– Вот, здесь я живу. – Сергей неопределённо показал рукой вглубь квартиры. – Проходи, располагайся. Чувствуй себя как дома.

Инна с интересом огляделась:

– Шикарно живёшь! Большая квартира. Выгодно, видать, в милиции работать …

– Наследство … – пожал плечами Сергей. – Слушай, ты вся промокла и замёрзла. Может, ванну? Я ничего такого не имел в …

– Да всё нормально, Серёжа. – перебила его оправдания Инна. – Ты золото! На самом деле, горячая ванна мне бы не помешала. Только неловко как-то …

– Ми-илая, прошу тебя! – протянул Громов. – Вся квартира в твоём распоряжении. И весь мир … если пожелаешь …

– Это мы обсудим после … после того, как я приму ванну. – кокетливо потянулась девушка, проведя ладонями себе по стройным бёдрам. – Мне просто необходимо умыться после всего, что я сегодня пережила. Одолжишь полотенце, покоритель всего мира?

– Для тебя все полотенца мира, моя принцесса! – Сергею нравилась манера их общения. С лёгкостью можно было общаться на пикантные темы. А от этой лёгкости недалеко и до …

У него пересохло во рту от мыслей, никак не выходивших из головы. Всё-таки он был здоровым, молодым мужиком … А девушка ну никак не походила на недотрогу. Не распущенная, конечно, в определённых рамках воспитанная, но не в Смольном же … Обычная современная девушка, эмансипированная в разумных пределах.

От усталости не осталось и следа. Сергей лёгкой походкой протанцевал на кухню, выложил из пакета продукты на стол, бутылку сухого красного вина (а как же?!) убрал в холодильник и, тихонько напевая что-то попсовое, начал сооружать что-то подобное ужину.

В ванной журчала вода. Сергей непроизвольно, мысленно был там и представлял, как моется совершенно обнажённая девушка.

Вот она взбивает на своих пышных волосах невесомое облако пены, массирует кожу головы. Волосы длинные, волнистые, непослушные, раскинулись по всей спине. Затем губкой девушка наносит пену на свою высокую, роскошную грудь, ладонями медленно растирает мыло по этим аппетитным бугоркам, ещё медленней сжимает и разжимает их, отчего соски моментально набухают и дерзко вырываются из под ухоженных пальчиков. Вот девушка проводит ладонями по талии, по плоскому животу, пальчиком поглаживает свой маленький и аккуратный пупочек, затем ладони плавно скользят по бёдрам. Девушка наклоняется вперёд, грациозно изгибая спинку, затем обеими ладонями проводит вниз по ножке, поглаживая стройную лодыжку. Затем протирает губкой розовую мягкую пяточку и миниатюрные изящные пальчики. Также намыливает вторую ножку, с каждой секундой смывая с стройного тела усталость и выгоняя страх из своей трепетной души. Девушка распрямляется и пенными ладошками слегка сжимает свои маленькие и упругие ягодицы, такие сладкие и манящие. И вот, закинув голову назад и прикрыв глаза, слегка прикусив нижнюю губу, чуть раздвинув ножки, девушка пальчиками начинает нежно гладить между ними, лаская восхитительный бутончик, стыдливо спрятавшийся в облаке пены. Девушка начинает чаще и глубже дышать, по стройному телу проходят приятный волны дрожи, из прекрасных уст непроизвольно вырывается глубокий стон и …

Шум воды в ванной внезапно прекратился. Сергей мотнул головой, чтобы сбросить наваждение. На лбу выступила испарина. Пальцы дрожали. Сергей недоумённо смотрел на свою ширинку, которая готова была лопнуть от напирающего изнутри возбуждения. Ну до чего ж доводит мужиков длительное воздержание!

Громов прислушался. Из ванной было еле слышно шуршание полотенца. Сергей представил, как по гладкой коже девушки скатываются капельки воды, огибая все волнующие изгибы точёной фигурки. Он на секунду представил себя такой каплей. Как он спускается с самого верха, чтобы не пропустить ни миллиметра этого прекрасного тела. А затем поднимается по внутренней стороне бедра прямо к …

Сергей вновь мотнул головой. «Размечтался, мачо провинциальный» – ругал он себя. Ну о чём думает, ведь взрослый же мужик, не сопляк малолетний. Трезво надо на жизнь смотреть. Девчонка отстала от своих. Ей просто нужно перекантоваться где-нибудь до утра. А тот под руку попался Громов. Трезвый милиционер. А не какое-нибудь пьяное бакланистое быдло. Всё-таки с милиционером надёжнее. Насиловать уж точно не будет.

Сейчас девочка пожелает «Спокойной ночи», уйдёт в спальню и демонстративно поплотнее закроет дверь. Чтобы даже и не думал. А ты, Громов, будешь всю ночь ворочаться на диване без сна и заниматься …нет, конечно, не онанизмом – самокритикой заниматься будешь.

С такими мрачными мыслями Сергей расставлял на журнальном столике шедевры своего кулинарного искусства. Открыл бутылку с вином, разлил по бокалам. Чуть помедлив, приглушил свет, оставив включенным только небольшой торшер в углу комнаты. Посреди столика водрузил витую свечу. Зажёг. Негромко включил музыку.

Огляделся. Получилось, вроде, ничего. Обстановка вполне интимная. В конце концов, может же он, как истинный джентльмен, угостить девушку бокалом вина при свечах. Ничего не требуя взамен. Это будет вполне благородно!

Мрачные мысли покинули Сергея, он заметно повеселел, расслабился.

В это время раскрылась дверь ванны и оттуда вышла … нет, выплыла Она.

Волосы роскошной гривой раскинулись по плечам. Изумительной красоты лицо притягивало взгляд как магнитом. В больших, василькового цвета глазах, можно было раствориться без остатка. Эти глаза, обрамлённые длинными шикарными ресницами, завораживали и, однозначно, свели с ума не одного беднягу, осмелившегося заглянуть в них. Выразительность глаз подчёркивал маленький аккуратный носик, чуть-чуть задорно вздёрнутый вверх. Полные чувственные губки слегка приоткрыты, маня к себе свежестью и красотой.

Девушка накинула на себя белую шёлковую рубашку Сергея, застегнув только одну пуговицу – посередине. Словно давала возможность взору насладиться высокой, упругой грудью с аппетитно торчащими сосками, прикрытыми краями рубашки только наполовину. И внизу полы рубашки расходились, открывая плоский живот с маленьким аккуратным пупком. Прекрасно просматривался изящный изгиб талии, плавно переходящий в стройные бёдра, которые обтягивал тонюсенький лоскуток ткани, называемый плавочками-стрингами.

Белоснежные плавочки на слегка загорелом теле девушки выглядели потрясающими! А сверкающие стразы на том месте, которое прикрывает нежный бутон, напоминали капли росы, символизирующие утреннюю свежесть и непорочную чистоту, или слёзы младенца, прозрачные и искренние.

Если оторвать взгляд от прекрасного лица и волнующих сосков, и визуально изучить этот центр Вселенной, то можно сойти с ума, упиваясь идеальной красотой и возбуждающе-манящим контрастом ослепляющих своей белизной плавочек и смуглой кожи, приятно ласкающей взор своей мягкостью и чистотой.

Но всё же, стараясь впитать всю прелесть увиденного, взгляд опускался ещё ниже, где гладкие колени плавно переходили в стройные икры и утончённые лодыжки с идеально гладкой и нежной кожей.

Миниатюрные ступни девушки поражали своими идеальными пропорциями. Это было произведение искусства!

Высокий аристократичный подъём, мягкие пяточки привлекали внимание нежно-розовой кожей, а маленькие изящные пальчики с идеальным педикюром, несомненно, были слаще всего на свете, и беззастенчиво приглашали поласкать их и получить неземное удовольствие, прикасаясь губами к такому сокровищу.

Сергей, потрясённый увиденным, молчал. Инна преобразилась до неузнаваемости! Из жалкой, поникшей, зарёванной девчонки она превратилась в роскошную сексапильную фотомодель. Даже без косметики и в простой мужской рубашке она выглядела сногсшибательно.

– Извини, моя одежда мокрая, пришлось накинуть твою рубашку. – довольная произведённым эффектом, сказала Инна. И, будто бы только сейчас заметив, застегнула нижние пуговицы. – По какому поводу праздник?

– В честь новоявленной Афродиты, вышедшей из пены морской на мой скромный берег! – с пафосом провозгласил Громов, которого никак не покидали фантазии о том, как девушка мылась, нанося пену на своё шикарное тело.

– Я не против! – легко согласилась Инна и грациозно присела на краешек кресла, по свойски положив ногу на ногу. – А за что первый тост?

Она взяла бокал и вопросительно посмотрела на офицера.

Сергей замешкался, пытаясь сообразить, за что же там обычные гражданские поднимают первый бокал. Ему, в основном, приходилось поднимать не бокалы, а стопки, и обычно в кругу своих коллег, где тосты были стандартные: «За Родину», «За офицеров», третью пили молча и стоя, затем «За тех, кто в Чечне», «За тех, кто в море». Затем тосты были попроще: «За тех, кто в бане замёрз», «За то, чтобы у всех стояли …», «За Светку Петрову из уголовки», после чего парни замолкали на минуту, каждый мечтая о прекрасной капитанше …

– Давай выпьем за знакомство! – предложили Инна, видя замешательство кавалера. – А следующий обязательно за любовь. И обязательно на либершафт!

– Заманчиво! – в горле Сергея пересохло. – Но, вроде как, сначала пьют на брудершафт, а уже затем на либер …

– Ну, а в жизни то всё наоборот! – упрямо качнула непослушными волосами Инна. – Обычно, сначала «либер», а потом: «Давай останемся друзьями …».

– Личный опыт? – участливо спросил Громов.

– А-а, не бери в голову! – улыбнулась девушка. – За знакомство!

– За знакомство! – протянул на встречу бокал Сергей. Затем залпом выпил весь бокал, успокаивая пересохшее горло.

– Смотри, супермен, не хвати лишка! Впереди ещё вся ночь! – весело подмигнула ему Инна и не спеша, чтобы Сергей успел насладиться, поменяла ноги.

– Богиня! – резюмировал капитан и покачал головой. Затем встал, достал из стенки оставшуюся с Нового года изящную диадему, красиво инкрустированную стразами, и осторожно надел её на пышные волосы девушки. – Я бы даже сказал, королева богов!

– Ну, я пока ещё принцесса – скромно потупила взор Инна.

Сергей с трудом оторвал взгляд от неземной красоты и налил вино в бокалы.

– За любовь! – торжественно произнёс Громов и встал.

– Знаешь что, милый. Ты бы снял форму-то, принял бы душ, оделся бы, как подобает … а там уже и за любовь можно выпить! – в хитро прищуренных глазах Инны плясали озорные чёртики.

«Я пропал!» – подумал Сергей, чувствуя, как бьётся сердце в предвкушении счастья. «Я же полностью растворюсь в Ней!».

Сергей подмигнул девушке и на негнущихся ногах поковылял в ванну.

Стоя под обжигающе холодными струями воды, он думал, что так не бывает. Так просто не может быть! Простой бедный участковый, обычный парень, каких миллионы. Не олигарх, не эстрадная звезда, не голливудский красавец. Так, просто фон для звёзд. И она – Богиня, в прямом и переносном смысле. Мистика какая-то!

Так думал Сергей и не знал, что …

… не знал, что, как только он ушёл в ванную, Инна из потайного кармана своей блузки достала небольшой непрозрачный пакетик. Из него она извлекла маленький тюбик серого цвета и шприц с коричневой вязкой жидкостью.

Содержимое тюбика девушка выдавила в бокал Сергея и слегка размешала. Шприц же Инна спрятала в складку обивки своего кресла, после чего села и откинулась назад, пытаясь расслабиться.

Глаза девушки были полуприкрыты, на лбу появились морщинки. Девушка о чём-то напряжённо размышляла, пытаясь разрешить одной ей известную дилемму.

Сергей, воодушевлённый итогом своих непростых размышлений (а он пришёл к выводу, что в жизни бывает всякое и что ему просто везёт), пританцовывая, прошёл в комнату.

Он поменял милицейскую форму на цивильную гражданскую одежду – лёгкие парусиновые брюки и такую же свободную рубашку. И сейчас имел более подходящий вид для построения интимных отношений, чем до этого.

– За любовь? – весело спросил Сергей, поднимая бокал.

– Да … за любовь! – почему-то хрипло произнесла Инна, вымученно улыбнувшись.

Громов подошёл к ней. Их руки, держащие бокалы, сплелись. Звон бокалов и Сергей опять залпом «замахнул» свой, как обычно пил водку. Инна чуть пригубила и, широко раскрыв глаза, не моргая смотрела на Громова. Сергей наклонился и осторожно поцеловал девушку в приоткрытые губы. Она сначала потянулась ему на встречу, но потом неожиданно отстранилась.

– Сядь в кресло, милый. И расслабься. –  нежно прошептала Инна.

Сергей сел в кресло, не отводя глаз от побледневшей, и оттого ещё прекрасней, девушки.

Инна медленно начала расстёгивать пуговицы на рубашке.

Вдруг Сергей почувствовал, что веки налились свинцовой тяжестью. Раздевающаяся девушка неожиданно распалась на маленькие фрагменты – яркие квадраты, наслаивающиеся друг на друга. Громов не без усилия сфокусировал взгляд. Инна приобрела привычные формы, но почему-то местами двоилась. Инна расстегнула рубашку полностью, выпуская наружу упругие наливные груди. Рубашка соскользнула с плеч девушки и упала к её ногам. Но Сергея поразила не прекрасная женская грудь, а многочисленные проколы вен на внутренней стороне её предплечий.

«Наркоманка …» – вяло подумал капитан и провалился в небытие.

 

 

Инесса (а это, конечно, была она) с сожалением посмотрела на спящего парня. Он ей определённо нравился! Первый раз интимные отношения начали складываться так романтично. И она сама хотела этого. Сама, а не по приказу Хозяина. Никто никогда не называл её «Принцессой» или «Богиней». Никто так не боготворил её, не смотрел на неё с любовью. Обычно смотрели с похотью или презрением, даже не скрывая этого. Никто до этого не обхаживал её и не накрывал для неё стол. Сразу же приказывали: «В позу!» и пользовались ей, как хотели, удовлетворяя через неё свои низменные потребности. А потом спихивали ногой с кровати на пол, чтобы не мешалась. Она была просто рабыней, вещью, средством для получения удовольствия.

И только этот мальчик рассмотрел в ней человека, женщину, Личность! Живое существо с душой, желаниями, привычками, со всеми своими преимуществами и недостатками.

И ей приказано его убить!

Какой же этот мир чёрствый и несправедливый!

Девушка извлекла шприц, сняла пластмассовый колпачок с иглы,  подошла к спящему Сергею и опустилась перед ним на колени. Взяла его руку, безвольно опущенную с подлокотника кресла, внимательно осмотрела. Вена хорошо выделялась. Инесса слегка нажала на поршень шприца, выпуская из него воздух. Хотя какая сейчас разница, доза героина всё равно смертельная.

Девушка дрожащей рукой поднесла несущую смерть иглу к выпуклой синеватой вене, отлично просматриваемой на натренированной в спортзале, привыкшей к физическим нагрузкам руке.

У самой Инессы вены уже не просматривались из-за частых инъекций. Наркотик приходилось колоть в другие места: под язык, между пальцев, в пах. Что было крайне болезненно, но просто необходимо при её многолетней зависимости.

Держа шприц двумя руками, девушка зафиксировала иглу на вене, чуть-чуть проткнула кожу и уже собиралась ввести острый холодный металл в мощный поток тёмной вязкой венозной крови, но в нерешительности остановилась.

Она вымученно взглянула в лицо Сергея, который спокойно спал, безмятежно улыбаясь своему сну, возможно, последнему в жизни.

В душе бедной девушки боролись два чувства. Одно чувство, жестокое, бесчеловечное, фатальное, оно заполняло всю её предыдущую жизнь, оно было философской основой смысла её существования. Страх! Страх перед хозяином, страх перед более сильным. Страх наказания. Наказания за неисполненное желание господина. Или за плохо исполненное желание.

Из-за чувства страха перестаёшь быть человеком – опускаешься до уровня животного. Живёшь инстинктами. А самый доминирующий инстинкт – самосохранение. Выживание любыми путями. У раба путь один – пресмыкание перед хозяином. Угадывание его желания с полуслова, с полужеста, с полувзгляда. Исполнение его приказов.

Ради этого попираются все человеческие нормы поведения – обычаи, традиции, моральные и этические нормы, даже нормы права. Забиваются на задворки подсознания чувство собственного достоинства, справедливости, чести. И жестоко и бесчеловечно затаптывается в грязь всё то светлое, доброе, красивое, что отличает человека от зверя с его отвратительной иерархией – лижи зад сильному, унижай слабого. Инстинкт самосохранения – постоянный страх раба, вечно трясущегося в ожидании наказания. И превращающегося в зверя – жестокого и бесчеловечного.

В противовес этому в душе Инессы зарождалось другое чувство. Новое, незнакомое, но совсем не пугающее её. Это чувство растопляло лёд внутри её, гасило ненависть, жестокость и бесчеловечность, отодвигало страх на задний план, даря ощущение свободы и бескрайнего счастья.

Она никогда ещё не любила любовью свободного человека. В состоянии приятного томления и неги, затем с возбуждением прислушиваясь к ударам так часто бьющегося сердца. Своего и другого – любимого, такого близкого и родного. С нежностью, лаской, открытой душой. С осторожными прикосновениями, ласкающими тело, с трепетными поцелуями, кружащими голову, с восторженными взглядами, излучающими тепло и доброту. Наконец, с обожествлением любимого человека, с желанием раствориться в нём без остатка, не сожалея об этом ни на йоту. С искренним желанием положить на алтарь любви всё. Всё для любимого – весь свой мир, всё своё «Я», и даже жизнь!

Два противоречивых чувства боролись в израненной душе несчастной девушки. Второе чувство только зародилось, было слабым и неокрепшим и в мироздании рабыни неминуемо должно было погибнуть, раствориться под мощью вечного и всепроникающего страха, ужаса перед наказанием.

Нужен был толчок, некий импульс, дающий силу Добру в его борьбе с могущественным оппонентом – Злом, всепоглощающим и жадным монстром, сжирающем души людские в своём вечном голоде.

И чудо свершилось! Прошёл импульс, спасший жизнь капитана и душу Инессы, заблудшей в потёмках мрачного мира нечеловеческих низменных и проклятых побуждений и запретов.

– Инна, девочка моя! Люблю … я счастлив! – отчётливо сказал Сергей, улыбаясь во сне.

Инесса, посмотрев на счастливое лицо, отбросила шприц в сторону и зарыдала. Размазывая слёзы по щекам, девушка осыпала поцелуями руку Сергея – как раз в том месте, через которое пыталась ввести смерть в молодое, здоровое, стремящееся к жизни и любви тело.

Затем Инесса, продолжая плакать, уткнулась лицом в его колени. Спустя пару минут плечи её перестали содрогаться от рыданий. Она встала. Наклонилась к Сергею, нежно провела ладонью по его щеке, слегка колючей от пробивающейся щетины, поцеловала его в губы и тихо, но решительно произнесла:

– Я не дам тебя в обиду, милый! Я не позволю тебя убить! Лучше умру я … и ещё кое-кто! А ты будешь жить! И не вспоминай обо мне плохо, прошу тебя … любимый …

В глазах девушки появились слёзы:

– Я … не виновата … Меня заставили … Хотели заставить … но ничего у них не выйдет!

Девушка упрямо мотнула головой и вытерла слёзы. Затем подняла шприц, надела на иглу колпачок и убрала в потайной карман блузки.

Надела свою одежду, мельком взглянула в зеркало. Холодный, решительный взгляд. У плотно сжатых губ появилась маленькая морщинка.

Она, однозначно, изменилась. От рабской безысходности не осталось и следа. Гордо выпрямленная спина и взгляд свободного человека. И решимость. И ещё бы немного удачи – и она воплотит свой план в жизнь.

Инесса в последний раз взглянула на спящего парня. Прощай, милый! Прощай, единственный человек, подаривший ей мгновения счастья и чувство полёта! Я ухожу …