Полурвотный кашель дождём из воды, выбитый из темного куба приближающегося обморока обухом красного топора крови сжавшихся от подлого инстинкта самосохранения сосудов головы. Опять не хватило сил балансировать, ощущая как со скрипом колется битое на мельчайшие кусочки стекло в ногах,  которые, пережав все вены, перевесил с края ванной потому, что вода была слишком горячей, настолько, что пар, медленно плывущий перед раскрасневшимся глазом, обессилил всё тело, и ни одна мышца не смогла напрячься, когда я медленно сползал по кафелю в мутную пыльную воду и острая и обжигающая струя воды из крана попала мне в рот.
Глаза медленно закрывались, так хотелось спать, чувствуя, ка к вода придаёт какие-то неприятные режущие ощущения участку кожи между внутренней частью горла, носа и нёбом.
Аритмичный шум падающей воды угасал, но затем он вернулся, когда я прокашлялся и поднялся обратно в сидячую позу и еле-еле подняв уже начинавшую синеть руку к краешку губ, и нащупав там не свою грубую, прыщавую подростковую кожу, а нежную детско-женскую, но потом осознал, что это всего лишь чешуйка вытекшей во время короткого обморока слюны, выкинул её с наступившим тут же секундным остриём отвращения к этому обману.
Чуть набрав сил где-то в глубине лабиринтов живота, медленно поднял неслушающиеся ноги, чтобы опустить их обратно в ванную. Опуская уже мертвенно-заледеневшие ноги в горячую воду, почувствовал извращённо-эстетское удовольствие от горячей воды, которое прошло по всей коже поэлетиленовой волной наслаждения покалыванием по оживающим нервам моих нижних конечностей.
Всё ещё видя дрожащим глазом пар от своей кожи, решил, что  надо вставать, и, опёршись о холодный, словно чужие губы, кафель стены, встал, покачиваясь, но тут в глазах посыпались битые пиксели, не было ощущения движения поднятых рук… И плоскости сменились.
Наверное, ощущение лёгкой молнии.  Солоноватый алый смех из ранки на голове. Попытки шипучей перекиси, просто так, чтобы послушать маленькие хлопки бега огромной массы муравьёв.