Бензин они всё-таки слили. Съездили в гараж и слили хоть и не десять литров, как изначально хотел Виталя, а пять, но всё-таки слили. Несмотря на ворчание Прохорова, Зотов был доволен. Деньги, со скрипом выделенные женой на бензин, можно было спрятать в заначку. Все тревоги ушли на задний план, и Виталя в прекрасном расположении духа просто сидел, отдыхая, на сидении автомобиля и слушал водителя, который, коротая время, «травил» свои бесконечные анекдоты.
– Жили, значит, муж с женой. И был у них здоровенный пёс по кличке «Фунтик». Доберман. И вот приспичило мужу ехать в командировку. Жена говорит: «Как же я без тебя? Я ведь привыкла каждый день заниматься сексом!» – изменяя голос, пропищал сержант, и тут же перешёл на бас, изображая «мужа» – «Я всё продумал до мелочей. Как только тебе приспичит и будет уже невтерпёж, позови: «Фунтик, ко мне!». «Зачем?». «Он обучен, всё сделает правильно.» Уехал, короче, муж в командировку. Прошла неделя. Не утерпела жена. Встала лицом к окну, наклонилась, упёрлась руками в подоконник и: «Фунтик, ко мне!». А Фунтик и рад. Пристроился сзади и … Час, другой проходит, устала уже жена, а Фунтику хоть бы хны! Видит она в окно дворника. И кричит ему: «Дядя Вася, позови-ка, пожалуйста, Фунтика». Ну дядя Вася и позвал … Через неделю приезжает из командировки муж. Заходит во двор – а там никого! Ни одной живой души. Только бледный, исхудавший, перепуганный насмерть дворник стоит, прижавшись спиной к дереву и ружьём из стороны в сторону поводит. Муж, значит, спрашивает: «Дядя Вася, а где все?». «Не знаю, где все, А ФУНТИК ГДЕ-ТО РЯДОМ!».
Прохоров засмеялся и проделал ритмичные движения тазом, изображая «работающего» Фунтика.
– Пошляк! – улыбаясь, снисходительно покачал головой Виталя. Но не сдержался и пару раз дёрнулся, подражая развесёлому товарищу.
– А вот ещё – не сбавляя темпа, продолжал сержант и подёргал командира за погон, призывая к вниманию. – О-очень интересный анекдот про прапорщика …
Зотов посмотрел в окно. Стемнело. Кладбище вдалеке выделялось большим темным пятном на фоне окружающих его полей. Никто там не шевелился и не разжигал костров. Да и кого в такую темень занесёт в это мрачное место! Даже больной на всю голову стороной обойдёт.
Всё, надо сворачиваться. Хватит мистики на сегодня.
Что там это клоун слабоумный клевещет про доблестных прапорщиков?
Смена подходила к концу, никуда их больше не посылали и парни расслабились. Даже Мышкин, до глубины души потрясённый увиденным ранее, сидел спокойно и в бой не рвался.
Учитывая, что бензин был практически на нуле, милиционеры перешли из разряда патрульных в постовые, поставили машину на пригорке в посёлке Нагорный и наблюдали за кладбищем, которое отсюда почти полностью просматривалось, находясь примерно в километре от окраины города.
Никаких огней и шевелений там не наблюдалось.
Тишина … Благодать …
До конца смены осталось полчаса. Всё, можно потихоньку рулить к отделу. Ничего уже не случиться. Да и не должно было случиться. Это всё участковый местный, нагнал жути всякой … Виталя чуть-чуть в эту ересь про сатанистов не поверил. Ну надо же, ведь взрослые ж люди! Тьфу …
– Сторожит, значит, сторож яблоневый сад – не умолкал жизнерадостный Прохоров. – Ночь, тишина … как на кладбище. Вдруг, слышит шуршание в деревьях. Ну, сторож подкрадывается к яблоне, значит, и видит, что из листвы ноги свисают. А на земле, под яблоней, мешок, а в него, значит, яблоки сыплются. Ну, сторож подошёл и – хвать рукой между ног! За яйца, значит, вора схватил. И сжал!
От представленной картины Виталю аж всего передёрнуло и перехватило дух.
– Сжал, значит, и спрашивает: «Ты кто?» – голосом садиста, с выражением, продолжал водитель. – Сверху тишина. Сторож ещё сильней сжал: « Ты кто?». В ответ опять тишина. Тогда сторож, значит, сжал со всей силы, аж по рукам потекло: « Ты кто, назовись!». А сверху такой си-иплый голос: «Яков я». Сторож: «А чего молчал?». «Глухонемой я …».
На заднем сидении от всей души захохотал Мышкин.
Зотов хмыкнул, изобразив смех, и уже потянулся к рации, чтобы сообщить дежурному, что снимает наблюдение, как из динамика раздался голос Петровича:
– Тридцать первый, ответь Городу!
– Тридцать первый, ответь Городу!
Виталя отдёрнул руку от рации, как от атакующего тарантула. Недоумённо посмотрел на замолчавшего на полуслове Прохорова. Тот обиженно передёрнул плечами – не дали дорассказать этнический анекдот про представителя всем известной народности, обитающей на Крайнем Севере.
Зотов отвёл взгляд от обидевшегося сержанта и затравлено посмотрел на рацию. Так кролик смотрит в гостеприимно распахнутую пасть голодного удава. Как же так? Ведь смена почти закончилась. А дежурный просто так вызывать не будет. Сейчас отправит куда-нибудь к чёрту на кулички.
Не-ет, хватит сегодня всякой чертовщины!
– Тридцать первый, уснул, что-ли? – надрывался дежурный.
– Да слышу я, слышу! На связи я! – недовольно отозвался Зотов.
– Где находишься?
– В Нагорке на пригорке! Внимательно гляжу на городское кладбище. Глаза уже смозолил. Приближающегося Апокалипсиса в упор не наблюдаю. Снимаюсь и еду на базу.
– Отставить базу! – дежурный был явно встревожен. – Мне уже четверо позвонили с Нагорки. Опять какие-то огни наблюдают.
– Я вижу только темноту – неуверенно ответил прапорщик и внимательно посмотрел в ту сторону, где находилось кладбище. Стемнело уже окончательно и даже силуэт погоста почти не просматривался.
Вдруг Витале показалось, что на самом отдалённом участке кладбища, называемом в народе Старым Кладбищем, еле заметно мерцает тусклое зарево. Старое Кладбище находилось на небольшом отдалении от основного, было практически заброшено, никем не расчищалось и всё заросло кустами и деревьями, среди которых виднелись редкие полугнилые кресты. Редкие родственники усопших не могли справиться с наступающей растительностью и махнули рукой, поминая родных на окраине, не нарушая покой заросшего кладбища.
– Проверьте, тридцать первый! – безотлагательным тоном приказал дежурный.
– Выезжаем – лаконично ответил Зотов, не отрывая взгляда от кладбища.
– Да ну … вот ещё – заныл Прохоров, рассчитывая после сдачи дежурства всё же смотаться в «Ключи», чтобы довести до победного конца операцию по завоеванию сердца Кристины, неприступной, и потому такой желанной. – Нет там никого … Налакались, наверно, самогона, алкаши нагорковские … Вот и «глючит» их, огоньки какие-то долбанные увидали. Через час позвонят, скажут – черти цыганочку пляшут … А ещё через час …
– Ша! – перебил брюзжащего сержанта Зотов. – Прохор, а ведь там, в натуре, зарево какое-то …
– В на-атуре … шьют дела в прокуратуре! – передразнил командира Санёк. – У тебя тоже, что ли, крышу сорвало? Перегрелся … али переработал? Пора лететь на юг, а?
Сержант с издёвкой смотрел на командира.
– Завали хлебало, сынок! – стальным голосом осадил зарвавшегося водителя не на шутку рассердившийся Зотов. Очень уж он не любил, когда всякие там салабоны (типа Прохорова, который проработал в «органах» гораздо меньше него) пытались выставить его идиотом. Боевого прапорщика, имеющего за плечами почти двадцатилетний стаж, кучу медалей и нашивок за ранения!
– Разуй зенки, клоун! Будь серьёзней, а то всю жизнь на приколах … Джим Керри местного разлива! Тупой, ещё тупее … мать твою! – разорялся грозный прапорщик, с каждой фразой «приземляя» сержанта «на землю». – Смотри внимательно на Старое Кладбище. И если ничего не увидишь, то порву, как Тузик грелку! Ну!?
Присмиревший сержант, пробормотав: «Какой-то ты нервный сегодня. Месячные, наверно», осторожно отодвинулся подальше от разъярённого командира и послушно уставился во тьму.
Мышкин же наоборот подскочил на заднем сидении и, бесцеремонно раздвинув руками сидящих впереди коллег, вытянул голову вперёд, лихорадочно рассматривая раскинувшееся в темноте кладбище.
– Ну? – повторил вопрос Зотов, сейчас уже обращаясь к Лёхе.
– Ви-ижу – испуганно протянул парень.
– Что за … хрень … – Прохоров тоже подался вперёд, пытаясь разглядеть в темноте зловещие блики. – Ни фига себе … Там пожар, что ли?
– Ага, пожар! – усмехнулся Виталя. – Давай пожарным сообщим, пусть едут тушить … кладбище … А то могут быть жертвы!
После этих слов Зотов посмотрел на Лёху и подмигнул ему. Мышкин, вздрогнув, передёрнул плечами и вытер вспотевшие ладони о брюки.
– Поехали, повоюем – резко сказал Прохоров и завёл двигатель.
– Ну вот, другое дело. Вперёд, на штурм! – бросил боевой клич довольный Виталя и с пафосом продекламировал: – В «вертушке» драной, с одним стаканом мы с боем занимали города … и кладбища!
Направляясь к кладбищу, патрульная машина покатила в темноту, прочь от освещённого города.
Зрелище на самом деле было ужасающим. До такой степени кошмарным, что человеческий разум отказывался воспринимать за реальность явившуюся из преисподней жуткую картину. Всё вокруг – кровь, разорванные внутренности, истлевшие скелеты, отвратительный запах мочи и горящего мяса, зловещий треск огня, хруст пожираемых хрящей и костей, – всё являло собой дерзкий вызов всему живому, плод ненормальной, больной фантазии каких-то нелюдей.
В воздухе был почти осязаем запах нечеловеческой боли, звериной жестокости и запредельного страха, первобытного ужаса перед зловещей неизвестностью и злобными тварями из доисторических мрачных пещер и кошмарных джунглей …
… Патрульная машина свернула с трассы на просёлочную дорогу, ведущую к Старому Кладбищу. Не переставая материться, Прохоров вёл машину по этому подобию дороги, подпрыгивая на сидении при встрече с нескончаемыми рытвинами и ухабами.
Дорога извивалась, как серпантин. На каждом повороте сержант рисковал съехать с полотна и погрузиться по самые уши в небольшие болотца, поджидающие очередную жертву по обеим сторонам дороги. Учитывая извилистость и «гофрированность» дороги, непроглядную темноту милиционеры потратили гораздо больше времени, чем рассчитывали, чтобы добраться до места.
– Тридцать первый – Городу! – недовольно проворчал в радиоэфире Петрович. – Почему не докладываете про обстановку? Всё ещё едите, что ли?
– Е-е-дем – подпрыгивая на очередном ухабе и потому сбиваясь, ответил Зотов. – Как приедем, доложу …
Витале показалось, что вдалеке блеснули фары автомобиля, уезжающего от кладбища в сторону города по другой дороге. Но сколько ещё он не всматривался, но больше ничего не увидел. Может, дачник какой-нибудь из своего коллективного сада едет. А может и показалось.
– Ну что вы так долго едите? – не унимался дежурный. – До кладбища всего километр … пешком за пять минут можно дойти!
– Дай я ему скажу, куда он пешком может идти – прорычал взъерошенный Прохоров, яростно выкручивая баранку на крутом повороте.
– Спокойствие, только спокойствие – голосом мультяшного Карлсона проскрипел Зотов и ответил по рации:
– Петрович, мы на Старое Кладбище едем. Там на самом деле какие-то огни горят … Черти, наверно, тусуются.
– Тогда чертей задержать и в «дежурку»!
– Есть, герр майор!
Прохоров вплотную подъехал к заросшему погосту, заглушил двигатель и включил мощный прожектор-фароискатель. Яркий луч света высветил протоптанную тропу.
Парни вышли из машины и все втроём потопали по тропинке, стараясь делать это как можно громче. Всё-таки место мрачноватое, а яркий свет от прожектора и шум ботинок как-то ободряют, что ли.
Примерно через десять метров милиционеры вышли на расчищенное место и остолбенели. Идущий последним Мышкин с ходу наткнулся на спину внезапно остановившегося водителя, с любопытством выглянул из-за его плеча и так и остался стоять с отвисшей нижней челюстью.
Площадка диаметром примерно метров десять была расчищена от кустов и сгнивших надгробий. Посередине в землю был вкопан относительно новый большой деревянный крест. Перевёрнутый, верхушкой вниз. Крест подпирали пять металлических прутьев. К вертикальному брусу креста за руки и ноги мощными гвоздями было прибито человеческое тело. Мужское. Было видно, что мужчину перед смертью жестоко пытали. Кожа лохмотьями свисала с изуродованного тела. Голова полностью скальпирована. Переломанные локтевые и коленные суставы неестественно выгнуты. На месте живота громадная рваная рана, из которой вывалились кишки, переплетённые в омерзительную вздувшуюся синюшно-красную массу. Вырванные гениталии прибиты гвоздями к оскальпированному лбу. Из пустых глазниц сочилась кровь. Ушные раковины отрезаны. Нос с вырванными ноздрями вдавлен во внутрь. Рот с обеих сторон разорван. Вообще, на том месте, где раньше было лицо, сейчас образовалось сплошное кровавое месиво.
Раскрытый в немом крике рот трупа кишел червями и опарышами. По всему телу сновали отвратительные крысы и рвали остывающую плоть с таким хрустом, от которого волосы вставали дыбом.
На земле вокруг Жертвенника был плотно навален весенний сушняк – сухая трава, всевозможные ветки, сучья, доски. Всё это давало пищу для огня – вечно голодного монстра, который со зловещим урчанием пожирал человеческую плоть, обглодав уже ступни беззащитной жертвы, и теперь рвался вверх в поисках пищи, дерзкий и жестокий, упивающийся своей безнаказанностью.
Вокруг ужасного алтаря цепочкой были разложены отрезанные кошачьи головы, оскаленными мордами направленные на жертву. Дальше был круг из беспорядочно разбросанных на земле мёртвых ворон. А по краям площадки располагались человеческие скелеты, вырытые, видимо, здесь же, на Старом Кладбище. Скелеты были разложены в таких позах, что создавалось леденящее душу впечатление, что они ползут к Жертвеннику, за долгие годы мрака и пустоты изголодавшиеся по человеческой плоти.
Парни с ужасом смотрели на это кошмарное явление ада. Сзади раздались утробные звуки. Это блевал Лёха Мышкин. Парни даже не обернулись. Они в оцепенении пытались понять, как же можно ненавидеть всё живое, чтобы совершить такой нечеловеческий ритуал.
И не находили ответа на свой незаданный вопрос.
Мерзкие крысы же продолжали рвать на куски тело замученного до смерти человека, нисколько не опасаясь приближающегося огня и подошедших людей. Прохоров, не выдержав этого омерзительного зрелища, выхватил из кобуры пистолет и начал стрелять по обнаглевшим тварям. От ужаса и возмущения его трясло крупной дрожью, поэтому пули уходили в никуда, не причиняя никакого вреда крысам. Они даже не обращали внимания на особенно громко грохочущие в ночной тишине выстрелы, занятые своей кошмарной трапезой.
Более сдержанный Зотов изловчился и перехватил снизу кисти водителя, резко нажал вовнутрь и отработанным движением выхватил пистолет у разъярённого напарника.
– Суки! Твари! – заорал Прохоров, лишившись оружия. – Раздавлю мразей! Отдай ствол!
– Тихо, Саша, тихо! – схватив за ворот куртки, притянул к себе водителя Зотов. – Не надо шмалять просто так. Вот поймаем уродов, которые это сотворили – и завалим их при попытке к бегству. Без суда и следствия. Согласен, Саня?
И при этих словах прапорщик сильно встряхнул чуть не обезумевшего друга.
– Да, Виталя, завалим – прошептал поникший сержант. – Завалим … тварей.
– Ну вот и ладушки – видя, что Прохоров успокоился, Виталя вручил ему пистолет. – Я пошёл «обрадую» Петровича, а ты пока отгони крыс … каким-нибудь более спокойным способом. И за этим через чур впечатлительным парнем приглядывай, а то «зажмурится» ещё от страха. И будет у нас два трупа вместо одного …
Прапорщик глазами показал на Мышкина, который своими рвотными массами уже загадил всю тропинку.
Услышав слова командира, Лёха опять согнулся и начал содрогать нависшую тишину утробными нечленораздельными звуками.
– Откуда в тебе столько го… гадости – брезгливо перешагивая через воняющие лужицы, пробурчал Зотов, направляясь к машине.
Прохоров, окончательно пришедший в себя, оглянулся вокруг, поднял с земли кусок доски и начал осторожно спихивать с трупа крыс, стараясь ничего не повредить, чтобы эксперту-криминалисту место происшествия досталось в первозданном виде.
Ещё нужно было затушить огонь. Признаков воды рядом не было. Всем известным пионерским способом Саня тушить не хотел, да и просто не смог бы в окружающей обстановке.
Тогда он обломком доски отгрёб от трупа горящий сушняк и ботинками затоптал его. Лишившись подпитывающей поддержки, огонь, пожирающий тело, недовольно фыркнув, погас.
Отбросив ставшую ненужной доску, Прохоров осмотрелся вокруг.
Взгляд у него был тяжёлый …
Зотов, испытывая огромное облегчение от того, что он покинул мрачное место, подошёл к машине и вызвал по рации дежурного.
– На связи Город! – оживлённо ответил Петрович, ожидающий вызова. – Чертей задержали?
– Тебе, я вижу, смешно. Хочешь, расскажу тебе байку – обхохочешься? – мрачно ответил прапорщик.
– Рассказывай – осторожно поинтересовался дежурный, ещё не знающий, какая развесёлая ночь его ожидает.
– Слушай. Жило-было старое-престарое кладбище. Никого не трогало, потихоньку зарастало растительностью. Но вот пришли злые-презлые сатанисты, всё вытоптали, скелеты выкопали, кресты поломали. Правда, один крест они целым оставили. Вкопали его в землю вверх ногами, и прибили к нему жертву. Человеческую. Ножичками жертву порезали, кишки выпустили, уши отрезали, глаза выкололи, а потом подожгли. Повеселились от души, праздник удался …
– Так, а теперь поподробней – вмиг стал серьёзным дежурный.
– Докладываю. На Старом Кладбище с южной стороны расчищена площадка, диаметром примерно метров десять. Посередине вкопан перевёрнутый крест. К нему гвоздями прибито мёртвое тело мужчины … изуродованное тело. Смерть наступила недавно, так как кровь ещё полностью не свернулась. Его жестоко пытали, Петрович! По зверски. Вокруг трупа на земле валяются отрезанные кошачьи головы, мёртвые птицы и вырытые из могил скелеты … Петрович, здесь всё изображено как на рисунках в доме Кирчановых. Ты звонил в Кордон, узнавал, где они?
– Они выехали – по инерции ответил дежурный и тут же вскинулся:
– Так у тебя там убийство, что ли?
– Да – заорал Виталя. – Убийство, совершённое с особой жестокостью! А ещё, согласно Уголовному кодексу, здесь похищение человека, истязание, вандализм, осквернение могил. Возможно, ещё вымогательство. Тебе номера статей назвать, или сам догадаешься, что надо поднимать начальника, прокурора и судмедэксперта? И следственную группу сюда отправляй …
– Оставайся на месте и ничего не трогай! – поникшим голосом сказал Петрович и начал набирать домашний номер начальника Горноуральского отдела внутренних дел.
На часах было два часа ночи. О спокойном окончании смены оставалось только мечтать.
