Визг шин резанул по барабанным перепонкам. Нога автоматически вдавила до упора педаль тормоза, руки сами крутанули руль резко вправо. Но машина, развернувшись левым боком, неумолимо и стремительно сближалась с черным Бэнтли.  «Нет!» – успел мысленно выкрикнуть он, прежде чем две железные махины со скрежетом слились в одно целое.

Он сидел скорчившись, уронив лицо на руль. Это был конец. Конец всем его начинаниям и мечтам. Все рухнуло в один миг. Всего одна маленькая оплошность, мизерная невнимательность и то, к чему он так упорно и настырно шел всю свою сознательную жизнь, мгновенно отвалилось от него непреодолимой пропастью.

…Надо, надо заставить себя наконец оторваться от руля, открыть зажмуренные глаза, выйти из машины, попытаться оценить обстановку, что все же он натворил. Самое главное – не пострадали ли в той, другой машине люди. Хотя, это вряд ли. Удар все же был не настолько силен, чтобы в результате кто-то погиб или был бы серьезно ранен. Ведь не пострадал же физически он, хоть и принял удар на себя. В конце концов, его старенькая семерка по сравнению с мощным Бентли – консервная банка против непробиваемой стали. Уж если ее не сплющило окончательно в лепеху, то на другой кроме вмятины и царапин скорее всего ничего нет. Но перед его закрытыми глазами стоял тот полный ужаса взгляд женщины за рулем, что вела иномарку. Помертвевшее от страха лицо с застывшими черными глазами.

Он все же поднял лицо, с усилием разжал деревянные, примерзшие к рулю пальцы. Хотя машину от удара слегка развернуло, выйти было невозможно – перекошенную и смятую дверь прочно заклинило. Потянувшись, он открыл дверь со стороны пассажирского места, грузно перевалился через ручку ручного тормоза, тяжело вывалился из машины. На ватных ногах обошел машину, беглым взглядом увидел изуродованный бок семерки, вмятину в бампере иномарки, на асфальте осколки разбитой фары. Его мотало от раздиравших изнутри чувств – вины, отчаяния, горечи, обиды на судьбу, обреченности, страха того, что теперь будет с ним. Горячий ком в гортани разрастался, душил, мешал соображать. Нерешительно подошел к Бентли. Мощная, красивая машина невозмутимо блестела черной полировкой. Его жигуленок, неловко ткнувшийся в лакированный бок, был похож на жалкого беспородного щенка, доверчиво уткнувшегося в породистую холеную собаку, принявшего ее за свою маму.

– Будет тебе сейчас и мама, и папа, – холодно усмехнулся он про себя, – сейчас тебе такую кузькину мать покажут, что навсегда запомнишь. Если, конечно, вообще в состоянии будешь потом что-нибудь помнить. Со страхом заглянул внутрь машины через слегка тонированное боковое стекло. Женщина с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами рыдала, закрыв лицо руками. Он постучал. Постучал по стеклу еще раз, так как она не отреагировала на его стук. Дернул ручку машины. Дверь открылась, и из машины выплеснулись звуки плача женщины и ребенка: сзади в детском кресле захлебывалась девочка лет пяти. Он судорожно вдохнул: как говорится, для полноты картины только напуганного ребенка не хватало. Теперь на его скорбном счету кроме поврежденной иномарки, будут числиться моральный и физический ущерб, причиненной женщине и дочери наверняка какого-нибудь крутого бизнесмена, чиновника или того хуже криминального авторитета. И это не беря во внимание его собственную покалеченную машину.

– Простите меня, женщина. Я… я не хотел. Видит бог, не хотел, – выдавил из себя, чтобы хоть что-то сказать, так как просто не знал, что и говорить в таких случаях. Он понимал, что виноват. Тут и без расследования сотрудников ГИБДД все ясно: сам выскочил на встречную полосу. Даже и не выскочил, а так, чуть въехал на секунду боком. Но этого хватило, чтобы зацепиться их машинам: уж слишком близко к разделительной полосе мчалась иномарка. Но однозначно виноват он. Это ясно даже ему самому.

– Не хотел?! – истерически закричала женщина, отдернув руки от лица, – Ах он, видите ли, не хотел!!! Ты бы еще захотел это сделать! Ты бы еще специально на меня наехал! Урод!!! Ублюдок! Ненавижу!! Сволочь!!! –  она так кричала, что у него сразу дико заболела голова, как если бы по ней вдруг ударили. Хотя удар был действительно. Только сейчас он осознал, что во время столкновения сильно ударился о руль лбом, сгоряча не обратил на это внимания. А теперь голова заболела просто невыносимо дико, а от этого визгливого женского крика она просто стала разламываться на части.

– Успокойтесь, женщина. Не кричите, пожалуйста. А то вон ребенка напугаете, – вяло попытался он остановить этот невыносимый крик, причинявший ему физические страдания.

– Это я его пугаю??! Это ты, ты виноват! Ты!!! Ты чуть не убили моего ребенка! И меня тоже! Сволочь! Убийца! – от крика женщины, и без того напуганная девочка перешла на такой истошный вопль, что его голова не просто развалилась на части, а ему показалось, что она отлетела от тела. Он даже машинально провел рукой по голове, проверяя на месте ли она.

– Да ты знаешь кто мой муж, а?! Мой муж, он… он очень, очень богатый и влиятельный человек!!! Да он тебя!.. Он тебя изничтожит! Молокосос! Сопляк! Мой муж засадит тебя в тюрягу! Ты вовек не расплатишься, щенок! Он тебя в порошок сотрет, ублюдок!! Я вот ему сейчас позвоню! Он как раз должен в самолет садиться, чтобы лететь в Америку по делам! Из-за тебя у него важное дело сорвется! Ты и за это ответишь! Ты за все ответишь, мразь!! За все!!! Ленка, замолчи немедленно! Не ори! Сейчас папа приедет! – и женщина схватилась за сумку, судорожно вытряхивая из нее содержимое себе на колени, видимо, в поисках сотового.

Он отошел, вернулся в свою машину, сел сзади. Так и сидел с закрытыми глазами и пустотой внутри. Да, он ответит за все. За все. И за пострадавший Бентли, и за моральный и физический урон, нанесенный хоть и невольно близким людям важного человека. Теперь придется отвечать и за то, что у бизнесмена не состоялась наверняка важная поездка за границу, быть может, по его вине сорвется некая прибыльная сделка – все будет выставлено ему в счет. Ни малейшего обольщения по этому поводу у него не было.

А ведь только-только на горизонте стало намечаться некое просветление. Он, наконец, после долгих изнуряющих поисков сумел устроиться на более-менее нормально оплачиваемую работу. Пусть не по специальности, но все же. Только забрезжил на горизонте какой-то материальный достаток, перспектива карьерного роста, надежда на достойную жизнь. А теперь все рухнуло в одночасье.

…Надо бы вызвать полицейских от ГИБДД, чтобы они зафиксировали аварию, составили акт. Что еще делается в таких случаях? Может, надо было скорую вызвать, чтобы они помогли успокоиться женщине и девочке. Да, что-то там связанное со страховкой… Но не было ни сил, ни абсолютно какой-либо физической возможности что-то там предпринимать. Наверняка дамочка уже всех на ноги подняла. И муженек разъяренный мчит на всех парусах сюда из аэропорта, и вызванные на подмогу приятели, телохранители и юристы муженька, и полицейские с мигалками. Сейчас навалятся, скрутят – не дыхнуть. Он даже сопротивляться не будет. Во-первых, совершенно нет сил, и голова болит дико, невыносимо, до тошноты и озноба. А во-вторых, в его положении лучше не оказывать никакого сопротивления, только быков дразнить красной тряпкой. Что будет – то будет. Конец – так конец, ему уже было почти все равно.

Так он и сидел совершенно опустошенный. Сколько прошло времени, он не понимал. Ему показалось, что целая вечность. Мимо проезжали редкие машины, притормаживая и осторожно объезжая два автомобиля – черную большую иномарку со взвинченной женщиной за рулем постоянно кому-то нервно названивающей и плачущей сзади девочкой, и сиротливые серенькие жигули с пареньком, откинувшимся сзади отрешенно с бледным лицом.

Подъехали желтые такси. Из машины вышел высокий крепкий мужчина лет сорока – сорока пяти с дипломатом в руках. «А вот и наш муж прибыл», – отстраненно подумал он, глядя как мужчина торопливым шагом направился к черной машине.

Он опять откинул раскалывающуюся от боли голову на подголовник, закрыл глаза. Что будет – то будет.

Прошло не менее десяти бесконечных минут, пока мужчина наконец подошел, заглянул в распахнутую дверь.

– Что, парень, вижу, пострадал? Ударился? У тебя кровь на лбу.

Он машинально провел рукой по лбу, на рукаве джемпера осталась широкая красная полоса. Даже не обратил внимания, что лоб рассечен и кровь капает вдоль уха.

– Гаишников вызывал? – голос у бизнесмена был ровный и даже как будто с ноткой сочувствия. Или ему показалось? С чего бы ему сочувствовать незнакомому парню, принесшему столько неприятностей и проблем.

– Нет. Не вызывал. Я думал, ваша супруга…

– О, моя Наташка, она всех обзвонила, – неожиданно улыбнулся мужчина, отчего по лицу разбежались лучики морщинок, – всех, вплоть до школьных подружек и дальних родственников. А вот про гаишников как-то не подумала. Слушай, парень, – мужчина пригнулся и сел рядом с водителем жигулей, – слушай, а может без гаишников обойдемся, а? Уж больно с ними много хлопот и канители. Так договоримся. А?

Он кивнул. Хотя с трудом мог представить себе во сколько ему выльется это «договоримся». Похоже, ему светит пожизненное рабство и каторга. Как говорится, на всю оставшуюся жизнь. Ну да что теперь. В его положении возражать глупо. Хорошо еще не орет как жена и по морде не лупит, хоть и имеет на то полное право. Деловой человек, сразу видно, эмоции держит в узде, любою ситуации оценивает  в первую очередь с точки зрения выгоды.

– Ну и славно, – дружески хлопнул по его коленке бизнесмен, – тогда давай отсюда убираться. Я сейчас впереди поеду, а ты за мной. Тут недалеко, километра два-три, не больше. Ехать то можешь? – и на его слабый кивок, – Тогда двигай потихоньку за мной.

Он ехал следом за Бентли, движущимся впереди на небольшой скорости. За рулем ехал сам глава семейства. Примолкнувшие жена и дочка сидели сзади. Он боялся смотреть на них, так и казалось, что жена бизнесмена сейчас повернется назад и опять начнет кричать на него и махать руками. Но она ни разу не повернулась за все время движения. Впрочем, и ехали они всего ничего. Остановились у придорожного автосервиса.

Бизнесмен вышел из машины, о чем-то переговорил с услужливо выскочившему ему навстречу автомехаником. Видимо, тот его хорошо знал, судя по тому как лебезил и заискивающе улыбаясь все кивал с полупоклоном.

– Давай, заезжай внутрь, вон туда, – показал рукой подошедший к нему автомеханик. Он подъехал куда ему было сказано, вышел из машины, смотрел как автомеханик  осматривает заехавшую следом иномарку, о чем-то говорит с ее владельцем, все так же часто при этом кивая головой, наподобие китайского болванчика. Наконец, не спеша опять подошел и к его машине, оглядел бегло, но внимательно.

– В общем, так, – заговорил деловито вышедшему из Жигулей парню, – хозяин велел твою машину сделать в первую очередь. Крыло будем менять полностью, дверь тоже, бампер… давай уж тоже менять. Ну, подфарник само – собой меняем, проверим не повреждено ли рулевое управление и так далее. Короче, сделаем полную диагностику. Так, так… Что тут еще? Ага… ага… Давай уж заодно и в салоне тебе кое-что обновим. Я вижу у тебя тут козырек болтается. Да и приборная доска вон с трещиной…

– Какой еще козырек? Какая доска? Вы о чем?! Она у меня сто лет уже как с трещиной. Вы что думаете, у меня денег куры не клюют? Они и не клюют, потому как клевать нечего. В общем, так – черт с ней. Не до нее. Лучше скажите, во сколько выльется ремонт Бэнтли?

– Бэнтли? – живо отреагировал механик, вскидывая на него резвые как ртуть глазки, – Ну, Бэнтли, брат, удовольствие дорогое. Но хозяин сказал, что Бэнтли не горит, он пока на другой поездит. У него тут наготове всегда Тошиба стоит. Мне сказано, что главное сейчас – твоя колымага. Велено довести до ума в рекордно короткие сроки, и чтоб как конфетка была. Так что ты со мной, пацан, лучше не спорь, дохлый номер – и козырек поменяем, и приборную доску, и крышу твою драную перетянем, и твои прожженные сиденья заменим на новенькие. Все будет как в лучших домах Лóндона. Через три дня не узнаешь свою старушку. Хозяин велел, значит надо. Мое дело маленькое, а я своим местом дорожу.

– Хозяин?.. Он что, хозяин мастерской?

– Ну да. Не знал? У него таких мастерских с десяток наберется. Да еще целый список автозаправок. Крутой мэн. Если что не так – только держись. В общем, велено, значит, не обсуждается, у нас порядок такой. Короче, приходи за своей колымагой в пятницу к вечеру. Конфетку сделаю – не узнаешь, – заверил автомеханик еще раз, подняв на прощание правую руку со стиснутой в кулак ладонью.

Он растерянно посмотрел вслед механику, потоптался, пересилив себя, направился к хозяину мастерской, усаживающему свою жену и дочку в красную Тошибу. На место водителя сел мужик, видимо из работников мастерской.

– Толя, я прошу тебя, веди предельно аккуратно. День сегодня какой-то аварийный, – попросил бизнесмен и перед тем, как захлопнуть дверь, жене, – Прими успокоительное, никуда сегодня с Леной лучше не выходите. Сейчас к вам подъедет Нина Петровна, вам с ней будет спокойнее. А я скоро подъеду тоже.

Машина тронула, увозя пассажиров.

– Извините, не знаю как вас зовут..

– Игорь  Игоревич.

– Игорь Игоревич, вон тот механик сказал, что вы велели из моей драндулетины конфетку сделать. Не надо конфетку… Спасибо, конечно, но не надо. У меня, видите ли… у меня с деньгами напряженно. И вообще я сам с моей машиной все решу. Вы лучше скажите, во что обойдется мне ремонт вашего автомобиля. Видите ли… Видите ли, как я уже сказал, у  меня наличных нет сейчас. То есть… у меня их вовсе нет.  Но я могу… Я кредит в банке оформлю. Вы только подсчитайте, сколько я вам должен. И еще… Я очень извиняюсь перед вами за причиненный ущерб – и за машину поврежденную, и за то, что ваша жена и дочка напугались, и что планы ваши нарушил, и за… за все. Вы себе даже не представляете, как я раскаиваюсь  в случившемся. Так сколько всего с меня будет, а?

– А вас, молодой человек, как зовут?

– Меня? Меня Иваном зовут. Иван Маркелов.

– Так вот, Ваня, мы сейчас с тобою в больницу поедем. Не нравится мне твоя ссадина на лбу, а больше твой бледный вид. Сдается, что сотрясение мозга ты все же получил. У меня мать – заслуженный медик, заведующая терапевтическим отделением. Вот к ней сейчас и поедем. А заодно по пути поговорим. Сан Саныч, – крикнул в сторону автомеханика, – одолжишь свою машину на часок- другой, а?

Автомеханик мигом подскочил, словно только и ждал этих слов – молниеносно достал из кармана связку ключей от автомобиля и услужливо протянул их хозяину, – Да хоть на целый день, Игорь Игоревич. Да хоть до завтра! А я домой и на автобусе доеду. Не беспокойтесь, Игорь Игоревич. А насчет жигуленка – сделаем все в ажуре. Пацан доволен останется. Вот, кстати, тебе, парень, полотенце чистое. Оботри физиономию, а то как раненный боец после боя.

…Они ехали в машине автомеханика. Бизнесмен, внимательно следя за дорогой, говорил: «Насчет машин ситуация такая: ремонт Бентли, так же как и ремонт твоего Жигули тебе ничего не будет стоить. Все за счет автомастерской, то есть за мой счет. Так что, Ваня, на этот счет не переживай».

– Но ведь это я, я однозначно виноват в аварии, – выдавил он из себя, – я немного выскочил на встречку. Извините меня.

– Я знаю, что это ты виноват. Понял по тому, как машины после аварии расположились. В следующий раз езди аккуратно. Выскочить на встречку – стопроцентно аварийная ситуация. Не делай так больше, Ваня. Голова то болит?

– Болит, – признался он, прикладывая полотенце ко лбу, – болит – не то слово. Просто на части разваливается.

– Сотрясение, – вздохнул Игорь Игоревич.

– …И все же, Игорь Игоревич, я как-то не совсем… не понимаю. Почему вы так себя ведете? Не адекватно ситуации. Вот ваша жена… Она меня просто возненавидела, она так кричала… такие слова. Но все правильно, все понятно. Я конечно не нарочно, упаси бог! Но все же виноват. Столько хлопот, затрат. Столько проблем вам создал. Еще раз прошу прощения. Как же все-таки я могу вам компенсировать? Чем?

– Чем? – кинул на него беглый взгляд, – Боюсь, что ничем. Денег у тебя нет, это ясно. То, что не умышленно сделал аварию – тоже ясно. Знаешь, в жизни каждого человека случаются вот такие нелепости, когда ситуация вдруг выходит из-под контроля. И нам, людям, как существам разумным, надо просто достойно и максимально правильно выйти из нее самим и помочь сделать это другим. …Вот представь себе, что мы вдруг поменялись с тобою местами. Ты – бизнесмен, мужик самостоятельный, с крепким бизнесом, с хорошими деньгами. Я – молодой парнишка, пока никакой в этой жизни, случайно задеваю твою шикарную дорогущую машину. В твоих силах сейчас меня полностью раздавить – и морально, и материально, да и физически. Как говорится, правда на твоей стороне, никто не осудит. А можно просто не дать ходу делу, тем более, что ущерб то для тебя совершенно пустяковый. На один чих. Как бы ты поступил?

Он молчал. Как бы он поступил? Разумеется, он не стал бы ломать жизнь молодому человеку. Но это – он. А Игорь Игоревич – не он. Он – Игорь Игоревич, со своей правдой и своими правилами в жизни. И что-то трудно поверить в человечность, сострадание и понимание со стороны таких вот Игорей Игоревичей. У них совсем другое понятие о жизни, о справедливости. И совершенно иные мерки.

Словно прочтя его мысли, Игорь Игоревич усмехнулся:

– А знаешь, Ваня, повезло тебе, что ты именно сегодня, именно сейчас совершил то, что совершил. Чуть бы раньше произошло, и исход для тебя мог быть совсем другим. А сейчас я думаю о том, как все в нашей жизни хрупко, на грани. И почему мы так мало, обидно мало ценим жизнь нашу, как таковую? И так много ценим условности, нас окружающие. Почему редко задумываемся о сути, об истине? …Если бы это делали хоть иногда, тогда правильно бы расставляли жизненные приоритеты: вот это – самое главное, ради чего мы вообще здесь есть, а вот это – мишура, фантики, чушь собачья. А то получается, что пустые блестки глаза нам застят, и крутимся мы, крутимся, не жалея себя и близких ради них, чтобы было их больше и больше. И это уже превращается в болезнь, манию, страсть. И вдруг однажды – оп! Приехали, господа. Ваша остановка, прошу на выход. И ты стоишь, как полный дурак, с полными карманами блестящей шелухи и думаешь: а зачем все это? Зачем жил? Копил? Отказывался от всего? По сути, от жизни отказался. Занимался всю жизнь накопительством, все свои способности, таланты, многие годы жизни, все положил на это. И вспомнить из настоящего вроде и нечего? Только и приходит на ум, как в детстве котенка из речки вытащил. Получается, только это одно настоящее и совершил. Больше нет ничего. Знаешь, эта авария – она мне словно глаза распахнула. Словно по башке жахнули со всей силы, дабы всю дурь из нее одним махом выбить. Судьба знак дала – стой, остановись, подумай, переосмысли. Пока еще не поздно. Пока еще есть время…

Он говорил и говорил. Казалось, он разговаривал сам с собою. Да так оно и было.

Двое ехали в машине. Один – взрослый, зрелый мужчина все рассуждал вслух о жизни, о смерти, о судьбе и предопределенности каждого. Второй – молоденький парнишка, внимательно прислушивался к тому, что говорил первый.

 

…В больнице они сразу прошли в кабинет заведующей терапевтическим отделением. Немолодая женщина была так похожа на владельца мастерской, что без слов было ясно, что они мать и сын. Игорь Игоревич попросил его выйти, посидеть за дверью. Он послушно вышел, сел в дерматиновое кресло. Машинально массировал пальцами виски. Головная боль чуть отпустила, но было ясно, что она не ушла, где-то рядом, на время затаилась и только ждет момента, чтобы снова ринуться в атаку.

Наконец, Игорь Игоревич вышел из кабинета. Парень встал с кресла, вопросительно посмотрел на него.

– В общем, так, Ваня, мать сейчас организует тебе медицинский уход, обследование и все такое. Не вздумай с ней спорить, она у меня строгая. Не волнуйся – все бесплатно. В пятницу после обеда заберешь из сервиса свою машину. Раз Сан Саныч обещал, то сделает все в наилучшем виде. А Наташку мою прости. Она не со зла, просто испереживалась сильно. Шок и все такое. Так то она баба нормальная, она еще тебя разыщет, чтобы извиниться, вот увидишь. Насчет остального мы уже все решили, никаких претензий к тебе нет и быть не может. Вот моя визитка. Если что – звони. Ну, бывай. Выздоравливай, Ваня, – они пожали друг другу руки, и он пошел по коридору.

– А что: если что? – запоздало крикнул он ему вслед.

– Да мало ли? – обернулся Игорь Игоревич, – Всякое бывает в жизни. Вдруг какие проблемы. Ты не стесняйся, звони обязательно, чем смогу – помогу. Я твой должник, Ваня. Бывай. Удачи! – он светло улыбнулся, подмигнул одобряюще и ушел.

Должник? О чем это он. Еще можно понять все эти философские размышления о смысле жизни и на тему, что все люди – братья. Но – должник? Непонятно.

Открылась дверь, вышла мать бизнесмена. Лицо заплаканное. Видно переживает за сноху и внучку. Все же он посягнул на ее близких. Эта вряд ли будет заниматься миротворчеством. Может, надо было просто сбежать отсюда, пользуясь моментом?

– Пойдем, Ваня, – тронула его за рукав, повела в противоположную сторону по коридору. Зашли в какой-то кабинет. За столом молодая врач в белом халате склонившись над столом что-то строчила. Увидела заведующую, вскочила почтительно на тонкие стройные ножки, приветливо заулыбалась.

– Инна Игнатьевна, этого молодого человека, поступившего к нам с подозрением на сотрясение мозга, положите в отдельную вип-палату. Зарегистрируйте, заведите карточку. Полное обследование, анализы. Томографию сделайте обязательно, немедленно. И сразу же проинформируйте о результатах, – и, уходя, взяла его руку в свои теплые мягкие ладони, внимательно глянула в его лицо, улыбнулась сердечно, – Ванечка, если будут какие-то просьбы, пожелания, сразу же обращайся ко мне. Никаких стеснений. Сейчас проверят, не сильно ли пострадал ты в аварии. Если сотрясение, то подлечим. Все хорошо будет, Ванечка. У нас тут питание отличное, но я тебе принесу еще фрукты, соки. Сладкое любишь? Я тебе завтра домашние слойки с повидлом принесу. Я для тебя сделаю все, что только в моих силах.

Стоило ей выйти из кабинета, как Инна Игнатьевна моментально преобразилась из улыбчивой подчиненной в строгое медицинское светило.

– Итак, сейчас я заполню на вас карточку, и мы немедленно приступим к вашему обследованию, на основании которого назначим вам лечение. Сразу предупреждаю, что вам придется неукоснительно выполнять все наши предписания. У нас с этим строго. Вы поняли меня?

– Я?… Я.. понял, – сказал он рассеянно, – я все… как надо. Только… извините. Я буквально на минуточку. Мне… с вашей заведующей… Я сейчас!

Он выскочил в коридор. Крикнул вслед удаляющейся фигуре: «Подождите!».

…Они сидели в кабинете заведующей, и он сбивчиво рассказывал ей о прошедшем дне. О том, как с утра ему очень не хотелось ехать в эту поездку. Словно предчувствие было какое-то. Как случайно выскочил на встречную полосу. Как страшно испугался того, что натворил. Как кричала Наташа, жена Игоря Игоревича, и захлебывалась в плаче девочка. Как дико болела голова. Как было ощущение, будто он упал на дно пропасти: конец всему. Как приехал Игорь Игоревич, ее сын. Как странно повел себя, не понятно. Как привез сюда. Сказал на прощание: я твой должник.

– Видишь ли, Ваня, – мягко перебила она его, – тот самолет, в котором Игорек должен был лететь в Америку, разбился, даже не оторвавшись от взлетной полосы. Все, кто были в самолете, сгорели заживо. Все до одного. А Игорек, он уже поднимался по трапу самолета, когда Наташа ему позвонила. Самолет без него поехал по взлетной полосе, по непонятной пока причине так и не смог взлететь, врезался в бетонное ограждение и мгновенно вспыхнул, не дав шанса на спасение никому. Такая вот ужасная авария. Игорь весь этот ужас своими глазами видел. Вот и получается, что ты, Ваня –  ангел–хранитель сына моего. Если бы не ты, Игоря бы уже не было с нами.

…Он шел в задумчивости по больничному коридору. Теперь все прояснилось, встало на свои места. Случилась ситуация, когда сработала поговорка: «не было бы счастья, да несчастье помогло». На удачу Игоря Игоревича и его близких, он оказался в нужное время в нужном месте. Что ж, все хорошо, что хорошо кончается. Его машину подремонтируют, его самого подлечат, и они с Игорем Игоревичем мирно  разойдутся как в море корабли. А ему самому остается только горячо благодарить судьбу, что авария случилась именно в это время, ни чуть раньше, ни чуть позже. Иначе все бы закончилось для него весьма плачевно, в этом теперь нет никаких сомнений. И все эти лирические рассуждения хозяина Бентли о взаимовыручке и понимании – всего лишь временный эффект после перенесенного шока, когда человек был на волосок от собственной смерти.

Опять разболелась голова. И сердце тоже заныло. Было грустно.

Жаль. Очень жаль, что чуда не случилось. А то он по наивности чуть было не поверил в простое человеческое благородство и отзывчивость.