уже был небольшой опыт в раскрытии краж, я поступил иначе. Половину водки и сигарет я сразу же отставил в сторону, ближе к сейфу, а вторую половину пересчитал  и то количество, которое у меня получилось, внес в документ. Затем позвонил в дежурную часть , попросил двух понятых из числа задержанных по административным правонарушениям – « суточников»–, подстраховался их подписями и паспортными данными и, дождавшись шефа, доложил ему, что все сделано в лучшем виде.

Лукавая усмешка не сходила с его лица, когда он проверял мою работу. Наконец он открыл сейф и сложил туда «излишки» моего счета.

– Молодец, – проговорил он, закуривая. –Экзамен сдал на «отлично». Теперь я вижу, что ты самостоятельно раскрывал преступления.—Он вдруг поперхнулся дымом и во весь голос расхохотался.–Эх, черт, даже меня перещеголял. Я бы…Максимум треть оставил. А ты…половину?..—Смех не давал ему говорить.–Ну, молодец,–наконец справился он со своим голосом.–Все верно. Оперативник должен иметь своих людей, а своих…своих то есть, принято угощать. Иначе какой же ты на хрен оперативник? Ну что, теперь я вижу, что к нам достойное пополнение прибыло. Сегодня вечерком мы тебя обмоем. А потом за работу. У нас всего не меряно.  И кражи, и грабежи…

 

Казино «Бубновый валет» выросло на набережной Энтузиастов в считанные дни и украсило себя снаружи картежной символикой. Изнутри его охранял Сашка-Кувалда, бывший боксер — тяжеловес.

В казино я несколько раз заглядывал после работы: выпить сок или кофе, послушать музыку и, если повезет, свести знакомство с кем-нибудь из персонала. Думалось, однако, что все работники этого заведения уже давно знали, кто я такой. А потому стоило мне с кем-нибудь из них завести разговор, как они тут же извинялись и исчезали, растворяясь среди клиентов. Вот это школа! Собственно, я понимал, что люди, получавшие за свою работу неплохие деньги, едва ли станут нарушать негласную инструкцию, запрещавшую им разговаривать с милиционером, и хотя форму я никогда не носил, а пистолет после работы оставлял в оружейной комнате, чтобы не оттопыривался под мышками мой джемпер, их система оповещения наверняка тут же сработала, едва я переступил порог.

Одна только девушка, администратор, не прочь была поговорить со мной, заметив, что я ничего, кроме кофе и сока не пью. Был конец года, а в конце года все мы работали на износ, и нервы были порядком измотаны бесконечной текучкой – то кражи, то грабежи–, поэтому я решил расслабиться, заказал двести граммов коньяка и угостил им девушку-администратора, которая впервые дольше остальных  задержалась за моим столиком. Как оказалось, Лариса знала о том, где я работаю, поэтому беседа была предельно откровенной.

• У вас что, запрещают разговаривать с нашим братом? – спросил я.
• Девчонки боятся, что их заподозрят.
• В том, что они работают на милицию? Глупость какая! Даже самый тупой оперативник не станет раскрывать своих людей.

Лариса улыбнулась.

• Они молоденькие и мало что в этом смыслят.

Я закурил и посмотрел на нее внимательнее. У нее были большие зеленые глаза, которые смотрели на случайного знакомого вызывающе твердо.

• Можно на «ты»?–предложил я.

Она кивнула.

• Я хотел спросить тебя по поводу молоденьких, которые мало что в этом смыслят. А ты в этом смыслишь?
• Смыслю,–ответила она, кокетливо на меня поглядывая.–Мой папа работал в милиции.
• Кем?
• Он ушел на пенсию, когда был чуть повыше начальника управления,–ответила она и, заметив мое удивление, прибавила: – Я москвичка.
• Ах, вон что…Из твоих уст это прозвучало как диагноз…А здесь что же снимаешь квартиру?
• Приходится.
• А ваш шеф тоже москвич? –начал я интуитивно задавать «нужные» вопросы.
• Из Москвы нас приехало четверо: шеф, его заместитель, бухгалтер и я…–В глазах моей собеседницы появились настороженные огоньки.–Давай больше о моей работе не будем?

Я развел руками – коротко и понятно: ее работа – тема запретная…Мы выпили с Ларисой за католическое Рождество, хотя ни я, ни она католиками не были; затем выпили за прекрасный вечер, и она попросила меня рассказать о моей работе. При этом ее глаза лучились таким расположением к моей персоне, что можно было растаять. Я усмехнулся и решил отплатить ей той же монетой.

• Да у меня-то что за работа? Городок небольшой. Серьезных преступлений не совершается. В основном ищу курокрадов. Нет, вру, иногда поросят крадут из свинарников. И тогда…Лучше домой не приходить. Жена на порог не пускает. От тебя, говорит, пахнет, как от колхозника. Вот какая у нас замечательная работа.

Лариса рассмеялась и больше о работе не спрашивала.

В тот вечер мы засиделись с ней допоздна и за разговором не заметили, как опустошили бутылку «Белого аиста». Ночью я взялся ее проводить. Мы поймали такси, доехали до ее дома, и я помню, как мы смеялись, когда она не могла попасть ключом в замочную скважину, как я оказался у нее в квартире, и она, шутя, назвала меня хулиганом и сказала, что вызовет милицию…

Проснулся я, как всегда, без будильника, около пяти утра, и первое, что почувствовал,– совсем другой, непривычный для меня запах: мягкий, приятный, смутно знакомый. Это был запах духов, которыми пользовалась Лариса. Она лежала рядом со мной, положив под голову правую руку. Ее густые каштановые волосы разметались по подушке, и, сонная, напоминала ребенка, хотя в постели вела себя как опытная, искушенная в любви женщина. Я разбудил ее поцелуем и спросил, далеко ли мы находимся от отдела. Она пробормотала, что в двадцати минутах ходьбы, и добавила, что в холодильнике на кухне есть пиво. Затем, так и не открывая глаз, снова заснула – рано вставать она, судя по всему, не привыкла.

Я вышел на кухню, достал из холодильника пиво и сделал несколько жадных глотков. Затем закурил и, вспомнив подробности ночи, улыбнулся. Оперативная работа оправдывала все, в том числе и измену. На душе стало немного легче. Мда, оперативная работа оправдывает все, все, все…—твердил я себе, как магическое заклинание. Иначе какая же это работа? «Женщины, дружище, это наш хлеб»,–вспомнил я слова Сергея Антоновича и успокоился окончательно.

Перед работой я заскочил домой для того, чтобы с удрученной физиономией сообщить жене о незапланированном ночном рейде, и, выдержав на кухне за чаем подозрительный тещин взгляд, в котором, как мне показалось, она сконцентрировала все свое презрение к мужскому полу, поблагодарил ее за завтрак и помчался в отдел.

Когда планерка закончилась и я получил от начальника новые материалы: две кражи и два грабежа,– меня подозвал к себе Антоныч и прошептал на ухо: –Ну как?

–Что как? – удивился я.

Он звонко рассмеялся.

–Эх, молодежь, учитесь у меня, пока я живой…–И снова снизив голос до шепота, произнес:–Ну, как она, ничего?

Я в упор посмотрел на своего шефа. Он отвел взгляд в сторону и с лукавой усмешкой потрепал меня по плечу.

• Я же говорил, что узнаю первым обо всем, что происходит в нашем городе. Самым первым. Даже начальник не знает того, что знаю я. Кстати, одобряю твой выбор,–отеческим тоном произнес он.– Девочка – высший пилотаж. Знает многое. Советую провести первую вербовку. Ну как она в постели-то , ничего?

От удивления я не нашелся, что сразу ответить.

–Молодец,–похвалил он.–Чем-то меня в молодости напоминаешь.

 

 

Дома меня ожидал скандал. Чем-то я себя выдал, когда забегал домой завтракать. Возможно, от меня исходил запах духов Ларисы, или Наташа заметила на моем джемпере женский волос,– но так или иначе она встретила меня прямым обвинением в измене. И, увидев мое хладнокровие, впала в истерику. Бледная и молчаливая теща так и норовила заглянуть в нашу комнату в то время, как Наталья бросала мне в лицо одно обвинение за другим.

• Я это предчувствовала,– говорила она раздраженно.– На своей работе ты потерял честность. Всего два года назад ты был совсем другим. А сейчас?! Ты привык выкручиваться, петлять, обманывать, шантажировать. Иначе поступать ты уже не можешь. Но от этого страдает твоя семья! Ты мне говорил, что цель в твоей работе оправдывает средства. Раньше я этому верила. Ведь ты действительно кому-то помогаешь?! Но это только на первый взгляд. Смотря какой ценой раскрывать преступления. Ты коверкаешь свою и чужие души. Накажи преступника, но будь честен с нами. У тебя так не выходит…Кто она? –Наталья почти кричала.– Кто эта стерва, которая разбивает нашу семью?
• Ты не могла бы потише? За дверью стоит твоя мать.
• Ну и пусть! Пусть и она слышит, в кого ты превратился. Кто та женщина, у которой ты провел эту ночь?
• Хватит кричать, Наталья,– проговорил я как можно спокойнее.–Можно подумать, что у меня и раньше не было незапланированных ночных рейдов. И почему ты вообще решила, что я был у женщины? На мне что, видны следы поцелуев, или от меня пахнет духами? То, что ты сейчас делаешь, по-милицейски называется «прихват», и прихват весьма дешевый. На тебя просто накатило. Это пройдет.

Тут ее нервы не выдержали , и она зарыдала.

–Ладно, я ко всему могу привыкнуть,–всхлипывая, произнесла она.–Мне сейчас тяжело. Но я возьму себя в руки…К черту! А знаешь, мне ее жаль!–внезапно рассмеялась она.– Да,да. Я ее ни в чем не виню. Она очередная глупышка, которой ты морочишь голову.

• Ну, хватит, Наталья,–строго проговорил я.– Несешь всякий бред. Чего-то себе накрутила. Женщина, одним словом.
• Сволочь ты,–неожиданно обронила она и, хлопнув дверью, вышла из комнаты.

«За удовольствия надо платить,–подумал я с тоской.–Завтра они с тещей устроят мне бойкот. Но как говорит наш шеф – главное в нашей работе не признавать себя побежденным, даже если ты прижат уликами к позорному столбу. Из любого положения есть как минимум два выхода, один – запасной. Эх, и сволочь же Антоныч! Но раскрываемость в нашем отделе на высоте. Ладно, держим нос по ветру.»

 

 

Тридцать первого декабря мы работали. Я ходил в морг местной больницы снимать отпечатки пальцев с трупа, который был обнаружен ночью около морга. Ночной санитар сказал, что видел милицейский УАЗик, который заезжал на территорию больницы около трех часов ночи. А это означало, что в конце года соседний отдел приподнес нам «подарок»– неопознанный труп, который наши коллеги не желали вешать на свой «баланс» перед годовой премией. Хорошо, что труп был некриминальный, иначе весь отдел был бы поднят по тревоге. Я посоветовался с Антонычем, и он подкинул мне неплохую идею: осмотреть труп, заполнить необходимые карты, но датировать их первым января для того, чтобы не подпортить наши годовые показатели,–все-таки держим четвертое место по области!

Вернувшись домой, я сразу же связался по телефону с дежурным и сообщил ему, что до утра никуда уходить не собираюсь. Армен, дежуривший в тот вечер, поздравил с наступающим праздником и немного хмельным голосом заверил меня в том, что не потревожит оперативную группу по пустякам. «Только убийство, на худой конец —изнасилование,– мрачно пошутил он.–Ладно, не волнуйся. Если что, подкину труп в соседний отдел. Надо им отплатить той же монетой. Да, чуть не забыл. Где у вас в кабинете водка лежит? Антоныч сказал, что вытащил из сейфа в честь праздничка пару бутылок. Не знаешь? Ну, ладно, будь здоров!»

 

…За праздничным столом, уставленном всевозможными закусками, Наталья и ее мать вели себя так, словно между нами ничего не произошло. С косметикой и нарядами они, как всегда переборщили, поэтому выглядели как ожившие манекены. Теща приторно улыбалась, а Наталья не могла дождаться торжественной минуты телевизионного поздравления президента. Я был слегка рассеян, мало говорил, много курил и втайне сокрушался о том, что в свое время не поддержал тещиного предложения пригласить на праздник кучу гостей. Среди шумной компании мне было бы легче скрывать свои чувства,– действительно, работа в уголовном розыске перевернула наши когда-то ровные доброжелательные, наполненные любовью отношения с Натальей. Я и сам чувствовал, что постепенно становился грубым, жестоким, хитрым, иногда—откровенно злым…

С каждой выпитой рюмкой я мрачнел все больше и больше, и когда зазвенели куранты и хлопнула пробка из-под шампанского, я почувствовал мальчишески-дерзкое желание расхохотаться и высказать вслух все, что я о них думаю.Впрочем, какая глупость! Я не сделал этого, потому что работа, не смотря ни на что, спасала меня от семейных драм. Да и дома я бывал крайне редко.

–Андрей, посмотри, что будет модно в этом году у мужчин,–услышал я голос Натальи.–Вся одежда цветная, нарядная. Год-то ведь петуха?!

По телевизору действительно маршировали какие-то «петухи».

• Наташа,– с улыбкой ответил я.–Мне уже привычней зэковский жаргон, а у них это слово не в цене.
• Ну, хоть раз в жизни забудь о работе,– жалобно простонала она.
• Не могу. Вся наша жизнь—это бесконечное преступление.

Праздник закончился, когда у Наташи и ее мамы с непривычки стали тяжелеть веки и закрываться глаза…и они, сонные и зевающие. Разбрелись по комнатам. Я же остался в компании с недопитой бутылкой водки. Погасив в комнате свет, я зажег свечку и посмотрел на окно, за которым праздник только начинался: где-то в стороне раздавались бутафорские выстрелы, звенел чей-то смех, играла гармошка…Водка до капли уместилась в большой бокал, и несколько горячих глотков, словно топливо, подбавили жару в новогодний концерт, который на мгновение полыхнул неудержимым пламенем с телеэкрана и вслед за этим начал потихоньку тускнеть…Мне стали мерещиться какие-то тени, Лариса, одетая во что-то яркое и разноцветное…затем я к своему ужасу увидел, что ее пытаются изнасиловать. Рядом со мной почему-то стоит Антоныч и смеется. Я пытаюсь достать пистолет, но кобура пуста…И снова меня окружают какие-то тени.

По многолетней привычке я очнулся около пяти утра, однако ничего не понял и, не раздеваясь, устроился в кресле поудобнее, накрылся с головой теплым пледом и снова задремал.

Проснулся я от резкого и сильного стука в дверь и, немного пошатываясь от усталости и выпитой водки, поплелся ее открывать. За дверью стоял Армен.

• Ты вот что,–ласково проговорил он.– Не торопись. Одевайся. Я подожду. Накаркали, черт побери. Труп на твоем участке. Молодой парень. Не поймешь, что там, убийство или самоубийство? В общем, собирайся. Сам увидишь. Я тебе звонил из отдела, но вы все так крепко спите, что не добудишься…Прокурор уже выехал. Следственную группу соберем по дороге.
• Зайди,–пробормотал я.–Зайди. Через порог не надо…Кто? Я не понял, кто она?
• Она?–удивленно повторил Армен.–Там внизу наша машина.
• При чем здесь машина?–Сердце у меня бешено колотилось.–Кто эта девчонка?

Армен в упор посмотрел на меня. И тут, наконец, я понял, какую чепуху несу. Ни о какой девчонке и речи не было. Вся моя тревога и нервное ожидание чего-то частично разрядились во сне, в том кошмаре, в котором Лариса подверглась насилию, и выплеснулись наружу в такой идиотской форме. Я облегченно вздохнул и улыбнулся.

• Ты меня извини, Армен. Сразу не понял. Я вчера перебрал. Дай мне десять минут, и я буду с иголочки.
• Да ты не торопись,–повторил он.–Мои помощники уже там. Свидетелей опрашивают. Я бы за тобой вообще не стал заезжать, но раз прокурор поехал, значит и тебе надо быть. Может оказаться, что труп вовсе не криминальный. Тогда заедем в отдел, похмелимся. Я сам, честно сказать, с бодуна.

Труп действительно оказался некриминальным, и вскоре мы всей опергруппой вернулись в отдел. Молодой паренек, который покончил с собой в ванной комнате, вскрыв себе вены, страдал какой-то ужасной формой шизофрении, во время которой действительность превращалась для него в сущий ад. Примерно так нам объяснил подъехавший вскоре после нас на квартиру покойного психиатр, дежуривший в новогоднюю ночь в больнице.

Благодаря помощникам дежурного мы управились с осмотром квартиры  и опросом свидетелей за какие-нибудь полчаса и приехали в отдел, когда до смены дежурства оставался почти час.

Из кабинета ОУР я позвонил домой и передал Наташе, что скоро вернусь. Армен тем временем извлек из-под стола водку, наполнил стаканы, и мы, пожелав друг другу спокойных праздников, выпили.

• Я тебе, Андрюха, вот что хотел сказать,–проговорил он, макая в соль кусочек черного хлеба.– Ты еще молодой опер. Многого не понимаешь, а я уже, слава богу, двадцать лет, а в это отделе пятнадцать. Работа у тебя ладится, это хорошо. Кражи, грабежи ты щелкаешь как орехи. Молодец…Но ты пойми, что здесь не все так просто.
• Что ты имеешь в виду, Армен?
• Что я имею в виду?– переспросил он, наливая в опустевшие стаканы по глотку.– Давай, сначала выпьем, а потом я тебе все скажу.

От усталости и плохой закуски мы быстро пьянели.

• Знаешь, что в работе опера самое главное? –спросил он меня через минуту.
• Что?
• Самое главное – это не доверять никому. Даже начальнику…Я отработал в розыске пять лет и до сих пор бы работал, если бы не прокололся на одной ерунде. Из-за бабы…Сболтнул ей по-пьянке кое-что, а она, сучка, оказалась доверенным лицом нашего шефа. Смекаешь? У нас тут любовь, амуры и все такое прочее, а она все наши разговоры передавала шефу. Мы ж постоянно в дерьме ковыряемся. Надо об этом помнить.

Я пристально посмотрел на Армена.

• И зачем ты все это мне говоришь? Хочешь, чтобы я сделал, какие-то выводы?
• Эх, Андрюха, хороший ты парень. Меня напоминаешь в молодости. Не водись со шлюхами – вот тебе вывод. Все потеряешь и ничего не найдешь. Это я тебе говорю от чистого сердца. Я знаю, что ты меня не сдашь. Нас здесь только двое. Значит, кроме тебя и меня, никто о нашем разговоре знать не будет. Ты понял, о чем я?
• Понял, Армен,–отмахнулся я от показавшейся мне полупьяной откровенности.– Спасибо.
• Да погоди ты благодарить,–вскипел он.–Ты сейчас меня еще матом обложишь. Если дурак,–добавил он.–Но ты на дурака не похож. И поэтому слушай. Это же я звонил твоей жене по просьбе Антоныча и сказал, где и с кем ты ночуешь.

Я недоверчиво усмехнулся, но сказал:– Я итак догадался.

• Не ври. Не догадался. Может быть еще спросишь, зачем?
• Ну, как зачем? Крепкая семья, крепкие тылы. В нашей работе это…

Армен внимательно вгляделся в мое лицо.

• Ты брось эти штучки,– сердито проговорил он.–Старого мента прихватывать не нужно. Оставь это для преступников. Я тебе и так скажу, зачем. Ты хороший парень, Андрюха. Я не хочу, чтобы ты скурвился, как большинство из нас. Мне стало немножко стыдно за тот звонок. Самую малость. Поэтому я тебе все расскажу. Ты ведь меня не сдашь?
• Армен,–с укоризной протянул я.
• Ну, ладно, ладно, так нужно.Все дело в том, что…та баба из казино…–он вдруг замолчал, словно раздумывая, стоит ли мне говорить всю правду.–Так вот, та смазливая шатенка из казино работает…на нашего шефа. Он завербовал ее еще в прошлом году, когда тебя в нашем отделе не было. Знают об этом три человека: Антоныч, сам шеф и я, поскольку и я…–Он не договорил.

Новость была неожиданной. Я закурил, пытаясь скрыть волнение, и вылил остатки водки в наши стаканы.

• Давай выпьем, –предложил я.–За дружбу плотоядных в зоопарке.

Армен не понял, но поднял свой стакан.

–Давай. Что нам остается?

Стаканы звонко ударились друг о дружку, последний глоток дался уже с трудом.

–Армен, а ты не врешь? – спросил я поплывшим голосом.

–Нет, Андрюха, не вру. А сказал я тебе, потому что ты…–Он запнулся и устало посмотрел на меня. Суточное дежурство проступало на его лице щетиной и темными бороздками у глаз. Он был пьян, но голос его звучал твердо.–Потому что ты ин…теллигент, –сделав над собой усилие, выговорил он наконец.–Хочешь обижайся, хочешь нет, но тебе нужно было работать в следствии, как «белому воротничку». Розыск не для тебя. В розыске слишком много грязи. И поэтому хороший сыщик всегда чуточку грязноват.  А ты интеллигент. Ты или сопьешься или уволишься. Это я тебе точно говорю. Вот погоди, станешь начальником розыска, они из тебя все соки выжмут. Будешь, как Антоныч в прошлом году, возбуждать дела из-за банки варенья или трех кочанов капусты для того, чтобы поднять раскрываемость. А все крупные кражи так и будут висеть на твоей шее.  Ты посмотри, кто сейчас в следственных изоляторах сидит? Одни курокрады. Пожрать захотел, украл – в тюрьму.

• Да мне самому таких жаль, – обронил я.
• Это тебе сейчас жаль. Пока на тебя сверху не надавили. Ну, ладно,–смягчился Армен.–Не будем о плохом. Сегодня все-таки праздник!– Он посмотрел на часы.–Бери «дежурку» да езжай домой. Я уже скоро сменяюсь. И помни, что я тебе сказал: в этой жизни не доверяй никому. Даже самым близким.

«И даже самому себе,–почему-то подумалось мне, а на душе вдруг стало так паршиво, что захотелось броситься поскорее домой к Наталье, признаться ей во всем, покаяться, попросить прощения за ту грязь, которую таскаю в себе и переношу на близких.– Как же жить-то, если не доверять никому. Как жить-то?!»

Я попрощался с Арменом и поехал домой, впервые всерьез задумавшись над напутственными словами шефа, которые раньше в угоду усыпления совести никогда и ни разу не подвергал сомнениям. Как же жить, никому не доверяя?