– Все же едешь? – не удержалась она от дежурного вопроса, прекрасно осознавая, что задает его совершенно напрасно.
Конечно едет. И сумка дорожная в клетку стоит в прихожей упакованной. И билет куплен. А самое главное, все решено окончательно и бесповоротно. Едет. И никаких гвоздей.
Она еще раз тяжело вздохнула, кинула на сына печальный взгляд. Через два часа поезд. До вокзала 40 минут езды. Еще каких-нибудь полчасика и ее сынулик покинет этот дом. Как знать, когда он вернется. И вернется ли. Все же путь предстоит долгий, дорога дальняя – аж в саму Москву. Она сама была там давно, еще в брежневкие времена. Москва помнилась ей советской, столицей СССР. Конечно, все там поменялось практически до неузнаваемости, она это понимала. Все же не в вакууме живет, прессу иногда почитывает, новости по телевизору смотрит, радио слушает. Даже взять их городок, уж на что дремучая провинция, а и то взять город двадцатилетний давности и нынешний – две большие разницы, как сказали бы в Одессе. Фактически абсолютно разные города. А уж про столицу и говорить нечего. Сейчас в Москве сосредоточены чуть ли не все финансы страны, а где финансы, туда и люди тянутся отовсюду. Вот и ее сынок решил попытать счастья. А куда деваться? После института отслужил год в армии, около полугода покрутился в родном городке, пытаясь устроиться на более-менее подходящую работу и все попусту.
Она и сама ясно видела, что Москва чуть ли не единственный шанс сына на нормальную работу с хорошей зарплатой, а, соответственно, и на достойную жизнь. Так что, ехать надо. Что ж, пусть едет. Пусть.
– Я поеду на вокзал проводить тебя.
– Нет, мать. Не надо. Друзья придут, Ленка. Дай хоть проститься с ними спокойно, – попросил сын и виновато добавил, – Ты только не обижайся, ма.
– Хорошо, – неожиданно легко согласилась мать, – мы с тобою простимся здесь. Но перед тем, как тебе уйти, я хочу кое-что сказать.
– Ма…, – сморщился сынок, – все я знаю. Руки перед едой буду мыть, зубки на ночь и по утрам чистить. Молоко пить только кипяченное.
– Прекрати, Андрей, – пришел черед морщиться матери, – ты все же не в пионерский лагерь едешь на три недели. И вообще сядь. Потому что то, что я тебе сейчас скажу надо слушать сидя. Чтобы падать не пришлось.
Сын только усмехнулся: ну что она может такого сказать, отчего ему пришлось бы падать. Разве что попытается всучить еще несколько сотен рублей из последней заначки на черный день. Или начнет давать советы как лучше устроиться в этой самой Москве. Честно говоря, ехать было боязно. Страшила неизвестность. В Москве его никто не ждал, не было никого из знакомых и родных. Даже на первое время остановиться было негде. Да и не был он там никогда. Те из друзей и приятелей, что бывали там на заработках, иной раз рассказывали про такие случаи беспредела в отношении к провинциалам и гастарбайтерам, что жуть брала: и как кидают на бабки, и как попадают в рабство, и даже на органы могут пустить. Пропадешь без вести, и никаких концов не найдут. Друг Санек обещал перед отходом поезда дать телефон приятеля, который уже три месяца работает в Москве, чтобы тот помог определиться, но это тоже ниточка призрачная: незнакомый ему Санькин приятель может и не захотеть связываться с ним, да и не известно как он сам там устроен. В общем, едет он почти как в сказке написано: «туда, не знаю куда, за тем, неизвестно за чем». Только сказка жутковатая получается. Перед матерью хорохорится, конечно, а у самого нет никакой уверенности, что все будет нормально. Но слово себе дал: не вернется, пока твердо не встанет на ноги. Как говорится: или грудь в крестах, иди голова в кустах. Такой вот расклад получается.
– Сядь, сказала, – строго повторила мать. Он сел в кресло, насмешливо посмотрел на нее снизу вверх.
Она тоже села в другое кресло, предварительно подвинув его ближе к сыну и слегка развернув.
– В общем, так, сынок. Поезд прибывает завтра на Казанский вокзал в 11 часов. Сразу из вагона не выбегай, а как выйдешь – не уходи. Стой, жди. Тебя там должны будут встретить.
– Меня? Встретить? – удивился Андрей, – Кто?
– Кравчук Сергей Степанович. Такой солидный дядька под 60 лет, среднего роста, крепкого телосложения. Вот тут на бумажке записаны его номера телефонов – сотовый, домашний и рабочий. Если вдруг по какой-то причине он тебя не встретит, звони ему. Но он встретит непременно, он очень обязательный человек, если что пообещает, то сделает. А мне он твердо обещал. Только если какие форс-мажорные обстоятельства, пробки на дорогах или еще что. Жить ты будешь у него, он это сам предложил. Не вздумай отказываться. Я сама у него в квартире, конечно, не была, но он говорил, что у него очень просторная квартира, а живет один, только приходящая домработница заходит. И с устройством на работу он тебе поможет. И вообще, он сказал, что возьмет над тобою полное шефство, поможет акклиматизироваться в столице, привыкнуть к ней. Ведь ты не знаешь даже многих элементах вещей, например, как в метро ориентироваться.
– Ма, а кто он такой, этот самый Сергей Степанович? С чего это он вдруг такое живое участие в моей судьбе решил проявить? Откуда ты его знаешь?
– Знакомы то мы давно, – вздохнула мать, – сто лет знакомы, но вот не виделись уже двадцать четыре года, так получилось, что судьба развела. Он в Москву уехал, я здесь осталась. Если бы не твоя поездка, то не стала бы его и разыскивать. А нашла очень просто, даже не ожидала. Но это не важно как. Расскажу в другой раз, сейчас некогда. В общем, позвонила ему, поговорили обстоятельно, больше двух часов проговорили, счет за междугородний звонок такой пришел, что мама не горюй. Зато вот тебя определила. А кто такой? Вот теперь, сынок, держись за кресло двумя руками: это твой отец…
Поздно ночью она лежала в постели без сна. Все думала. Что там сейчас делает ее Андрюша? Вопрос, конечно, чисто риторический. Андрюша сейчас скорее всего крепко дрыхнет под стук вагонных колес и видит сладкие сны. Или как вариант: сидят с соседями по купе, болтают о разном под чаек. Андрей ее, в отличие от друзей, парней вообще-то неплохих, пиво и водку не пьет и даже не курит. И не потому, что она ему с детства нудила о вреде подобных привычек. Такой выбор он сделал самостоятельно, как бы в противовес своему отцу-алкоголику. Муж ее Юра, ныне уже, к сожалению, два года как покойный, очень злоупотреблял этими делами: и дымил как паровоз, по две-три пачки в день изводил, и просыхал редко, а к концу жизни и вовсе запил по-черному. Что и привело к циррозу печени и как результат – к печальному концу. Поначалу то они хорошо жили, еще когда мальчики были маленькими. А потом началась в стране эта неразбериха под названием «перестройка», пришли безработица, безденежье, неуверенность в завтрашнем дне, множество больших и маленьких проблемы. Вот он и не выдержал, надломился, стал искать утешения в водке. Мужчины – они слабые. А женщине куда деваться? Муж в запой, а она поплачет, подергается, попеняет судьбе, да и впрягается, везет за двоих. Надо малых детей поднимать, прокормить, мужа-алкоголика пропоить. Так и везла безропотно. И только один всевышний знает, как сумела на копеечную зарплату в разрушенной стране и кооперативную квартиру выплатить, и детей платно в институтах выучить, и мужа по возможности до конца содержать и не дать ему совсем уж в пропасть скатиться. Зато сыновья выросли хорошими: образованные, умные, с характером, нацеленные на достойную жизнь. Младшему повезло больше: сразу же после института взяли работать в банк, где проходил преддипломную практику. Вот еще Андрея устроить и можно будет вздохнуть посвободней.
Она тихо рассмеялась в темноте. Как у него зрачки расширились, когда услышал про неведомого отца. Оно и понятно. Жил парень до двадцати трех лет и знать не знал, что тот, кого он принимал всю жизнь за родного отца, ему вовсе и не родной. А какой-то неведомый Кравчук из Москвы вдруг отказался настоящим папой. Чудно, конечно. Повезло, что она сумела так неожиданно легко разыскать Сергея. Ведь с тех пор так с ним и не общались, и знать не знала жив ли он вообще. Оказался жив, да еще как. В Москве устроился хорошо, в гору шел человек, к выходу на пенсию крепко на ногах стоит – и квартира шикарная в центре, и машина, и дом загородный имеются, а самое главное – при солидной должности человек. Именно то, что нужно: деньги, связи, и что особенно важно – горячее желание помочь родному сыну устроится в жизни. Он, конечно, и не подозревал, что в родном городе есть у него сын. Она сейчас даже не помнит, отчего они тогда так сильно поссорились. Он тоже не смог вспомнить причину, из-за которой они расстались. Глупо. Очень глупо. Преступно глупо. В результате, она всю жизнь прожила с нелюбимым, за которого моментально выскочила замуж назло ему. И у него тоже в личной жизни не сложилось: был два раза женат, с первой развелся быстро, а вторая умерла пять лет назад после тяжелой болезни. Так один бобылем и живет, тем более, что от первой детей родить не успел, а вторая не смогла родить по причине нездоровья. Когда рассказала про Андрея, то услышала, как сорвался его голос на другом конце провода. Кажется, он даже расплакался, потому что долго молчал в трубку, а когда заговорил, то голос его дрожал. «Знаешь, – сказал он, – я всю жизнь был атеистом. И только сейчас пришел к мысли, что Бог есть. Есть! Буквально недавно размышляя о своей жизни, пришел к грустному выводу, что хоть и достиг многого в смысле карьерного роста, а жизнь все же прожил в пустую. После меня никого не останется, на мне родовая ветвь и закончится. Так обидно и горько стало. Для чего, спрашивается, пахал как лошадь ломовая, рвался все вперед? Кому передать все нажитое – жизненный опыт, квартиру, деньги? Где та родная душа, которой можно довериться без опаски? С кем поговорить откровенно о прожитом? Кто проводит в последний путь? И что ты думаешь? Пошел – не поверишь – в церковь. Впервые в жизни пошел. Не крещенный, а пошел. Пришел, встал перед самой большой иконой, смотрит на меня с нее старец со строгими глазами, словно в душу мою смотрит. У бабки какой-то спрашиваю: кто это? Николай- чудотворец, – говорит, – самый почитаемый святой на Руси. Это, думаю, понятно, у нас в России всегда только на чудо и надеялись. И стал я молиться этому святому Николаю, хоть и молитв не знаю. Стал его упрашивать горячо, чтобы послал мне наследника. Чтобы смысл жизни появился, чтобы было кому все передать, и не просто кому-нибудь, а родному, близкому человеку. Молюсь со слезами на глазах, а сам думаю: откуда у меня может быть наследник, не жениться же в самом деле на седьмом десятке лет на какой-нибудь двадцатилетней соплюшке, которая только и будет ждать твоей кончины. Наплакался, намолился, на душе посветлело, вроде надежда призрачная появилась какая-то, хотя умом и понимаю что напрасно все это. И что ты думаешь? Не больше двух недель прошло – и ты вот звонишь. Разве не чудо, а? Чудо и есть. Вот и не верь после этого во Всевышнего. Ты за Андрея не беспокойся. Я для него все сделаю. Все, что он меня зависит и даже больше! На работу определю, помогу во всем, все, что имею, ему оставлю в наследство – сын все же родной, единственный. Плоть от плоти моя. Восполню за все годы, что ему задолжал. Ведь еще не известно кто кому больше нужен сейчас – я ему или он мне. Ты меня сейчас просто окрылила, жизнь в мою жизнь вдохнула. Как же ты до сих пор мне не сообщила про сына, а? Спасибо хоть сейчас открылась, а то ведь мог умереть и не узнать о нем.
Пришлось ей объяснить, что не хотела его бередить, да и смуту в свою и его семьи вносить. Какие никакие, а все же семьи у них у обоих были. А то, что беременная осталась, так и сама тогда не сразу сообразила. Ведь замуж то выскочила сгоряча почти сразу после его отъезда. Удачно получилось, что роды чуть запоздали, и вышло по сроку после свадьбы, что только на три недели раньше родила. Андрей родился маленький, трехкилограммовым, все решили, что немного недоношенный, а фактически немного переношенный.
Она опять вздохнула. Вздох получился легким. Сейчас можно спать спокойно. А иначе с ума сойти можно от неизвестности. Год, что сын был в армии, стоил ей столько нервов и здоровья, бессонных ночей и слез, что и не сосчитать. Хотя, служил нормально, на дедовщину не жаловался. Да и сама видела, когда дважды приезжала в часть его проведывать, что сын в порядке. Теперь же за Андрея она спокойна, Сергей сделает все для него. Тем более, что возможности у него для этого есть. Сергей упертый. Если на что нацелился, то сделает непременно. А сейчас его единственная цель – помочь сыну. Андрей похож на него в смысле твердости характера, да и внешне тоже – волнистые русые волосы, голубые глаза, крепкое телосложение. Тут конечно загадка как это так получилось, что они похожи.
Она встала, включила свет, достала из ящика комода фотоальбом. Села на диван, стала рассматривать фотографии. Вот Андрюша еще совсем малыш, волосенки, словно лебяжий пушок, светлые глазенки распахнуты в пол-лица. Муж Юра, как и она, был темноволосый, да и младший в него, родился с черными волосами. Стала листать альбом дальше. Сын на фотографиях рос, взрослел, поступил в школу, закончил ее, стал студентом, потом солдатом.
Последней в альбоме была последняя прижизненная фотография мужа незадолго до конца. Взгляд потухший, словно затравленный и какой-то виноватый. Конечно, он прекрасно осознавал, что мучает своих близких, что живет не правильно, не праведно, но ничего не мог уже поделать с собою и своей жизнью.
– Ну что, Юрочка? Каково тебе там, а? – погладила она его лицо, – Да ты не смотри так. Что было, то было, все прошло. Я тебя простила. И ты меня прости. Знаешь за что. Ну должна была я помочь Андрею, должна была. Я всего лишь хотела попросить Сергея помочь ему на первых порах, а как узнала, что он один, так у меня словно что-то голове щелкнула. Вот и соврала, что Андрей – его сын. Да, конечно, он твой. Ты это знаешь. Тебя теперь не обмануть. Но они так нужны друг другу сейчас – Андрей и Сергей. У Андрея теперь мощная поддержка в виде родного отца, а к Сергею вернулась радость жизни и цель появилась. Зато за сына я теперь могу быть спокойна.
