Дворец культуры был гордостью города Охламонова – районного центра одной из областей центральной России. Массивное, прямоугольное в плане,сооружение с высоченными бетонными, квадратными в сечении, колоннами по фасаду и оригинальным куполом на крыше – было по виду несколько тяжеловато и немного напоминало тяжеловесные образцы тевтонской архитектуры. Но для Дворца архитекторы выбрали очень выигрышное место: он стоял на высоком холме в излучине довольно полноводной реки Карасихи и величественно возвышался над городом, застроенном разномастными малоэтажными постройками, среди которых большинство составляли одноэтажные частные дома, утопавшие в зелени. На их фоне Дворец выглядел океанским лайнером среди рыбацких фелюг. За Карасихой, через которую неподалёку был перекинут единственный в городе мост, к самому горизонту тянулись колхозные поля и с любой точки этих полей Дворец был хорошо виден, как маяк на берегу моря. На путника, ехавшего в Охламонов по петлявшей среди полей дороге, и впервые увидевшего Дворец, он производил сильное впечатление: никак нельзя было предположить такой мощный всплеск градостроительной фантазии среди безмятежных полей гречихи и гороха, пшеницы и овса, кукурузы и подсолнечника, монотонно следовавших одно за другим. «Ну, ничего себе! – обычно восклицал удивлённый путник, – это что ж такое!». А один эстет выразился замысловато: «Ле Корбюзье какое-то!» – и непонятно было хвала это, или хула. То, что такой Дворец был построен в заштатном районном центре и явно был не по его статусу, вызывало удивление. Злые языки намекали на какие-то неформальные и близкие, чуть ли не родственные отношения между первыми секретарём райкома партии и первым секретарём обкома, но официально всё объяснялось просто: заботой о повышении культурного уровня жителей села, глубинки, создающих материальные ценности и достойных высот культуры.Кроме жителей районного центра Дворец также был рассчитан на жителей расположенных рядом с Охламоновом деревень и сёл: Захаровки, Гнусавки, Карасевки, Выполья, Доносиловки и Денисовки. Иногда, в особо торжественных случаях,для массовости во Дворец привозили жителей и более отдалённых сёл и деревень: Логунова, Стрекалова, Торунова, Хлебищей и даже Балабанья. Впрочем, жителям этих сёл такая поездка не была в тягость: всё же какое-то развлечение и разнообразие в монотонном течении будней…Дворец построили давно – пуск в эксплуатацию состоялся пятого ноября 1968 года. В этот день здесь впервые провели торжественное собрание городской и районной общественности по случаю 51-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Дворец культуры строили долго – почти десять лет и первоначально планировалась его сдача в эксплуатацию в 1967 году к 50-летию революции. В Охламоновском райкоме Коммунистической партииСоветского Союза принимались все меры, чтобы сделать такой подарок к круглой дате. Но, несмотря на все старания и чрезмерные усилия, не успели. Уж сколько совещаний провели в райкоме, райисполкоме, строительном управлении СУ «Охламоновстрой», на районном заводе ЖБИ (железобетонных изделий), Райснабсбыте и других организациях, причастных к строительству, сколько человек получили взыскания и лишились своих должностей, а начальник и главный инженер стройуправления получили строгие выговоры по партийной линии с занесением в учётную карточку, но мечта первого секретаря райкома партии – сдать Дворец к юбилею (как яичко к Христову дню) – увы, не сбылась. Одно время и начальника, и главного инженера стройуправления даже сняли с работы и почти месяц СУ «Охламоновстрой» временно возглавлял и.о. начальника, пока подыскивали новых руководителей, но желающих занять «расстрельные» должности не нашлось даже под угрозой расстаться с партбилетом, и пришлось возвращать прежних. Одно время и новый срок сдачи был под угрозой, но к завершающим операциям – уборке мусора, сборке и расстановке мебели, чистке и мытью помещений, благоустройству территории, посадке зелёных насаждений -райком и райисполком привлекли почти всё население города – трудоспособных и не очень, включая школьников, учащихся ПТУ – железнодорожного и механизации сельского хозяйства, студентов местных техникумов – сельскохозяйственного и художественно-прикладных ремёсел, и даже пенсионеров и временно не работающих. А служащие всех без исключения учреждений, организаций, предприятий и контор должны были отработать «барщину» по тридцать рабочих дней на этой важнейшей стройке района и даже области. Это было похоже на всеобщую городскую мобилизацию. И начиная с первого сентября до пятого ноября жизнь города была полностью посвящена и подчинена одному – сдаче Дворца культуры. Честно говоря, такой огромный Дворец для такого небольшого города (скорее городка), как районный центр Охламонов, был излишне большим. По проекту Дворец был универсальным: зрительный зал на три тысячи зрителей (как для проведения собраний, так и для концертов, театральных постановок, показа кинофильмов), отдельный небольшой репетиционный зал (чтобы можно было репетировать тогда, когда основной зал занят), выставочный зал для проведения экспозиций и выставок, небольшой краеведческий музей, и десятки помещений размером поменьше для всевозможных кружков, студий, и даже спортивных секций – всё для повышения культурного уровня строителей коммунизма отдельно взятого района. А в куполе на крыше даже размещалась небольшая обсерватория для наблюдения за звёздами и первыми советскими космическими кораблями «Восток» и «Восход» – предмет особой гордости руководства, ведь обсерватория была единственной в области – даже в областном центре такой не было. Первоначально в проекте Дворца обсерватория не предусматривалась, но когда строительство было в разгаре, Юрий Гагарин впервые в истории слетал в космос, и на волне всеобщего восхищения и энтузиазма советского народа и повышенного внимания к этой сфере, проект был срочно изменён: была добавлена обсерватория. Хорошо, что строительство было в начальной стадии и строители ещё не добрались до верхних отметок – проектировщикам пришлось переделать только конструкцию крыши: встроить в неё лёгкий купол и немного усилить перекрытие зрительного зала. Правда, раздавались критические голоса отдельных… явных и тайных злопыхателей, что если собрать в новом Дворце культуры всё взрослоенаселение города, включая пенсионеров и старших школьников, то навряд ли заполнятся все его помещения. И они, наверное, были правы: согласновсеобщей переписи населения СССР 1959 года в городе Охламонове было тридцать тысяч восемьсот тридцать семь жителей – шестнадцать тысяч тридцать два – женского пола и четырнадцать тысяч восемьсот пять мужского. Но ведь злопыхатели обязательно в любом хорошем деле найдутся – не стоит обращать на них внимание. Главное, что всё делается «во имя человека, для блага человека!» – такие красивые слова прозвучали в докладе первого секретаря райкома партии Евдокии Антоновны Огузкиной на торжественном собрании в честь 51-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Евдокия Огузкина была красивой молодой женщиной (статная, высокого роста, с красивой фигурой, белолицая), напоминавшей своей народной красотойминистра культуры Екатерину Алексеевну Фурцеву. И даже судьбы их были в чём-то схожи. Также, как и Фурцева, она начинала с самых низов – если Фурцева у ткацкого станка, то Огузкина на колхозном поле. За глаза все любовно называли её «Дуся»: «Дуся сказала, Дуся решила, Дуся приказала». Это торжественное собрание, первое в истории Дворца, получилось и самым торжественным и впечатляющим. На нём присутствовал и выступил первый секретарь обкома партии товарищ Авдей Германович Подковин, который зачитал поздравление министра культуры Фурцевой. Огузкина очень хотела, чтобы на открытие Дворца приехала сама Екатерина Алексеевна, с которой она познакомилась на одном из пленумов ЦК КПСС, но та из-за занятости не смогла.Приехал Подковин. Из-за этого пришлось собрание в Охламонове проводить не шестого ноября, накануне праздника, как было принято, а пятого, потому, что шестого собрание проходило в областном центре и первый секретарь по традиции там делал доклад. Но это собрание в новом Дворце культуры города Охламонова было всем собраниям собрание и запомнилось надолго всем присутствующим.Мало, того, что на нём присутствовали первый секретарь обкома партии и председатель облисполкома, но после собрания был дан такой концерт, которого никогда жители города не видели. В первом отделении, как было принято, выступили официально-идеологические артисты и коллективы, ансамбль песни и пляски исполнявшие песни, прославляющие Коммунистическую партию и советский строй, типа: «Партия – наш рулевой!», «Ленин всегда с тобой», «Наш паровоз вперёд лети!», «Расцветай, земля колхозная!», а во втором отделении выступили артисты, любимые народом: Леонид Осипович Утёсов и Клавдия Ивановна Шульженко. Вот тогда впервый и единственный раз в истории Дворца его зал был полностью заполнен: люди сидели в проходах и на ступеньках…«Какой Дуся праздник нам устроила!» – восхищались жители. Никогда впоследствии в зале Дворца не набиралось народу больше, чем тогда. Обычно зал заполнялся в лучшем случае наполовину, и это при условии, если в соответствии с разнарядкой райисполкома сюда приводили старшеклассников из школ и прочий контингент: студентов, учащихся ПТУ, служащих и всех, кого можно было заставить прийти… Дворец жил своей дворцовой жизнью долгие годы, и эта жизнь имела несколько своих отчётливо различимых периодов. Первый период с 1968 года и до 1991 года – года ГКЧП. Это период безмятежного существования при плановом социализме, когда всё и вся (включая бюджет) определялось сверху и спускалось вниз для исполнения. Жили скучновато, но с уверенностью в завтрашнем дне. Не было даже намёка на то, чтобы не была в установленный срок выплачена зарплата, или людей неожиданно уволили, или просто выкинули на улицу. Второй период: от ГКЧП до (ориентировочно) 2002 года – переходный период от социализма к капитализму, или период «дикого капитализма». В этот неспокойный период выживания выживали все – и люди, и… здания. Огромному зданию Дворца пришлось туго. Расходы на его содержание не перекрывались небольшими доходами от мероприятий, которые проводились в его стенах. Совершенно неожиданно для нескольких десятков людей, работавших во дворце и занимавших должности согласно штатному расписанию (а здесь были культпросветработники – руководители кружков, студий, секций; хозблок, ответственный за создание условий жизнеобеспечения: дворники и уборщицы, вахтёры и сторожа, слесари-ремонтники и сантехники, рабочие сцены и просто рабочие, и даже несколько мастеров на все руки, работавших в мастерской в подвале – токарь-универсал (одновременно сверловщик и фрезеровщик), слесарь-сборщик, электрик, плотник, работники котельной, стоявшей в глубине заднего двора: чтобы зимой обогреть огромное здание была построена своя котельная; киномеханики, бухгалтера). Однажды выяснилось, что финансирование Дворца на очередной наступивший новый годпрекращено. Областное управление культуры сообщило, что Дворец переводится на хозрасчёт – самоокупаемость. Когда директор Матвей Ильич Фурсадов собрал коллектив и сообщил новость, это произвело эффект разорвавшейся бомбы.
– Это как? – недоумевали люди, – что значит самоокупаемость?
– Это значит, что мы должны оказывать населению платные услуги.
– Что, и детские кружки и студии?
– И спортивные секции?
– Да, и детские кружки, и спортивные секции, – устало ответил директор
– А что, государство теперь не будет заботиться о своих детях? Об их развитии?
– Нет, государство перекладывает теперь это всё на плечи людей. Частная инициатива, говорят. Рынок всё отрегулирует: ненужное людям отомрёт, а нужное, востребованное останется! Принцип такой… Спрос рождает предложение!
– Да, но спрос должен быть платёжеспособным… А откуда у людей деньги?
– Бросают людей на произвол судьбы!
– Такое у нас государство.
– Нет, это неправильно!
– Кто же это всё придумал?
– Молодые реформаторы. Их целая компания. Фамилии вы знаете, они у всех на слуху.
– Откуда они взялись на нашу голову?
– Известно откуда – из Америки…
– Попомните, всё это плохо закончится! – сказал из зала чей-то голос.
– Как знать, как знать, я бы не смотрел на всё так мрачно, – возразил директор, – там, наверху, знают, что делают…
Обсуждение новости шло долго и все пришли к выводу, что никакой самоокупаемости на платных услугах не получится: кто отдаст свои деньги, чтобы ребёнок занимался в кружке? Да никто! Надо всем искать другую работу. Но где её найти на всех в маленьком Охламонове? И тут в конце обсуждения раздался несмелый голос руководителя астрономического кружка Персея Телепнёва:
– Матвей Ильич, а как мне добиться окупаемости?
– Да уж вам, Персей Давыдович, сделать это будет труднее всех, – грустно сказал директор и пошутил, – если вам не помогут инопланетяне с Альфа Центавра…или какой другой звезды.
Все засмеялись. Но это был грустный смех. Инопланетяне никому не помогли. Все кружки, студии, секции за короткое время прекратили своё существование. И обсерватория тоже. А ведь в своё время, несколько лет назад, Телепнёв, годами наблюдавший небо каждую безоблачную ночь и изучивший его как свою ладонь, открыл пусть небольшой, но значительный астероид, который был назван его именем, и таким образом прославил и его, и город Охламонов. Об этом написали все местные и даже некоторые центральные газеты, в Охламонов приезжала съёмочная группа одного известного телеканала и сюжет о Персее Телепнёве и сделанном им открытии смотрел весь городок, узнавая в телевизоре родные места, знакомых людей, живущих по соседству. Астероид вращался вокруг солнца, его орбита пересекалась с орбитой Земли, и учёные посчитали, что в 2127 году астероид пройдёт так близко возле нашей планеты, что возможно столкновение. Размеры астероида Телепнёва были около полукилометра в длину и сто метров в ширину –при столкновении (не дай Бог!) наделает много бед. Но когда это будет… Ажиотаж постепенно стих. И вот вместо кружков в помещениях бывшего очага культуры стали размещаться в первую очередь организации торговые, общепита, а также обслуживающие заведения бывшей службы быта.
Матвей Ильич неожиданно быстро из культуртрегера районного масштаба превратился сначала в робкого предпринимателя, делавшего первые шаги на поприще рыночных отношений, а потом в крутого бизнесмена. Когда областной комитет по госимуществу выставил Охламоновский Дворец культуры на торги, как ненужное государству имущество, желающих вкладывать деньги в этот непонятный объект, с неясными перспективами использования и требовавший огромных затрат на своё содержание и эксплуатацию, не нашлось и первые торги потерпели фиаско. Тогда директор Фурсадов решил рискнуть: он взял ссуду в одном из первых коммерческих банков и во втором аукционе, когда первоначальная цена на Дворец культуры была снижена в три раза по сравнению с первоначальной и убраны ограничительные условия его эксплуатации, сам выкупил свой дворец. Таким образом, он быстро и элегантно превратился из наёмного директора в собственника, владельца огромной и несуразной по тем временам недвижимости. Все местные зарождающиеся бизнесмены, узнав об этом,подумали одинаково: «Вот дурачок, зачем он взвалил такой груз себе на плечи? Прогорит, ой, прогорит!». Но получилось иначе. Матвей Ильич Фурсадов, отличавшийся предприимчивостью и не боявшийся рисковать, хорошо обдумал этот, показавшийся многим опрометчивым и даже безрассудным, шаг. Он постарался недостатки Дворца превратить в его достоинства. В здании со множеством помещений можно разместить много торговых точек; здание Дворца располагалось не в центре города, а на окраине – это позволяло сделать рядом большую автомобильную стоянку; то, что неподалеку проходила магистральная автодорога – Федеральная трасса, ведущая из Москвы на юг, к тёплому морю, так это хорошо – он сделал заезд с трассы и поставил указатели – минимум десятая часть машин из потока съезжала с дороги, чтобы посетить Дворец для покупок; огромный зрительный зал разделили на три части: зрительный зал на шестьсот мест, обычно используемый как кинотеатр, предприятие быстрого питания на сто человек, и гостиницу на тридцать номеров.
Все эти нововведения потребовали большую реконструкцию. Фурсадов её провёл. Он долго думал, что делать с куполом на крыше – помещениемастрономического кружка. Потом решил использовать его в качестве своего кабинета. Было интересно наблюдать за людьми, заходившими сюда на приём к директору и вдруг вместо определённого и стандартного директорского кабинета попадавшими в обсерваторию. Фурсадов специально ничего не стал выбрасывать из этого помещения: ни портретов астрономов древности, развешанных по стенам, ни карт звёздного неба с названиями созвездий, ни телескопов, направленных в небо…В центре помещения находился макет солнечной системы: огромное солнце и вращающиеся вокруг него планеты… Удивлению посетителей не было предела. Однажды перед Новым годом Фурсадов, имевший в характере юмористическую жилку, вспомнил свою артистическую молодость и нарядился в костюм звездочёта: чёрного цвета мантия, усыпанная яркими звёздами и высокий красный колпак конической формы, на лице – бумажная маска, закрывающая пол лица. Посетители, приходившие к нему на приём были в шоке… После этого случая Фурсадов прослыл большим оригиналом. К нему тогда прицепилось прозвище «астроном».
А вот период после 2002 года – период относительной стабильности в новой исторической формации. Все пертурбации переходного периода, которые могли произойти – произошли и ситуация стабилизировалась. Дворец культуры превратился в большой торговый центр с таким же, правда немного укороченным названием (культуру убрали), гордо красующимся по фасаду: «ДВОРЕЦ». А что, красиво звучит: «Торговый центр «Дворец»! Просто и красиво. Если раньше Дворец культуры доминировал над окрестностями, как форпост культуры и искусства, внедрявшегося в массы населения, то теперь торговый центр «Дворец» доминировал над окрестностями как форпост торгашеского капитализма, во главу угла поставившего принцип: прибыль любой ценой. Тёмными ночами огромные светящиеся в высоте неоновые буквы «Д В О Р Е Ц» были хорошо видны с любой точки окрестных полей как символ победившего на просторах Охламоновского района капитализма. Директор торгового центра старался поддерживать здание в нормальном рабочем состоянии: производил необходимые текущие ремонты, заменил прохудившуюся за долгие десятилетия металлическую кровлю на современную пластиковую, полностью отремонтировал систему водоснабжения и отопительную систему. Фурсадов понимал, что все эти капитальные затраты окупятся в будущем, так как доход гарантирован в том случае, если здание Дворца будет в исправном состоянии. В принципе, его расчёты были верными, но не учитывали то, что в коммерческих договорах называется мудрёным иностранным словечком «форс-мажор». В 2012 году в некоторых регионах России случилось наводнение. Прошли такие обильные дожди, что многие реки вышли из берегов и затопили города и сёла. Особенно сильно тогда пострадал город Крымск. Были затоплены улицы и дома, многие люди лишились жилья. Охламоновская река Карасиха, обычно тихая и спокойная, тоже взбрыкнула. В верховьях реки прошли сильные дожди – за сутки выпала месячная норма осадков – и огромная масса воды устремилась вниз по течению, затапливая низины.И горе тем поселениям, которые располагались в низинах. Но охламоновцы были спокойны – их городок стоял на возвышенности, гарантировавшей от подтопления. Но уровень реки поднялся на три с половиной метра и вода затопила набережную у подошвы холма, на вершине которого гордо возвышался торговый центр «Дворец». И в это время тяжёлые низкие тучи, разбухшие от влаги и пришедшие ночью с юго-запада, вылили свои запасы на город. Потоки воды с шумом устремились по узким охламоновским улочкам вниз, к реке Карасихе. Ливень продолжался почти до утра, а утром тучи ушли дальше и, как ни в чём не бывало, яркое солнце засияло в промытом прозрачном воздухе, разгоняя лучами клубы тумана над водой. И тогда первые ранние горожане, спешившие на работу, увидели, что часть холма, на котором стоял Дворец, съехала вместе с росшими на склоне деревьямивниз, на затопленную набережную. Произошёл оползень. Дворец устоял, но обнажился значительный участок массивного ленточного фундамента длиной около пяти метров, а двухметровый кусок фундамента и вовсе осыпался, в этом месте остались только прутья толстой арматуры с прилипшими кое-где кусками бетона – либо бетон был некачественным, либо по какой другой причине. Над торговым центром нависла реальная угроза. Уже после обеда Фурсадов вместе с заместителем главы районной администрации по развитию и строительству Степаном Игнатьевичем Торчинским собралина месте аварии «консилиум» специалистов-строителей из местного СУ «Охламоновстрой», управления механизации и срочно вызванных из областного центра представителей проектной организации «Облархстройпроект», проектировавшей Дворец культуры и учёных строительного факультета Технического университета. Тон задавал заведующий кафедрой оснований и фундаментов профессор Колыванов, представительный и видный мужчина, знавший себе цену. В белых касках и резиновых сапогах до колен члены представительной комиссии забрались по раскисшей глине к аварийному участку, где рабочие сколотили на скорую руку из досок-сороковок настил и ограждение, чтобы ненароком кто-нибудь из высоких гостей не скатился с крутого склона, и принялись обсуждать варианты решения возникшей проблемы.
– Арматура хорошая, не проржавела, фундамент сам по себе прочный. Если б не оползень, так ещё сто лет бы простоял, – сказал главный инженер СУ Иван Клиновский, указывая на оголённые прутья.
– Прошу отметить, в проекте фундамента нет никаких ошибок! – заявила представитель проектной организации Францева, худая язвительная особа с ярким шейным платком, выглядевшая довольно комично в больших, не по размеру, сапогах.
– Так почему бетон выкрошился, если фундамент хороший, проект без ошибок? – спросил доцент Завьялов и взял в руки кусок бетона из осыпавшегося фундамента.
– Может, агрессивные грунтовые воды? – предположил заместитель главы районной администрации по развитию и строительству Торчинский.
– Да какие тут на холме грунтовые воды? – с сомнением спросил профессор Колыванов. – Дайте чертёж,Агнесса Ивановна, – обратился он к представителю «Облархстройпроекта» Францевой, взглянул на чертежи, – нет тут никаких грунтовых вод. Но мы несколько отклонились от главного вопроса: как будем укреплять фундамент и спасать здание от обрушения? У кого будут какие предложения?
Предложений было много. Произвести отсыпку холма и посадить деревья для закрепления грунта корнями, усилить фундамент способом инъекций, сделать подпорную стену, удерживающую грунт от сползания вниз, залить под фундаментом через каждые три метра бетонные колонны в грунте, на которые будет опираться фундамент, забить бетонные сваи вдоль фундамента…
– А как вы будете забивать здесь сваи? Как загоните сваебойный агрегат?
– Так отсыпку в любом случае нужно делать! Потом спланируем бульдозером
насыпь и трактор-сваебой заедет!
– Заедет то заедет, никто и не сомневается, а при забивке свай ударные нагрузки и возникшая вибрация не вызовет нового оползня?
– Да, вопрос. Об этом я и не подумал.
Кроме того, всё осложнялось тем, что на довольно крутом склоне нельзя было применить тяжёлую технику: это тоже было чревато новым оползнем. После долгих споров и обсуждений всё-таки выработали решение, с которым согласились все. Решено было усилить фундамент подливкой, углубив его на полтора метра в землю, после этого засыпать землёй до нулевой отметки и на расстоянии трёх метров от фундамента устроить буронабивные сваи диаметром полметра, с шагом два метра и глубиной двенадцать метров. Максимальная толщина сползшего слоя земли была четыре метра и двенадцатиметровые сваи, забуренные в материковые слои грунта, не подверженные опасности сползания, должны были удержать подвижный, склонный к сползанию грунт. При бурении не возникают ударные нагрузки и вибрация незначительна, нового оползня не возникнет.
– Кто будет финансировать работы? – прозвучал вопрос. И присутствующие стали это обсуждать. Наконец, все вопросы нашли своё логическое завершение и присутствующие потянулись обратно. Солнце клонилось к горизонту. По всему было видно, что установилась хорошая погода. Но насколько долго?
– Завтра же начнём работы по усилению фундамента, – заверил главный инженер СУ, – лишь бы опять дождь не пошёл.
Наконец, все расселись по своим машинам и разъехались. На месте остались молодой рабочий торгового центра Дима Тычков, крепкий молодой человек двадцати двух лети директор Фурсадов, который дал ему указание вбить в землю колышки по периметру обрушения и привязать к ним красную сигнальную ленту, чтобы какой-нибудь любопытный не забрёл куда не надо.
– Хорошо, завтра с утра сделаю, – сказал Дима, – рабочий день закончился.
– Какой чёрт завтра! Ещё забредёт сюда какой-нибудь… гуляка, навернётся сверху, руки-ноги поломает, потом неприятностей не оберёшься, по судам затаскают. Ещё и шею свернёт… Сходи в мастерскую и забери там колышки и ленту: я дал указания Митрофанычу. Сегодня сделай, понятно, Дима?
– Понятно.
Директор уехал, а Дима пошёл в мастерскую, ругая про себя «астронома». Через двадцать минут Дима вернулся с охапкой деревянных колышков и сигнальной лентой. Он стал втыкать колышки в землю, но в плотный глинистый грунт они входили плохо. «Да, зря я кувалдичку не захватил, а ведь Митрофаныч советовал!» – с досадой подумал Дима. Он подошёл к куче осыпавшегося с фундамента бетона и стал выбирать удобный кусок для забивки колышков. Поковыряв ногой в куче, он вдруг увидел, как что-то тускло блеснуло в лучах заходящего солнца. Он нагнулся и разглядел продолговатый металлический предмет серебристого цвета, торчащий из куска бетона. «Цилиндр какой-то», – в недоумении подумал Дима и попытался разбить бетон, удерживающий находку, другим куском. Не получилось. Пришлось всё-таки вновь идти в мастерскую за кувалдичкой.
– А-а,– засмеялся Митрофаныч, – а что я тебе говорил! Всё лень матушка. Нет бы сразу взять, так ты ещё раз пришёл.
– У меня всё равно рук не хватило!
– Ну, да. Как домой что-нибудь тащить, так у тебя рук всегда хватает!
– Ладно, Митрофаныч, иди домой, я вернусь, всё здесь сам закрою!
– Хорошо, – обрадовался Митрофаныч, – я побёг, а то у меня дела… Ты сам всё тут сделай… Чай не маленький. Сделаешь, а то астроном нам завтра покажет…
– Не волнуйся, Митрофаныч, всё будет ок!
Дима поторопился назад. Он кувалдичкой оббил бетон, облепивший таинственный цилиндр и взял его в руки. Цилиндр был небольшой: сантиметров шесть-семьдиаметром, длиной сантиметров тридцать пять или чуть меньше. «Неужели клад?» – мелькнула шальная мысль. Совсем недавно в городке снесли старый бревенчатый дом на улице с нетривиальным названием – улица «Революционного порыва» – на его месте решили построить новую современную школу с пришкольным стадионом, так как при доме был большой участок земли со старым садом – почти полтора гектара. В Охламонове все школы были старыми, маленькими, и их не хватало для обучения всех школьников города. Снесённый дом был двухэтажный, на прочном каменном фундаменте. Изначально рассчитанный для жизни одной большой семьи, впоследствии дом был поделён на части и в нём жили восемь семей по принципу коммуналки. При сносе рабочие нашли клад. Оказалось, что этот дом, простоявший больше ста лет, как выяснили местные краеведы, когда-то, ещё до революции, принадлежал купцу Игнату Порфирьевичу Чугуеву.Купец был богатый, какой-то там гильдии – то ли второй, а может и первой. После революции он сбежал за границу. Видимо, он и запрятал в своё время большой чугунок с царскими золотыми монетами и ювелирными украшениями. В районной газете «Охламоновские хроники» написали, что клад в основном состоял из царских червонцев выпуска18-19 веков, достоинством 2 рубля, 3 рубля, 5 рублей, 7 рублей 50 копеек, 10 рублей, 15 рублей, 20 рублей, 25 рублей, 37 рублей 50 копеек. Из ювелирных изделий там были два пасхальных яйца фирмы Фаберже – очень дорогие изделия ювелирного искусства, их потом передали в какой-то московский музей.Диму так поразила эта статья в газете, особенно тот факт, что были монеты 7 рублей 50 копеек и 37 рублей 50 копеек, что он вырезал её и сохранил. «Для чего нужны были такие странные монеты с половинкой рубля?» – думал он, но у кого только ни спрашивал, никто так и не смог объяснить. Он всерьёз подумывал заняться поиском кладов и уже разъезжал по окрестностям на своём стареньком мотоцикле, разведывая подходящие объекты для поиска – старые заброшенные дома или развалины. Чугунок купца Чугуева был замурован тоже в фундаменте – это объясняло тот факт, что за столь длительное время (сто лет!) никто из многочисленных жильцов, живших в нём после революции, не наткнулся на него. Клад, как и полагается, рабочие сдали государству, и получили за это вознаграждение, надо полагать, немалое. Во всяком случае, один из «кладоискателей» сразу купил себе дом на соседней улице. «А я фиг сдам государству! – решил сразу Дима, – чего хорошего я от него получил?». Он бережно держал в руках металлический цилиндр, вытирая с него бетонную пыль хлопчатобумажной перчаткой. Только вот вес клада показался ему небольшим. Это тебе не чугунок, полный золота. Дима потряс цилиндром возле уха, но благостного звона золотых монет не услышал.Нехорошее предчувствие возникло у него. Цилиндр состоял из двух частей, соединённых друг с другом резьбой. Он попытался раскрутить, но не получилось – видно прикипело-приржавело. Он отнёс кувалдичку в мастерскую, переоделся и заспешил домой. Находку он завернул в старую газету и пошёл домой быстрым шагом. Дима жил недалеко от Дворца – всего пятнадцать минут пешком – в просторном одноэтажном доме с большим приусадебным участком. Участок, конечно, не такой, как у купца Чугуева, но даже тридцать соток в городе – это предмет гордости и постоянных забот.Хороший сад и огород в тяжёлые годы перехода от социализма к капитализму помогли выжить, когда государство бросило своих граждан на произвол судьбы и у огромного количества людей не стало работы и зарплаты. Он уже подходил к дому, как его увидел сидевший на скамейке перед своим домом сосед Викентий Чушкин, лохматый и неухоженный старый забулдыга, перманентно страдающий похмельем. Тут он и увидел в руках Димы завёрнутую в газету до боли знакомую форму…
– Эй, Дима, – позвал он, хлопая ладонью по скамье рядом с собой,– иди сюда!
– Чего тебе, Викентий? – удивился Дима интересу Викентия к его персоне.
– Да ты садись, поговорим.
– Да мне некогда, я тороплюсь, – сказал Дима, не понимая такого интереса к нему Викентия – Дима не любил выпить и потому не входил в число друзей-собутыльников Викентия.
– Да успеешь, Дима, садись, садись…
Дима остановился, вопросительно глядя на него. Викентий, сглотнув набежавшую слюну, иосторожно, чтобы не спугнуть, заискивающе спросил:
– А что это у тебя?
Дима понял и рассмеялся:
– Это не то, что ты думаешь…
– А что? – не поверил Викентий. Дима отвернул край газеты и показал ему.
– У-у-у, труба какая-то, – недовольно загудел Викентий, – расстроил ты меня. А я уж думал выручишь…
Дима зашёл во двор, где его встретила мать.
– Чего поздно так? – спросила она, – ужин остыл давно…
– Да, задержался… Слышала про оползень? Нас астроном задержал…
– Слышала. Иди ужинать. – По всей видимости оползень, наделавший столько шума в городе, её мало интересовал. Но Дима не пошёл ужинать, а сразу, не переодеваясь, прошел в сарай с хозяйственным инвентарём, где был большой верстак с тисками, точилом и сверлильным станочком, и весь необходимый в хозяйстве инструмент. Когда, зажав одну половинку цилиндра в тисках, он раскрутил цилиндр используя большой разводной ключ, то извлёк изнутри не золотые монеты царской чеканки, не кольца-ожерелья-медальоны-браслеты-серьги, и даже не столовое серебро, а свёрнутую в трубочку бумагу, перевязанную красной ленточкой.
– И всё? – Он заглянул в обе половинки цилиндра, даже зачем-то подул туда, но ничего больше не обнаружил.– Вот облом, так облом!.. – Он развязал ленточку, развернул плотную, слегка пожелтевшую от времениватманскую бумагу, и, держа её, как глашатай держит свиток при оглашении царского указа, прочитал заголовок, красиво написанный заглавными буквами: «ПОСЛАНИЕ ПОТОМКАМ».
Послание было написано чёрной тушью от руки красивыми крупными буквами с завитушками и украшено красными узорами на полях: чувствовалось, что послание писалось с энтузиазмом и любовью.
– Дима,– раздался голос матери, – иди ужинай. Всё опять остынет!
– Хорошо, мама, – Дима небрежно бросил рулончикна полку и в полном расстройстве пошёл в дом. Дима был парень не то, чтобы неразвитый, нет, онпросто не интересовался тем, что его непосредственно не касалось. Он никогда не слышал ни о каких посланиях потомкам, но сразу понял, что это не клад и никакой прибыли от этого послания у него не будет.
– Вот чёрт, зря только за кувалдичкой бегал. Хотя нет: колья забил.
Он был очень голодным, но поужинал безо всякого удовольствия – настолько сильным было разочарование, которое перебило весь вкус.
– Дима, ты не забыл, завтра дедушка Гриша приезжает, нужно его встретитьвечером на вокзале.
– Не забыл, мама, встречу после работы.
Деду, Григорию Кузьмичу, отцу матери, было семьдесят четыре года, но несмотря на солидные годы, он был деятельным, подвижным, любил приезжать в гости и всегда привозил подарки для внука. Дима деда любил – с ним было интересно. Дед много знал, много повидал на своём веку и всегда мог рассказать к месту какую-нибудь историю из своей богатой событиями жизни. Он любил наставлять внука Диму, критиковал его, что тот не стал учиться после школы дальше, но делал это без нажима и менторской нравоучительности, которая вызывает отторжение. Дима учился в школе так, как будто выполнял тяжкое задание – не нравилась ему учёба. Поступать после школы он никуда не стал, да и смысла не было: багаж его знаний, оставшийся после школы, не сильно отягощал. Дима сразу отслужил в армии, и хотя его уговаривали остаться на дальнейшую службу по контракту, мотивируя полной определённостью, стабильностью и уверенностью в завтрашнем дне, но он, поколебавшись, всё же не остался – служба в армии, как и учёба его не привлекала.
– Чего же ты хочешь от жизни? – допытывался от него Григорий Кузьмич в каждый приезд, – пора уже определяться. Ты не мальчик, за которого решают родители, а взрослый парень, и нужно жить, не как перекати поле, куда ветер подует, а имея какую-то цель в жизни.
– А зачем, мне и так хорошо, – отвечал Дима. У него было одно увлечение – мотоциклы. Он мог сутками возиться с ними в гараже, ремонтируя и собирая заново какое-нибудь старьё, найденное на свалке, или подаренное кем-либо из знакомых, знающих о его страсти. Он возился с мотовелосипедами, мотороллерами и мотоциклами. В сарае было три собранных Димой мотоцикла на ходу: Урал,Иж-Юпитер и Ковровец, и ещё парочка в недоукомплектованном виде – Дима работал над ними, подбирая запчасти к ним, где это только было возможно. Деда коробила такая жизненная установка внука. Григорий Кузьмич всегда жил активно, целеустремлённо, на пике всех общественных веяний и важных событий в жизни страны и считал, что внук тоже должен быть таким.В том, что у внука такая, как он считал, инертная жизненная позиция, он винил его отца – Дениса. Но Денис был бурильщиком, и работал в геологоразведке: бурил скважины в Сибири, разыскивая полезные ископаемые; его не бывало дома по полгода. Приедет домой на месяц-полтора и вновь уезжает. В последние годы он работал вахтовым методом на бурении скважин на нефть и газ где-то в северных районах Тюменской и Томской областей.И приезжая домой рассказывал о тех местах, где он работал – Уренгой, Тарко-Сале, Лангепас, Когалым, Надым, Пур, Таз, Парабель, Каргасок, Нягань… От этих экзотических названий веяло романтикой дальних странствий и приключений. Сейчас его также не было дома. Дима хотел тоже поехать на работу в Сибирь, но отец настаивал на том, чтобы он сначала выучился на бурильщика и получил хорошую профессию. Дима учиться не хотел (учение давалось ему тяжело и происходило через силу), но недавноон посмотрел фильм «Армагеддон», где крутой бурильщик-астронавт в исполнении знаменитого артиста Брюса Уиллиса спасает Землю от падения крупного метеорита или астероида, забурившись в него и заложив внутрь атомную бомбу, и тоже захотел стать бурильщиком. Только вот в местном профессионально-техническом училище железнодорожного транспорта почему-то не было отделения космического бурения.Правда, была специальность бурильщика для бурения скважин для взрывных работ при строительстве тоннелей для железных дорог. Именно это ПТУ закончил отец Димы и здесь получил свою профессию бурильщика.
Была хорошая погода – жаркий солнечный день, лужи от вчерашнего ночного ливня почти просохли и Дима поехал встречать деда на одном из своих мотоциклов – старом «Урале». Для этого он присоединил к нему коляску и поехал на вокзал. Григорий Кузьмич, когда увидел, на каком транспорте его собираются везти, очень удивился.
– Давно он у тебя? В прошлом году я его не видел. Может лучше такси взять? – спросил он опасливо.
– Какое такси, я тебя довезу лучше любого такси!
– Ну, хорошо, – согласился дед, чтобы не обижать внука, – поехали.
– Поехали! – сказал Дима. Он решил не сразу ехать домой, а провезти деда по улицам Охламонова и показать редкие достопримечательности. Когда проезжали мимо Дворца, Дима показал место, где произошёл оползень.
– Надо срочно укреплять склон, пока всё здание вниз не съехало, – сказал Григорий Кузьмич.
– Уже укрепляем, – ответил Дима и рассказал о комиссии, которая приезжала вчера. – Кстати, дед, там часть фундамента осыпалась и среди кусков бетона я нашёл какой-то цилиндр с каким-то посланием. Ты не знаешь, что это такое?
– А-а. Знаю – это, наверное, капсула с посланием к потомкам, сказал дед. – Когда-то давно я видел закладку подобного. Правда, это было далеко отсюда: на БАМе.
– Вот-вот, послание к потомкам, – подтвердил Дима.
– И где оно?
– В сарае бросил.
– И что там написано? – спросил Григорий Кузьмич.
– Не знаю. Ещё не прочитал.
– Давай вместе прочитаем.
– Давай, – согласился Дима. Через пару минут Дима, заложив крутой вираж, въехал в открытые ворота и остановился посреди просторного двора перед домом.
– Эй, ты, Шумахер, я чуть из люльки не вывалился! – пожурил Диму Григорий Кузьмич и крикнул к дому, – Катерина, я приехал!
– Дед, мамы нет, на работе она.
– А что так? Не могла сменой поменяться…отца встретить? – с обидой сказал он.
– Поменялась, да час назад её вызвали в больницу – срочная операция.
Дочь Григория Кузьмича работала врачом-анестезиологом в районной больнице.
– Срочный вызов – уважительная причина, – успокоился Григорий Кузьмич, оглядываясь вокруг и рассматривая, что появилось новенького. Дима закрыл ворота, и они вошли в дом. Дед по-хозяйски прошёлся по дому, как бы определяя, что здесь изменилось с прошлого приезда. Увиденным остался недоволен:
– Эх, не чувствуется здесь мужской руки, хозяина не чувствуется: всё разваливается, ломается, осыпается, – сгущал он краски, – нет, не хозяин твой отец, не хозяин…
– Так он же постоянно в отъезде! – сказал Дима.
– Ну, а ты что? Ты же дома! Вот и мог бы ремонтировать, красить…
– Хорошо, дед, пошли ужинать. Мать тут наготовила…
После ужина они сели на веранде, наслаждаясь тихим и тёплым вечером.
– Ну, давай твоё послание, – сказал Григорий Кузьмич, развернул свиток и начал с выражением читать:
«ПОСЛАНИЕ ПОТОМКАМ.
Уважаемые потомки! Мы не знаем ваших имён, мы никогда не увидим ваших лиц и не услышим ваших голосов, но сейчас мы обращаемся к вам через десятилетия с этим словом. Пусть прозвучит оно для вас святым наказом нашего поколения. Наши предки думали о вас в далёком 1917 году, когда ведомая мудрой партией Ленина шли на штурм ненавистного царизма и капитализма. Помните: из всех завоеваний, свершённых народами на Земле самым дорогим и священным было это завоевание Великого Октября: все богатства принадлежат всему народу, а не кучке дворян или богатеев-капиталистов, веками жиревших на народном горбу.Храните как зеницу ока это завоевание и не позволяйте никому на него посягнуть!
– Вот тебе и раз! – сказал Григорий Кузьмич, – с первых строк выясняется, что наказ предков потомками не выполнен. Потомки не те оказались…
Мы идём навстречу 43-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. А вы, надеемся, достойно встретите и 75-летие, и 100-летие революции. Каждый день советские люди совершают беспримерный подвиг в истории человечества – строят коммунизм. Его строят те, кто сегодня возводят новые красавцы-дома на наших улицах, поднимают корпуса новых заводов и фабрик, зажигают огни новых электростанций, трудятся у станков и машин. Они опережают время, чтобы приблизить светлое будущее человечества. Разведчиками будущего называем мы их, славных ударников коммунистического труда. Это вам, наши наследники, они протягивают свои руки. Это их самоотверженным трудом возведены для вас Магнитогорск и Норильск, созданы шахты Кузбасса и Караганды, Красноярская ГЭС и космодром Байконур, Череповецкий и Липецкий металлургические гиганты, Уралмаши заводы по производству крылатого металла – алюминия, осваиваются нефтяные и газовые богатства Сибири и далёкого Крайнего севера.
Дед прекратил читать и прокомментировал:
– Ну, положим, всё это, что тут перечислено, теперь принадлежит не всем нам, а вполне конкретным лицам: Магнитка – Рашникову, Норильск – Потанину и Прохорову, Кузбасс… там несколько собственников у шахт и разрезов,Караганда – так вообще Казахстану досталась вместе с Байконуром, за который мы ещё и должны платить Казахстану арендную плату, Красноярская ГЭС – вроде как Олегу Дерипаске, Череповецкая Северсталь – у Мордашова, Липецкий металлургический комбинат – у Лисина, Уралмаш… так…Уралмаш принадлежитКахе Бендукидзе, крылатый металл принадлежит тому жеДерипаске…Русал, нефть досталась Алекперову, Березовскому и Абрамовичу. Так что ошиблись комсомольцы того времени – священное завоевание – общественная собственность на заводы и фабрики, пароходы и самолёты, поля и леса осталась в прошлом… Не уберегли, не выполнили наказ. Все богатства страны, создававшиеся трудом и кровью всего народа были беспардонно, обманным путем узурпированы кучкой нуворишей, отняты у народа…
Григорий Кузьмич разволновался и говорил громко и с воодушевлением, словно с трибуны выступал.
– Да ладно, дед, что ты заводишься, – сказал Дима миролюбиво, удивляясь, что дед так хорошо осведомлён о новых хозяевах народного богатства. Григорий Кузьмич успокоился, отхлебнул глоток чаю и продолжил чтение:
Мы не мыслим себе жизни без борьбы и созидательного труда во имя торжества коммунизма, наша гордость – подвиги старших поколений, передавших в наши руки богатства страны, а сохранить и приумножить эти богатства – это наша ответственность перед Партией, Родиной и Народом!
Уважаемые потомки! Не из бахвальства и не хвастовства ради мы говорим вам об этом. А потому, что очень хочется увидеть в вас верных преемников наших дел, надёжных хранителей наших завоеваний, доставшихся нам большой кровью и большими трудами. Мы передаём вам всё, что создано и завоёвано нами. Свято храните завоевания социализма: свободу, равенство, труд, счастье народов! Мы знаем и верим, что вы, наследники революционных, боевых и трудовых традиций советского народа, не пожалеете сил и труда, чтобы сделать родную Страну Советов ещё краше, ещё могущественнее. Мы счастливы, что живём в это время, когда наша Родина – великий Советский Союз – является маяком для всех народов и стран, и на нашу долю выпала великая миссия быть пионером коммунистического строительства. И в то же время мы по-хорошему завидуем вам, нашим внукам и правнукам, что вы будете жить и трудиться в эпоху полного торжества коммунизма, бесклассового общества свободных и сознательных тружеников, когда труд станет первой жизненной потребностью человека, когда все источники коллективного богатства польются полным и неиссякаемым потоком, что позволит воплотить вековую мечту лучших умов человечества и идеал достойной жизни на Земле: от каждого по способностям, каждому по потребностям! И мы говорим вам, нашим потомкам, через соединяющие нас десятилетия: пусть характеры ваши будут мужественнее – у ребят, нежнее – у девушек, пусть песни ваши будут радостнее, пусть любовь ваша будет горячее! Мы не жалеем себя, потому что знаем: вы будете лучше нас, чище и бескорыстнее. Будете служить Родине лучше нас. И мы по праву можем сказать словами поэта: «Отечество славлю, которое есть, но трижды, которое будет!».
Комсомольцы и молодёжь города Охламонова.
15 октября 1960 года».
Григорий Кузьмич закончил читать и положил текст на стол. Длинное оказалось послание, но красивое. Однако, было заметно, что дед расстроился от прочитанного. Он попил остывшего чаю и сказал:
– Нет, не такое отечество трижды славил поэт, ох не такое…
– Да не расстраивайся ты так, – стал успокаивать его Дима, – чего ты так разволновался? Ты же обо всём этом прекрасно знал и раньше, ведь всё, что случилось со страной, прошло перед твоими глазами.
– Да, конечно, согласился Григорий Кузьмич, – знал, видел. Но когда вот сейчас сопоставил это всё, что у нас сейчас в странеесть с тем, о чём мечтали они, нет, мы…возникает чувство, что нас не просто ограбили, а предали… Предатели…
– А кто предал?– спросил Дима, – кто – предатели?
– Известно кто – наши правители… Эх, не везёт России с правителями. Что с царями, что с генсеками, что с президентами, развалившими такую страну…
Григорий Кузьмич задумался. Дима принёс свежий чай и разлил по чашкам. Молча попили чаю. Григорий Кузьмич сказал:
Как странно: ничего не сбылось из того, что записано в послании. А нам казалось тогда: всё – на века! Оказывается, нет ничего вечного… Великий Советский Союз разрушили, нет торжества коммунизма и, наверное, не будет никогда, нет общенародной собственности, нет социалистического интернационализма – все народы Советского Союза разбежались по своим национальным квартиркам, нет и бесклассового общества, а наоборот, – имущественное расслоение громадное… нет, просто чудовищное: одним, маленькой кучке… трутней, принадлежит всё в России, или почти всё, а подавляющее большинство еле концы с концами сводит… И ведь из-за своей грандиозной жадности и тупости не видят они, что такое в России уже когда-то было… К чему это привело, все прекрасно знают. Как бы всё это не повторилось вновь… – покачал он головой осуждающе.
– Не думали они в том далёком шестидесятом году, что так всё изменится, – сказал Дима.
– Конечно, не думали, – согласился Григорий Кузьмич, – и не ожидали…
Солнце зашло, стало темно. Возле лампы, освещавшей веранду, роем вилась мошкара, радуясь теплу и благостным часам короткой жизни. Они посидели ещё немного на свежем воздухе, ощущая приятную прохладу, а потом пошли в дом спать:
– Пойду я – устал с дороги, мне уж не двадцать лет.
– Спокойной ночи! – вежливо пожелал Дима.
– Спокойной ночи!
Вдали на холме, в темноте ночного неба ярко светились малиновые буквы, словно осеняя всё вокруг:
Д В О Р Е Ц
Торговый центр
