Сергей Наймушин. Соболевский (поэма)

Часть первая. Попутчик

«Я вспоминаю как мне мать
Своё рассказывала детство –
Как ей пришлось тогда страдать.
Конечно, я по малолетству
Ещё не мог всего понять.
Я просто слушал. Предо мною
Развёртывался ландшафт,
Где душ, мытаримых судьбою
И всё-таки не знавших зла,
Дела цеплялись за дела
Недобрых душ с их алчным нервом,
Не отступавших плод убить
Ещё в утробе, лишь бы стерва
Могла вольготнее пожить.
Кто сквозь всё это протолкнётся,
Тот дышит не благодаря,
А вопреки; ему и солнце
Как будто жарче и земля
Как будто твёрже; солонее
Морские воды. Одиссею,
Ты знаешь, было куда плыть.
А если некуда – как быть?!..
И никого, кто б счёл своею.
Я слышал правду об отце.
И я искал в его суровом,
Непроницаемом лице
О чём он думает, что помнит,
Какого-нибудь знака, вех,
Печатей прошлой жизни, словом –
Возможности читать в душе.
И ничего в нём не нашёл я.
У сердца есть своя стыдливость.
Я думаю, что мой отец
Был наделён ей больше всех,
Кого я знал, она проникнуть
Мешала в его сердце тем,
Кто был ему судьбою близок.
Он хоть и жил семейной жизнью,
Был молчалив и нелюдим
И умер страшно одиноким.
Но он за все свои грехи,
Какие не были и были,
Не может быть судим людьми,
А разве лишь единым Богом».

Потом, наскучив монологом,
Сидел он молча – правый локоть
На столик, щёку на ладонь,
О чём-то думал. Поезд шёл
В Санкт-Петербург из Краснодара.
В тот раз народа было мало.
Мы ехали в купе вдвоём.
А встретились мы у вокзала.
Сперва друг друга не признали,
Но разглядели – обнялись.
Оказывается, обоим надо
В Санкт-Петербург. Прекрасно. Мы
Тот час решили ехать вместе,
В одном купе… Февральский вечер
В начале самом. Поезд плавно
Берёт разгон, и вот уже
За местностью проходит местность.
Что делать двум мужчинам в тесном,
Накуренном купе? Известно:
Табак, бутылка коньяка
И разговоры по душам.

«Давно с Сергеем Соболевским
Я не сидел вот так. Давно.
Послушай, друг, куда ты делся?
Двенадцать лет не малый срок.
Едва мы получили среднее,
Ты как-то сразу вдруг исчез.
И вот теперь герой воскрес.
Солидным человеком смотришь.
Должно, богат, женат, наверное,
И в общем, жизнию доволен…»
«Имею неплохой доход.
Один как перст, но на примете
Давно одна девчушка есть.
Всё думаю». «Который год?»
«Что? – думаю или невесте?
Лет пять, а может, и все шесть.
Не помню. Жизнь играет presto.
Душа от жизни отстаёт.
Я коммерсант, делец – и честный,
Насколько можно быть дельцу.
Но это видно по лицу.
Хорошее лицо, ведь верно?
Открытое?.. Но что ты, право,
Как на допросе. К чёрту, брат.
Давай допрашивать коньяк,
А уж потом об идеалах».
«Ты всё такой же, как и был.
Иронии в тебе похлеще,
Чем у Сократа. Ладно, вещи
Оставим эти. Будем пить».
«Вот и прекрасно. Ты-то как?»
«Писательствую на досуге.
Учу детишек: веди, буки…
Представь, и это старший класс!
Гуманитарные науки
Не в моде нынче – много скуки.
А Музы… прозою о Музах,
Ты извини, не в этот раз.
Да и всегда мне как-то больно…
Читать и сочинять – и только!»
«Прочти мне что-нибудь». «Сейчас?»
«Чтоб не остыл энтузиазм».
«Опять ты шутишь». «Я? Нисколько».

И я читал ему. Я просто
Читаю, без надрывов слёзных
И остальной галиматьи.
Он слушал в лёгком забытьи.
И сразу, только я закончил,
Сказал серьёзно: «Хорошо.
Всегда любил твоё перо.
Теперь беседа завязалась,
Теперь давай об идеалах».
И потому, что хмель стихов
Не враз выходит из голов;
И потому, что мы с ним вместе
Сидели в детстве на деревьях;
И потому, что я вообще
К себе людей располагаю –
Я этим даром обладаю –
Стал говорить со мной Сергей
Открыто, не таясь, точней,
Не всё утаивая. Много
Он говорил. Прекрасным слогом,
Прекрасным тоном. Помню, я
Тогда подумал: вот кому бы
Поэзия далась бы в руки,
Кто б не ходил за ней, как я.
В загадочные мифы детства
Вплетал он злую современность.
Он действовал, как хирург,
В присутствии своих студентов
Вскрывающий недавний труп
И называющий болезни.
Потом, когда повёл он речь
О матери и об отце,
Заметно изменился в жестах,
И в голосе, и в лице:
В них явствовали тревога, нежность.
Потом, наскучив монологом,
Сидел он молча – правый локоть
На столик, щёку на ладонь.
«Пойду проветрюсь в коридор».
Он вышел. Я глядел в окно,
Как мир ночной яснел с востока,
Глядел, пока не рассвело.

В тамбуре Соболевский стоит и задумчиво смотрит,
как развидняется за окном, наблюдает пейзажи .

«О южный тихий тёплый вечер!
Над морем небо со звездой.
Ты обняла меня за плечи;
Мы смотрим на море; прибой
Бросается нам в ноги, словно
Играющий клубком котёнок.
Разматывается клубок…
Нанежившись, уходят волны.
И в выстланный волнами тонкой,
Солёной плёнкою песок
Мы погружаем наши ноги.
Теперь мы с берегом одно.
Так молодое деревцо,
Земле доверив свои корни,
Вверяет крону небесам.
И всё живёт одним законом…
О мать моя, ты так жила!
И я так жил, пока был молод.
Уж слишком были хороши
Все колыбельные моего детства.
Я с ними научился жить
Без разума и боли в сердце.
Но я не так всегда хотел.
Господь, ты видишь! Мать, ты знаешь!
И я себя не пожалел…
Прости меня, моя родная!
Я перед жизнию и смертью
Колено преклоню одно.
Двух требуют лишь любовь
И музыка, душа и песня».

«Сергея что-то очень долго…
Уж не в вагон ли ресторан
Направился он втихомолку?..
Пойти искать его? А толку?
Нет, всё-таки пойти». И только
Поднялся я, как он вошёл.
«Я помню, как один датчанин –
Без предисловий начал он, –
Хваля искусство древних греков,
Сказал, что греки никогда
Богов не рисовали спящими.
Богинь прекрасных – это да!
Но не богов. «Мужчина спящий
Имеет глупый вид». Он прав.
Величия уж не обрящет,
Кто был замечен пузыри
Пускающим или храпящим.
Величие нам не грозит.
И бритвы мы вонзать не будем
Друг другу в горло, чтобы скрыть
Позоры исповедей тайных.
Мы, как порядочные люди,
Проспим до самого вокзала,
А там уж тихо разойдёмся
И врозь пойдём, как прежде шли».

Часть вторая. Выборгская сторона

Мы врозь, однако, не пошли,
А, выйдя, тут же, на перроне,
Договорились, что сойдёмся
У «Выборгской», и чтобы номер,
Как и купе, был на двоих,
И только лишь тогда расстались.
Сергея деловые связи,
Меня – досужные влекли,
Ну и по поводу печати…
Санкт-Петербург в конце зимы
Не радует обычно взора.
Сосредоточенный, злой город.
И важность тяжкая Невы
Льёт холод в сердце вояжёра.
Я посетил и Эрмитаж,
И колоннады Мюзик-холла,
На Невском дивный ел харчо.
И там же, на проспекте Невском,
Столкнулись лбами с Соболевским.
«Айда в гостиницу. Шабаш!»
На улице – так, ни о чём,
А по прибытии на место –
Не речи – споры уж вели.
Всего не помню: только кресла,
Горячий чай, и Соболевский
С словами строгого судьи.

«Бывают души без таланта
И есть таланты без души.
Я думаю, талант не щит,
Чтоб, им прикрывшись, объявлял ты
Всё, что искусству не сродни,
Не стоящим твоей любви.
К тому же, друг, будь я теолог,
Я непременно бы сказал:
Не всякий дар даётся Богом,
И дьяволов бывает дар.
Мне кажется, что вы, поэты,
Излишне носитесь с проблемой
Поэзии. Сошлюсь на древних
С присущим им обыкновеньем
Не выводить её за круг
Житейских дел. Среди ремёсел
Она хозяйкою, не гостьей,
Считалась по числу заслуг».
«Но этот мир…» «Что? Безнадёжен?»
«Ты это сам сказал, Серёжа».
«Что ж, может быть, и так. По мне
Такая мысль не из худших».
«А это и не мысль, а чувство,
И объективное вполне.
Вот: у меня нет никого
И ничего – одно искусство.
И я ли выбирал его!
Так Жизнь распорядилась, Случай,
Судьба, Господь. Могло быть хуже.
Могло и этого не быть.
Почтим флоберовский канон.
Он страсть и опыт заключает,
И бремя тех, которым жизнь
Не представала в виде лучшем,
Чем в виде светлого искусства,
Томов, листаемых за чаем…»
«А женщины, их светлый сонм?
Я слышал, у тебя их куча».
«Сергей, опять ты за своё.
Я не пойму, когда ты шутишь,
Когда ты говоришь всерьёз.
Прекрасный пол – особый случай.
Ни долгий дней моих покой,
Ни жизнь, залёгшая жарой
Под южною морской скалою,
Ничто не может успокоить
Пустой обычностью вещей
Неуспокоенную душу,
Что в сокровенном хороводе
Поставлена лицом наружу,
А не вовнутрь подобно всем;
Когда б мне быть супругом, мужем!
Растить, воспитывать детей…
Супружеская нагота –
Всегда воспоминанье рая,
Божественных его высот.
Сквозь совращение ведёт
Тропа подъёмная, крутая
До райских отпертых ворот.
Влюблённые, вспять возвращаясь,
Вновь возрождаются в раю.
Такие сны длиннее жизни,
Длиннее человеков, ими
Испокон веку грезит род.
И что с того, что наяву
Ещё не завершился год,
А уж друг другу, как чужие…
Но есть ещё другая явь,
Обратная печальной яви.
И кто-то некогда сказал,
Что сколько б ни рожала мать,
Ей памятника не поставят,
А ставят памятник другим…
Из изуверства в титанизм,
Из титанизма в изуверство
Переходили мы не раз.
А, в сущности, из лужи в лужу.
Жить человеком куда лучше,
Хотя и тяжелей подчас.
Не все концы уходят в детство…
Но знаешь, таковым, как я,
Быть может, спутник и не нужен.
Чёрт знает этот мой компас.
А одному всё ж легче будет,
Честнее, когда в душу стужей
Нагрянет с неба Волопас».
«Ну что же, может, ты и прав.
Идущую из далека
Молитву не приемлют боги.
А уж богини… А любовь
Вполне языческое чувство.
Ей нужен запах алтаря,
Ей видеть его, трогать нужно,
И слышать, как трещат дрова.
Вообще, любовь на расстоянии
И не любовь совсем, а память,
Всего лишь память о любви».
«Признаться, не совсем согласен.
Но что об этом говорить.
Любовь, искусство и зачатье
Не попадают в число таинств,
Которых, как ты знаешь, семь.
А между тем, благодаря им,
Душа речет себе: «Я есьм!»
Отбросим сферы приложенья.
Поэзия как утвержденье,
Как доказательство Творца,
И, следовательно, как утешенье!..»
«Для тех, душа в ком и талант».

Часть третья. О любви

Небольшой магазин одежды в Краснодаре. Рабочий день давно
закончен, за окнами ночь. Соболевский, он же хозяин, сидит за
столом один в помещении, уставленном мужскими и женскими манекенами.

«Я говорю вам о любви.
Но вы, которые любили,
Вам не нужны слова мои,
Вы это чувство пережили.
А вас, не знающих любви,
Слова едва ли растревожат.
Мне это ведомо. И всё же…
Я говорю вам о любви.
Я не из списка её жертв.
Люблю свободно, без мучений,
Без ревности и без надежд,
Без ненависти и лицемерья.
Я знаю, что я говорю.
Любовь глядит владельцем дома,
Вновь приходящим после долгой
Разлуки в колыбель свою.
Он снова занимает дом,
А квартирант, давно привыкший
Жить в его доме, как в своём,
Отходит в угол, устыдившись.
Чудно, как иногда одна,
Казалось бы, пустая встреча
Способна изменить всю жизнь.
А было так: я и она…
Тогда мы были ещё дети
И в головах у нас был ветер,
А уж умели мы любить.
По-настоящему любить,
Наверно, могут только дети…
Наверно знаю, что б со мной
Случилось, если б не случилось
Нам встретиться, но, боже мой,
Страшусь подумать, что бы было,
Когда бы мы не разлучились…
Я задаю себе вопрос:
Чем стала бы любовь без слёз,
Навёртываемых разлукой?
Иссохлась, стала бы старухой,
Вся запаршивела, как пёс?
Сказать «да» не хватает духа.
Я стал внимательней смотреть
На жизнь свою, с тех пор, как время
Ускорило во мне свой бег.
Теперь я знаю себе цену.
Но я клянусь, всё, что я сделал,
Посвящено одной тебе».

…Ночь. Осень вывела в ночное
В долины улиц продувных
Стада ветров своих тяжёлых
Пастись у крон плакучих ив.
День целый крепко задувало
И к ночи холода нагнало.
Морозный воздух. Городской
Вид, словно в раме ледяной,
Застыл, и гулко раздаются
Шаги прохожего в ночи.
Дитя, вступающее в мир
Под шёпот ангельских напутствий,
Иной из нас, когда коснётся,
Когда доходит до иных
Воспоминаний и восчувствий.
А Соболевскому как раз
Сегодня вспоминать пристало.
Бодая лбом окно в ночи,
Уже стоит он битый час,
Как пилигрим пред океаном,
А там, за гранью тонкой глади,
Идут неслышные громады
Белёсых туч, и среди них
Над бездною, от гнева белой,
Плывёт бессонный лунный ялик,
Блестя бортом заиндевелым,
Как звучный, но бездушный стих.

…Приморский городок. В сосновой
Аллее на скамейке двое.
Он – Соболевский, а она –
Прекрасная и молодая,
Лет двадцати семи. Простая,
Нехищная красота её,
Единство глаз и уст в улыбке –
Всё по сердцу Сергею, всё
Его душе безумно близко
И вместе – страшно далеко.
На море тихое волненье
И бешеная печаль
В душе – до судорог, до жженья.
Слова бессмысленны как вальс
С его размеренным круженьем,
Не нужны как сооруженье,
В котором волей провиденья
Забыли про одну деталь:
«Зачем ты долго так грустишь?
Ты знаешь, я тебя ревную
И к твоей грусти, стоит лишь
Ей зазеваться. Не хочу я,
Чтоб ты была как небо, сплошь
Покрытое тяжёлой тучей.
Развеселись; пролей свой дождь
И покажи мне луч свой лучший.
День нынешний, он для любви
Как будто бы нарочно создан;
Он влагою и сном налит.
А ночь придёт – рассыплет звёзды,
Луну покажет.… Впрочем, что ж,
Мой милый друг, ведь мы у моря!
Смотри, как волны, словно львы,
Потягивают спины, холя
Купающуюся молодёжь:
Вперёд, назад, вперёд, назад…
А там, вдали, плывут дельфины.
Блестят на солнце их бока,
Вздымаются крутые спины.
Каштанов листья, иглы сосен
Рассеивают солнца жар.
В их купах птиц разноголосье;
Цветы льют дивный свой нектар;
В морях все раковины открыты
И влажные тельца улиток
Покинули свои дома…
Любовь везде, где есть тела
И души для её злых пыток!
Вот – божий мир уже ночует.
В такую пору грех грустить.
В такую пору лишь любить –
Неистово, напропалую.
Луна роскошна в эту ночь.
У них там, видно, тоже праздник…
Славь жизнь во всём разнообразии!
Влюбись от всей души в неё!
Иначе – вымолвить боюсь…
В обычае всех изуверов
Начать оледененьем чувств
И завершить пронзённым телом».

…Дождями встретил вновь прибывших
Родной их город. Только вышли –
И сразу в каменный полон.
Сырая городская ночь
Огнями в лужах отражалась…
Расстались тут же, у вокзала,
Без долгостей и лишних слов.
Но лишь прошёл в родные двери,
Переступил родной порог,
Во тьме метнулось к нему зверем
Сознание, что одинок,
И ощущение потери –
Такое, что не дай вам Бог.
Как будто сердце оборвалось.
Он на пол сел, и так сидел –
Один, во тьме и тишине…
И медленно дверь затворялась.
«Приблизилась средина века.
К чему и был готов и не был,
К чему стремился – всё сбылось.
Но нет души, в которой эхом
Отозвалась моя любовь.
Казалось бы, не раз был бит
Свидетельствами нелюбви.
А сердце всё не хочет верить.
Зачем тогда и родилось?!
Увидело твоё лицо?!
Чтоб жить, как многие, для смерти?!
Нет, нет, не приведи, Господь!
Ведь для взволнованного сердца
Естественно желанье быть
Причиной счастья для других.
Такое сердце милосердно.
Оно даёт любви надежду.
Холодное же пренебреженье
Не соответствует любви.
Оно – ответ тому влеченью,
В котором больше доли зверя,
Чем доли Бога… На дворе
Всё в полночи. Стволов, ветвей
Густые пятна, шелест листьев –
Прекрасный аккомпанемент
И фон смятенным этим мыслям.
Меня не отличишь от тьмы
Во тьме. Лишь сам я различаю
Подкрадывающегося отчаяния
Вдали болотные огни».

Часть четвёртая. Рассуждение о методе
В Святомихайловские рощи
Пожаловала тихо осень;
Земля, западанная жёлтым,
Готова встретить холода.
Два строгих, молчаливых гостя,
Известных вам, – Сергей и я, –
За осенью и мы сюда
Пожаловали с визитом;
Обители был важен быт нам
И люб покой монастыря.
В чистейшем небе только солнце;
Прохлада, леса лёгкий шум;
И конь бредёт куда придётся –
В сухую пролесь чувств и дум.
Мы взяли конную прогулку.
И вот, покачиваясь в седле,
Беседуем обо всём,
Что только ни придёт на ум нам.
«Времён ушедших человек,
Когда случалось ему в лес
Входить, входил в него иначе,
Чем те, кого двадцатый век
Родил и двадцать первый зачал.
Я тут недавно прочитал –
Так Соболевский продолжал –
Историю войны Столетней
С приложенным к ней дневником:
Один парижский горожанин
Простым и сильным языком
В нём повествует о кошмарах,
О бедах, коим был свидетель.
Тебе я кратко изложу
Рассказ о дереве Ворю.
«Однажды – пишет парижанин, –
Я очевидцем был того,
Как протащили через Мо
Бастарда де Ворю в аркане
И обезглавили потом.
Обезображенное тело
Повесили затем на древе.
То был тот самый жуткий вяз,
Что древом де Ворю у нас
Был прозван; и на этом древе
С бастардом рядом был повешен
Разбойник и убийца Дени
Де Ворю, сын его свирепый.
Скажу вам, то-то был тиран!
А сколько загубил крестьян!
Бывало, словит земледельца
И выкуп требует с него.
Отдашь – отпустит, а не то…
К кобыльему хвосту привязан,
Бедняк в пыли влеком был к вязу,
На коем вешали его.
Но вот тягчайшее из зол
Сего лихого душегубца:
Однажды, в мартовское утро,
Захвачен был им молодой
Крестьянин, вышедший на поле
Пахать. Притащенный им в Мо
И обезумевший под пыткой,
Бедняга обещал дать выкуп.
Однако тот был столь велик
(Чего не наплетёшь от боли),
Что и троим не заплатить.
Собрать же нужную ему,
Вернее – душегубцу, сумму
Он попросил свою жену
(Бедняк женился в том году;
Жене родить пора настала).
Любившая безумно мужа,
Жена пришла к злодею в Мо
И на коленях умоляла,
Но не добилась ничего.
Злодей ей срок назначил малый.
А не поспеет – мужа враз
Отправят вялиться на вяз.
Что тут поделаешь! Стеная,
Пошла супруга молодая
По людям деньги собирать.
И собрала. Да вот беда-то –
Спустя неделю после даты
Назначенной. Едва срок вышел,
Тиран лишил беднягу жизни
И не послал о том сказать.
Ещё не зная, что вдова,
От слабости держась едва,
Затем, что срок её был близок,
Дух потрясён был, и к тому же
Проделала нелёгкий путь,
Бедняжка принесла весь выкуп
И стала требовать вернуть
Ей мужа. «Деньги покажи.
Давай сюда» «Верните мужа!»
«Пойди у вяза попроси.
Авось, отдаст». О ужас, ужас!
Враз помешалася вдова.
Отверзло горе ей уста.
Честит, клянёт, хулит тирана,
Шлёт кары на него. Ворю
Такое слышать не по нраву.
Взбесился деспот. «Удавлю!
Эй, взять её! Тащите к вязу!»
Ко злу приученная стража
В мгновенье ока тут как тут.
Избитую, совсем нагую,
Прижали накрепко к стволу
Витыми щупальцами пут
И бросили на гибель злую.
На вязе, полном вороньём,
Клюющим смрадное гнильё,
Качалось, как бельё под ветром,
Не менее полсотни тел.
Висевшие же всех ниже
Касались головы её.
Бедняжка в умоисступленьи
Кричала так, что было слышно
Не только в замке, но и в Мо…
Никто на помощь ей не вышел,
Не пожалел о ней никто.
А ночью подошли к ней волки;
Вцепились жадно ей в живот
И вырвали утробный плод;
Прикончили сперва ребёнка,
А вслед за ним и мать его.
Так отошло в небытие
Невиннейшее созданье.
Смерть получила её в марте,
В субботу, на Великий Пост».

От человека или зверя
Когда угрозу чует волк,
То, ими загнанный, в комок
Он весь сжимается, отпор
Готовый дать в любое время.
Мы, люди, любим щекотать
Притупленное чувство страха
С условьем, чтоб своя рубаха
Не начала по швам трещать.
Вот, мы гарцуем без опаски
И глушь для нас уже не глушь,
А просто парк, шоссе для тряски
Задов увесистых и душ».
«Ну, наши-то зады не в счет.
А души…» «Души – это сложно.
Ты знаешь, друг, в последний год
Мне как-то что-то всё тревожно,
Мне как-то стало… нет, не то…
Живу с прижатыми ушами,
Как загнанный в ловушку волк.
Вот формула. Мир с потрохами
Заложен разным де Ворю…
Я говорил и говорю:
Цель мира не в его пределах.
И человек приходит в мир
С одной единственной лишь целью –
Чтоб мир его определил
Каков он есть на самом деле,
Раскрыл состав его души.
Мир не содействует химерам.
Поэтому летят к чертям
Все рассуждения о целом,
Гармонии и о правах».
«Химеры двигали умы
И порождали жажду действий
Такую, что трещали швы
Не только что рубах – телесных
Покровов. Говорю не о
Стяжателях всемирной славы,
Царств, денег, почестей, рабов –
Их прихоти вытекали
Из похоти. Говорю о тех,
Кто доброй волею был движим,
Кто был воистину подвижник
Добра и правды на земле».
«Ты прав. И всё-таки химеры.
И молодость. О, та ни в чём
Не знает меры. А любовь –
Гармония и тонкость чувства.
А это, ведь, и значит мудрость.
Так, умудрённые годами,
Делами, бедами души,
Они в итоге понимали
Бессмысленность трудов своих,
Конечную их бесполезность,
Нетворческую мощь инерции,
И всё же с богом продолжали
Как начали. А как иначе?!
Не может солнце не светить
И ветер не лететь не может.
Так и они о невозможность,
О каменный хребет судьбы,
Как птицы – о преграды, бились;
Основывали в мути вод,
В потоках смертного безумства
Живые острова искусства –
Искусства жизни, где б одно,
Два, три, четыре поколенья
Могли семейственно пожить
И начал бы работу гений…
Судьба есть суд родам людским,
Их многократно заплетённой
Густой девической косе
И той змеиной кривизне,
С которой отродясь живём мы.
Да что там! Лучшие из нас
Живут. Судьбы не изменить
Как ни меняй её названья…
Всё то-же качество зерна.
Меняются лишь состоянья
Его возврата в своё я,
Проникновенья до основы.
И всё помимо нашей воли:
Минуты счастья, бездны боли –
Дары и промахи судьбы.
А человек ни в чём не властен,
Предчувствует ли он счастье
Иль приближение беды –
Он только вялый регистратор,
Передним пишущий числом
Деяний судьбоносных даты,
Чтобы присвоить их потом.
Свершения души сокрыты.
Нам остаётся повторять
Лишь эхо внутренних событий
И разумом их поверять.
Свидетельства святых вмешательств –
Поступки, помыслы, слова
Редки и можно сосчитать их
По пальцам, прочее – трава.
Что человек без теофаний!
Ведь у иного его я
Погребено под сотней взглядов
Смотрящих на него людей,
Как озерцо под листопадом.
Но стоит лишь подуть сильней
Ветрам холодным, стоит бедам
Налечь на душу, как душа,
Чиста, стальна и холодна,
Приемлет в себя божье небо.
Семнадцать лет мне было, помню.
Не то, что б я дурак был полный,
Но близок был весьма к тому.
Я был младенец по уму
И чувств носитель был воловьих.
Вдруг изменилось всё: душа
Взглянула на себя иначе,
Исчез упрямый, глупый мальчик,
Стал чувствовать и мыслить я.
Откуда это к нам приходит?!
Я никогда не мог понять,
Как чувство к девушке любовью
К себе и к Богу может стать.
И в этакую-то пору,
Когда б «мне мир увидеть новый»,
Случилася со мной беда:
Я угодил к Левиафану…
Ну, как начало для романа?..»
«Скорее для романса» «Право?
Не думаю, мой друг. Хотя…
В комедию плаща и шпаги
Попавший ненароком трагик
Смешон: нет жеста, не тот грим
И до пародии доводит.
Другое дело, что над ним
Смеяться некому. И гаер
Мистерию тогда играет
Сам для себя с собой самим.
Прелюдию к Страстям Господним.
И кровь всю сцену затопляет.
Но шут выходит невредим.
Не чудо ли?! Скажу короче,
Без аллегорий и пророчеств:
Когда б ни чудо, то меня
По всем законам бытия
Давно бы не было на свете.
Но я живу и счастлив этим,
И только этим счастлив я.
Дарована мне ныне жизнь,
Сохранены душа и память,
И все страданья ранней раны
Давно унялись и прошли.
Скажу ещё, совсем уж просто:
Систему победить нельзя,
Но обмануть систему можно.
Всё дело в том, что движет ложью –
Сухой расчёт или тоска.
Один хороший человек
Сказал, что человек есть то,
На что он смотрит. Во вселенной
Единственное, что нетленно –
Собрание планет и звёзд
В том виде, в каком мы их видим.
Я вижу алый небосклон
И думаю, что также точно
Гомер встречал когда-то солнце,
Таким же знал его Платон.
Я не пойду в людскую темень.
Хочу единым быть лишь с теми,
Кто мудро жил и видел солнце,
Кто не охотник был до драм,
Разыгрываемых по углам
За три серебряных червонца».

Сергей надолго замолчал
И я молчал, ошеломлённый.
Возможности таких тяжёлых
Решений, даже от Сергея,
Признаться, я не ожидал.

Читайте журнал «Новая Литература»

Часть пятая. Прощание

На затуманенном дворе
Ночное снежное инкогнито.
Земля в небесном серебре
Встречает Рождество Господнее.
И в кучах белого сугробьего
Бредут волхвы к царю царей.
Да, каждому вольно вертеп
Устраивать под своей кровлей.
И я устроил. Вот Иосиф
Сидит и щурится на свет
От очага. Мария рядом.
Пред ней младенец в яслях спит,
Ласкаемый Марии взглядом.
Святое человечье чадо,
Он тишиною снегопада
И колыбельною укрыт.
Мы притечём к нему волхвами,
Мы принесём ему дары.
И ладан, и смолу Аравии,
И злато, и молитвы, и
Века, века воспоминаний…
Мы притечём к нему… а с нами
С дарами явятся и те,
Которые Христа не знали,
Но жизнию своей писали
Пролог к святой его судьбе.
Не будем книжники, а будем
Сподвижники великих судеб.
Всей силой сердца и ума
Почтим стоящих одиноко.
Их вечная неповторимость
Отрезала их от мира –
И навсегда. Но, слава Богу,
Есть и консорции добра,
Не человеческою волей
Затеянные, а судьбою,
Собравшею в одно живое
И творческое тело всех,
Кто был душой того достоин.
Отсюда пушкинский успех,
И здесь его великий корень,
И бесконечная готовность
Делиться самым дорогим:
Плодами мыслей благородных,
Плодами чувств, плодами рифм,
Помочь другому стать свободней
И мёртвых числить за живых.

Он умер быстро, без мучений.
Март шумные свои качели
Тогда серьёзно раскачал.
Погода что ни день менялась:
Ветра, дожди. Потом помалу
Установилась. Я узнал,
Когда уже похоронили.
Я был в отъезде. Мне звонили,
Да номер, номер был не тот!
Недавно поменял я номер.
Всё позвонить хотел, и вот…
На сорок дней все были в сборе –
Немногие, кто знал его.
Здесь я увидел и её.
Всё было просто, не шумливо,
Не голословно. Было видно,
Что здесь случайных нет людей.
Сергей, ведь, был один из тех,
Кто, мучась будущим своей
Души, бросает её в угоду
Всех любящих его людей,
Хотя бы с ними прожил годы,
Затем, что влюблены они
В давно скончавшиеся дни.
Да и не бывшие, по сути…
Когда поднялись уходить,
Она меня остановила:
«Пожалуйста, одну минуту.
Я вас хотела попросить,
Возьмите что-нибудь, что б было
Вам памятью о нём. Вот тут,
Тут вся его библиотека.
Он вас ценил как человека
И как поэта. Эти книги –
Возьмите их. Пусть ваш досуг
Не обойдут воспоминанья.
Тут есть хорошие изданья».
Я взял, конечно же. Я помню,
Как разбирал библиотеку
И долго размышлял над ней;
Как в голову тогда пришло мне
И поневоле обратило
Внимание и поразило
По кровному родству идей –
Как у Сергея в его жизни
Случайных не было людей,
Так и в его библиотеке
Случайных не было томов:
Лишь книги жизнью удручённых,
Но благодарных жизни душ –
За гений их, за их любовь.
И пусть иные наизусть –
Я снова, в сотый раз, прочёл их.
Местами карандашный след
Или пространный комментарий,
Как холм среди пустынных мест:
Взойдёшь – окрест полягут дали
И солнечный в них хлынет свет.
Я вам поведаю как тайну
Любимое из этих мест:
«Наверно, это просто грусть,
Но для меня вдруг стали внове
Кого я знал и этот город,
Затверженный мной наизусть.
Родные общностью привычек
И незнакомцы по душе,
В предложенной нам с детства жизни
Убеждены мы, как в себе.
Случается, меняясь сами,
За занавесью своей судьбы
Не видим перемен в других,
Благословенных их судьбами.
А знаки подлости и лжи
Иль безотчётного притворства,
По внешнему их с правдой сходству,
Возводим к подвигам души.
Есть отреченье и отреченье.
И мудрено их не смешать,
Когда критерием сближенья
Является родная мать.
У изуверства много вотчин
На небесах и на земли.
Мои ж деяния короче
И смыслы их не так длинны.
Поклонник истинных поэтов,
Любви неумершей и чувств,
Наклонных более к добру,
Чту творческие их заветы
И только ими и живу.
Так чувствовать – анахронизм.
Поэтому проходит вера.
Совсем и навсегда. А с верой
Утрачивается и жизнь.
Но мне утехою сознанье,
Что может быть когда-нибудь
Ты, мой далёкий близкий друг,
Почтишь меня воспоминаньем
Или молитвою…»

Конец

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.