Антон Власенко. Любовь?

¿Amore?
Полковник Хосе Гарсиа Алегрес прославился на весь мир в шестьдесят восемь лет, когда стала известна правда о его любовных похождениях. В День Независимости Боливии он выступил с признательным заявлением в прямом эфире национального телевидения.
Каждую ночь, начиная с шестнадцати лет (когда он поступил на военную службу, исправив дату рождения в паспорте), и до шестидесяти семи (когда подал в отставку), полковник проводил с женщиной. Каждую ночь – с новой. Ни одна из его пассий не знала о существовании остальных и не предчувствовала беды, пока не увидела полковника в телепередаче.
Обычно Хосе Гарсиа становился у двери, скидывал штаны с лампасами и приказывал очередной любовнице сделать «четыре шага назад, кру-угом, вольно», и на счёт три начать раздеваться. Сам он в это время стоял по стойке «смирно», прижав руки к бокам, и, когда с женщины слетал последний предмет туалета, выстреливал семенем ей прямо в рот. Любовница не придавала этому значения, поглощённая последующей пылкостью полковника, и осознавала весь масштаб случившегося только во время его телеобращения.
Дотошные журналисты подсчитали, что за всю жизнь полковника более восемнадцати тысяч женщин имели с ним связи. В каждой боливийской семье была девушка, спавшая с Хосе Гарсией. Каждая из них, чувствуя на утро после встречи с полковником головокружение и тошноту, выбегала из дому, и её рвало мужским семенем. Но и это не вызывало сильных тревог до тех пор, пока дон Алегрес не появился в прямом эфире.
Через семь месяцев из семени прорастали маленькие люди, все как один копии полковника. Они быстро росли, за семь лет достигая поры половой зрелости, и расселялись в разных странах. Дети Хосе Гарсии отличались небывалой мужской силой, чем сводили с ума богатых и влиятельных дам. Путём соблазнений они добивались нужных знакомств и всевозможных привилегий и вскоре занимали высокие посты в городских муниципалитетах, армии, полиции и правительствах по всей Латинской Америке: от Маракайбо до Рио-Гальегос и от Гуаякиля до Монтевидео.
С сегодняшнего дня, говорил полковник в своём телеобращении, его отпрыски берут власть на континенте в свои руки. Он, Хосе Гарсиа Алегрес, становится единоличным правителем всей Латинской Америки и объявляет на её территории военную диктатуру. Его верные сыновья занимают должности наместников в регионах. В случае его смерти власть переходит в руки старшего сына.
Многие телезрители были удивлены, когда Карлос Руэндиа, президент Боливии, с экранов призвал граждан не устраивать паники и принять законный режим полковника. Всё стало ясно, когда кто-то смекнул, что Руэндиа поразительно похож на фотографии дона Алегреса пятнадцатилетней давности.
На вопрос репортёра, почему он выбрал такой долгий и сложный путь к власти, Хосе Гарсиа ответил: «Я занимался любовью со всеми этими женщинами, потому что мама в детстве говорила мне: “Сынок, любовь покорит мир”». Мама забыла сказать ему, что это метафора.

Любав?
Осторожно, двери закрываются.
…Милош бежит по эскалатору, перепрыгивая через три ступеньки, пыхтит, расталкивает сонных людей локтями…
Следующая станция – «Место кнеза Михала».
…в правой руке – чёрный дипломат, в левой – утренняя газета…
Освободите двери вагонов. Не задерживайте поезд.
…залетает в первый вагон…
Двери закрываются, состав трогается.
…падает на сиденье, переводит дыхание…
Поезд разгоняется.
…и разворачивает свежую газету. Так-так-так… Полковник Алегрес провозглашает в Латинской Америке военную диктатуру, жители Западного Белграда требуют независимости от восточных районов, индийский генетик заявляет о намерении создать клон Махатмы Ганди. Курва мать, чтоб им всем пусто было!
Милош понимает, что кто-то на него смотрит. Нука-нука… Так и есть – девушка напротив. Странная: стоит в глухом плаще под самое горло, вертит в руках яблоко, не знает, куда себя деть. Бедняжка. Явно нервничает. Её смущение придаёт ему уверенности, хоть Милош и без того парень не промах.
Чего уставилась, подруга? Садись рядом, свободно.
Садится.
Ничего девица, Милошу такие нравятся.
Поезд со скрежетом тормозит, на остановке заходит гомонящая толпа.
Следующая станция – «Кралевски конак».
Девицу просят подвинуться, она краснеет, вплотную придвигается к Милошу. Тихо спрашивает:
Вам ничего вокруг не кажется странным? обводит взглядом вагон.
Час пик. Здесь всегда такая давка в это время.
Молчит.
А почему вы все голые?
?
Это же сплошной разврат.
???
И как вам только не стыдно?!
Ты чего, милочка? Это не разврат, а сексуальная раскрепощённость. Свобода от предрассудков, роскошь человеческого общения, избавление от постыдных комплексов, все дела… растолковывает Милош, точно маленькой девочке. Человеческое тело прекрасно в своей наготе. Древнегреческие атлеты, художники в стиле ню, тра-та-та… Понимаешь?
А как же любовь?
Что любовь?
Ну как же так? Все сразу видят друг друга без одежды…
…Да, и каждый может выбрать себе без лишних проблем партнёра по вкусу и тут же продемонстрировать свою симпатию, Милош выразительно опускает глаза вниз. Девушка снова краснеет.
Но… если природа обделила кого-то красивым телом, то…
Глупости, перебивает Милош. Главное – полюбить самого себя, принять себя таким, каков ты есть. Тогда тебя полюбят все остальные. И никаких!
Девица явно хочет ещё что-то спросить, но мнётся. Скромница.
Мнётся долго, до самого «Кралевского конака», потом надкусывает яблоко и презрительно фыркает:
Почему же вы тогда прячете свой орган под развёрнутой газетой? Наверное, слишком мал?..
Вздор! Курам на смех!
Милош сворачивает свежий выпуск «Белградских вестей», девица прыскает со смеху.
Что и требовалось доказать. И впрямь курам на смех. Небось, неуверенно себя чувствуете в обществе таких самцов.
Показывает рукой на огромный член стоящего перед ней мужчины, поезд встряхивает, и член оказывается у неё в руке, девица подмигивает Милошу, мужчина мило улыбается ей и взглядом предлагает угощаться – вежливо отказывается.
Милош сникает. Девица хрустит яблоком.
Молчат.
Станция «Храм Светог Савы».
Милош выбегает из вагона и запрыгивает на ленту эскалатора…
Осторожно, двери закрываются.
…спереди прикрывается «Белградскими вестями», сзади – чёрным дипломатом…
Освободите двери вагонов. Не задерживайте поезд.
…двери закрываются, состав трогается.

Каханьне?
Однажды где-то поблизости от неподалёку и где-то между когда-то и когда-нибудь, среди густых лесов и непроходимых болот лежало Королевство. Жили в нём всё сплошь добрые и мирные люди, а правил ими Король-Некромант. Был он бессмертен и возглавлял Королевство испокон века: даже седые как лунь старцы не могли припомнить, когда же он взошёл на трон. Всем в Королевстве было ведомо, что новый правитель явится лишь тогда, когда умрёт Некромант. Да вот только преставился он ещё до рожденья и вторично умирать не собирался, поэтому поводов для беспокойства в Королевстве не было.
Всё шло своим чередом. Люди боготворили Короля, а тот любил каждого жителя как отец любит родное чадо. За что бы он ни взялся, всё делал во благо народа. Каждую минуту он думал, как бы улучшить жизнь подданных, и это не давало ему покоя ни днём, ни ночью. Жизнь Королевства дремучестью своей напоминала лес, а спокойствием – болото.
Как-то раз загорелся Король идеей возродить умершую Империю, дабы увеличить благосостояние жителей, а самому сделаться Императором-Некромантом и потешить собственное тщеславие – к слову сказать, немалое. И было это ему по силам, ведь о смерти он знал больше, чем о жизни, и возрождать умерших было ему не внове.
Чтобы провести Обряд, Королю понадобилось несколько сотен человек для заклания. У владыки было доброе, хоть и мёртвое, сердце, и он – вместо того, чтоб использовать пленных – решил предоставить эту честь своим подданным. Из их числа выбрал он 666 человек и королевской рукой обезглавил их на центральной площади перед ратушей.
Но жертва оказалась недостаточной для такого монструозного Обряда, да к тому же родственники обезглавленных выразили Королю своё робкое недовольство. Владыка несказанно опечалился и обезглавил всех недовольных, чтоб наставить их на путь истинный, но и этого оказалось мало.
Что бы ни делал Некромант, возродить Империю никак не удавалось. Перед ратушей ежедневно лилась кровь, жители всё чаще шептались по углам, недовольство росло. Некромант, руки которого окрасились алым по локоть, видел всё это и наконец понял: дабы возродить Империю, его народ должен пролить ещё столько же крови. Но не мог он смотреть на страдания своих подданных, ибо сильно любил их, и это повергало его в уныние.
Тогда Некроманту в голову пришло поистине королевское решение. Одним Заклинанием убил он всех жителей Королевства, а на высвободившуюся энергию возродил Империю.
Радостно стало Некроманту. Империя превратилась в огромное кладбище, в поле могил, из которых по ночам выходили зомби – подданные Императора. Они всем всегда были довольны, не роптали, не хотели есть, не требовали денег. Некромант был счастлив, жители – тоже.
В Империи на долгие века воцарились мир, согласие и любовь.

Love?
На всём белом свете вам не сыскать двух таких девиц, как сёстры де Ревель: столь похожих внешне и до того разных внутренне. Одна сестрица звалась Лионорой Белолицей, а другая – Лионорой Розовоперсой, но навряд ли бы вы отличили одну от другой, ибо похожи они были как две капли росы. И только цвет кожи рознил их. Первая была мёртвенно-бледная, и на белой её коже не разглядеть ни кровинки. Вторая же, напротив, дышала здоровьем, а кожа её румянилась и отливала спелым персиком.
Жили девицы, как и положено всяким благородным девицам, в высокой башне, стоящей посреди королевского леса. Лионора Розовоперсая жила в нижнем покое, где находился круглый стол на сто пятьдесят персон, спала днём, а ночью не смыкала глаз. Лионора Белолицая жила в верхнем покое, где размещалась библиотека, днём бодрствовала, а ночью спала.
Лионора Белолицая была очень набожна и вела благочестивый образ жизни, ни разу за свои шестнадцать вёсен не познав мужчины. Просыпалась она на рассвете, истово молилась и до заката читала в библиотеке книги. Надобно сказать, что сила её духа вздымалась вместе с солнцем и достигала своего пика в полдень.
Сестра её, Лионора Белолицая, образ жизни вела исключительно порочный. Просыпалась она на закате и отпирала двери башни благородным рыцарям, которые без суеты рассаживались за круглым столом. Лионора же скидывала с себя одежды, взбиралась на стол и ложилась на спину в центре. Она поочерёдно раздвигала ноги перед каждым рыцарем и обращалась к нему со словами:
– Добро пожаловать к моему телу, сэр.
– Благодарю, благородная девица, – отвечал рыцарь, – за ваше гостеприимство, – и принимал приглашение.
А Лионора скромно отвечала в ответ:
– Гранмерси.
После того, как все сто пятьдесят рыцарей гостили в теле Лионоры, они прощались с нею и покидали башню на рассвете. Надобно заметить, что сила лионоровых телес восходила вместе с луной и достигала пика в полночь.
Единственным временем дня, когда сёстрицы встречались, было восемь часов пополудни: Лионора Белолицая шла спать, а Лионора Розовоперсая вставала. Сходясь, они брались за руки и пели песню «Peccavimus», первые строки которой звучат так:

Мы грешили, мы грешили,
Силу духа истощили.
Мы молились, мы молились,
Силы все восстановились…

Несмотря на то, что Лионора Розовоперсая ежедневно имела тесные сношения со множеством благородных сэров, она никак не могла понести ребёнка и оттого сильно горевала. А Лионора Белолицая однажды вечером призналась сестре, что чует: у неё под сердцем зреет дитя. Она утверждала, что случилось это от большой любви к книге «Безумная надежда» сэра Ланселота Кэннинга, а через седмицу после того родила Евангелие, чему была несказанно рада.
Добавить к этому больше нечего, посему здесь кончается повесть о сёстрах де Ревель – всем девицам на поученье, всем почтенным сэрам на развлеченье.
Explicit.
Dominus Antonius me fieri fecit.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.