Лариса Маркиянова. Старый Новый год (рассказ)

    Дверь с шумом распахнулась, и в комнату ввалилась Снегурочка. За нею робко вошел Дед Мороз.
– С Новым Годом! С Новым счастьем! – как оглашенная начала орать Снегурочка – толстенная подвыпившая бабища лет пятидесяти, с клоунским макияжем на расплывшейся физиономии, с потекшей тушью со слипшихся коротеньких ресниц. Редкие крашенные в рыжий цвет волосенки торчали космами из-под голубой шапочки, расшитой блесками. Коротенькая плюшевая шубейка трещала по швам, не в силах сдержать рвущиеся наружу пышные телеса внучки Деда Мороза. Сам дедушка стеснительно улыбался молоденьким, похоже, еще ни разу не знавшим бритвы, нежным личиком пацаненка лет восемнадцати.
В комнате началось оживление. Люди заулыбались, глядя на комическую пару.
– Дед Мороз, ты подарки нам принес? – вопросил басом Иннокентий Борисович.
– А как же! – визгливо завопила Снегурочка, – Какой Дед Мороз без подарков?! Рассказывай стих, будет тебе подарок!
– Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты, – мгновенно начал Иннокентий Борисович? – …Я подарков не принес, денег не хватило. Так зачем же ты пришел, старое мудило? – под хохот коллег закончил свое стихотворение он. Снегурочка хохотала громче всех, потом бесцеремонно выхватила из рук Деда Мороза мешок, долго шарила в нем и вытащила резиновую аптекарскую грушу для клизм, которую торжественно вручила Иннокентию Борисовичу. Потом она одарила по очереди Лидию Антоновну презервативом со словами: «Чтобы в нужный момент было под рукой», Верочку пустышкой («Чтобы было чем заткнуть рот начальнику, если будет давать нагоняй»), вогнала в краску молодого специалиста Ваню Сафатова, торжественно вручив ему упаковку прокладок («Можно использовать как стельки, если обувь протекает») и так далее. Мне она подарила стеклянную подвеску в виде красного сердечка на веревочке, лаконично сопроводив подарок словами: «На счастье».
Наконец, Дед Мороз и Снегурочка удалились в соседнюю комнату, откуда тут же послышался взрыв смеха.
Мои коллеги, улыбаясь, оживленно комментировали подарки, похоже, их развеселила эта парочка. Неужели им всерьез понравилась эта клоунада, этот пошлый убогий юмор. А ведь не глупые люди. Чтобы не портить окружающим настроение и не видеть их довольных физиономий, я вышла из комнаты. Прошла на лестничную площадку, достала сигарету. Я редко курю в последнее время, пытаюсь бороться с этой вредной привычкой. Но сигарета помогает мне справиться с раздражением,  и я закурила. С удовольствием вдохнула в себя сигаретный дым и сразу начала успокаиваться. Чего я, в самом деле? Новый год на носу, разве плохо, что у коллег хорошее настроение? И не надо придираться к людям, как могут, так и поздравляют. Никто не виноват, что у меня самой плохое настроение и все видится в мрачном цвете. Как Каю, которому в сердце и в глаз попали льдинки. Где же та Герда, которая сумеет сделать так, что эти льдинки во мне растают? Еще лучше, если это будет Герд. Но никакого Герда не будет, я знаю это твердо. Может, потому и мрачно все. Кто виноват, что к тридцати семи годам я одна как перст: ни мужа, ни детей, ни близкого человека, ни кошки, ни собаки. Подруг – и тех, раз, два и обчелся. Виноват только один человек – я сама.
Ладно, хватит ныть. Я загасила о стену недокуренную сигарету, швырнула ее в урну. С минуту постояла, глядя в окно на голые и поэтому какие-то жалкие березки. На одной из веточек расположились два нахохлившихся снегиря с аппетитными румяными животами. С неба сыпал мелкий снежок, посверкивая искорками в блеклых лучиках жиденького зимнего солнца. Послезавтра Новый год. А я совершенно не чувствую праздника и не готова к его встрече. Не закуплены продукты к праздничному столу, не куплена обнова, не решено еще, где я буду встречать праздник. В холодильнике нет даже шампанского. С другой стороны, раз нет настроения, то не стоит никуда тащиться. Посижу дома, посмотрю праздничную программу по телевизору. А какого фига накрывать стол для одной себя? Себе же лишняя забота. Я даже готовить ничего не буду. Пожарю яичницу или сварю манную кашу, запью чаем с лимоном и нормалек. А что? В этом что-то есть, вот так оригинально встретить Новый год. Назовем это новое направление встречи новогодних праздников «ЖОПЕЯ и будь счастлив!», что дословно расшифровывается: «Жри Один Под Елкой Яичницу и будь счастлив!». Да, совсем как в том анекдоте:
«- Доктор, а можно мне спать с открытой форточкой?
– Спите. Если больше не с кем».
Смешно. Просто обхохочешься. Я оторвалась от окна и пошла в контору, к родным до оскомины физиономиям коллег. Одна радость: завтра отработаем последний рабочий день в этом году, и целых десять дней я их не буду видеть.
Вечером, когда я с накрученными на влажные волосы бигудями в теплом байковом халате и шерстяных носках пила кофе с бутербродами, уютно устроившись с ногами в кресле перед телевизором, зазвонил телефон. Я в раздумье покосилась на аппарат, дребезжащий на журнальном столике. Столько раз давала себе слово, что со следующей зарплаты поменяю эту развалину на новенький телефон обязательно с определителем номера. Вот скажите на милость, как узнать, кто звонит мне сейчас? Если это Алька Николаева – трубку брать не стоит, перебьется. Если Галя – куда ни шло, можно и взять. Если Юлька – упаси меня бог от полуторачасового беспредметного трепа. Ну его на фиг, этот телефон. Телефон обиделся и замолчал. Впрочем, ненадолго. Едва я поставила пустую чашку на столик, как в ту же секунду он опять затренькал.
– Алло, – без энтузиазма отозвалась я бесцветным голосом.
– Томочка, привет, дорогая. С наступающим тебя!
– Спасибо…  – пожала  я плечами, – И вас также.
– Не узнала, – догадались на том конце провода, – Тамара, это я, Вероника.
– …Кто? – ослабевшим голосом переспросила я, хотя уже прекрасно поняла, что этот особенный с хрипотцой голос может принадлежать только ей, моей в прошлом очень близкой подруге, и только за давностью лет я не узнала ее сразу. Боже мой, Вероника! Моя славная Ника! Голова моя закружилась. Чашка поплыла перед глазами. Я вдруг поймала себя на том, что что-то говорю по телефону. Вслушалась в свой голос и изумилась. Как будто ни в чем не бывало, я несла в трубку какую то светскую чушь типа «давненько мы не видались, как дела, что нового», и прочее. Я перебила саму себя.
– Ника, ты как вдруг меня вспомнила? Сколько лет мы с тобой не общались? …Сколько-сколько?! Неужели шестнадцать?! Не может быть!.. Ведь это целая жизнь!
Да, действительно, шестнадцать. Мне тогда было двадцать один, ей столько же. Ее брату, Вениамину, двадцать три. Шестнадцать лет, с ума сойти можно! Как мгновенно они пролетели, лучшие годы. То есть, должны бы быть лучшими годами. Но пролетели они как-то бестолково, бездарно, не оставив в душе и в памяти яркого следа. В памяти как раз остались те несколько лет, что предшествовали этим шестнадцати годам. Когда мы были еще так дружны – я, Ника и Вениамин или Витамин, как дразнила его тогда я. А потом произошел внезапный разрыв, которому предшествовало такое неожиданное и некстати сделанное мне предложение Вениамина. Мой резкий, почти грубый отказ, внезапное исчезновение Вениамина из моей жизни и, как следствие, и Ники, которая оскорбилась за брата. Все это мгновенно вихрем пролетело в моей голове, я с трудом заставила себя сосредоточиться на словах Ники, доносящихся из трубки.
– …Вот я и подумала: а почему бы нам не встретить Новый Старый год вместе. Как в старые добрые времена. Как говориться, кто старое помянет, тому глаз вон.
– Извини, я отвлеклась, задумалась. Кому это «нам»?
– Здрасти, я ваша тетя! Я тут полчаса распинаюсь, а она задумалась! Нам – это мне, тебе и Венику.
– Какому венику?
– Ах ты, господи. Ты с годами, Тамар, явно хуже соображать стала. Забыла, что ли, что я так Вениамина называю. Это ты его Витамином кликала, а я Венькой или Веником.
– …И что? …Насчет Нового года?
– Не Нового, а Старого Нового. Я предлагаю всем нам собраться на Старый Новый год. Раньше не получится. Веника нет в городе, он только тринадцатого приедет. Ты, наверное, не знаешь, но он уже много лет живет в Санкт-Петербурге, крутым дядькой стал. Его бизнесменские дела никак не отпускают его раньше, чем тринадцатого. Так как? Что ему сказать, когда он позвонит? Он должен позвонить с минуты на минуту.
– Скажи ему… Скажи… Я даже не знаю…
– Все ясно. Так и передам: Томка согласна встретить Старый Новый год втроем. Встреча назначается у меня дома вечером тринадцатого. Скажем, часиков в восемь. Это будет суббота, так что не переживай, на следующий день отоспишься. Бери в руки блокнот и ручку. …Как зачем? Адрес мой и номер телефона запишешь. Я ведь давно живу в своей квартире, а не с мамой. Веник подсобил, я сама в жизни бы на квартиру себе не заработала. …Нет-нет, мужа нема. Был, да сплыл. …Куда, куда… Вот придешь, расскажу, это долгая история. Короче, пиши: улица Мичмана Павлова, дом 5, квартира 31. Ехать на седьмом автобусе или тринадцатом троллейбусе до остановки «Аллея Победы». От тебя можно еще на пятнадцатой маршрутке добраться. И не вздумай передумать. Если ты не приедешь, мы сами к тебе ввалимся. Ладно, пока. Через две недели увидимся. Еще раз с наступающим тебя. …Ага, спасибо. …Передам, передам твое поздравление Венику. До скорого.
Я положила трубку на рычаг и с минуту сидела в полной прострации. Елы-палы! А я еще не верила, что под Новый год случаются чудеса! Вот оно, настоящее чудо – привет из счастливой яркой юности, воспоминания о которой я уже похоронила на веки вечные. Не в силах больше сидеть на месте, я вскочила и стала маршировать из угла в угол. Боже мой, через каких-нибудь две недели я увижу свою любимую Нику, свою тонкую, звонкую, заводную Нику! Увижу Вениамина – доброго, славного, надежного, своего в доску Витамина! А они … они увидят меня… Меня сразу как холодной водой окатили. Я подошла к трюмо, с неохотой и страхом подняла глаза на свое отражение. На меня смотрело странное существо неопределенных лет и неопределенного пола. Уставшее лицо, уставшие глаза под набрякшими покрасневшими веками, наметившиеся мешки под глазами, мелкие морщинки в углах глаз, между бровей и на лбу. Какой-то серый цвет лица, в тон волосы цвета пожилой мыши. Старый выцветший штопаный халат и разноцветные шерстяные носки от разных пар довершали живописный образ. Ужас! Я даже глаза закрыла, чтобы не видеть этот кошмар. Немного успокоившись, я опять открыла глаза и вгляделась в свое отражение холодным взглядом стороннего наблюдателя. Ну, положим, халат и носки – дело поправимое: снял, выбросил и забыл. Волосы – тоже не смертельно: покрасить, подстричь, уложить в хорошей парикмахерской и все нормально. Но что делать с физиономией? Маску что ли одеть? А что, в Старый Новый год это будет кстати.
Ну, что ж. Есть прекрасный выход из этой ситуации. Я просто не пойду никуда вечером тринадцатого. Останусь дома. «ЖОПЕЯ и будь счастлив!» Тогда они приедут сюда сами. И это будет еще большей катастрофой. Увидят не только меня в старом халате, но и всю мою убогую обстановку, обшарпанную мебель, вылинявшие шторы и потертое покрывало на продавленном диване. Как она сказала: Вениамин стал крутым дядькой? О, тогда ему все это очень должно понравиться. Нет-нет, только не это. Не открыть им дверь или убежать куда-нибудь из дома? Можно, конечно. Но это малодушие. Что-что, а малодушие и трусость никогда не были моей отличительной чертой. Напротив, я всегда, а в юности и молодости в особенности, отличалась и даже демонстративно подчеркивала свою прямоту и честность в отношениях между людьми. Бравировала даже этим, дурочка. Что ж, честность, так честность. Пусть видят мои морщины, мой тусклый взгляд, шершавую обветренную кожу, выпирающий дряблый животик. Я могу даже специально одеть свой убитый костюм жабьего цвета, в котором выгляжу как царевна-лягушка, когда она находилась в образе пресмыкающегося. У Витамина будет прекрасный повод лишний раз порадоваться тому обстоятельству, что шестнадцать лет назад ему так здорово повезло, и я не согласилась на его опрометчивое предложение. Я плюхнулась в кресло и вжав голову в плечи и закрыв лицо ладонями от души заревела. Эх, жизнь моя – жестянка.
– …Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, – я в полном изнеможении рухнула на палас. Руки-ноги мои дрожали, со лба градом струился пот. Час ночи. Все добропорядочные люди давно спят. А что делает уважаемая, Тамара Алексеевна? А ну-ка угадайте с трех раз? Ни фига не угадаете. Я качаю пресс. С непривычки мышцы живота страшно ноют. Боюсь, что завтра я не смогу ни встать, ни согнуться. Дурь это все, конечно. Перед смертью не надышишься. Что можно сделать за две недели? С другой стороны, за две недели можно успеть многое, если очень постараться. Вспомнить хотя бы шоу «Последний герой», что демонстрировалось по центральному телевидению несколько лет назад. Приезжали на необитаемый остров в океане все такие холеные, беленькие, пухленькие и уже через две недели их не узнать – поджарые, стройные, загорелые, в глазах голодный блеск. На какой остров мне уехать, чтобы через две недели вернуться обратно молодой, красивой и яркой. Ладно, хватит трепаться. Дело делать надо.
– …Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…

Когда утречком затарахтел будильник, я шевельнулась и тут же заохала. Все тело ныло, каждая мышца стонала и давала о себе знать. Кряхтя и проклиная все на свете, я поплелась в ванную. Из зеркала на меня глянула лохматая страшноватенькая тетя с кругами под глазами.
– Ну, ты и дура! Полная кретинка! – сказала мне тетя и покрутила пальцем у виска.
– Сама такая, – огрызнулась я и плеснула себе в лицо ледяной водой.
На завтрак я выпила чай с одной ложкой сахара против обычных четырех с поджаренным в тостере куском черного хлеба. Что ж, на острове и этого нет. Я съела свой скудный завтрак, сполоснула бокал. Пора на работу. Последний рабочий день в этом году.
Завод, где я работаю, в двадцати пяти минутах ходьбы от моего дома, поэтому я редко пользуюсь общественным транспортом, чтобы добраться до работы. Только если проливной дождь или мороз. Я плохо переношу холод. Но сегодня не по зимнему тепло, около ноля градусов, поэтому я одела не зимнее пальто и меховую шапку, а куртку и кепку. Погода – чудо, моя любимая зимняя погода. Тепло, тихо, пасмурно. Я неторопливо иду, засунув руки в карман куртки. Думаю о вчерашнем звонке. Теперь на ближайшие две недели все мои мысли будут крутиться только вокруг предстоящей встречи. А о чем еще думать одинокой стареющей женщине. Не знаю, что она принесет мне, эта встреча. Может быть, огорчение, боль, наверняка, унижение, но она состоится. Я так решила. Не стоит уподобляться страусу, прячущему голову в песок. Что есть, то есть. Интересно будет узнать, как сложилась жизнь Ники и Вениамина. Из разговора проскользнуло, что у Ники, похоже, тоже не все получилось. Мужа нет, то есть был, а теперь его нет. Видимо, разбежались. Не спросила про детей. Есть или нет. Ладно, скоро все узнаю. А вот о Вениамине она ничего не сказала, кроме того, что он живет в Санкт-Петербурге и стал крутым бизнесменом. Даже помог сестре купить квартиру. Наверняка и в личной жизни все в ажуре. Такие дяди редко остаются в одиночестве. Наверняка, молодая и эффектная жена, какая-нибудь топ-модель с двухметровыми ногами. Пара прелестных детишек, загородный дом и вилла на море, куда ездят отдыхать всей семьей каждое лето. Кругленький счет в банке, крутая тачка. Что ж, прекрасно. Я искренне порадуюсь за него. Так и скажу ему: «Молодец, Вениамин. Я очень рада за тебя». Главное, сказать это не жалобным тоном с завистливыми нотками в голосе, а твердо и искренне, глядя ему прямо в глаза.
На работе атмосфера была явно не рабочая. Все дамы за единственным исключением (угадайте, кто?) были в обновах – элегантных и эффектных платьях или юбках с блузами, в эластичных колготках, туфли на высоких каблуках сменили сапоги и ботиночки. Красиво уложенные прически украшены блестками и мишурой. Валя и Ирина наряжали маленькую пластмассовую елочку, неведомо откуда появившуюся на свободном в виду болезни сотрудника столе. На подоконнике стояли две круглые коробки с тортами. Мужчины все без исключения в парадных костюмах тоже непривычно оживленные и праздничные. По заводскому радио громко звучали популярные песни, сменяя одна другую. Начальник Иван Иванович снисходительно  поглядывал на это праздничное безобразие из-за стеклянной перегородки, отделявший его кабинет от общего отдела. В обед в фойе были устроены танцы. Но я не пошла в фойе. Я в глубокой задумчивости в полном одиночестве сидела за своим рабочим столом и все думала свои думы. Картины далекого прошлого вдруг свежо и отчетливо захлестнули меня. Перед глазами стоял тот далекий и близкий Новый год восемнадцатилетней давности. Нам с Никой по девятнадцать. Мы студентки третьего курса экономического факультета собираемся на новогодний бал в институт. Ника в модном платье из дымчатого шифона, с блестящими черными волосами, завитыми в длинные спирали, спускающими вдоль тонкого лица с прозрачно-матовой, словно светящейся изнутри, кожей. Ее тонкая талия туго затянута широким поясом, отчего кажется, что она вот-вот переломиться пополам. На ногах туфли с ремешком на высоком каблуке. В руках лаковая сумочка.
– Ты что, собралась идти по морозу в этих капроновых колготках? – строго выговариваю я ей, – Не выдумывай, одевай сверху гамаши. Снимем потом в туалете. А туфли положи в сумку. Переобуемся тоже в туалете.
Рядом крутится Вениамин. Его доброе круглое лицо постоянно расплывается в широкой улыбке. Близорукие глаза щурятся сквозь очки. На нем серый костюм, который сидит несколько мешковато, как впрочем все, что он носит. Как он сам признался однажды, он не любит, чтобы одежда сковывала движения и поэтому покупает все «на вырост». Анна Дмитриевна, мама Ники и Вениамина, провожает нас до дверей, желает нам хорошо повеселиться и еще долго смотрит нам вслед из окна. Впереди мы с Никой гордо маршируем по тротуару, а сзади как верный паж нас сопровождает Вениамин.
Как давно это было. Словно в другой жизни. Тогда казалось, что впереди еще целая вечность и все самое главное и прекрасное непременно ждет там, в будущем. А оказалось, что самое прекрасное было именно тогда, в эти незабываемые дни мимолетно сверкнувшей юности, а потом только суета, серость и одиночество. Нет, конечно, потом были и другие встречи, другие праздники. Но все это было уже не то, на два порядка ниже. И чем дальше от того вечера, тем мельче и буднее становились дни. И вот результат – от той энергичной, целеустремленной и симпатичной девушки восемнадцатилетней давности осталась только бледная тень, а вернее, из той яркой девушки получилась немолодая, уставшая от жизни увядающая женщина, некрасивая, немодная, огрубевшая, и, в сущности, совершенно никому не нужная, даже сама себе. Вот она, расплата за гордыню, за гонор. Жизнь – строгий учитель и чем выше ты задираешь нос, тем больнее шлепаешься потом в самую лужу на потеху публике. Что ж, все правильно.
– Тамара Алексеевна, а вы что не идете танцевать, – мне улыбается Ирина, молодой специалист, только этой осенью пришедшая к нам в отдел после окончания ВУЗа.
– Ириша, можно задать тебе вопрос?
– Конечно, – улыбается мне она своей милой улыбкой с очаровательными ямочками на щеках.
– Где ты купила это симпатичное платье?
– В магазине «Алиса». Там сейчас очень большой выбор платьев и костюмов. И новогодние скидки довольно значительные. Кстати, я там вчера была с подругой, и мне очень понравился один костюмчик. Такой, знаете, в голубую и серую мелкую полосочку, с атласными голубыми лацканами и такими же манжетами на рукавах в три четверти. Но мне, к сожалению, немного великовато. А вот вам будет как раз впору. И очень пойдет к вашим глазам.
– И где находится этот необыкновенный магазин?
– Пойдемте после работы вместе, я вам покажу. Это недалеко, десять минут хода. Его открыли только две недели назад.
– Хорошо, Ириша. Пойдем после работы вместе, – киваю я ей.

Шеф по случаю праздника расщедрился и отпустил нас с работы раньше аж на целых сорок минут. Мы идем с Ириной по вечерней улице, снежные сугробы сверкают грудами золота под желтым светом фонарей. Ирина с энтузиазмом рассказывает мне, в какой веселой компании она будет встречать Новый год завтра. Ее прерывает мелодия мобильника, и она начинает рассказывать по телефону еще кому-то как чудесно она проведет время завтра. Наконец мы подходим к небольшому магазину с яркой вывеской «Алиса», светящейся неоновым светом. В магазине не протолкнуться. Мы не без труда пробиваемся в отдел женской одежды, Ириша мигом отыскивает тот самый костюмчик и демонстрирует его мне. Действительно, очень симпатичный костюм. Голубые полоски и атласный лацкан и манжеты очень красят его, придают ему праздничность и элегантность. Только это же явно коротко мне. Я ведь все ношу исключительно миди, а это сантиметров на десять выше колен. Я все же занимаю очередь в примерочную, а Ирина пока разглядывает другие костюмы и платья. Когда я уже зашла в кабинку, задернув за собой плотную штору, она ныряет следом и торжественно показывая мне на плечиках нечто бледно голубое из тонкого шелка на тоненьких брительках-веревочках, похожее на отрезанную снизу комбинацию.
– Что это? – удивляюсь я.
– Это то, что вам надо одеть вниз под костюм, – объясняет мне Ирина.
– Вниз я одену белую блузку, – говорю я.
– Ни в коем случае! – не соглашается со мной Ириша, – Вы этим убьете весь шарм костюма. Попробуйте одеть это.
Я раздеваюсь, чтобы не обидеть славную девушку Иришу одеваю это нечто голубое, а затем костюм. К моему удивлению, все вместе это выглядит восхитительно. Я с трудом узнаю в зеркальном отражении себя. Мы с Ириной стали живыми свидетелями маленького чуда, когда с помощью удачно подобранной одежды в несколько секунд можно даже без взмаха волшебной палочки превратить стареющую тетку в привлекательную и женственную особу. Чуть тесновато в талии, но ведь я похудею к Старому Новому году. И совсем не коротко. Правда я не привыкла открывать колени, но привычки следует время от времени менять, тем более, что мои ноги вполне способствуют такой перемене.
– И непременно голубые тени на веки и розовую с перламутром помаду, а духи – с тонким запахом. И можно еще нитку жемчуга на шею, нет, лучше тонкую серебряную цепочку и все. Больше никакой бижутерии. А волосы… Я даже не знаю, может, собрать их в пучок? Нет, лучше уложить в крупные локоны.
Я киваю, соглашаясь с Иришкой. Мы выходим из примерочной, и я откладываю костюм на полчаса, чтобы сходить к банкомату, снять необходимую сумму. Я искренне благодарю Ирину, еще раз поздравляю ее с наступающим праздником, прощаюсь с ней до следующего года и выхожу из магазина. Когда я с деньгами возвращаюсь в магазин, Ириша еще ждет меня около кассы. Она протягивает мне маленький пакетик, щебечет: «Это вам от меня подарок к Новому году» и исчезает. Я даже не успеваю отблагодарить ее.
Дома я еще раз примеряю костюм. Одеваю старые туфли на высоком каблуке. Что ж, недурно, весьма недурно. Скинуть еще пару-тройку килограммов живого веса, навести относительный порядок на физиономии и на голове, и все уже не так ужасно будет выглядеть. Вспоминаю про Иришкин подарок, достаю из сумки пакетик, разворачиваю. В пакетике тюбик помады, розовой с перламутром, карандаш с бирюзовыми тенями тоже с перламутром, удлиняющая тушь для ресниц и крошечный тюбик тонального крема. Деликатная Ириша не понадеялась на мой вкус. Спасибо тебе, девочка. За мной должок.
…Сорок два, сорок три, сорок четыре. А теперь наклоны в стороны, а потом махи ногами. И раз, и два, и три. И раз, и два, и три. Немного отдышаться и опять. Раз, два, три. Раз, два, три. Страшно хочется есть. Ничего. Немного липового отвара с медом, чтобы заглушить чувство голода и опять – и раз, и два, и три.
В новогодний вечер я в халате грустно сидела над капустным салатом, слегка приправленным подсолнечным маслом, и тертой морковкой. Не радовала даже мысль, что капуста и морковь – самое то в новогоднем меню, учитывая, что хозяин наступающего года – Кролик. На моей физиономии – распаренная овсянка, перемешанная со сметаной, наложенная толстым слоем, дабы хоть немного напитать кожу. Все это пустое, как мертвому припарки, я это делаю скорее для собственного успокоения. Пошла в ванную, смыла с лица кашу, промокнула физиономию полотенцем, внимательно вгляделась в свое отражение. Разве что кожа чуток посвежела, а, в общем, дохлый номер, как и следовало ожидать. Все морщины на месте, да и куда им деваться.
С Новым годом меня поздравил только президент. Я чокнулась с ним стаканом апельсинового сока, от души поздравила его тоже. Вместо елки на столе в вазе стояла еловая ветка с шишками, купленная мной сегодня на рынке. На рынке я купила еще дорогие колготки и пару килограммов фруктов. На сколько я знаю, сейчас идет предрождественский пост, так что моя диета кстати. Подчиняясь самой себе непонятному порыву, после рынка я зашла еще в магазин и купила симпатичные шторы, которые с недельку назад приметила. Дома сняла с окон старенькие тряпочки, изображающие шторы, и повесила новые замысловатые шторы с драпировкой и складками, скомбинированные из двух тканей – золотисто-желтого и кофейного цветов. В свете люстры шторы смотрятся особенно благородно и торжественно.
…И раз, и два, и три. И раз, и два, и три. Потом я ехала на велосипеде. Вот бы кто из коллег или знакомых увидел меня сейчас, лежащую в новогоднюю ночь на стареньком ватном одеяле, в задравшемся халате, лихо крутящую поднятыми к потолку ногами невидимые педали – наверняка бы от души пожалел, решив, что у меня на почве одиночества и неустроенности личной жизни крыша с места основательно сдвинулась.
Первого января я встала поздно, в одиннадцатом часу. Спала бы, наверное, еще, но разбудил звонок Альки Николаевой. Та затараторила свои поздравления и пожелания вперемежку с извинениями, что не позвонила вчера, так как была страшно занята приготовлением «оливье» и пирога к приходу дочери с зятем и прочее, прочее. Мы потрепались около часа. Не успела я отойти от телефона, как позвонила Галя. Поговорили с ней. У нее тоже семья, дети, поэтому вчера ей некогда было. У Галины потрясающая новость: вчера к ним заявилась свекровь с подругой. Это действительно из ряда вон выходящее событие, так как за те пятнадцать лет, что они женаты с Володей, свекровь приходила к ним впервые. Володя из довольно обеспеченной и непростой семьи. Его отец – ректор престижного института, мать много лет была заведующей косметической клиники. Володя, их единственный сын, рос в фантастических условиях: к его услугам всегда были всевозможные репетиторы, богатейшая библиотека, интересные поездки за границу, каждое лето отдых на море и за границей, что во времена нашего детства было явлением редким и очень значимым. Все его малейшие желания мгновенно исполнялись самым наилучшим образом, двери любого ВУЗа в городе были распахнуты перед ним, когда он закончил с медалью школу. А он пошел учиться в ПТУ на автомеханика, где встретил мою двоюродную сестренку Галину, вскоре женился на ней вопреки категоричным возражениям и даже проклятиям родителей, и сейчас преподает в том же ПТУ автодело. Вполне доволен и работой, и собой, и в особенности женой. Галина, в прошлом деревенская девчушка, милая и приятная женщина, не красавица, но вся такая обаятельная, хозяйственная, милая родила своему горячо обожаемому Володеньке сына и дочку, и живут себе душа в душу в полнейшей гармонии друг с другом и с окружающим миром.
Свекровь и свекор за все эти годы ни разу не посетили их и не пригласили к себе, все робкие попытки Галины навести мосты, резко пресекались. И она отступила. А вот теперь – здрасти вам, свекровь сама явилась.
– И что? – с любопытством поинтересовалась я.
– Это не телефонный разговор, – Галина шипела в трубку, видимо, Володя дома, – Если ты ничем не занята, лучше я сама к тебе приду.
– Валяй. Жду.
Галина прилетела мгновенно. По блестящим глазам и разрумянившемуся лицу было видно, как ей не терпится поскорее с кем-нибудь поделиться. Мне тоже не терпелось узнать все поподробнее. Мы живо уселись в кресла, повернув их друг напротив друга, нас разделял только журнальный столик, на котором красовалась ваза с фруктами. И Галина взахлеб начала свою потрясающую историю.
– …И вот, только я успела стол накрыть, детки зажгли гирлянду на елке – звонок в дверь. Ну, мало ли кто. У меня и в мыслях не было, что это она. Открываю – две посторонние тетки. Я ее и не узнала сразу, шутка ли, пятнадцать лет не видались. Да и видела я ее всего пару раз, мельком. К тому же, она изменилась очень с тех пор. У меня в памяти осталась такая статная блондинка, вся из себя, а тут располневшая тетя в очках с короткой стрижкой, челка надо лбом. Ну, я и спрашиваю: кого вам надобно? А она и говорит: «Я к сыну пришла». А я опять не соображу, к какому сыну. «Вы, должно быть, ошиблись», – говорю. А тут другая тетка заговорила, подруга ее. «Нам, – говорит, – Володя Саенко нужен. Это Мария Владимировна, его мать». Только тут до меня и дошло, я так про себя и ахнула. В общем, прошли они. Володя как ни в чем не бывало с ней поздоровался, поцеловались, детям бабушку представил, бабушке – внука и внучку. Сели за стол. Сначала обстановка натянутая была, а потом слово за слово, разговорились. Антон с Машей свои дневники показали. У Антона две четверки проскочили, а у Машки как всегда одни пятерки. Свекровь, когда узнала, что внука и внучку в честь бабки и деда назвали, совсем расчувствовалась, даже слезу пустила. Тут еще и подруга ее масла в огонь подлила, дай бог ей крепкого здоровья на долгие годы: «Ах, Машенька, какие прелестные у вас с Димой внуки! Просто чудо! И Галочка тоже просто прелесть!». В общем, когда через два часа расставались, то от прошлой вражды и следа не осталось. Я так рада! И Володя хоть и не говорит ничего, но по глазам видно, что очень доволен, так и сияет, что лед в отношениях с родителями наконец растоплен. Все же это его всегда угнетало, хоть открыто мне об этом никогда не говорил.  Пригласила нас к себе на обед на завтра.
– Хорошо, – кивнула я, – Я рада. Только знаешь, что я подумала, может, потому она к вам мириться пришла, что чувствует близкую старость, немощность. Хочет тылы подготовить. А то кто будет ухаживать за ней, да за старым мужем.
– Я, – улыбнулась Галина, – Мы с Володей. Дети помогут. У них не будет одинокой старости.
– Что же они вам не помогли, когда у вас детки малые были, да по чужим углам скитались, а они вдвоем в таких хоромах шиковали.
– Что вспоминать, – легко махнула рукой Галка, – Теперь то все хорошо. А старикам надо помочь. И внука и внучку нельзя лишать бабки с дедом.
Ах, Галя, святая душа. А может так и надо. Дари людям свет, не держи на них зла, и к тебе вернется сторицей. А то будешь потом как я в одиночестве и ненужности век доживать.
Мы еще посудачили об этом происшествии, а потом я неожиданно для себя вдруг выложила ей и свою новость. Не хотела, но у меня это вырвалось само собой. У Гали даже глаза округлились, когда она услышала ее.
– Вениамин?! Тот самый?! Как же, помню! Отлично помню! Здорово!..
– Что здорово?
– Все! Я так и знала! Я чувствовала, что нечто подобное должно случиться! Теперь все от тебя зависит, Томка. Как ты повернешь, так и повернется. Шестнадцать лет назад ты дала маху, теперь у тебя есть шанс все поправить.
– О чем ты, голубушка, – рассмеялась я, – Уж не думаешь ли ты, что Вениамин приедет затем, чтобы мне предложение по новой делать. Поезд давно ушел. Все прошло как с белых яблонь дым. У него своя жизнь, у меня своя. Удивительно, как это Вероника вдруг вообще про меня вспомнила. Хотя, ты знаешь, у меня вдруг мелькнула мысль, что это действительно не ее идея, а Вениамина. Похоже, он многого добился в жизни и теперь хочет ткнуть меня мордой в свое благополучие. Вот, мол, тебе, любуйся, что ты могла иметь, да потеряла по своей глупости. Облизывайся теперь, да локти кусай.
Галя задумалась, потом легко тряхнула своими кудрями и улыбнулась.
– Ты не права, Тамара. Я хоть и девчонкой совсем была, но хорошо помню его. Мстительность не в его характере. Он добрый.
– Был. Какие только трансформации не могли произойти с человеком за столько лет. Этому очень способствует и бизнесменство. Сама понимаешь, что в бизнесе выживает сильнейший, там действуют волчьи законы и человек должен стать или одним из членов стаи или его загрызут. Ладно, Галин, не переживай, я уже настроилась на возможные варианты нашей встречи и думаю, меня ничто не прошибет. Ну, положим, скажет мне Вениамин сквозь зубы: «Какая ты стала старая и уродливая как рваная галоша». А я ему в ответ: «Сам дурак!». И все дела. Может это и к лучшему, не буду больше переживать, что сломала жизнь себе и ему. И не смотри на меня так жалобно. Вот еще! У меня все о,кей. Сама себе хозяйка, что хочу, то и делаю. Ешь лучше апельсины и бананы. А завтра вечером прошу ко мне с докладом, как прошла встреча на высшем уровне, то бишь, как вас встретили свекровь и свекор. И прошу тебя, Галя, не стелись перед ними. Ты им ничем не обязана. Держись доброжелательно, но с достоинством.
После ухода Галины я посидела в задумчивости, выпила кофе, оделась и отправилась на улицу. Дома мне не сиделось. Вышла на проспект и побрела по нему. Удивительно, но все магазины работали. Зашла в один, в другой. Меня как магнитом тянуто в те отделы, которые я раньше полностью игнорировала, а именно, в отделы косметики.
– Девушка, мне, пожалуйста, что-нибудь хорошее для лица. Дорогое.
«Девушка» лет сорока пяти глянула на меня с такой надменной холодностью, что я даже оробела, что вообще-то мне не свойственно.
– Крем, гель, скраб, маска, лосьон, молочко? Какой фирмы? Если крем, то – дневной, ночной? Увлажняющий, питающий, отбеливающий, под макияж, для снятия макияжа? Для какого типа кожи?
– А хрен его знает, – чистосердечно призналась я ей и отошла. В другом магазине молоденькая продавщица отнеслась к моей просьбе заинтересовано. Она внимательно посмотрела на мою физиономию и сообщила, что у меня сухая кожа, поэтому мне непременно надо по несколько раз в день увлажнять ее каким-нибудь увлажняющим кремом для сухой кожи. Вечером обязательно наносить минут на двадцать питательный крем. А на ночь – ночной. Лучше, если кремы будут одной фирмы и совсем не обязательно дорогими. По ее рекомендации я приобрела все три крема марки «Nivea», кроме того, крем для кожи вокруг глаз, для рук и для тела. Долго выбирала в парфюмерном отделе духи. Купила в ювелирном изящную серебряную цепочку и такой же браслетик на руку. На волне стремления к самосовершенствованию забрела в частную стоматологическую клинику «Дента-люкс». Скучающий молодой стоматолог встретил меня как родную, интимно полуобняв и ласково держа за ручку довел до кресла, усадил, представился Виктором. Осмотрев мою пасть, покачал головой: «Работы недели на две и тысяч на двенадцать-пятнадцать, не меньше». «Валяйте, – согласилась я, – но в первую очередь приведите в порядок все передние зубы».
Когда я вернулась домой, за окном уже стояли сумерки. Я сварили себе жиденькую рисовую кашу без соли на обезжиренном молоке, съела блюдечко этого малоаппетитного варева, выпила пустой чай с ложечкой липового меда, намазала питательным кремом то, что у людей называется лицом, немного отдохнула и принялась за дело.
…И раз, и два, и три. И раз, и два, и три. И раз, и два, и три. …Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят.
Я в полном изнеможении рухнула на палас. Какая, в сущности, глупость то, чем я сейчас занимаюсь. Идиотизм. Кому это надо?
«Тебе. Это надо только тебе», – шепнул мне внутренний голос. Что ж, святая правда. Это нужно только мне. Чтобы тринадцатого вечером я не сидела съежившись бедной родственницей в костюме жабьего цвета в углу дивана, спрятав свои обветренные руки с обломанными ногтями под столом, а лицо по возможности в тень елки, чтобы не видны были морщины и шелушащаяся кожа. Я должна гордо сесть за стол, улыбнуться розовыми с перламутром губами, открыв ровные блестящие зубы, спокойно и открыто посмотреть в лицо Вениамина красиво накрашенными глазами и сказать ему: «Привет, ну как ты? Я, как видишь, неплохо».
Опять дура. И что ты этим ему хочешь доказать? Типа он не поймет, что не может считаться благополучной женщина в тридцать семь лет не имеющая семьи, живущая в однокомнатной квартире хрущевского типа, доставшейся от родителей (первый этаж, вид на сараи) и проработавшая на одном и том же месте без мало-мальского карьерного роста, куда попала после института. Неудачница, как ни пыжься, как ни пускай пыль в глаза людям. Хоть с головы до ног обсыпься блестками и конфетти.
Ах, как все это грустно. Рано в моем возрасте подводить жизненный итог, но все уже ясно. Дальше будет только хуже. Надо честно посмотреть правде в глаза и признаться: я сама упустила синюю птицу счастья. Более того, я прогнала ее, кощунственно замахнувшись на нее грязной тряпкой. Мне был дан потрясающий шанс, как оказалось потом, единственный, а я не просто отказалась от него, но еще и поглумилась. Вот мне расплата за это. У Вениамина все хорошо, у меня все плохо. Так мне и надо. И я должна честно все это признать и как тогда, много лет назад, высказала свои жестокие несправедливые слова в лицо Вениамину, так и сейчас, прямо сказать все это ему. И я это сделаю. Это будет честно. Но все-таки мне будет невыносимо прочесть на его лице не только жалость ко мне, но еще и брезгливость. Как потом жить с этим?  Невозможно… Невыносимо…
…И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.
– Утро красит бледным светом стены древнего Кремля. Просыпается с рассветом вся любимая страна. Кипучая, могучая, никем не победимая! – напевала я, стоя посреди комнаты в одних трусах и от души растирая себя влажным махровым полотенцем. Кожа аж полыхала огнем. Отличный массаж получился. А после контрастного душа и дýша словно окрылилась. Потом я поделала махи руками, ногами, наклоны вперед и в стороны. У меня все это получалось уже куда лучше. Что значит тренировка. Когда-то давно в школьные годы я ходила в гимнастический кружок. Попробовала вспомнить светлые годы детства – сделать мостик – не получилось, спина совсем не хотела сгибаться назад. А шпагат слабо сделать? Оказалось, еще как слабо. Ничего, не все сразу. Как говорится, не боги горшки обжигают. Если долго мучиться, что-нибудь получится. Я накинула халат, натянула носки, повязала волосы платком и, стоя перед зеркалом, щедро намазала переднюю часть головы, свободную от волосяного покрова, питательным кремом. Полюбовалась в зеркало на красоту неземную и отправилась на кухню завтракать. Чувство голода уже не было таким сильным, видимо организм затаился и выжидает, что будет дальше. А дальше будет низкокалорийный завтрак: овсяная каша на обезжиренном молоке и почти не сладкий чай с диетическими хлебцами. Желудок, привыкший к суровым условиям существования последних суток, страшно обрадовался и этому. После завтрака я немного повалялась перед телевизором и стала собираться: мне к десяти часам назначено к стоматологу.
Погода на улице сказочная, новогодняя. Тепло, безветренно, снег мохнатыми мягкими комьями плавно кружит, опускается на землю – как будто где-то на облаках сидят маленькие ангелочки, отрывают по шматочку от снежных облачков и забавляясь кидают их вниз. Я медленно бреду по улице. К стоматологу еще рано, поэтому я не спешу.
По пути зашла в открывшийся перед самым Новым Годом новый универмаг «Москва». Едва войдя в стеклянные двери, наткнулась на искусственного Деда Мороза, который с мешком за плечами маршировал и что-то невнятно вещал трубным механическим голосом. Настоящая страшилка для малышей. Рядом огромная пластмассовая елка, вся обмотанная мишурой. Потолкалась по отделам. В обувном отделе мой взгляд примагнитили серые замшевые туфли на шпильке. Померила – в самый раз, только ногам с непривычки не устойчиво и не удобно, но зато я стала вся такая стройная и грациозная до невозможности, прямо степная лань. Решила: беру. Мои денежные запасы в последнее время стремительно таяли, но я нисколько не печалилась по этому поводу. В самом деле, что за глупость в моем положении копить деньги. В ближайшие годы мне не надо будет отваливать огромные суммы на учебу детей за неимением оных, не потребуется давать взятки на то, чтобы отмазать сына от армии. Не надо откладывать деньги на возможную свадьбу отпрысков. На юг или за границу я ни разу не ездила, и нет такого желания. На смерть копить вроде еще рановато. На что мне денежные запасы? На черный день? У меня и так каждый день черный.
С коробкой в пакете я стала пробираться к выходу. Обошла молоденькую девчонку, которая стоя посреди холла кричала в мобильный телефон: «Я в «Москве»! В «Москве» говорю тебе! Как я здесь оказалась? Очень просто! Захотела и приехала». Дурочка, не может толково объяснить, что «Москва» – это всего лишь магазин, а не столица необъятной родины моей. На улице глянула на часы, охнула и рысью на полусогнутых рванула в стоматологию.
Придя домой, я в зеркало еще раз полюбовалась на два передних зуба, приведенных в порядок услужливым Виктором. За каждый из них я отвалила прилично, но оно того стоит. Выгрузила из пакета коробку с туфлями и еще одну коробку: на обратном пути домой я неожиданно для себя вдруг опять зашла в «Москву» и купила радиотелефон. Поймала себя на мысли, что в последние дни я вошла во вкус расточительства. С удовольствием убрала в кладовку старый телефон, а на его место водрузила новенький серебристый аппарат. Страшно хотелось есть, но еще не прошло два часа после лечения зубов. Пошла пока в душ, на славу потерла себя массажной перчаткой. Поглядела на себя в зеркало в ванной. На лицо явные результаты моих усилий: я заметно похудела, стала намного тоньше в талии, как-то подобралась, а лицо посвежело, и даже вроде искорка в глазах появилась. Обрадованная всем этим, напялила на себя халат и опять пошла качать пресс.
…Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…
Вечером заглянула Галина. Вдохновенно рассказала про вчерашний семейный обед у Володиных родителей. По ее рассказу, они оказались очень милыми интеллигентными людьми. Все было чудесно и распрекрасно. Изумительно приготовленный гусь, фаршированный яблоками. Домашние пельмени, пирожки, салаты. Чай с собственноручно свекровью испеченным тортом. Прекрасная большая квартира. На семейном совете за столом торжественно было решено впредь дружить домами и часто встречаться по поводу и без, как положено между близкими людьми.
– Что ж, прекрасно, – порадовалась я, – Особенно немаловажно, что у них огромная квартира. Надо будет потихоньку выяснить, приватизирована ли она. И постараться в ближайшем будущем деликатно подвести бабку с дедкой к мысли, что неплохо бы оформить завещание на внуков.
– Ах, о чем ты, – замахала на меня руками Галочка, – Пусть живут сто лет!
– Пусть, – согласилась я, – А завещание все-таки не помешает. Да и кому им все нажитое оставлять, как не родным внукам.
Потом Галина перекинулась на меня. Сказала, что я в последнее время явно изменилась в лучшую сторону. Похвалила мой телефон. Я продемонстрировала ей новый костюм и туфли. Галина была в полном восхищении. Сообщила, что попросила свекровь записать меня на ближайшие дни в косметическую клинику, где у нее еще остались связи, на чистку и омолаживание лица.
– Только с твоей головой надо что-то делать. У меня подруга – классный парикмахер. К ней запись на две недели вперед, но я попрошу, она тебя примет без очереди. Сейчас я с ней договорюсь.
Галина минут десять потрепалась с неведомой мне Анжелой, кратко вводя ее в курс моих дел, и договорилась на завтра на четырнадцать тридцать.
– Сможешь? – спросила шепотом Галина. Я кивнула. Конечно, смогу. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Не стоит останавливаться на полпути.
И еще один день прошел. На завтра было тоже самое: зарядка, скудный завтрак, Виктор со своей бормашиной, магазины, спартанский обед, Анжела.
Вечером я с намазанной физиономией сидела перед телевизором и смотрела комедию. Дурацкая, в принципе картина, но я хохотала по слез. Наверное, потому, что настроение было прекрасным. А прекрасным оно было потому, что Анжела действительно оказалась классным парикмахером и сотворила с моей головой нечто, что ее совершенно преобразило. Сначала она сделала легкую химзавивку, а потом подстригла и покрасила мои волосы. На мое робкое: «А разве можно красить только что обработанные химсоставом волосы?», она категоричным тоном настоящего профессионала безапелляционно заявила, что в мире нет ничего невозможного, главное, не сочетать не сочетаемые вещи.  Когда в итоге я глянула на себя в огромное зеркала, то у меня даже рот раскрылся от изумления. Оказывается, при желании и некоторых усилиях даже из убогой развалины можно сделать человека. На прощание Анжела заявила, что записала меня на тринадцатое на пять часов и что никому не доверит мою голову в этот важный для меня день.
Лежа в постели я долго не могла уснуть. Думала о Вениамине. Интересно, каким он стал? Может, такой толстый отупевший от заколачивания денег дядька. И глубоко плевать ему на мой костюм и мою прическу. Да какая разница, каким он стал. Зато я прекрасно помню, каким он был. Добрый, умный, очень чуткий, необыкновенно деликатный. Мне никогда не надо было просить его о чем-нибудь. Он первым догадывался, и не успевала я сформулировать свою просьбу или требование, как все было уже сделано. Я могла не глядя протянуть руку и быть уверенной, что он поймает ее своей большой надежной ладонью. Какая невосполнимая потеря в моей жизни. Как часто я горько сожалела об этом потом, но прошлого, увы, не вернуть. Было потом еще два-три претендента на мою руку, сердце и остальные части тела, но то были такие убогие кавалеры, что об этих потерях я никогда не сожалела. Нельзя же всерьез считать неуклюжие ухаживания Николая, моего бывшего коллеги, за романтические отношения. Вспомнилось, как однажды лет восемнадцать назад мы неразлучной троицей гуляли в весеннем лесу, и Вениамин вручил мне букетик первых расцветших ландышей. А глаза у него были при этом как у глубоко преданной собаки. Ах, как я виновата. Перед Вениамином, перед Вероникой, перед их мамой. А в первую очередь, перед собой.
Я вздохнула, перевернулась на другой бок. Что теперь делать? Что сделано, то сделано. Прошлого не вернуть. Сама усмехнулась над собой. Какая я стала покорная судьбе и обстоятельствам, знать, старость не за горами. Укатали годы Сивку-Бурку. Я вынула из-под одеяла руку и показала фигу в темноту. Потом подумала и показала еще и язык. «Хрен вам на палочке», – неизвестно кому заявила я, встала и тут же у кровати в темноте стала делать упражнения на растяжку позвоночника и на укрепления мышечного корсета..
И раз, и два, и три. И раз, и два, и три. …Тридцать один, тридцать два, тридцать три…Бег на месте, прыжки. Стало жарко, я подошла к окну, открыла форточку, встала на пуфик и выглянула в окно. Морозный хрустальный воздух влился в мои легкие, заполняя их полностью, аж голова закружилась. Черно-прозрачное звездное небо раскинулось над городом. Идеально круглая, словно очерченная циркулем луна, смотрела на меня ясно и заинтересовано.
– Чего пыхтишь? Хочешь за несколько дней наверстать то, что упустила за десятилетия?
– Хочу! – призналась я, – Очень хочу! Помоги мне. Как это у Пушкина: Месяц, Месяц, ты дружок, позолоченный рожок…чего-то там еще… короче говоря, помоги, будь добреньким, а?
– Во-первых, я не месяц, а луна. Во-вторых, ко мне лучше обращаться с просьбами в новолуние, а сейчас полнолуние. В-третьих, фиг с тобой, чем смогу – помогу. А пока иди, спи. В этот час только дураки, преступники, больные, да, если верить вашим дурацким киноужастикам, вампиры не спят. Всем остальным в это время положено дрыхнуть.
И я пошла, легла и сразу уснула. Снилась мне смеющаяся луна, ухмыляющиеся звезды и танцующие на их фоне танго Вениамин с Никой.
Утром я долго валялась в постели. Вставать не хотелось. Спала бы еще и дальше, но прямо надо мной так яростно стучали молотком и вгрызались в старенькие панельные стены дрелью, что я быстренько выпила кефир с хлебцом и ретировалась из дома. В первые дни наступившего года погода радовала тихими довольно теплыми днями и легким пушистым снежком, что сыпал и сыпал на дома, на землю, на прохожих. Мимо меня стайкой пробежали в ярких куртках девчушки-подростки с лыжами через плечо. Хорошо, должно быть, сейчас в лесу катить и катить по лыжне среди сугробов и пушистых белых деревьев. Я прошлась до конца нашей длинной улицы, свернула наобум и опять долго шла вдоль старых домов. Неожиданно вышла на проспект прямо к магазину «Москва». Пришлось зайти.  Сегодня в нем было пустовато. Только в одном отделе толпился народ. Подчиняясь инстинкту, пошла в толпу. Оказывается, в отделе бытовой техники проводится акция предрождественских скидок аж до 40%. Мне ничего не нужно из бытовой техники, но я встала в очередь и пока она двигалась, все придумывала, что бы мне эдакое приобрести. Телевизор есть, пылесос тоже, телефон я только что обновила.
– Вам что? – вежливо обратился ко мне молодой продавец.
– М-м-м-м… – задумалась я.
– Микроволновку, – догадался сообразительный парень.
– Да! – обрадовалась я.
С тяжеленной коробкой я еле дотащилась до стоматолога Виктора.
– Ого! С очередной обновой вас, Тамара Алексеевна, – весело подмигнул мне Виктор, – Прошу, – он показал на кресло.
Вернувшись домой, я решила сварить наваристый борщ. Диета – диетой, но хочется, блин, и нормальной жратвы. В конце концов, живем один раз, а радостей в нашей разовой жизни не так уж и много, чтобы добровольно лишать себя надолго одной из них. Борщ со сметаной я ела с причмокиванием, прихлебыванием и сопением, благо никто не видел этого живописного зрелища. Навернув две тарелки и ничуть при этом не терзаясь угрызениями совести, я еле втиснула в себя еще и бокал кофе с изрядным ломтем адыгейского сыра, а потом с намазанной физиономией завалилась кверху пузом на диван, предварительно придвинув столик с телефоном. Незаметно для себя я задремала и видела некий чудесный сон, который моментально забыла стоило мне открыть глаза
Прошло еще четыре дня все в том же духе: диета, зарядка, стоматология, магазины, воспоминания. Настроение мое резко менялось – от мрачности и депрессии в щенячий восторг по поводу покупок и изменения внешности. Сходила я трижды и в косметический кабинет, где мне сделали шлифовку мелких морщин, чистку лица и питательную маску на основе плаценты. К моему удивлению эффект оказался довольно значительным. Предлагали мне сделать подтяжку лица или хотя бы силиконовые инъекции, но тут я стояла насмерть: хочу жить с натуральным лицом, что природой отпущено, то и есть. Молоденькая косметолог по доброте душевной дала несколько бесплатных советов по уходу за кожей. По ее совету я купила голубую глину и делала себе каждый день на лицо и шею маски. Я даже стала находить какое-то странное удовольствие в том, что раньше считала пустой тратой времени: утром после умывания наносила на кожу питательный крем и делала массаж лица, потом шла интенсивная зарядка, днем я делала маску из глины, вечером – дрожжевую маску. Обтирала кожу лица и шеи кусочками льда из травяных настоев. Вокруг глаз наносила специальный крем. Брови я чуть подщипала. Освоила по интернету фэйсбилдинг – специальную гимнастику для мышц лица, и с фанатичностью, достойной лучшего применения, два раза в день по получасу сидела перед зеркалом и строила сама себе рожи. Теперь, когда я вглядывалась в свое отражение в зеркале, мне уже не хотелось назвать то, что я вижу физиономией, рожей или, тем более, мордой. Это уже вполне тянуло на гордое звание женского лица. А тело мое уже вполне можно было обозвать фигурой. Почему я столько лет не обращала на все это внимание? Не было стимула, не для кого было выглядеть красивой. Теперь у меня был мощнейший стимул: я хочу, очень хочу, чтобы Вениамин и Ника увидели, что я еще не старая развалина, а вполне милая, не потерявшая вкуса к жизни, женщина и даже с некоторым шармом.
– Вот так то! Вуа ля! – сделала я па перед зеркалом и пошла опять качать пресс на животе и укреплять мышечный корсет.
Вечером неожиданно прилупила Алька Николаева. Она старше меня на целых двадцать лет, но для меня она просто Алька. Маленькая, живая как ртуть, неугомонная, она похожа на пацаненка. Не помню, какому советскому поэту принадлежат строчки: «…И глядит на вас в упор то ль старушка, то ль девчонка». Это в точности про Альку. Одевается она тоже соответственно: вечные джинсы, джемпера или рубашечки, из верхней одежды – неизменные куртка, кепка и кроссовки. Ходить спокойно она совершенно не умеет, несется как метеор, обгоняя людей, благо юркая. В общем, маленькая собачка до старости щенок. Год назад Алька ушла на пенсию, но мы с ней поддерживаем связь, довольно часто встречаемся, а уж по телефону обязательно каждую неделю докладываемся друг другу.
Сначала Алька подмела все мои запасы продуктов в холодильнике, подъела все, что еще оставалось в кастрюльках, выпила неимоверное количество кофе с бутербродами (для меня всегда было загадкой – куда только все это помещается в ее тщедушном теле), затем сыто глядя на меня осоловевшими глазами икая заявила:
– Валяй. Ик. Рассказывай.
– Че рассказывать то?
– Про важное свидание, которое тебе предстоит в Старый Новый год.
– А ты откуда знаешь?
– Разведка донесла. Не увиливай от темы.
– Разведка, разведка, – проворчала я, – Галкой зовут твоего разведчика.
– Ну, Галкой, и что с того. Костюм давай показывай, туфли, косметику. Новые шторы, телефон, микроволновку, диван и покрывало на нем я уже видала и по достоинству оценила. Что похудела, изменила прическу и помолодела тоже вижу. Нормально. Молоток.
С Алькой спорить только нервы зря трепать. Я одела голубой костюм, замшевые туфли и молча продемонстрировала ей. Кивком головы она одобрила мои обновы. Но это было не все: я опять переоделась и продемонстрировала еще пару обнов – удлиненную юбку-годе с тонким свитерком, так удачно подчеркивающим изгибы моего обновленного тела, и новое синее, длинное, плотно облегающее мою фигуру платье, которое я по самой себе непонятной причине приобрела вчера, за что потом ругала себя на чем свет стоит: ну куда и когда я его одену, скажите на милость. На мою подругу это платье произвело неизгладимое впечатление: зрачки ее расширились, рот округлился, ее осоловелость как рукой сняло.
– Дай померить, – категорично заявила она.
Когда она предстала передо мной в этом платье, я едва удержала смех. Платье волочилось по полу, трепыхалось на ее тщедушном тельце как флаг на параде. В вырезе были видны выпирающие ключицы.
– А что, очень даже ничего, – заявила она, внимательно разглядывая себя в трюмо, – Дашь одеть как-нибудь.
– Не вопрос. Бери. Мне оно вряд ли когда-нибудь понадобится.
– Отчего же. Его и одевай 13-го. В нем ты сексапель.., сексапуль.., сексапильная.
– Подумаю, – чтобы отвязаться от нее, сказала я, – Давай теперь нуди про своего зятя, какой он подлец. А то без этой твоей традиционной припевки разговору не хватает завершенности образа.
– А то, – оживилась Алька, – подлец и есть. Представляешь, я ему как человеку говорю… – Далее шел обстоятельный рассказ про все прегрешения бедного Алькиного зятька, кстати, очень тихого и интеллигентного молодого человека. Разговор затянулся за полночь, так что она осталась ночевать у меня, что случалось довольно часто.
Утром, чтобы не будить ее, я тихонько делала зарядку на кухне. Алька появилась в двери неожиданно – заспанная, с всклокоченными коротко стриженными волосами, она задумчиво смотрела на меня.
– И долго так ломаешься?
– Да не особо. Утром с полчаса, днем с часик и вечером полчасика. Ну, еще упражнения для лица делаю и контрастный душ утром и вечером.
– Ты даешь! Тебе медаль «За упорство в достижении цели» присвоить надо.
– Хочешь иметь талию – трудись. Не всем же везет как тебе. Ты хоть и жрешь как лошадь, но не в коня корм.
– Кстати, о жратве. Завтраком кормить гостью дорогую собираешься?
Я наспех сготовила завтрак из тех жалких крох, что еще остались после Алькиной ревизии накануне, и побежала на свидание к стоматологу Виктору.
Вернувшись домой, я застала Альку, месящей тесто. Похоже, она решила еще погостить у меня.
– Пироги будем стряпать, – заявила она, – Все-таки рождественские дни идут. Скоро сочельник, крещение.
Пироги, так пироги. Правда я сразу заявила, что мне пироги пока противопоказаны. Алька по этому поводу спорить не стала и простодушно заявила, что мое дело – испечь эти самые пироги, а уж она найдет куда их пристроить, например, отнесет дочери и зятю.
Пока поднималось тесто, мы наготовили три вида начинок – капустную с мясом, картофельную с мясом и яблочную с изюмом. Пироги удались на славу. Я не удержалась и съела два маленьких кусочка – с капустой и с яблоками. Половину того, что осталось, съела Алька, остальное она погрузила в пакеты и умчалась к дочери, на ходу бросив мне, что сейчас до крещения стоят святочные дни, и чтобы я погадала, что будет у меня в ближайшие дни. Не верю я в эти гадания. Ерунда все это, да и не умею я гадать. Тем не менее, чем ближе к ночи, тем все большее нетерпение охватывало меня. Я заглянула в интернет на предмет гаданий.
Часов в 11 ночи вечера я не выдержала, отыскала в кладовке три свечи, разломала их и растопила в старой алюминиевой кружке. Налила в чашку холодной воды, зажгла еще одну свечу и выключила свет. Подумала и со словами «покажись мое ближайшее будущее» вылила содержимое кружки в воду. В воде моментально застыли две восковые лепешки неправильной формы. Я долго разглядывала их при свете свечи, пытаясь определить на что они похожи. С первой я разобралась быстро – это определенно было изображение сердца, как его рисуют, когда речь идет о романтическом чувстве. Со второй лепешкой было сложнее. Наконец, я решила, что она похожа на толстого крокодила с разинутой пастью и коротеньким хвостиком. Что это значит? Может то, что увидев Вениамина я влюблюсь в него (сердце), но он окажется обычным крокодилом? Потом я скомкала старую газету, положила ее в раковину и подожгла. Газета моментально вспыхнула, быстро сгорела и я по очертанию ее черного остова попыталась определить, что дни грядущие мне готовят. Оказалось, что они готовят мне лошадь. Почесав в затылке и окончательно запутавшись в этом зоопарке я включила свет, все убрала и пошла спать. Мне не спалось и, решив, что вряд ли Алька еще спит, я позвонила ей. Она, конечно же, еще не спала и не раздумывая моментально сообщила, что сердце – это, само собой, горячая и пылкая взаимная любовь, стоящая практически на моем пороге, крокодил – это богатый жених, а лошадь – это добрый и надежный человек, который войдет в мою жизнь в этом году.
– Короче, сразу говори, что дарить тебе на свадьбу. Знаешь, я на днях видела в магазине шикарный комплект постельного белья. Двуспальный с двумя пододеяльниками. На голубом фоне летают белые лебеди. Короче, красота неземная. Тебе как, лебеди нравятся?
Я ничего не имела против пернатых вообще и лебедей в частности. Положив трубку и посмеявшись над Алькой и над своей дуростью, я отправилась спать.

Завтра на работу. И то дело. Хватить дурью маяться, а то совсем крыша поехала. А пока я делаю дома генеральную уборку. Вынесла на снег палас и колочу его что было сил. Передвинув палас на другое место, я обнаруживаю на снегу такой грязный след от него, что мне становится неудобно. Я раскидываю снег ногами, чтобы замести следы своей нечистоплотности. Хотя я, честное слово, не такая уж неряха. Просто палас такой старый, оставшийся еще от родителей, что трудно требовать от него девственной чистоты. Немного подумав, я скатываю палас в рулон и засовываю его в мусорный контейнер, стоящий рядом. Куплю новый, только и всего. Вот так бы всегда решать все свои проблемы.
К вечеру квартира блестит, на полу красуется новенький палас. Удивительно как за несколько дней можно преобразить свое жилище. Да и себя тоже.
На работу я являюсь в новом обличье и новом костюме. Решила поносить его эти три дня, чтобы свыкнуться с вещью, а вещь свыклась со мной. Пришлось принести и новые туфли, так как костюм совершенно не сочетался с сапогами. Рты коллег при виде меня пооткрывались, а физиономии вытянулись. Я краем глаза это видела, но меня их удивление волновало мало. Не для вас, господа хорошие, мое преображение. Хотя приятно, чего скрывать. К концу дня сделала для себя неожиданное открытие: за мной пытаются ухаживать некоторые из моих коллег мужеского пола. Даже смешно, как оказывается важна внешность женщины и ее упаковка. Я столько лет работала здесь с этими же людьми и была при этом моложе, а разглядели меня только сейчас.
На работе дни летели моментально. Ничего нового не произошло, если не считать приобретение с помощью Ириши еще одного платья и еще одной пары туфель (надо же теперь поддерживать новый имидж), уменьшении талии еще на один сантиметр и окончательного приведения в порядок всех моих зубов.
Тринадцатого числа я отпросилась с работы с обеда. Дома я приняла душ, вымыла голову. Немного полежала на диване. Подумала. Что ж, я молодец, что смогла сделать за эти дни, сделала. Что было сделано раньше, то тоже сделано и нечего теперь голову посыпать пеплом. Сейчас отдохну, наведу макияж, схожу в парикмахерскую к Анжеле, а потом пойду на встречу со своими давними друзьями. Она меня уже не так страшит, эта встреча. Я сильная женщина и даже если меня там растопчут морально – переживу, не сломаюсь. Не забыть бы только взять с собой валерьянку в таблетках и принять перед самой встречей, чтобы не волноваться очень уж сильно и чтобы не расстроиться потом тоже очень уж сильно. Видно, пришла пора собирать камни, разбросанные мною же в далекой юности.
Выйдя из парикмахерской с уложенной самым неожиданным для меня образом головой (впечатление, что у меня за спиной работал ветродув, отчего волосы были вздыблены, а концы прядей легли на щеки и на лоб), что меня, впрочем, очень красило, и свежим маникюром и макияжем, я направилась к остановке. Пора ехать в гости. В гости к Нике и Вениамину. Как говорится, наступил час «Ч».

Никин дом резко отличался от своих соседей – девятиэтажных панелек примерно двадцатилетней давности постройки. Ее дом смотрелся как игрушечка – двухподъездный пятиэтажный из красного кирпича со шпилями и оригинальными выступами.
Я в нерешительности постояла перед закрытой дверью подъезда. Глянула на часы. Было 20.10. Вынула из сумки валерьянку, проглотила пару таблеток. Сердце мое отчаянно колотилось. Я обругала себя распоследней дурой, но это ничуть не помогло. Наконец, преодолев себя, я решительно нажала на цифру 31. Раздался мелодичный сигнал и тут же Никин голос спросил:
– Тамар, ты?
– Я.
– Входи. Третий этаж.
Я таких подъездов еще не видала: на каждой площадке между этажами под светом настенных бра красовались диванчики, столик с пепельницей и вазой с искусственными цветами. На углу стола стопкой лежали журналы и газеты. На подоконнике в глиняных кашпо цвели глоксинии и фиалки. Не то, что наш загаженный, провонявший кошачьей мочой, ободранный и расписанный непристойными каракулями подъезд.
Дверь с цифрой 31 была приоткрыта, видимо, для меня. Я постучала и вошла.
– Тамарочка! Золотко! Как я рада! – вихрем накинулась на меня Ника, выбежав из другой комнаты. Не дав себя толком рассмотреть, она скороговоркой велела мне раздеться и пройти в зал. У нее пирог подошел, который требовал ее присутствия. И она опять умчалась на кухню. Пока я раздевалась, она крикнула, что Вениамина нет (слава Богу!), но он будет с минуты на минуту (ужас!).
Я поправила прическу перед зеркалом, переобулась в принесенные с собою туфли, подкрасила губы и пошла в зал. Села на диван, зажав мелко дрожащие руки между колен. Никак не получалось справиться со своим волнением. Вот идиотка. Что же будет, когда придет Вениамин? Наверняка в обморок грохнусь. Страшно подумать. Он чуткий (по крайней мере, был таким), сразу почувствует мой мандраж. Было слышно как на кухне Ника хлопает дверцами шкафов и холодильника. Надо бы пойти, помочь, но ноги подкашиваются. Так я и сидела в ступоре минут десять, как вдруг услышала, что входная дверь открылась, и кто-то вошел. Судя по тому, что этот кто-то вошел молча, а Ника не кинулась узнавать кто это, я поняла, что пришел тот, кого я так хотела и так боялась увидеть все последние дни. И в ту же минуту, к моему величайшему изумлению, весь мой страх мгновенно испарился. Я выпрямилась, развернула плечи, тряхнула волосами и водрузила на свое лицо ироничную улыбку бесконечно уверенной в себе женщины. А между тем дверь в зал открылась, и пришедший вошел в зал. Я упорно смотрела на экран включенного телевизора (только сейчас до меня дошло, что в комнате включен телевизор). Человек стоял в дверях и молча смотрел на меня. Наконец, я не выдержала явно затянувшейся паузы и перевела взгляд на вошедшего. В первое мгновение я с облегчением подумала, что вошедший мужчина вовсе не Вениамин и, кивнув ему, отвела взгляд. Но тут же взглянула снова. Это был все-таки он. Он! Но Бог мой, как он изменился! Я бы ни за что не узнала его при случайной встрече! Мне то помнился молодой полноватый угловатый парень в очках со стеснительной улыбкой, и я соответственно ожидала увидеть полного лысеющего неуклюжего мужчину в очках и с залысинами. А передо мной стоял уверенный в себе мужчина средних лет, крепкий и стройный, в отлично сшитом костюме, сидящем на нем идеально, и без очков. Особенно изменился взгляд, раньше он был восторженно-наивным, теперь на меня смотрели глаза уверенного человека, знающего цену жизни и себе. Но было в его взгляде еще что-то такое, что я не смогла расшифровать, как ни старалась. Может, его поразил мой вид, так же, как поразил меня его? Но поразить можно тоже по разному. Вдруг он увидел перед собой молодящуюся старуху, в то время как в памяти осталась ослепительно молодая и красивая девушка. Я не сумела и не успела разгадать эту загадку, как кстати появилась Ника.
– Ну вот, теперь все в сборе! – захлопала она в ладоши, – Пирог и гусь тоже поспели и, кажется, удались. Давайте пировать! Тамара, какая ты красавица стала! Я только сейчас разглядела! Прошедшие годы тебе только на пользу. Правда, Вениамин? Ты чего как в рот воды набрал, Веник?
Вениамин наконец стряхнул с себя оцепенение, улыбнулся, подошел ко мне ближе.
– Очень рад тебя видеть, Томочка, – он поцеловал мою руку, – Ты действительно прекрасно выглядишь. Признаться, я даже не ожидал.
– Ты тоже изменился, Вениамин. В лучшую сторону. Впрочем, ты всегда был очень хорош. Ой, я совсем забыла, там в прихожей на тумбочке коробка с тортом, а на ней цветы. Это тебе, Ника. Я как-то растерялась сначала и забыла тебе их вручить.
Со словами «цветы – это замечательно» Ника убежала в прихожую. Мы стояли с Вениамином напротив друг друга и опять молчали. И только он собрался что-то сказать, как опять вбежала Ника, стала хлопотать о том, чтобы выдвинуть на середину комнаты стол. За этими заботами пока мы двигали стол, накрывали его скатертью, ставили приборы и носили из кухни тарелки со всевозможными закусками и салатами, резали и раскладывали пирог, растерянность от первых минут встречи прошла окончательно, и когда мы дружно сели за круглый стол (как на международных переговорах, – рассмеялась Ника), воцарилась дружеская обстановка. Как будто и не было этих шестнадцати лет. Ах, если бы их не было и в самом деле!
– У тебя очень красиво и уютно, Ника, – сказала я дежурную фразу и огляделась. Только тут я поняла насколько у нее действительно красиво и уютно. Добротная и дорогая фирменная мебель и в то же время ничего лишнего, отчего в комнате просторно и светло. Прямо над столом светила удивительно красивая люстра. Я таких никогда не видела. Просто загляделась на нее. Очень красивые шторы, обои.
– Красиво живешь, подруга, – не удержалась я от замечания, – Повезло с мужем?
– Повезло с братом, – рассмеялась Ника, – Это все он, – она кивнула на Вениамина, – Хотя, я тоже молодец, так как за Веником финансовое обеспечение, а за мной выбор предметов и оформление интерьера. У меня хороший вкус, правда? Кроме того, я стала большим специалистом в той области, где работаю, и на работе меня очень ценят. А еще я стала отличной хозяйкой, попробуй мои пироги. А еще я…
– …очень скромная женщина, – окончил фразу Вениамин, и мы все рассмеялись, а Ника громче всех.
– Но мое главное достижение в жизни – это мой сын Афанасий. К сожалению, ты его сегодня не увидишь, он гуляет с друзьями в молодежной компании. Но скажу без хвастовства – у меня потрясающий сын: умный, красивый, воспитанный, эрудированный и прекрасно относится ко мне. А вот с мужем как раз не повезло, и мы давно расстались. Но это другая история. А сейчас давайте есть пироги, пока они еще горячие, и салаты. Веник, положи Томочке вон тот салат и этот тоже. Ни за что не догадаетесь, какие там ингредиенты. Я у подруги попробовала на Новый год, и мне так понравилось, что я выпросила у нее рецепт. Вениамин, а шампанское?
И вечер потек своим чередом. После бокала шампанского и фужера вина меня совсем отпустило, а после второго фужера я уже вовсю хохотала над остротами Вениамина и над дружеским пикированием брата и сестры. Мне стало так уютно и тепло в этом доме и я не чувствовала себя здесь лишней. Мы пили, ели, немного потанцевали, смотрели Никин фотоальбом, видеозаписи – ее сын в садике, в школе, они с Афанасием прошлым летом на море. Я искренне позавидовала ей, у нее действительно прекрасный сын. Как оказалось, Ника работает в небольшой маркетинговой фирме ведущим специалистом, а фирма – филиал Санкт-Петербургской, владелец которой Вениамин. Как-то так получилось, что разговор все время крутился вокруг Ники и ее дел, про Вениамина речь практически не заходила, только иногда в связи с Никой. Меня тоже ни о чем не расспрашивали, и я была только рада этому. Время от времени я ловила на себе странный взгляд Вениамина, но никак не могла понять его значение. Что же касается Ники, что в целом у нее все сложилось хорошо. Она сразу после окончания института вышла замуж, родила Афанасия, но с мужем рассталась, когда сыну было семь лет. Как я поняла, муж завел себе любовницу, а некая «доброжелательница» сообщила об этом Нике. Та оскорбилась, ушла от мужа. Но спустя некоторое время все нормализовалось. Вениамин устроил ее в свою фирму, вскоре она встретила человека, который стал ее опорой, но наученная горьким опытом она не спешит оформлять отношения с ним, несмотря на его уговоры. В общем и целом, она сейчас во всем благополучна. Кстати, благополучные перемены касались не только ее дел, но и ее внешности – из тоненькой как тростиночка девушки она превратилась в яркую цветущую эффектную женщину.
Когда я случайно глянула на часы, было уже почти двенадцать. Елы-палы! Я быстренько допила свой кофе и стала прощаться.
– Что ж, пора и честь знать. Уже почти полночь. Я очень рада была вас снова увидеть. Я очень рада, что в вашей жизни все сложилось благополучно. Спасибо за прием. Все было замечательно. Ника, твои пироги и гусь выше всяких похвал. Ты действительно, прекрасная хозяйка.
…Мы идем но ночному городу. Мы – это я и Вениамин. Он вызвался проводить меня до маршрутки, но погода стоит такая теплая и тихая, что мы решили немного прогуляться. Он опять так глянул на меня своим непонятым мной взглядом, что я не выдержала и спросила напрямик:
– Ты так странно посматриваешь на меня время от времени. Но я никак не пойму, что означают твои взгляды. Давай прямо, как в прежние годы. Я что, очень сильно изменилась?
– Ты действительно очень изменилась с того времени, как я видел тебя в последний раз.
– Шестнадцать лет никого не украсят. Это тем более касается женщин. К сожалению, время старит нас куда быстрее. Я вот недавно видела по телевизору передачу про актрису, которая лет двадцать назад была звездой, так сказать, в зените славы. Какая разительная перемена с ней случилась. В размалеванной скрюченной старухе невозможно узнать прежнюю красавицу, по которой сходили с ума сотни мужчин. Правда, это не относится к Нике. Ей как раз время пошло на пользу.
– Я имею в виду не ту встречу, когда ты видела меня в последний раз. Я говорю о том, когда я видел тебя в последний раз. А это было 29 ноября теперь уже прошлого года, то есть полтора месяца назад.
Я остановилась. Он тоже.
– Не поняла, – наконец произнесла я после паузы, – Где это ты видел меня полтора месяца назад?
– Ты шла на работу пешком. Я шел за тобой всю дорогу, но ты меня не заметила. Должен сказать, что ты вообще незамечательная женщина, в том смысле, что не замечаешь людей. Однажды мы буквально  столкнулись с тобой в магазине, ты даже пакет с продуктами выронила, и я поднял его с пола и отдал тебе. Ты, не глядя на меня, буркнула «спасибо», обошла меня и ушла. Короче говоря, ты можешь работать кем угодно, но должен тебя огорчить: разведчика из тебя никогда не получится.
Я молчала. Я ничего не понимала. Видимо, он понял мое состояние, взял меня под руку, и мы опять медленно двинулись по тротуару.
– Видишь ли, Тамара, хоть ты и отфутболила меня в далекой молодости, и я уехал куда подальше, чтобы быстрее забыть тебя, но мне это не удалось. И я в результате все время приезжал к тебе все эти годы. Постоянно. Несколько раз в году я обязательно приезжал к тебе, видел тебя, ходил за тобой по пятам, иногда часами сидел в вашем дворе и смотрел на твои окна. Иногда у меня возникало сильнейшее желание подойти к тебе, заговорить, но ты каждый раз проходила мимо с таким равнодушным видом, что я никак не мог решиться. А когда у тебя однажды начался роман с неким Николаем, я думал с ума сойду от ревности. Спасибо Нике, которой надоело смотреть на мои терзания, и она придумала эту встречу Старого нового года. Кстати, я никак не могу понять, что с тобой случилось за эти несколько недель. Что означает твоя кардинальная перемена во внешности? Ты случаем не влюбилась в кого, не дай бог? И чему ты так загадочно улыбаешься?
– Просто я подумала о том, что Альке, это моя подруга, видимо придется таки покупать мне простыни с лебедями!

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.