Часть 1-я.

БОЛТЫ СЧАСТЬЯ.

Думая о живых и задумавшись, мухи могут очень легко попасть на огонь.
То же может случиться и с остальными живыми.
Даже, когда у мух нет ничего сказать человечеству, то им (людям) – всегда найдётся что показать, по крайней мере, мухам.
Так и делая, некий С. Гулисток написал, однажды, драматически- оптимистическое музыкальное эссе «Мячи Радости».
Возможно, мухи, собравшись вместе и послушав произведение, решили бы, что можно его послушать и ещё раз. Как-то вдохновляло оно, расширяло атмосферу вокруг комнаты, что ли.
Чуть позже, Гулисток Степан в одном из своих порывов тотального творчества, составил новое произведение – «Пантера Будней».
В нем он хотел реализовать, наконец, давно уже ощущаемые одновременно атлантическую беззаботность надежды сознания на чудо и разгар духовных тягостей от столкновений с ощущаемым личным пределом к творчеству. Описывался, так сказать, абстрактный забор на пути творческих возможностей. Музыкальные потоки лились как бы сверху на забор, тем самым, по задумке произведения – разламывая или размывая тот; ощущаемое бытие отражалось по одну сторону препятствия как зацикленное на плохом и хорошем в жизни, но на это как бы и наплевать, а вот жаль только, что не удается сотворить чего-то; другая сторона, абстрактная, освобожденная от лимита исхудалого воображения, жила и «дышала» естественно, и в природном движении расширяла грани чувств и в представлении автора звала его и других, обещая некое повышение личной мощности; пути наружу были трудноуловимы для самого автора и это как бы и составило энигму произведения; все это было попыткой глобально духовно взглянуть на отмеченное в «Мячах». (Там были четко оформленные преодолеваемые трудности и проблемы духа на пути к уже сегодняшней радости.)
Спустя день, Гулистоку показалось, что даже мухи несколько не поняли заново представленной реальности. Атмосфера в комнате как-то подрагивала.
Позже ему показалось, что из произведения лился полностью неоформленный, а местами и вовсе бездушный пессимизм. Даже мухи улетели из комнаты. Степан Гулисток, возбудив произведением что-то из непознанного в сознании, вступил в резкую и удручающую творческую схватку с самим собой. Спустя несколько дней, он стоял уже на грани творческого самоубийства. Разрастающийся пессимизм естественно угрожал бесплодностью любых потуг. Еще секунда, и казалось, он проклянет свое творчество навеки!
– «Опера не пошла… Думая о живых…можно сказать…потом, нельзя же так – бросить на ветер…все идеи…Мордой об чувства – вот вам жизнь! Уродство!.. Бьемся об это с утра до вечера, только и делаем… кретины!…»
– Гулисток, обидевшись на всё, не понял, что не понимать – это и есть сок жизни. Он-то задумал очертить ВСЕ испытываемые им чувства в неких Букетах и передавать красоту каждого Букета в очередном произведении; но, будучи пробужденной автором и развитой им в очередном произведении, часть тяжелых, могучих чувств из первого же Букета стала интенсивно подминать под себя весь дух Гулистока.
Спустя некоторое время, Букет отбросил Гулистока практически к полному нулю в творческих силах, по его представлению. Чувства Букета на этом не останавливались и «давили его» дальше.
Ушло творчество, и жизнь его пришла в негодность. Он мечтал уже о том, что лишь бы иметь силы пытаться! Что пускай даже потом и исчерпать все шансы остаться в живых – и пускай даже не замечать никогда, как идёт мимо жизнь его по паспорту, но быть хотя бы в состоянии отмечать новые, свежие весну, лето, осень, пускай и зиму – вокруг и внутри себя, а не только сплошной удушающий лед Арктики Чувств, убивающей его сейчас.
Отказом от фантазий, в отчаянии Гулисток пытался вернуть хоть крохи своего внутреннего ветхозаветного «я».
Гулисток был сломлен.
Сломлен своим же творчеством.

Часть 2-я.

СОН ГУЛИСТОКА. РАДИКАЛЬНЫЙ ЗВОНОК.

Мрачный и взволнованный полным творческим тупиком Степан шел по городу, не глядя по сторонам. Уже – ох как долго! – он был весь поглощен ожиданием какой-то новой, нет, не идеи – куда там до идеи теперь! – а просто какого-нибудь хоть чуточку непессимистического чувства, хотя бы чувствишка, да хотя бы намека на такое; ему настоятельно была необходима какая-нибудь новая мысль, не переварившаяся в этом убийственном компоте его сознания за время последнего ступора, не разложившаяся в мрачной тоске бессилия духа. Ему казалось, что это было бы чудом – приди к нему сейчас надежда! У него реально не было больше на что надеяться или чего ждать, кроме такой свежей, пускай даже нет – не надежды, а хотя бы отголоска такой надежды. Пускай хоть маленький проблеск, хотя бы намек нового, иного, чем каменная тоска сцепления образов и чувств. Хоть лучик!
В его сознании должна была родиться новая крошечка его собственной другой реальности, чем та в которую он оказался закованным сейчас. Иначе он умрет. Он знал это.
Вокруг моросил дождик. Степан медленно шел по мосту и смотрел вниз, на тротуар и на серую тяжелую воду, скомканную холодным ветром. Он заметил, что моросящий дождь усиливается. Он уже весь промок и хотел было достать зонтик, но тут услышал, как пищит телефон. Радостное предчувствие на миг всколыхнуло его душу. Он, сбившись с дыхания, потянулся за телефоном в карман, но не смог достать его, почему-то, сразу. – Скорее, скорее – это моя новая мысль, новое чувство идет ко мне!- он чуть приостановился и потянул рукой еще. Вдруг возникло ощущение, что и рука, и карман «растворяются» в той области тела и штанов. – Что за черт!! – возмутился Степан; телефон продолжал пищать.
– …Это же срочный звонок ч-ч-черт, – рука продолжала таять там где-то, вместе с телефоном, – …Я же его жду уже ДВА МЕСЯЦА, именно этого – это свежее продление жизни для меня…
Но рука как будто занемела, и он не мог ни двигать ею, ни чувствовать.
– Что же делать? – хотя на улице было прохладно, Степана за несколько минут борьбы с «онемевшей рукой» и карманом бросило в ужасный жар; он ощутил пот за воротником.
-В конце концов… Боже!… Это же моя…следующая н-н-надежда – не проходит ко мне…ч-ч-черт!!! я же без нее не знаю теперь, как быть!!!!!…что делать теперь…дальше сейчас!!!!
Он, в отчаянии, пытался изо всех сил дергать и тащить рукой, но ни проклятого телефона нельзя было достать, ни ощутить края кармана – да и саму руку с трудом удавалось ощущать вообще.
Он уже прямо весь извивался в этих попытках, пританцовывая, и уже совсем не знал какие еще движения можно предпринять сейчас.
– Так! – остановился он, в приливе крайней решимости, – Или достаю – или… нет!!!.. Ну, вот – уже сказываются проблемы с разумом!!! – чуть не заплакав от этой догадки, Степан напрягся изо всех сил и рванул правым плечом, надеясь вытащить телефон «плечевым рычагом»… Ничего.
Он, обессилев, опустился на мокрый тротуар у перил моста. Он тут с изумлением установил, что дождь «облетал» его. – Вот – меня облетает даже!!… – он чувствовал, что у него начинается полный ступор, прямо здесь, у полусидящего на мосту, и что сейчас у него в разуме находились лишь остатки каких-то нескольких – «задержавшихся до этих пор» – обрывков старых мыслей.
Он напрягся, в желании получше «различить их смысл»… Однако – это были мысли об этой же отчаянной и неразрешимой Ситуации. – Я так и знал, что это намечается!!!…- А теперь, вот – совсем, свершилось!!!! – он сильно содрогнулся и громко заплакал, зарыдал, осев наземь.
-Когда же это я последний раз мою надежду… ощущал?!!… – в яростно-паническом «рывке» вопрошал в воздух, громко рыдая, Степан. Рука его так и осела вместе с ним, в недоступном кармане. – Я же теперь вообще – без ничего остаюсь, совсем – БЕЗ НИЧЕГО У МЕНЯ!!!! Даже… дождь меня уже не мочит!!! – захлебывался от плача он.
-Ага!!! – Ошалело воскликнул он, остановившись в плаче: – А может это – контора проклятая, телефонная – мне связь разорвала!!!! Сволочи!!!!… все же оплачиваю!!! Ва-а-а-а!! Гады!!!! Я так и знал, что оборвут…когда-нибудь!!!!
-Уа-а-а!! А с кем это у меня связь была – если выяснить у них?!!
Он на миг просветлел было от осознания такой возможности.
– Но……Я же………же-е-е – НЕ ЗНАЮ!!!!!!!!!!!! Они же до этого просто ко мне приходили, и всё – и мысли и надежда, и чувства эти!!! Разные!! Я же и не задумывался об этом… это только сейчас вот – что-то новое произошло с этим… или…с ними… или… со мной!!!
– А-а-а-а!!!!!!!!!! – он снова полностью окунулся в плач.
При этом он как-то «неправильно» подернулся, и рука выскочила, сложившись, из кармана, вместе с телефоном и тот, следуя инерции движения, выскользнул из занемевшей руки и полетел прочь, в воду.
Степан опешил и перестал плакать.
Сзади проходили двое людей в костюмах; один из них, поколебавшись, решил спросить в чем дело. Степан уже «осатанев» от происходящего рявкнул:
– Не знаю!!… Меня отсоединило!!! Ва-а-а-а-а! – и снова разразился плачем. – Я теперь не знаю что делать ни черта-а-а!!!! Я не могу, бл…дь ни чувствовать ни черта другого, ни думать ни о чем!!! Связи – нет и все-е-е – ступор-р-р!!! … я -…ни туда, ни сюда… Чувства только… отвратительные такие остались… страшные такие, и всё-о-о-о!!!! Что вы тут стоите-е-е?!!!! …Видите – вон все улетело-о-о!!! Туда-а-а-а!!! – Степан пополз на коленях вплотную к ограждению моста и там, прижавшись щекой, увидел внизу быстротекущую серую массу воды.
У него постепенно возникла в представлении такая картина: эта серая масса воды, в ней где-то уже далеко несется его телефон, и на табло телефона – уменьшенный он, Степан, «срисованный» до этой Ситуации, и из него – того Степана, на телефоне – вытекает в воду «все сознание», стремительно, быстро; и уже вытекло большей частью; и оно образами растекается по воде, вливаясь в эту реку, и сильно уносится прочь, распадаясь на отдельные чувства, мысли, мыслишки и обрывки эмоций, и все – прочь, прочь, в сильную пучину… там эти бывшие полуфабрикаты его сознания и чувств разносятся и вплетаются маленькими волоконцами в скользкие хребты тысяч небольших продольных волночек, и уже как вовсе отчужденные, и встроившиеся в совершенно другой смысл, уплывают в чужой структуре прочь и прочь…
Последней же, застывшей перед его глазами картиной, была внизу несущаяся под него серая масса, и он не может ни на чем в ней остановить взгляд; ему «нечем» сосредоточиться; у него «нет» направляющегося внимания; он полностью пуст духовно и умственно; он – безжизненный след облака…он – просто частица отражения этой воды в воздухе…он – воздух, оставшийся от выдохнутых кем-то чувств…
В таком состоянии он, неосознанно, повернулся к остановившимся прохожим.
– Ясно, – произнес один из людей в костюмах, поглядев в глаза Степану. – Нет курсора!…

Часть 3-я.

Комендатура чувств.

Однажды осенью, запыхавшись от быстрой ходьбы по несчастьям, всецело обрушившимся на его личностный потенциал, Степа прямо-таки ворвался в какой-то коридор и, неожиданно – вовсе забыл, на каком моменте личной драматичной истории он сюда пришел…
…После некоторого забытья, он приподнялся с каменного, как ему показалось, пола и почувствовал, что все тело и мышцы его были как одеревеневшие.
Хотя в глазах все расплывалось серо-голубым, он смог рассмотреть, что находится в большой комнате, даже скорее зале – с высоким потолком и огромным, во всю стену, окном с тяжелыми пурпурными шторами.
Мгновения спустя, он услышал откуда-то с высоты, из стен, мягкий звук перелива мелодии и затем сказанного «бархатным» женским голосом:
– Просим извинить за временные неудобства. Вы находитесь в Отделе Жалоб и Предложений к Жизни. При перемещении сюда Вы испытали небольшие перегрузки. Как показывает практика, в течение ближайшей минуты ваше состояние нормализуется и вы сможете подняться. Далее с Вами будут иметь дело уполномоченные сотрудники, находящиеся в этой комнате. Желаем Вам плодотворного визита.
Где-то перед ним, в той же серо-голубой дымке, с возвышения, образ огромного Судьи в бордовом судейском одеянии произнес:
– Как поживаешь, э-э…Степаний?!
– Я – Степан,- мрачновато буркнул тот, окончательно поняв, что вляпался куда-то, в нечто уже мистически-мощное.
Образ Судьи на это как-то резко повернулся вправо от себя, и Степа увидел, что там, рядом находился еще один образ в черном «нотариальном» одеянии, стоявший у образа небольшого столика, с папками и бумагами на том. На столике, ближе к судье, также находился небольшой гонг и рядом молоток.
Прямо рядом со Степой пролетело нечто типа комара. Почему-то это показалось Степе синхронным с надвижением на него собственного Отчаяния.
После маленькой паузы с неразборчивым шушуканьем между теми, оттуда донеслось:
– Степан, …-ша Честь; ничего зазорного в его действиях не было, было лишь в мыслях, Ваша Честь, он просто …тяготился крепко жизнью последнее время. Проклинал там все часто, злился. Эманировал такими мыслями, душевно издавал такие вибрации, по показаниям Комара – негромко, – Судье, проговорил Советник.
– Да это я, в смысле… что все время опять надо во всех этих настроениях маяться, заниматься… жизненными…делами к тому же, а не хотелось так уже больше… переключиться бы вот как-то от этого ВСЕГО хотелось бы… на что-то хорошее… да уже и не знаешь от чего сам, толком, и как переключиться – это уж вообще неведомо… – затараторил неожиданно для себя Степа; больше ничего «привести» у Степы не получилось.
Он понял, что пришла, вроде, пора отчитываться за все…
– Так-к… – Судья просматривал лист, – А что это ты – чью это мать?! Что – и… за что?! К кому… обращаешься… об этом?!
«Вот, отвечать за проклятия…» – «вдвойне» отчаялся Степа, про себя.
Впереди него «судейская коллегия», из образов Судьи и Советника, обсуждала что-то вполголоса, местами громче.
Доносилось что-то такое:
– Хватит уже… так что же – надо… так же будет бесконечно… поносить.., – От Судьи.
– …-ша честь посмотрите… не очень…, а другие…-важение – трудная вещь, конечно.., – от советника.
Степа не мог сосредоточиться; да ему было и непонятно – на чем ему надо бы сосредоточиться.
– Сейчас, жди!- громогласно повелел ему Судья.
Тут Степе стало страшновато. Однако, он тут же поймал себя на том, что это был некий «знакомый страх». – Да, точно! – определился Степа: что-то такое же он испытывал перед своими самыми страшными визитами к зубному врачу…
Хоть эта уловленная им ассоциация и принесла ему минутное облегчение, ему вскоре вновь стало страшно. Тут ему подумалось, что надо бы как-то включить хоть какие-то элементы здорового осознания здесь, в этой ситуации, иначе он скоро вообще провалится в панику. Он стал судорожно припоминать какой-то известный ему в прошлом психологический прием «мгновенного облегчения огорчения». Он вроде вспомнил: значит так – надо было срочно придумать, представить в воображении какую-то другую ситуацию из своей жизни, еще более паршивую чем эту…. Так, какую ситуацию… какую ситуацию… Его память усиленно завертелась было, закрутилась…но…нет – прошла минута, и ничего… Ничего такого особенного Степа припомнить не смог, кроме пойманного им впечатления, что в его жизни так много было всего паршивого, нудного и противного, что это составляло бо́льшую ее часть, и причем значительно бо́льшую. Поэтому, наверное, – решил Степа, – и трудно было выделить что-либо отдельное… К тому же, он все же не был уверен – к чему, черт побери, сводился этот прием… и как скоро он должен был подействовать в случае удачного выполнения… Тут он вспомнил, что год или два назад, даже когда он и знал этот прием, то тот не подействовал на него желаемым образом по-крупному… Смутно припоминалось, что как-то пару раз это помогло ему в какой-то ситуации в магазине… А! Что-то там Степа не мог купить уже несколько лет тогда – магнитофон-караоке или синтезатор, и… с помощью приема он два раза преодолевал жуткое отчаяние и шел к товарищу напиться по поводу «всего этого дерьма»… Короче, тут Степа плюнул на все эти свои потуги, и решил, что все утешения в мире сводятся к тому, что сейчас он мог узнать и еще что-то похуже, но раз не знает этого пока – то все как бы «в порядке». То есть всегда имеется еще что-то похуже, впереди тебя, мол. Это отвлеченное умозаключение утешило его, хотя что именно похуже может его ожидать – он уже придумать, быстро, снова не смог.
Что ж, – внезапно стоически решил он, – было и так уже «неплохо» плохо; и раз так, то нужно было как-то настроиться на дальнейшую стойкость, как у проклятого зубного врача…
Пауза продолжалась. Комар кружил вокруг с явной неотвратимостью сбора «психических доказательств» и Степа, чтобы совсем уж запутать свое не подчиняющееся ему до конца сознание, попробовал расслабиться и, по другому психологическому приему, представить себе что-то иное – лучшее… Кстати, подумал он – ведь и у зубного врача все же потом как-то «благополучно» заканчивалось…В общем тут он попробовал сконцентрироваться на воображении и представить, что он – вообще не здесь – а… а….- а до́ма; и причем даже… до́ма… не у себя, а … в гостях… в гостях…
– О! «У Гордона»! На телепередаче, или на съемке, как там оно называется… и что он в данный момент – даже не… он, а скажем… сам Гордон!!
– О – и пока даже – типа только встал с кровати… и… не собирается никого принимать бестолку.
Вот тут это сработало! – и Степа стал как-то меньше бояться Судью.
Похоже, и тот не собирался никого принимать с утра.
Но, правда, в отличие от Степы – не как Гордон, а как сам по себе, Судья.
– В принципе, – отметил Степа, – на этом они втроем (с Гордоном) сходились сейчас «умственно»; он искренне хотел надеяться и на дальнейшее примирение. Это было особенно важно, как он чувствовал, также и потому еще, что Советник Судьи вроде явно был не из их «пассивной троицы»; и сейчас от него исходили какие-то наступательно-бодрые потоки. Значит, он мог бы подстроить разговор как-то так, чтобы потом поймать на подвохе, – вяло и «умно-отрицательно» завершил мысленный экскурс Степа.
Степа увидел, что Судья берет от Советника книгу, видимо, судебных записей, и, взглянув на Степу, прочищает горло, готовясь что-то сказать; Степа напрягся; Комар снова сужал круги.
– Вижу, не сладко тебе думается! – заявил Судья.
– Сейчас тебе осветим суть дела! Если ты готов, конечно, понимать!.. А не «твою мать» -кать !!
– Отмечено у нас, что тебе не достает чего-то постоянно…с твоей точки зрения…и ругаешься ты об этом и проклинаешь свою жизнь, все время. Так… Позволяешь себе самооправдания, вместо оценки как надо и как было; записано, что готов уничтожить бываешь кое-кого и кое-чего и не владеешь смирением и терпением.
– Так, – Судья просматривал глазами пометки, – вот… все время боишься чего-то и не можешь ни изменить свои настрои, ни принять требования окружающего, ни понять толком чего боишься; негодуешь слишком часто, поэтому! Не можешь спокойно жить к лучшему!!…
– Тревожат нас слишком часто хранители о тебе! Исправляться пришла пора, так сказать, распоряжением Свыше! – Судья мельком указал глазами и указательным пальцем кверху. – Ввиду вышесказанного, слова оправдательного тебе сейчас не будет дано, ты уже это многократно опробовал!! Можешь только сказать что-то – о чем мы не знаем еще, добавить!! Подумай Степаний, дорогой!
У Степы тут же наступило «помутнение в голове» от серьезности положения: – чего сказать… что еще… что еще? Только Комар жужжал и жужжал вокруг.
– Ваша Честь, все верно – дурацкие мысли часто меня посещают… не могу с этим ничего сделать…разноплановые причем – от веселых, до «больных»; и, бесконтрольно, стремительно бывает… не успеваю я за ними… Те, что злые – так те вообще самые быстрые: как пули вылетают – и все тут, ни черта…кха-кха(!), простите, не поделать с этим… Вот так и на мыслях этих, чувствах, и летаю… как на… ракете… и к тому же – где приземлишься с ними – неизвестно!.. Никогда, наверное, не справлялся с этим, само проходило как-то потом… это факт…- совсем запутался Степа.
– Ясно. Все, дорого’й?!
– …Да…- Степа разозлился на свою реальную беспомощность перед паршивым настроением и ему резко захотелось было добавить «да и хрен с ним!», но он с трудом успел сдержаться.
– Это ужасно важно – всегда стараться находить общий язык с людьми, в результате стремительного интуитивного броска; да еще в их присутствии, – обернулся к Степе Советник со своим бодрым настроем. – Я о ваших упражнениях со вниманием… так сказать. Сейчас, сейчас, одну минуточку, не волнуйтесь, пожалуйста, – добавил он, и повернувшись к Судье стал слушать шепот того.
Возникла пауза. Степа хоть и расслабился, но чувствовал себя растерянно по отношению к какой-то возможной или предстоящей ответственности. Сейчас надеяться, как он в целом еще «беспечно» считал, на что-то кроме дальнейшей борьбы с чем-то тяжелым и громадным в жизни, не приходилось. Короче, его чувства полностью запутались теперь, вслед за мыслями.
– Слушай вердикт!! – резко и громко, с басом, донеслось от Судьи, и тот громко ударил в гонг молотком.
– Присуждаем тебе пока – обосновать свои страдания, и доказать затем, что они – пустые. Доказательства представишь нам! Докажешь – снимем страдания; заменим на позитивную озабоченность! – объявил таким же тоном Судья. – Теперь ты знаешь, что будешь на виду, всегда, так или иначе!
Советник ему, негромко:
– Ваша Честь, здесь можно испытательный срок на Образ Мыслей и Чувств оставить. …
– Да, верно, дорогой можешь носить и дальше свой Спорный Образ Мыслей и Чувств не в тюрьме пока – но с испытательным сроком! Будем ждать от тебя Доказательств… вышеуказанных.
– Этим отметим твое возможное хорошее поведение – в смысле, что застукали мы тебя вовремя! Спасли! А то бы еще че послал куда подальше, а оно бы не пошло, а тебя отправило туда же. Последнее тебе предупреждение выносим!! Заботься о хорошем чем-то, а не о том, как послать покрепче, а не то – начнут тебя посылать теперь уже, кто ни попадя!…
– А это все посылаются, между прочим – к нам! Только у нас тут и тюрьма, и суд, и лечебница! Сразу в тюрьму летят – кто крепко посылает; потом их на суд – и либо в тюрьму, либо в психушку. Особый контроль. Те, кого часто посылают и кто полегче проклинает – сразу в суд, как тебя – к тем устанавливаем испытательный контроль, и обратно отправляем с предупреждением; а кто и кого вообще не посылают – тех или на другой уровень переводят, или в лечебницу проблем Пространства привозят,- выдал подружелюбнее Судья, ¬- из лечебницы потом назад отправляем… – он вроде ухмыльнулся чему-то с легкой досадой.
– Смысл-то в том, что оправдания ваши-то – редко, вишь, здесь рассматривает кто … за действиями смотрим, вот в чем система! Но главное то, что благ больше нету для всех вас… прямо кризис какой-то с этим у вас сейчас. Душевных благ. Какие наказания дать – знаем мы, а какие поощрения дать кому – нет. Трудно их найти для каждого, вещи, которые бы поощряли! Толпа мается в долгой очереди сюда. Сами не знаете вы в основном – к чему стремитесь, а о другом уровне так и вообще! – вздохнул Судья, – н-ну да это не моя компетенция – наставлять… Я – сужу!!! Или объясняю правила, если хочу. Я не из здешнего надзора, а из департамента Судей. Мы являемся надзором за надзорами. И за обычной публикой также.
– Ну, вы-то… этого помнить не можете потом, это все под наркозом… так сказать. Или во сне.
– В общем для тебя – или найти нужные действия, или обратно прилетишь – в тюрягу, и сидеть пока комары не сообщат, что исчезли чувства вражеские. А если нет – то в психушку; в психушке чувства твои обычные вообще отменяют. Сначала химически невозможны они станут в твоем организме – чувства твои-то, вместе с мыслями; потом врачи местные тебя от них отречься заставят. А чужих взамен не присвоишь, вот в чем вопрос ведь…
– Но инструкция сохранения у вас здесь такая, что раз ты в жизни в обществе блага для себя не видишь – то общество станет втирать тебе очки – что б ты их увидел. Пока твои бывшие чувства будут записывать в протоколы людоведы разные – ты будешь как кролик – телевизор только смотреть и сможешь, да на лавочке сидеть… лекции слушать всю жизнь!! Для кого-то это работа или фантазия – придумывать тебе чувства с мыслями, но у тебя-то ведь все равно – ни мысли ни одной своей не пролетит, ничего, если свои потеряешь! А потерять заставят, если поверишь им! А им, рано или поздно, каждый верит! У них природа такая – добиваться веры, потому что они сами живут чисто как ретрансляторы. Они здесь, чтобы ретранслировать инструкции к жизни, написанные, в основном, местным сбродом. Они сами – бывшие такие как ты… потерявшиеся. Только их вылечили, кха-ха… понимаешь, – Судья и Советник одновременно слегка ухмыльнулись на мгновение.
-Вот и выходит, что пока даем тебе время для разрешения парадокса в жизни – с одной стороны свое мироощущение удержать, развить лучшее в нем и а с другой – примириться с жизнью общества вокруг и не дать себя сжечь своим же чувствам… Взаимодействуй с теми, кто не учит, а просто делится опытом. Короче, даем тебе шанс самому себе очки придумать и жить с ними.
– А иначе – больше ничего здесь ты не увидишь, кроме умелых глаз, правильных ртов и твердых жестов – будешь инструкции изучать! А потом и память вообще отпадет со временем… Останутся только Телевизор и Инструкции…
– Не будет тебя больше, короче говоря, только… постепенно. Вот так!
-Так что, понял, в каком ты положении?!
У Степы быстро сложилось ощущение, что он все понял хорошо. Он даже вначале был согласен и на что-то худшее, чем его приговор, лишь бы убраться восвояси подобру-поздорову пока.
– Тогда… спасибо! Попробую еще, если можно…
– Можно! Что ж – отправляйся, бери кошелку и – в магазин! Или куда ты шел, не помню…Ищи для себя душевных поощрений… Освежись, подкрепись! Понял!! Газировочки!! Все дорого’й! Решение вынесено! Гляди, а не то – всю жизнь тебе телевизор смотреть! Ха-ха!! – с басистым смешком Судья взял молоток и громко шарахнул им по гонгу; затем стал сходить со своего трона, отворачиваясь к советнику, копошащемуся с бумагами позади него.
– Ты что стоишь?! Сдувайте его… в магазин!! – Судья на секунду обернулся к окошкам в задней стене.
– Пока! Удачи! – рявкнул он Степе напоследок.
Дальше Степе привиделось, что он вышел прогуляться.
Степа гулял и увидел Слона. Почему-то это шокировало Степу.
Он понял почему: ведь он попытался рассудить, почему Слон – это Слон, а он, Степа – это он, Степа.
…Не получилось. Вспотел.
Тут Степа и понял, что их объединяет со Слоном.
Это – Попытки.
И он, Степа, и Слон, очевидно же – создают какие-то попытки.
Ну и конечно же, Степа заметил, что у них отличается кругозор. Да и круг знакомых, наверняка. Хотя, увеличение круга знакомых не подразумевает расширения кругозора, к сожалению.
Например, если у Слона большинство знакомых – это слоны, то вряд ли это заметно расширит его проникновение в конструкцию Вселенной.
Да Слон и не хочет туда проникать, скорее всего.
Степа ощутил себя пребывающим в зоопарке с таким же статусом, как и у Слона.
Он осознал, что пребывает в этом вольере уже довольно долго…Каждый день в нем был неизменен по набору чувств, испытываемых за день. Все эти чувства были, так или иначе, страданиями ограничений. Степа явственно ощутил, что уже давно запутался в том – где были ограничения физические, а где мысленно-чувственные.
Однажды утром в вольере, где он механически прогуливался рядом со Слоном, уже едва ли не вслух плача от отчаяния, он увидел вдруг, что с внутренней стороны двери в замке торчит ключ.
Он подошел к двери и повернул ключ; он надавил на дверь и та со скрежетом открылась. Степа ступил за дверь…

Часть 4-я.

КТО-КУДА!
Степа уставился в безбрежное пространство…
При этом оно было как будто цельное, одинаковое по плотности.
– Хм… затея… вот-те и затея… – пробормотал он умственно.
– Скорее – затеря!…- он испытывал какое-то совершенно новое чувство. Он ощущал себя невероятно бодрым.
– Хорошо хоть я с каким-то чувством еще! – порадовался он.
– Ощущение своего тела было, но такое, что вроде бы образ его тела то «плавал рядом», то исчезал. В одежде, причем.
Да – а на фига… на фига это я – верю в это?!!..- чуть ошалело от нахлынувшей раскованности подумал
Степа.
– Я сейчас… просто буду дальше…тупо спать – и… потом увидим, кто кого!…Обтюкает – запугает!.. (Степа адресовал это «образам», окружавшим его.)
– Да я, блин, вообще – хоть астронавтом спать могу, хоть…- аргонавтом!! Ха-ха!!Хоть в акваланге! И – без паники! Я уже – где только не был тут у вас!!
– Я, блин – не на того напали – бояться так – сразу!!
– Я, блин… – и – раз!! – Степа видит – а он уже БЛИН ВМЕСТО ТЕЛА!!!
– Е-мое!! Что это?! – Степа взялся было за голову, смотрит – а вместо рук – ЛОПАТКА И СКОВОРОДКА!!
– Надо перевернуть, надо, блин – перевернуться скорее!! – заерзал, задвигался Степа лопаткой и сковородкой!
– Ну, ладно! – с жаждой мести улегся Степа, «без сил», налево – на сковородку, румяным боком, и прикрылся лопаткой. – Фу-ух, блин!
– Оба-на! – Степу осенило!! И тут же он превратился в два блина; но это ерунда – главное, он понял принцип!
Как он решил.
– Да, «ни фига себе» – значит, себе ничего не достанется!! – осенялся дальше он.
– «Вот это, да!» – и получаешь вот это «Да!» – и никакой возможности даже для маленького «Нет!»!
– Круто! – сказал себе Степа и – его блин начал круто разогреваться.
– Ладно, остынь! – сказал себе Степа и остыл, постепенно, блинами.
– Ну, что ж… – подумал, было, Степа и тут же испугался; он, после этого увидел прямо перед собой огромный каменный монолит.
– Ага…это какое-то препятствие, что ли… – «в ответ на испуг», – догадался он.
– Да уж, – «промычал» умственно Степа – и монолит еще увеличился.
– Ну…, – осторожно помыслил Степа, и тут монолит стал несильно дрожать.
– Ладно! – добавил Степа, и монолит как бы несколько осел, оставаясь на месте и приобретя некий более «вялый» вид.
– А в принципе, это же происходит не со мной, а с какими-то другими…чем?! – не понял Степа.
– Хм… вещами! – нашелся он.
– При этом, как бы ближняя вещь – моя, что ли?… В смысле – означает… меня! Вот, блин! И блин, один из, выпятился, поднявшись и надувшись немного.
Степа даже стал обижаться здесь «на судьбу».
– Да причем, это вот «как бы я» – постоянно передается… от одной вещи к другой… Да – раз тело поменялось на блины со сковородкой – значит, вот это меня и означает…А может…
– А камень, тот, скала – это уже не я, правильно ведь?.. Это… мои…
мысли тогда уже… и чувства, ярко выраженные, так сказать…
Степа тут же подумал, что если бы он решил, что он – камень, то стал бы, видимо, камнем.
– Но ведь это же не… я стал бы камнем, это же БЛИНЫ СТАЛИ БЫ КАМНЕМ, в конце концов…А я считал бы тогда, что это как бы я стал камнем…Какая-то «двойная галлюцинация» получается…,- Степа начал путаться.
– Ну да… и все потому, что я считаю, что это со мной связано, видимо…
– … «Видимо»? Минуточку – «видимо»?!!! Ёлки!!!…- спохватился, было, Степа, но поздно – появились ёлки. Вместо блинов.
Вот те и пейзаж просматривается – ёлки у скалы! Правда скала уже исчезла, но если не принимать время в счет…, – все больше удивлялся происходящему Степа.
– Надо аккуратнее, что ли, думать – чтоб не… запутаться, – Степа заметил, что-то, что было в мыслях как условные предложения – то не осуществлялось …на практике…
– На практике!!!…Ха-ха-ха!!! – рассмеялся Степа искренним смехом.
– А на хрена мне ёлки эти!!! – Степа продолжал смеяться, озарившись своим пониманием.
Ёлки не исчезли.
– Ха-ха, видимо не поняли!! – у Степы от эйфории понимания и смеха покатилась слеза. – Ели, исчезните!!- скомандовал Степа.
Ели исчезли. Появился и остался уже «очень вялый» и помятый камень.
– Нет проблем! – заявил Степа радостно, и, тут, скала-камень постепенно исчезла тоже.
– Д-да-а!! – Степа остался «ни с чем», но довольный.
…Тут Степа увидел, как что-то то ли обернулось вокруг него, то ли его что-то обернуло вокруг «всего остального» (которого не было).
Вдруг откуда-то сверху повалился голубовато-серый туман со скрежетом и остатками мелкого града. Появился пол. И его, Степы, «бывшее» тело.
Рядом появилось что-то пурпурное, переливающееся.
Возникла большая голова Судьи, как бы вместе с плечами и частью мантии, и Судья громогласным голосом заявил:
– Извини Степаний, не туда мы тебя забросили; все – иди в магазин!
Удачи!! Сдувайте его обратно!!
Часть 5-я.
СОБЕСЕДОВАНИЕ.
Степа, в больничной одежде, медленно поглощал блюдо, приготовленное, как он понимал, из одноразового пространства, в госпитале.
Нурия, только что назначенный к нему интерн-специалист по Приему в Пространство, подвинулась в его сторону.
-А откуда ты? – спросила она у Степы.
-Ну… не знаю вообще-то, – медленно пробурчал Степа, жуя и всматриваясь в «блюдо» – откуда-то я… это все появилось вокруг меня… я очнулся …здесь… вот и… все! Ощущения – отвратительные. Больше ничего здесь…в этом… не понимаю, – добавил Степа.
– Доктор из приемного отделения сказал мне, что ты физически уже чувствуешь себя хорошо, это так? – снова мягко спросила Нурия.
-Да… скорее всего.- кивнул, жуя, с пришиблено-сосредоточенным видом, Степа.
– А что у вас на второе?
-Да ничего… то же! – ответила с улыбкой Нурия. – Меня Нурией зовут.
-Очень приятно. Я – Степа, – Степа продолжал удивляться, непонятно было ему все это.
Он попал в этот госпиталь восемнадцать дней назад и «еще не окреп сознанием», как ему сообщили.
-А как это пространством можно наесться?! Разве что, до надоедания надо есть… – размышлял вслух Степа, не переставая кушать ложкой из пластмассового коробка, нечто вроде туманно-воздушной массы.
-Да я как-то попал сюда, и не помню, где я вообще был до этого, – пытался объяснить свое присутствие Степа, скорее себе, еще раз.
Ему было неловко общаться сейчас, в состоянии такой полной неопределенности.
-А, понимаю, ты не знаешь то, что именно тебе непонятно, да? – пыталась помочь Нурия.
-Вот-вот, именно… – согласился Степа, медленно работая ложкой, все еще пытаясь наесться остатками «туманчика» в коробке.
-Ну, ладно, не смущайся; тебя здесь поддержат, скоро окрепнешь – сознанием, а там… скучать от нечего делать не получится, по крайней мере – автоматически, – поправляя одежду и прическу, сказала Нурия.
-Как это? – удивился сказанному Степа.
-Н-ну… там сам узнаешь. Ты же еще не окреп – чего я тебя сейчас еще нагружать буду, – ответила Нурия.
-Ну ладно. В целом – должно быть так: смотри, вот ты поешь сейчас пространства, например; это ты уже как бы с ним сродняешься; понимаешь, у тебя есть тело, и тело требует для себя нечто пространственного, для продления своего существования. То есть, тело изначально «говорит на одном языке» с пространством. Оно ему уже подчиняется, тело – пространству. Вот, поешь пространства – и в тебе будет медленно открываться… аппетит к дальнейшему взаимодействию с ним. И так далее…
Степа:
-С кем – ним?! С телом или с пространством?! И куда далее?! Тут же все застывшее какое-то!!
Нурия:
-И с тем, и с другим. А далее…А тебе учебного пособия еще врач не выдавал?
-Да, нет. Ну, я читал что-то там у вас – на стенде, пытался понять… эти… –основы взаимодействия с твердыми… вещами… и макеты разглядывал с врачом…
-Но я пока полностью не понимаю – как это, – продолжал Степа, – что оно во-первых есть здесь везде, и что иначе как в нем тебе бодрствовать негде; и что оно есть не только лишь здесь вокруг, а представляется бесконечным, хотя при этом ограничивает тебя каждый раз только… этим… радиусом достижения. И еще заставляет что-то… а – втягивает все твое внимание…
(Отрывок из разговора Стёпы и Нурии через несколько дней):
Степа, остановив просмотр фильма на ноутбуке – к Нурии:
-То есть, из этого фильма-пособия я понял такое: я могу осваивать пространство не наружу, а только как бы внутрь его конструкции. То есть, ты находишься каждый раз только в конкретном месте, и это место требует плотного взаимодействия с ним, иначе происходит сбой взаимодействия… авария. Авария «травмирует» пространство, и возможно твое тело также. Если где-то происходит авария, то заботы по «ремонту пространства и тела», скорее всего, лягут на других участников. И если ты не согласен с законами поведения в пространстве, то лучше пересмотреть свои личные позиции, иначе на других лягут дополнительные заботы о тебе и о… твоем месте в пространстве. Конца пространства – не достигнешь, не преодолев его все, или не преодолев все свое время. Конечно, возможен еще насильственный выход. А преодоление пространства не считается доказанным, пока те, кто преодолел не смогли вернуться и показать это, правильно? Поэтому оно и считается здесь бесконечным и по протяженности и по времени, так?
Нурия:
-Верно, в целом. Но формы и составляющие пространства конечны по фактору времени. Они видоизменяются со временем. Вот и тело – требует еды, сна или отдыха. Что-то в нем непрерывно изменяется. И именно оно, тело, и привязывает тебя к пространству, так как оно взаимодействует с ним само по себе, изначально, вне зависимости от того, готов ли ты сознанием к этому. Ты тоже адаптируешься к этому, и найдешь здесь для себя нечто интересное, хоть может быть, и не сразу, но найдешь. Ты освоишь то, что называется действиями. Целенаправленные движения при помощи тела в пространстве называют здесь действиями.
-Действия – единственный, поначалу, способ получения различных пространственных и, главное – не-пространтсвенных, благ. Другим способом являются идеи. Но идеи, снова же, о действиях.
-Пространственные блага – это просто-напросто предметы удобства, комфорта, облегчающие дальнейшее взаимодействие твоего тела с пространством.
-Не-пространственные блага – это возможность попасть в свое личное время, находясь здесь же в пространстве, при этом отойдя от жесткой сцепки с пространством и присущим ему временем, и не рискуя аварией. Это происходит, когда ты обеспечил своему телу пространственные блага на какой-то срок, и в течение этого срока решаешь просто использовать эти блага, не заботясь об их восполнении. Таким образом, ты высвобождаешь из пространственных забот кучу внимания, которое теперь может направиться на что тебе заблагорассудится. Это и есть главное не-пространственное благо.»
В дальнейшие дни, Степа прослушивал различные высказывания Нурии, записанные им голосо-записывающим приспособлением:
Нурия: «Тебе нужно найти подходящие тебе «радиусы достижения» в пространстве – в которых ты будешь совершать действия. Радиус – это границы твоей активности, это не расстояние само по себе, это то, чего именно из пространства, и кого – касаются твои действия. Это не круг знакомых. Это то, на какие формы в пространстве, на какие их составляющие ты можешь влиять при помощи своего тела, и для кого. Другим участникам нужны от тебя такие изменения в пространственных формах или составляющих, которые бы вели ИХ к большей свободе от уз пространства, к возможности отдаления от пространственного времени и большему пребыванию в своем личном времени. А личное время каждого связано бог знает с чем!
Ты думаешь, есть хоть один участник, который хотел бы снова испытать все то, что он пережил здесь, в пространстве? Не найдешь такого, я убеждена! Поэтому все и стремятся как-то забыться от всего известного им, и как-то подпитаться новыми чувствами, идеями, образами; ведь все свалилось на них точно также как и на тебя – сразу, и разом поехало, это как драка, а что о драке приятного вспомнишь.
Это схватка с пространством, и как следствие – с другими участниками этой же схватки. Теперь, каждый хочет видеть лишь какую-то часть всего этого пространства, как бы лишь некоторые его формы, составляющие и причем в определенное время; ту часть, с которой каждый индивидуум реально, хоть и с разным успехом, может совладать и жить «рядом с этой частью», так сказать.
Если ты, не желая сам влезать по горло в эти разборки с пространством, просто будешь выполнять определенные целенаправленные движения в нем, то ты сможешь выжить здесь, по крайней мере, как обладающий телом участник. Потом, адаптировавшись, ты должен смочь создавать в пространстве нечто такое, что облегчало бы тебе, или другим, а лучше одновременно – эту схватку с пространством. Это происходит лишь двумя путями – это когда ты создаешь доступные кому-то средства или силы к большему контролю над окружающим его пространством».
В последний день пребывания Степы в госпитале, Нурия, в финальном, из предписанных Степе концентрированных вводных уроков глобальной адаптации из курса для детей восьми лет, говорила:
-Повторюсь, наивысшее благо здесь в том, чтобы ты мог пребывать (часто) в своем личном времени, сведя заботы о схватке с пространством до легко переносимого минимума. В твоем личном времени ты свободен мечтать и общаться со своей стороны с тем, с кем или чем тебе по душе.
-Соответственно, имеются разные степени наличия этого блага. Это же можно назвать мерой счастливой жизни здесь.
-Да-а, – Нурия вертела в руках свою пудреницу, поглядывая на Степу. – Я вот уже и не помню, когда в последний раз об этом всерьез задумывалась, помимо того, что обучаю детишек. Учила изыскания об этом в тонкостях, конечно, но на практике – в жизни – ничего другого и не помню, да и не пользуюсь – кроме как расширением радиуса достижения.
-Об этой глобальной теории тебе не надо сейчас заботиться, потому что пока – ты должен «углубляться в мелочи», связанные с тем, что происходит в том месте или местах, где ты находишься, и что ты можешь там сделать полезного.
Степа слушал, опустив голову и вперив взгляд в коробочку от «еды», которую держал в обеими руками на столе.
Нурия продолжила:
-Например, ты мне интересен своим реальным удивлением обычным и очевидным для меня вещам. Собственно, ты удивляешься тому, что мне уже миллион раз приелось и давным-давно … умерло от пыли!! Поэтому мне сейчас – необычно и интересно, и этот наш разговор создал и поддержал мое личное время – потому, что мне интересно, а… здесь… у нас это… редкость; интерес – это самая мощная сила для меня, он отвлекает меня от простого рутинного выживания в пространстве и вдохновляет меня, одновременно давая силы и развлекая; и это возникшее мое личное время оттеснило то – пространственное время – в котором я сейчас на работе, где я – доктор, и где я физически нахожусь в госпитале на дежурстве, чтобы получить потом там зарплату.
-А в общем, это так и происходит всю жизнь – у тебя имеются определенные образы, чувства, личная тяга к чему-то, а пространство требует, чтобы ты жертвовал этими образами… на какое-то время, по крайней мере.
-Для меня, например, самое невозможно болезненное в этом мире – принять то, что некими своими мечтаниями тебе придется пожертвовать… навсегда. Такая жертва явила бы собой крах всей твоей жизни. А пространство все «тянет и тянет одеяло на себя» – и создается ужаснейшее противоречие, сковывающее всю твою текущую жизнь до судорог. И тогда у тебя возникает парадигма «против», и ты движешься дальше уже словно «по инерции своей мечты», чувствуешь себя как амеба…
Степа слушал, пребывая в последние дни в каком-то внутреннем затишьи, и сказал Нурии:
-У меня такое ощущение, что я вот так где-то жил между этим всем так долго с «против», что потом, в итоге все мое восприятие окончательно закружилось-завертелось и приехало в конце концов куда-то… в свой гараж, и потом я его отключил вовсе, и там оно и осталось…
Нурия:
-Приветствую в лучшем из миров… известных! – она рассмеялась, почти сквозь слезу, потом продолжила:
– Но недавно я поняла, понимаешь – чтобы не бояться лишиться чего-то важного для тебя вообще, нужно просто-напросто не бояться этого сейчас. Понимаешь?
-Но как не бояться сейчас? Сидеть и не бояться?!! Как эти разумные выкладки превратить в реальные действия?!!
-Вот тут-то и становится понятно, что наступил, как ты говоришь, ступор. Ты попадаешь полностью в свою оппозицию к пространству, а оно – к твоей мечте.
-И как быть тут, если у тебя нет духовной силы удержать свою мечту в пространстве, а против ее и себя – уже ощущаешь, заочно, все ополчившееся пространство, и заодно еще вместе с его недоумевающими другими участниками?! – Нурия нервно дышала.
-И тут становится понятно, что ведь ты фактически не можешь пожертвовать своей мечтой, и… на самом деле – не боишься ее потерять, потому что ее потерять невозможно!!!!
-А боишься ты лишь за судьбу своего пространственного выживания! И причем, боится-то больше всего – твое тело!! Оно может бояться, есть ведь чего – похлебки, комфорта, вот оно и боится!.. И ххр-рен с ним! – Нурия в волнении провела руками по волосам и сделала несколько ускоренных шагов по комнате, хотя шагала она сегодня почти все время этого разговора.
-Так что, вот я тебе преподнесла урок… по адаптации – сам видишь, что из этого получилось…
Степа:
-Да-а. Это то, что мне нужно. Проясняется. Значит, и хрен с ним, и с пространством, и с телом!!
Нурия, улыбаясь на мгновение:
– Когда сильно плохо с… духом, в смысле… то именно здесь и очень нужны дополнительные силы, созданные кем-то еще – чтобы отвлечься на что-то интересное, и выкарабкаться из своего тупика. И делать хотя бы что-то, что ты реально можешь делать каждый день, что-то такое, что бы шло хоть как-то в направлении твоего мечтания, не обращая много внимания на его, тела, интересы…
-Но помни, что твое внимание в каждый данный момент должно быть направлено только на одну сферу – либо действия, либо мечты; иначе, если внимание будет пытаться одновременно устремляться на эти сферы – будет создаваться тупик, авария.
-Пространство не терпит отсутствия движения – поэтому надо бросить ему в пасть свое тело… со всеми его страхами. Пусть крутится, что-то там делает, пускай боится чего-то – на это плевать. Здесь каждый день – рабочий, в таком понимании, и с этим уж ничего ни поделать, и ты привыкнешь. А как тебе… вообще эта канитель?!!!
Позже, примерно в обеденное время Степа прогуливался во дворе этого лечебного учреждения, откуда открывался прекрасный вид на горы, поскольку и само оно располагалось на горе. Разворачиваясь, Степа заметил кого-то из медперсонала, в белом халате, машущего рукой из окна второго этажа больничного корпуса. Степа понял по жестам, что тот звал именно его.
Когда Степа поднялся на свой второй этаж, то увидел там заведующего отделением и еще какого-то человека, в наброшенном на плечи белом халате. В руках тот второй держал тарелочку-пакет с едой из одноразового пространства.
Заведующий отделением увидев Степана и кивнув ему, произнес, прикоснувшись рукой к локтю собеседника:
– Вот Степан; а вот комната, прошу!- главврач показал рукой на соседнюю дверь комнаты Степана и, пропустив туда собеседника и Степана, прикрыл за ними дверь снаружи.
Собеседник врача протянул было Степану руку, но в той была тарелка с «едой».
Степа спросил: – Вы к нам? Э-э-э… В пространство?! – добавил он с иронией.
Тот перехватил тарелку в другую руку, и, протянув Степану правую руку, представился Степану именем, которое Степан тут же забыл.
Пожав руку, Степан услышал: – Я советник департамента Прямых Контактов Отдела Жалоб и Предложений к Жизни. Прошу извинить за временные неудобства. Вы находитесь в лечебнице, в которой не должны были быть. Во всяком случае, произошел сбой в действиях Подразделения Перемещений и вас доставили сюда по ошибке. Направления на ваше пребывание здесь выдано не было. Вам было назначено вернуться к прежней категории жизни, без лечебной коррекции по пространству. Она вам пользы не даст. Ваш случай не связан с пространством или другими его участниками. Ваша загвоздка в Вас самом – в чрезмерной личной активности духа в каком-то направлении. Ваша, условно скажем, «скорость восприятия», по тем или иным причинам, не сообразуется со скоростью самого пространства как такового и не согласуется со скоростью большинства участников.Должен Вам сказать, что наш департамент не занимается координацией скорости взаимодействий.
Степа недоуменно спросил: – Это… как это?! Куда… вернуться?!
Тут Советник присел в кресло и протянул Степану тарелку-пакет.
– Это Вам. Обед ведь. Хотите подкрепиться перед возвращением?! Память восстановится, не волнуйтесь.
Он добавил, с видимым удовольствием откинувшись в кресле:
– Хотя, зачем нужна память – если вокруг все снова одноразовое будет… гм-гм, – быстро и пристально взглянув на Степана, он что-то достал из внешнего кармана пиджака…
Больше Степа ничего об этом не помнил.
(Конец произведения “БЕССАМЕ МУЧО”) 1988 – 2007 г.