Александр Гусев. ТАМ, ГДЕ СЕВЕР ВСТРЕЧАЕТСЯ С ЮГОМ (рассказ)

Метель так быстро забрасывала снегом лобовое стекло, будто с обеих сторон машины неведомые кто-то наперегонки работали снеговыми лопатами. Не успевали «дворники» очистить перед глазами небольшое окошко, как оно тут же вновь покрывалось снеговой кашей. Ну и весна.
Игорь решил остановиться и переждать бурю у обочины. Он заглушил двигатель, и в наступившей тишине стало слышно, как тяжелый мокрый снег шлепается на стекло и, подтаяв, сползает по нему. Игорь сунул руку в карман и достал сигареты, в пачке болталась всего одна сигарета и та надломленная. Вот это да! Сразу нестерпимо захотелось курить. Кое-как придерживая инвалида пальцами с двух сторон, Игорь раскурил его и опустил стекло, в щелку, забросив дым обратно, ворвалась снежная лавина. Сигарета тут же размокла и повисла между пальцев безжизненным червячком, в рукав побежала снежная водичка. Тьфу ты черт! Игорь еще ниже опустил стекло, что бы вытолкнуть наружу эту табачную кашицу и вдруг увидел слева от себя ярко освещенную витрину придорожного киоска «Пиво-Соки-Сигареты».
Развернуться было секундным делом, однако радость оказалась преждевременной, внутри павильона было темно и безжизненно. Игорь глянул на часы – шесть утра, на вывеску: «ООО «Экватор». Время работы круглосуточно». Все, хорош ночевать – пионерлагерь подъем! Он застегнул куртку до самого верха и выскочил из машины. Снега у киоска намело по колено. Игорю пришлось долго стучать в стеклянную дверь, пока в зале, наконец, не начали мигать и загораться лампы дневного света. Заспанная продавщица, погремев ключами, отперла входную дверь и, не глядя на раннего покупателя опустив за собой прилавок, скрылась в подсобке.
Игорь не увидел на витрине привычных для себя сигарет и постучал монеткой по стеклянному прилавку.
– Девушка, милая, ну куда же вы скрылись?
– Я вам не девушка, – откликнулась продавец заспанным голосом. – И не милая.
– Ну, это вам виднее, но сигареты, пожалуйста, продайте. И вот еще что: пивка захватите баночного. «Миллер» есть? Есть. Вот его захватите баночку. А если найдется упаковка не разорванная – несите, возьму.
Из подсобки высунулась рука с покарябанным лаком маникюра и выставила на край прилавка банку пива.
– «Миллера» в жести целого «пака» уже нет. В стекле возьмете?
– Ладно, несите.
Продавец долго возилась в подсобке, переставляя ящики и освобождая обещанное пиво, но все-таки объявилась, прижимая запаянные в полиэтилен бутылки к животу.
Игорь уже откупорил банку и приложился к ней, с удовольствием прислушиваясь к тому, как пиво, освежая и бодря, бежит ручейком туда, куда надо. Вдруг, кажется, что-то лопнуло в горле, и стало нечем дышать. Пиво потекло мимо рта по бороде и куртке.
– Настя… Ты… жива?
А она стояла перед ним невозмутимая и очень спокойная, будто давно привыкла вот так – скуки ради, пугая родственников и знакомых, возвращаться с того света. И только глаза у нее все росли и росли, раскрываясь до невозможных размеров.
– Игорь, это ты…
Она уронила «пак» на пол, бутылки в нем лопнули и пиво, радостно журча, вырывалось из полиэтилена на свободу и пенилось у ее ног. Настя, роняя все до чего только можно дотянуться, рухнула в пивное море.
Когда Настя снова открыла глаза, она сидела у Игоря на коленях, ее голова лежала у него на плече. А Игорь как сумасшедший покрывал Настино лицо очередным слоем поцелуев. Она готова была всю жизнь нежиться в этих ласках, но пиво уже начало подсыхать, стягивая руки и лицо липкой корочкой.
– Это ты меня так любишь или пиво на моем лице?
Игорь взял ее за плечи, отодвинул от себя, насколько это было возможно и, придирчиво осмотрел со всех сторон.
– И давно мы уже в сознании? Ну, вот теперь я спокоен за тебя. Вернулись все психосоматические рефлексы, саркастический взгляд на жизнь и всегдашний, язвительный юмор. Это я тебе ответственно заявляю, как врач.
– Ты уже больше не танкист?
– Настя! О чем ты? Объясни что происходит. Я столько лет живу с тяжкой виной за твою смерть, а ты оказывается, все это время ходишь по земле, пивом вот торгуешь. Ты оказывается живая!
– Ну, прости, что не оправдала твоих ожиданий.
Настя передернула плечами, освобождаясь от его рук, и попыталась встать, Игорь с силой усадил ее обратно.
– Пусти мне нужно умыться.
– Ты не ответила мне.
– Давай об этом поговорим как-нибудь в другой раз.
– Ну, уж нет, хватит, никакого другого раза я больше не допущу. Никуда ты теперь от меня не денешься, и я всегда буду рядом с тобой, а ты со мной.
Настя освободилась от объятий и встала.
– Ах, вот как! Ты уже все решил про нас. Только вот одного не учел: у меня поинтересоваться забыл, а не занято ли место рядом со мной. Ведь столько лет прошло.
Игорь от такого неожиданного поворота так растерялся, что сидел раскрыв рот и хлопал глазами. Наконец справившись с очередным потрясением, он встал, достал из портмоне тысячную бумажку, бросив ее на кресло, расплатился за причиненный ущерб и, не глядя на Настю, вышел из киоска. Было слышно, как в машине захлопнулась дверь, взревел мотор и он уехал.
Настя без сил уселась прямо на пол и, размазывая по щекам слезы, заревела во весь голос.

Над озером из алюминиевых колоколов растекался хрипловатый баритон босоногого мальчика, отовсюду слышались звонкие пощечины по разнокалиберным мячикам, кричали от счастья полногрудые сеньориты, вносимые на руках пузатых мачо в холодные воды загаженного озера – народ культурно отдыхал. С вышки за всей этой вакханалией выходного дня наблюдали осоловевшие от жары и пива спасатели, усталые от бестолковости отдыхающих, которые хоть и не заплывали за буйки, но все время старались на них усесться. Получалось плохо и не у всех, а по сему эта народная забава создавала реальную угрозу «…утопления отдыхающих».
Солнце уже начало сваливаться к верхушкам сосен, когда Настя с Викой собрались домой. Побросав в холщевые сумки учебники и закапанные помидорным соком листочки с вопросами по неорганической химии, они, обернувшись в легкие юбки и весело болтая о приключениях прошедшего дня, побрели босиком к автобусной остановке. Кожа на их плечах своим свекольным колером пугала встречных тетушек – девочки, да вы же сгорели, и веселила мальчишек. Они, как стрижи пролетали мимо на велосипедах, стараясь хлопнуть ладонью по их бордовой спине.
– А ну-ка охламоны кыш отсюда!
Девчонки обернулись на голос и увидели, что их догоняют двое курсантов танкового училища.
– Девочки придется нам взять вас под охрану бронетанковых войск, отбить посягательство велосипедированных агрессоров и проводить до места дислокации. Ого, а я вас знаю! – подхватывая Вику под руку, тараторил один из них. – Вы Вика, ваша мама работает в кафэшке напротив училища, а я Олег. Моего товарища по оружию родители назвали Игорем. А у вашей подруги есть какое-нибудь имя?
– Ой, ой, ой! Какие шустрые нашлись! Как бы нам потом от вас самих отбиваться не пришлось. – Вика нехотя пыталась освободить руку. – Лучше бы сумку помог нести.
– Простите великодушно – оплошал! – Олег выхватил из ее рук сумку, повернулся к другу и, вытаращив глаза, семафорил ими как кот на ходиках, указывая на девчонок – ну ты что? Давай подключайся.
Игорь пристроился рядом с Настей и протянул руку к ее сумке.
– Давайте помогу.
– А мне и самой не тяжело.
Настя в упор разглядывала курсанта. Высокий и стройный он шагал рядом с ней, закинув за широкие плечи ненужный на жаре китель. Под сросшимися на переносице черными бровями в пушистых ресницах спрятались угольки глаз. Чёртик! Девчонки таких парней не пропускают. А он шел, словно проглотив язык, и стеснялся.
– Так тебя Игорем зовут? А я Настя, – и она, остановившись, протянула ему руку. – А ты, правда, пойдешь меня провожать? Сразу предупреждаю: у нас райончик еще тот, как бы ты потом не пожалел.
Игорь одним пальцем подцепил ее сумку и перекинул через плечо. Они встретились глазами.
– Настя, Настенька, – глядя в ее распахнутые как у ребенка отрытые всему миру глаза, протянул он на распев ее имя. – Надо же, как в сказке. Пожалуй, пойду, провожу, и, кажется, не пожалею.
– Ну, вы еще долго стоять будете?! Автобус уйдет! – Олег висел на подножке автобуса, не давая закрыться дверям. – Бегом, бегом давайте!
Игоря в тот вечер избили, так что он неделю пролежал в госпитале. Однако первое что он сделал, выйдя из него, нашел некоего «Фиксатого» и коротко объяснился с ним. После их беседы тому, наверное, пришлось сменить прозвище, однако с тех пор курсант перестал волновать умы местных трудовых резервов.

Игорь поставил машину на стоянку и медленно побрел по пустой дороге к серому массиву просыпающихся домов. По пути он заскочил в пустой залитый холодным светом и пронизанный сквозняками окраины супермаркет с названием «Мария», которая обещала быть доступной двадцать четыре часа, купил блок сигарет и литровую бутылку водки. Постоял на пронизывающем ветру покурил, вернулся в магазин, купил еще одну и пошел в гости.
Около серой громадины спящей девятиэтажки Игорь остановился и сверился с адресом – да, кажется, этот дом.
В дверь звонить пришлось долго. Соседи по площадке, несмотря на ранний час и выходной день настороженно притаившись за дверями, шуршали как мыши. После нескольких минут ожидания в гулкой пустоте подъезда вдруг звонко щелкнул замок и дверь, выпустив из распахнувшегося зева прокуренный смрад холостяцкой квартиры, растворилась в темной глубине коридора, обнаружив в пятачке света подъездной лампочки, торчащие из семейных трусов ноги.
– А это ты, – скучно промямлил голос из темноты. – Входи.
Игорь прошел на кухню. Включил свет. На столе, на холодильнике даже на газовой плите стояла грязная посуда. Из крана в раковину капала вода. В холодильнике одиноко подсыхала нарезка копченой рыбы.
– У тебя два чистых стакана случайно не сохранились? Так сказать в гостевом варианте.
– Сейчас умоюсь и поищу.
Игорь повернулся на голос. Стоя в дверном проеме выцарапывал из глаз остатки сна сильно полинявший поручик Ржевский их училища, он же близкий друг юности, он же Олег Скопин.
– Ты рожа! Просыпайся скорее. Ты что не видишь, кто перед тобой стоит?
– Вижу. Ты пиво принес? – хозяин рожи близоруко прищурился и напялил на нос неизвестно откуда взявшиеся очки с захватанными пальцами толстыми линзами. – Игорь! Это ты? Это что действительно ты? Да ты как тут, откуда? Игорь братишка!
Они долго тискали друг друга, обнявшись, приподнимали друг друга от пола, подводили к окну: а ну дай, дай-ка я на тебя посмотрю!
Олег вместе с прозрением обрел уверенность в своих силах и решимость отметить встречу достойно.
– Сейчас, сейчас старичок я тут наведу марафет, мы сядем с тобой и отметим нашу встречу по-человечьи. Вот только умоюсь.
Он склонился над раковиной и принялся с удовольствием фыркать и сморкаться. Олег выплюнул зубную пасту:
– А от меня жена недавно ушла. Вот так старичок.
– Ну, судя по накопившимся декорациям, – Игорь широко развел руками, – уже недели две как ушла, не меньше? А может мы все это в ванну свалим?
– Да я это… Я стирку было затеял, белье там замочено.
– Давно затеял?
Олег задумался, не вспомнив, махнул рукой.
– Ну, а тут где сядем? Пошли в комнату.
Хозяин, наморщив лоб, вспомнил интерьер комнаты и обреченно произнес:
– Давай уж лучше здесь.
– Тогда вот что: получай горючее, – Олег сунул ему руки пакет с водкой, – давай готовь тут условия для теплой дружеской встречи, а я в душ – всю ночь за рулем.
– Там же…
– Разберусь. И вообще побольше радушия!
Деревянными щипцами Игорь выловил из ванны белье, всплывшее после кораблекрушения семейной лодки, сложил его в таз и задвинул под ванну.
Только он расслабился под горячим колючими струйками и намылил голову, как вдруг в квартире стало шумно. Очень шумно. Кажется, к Олегу кто-то еще заглянул на огонек. И, кажется, этот кто-то был женщиной. То ли Олег оказался не очень рад ее приходу, то ли она не рада тому, что он не рад, только в их разговоре скоро стала участвовать посуда, некрупная мебель и грязная площадная брань.
Интересно, подумал Игорь, вот социализм в отдельно взятой стране, как выяснилось, устроить невозможно, а землетрясение? В отдельно взятой квартире? По-моему реально. Надо хоть одеться успеть, а то завалит обломками семейного шалаша и будут мои хладные останки валяться под ними, в чем мать родила. Только он успел подумать об этом, как дверь в ванную заходила ходуном.
– Это кто у тебя там подмывается?!
Ага! Вот сейчас и до меня доберется! Олег протянул руку к одежде и на ощупь схватил, что попало под руку. Он протер глаза от мыльной пены – полотенце. Ладно, сойдет и полотенце, едва он успел прикрыться им, как дверь, брызнув шурупами шпингалета, открылась. Перед Олегом стояла разъяренная Настя.
– Господи! Игорь! Ну ты-то, здесь, откуда взялся? И почему ты без этого… – она никак не могла подобрать нужных слов – Ну как его… без обмундирования.
Олег виновато пожал плечами – так уж вышло.
– У вас тут, что мальчишник что ли? Встретились два одиночества, в жилетку друг другу поплакаться. А я то грешным делом подумала ты бабу себе нашел. Хоть это смог сделать самостоятельно, без помощников. А ты оказывается и на это не годен.
Мимо Настиной головы пролетел стакан с водкой.
– Дура!
– Ну, все гад достал. – Настя захлопнула дверь в ванную и вернулась к прерванному разговору. – Я тебе сейчас покажу дуру!
В кухне опять зазвенела посуда и застонала мебель. Пока Игорь натягивал брюки, битва в кухне окончилась. Победитель, хрустя сапогами по битому стеклу, протопал на выход и у двери произнес ультиматум:
– Чтобы к завтрашнему утру квартиру освободил! Последнее предупреждение! Я с дочкой по общагам мотаюсь, а он в моей квартире рандеву с друзьями устраивает! Не уберешься, пожалеешь!
Ошеломленный Игорь выглянул из ванны – в коридоре пусто, на кухне на полу привалившись к батарее, полулежал Олег. Игорь наклонился к нему:
– Живой?
– А-то. Мы вятские – хватские. Вот стерва очки куда-то закинула. – Олег пошарил рукой вокруг себя, поднял глаза на друга, прищурился и обомлел. – Чем это она тебя так?
– В смысле?
– У тебя по голове мозг течет.
Игорь с опаской потрогал волосы, на пальцах осталась мыльная пена. Он горько усмехнулся:
– Да, общение с Настей приносит мне одни черепно-мозговые травмы. Так уж с первого дня знакомства повелось и кажется, стало традицией. Давай-ка вставай и объясни мне, наконец, что здесь происходит? Ты и Настя? Чья-то дочь, ничего не понимаю. Это что же Настя и есть твоя жена?
Олег ухватился за стол, кое-как поднялся, ногой придвинул к нему табурет и уселся.
– Ну, слава богу, сам допер. Да, Настя моя жена, у нас с ней семья, – Олег подумал и уточнил, – была. А дочь это у тебя с ней. Хотя Наташка моя дочь, а не твоя. Я ее вырастил.
– Слушай, у нас водка осталась? Срочно надо выпить, а то у меня сейчас и, правда, мозги потекут. Или вы ее всю разбили?
– Ты что! Как можно? Я бутылки на пол в уголок успел поставить, от греха подальше. А то бы она и их тоже в мелкую крошку. Правда, я тут принял чуть-чуть без тебя, но ты ведь не обижаешься?
Выпили раз, второй, третий. Пили молча, не глядя друг на друга. Заговорили враз как по команде перебивая, и не слушая друг друга, зло и горячо.
– Да как ты посмел Олег?!
– Ну конечно… я посмел? Я подлец этакий увел у лучшего друга невесту, а ты бедная овечка. Где же ты был все это время? Сидишь теперь пальцы веером!
– Да я…
– Это же ты ночами сидел у ее кровати?
– Я не знал ничего!
– Это ведь ты кормил ее с ложечки? Ты учил ходить ее заново. Ты видел ее у роддома на костылях? А я видел! Мы с ней такое прошли! А ты где все это время был?!
– В «Склифе» я лежал под капельницей!
– Десять лет?! Тебя тогда на самолет и в московскую клинику к профессору, а нас с ней в травматологию нашей областной к дежурному хирургу. Меня на второй, а ее на третий этаж. Это ведь у тебя отец генералом в штабе округа, а не у нас! И дедушка в Большом театре во фраке палочкой машет тоже у тебя!
– Да я то в чем виноват? В том, что папа генерал, а дедушка дирижер?
– Да ни в чем! Ты вот что лучше скажи мне: как же ты смог бросить Настю? Она ведь тогда еще долго надеялась, что ты вспомнишь о ней, все ждала тебя. Мечтала вот-вот приедет за ней рыцарь на белом коне, а потом устала ждать и умерла. И вот так – неживая, как спящая царевна, стала жить со мной. Любить продолжала тебя, а жила со мной.
– Вот именно она, оказывается, с тобой живет, а я как дурак по кладбищам мотаюсь!
Олег поперхнулся водкой.
– Зачем? У тебя умер кто?
– Мне тогда, десять лет назад, сказали, что Настя умерла.
Олег отставил стакан в сторону и кажется, протрезвел.
– Это какая же собака решилась на такое?
Игорь сидел, опустив голову.
– Не знаю. Теперь я вообще ничего не понимаю. Мне мама сказала, – он поднял руку. – Подожди, помолчи Олег. Дай мне вспомнить все и подумать.

В то августовское утро Игорь проснулся на даче рано и не то, что бы по привычке, просто сегодня с самого утра дом напоминал растревоженный муравейник. А так хотелось поспать еще хоть полчасика. Он лежал и нежился, ухватывая обрывки сна, с которым так не хотелось расставаться: Настя, Настенька. Выпрыгивая из березовой листвы, через окно на лицо прыгали солнечные зайчики. Все хватит дрыхнуть. Сегодня у него день рождения и она придет к нему, есть повод познакомить родителей с Настей, надо вставать. Игорь сладко потянулся, резко соскочил с тахты и, опершись о перила балкончика, отжался с десяток раз.
По территории, их всегда тихой тенистой дачи, изображая Броуновское движение, метались в разные стороны атомы домочадцев и помощников добровольных и назначенных. Однако весь этот бедлам не только по его поводу. Есть еще один значительный предлог устроить сегодня светопреставление, сбылась мамина мечта: папу наконец-то переводят в Москву.
– Вот Игорек и наступил твой двадцатый август.
Игорь оглянулся, теплые мамины руки легли ему на плечи, она чмокнула его в темечко.
– Поздравляю тебя сынок!
– Мама, я так тебе благодарен за то, что ты подарила мне мой самый первый август! – Он подхватил ее на руки. – Ты для меня всегда была, есть и будешь самым дорогим и самым любимым человеком!
– Ох, и врун же ты! Значит, говоришь я одна в твоем сердце? Чего раскраснелся? Поставь мать на место и давай подготовь свою старушку к самому страшному дню в ее жизни. Ну, кто она?
– Ой, ой, ой! Тоже мне нашлась старушка, видел я: стоит только тебе показаться, как папины генералы да полковники сразу начинают втягивать животы.
– Не увиливай.
– Ну, чего говорить-то, придет, и сама увидишь!
Елена Сергеевна села на кушетку.
– Сядь Игорек со мной рядом. Я в твоем вкусе не сомневаюсь и не собираюсь обсуждать достоинства и недостатки твоей новой пассии.
– Мама, она не пассия. Не обижай меня и Настю не обижай. Я очень люблю ее. И она меня любит.
– Значит Настя?
– Да Настя!
Елена Сергеевна обняла сына и поцеловала его в щеку.
– Не обижайся сынок. В жизни каждой матери когда-нибудь наступает этот печальный день расставания со своим повзрослевшим сыном, но я обещаю тебе быть самой лучшей в мире мамой и не ревновать очень сильно. Только теперь я и поняла свою маму, как ей было нелегко смотреть на то, как ее доченька, с академическим музыкальным образованием в одном крепдешиновом платье, под руку с молоденьким лейтенантом вдруг упорхнула из семейного гнездышка в дали далекие.
– Не печалься мама, все у нас будет хорошо: когда-нибудь я тоже стану генералом и перееду к вам в Москву.
– Правильно. Мы с отцом точно так же думаем, только зачем же ждать когда ты станешь генералом, – обрадовалась Елена Сергеевна. – Забирай свою Настю, и поехали вместе с нами.
– То есть, как это поехали? А училище? А Настя? Она же в институт поступила.
– Папа все устроит. И твой и ее перевод, а свадьбу давайте хоть завтра сыграем.
Игорь усмехнулся.
– Мам, вот пока вы с папой кочевали по просторам нашей необъятной Родины, я сменил восемь школ и вынужден был учить три иностранных языка. Потому что если в прежней школе я изучал английский, то в новой был обязательно французский язык или немецкий и наоборот.
– Зато благодаря нам ты теперь знаешь три иностранных языка.
– Три иностранных языка я знаю благодаря феноменальной памяти доставшейся мне от дедушки Сережи, который, не смотря на возраст, до сих пор помнит наизусть партитуры многих опер и крестьянскому упорству от дедушки Матвея. Благодаря этому наследству из всей той лингвистической каши, которую мне вложили в голову как-то сложилось что-то похожее на языки, на которых я говорю с двумя, а считая и русский сразу с тремя акцентами. Так будьте же людьми, дай те мне хоть высшее образование получить в одном месте.
Мама смотрела на сына как умная и терпеливая учительница, снисходительно улыбаясь одними глазами. И слушала, не перебивая до поры, слушала, как казалось внимательно и заинтересованно, поощряя своим вниманием к откровенности.
– Вы ведь даже детей находили не как все нормальные люди в капусте, а как цыгане на кочевом стане. Я родился в Берлине, Машка в засыпанном каракумскими песками п.г.т. «Гвардейском». Ладно хоть не решились на третьего, а то бы нашли его где-нибудь за Полярным кругом. И, тем не менее, сама ты никогда не считала свою жизнь испорченной. Зачем же тогда меня будущего командира и главу семьи хочешь, как чемодан погрузить в контейнер и увезти с собой, что бы сохранить все дорогое и любимое рядом с собой.
– Да никто и не пакует тебя, как сервиз. Но почему ты не позволяешь нам с папой помочь тебе?
– Мама я понимаю твое желание устроить мою жизнь, но только это благое дело эпизод твоей, а не моей жизни. А моя, вернее наша с Настей жизнь, разве ничего не значит. Это ведь уже совсем другая история. Разве мы с Настей не способны на что-то более существенное, чем ходить в кино и целоваться на лавочке?
– Ладно Игорь, – Елена Сергеевна все-таки не оставила своей затеи устроить все по своему разумению, – давай-ка мы пока отложим этот разговор. Вот завтра сядем вчетвером и обсудим все спокойно и обстоятельно. И не знаю от чего, но я почему-то уверена, что твоя девушка будет на моей стороне. Она сама будущая мать, а в присутствии ума и житейской хватки ей кажется, не откажешь, раз она приняла твои ухаживания.
А теперь всё. Всё, всё, всё! Марш умываться, завтракать ну и давай покажи, на что ты способен – у тебя ведь сегодня будет много гостей и не только, кстати, у тебя. Давай беги, принимай командование на себя, а то отец уже совсем с ног сбился. Да! Игорек, шашлык на твоей совести!
Многие папины друзья прибывали с детьми, которые по своей принадлежности к определенному кругу являлись друзьями и Игорю, так что компания молодых оказалась не менее представительной. Им было забавно наблюдать как их отцы, привыкшие к мундирам с лампасами, неуклюже переставляли ноги в не обмятых джинсах и ежились в летних рубашках, чувствуя себя неуютно без брони привычного золоченого кителя.
На полянке за домом Игорь с Олегом расставили с десяток столиков под зонтиками, и получилось небольшое летнее кафе.
Настя приехала, когда все уже собрались. Игорь был занят у мангала, гремела музыка, и он не услышал звонка, у калитки ее встретил отец. Когда к ним подбежал Игорь, он уже вел ее под локоток, шагая чуть-чуть позади Насти. Отец одной рукой поддерживал девушку, а другую спрятал сбоку, чтобы она не заметила и, одобряя выбор сына, сжал ее в кулак, выставив большой палец. Во-о!
Елена Сергеевна в этот момент как раз оказалась у окна и с неудовольствием наблюдала как ее мужчины, забыв об остальных гостях, ухаживают за только что прибывшей гостьей. Ну что ж, девочка, пора и нам с тобой познакомиться, она подхватила поднос с огромным пирогом и поспешила к гостям.
Дело было уже за полночь, когда Игорю и Олегу приспичило поехать на реку. Как не уговаривали их Настя с Викой, они все-таки настояли на своем. Веселье было в самом разгаре – из дома звучали тосты и здравицы, гремела песня о самураях, что перешли границу у реки, так что никто и не заметил, как они вчетвером покинули дискотеку на поляне и уехали на отцовской «Волге».
Заморосил дождик, дорога в свете фар блестела, как золотая. Парни, вспоминая анекдоты из армейской жизни, наперебой смешили девчонок. Вика просто задыхалась от смеха, а Настя сидела рядом с Игорем и все время просила:
– Игорь, ну, пожалуйста, смотри на дорогу.
– Насть, ну ты что? Ты же видела, я даже пиво не пил. А машину я с четырнадцати лет вожу!
На крутом повороте машина пошла юзом, сорвалась с высокой дорожной насыпи и полетела, переворачиваясь и подпрыгивая на пнях, вниз. Кувырком долетела до леса, врезалась боком в сосну и сложилась, как книжка. Над мокрым лесом тоскливо, на одной ноте, завыл сигнал умирающей машины.

Насте с дочерью опять пришлось ночевать у подруги. Натке постелили на кресле-кровати, а Таня с Настей легли спать на софе. Они лежали, притаившись, как мышки, и прислушивались друг к другу. Первая не выдержала Таня:
– Насть, а Насть, ты ведь не спишь?
– Не-а.
– Ну и что, ты сходила к Олегу? Видела его? Как он там, наверное, волком воет?
– Весел и счастлив.
– Как так?
– Вот так. Сидит и водку хлещет с моим первым.
Татьяна выскочила из-под одеяла и уселась, вытаращив на Настю глазищи.
– С каким это еще таким твоим первым?
Настя лежала, уставившись в потолок.
– С самым обыкновенным. С таким, который у каждой из нас бывает. Самый первый.
Татьяна затеребила Настю за ночную рубашку.
– Ну, ты подруга даешь. А откуда он взялся там, ну у Олега?
– Сама не знаю. – Настя, скинув одеяло, тоже уселась, обняв руками колени. – Ничего не понимаю. Как он мой адрес нашел? Сегодня утром на работу, как снег на голову свалился, а днем уже у нас дома сидит и с Олегом водку пьет.
– А Олег то знает про него? – Татьяна почему-то перешла на шепот. – Ну, кто он такой?
– Знает. Олег все знает. Дочка то не его, а Игоря.
– Как не его? И он простил?
– Да нечего ему прощать. Они с Игорем раньше друзьями были. И у меня была подруга такая, что… ну с самого детства подруга понимаешь? Викой ее звали. Вот она с Олегом была, а я с Игорем. А потом была авария, Вика погибла, Олег инвалид по зрению, а Игорь пропал.
– А ты?
– А я живая, как видишь. И здоровая. Я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик. За всех вот теперь отдуваюсь.
Подруга сидела, ошалев от услышанного.
– И ты столько лет молчала? Насть, расскажи.
Настя опять легла, натянув одеяло по самые глаза.
– Потом когда-нибудь расскажу, ладно?
– Ладно, потом так потом. А он что москвич, да? Москвич… А ты тогда чего тут разлеглась? Жить-то когда нормально будешь, тоже потом? «Экватор», что ли жалко бросить? Все время хочу спросить тебя: что за название такое дурацкое?
Настя глухо отозвалась из-под одеяла:
– Шеф наш придумал. Наверное, в детстве моряком хотел стать. Он говорит, на экваторе север с югом встречаются, и когда попадешь туда, загадай любое желание, и оно обязательно сбудется.
– Ну и что, сбылось хоть одно? Ты же там, через два дня на третий бываешь. Сбылось, а Насть?
– Кажется да. Давай спать.
Татьяна посидела еще немножко и тоже нырнула под одеяло, но через время все же не выдержала.
– А ты чего всерьез что ли решила с Олегом разбежаться или так поучить? Насть, ты что спишь что ли?
– Да, кажется, всерьез.
– И не жалко.
– Не жалко. Устала жалеть. Меня бы кто пожалел. Я сутками в киоске горбачусь, как дура, а он затаился в кресле перед телевизором и чаек попивает, лишний раз пальцем не пошевелит.
– Ну, какой-никакой, а все ж таки мужик, – вздохнула подруга.
– Вот именно что никакой. Привыкли мы пользоваться, чем попало. Второй сорт, третье место, в десятке лучших. Все это химера. Есть только первый сорт и первое место, и только победитель.
– Ну, ты Настена даешь. Где же их столько таких наберешь, чтоб каждой да по чемпиону?
– Вот сами мы и виноваты в том, что настоящего мужика пора в Красную книгу занести, как исчезающий вид – «мужикус великолепус».
– Да в чем мы виноваты?
– Да в том, что подпускать к себе стали, кого попало, по принципу: жить надо, жить не с кем, вот и живем, с кем попало. Живем и продолжаем плодить от них таких же бесхребетных уродцев. Говорим: мужики измельчали, а мы сами, что лучше? Едим, что попало, носим, что досталось, пьем, что наливают, спим, с кем придется. Стерпится-слюбится, на безрыбье и рак рыба, на худой конец…
– Зачем худой конец? – Танька округлила глаза и погрозила пальцем. – Ты что? Нам худой конец не нужен!
– Вот так и жизнь проходит. Все плохо, плохо, плохо. Думаешь: Господи, ну когда же хорошо-то будет? Что бы ни чуть-чуть получше, а по полной программе. Что бы надеть для него шикарное платье, сходить в театр, дома свечи зажечь, пить шампанское из звенящих бокалов и после сумасшедшей ночи родить ему ангелочка.
Танюшка, ты чего? Ревешь что ли?
– Я тоже так хочу, что бы и шампанское в театре и этого как его… ангелочка сумасшедшего, – задыхаясь от слез, кое-как выдавила Танька.

Быстро сгустились сумерки, и наступила ночь. За окном на скользкой дороге перестали биться друг об друга автомобили, их хозяева устав материться, и не дождавшись страховщиков, разъехались по домам. В подъезде перестали греметь пустыми помойными ведрами соседи. Даже старуха и та перестала шуршать по стене пустой банкой, устала подслушивать, а они все говорили и говорили.
– Я ведь Олег последнее, что помню это лицо милиционера, как в тумане, и слова его: кажется этот еще живой. И все провал. Очнулся, вокруг одни белые халаты мелькают, как на карусели, когда на большой скорости крутишься. И доктор молодой такой, а орет на всех, как настоящий профессор, потом оказалось точно профессор. И опять провал. Он только через месяц сказал мне, что я в Москве нахожусь, всем запретил со мной разговаривать, даже маму не пускал.
Потом она целый месяц говорила мне, что Настя пока лечится и приехать ко мне не может. Потом я начал психовать: почему она мне не пишет, не звонит? Мама долго шушукалась о чем-то с доктором, и он махнул головой: можете сказать. Вот только тогда она расплакалась и рассказала мне, что Настя умерла, умерла в туже ночь, не дожив и до утра. Олег у тебя телефон есть?
– В комнате на столе аппарат. А может пока ты звонишь, я в «Марию» сбегаю?
– Давай сбегай только купи колбасы, какой-нибудь или пельменей – есть зверски хочется.
Игорь сунул ему в руку деньги.
– И не гунди! Мы с тобой друзья или где?
Олег вернулся с двумя шуршащими пакетами полными всяческой снеди, разномастных бутылок и пачек сигарет.
– Ну что, дозвонился? Игорь, что с тобой?
Игорь сидел на кухне с остекленевшими глазами, белый как мел.
– Ты куда звонил?
– Домой, конечно, в Москву. С мамой говорил.
– Ну и чего ты хотел от нее?
– Правды.
– Добился?
Игорь поднял на друга невидящие глаза.
– Я теперь не знаю, кому верить. До сегодняшнего дня у меня не было причины не верить маме, а теперь я не знаю, что думать. И как это все понять.
– Ну, так что, что она тебе сказала?
– Она сказала, что пока я валялся в клинике, она приезжала сюда и встретилась с Настиной мамой. Это Мария Тимофеевна сказала ей что Настя… ну ты понимаешь. Мама говорит, что искренне хотела как-то помочь – деньги предлагала. А она плюнула ей в лицо и послала туда, куда Макар телят не гонял. Ваш сын говорит, меня дочери лишил, а вы мне теперь вместо нее деньги суете. Не понимаю, как она могла?
– Чего ты не понимаешь? – Олег вдруг развеселился.
– Почему послала или почему деньги не взяла? Так одна причина: денег наверно было мало. Плюнула, говоришь, и растерла, тещенька это может. Уж что-что, а это она умеет, уж я то знаю.
– А где она сейчас? И вообще: куда они подевались? Я искал Настиных родителей через адресный стол, но ничего не вышло.
– Так вот как ты меня нашел. А с ними все просто – отпустил Василь Макарыч усы как у кобзаря, продали они с Марьюшкой дом, кабанчиков да курочек, купили Насте вот эту квартиру, а сами отъехали на свою историческую «нэзалэжну батькивщину». Почти сразу и уехали, кажется, и года не прошло после аварии. Да, точно, Наташка еще не родилась.
Олег торопливо выгрузил кучей на стол содержимое пакетов и наполнил стаканы.
– Ну, Игорь давай разбавим информацию, а то говорят знания, умножают скорбь, – и, не дожидаясь друга, опрокинул свой стакан.
Игорь понюхал содержимое стакана, передернул плечами, прогоняя мурашки со спины и пить, не стал.
– Твои то как? Живы здоровы? Отец то уж, поди, маршал?
– Генерал-полковник, в отставке.
– Чего это так? Я тут по телеку его как-то видел, правда, давно уже. Он на каких-то учениях, в группе товарищей стоял. По-моему в полном порядке был.
Игорь согласно кивнул.
– Был. Он же у меня человек с активной жизненной позицией. Демократию ходил защищать к Белому дому, потом оказалось, что не с той стороны защищал ну и… короче розы теперь выращивает на даче.
– Значит, Николай Матвеевич теперь тоже в бывших числится, хотя конечно генералов бывших не бывает. А ты? – Олег, с удовольствием осмотрев со всех сторон тепличный огурец с желтеньким цветочком, почти целиком отправил его в рот и принялся с хрустом жевать. – Ты то как? Где, с кем? Устроился?
Игорь, почувствовав в голосе давнего друга иронию, внимательно посмотрел на него. Когда-то давно так давно, что кажется в другой жизни, они жили с Олегом в другой стране и делили с ним поровну все, что сваливалось на их бестолковые головы. И были счастливы. И не было друга ближе и надежней его, а теперь сидит напротив чужой человек и остервенело, пожирает сырокопченую колбасу, небрежно откусывая прямо от всей «палки». Делает он это не оттого, что оголодал, а как ему кажется, социальную справедливость восстанавливает – ты то вот кость белая устроился, а мы – соль земли русской, как всегда в дерьме остались. Голодные, холодные, сирые. Вы нам теперь по жизни должны. Вот и раскошеливайтесь, отдавайте долги народу – кормите и поите.
– Устроился. – Игорь рассердился. – Я болячки свои не стал ковырять, да в нос всем совать вот, мол, пожалейте меня, а засел снова за учебники и через год поступил в медицинский! Сначала работал простым участковым, потом на «скорой», а теперь вот уже почти два года в Центре медицины катастроф.
– А я что? Я ничего.
– Вижу я твое ничего. Не завидуй мне Олег. Мне куда тяжелее тебя было жить столько лет с виной за Настю, за Вику. А теперь, кажется, появилась надежда хоть часть вины искупить. Что смогу исправить исправлю. Вот с тебя давай и начнем.
– А вот этого не надо! Жалеть меня не надо. Благодетель нашелся. У меня все «хокей», – теперь рассердился Олег. – Я пока еще сам могу себя обеспечить и жену и дочь. Тут мы с Настей сами разберемся без твоего милосердия и социальной помощи.
– Зря ты так. В ваши отношения с Настей я лезть не собираюсь, да и права, похоже, не имею. А старому другу помочь я имею право или нет?
Олег налил себе полный стакан, выпил как воду. И куда в него только лезет, удивился Игорь.
– Имеешь, имеешь право. Ты Игорь, на все право имеешь. И на Настю и на Наташку, она ведь все-таки, как тут не крути, твоя дочь. А я все это время так, рядом гулял. Настя никогда не была моей и не станет. Ухожу я от нее, мы ведь развелись еще год назад. Чемоданы вон собрал и ушел бы давно, квартиру даже нашел, но как назло на мели я сейчас. Вот и получается, как в песне: «метро закрыто, в такси не содют».
– А чем занимаешься, где работаешь?
– Да, всем чем придется. Вообще-то бригада у нас собралась классная, вот только хозяин на кого работаем, какой-то «мутный» попался. Найдет заказчика, перетрет с ним все – ну там объемы, стоимость, материалы. Мы работу свою выполним в срок – все честь по чести, а потом расчет из него тянем, как немцы пароль из партизана.
– Олег, я так и не понял, что за профиль то у вас.
– Как не понял? Евроремонт конечно. Квартиры, коттеджи, офисы. Нам только объемы давай!
– Ну, так пошлите этого хомяка, куда подальше, да и работайте сами на себя.
Олег усмехнулся и поглядел на друга, как на малого ребенка, надо же ловкий какой нашелся, а вокруг дурачки одни.
– Чтобы получить солидный заказ от солидного клиента нужно и самому иметь солидное предприятие – офис там и все такое прочее. А это знаешь, стоит о-го-го!
– Сколько это о-го-го?
Олег ответил не раздумывая.
– Да тысяч сто, мы считали. Больше конечно надо, но на раскрутку хватит.
Игорь полез в карман, достал из него и положил на стол пачку новеньких в банковской упаковке тысячных бумажек.
– Это как раз то, что тебе сейчас нужно. Не советы да участие, а именно деньги.
– Не возьму.
– Возьмешь! Это не подачка, а долг. Заработаешь и отдашь.
Игорь встал из-за стола и застегнул куртку.
– Все, мне нужно идти. Утро уже.
– Как отдам, когда, где тебя найду? Ты хоть адрес оставь.
– Если сможешь заработать, сможешь и меня найти. Было бы желание. Все Олежка, все, я пойду, мне еще машину нужно вернуть. Замполита нашего помнишь? Я ему письмо от бати привез, Петрович так растрогался, что только я намекнул на отсутствие колес, он сразу без звука свою тачку выкатил.
– Замполита говоришь, да я этого хомяка, как ты его назвал, и не забывал.
– Так это что получается, ты на него что ли работаешь? Ну, вы блин даете! У вас тут замкнутый круг какой-то: моя невеста живет с моим другом, который работает у друга моего отца, с которым он перезванивается, но я об этом ничего не знаю.
– А может, просто не хотел знать? Без нее, без правды иногда бывает спокойнее, – укусил на прощанье старый друг.
Игорь даже не обиделся. Он уже давно все понял – Олег пропал. Нет больше прежнего Олега. Одна тень осталась. Бестелесная, вечно брюзжащая по любому поводу, а чаще без него, что во всех его бедах виноваты обстоятельства, нечуткость окружающих и не ко времени брызнувший дождик. Причем тут дождик? А причем обстоятельства? Дело нужно делать господа-товарищи, просто слезть с печки и для начала хотя бы рожу умыть.
– Подожди я с тобой. – Олег глянул в окно. – Надо же и, правда, утро. Ты куда сейчас?
– На стоянку за машиной. Заправлю ее, сдам Петровичу и в гостиницу: спать батенька, спать и еще раз спать! Вечером на самолет и все, хватит с меня приключений, домой. Может тебя подвезти нужно?
– Нет-нет.
Олег уже стоял у входа с чемоданами в обеих руках, за плечами громоздился огромный рюкзак, из которого торчали какие-то испачканные побелкой кисти, палки и почему-то кусок шланга.
Игорь огляделся вокруг.
– А ты что вот так тут все и оставишь? Прибираться не будешь?
– По-моему Настя больше будет довольна тому, что я убрался, а не прибрался.
– Ну, тебе виднее. Давай чемодан. Давай, давай! Да что там у тебя золото что ли?
Они долго стояли у обочины, Олег сосредоточенно ловил машину. Разговаривать вдруг стало не о чем. Что-то, где-то щелкнуло и сломалось. Тяготило даже присутствие друг друга.
– Ты, правда, не хочешь, что бы я тебя подвез?
– Нет-нет я сам! Ты иди, иди старичок.
Они неловко обнялись на прощанье и Игорь, не оборачиваясь, быстро пошел прочь. Вряд ли когда-нибудь они увидятся снова. Да и надо ли?
Машина завелась с пол оборота – молодец Петрович следит за аппаратом. Игорь прогрел двигатель и на всякий случай поехал мимо того места, где они недавно расстались с Олегом. На обочине было пусто. Игорь проехал всего-то метров двести-триста и увидел, как напротив предприятия торговли с оригинальным названием «Рюмочная» таксист помогал пассажиру выгружать из багажника знакомые чемоданы и рюкзак со шлангом. Да…
Как говорит знакомый нарколог: напрасно вы не ждите у мужа перемены – в борьбе с зеленым змием все побеждают гены. Игорь прибавил газу, и машина, как живая, радостно урча, рванулась вперед.
Все, сегодня же домой. Или завтра?

Московское утро хмурилось мартовской непогодой. За окном в пробках рассержено пыхтели автомобили. Николай Матвеевич, треща деревянными костяшками массажера, таскал его взад-вперед по спине, как мочалку и ходил не спеша по комнатам от окна к окну, с любопытством выглядывая через них на улицу.
– Лена, кто ночью звонил? Игорь?
– Игорь, – не спеша, ответила Елена Сергеевна. Она, запрокинув голову, сидела у туалетного столика и раскладывала на лице пластики бананов.
– Ну и что он там? Когда прилетит?
– Не прилетит, а прилетят.
Елена Сергеевна аккуратно поверх бананов размазала ложечкой сметану и принялась укладывать кусочки земляники.
– Коля иди, подержи журнал, а то у меня руки жирные.
Генерал зашел в комнату жены.
– Что значит прилетят?
– А означает это то, что у тебя за Уралом внучка отыскалась, – она сунула ему в руки журнал. – Держи так чтобы мне картинку было видно. Коля, ну держи же!
Николай Матвеевич швырнул журнал на пол.
– Да убери ты с лица этот винегрет! Какая внучка, откуда?
– Ну, как же: ты, наверное, помнишь ту девицу, с которой Игорек встречался там? – Она неопределенно махнула ручкой в сторону остальной страны. – Ну, там, где ты командовал округом.
– И что? Ты же сказала, что та девушка погибла.
– Оказывается, нет.
Генерал схватил махровое полотенце и с удовольствием, одним движением смахнул фруктовую маску на пол.
– Да ты что, очумел от счастья! – Елена Сергеевна попыталась оттолкнуть мужа и встать с пуфика. В ответ он так гаркнул, что в люстре зазвенели хрусталики:
– Сидеть! И в глаза мне смотреть! В глаза я сказал!
Елена Сергеевна испуганно притихла.
– Лена, не шути со мной и отвечай как на духу: ты знала, что девушка выжила?
– Ну, ее мама сказала тогда что-то не определенное. Можно было по-всякому истолковать.
Над генералом, над его торчащим дыбом седым ежиком от ярости, кажется, даже искры электрические метались.
– И как же это истолковала ты?
– Ну, я подумала, что она умерла или… все равно умрет.
– Какая же ты Лена дрянь. Как же мы теперь сыну в лицо смотреть будем? А девочке этой, Насте? А внучке нашей?

Настя с Наталкой весь день отмывали квартиру, чистили, пылесосили. Наконец поменяли тяжелые зимние шторы на летние, забрызганные по травяному полю солнечными головками одуванчиков, и обе свалились на диван.
– Все мамка, я больше не могу! Пожалей ребенка! Безотцовщину-сиротинушку!
– Натка! Ну, ты еще потопчись…– Настя пересела в кресло и стала смотреть, как дочь беснуется на диване.
А та разошлась не на шутку. Мотала задранными вверх ногами, ревела белугой, жалея себя, смачно вытирала нос рукавом халата и косила на мать хитрый черный глаз. Неожиданно успокоилась, уселась, уперев локти в колени, обессилено свесила руки, посидела так какое-то время, понурив голову и, горестно вздохнув, молвила:
– Понимаю тебя подружка. Ох, как понимаю – у самой мужик пьяница.
Настя потянулась шлепнуть дочь, а та уже соскочила и принялась скакать вокруг кресла, чмокая мать в щеки.
– Простите маменька! Простите дурочку!
– Устала она, кобылка. Иди чайник ставь, давай хоть чаю попьем, я рулетики со сгущенкой принесла. Найдешь?
Наташка унеслась на кухню. В коридоре электрической канарейкой засвистал звонок.
– Сиди мам, я открою.
– Стой! Не надо! Я сама!
Поздно, замок уже щелкнул.
– Вы к кому? – Наташа вытаращила свои огромные черные глазищи на неожиданного гостя.
Игорь присел на корточки.
– Я к вам с мамой. Здравствуй, чёртик.
– Это мама меня так иногда называет. А вы откуда знаете?
– Меня она тоже, когда-то так называла.
Игорь улыбнулся, глядя на дочь. Наташа скептически оглядела его и неожиданно захлопнула дверь.
Ого! Встреча прошла в теплой и дружеской обстановке. Родная дочь чуть нос не прищемила.
Дверь распахнулась на секунду…
– Вы посидите здесь чуть-чуть, я сейчас.
И снова захлопнулась.
Наташка влетела в комнату, кое-как затормозила перед креслом, собрав палас в гармошку, и затараторила:
– Мам ты это, ты только не волнуйся! Там это… Там один незнакомый гражданин пришел к нам чай пить.
– Какой гражданин, чего ты мелешь?
– Такой – с розами, с большим тортом и с лицом твоей первой любви. Ну, помнишь ту фотографию? Ну, ты там обнимаешься с ним. Мне кажется, что у нас будет приличное чаепитие.
– Сядь в кресло и не высовывайся. Кажется ей…
Настя вышла в коридор и плотно затворила за собой дверь. Посмотрелась в зеркало. Оттуда на нее смотрела молодая женщина, красивая, но какая-то издерганная.
– Ну и что теперь делать? Подскажи, – спросила она у своего отражения. – Не знаешь, вот и я не знаю.
Настя вышла в подъезд.
– Это опять ты? Зачем ты вернулся?
Игорь вместо ответа протянул ей цветы, Настя взяла их и спрятала лицо в розах.
– А раньше ты мне ромашки дарил.
– Раньше ты гадала на них – любит, не любит. А теперь точно знаешь – люблю. И я знаю, что ты меня любишь. И дочь у нас с тобой прекрасная. Так в чем же дело? Ну, так как: ты в дом меня пустишь, или мы будем продолжать соседей развлекать?
Настя подняла лицо.
– Слушай, Китаев, оставь нас в покое и, пожалуйста, уезжай. – Настя старалась не смотреть на Игоря. – Если ты очень этого хочешь, то мы сейчас сядем, попьем чай, ты с дочерью познакомишься, а потом Игорь ты уедешь.
– Да что с тобой, Настя?
– Я ждала тебя, Игорь. Я все это время ждала тебя, все десять лет и кажется, выбилась из сил. Я даже обрадоваться не могу. Я устала, понимаешь?
– Ты разлюбила меня?
Настя заплакала.
– Уходи Игорь.
– Возьми хоть торт…
Дверь раскрылась.
– Мам, вы долго еще тут мерзнуть будете? Пап, давай-ка торт, а то пока вы разбираетесь со своими чувствами, помнете его.
Настя засмеялась:
– Ты что подслушивала?
– Больно надо. Да! А мне только что дедушка из Москвы звонил. Вот! А что он у меня, правда, генерал? А еще он сказал, что прилетит сегодня вечером. Пошлите скорее пельмени лепить.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.