Борис Фазулин. Корпус правды (рассказ)

Чудовищное, по своим размерам и архитектуре здание, горело. Многочисленные окна, похожие на глаза, молили о пощаде.  Когда, подобно мыльному пузырю, лопалось очередное стекло,  в задымленные глазницы врывался свежий воздух и  яркая вспышка воспламеняла  уже безжизненное пространство. Это было сравнимо с  контрольным выстрелом в голову трупа: ад пекла и дыма не оставлял места для живого. Шум и суета вокруг  стихли. Зачарованные огнем зеваки стояли молча  на противоположенной стороне улицы.  Ближе трехсот метров  жар не подпускал.  Пожарные сменяли друг друга каждые три минуты, но их работа сводилась лишь к охлаждению соседнего жилого дома. Вода, моментально преобразуясь в клубы белого пара, являлась  символом капитуляции в единоборстве с огнем. Речи о спасении людей уже не было. Город терпеливо ждал пепелища и траурных церемоний. Вечерело.

***

Ясное, редкое для Москвы, февральское утро встречало участников конференции. Две угрюмые прямоугольные башни упирались арочными ступнями в общий фундамент. Расстояние между ними не превышало и десяти метров, что создавало иллюзию идущего человека. Здания Верховного суда и Генеральной прокуратуры при виде сбоку казались монолитом и среди работников Фемиды именовались одним емким определением: “Корпус правды”. Делегаты, из числа практиков обеих ветвей власти, съехались в столицу на свое главное научно-практическое мероприятие года. На три дня машина правосудия  вынуждено притормозила.

– Катюша, доброе утро! Шеф у себя?

– Доброе утро, Андрей Петрович! – щуплая брюнетка с ярко накрашенными губками старалась раскрыть в улыбке весь задор молодости и почитания старших – Они давно в кабинете, ждут Вас к завтраку. Я уже и кофе сварила, пирожки с вишней разогрела – свекровь вчера испекла.

– Спасибо, золотце, аромат колумбийского  кофе и домашней выпечки настраивают на аппетитный день. Мы те, кто потребляет дни со вкусом, размеренно смакуя каждый час. – При этом прокурор лукаво посмотрел на грудь девушки и серьезно добавил: но есть еще и такие, кто не разделяет нашу жизненную позицию. В вашем здании два лифта отключили на профилактику, вот и пришлось деликатно стоять в очереди на подъем. Деликатность, Катенька, это высшая форма демократичности руководства. Но лифтерам стоит заниматься своими делами ночью, а не препятствовать днем механизму правосудия.

– Не стоит так серчать на разгильдяев, к тому же, они и вправду всю ночь работали и обещали пустить лифты к десяти утра, а сейчас только без четверти девять. – Не прекращая улыбаться, девушка вдавила кнопку селектора и бесцветным голосом доложила: Олег Иванович, к Вам Генеральный прокурор.

День только разгорался и отраженные лучи зимнего солнца, преломляясь через тройные стеклопакеты, высвечивали из пластика стен цвет благородного дерева. В утреннем полумраке кабинета даже дешевые материалы обретали новое качество. Воспаленные  глаза судьи избегали яркого света.

– Андрей, привет! – прервав разговор по мобильному, судья пригласил жестом за столик, на котором ждал завтрак. Потом отошел к окну и еще с полминуты соглашался с невидимым собеседником, кивая в такт своим собственным словам. После чего заключил:

– Интересы государства превыше всего. Ими и будем руководствоваться в этом вопросе.

– Олег, ну какие еще интересы государства до завтрака?

Улыбка растянула и без того широкое лицо судьи. Он расстегнул  пиджак и отключил телефон, давая понять, что встреча с другом имеет для него приоритетное значение.

– Консультировались коллеги с Воркуты. Местный распальцованный джентельмен взял почти в бессрочную аренду огромный кусище земли. Как раз в том месте, где должна проходить газпромовская трубка.

– Вот же пройдоха! К бабке не ходи – знал заранее, имел осведомителей в Газпроме.

– Понятное дело, кому на хрен этот мерзлозем нужен и даром? Так вот, уперся и не в какую не разрешает через свой огород газ проложить, а если в обход  тянуть, то лишних пятнадцать км выходит.

– Вредительство по предварительному сговору, деньги немалые на ветер уйдут, если в обход. Государственные деньги и преступление значит против государства совершенное группой лиц.  ОПГ – одним словом.

– За ОПГ пожизненное и получит, как раз на весь срок аренды. Ума нет – считай калека!

– Бабла немеренно запросил?

– Да в том то и дело, что понты человеку дороже денег. Говорю ведь, распальцованный. На авторитет работает среди преступного мира.

– Сомнительный мотив. Но это еще хуже. Все преступления без мотивов – удел людей нездоровых.

– Ну, вот и я о том же. Не хватало только попустить рождение маньяка. Пусть сидит, а то не дай бог прирежет кого из сексуальных побуждений. И государству хорошо и ему неплохо, без греха умрет.

Читайте журнал «Новая Литература»

Судья толстыми пальцами протолкнул пирожок в рот и откинувшись прикрыл глаза. Прокурор последовал его примеру. В тишине отчетливо слышался размеренный ход времени: стрелки настенных часов подползали к девяти.

Они знали друг друга давно, с начала девяностых. Это была армейская дружба. Внутренние войска, рота охраны осужденных, суровые условия Севера для всех. Перетрубации тех лет прокатились волной перемен по всему древу государства, до самых его корней – до зоны. Новая власть меняла команду. Руководство колонии пребывало в тревожном состоянии. Отставки были неизбежны. Пришло время думать о пенсии. Если упираться, пришьют дело и будешь плыть  с подопечными в одной каюте. А там недолго и за бортом оказаться.  Вчерашние школьники и ПТУшники, со своими незрелыми взглядами на жизнь, были вынуждены взять под контроль организацию быта заключенных и исправлять наказаниями их вину перед людьми. Ничто так не сближает людей, как власть над себе подобными, да еще к тому же лишенными львиной доли гражданских прав. Но власть и закаляет: делает невосприимчивым к чужой боли, к боли врага. Любое действие и слово молодого бойца имело огромную моральную и физическую силу для осужденного. Лишенные плотских радостей и нормальных человеческих условий, осужденные и конвой компенсировали собственное эго унижениями других. Унижение и ответственность были главными атрибутами власти, но первое все же было главнее – оно приносило осязаемое удовольствие. Олег и Андрей сильно сдружились. После армии оба пошли учиться на юрфак, но каждый в своем родном городе: в Ленинграде и Новосибирске. И вот спустя четверть века встретились вновь, на этот раз в Москве, в разных кабинетах, но на схожих должностях. Личные отношения шли на пользу общему делу правоприменительной практики.

– Ух, хороша у тебя Катька, Олег! Так бы и вдул ей! – не открывая глаз протянул прокурор.

– Да, девка, что надо. Но за пачку сигарет не даст – здесь тебе не зона.

– А никто и не говорит, что за пачку. Я люблю брать женщину по любви. Когда женщина дает по собственной потребности быть любимой, секс намного ярче, чем по служебной необходимости. Не замечал?

– Это очевидно.  Но в нашем статусе, Андрюх, уже сложно понять когда как дают.

– По-любви, это когда без мотивов.

-Немотивированная любовь самая чистая и самая безумная. Катьке,  я бы и сам давно вдул и без любви. Но хренушки, она племяшка моей первой жены. Не хочу осложнять отношения с ней, только распилились.  Катю ребенком еще знал, бывало сядет ко мне на коленки и качается, как на лошадке. Аж неловко было. Женская природа рано пробудилась в ней.

– То есть у вас любовь с детства, ее детства?

– Ну, ты мне статью не накручивай. Симпатия просто. Мне легко с ней работать. Способная, хваткая: в свои девятнадцать с небольшим уже замуж вышла за москвича с квартирой и не по беременности, а по твердому убеждению, что выходить в люди нужно в Москве.

– Очень зрелое убеждение! – не открывая глаз, расхохотался прокурор. – Я тебе так скажу, если девушка так рано взяла курс на карьеру, то даст и своему дяде, и уж тем более его другу.

– Дяде – понятно, а другу-то зачем?

– А про запас. Пригодятся оба.

В дверь постучались. Вошла Катя с подносом.

– Олег Иванович, забыла мороженное подать к кофе, как Вы любите.

–  Катюш, да при Андрее Петровиче можешь называть меня как обычно дядей Олегом. Он ведь мой близкий друг, я тебе рассказывал.

– Да, Катенька, не стесняйтесь, – вставил прокурор. – И меня за компанию можете называть дядей.

– Мне неловко, мы на работе. Субординация.

– Катя, – продолжил прокурор, наконец, открыв глаза,- субординация направлена на процесс делопроизводства. А мы тут кофе пьем, завтраком балуемся, отдыхаем перед работой. Вот выйдем из кабинета, затянем потуже узелки галстучков, застегнем пиджачки, вот тогда уж и извольте величать нас по имени и отчеству. А сейчас мы просто тебе дяди и по возрасту и по родственным связям.

– Ясно. Я постараюсь.

– На работе полжизни проводим, – поддержал друга судья.- Хочется домашней атмосферы хоть чуть-чуть. Садись с нами, Катюш, мы все равно о делах не говорим, все больше о жизни, да о женщинах.

– Это да, Катенька, – подхватил тему прокурор, полвека отмерили с Олегом, теперь о женщинах только вспоминаем, но вспоминаем тепло.

– Вот уж не верю, – игриво парировала девушка. – У дяди Олега супруга совсем юная, мне почти ровесница. Разве ни так?

– Нет, Кать, молодится: ей уже двадцать шесть. – Судья положил шарик мороженного в кофе и, обращаясь к другу, продолжил:

– Мне, Андрей, всегда нравились женщины до двадцати двух. И кожа и аромат свежести и еще чистая речь и взгляд. Так что, двадцать шесть – это компромисс. Но в личной жизни без него никак. Только в работе мы не позволяем себе компромиссов.

– Понятно, – изобразила на лице грусть Катя. – Как к двадцати двум увяну, так придется искать новую работу.

– Ну, не стоит грустить, мне нравятся женщины до тридцати двух – весело парировал прокурор и, не отпуская с лица улыбки, продолжил – А Вам, Катенька, какие мужчины нравятся?

– Мне постарше нравятся, постарше тридцати двух.

Почувствовав, как жадно блуждает взгляд друга по изгибам девушки, судья поспешил сменить тему:

– Кофе Катя превосходно варит, да и сорт редкого аромата. Нам пакетик этого эксклюзива раз в неделю завозит водитель директора “Кофейного дома”.  Не попустили мы его дело в арбитражном суде год назад, вот человек и обрел веру в высшую справедливость и теперь посильно приносит в жертву редкого сорта зерна. Хороший, совестливый гражданин, Аркадий Петрович. А дарит под предлогом моего безупречного вкуса во всем, как он выражается. То есть я стал экспертом в вопросах закупок ограниченных партий кофе.

– Что и правда заключения пишешь на бланках Верховного суда?- улыбнулся прокурор.

– Да нет, мы договорились так: если я не звоню, значит мне нравится и можно закупать – рассмеялся судья. – За год ни разу не позвонил.

– Ну, к месту и я скажу. Катенька и Олег, друг мой, в моем лице тоже нашли эксперта в непрофильном для меня направлении. Судьбе угодно было свести меня с директором столичного ювелирного завода. Прекрасный человек. Тоже, какое совпадение, год назад сам пришел. Сам и ушел.  И вот вчера снова приходит, но не с повинной, а с просьбой.   ” Андрей Степанович – говорит,- выручайте. По прошлым нашим встречам сложилось впечатление, что Вы большой знаток и ценитель ювелирного искусства. Помогите, выиграли тендер на производство знаков отличия депутатов Государственной думы, а образцы к производству никак утвердить не можем”

– Ну, дальше как положено стал ссылаться на мой утонченный вкус и предложил на выбор утвердить один из двух вариантов триколоров. Опал, сапфир и рубин в платиновом или золотом обрамлении.

– Ну, и каков твой вердикт, Андрей?

– Платина конечно скромнее смотрится, хотя и дороже золота. Но блеск желтого металла выводит из депрессии, повышает настроение, окрашивает мир оптимистическими красками. Настроение законодателя играет не последнюю роль для жизни всей страны. И в столь важном, как выходит, государственном вопросе я хотел бы посоветоваться с тобой. Образцы со мной.

– Так выкладывай. Как хорошо, что Катенька сегодня с нами. Женщины и девушки, в особенности, имеют природный дар отделять плевна от зерен в мире ювелирных изделий.

– С этим трудно не согласиться, Олег.

С этими словами он достал из кармана пурпурную коробочку, щелкнул пластиковым замочком и опрокинул ее содержимое себе в ладонь. Драгоценные камни изделий улавливали, усиливали, разбрызгивали приглушенный свет помещения. Магнетизм сокровищ привлек взгляд Кати и ее зрачки расширились от восхищения прекрасным еще больше,чем от полумрака. Судья и прокурор с наслаждением смотрели на волнение девушки.  Затем Андрей Степанович протянул ей ладонь:

-Ну, Катенька, возьми потрогай значки, оцени на ощупь дорогой металл и камушки. Видела когда-нибудь такую красоту совсем близко?

– В школе нас в Москву возили на экскурсию в Оружейную палату, там только и видела, но за стеклом конечно, – шептала девушка, едва касаясь изделий кончиками холодных пальцев в широкой сальной ладони прокурора, и этим напоминала белочку, кормящуюся с руки.

Судья встал со своего места и, подойдя к ней со спины,  склонился над изделиями. Властно положил ладонь на девичье плечо.  Его взгляд уперся в лоб своему другу, давая таким образом понять, что девушка уже занята, или, по крайней мере, занята, пока хозяин не испробует первым ее готовность быть учтивой. Ничего личного. Это просто вопрос этики и права первой пробы. Дресс код.

– Что, нравятся депутатские побрякушки, Катенька?

-Какие же побрякушки, Олег Степанович? Это ведь не бижутерия! Дядя Андрей, а они дорогие?

– Дорогие, дочка, но  депутатские брошки не дороже мандатов. Да, ты возьми их в руки – они не жгутся, рассмотри хорошенько – мне надо ответить ювелирам, дать, так сказать, добро на производство государственных украшений.

– Ой, какие у них необычные замочки! – воскликнула девушка. – Они что привинчиваются? Булавки то сзади нет…

– Ага, как ордена привинчиваются – быть депутатом не менее почетно, чем героем – съязвил прокурор. – Но, что особенно ценно в этих “наградах”, так это резьба. Она не повторяется. У каждого своя, и шайбочка  одного значка никогда не прикрутит другой.

Каждая личность, моя девочка, индивидуальна, неповторима и даже когда открывает рот в хоре вместе со всеми, про себя может напевать совсем другую песню.

– Ясно. Какой глубокий смысл вложили в депутатский значок ювелиры, я бы сама без Вас ни за что не догадалась!

– Ну, для того и появляются в твоей судьбе старшие товарищи, чтобы жить без догадок, а сразу писать жизнь на чистовик: красиво и грамотно.

Судья едва заметно усмехнулся и, сев на место, нарочито громко произнес:

–  Я полагаю, Андрюша, что надо рекомендовать платину. Скромнее  смотрится. Извиняюсь за штамп, но депутатам надо быть ближе к народу, а народ у нас живет скромно.

– А мне вот больше золото нравится, ну очень нравится. – Вновь прошептала девушка. – И камни драгоценные тоже.

– Катенька, любовь женщины к драгоценностям также чиста и непорочна, как любовь мужчины к женщине. Это любовь к прекрасному.

– И я прекрасна?

– Конечно. Ваш дядя подтвердит, я ему уже говорил об этом сегодня. И  противостоять Вашей красоте, Катенька, с каждым днем все сложнее и сложнее. И если бы не  страх быть неправильно понятым, то я давно бы имел честь пригласить Вас на ужин в уютный ресторанчик на Старом Арбате, или на завтрак в кафе с видом на Средиземное море, которыми просто кишит Лазурный берег Франции. Именно там мы смогли бы обсудить наши общие ювелирные вкусы.

– Андрей Петрович, Вы все усложняете, я вовсе не против приятно провести время в компании взрослых людей – и Вашей и дяди Олега на Лазурном берегу. Только мне кажется, – девушка взяла значок за жало его крепления. – Как и к этой брошке, к женщине подходит только своя шайбочка.

– Какая умничка у тебя племяшка, Олег, как деликатно может отшить! – прокурор широко улыбнулся, а Катя покраснела. – Только, Катюш, женщина создана не из металла, а из ребра Адамова. Она – человек! А каждый человек свободен. И может свободно брать от жизни все, что ему нужно, но не причиняя вреда другим. Если для опоры нужны две, три или даже четыре шайбы, то все их надо прикрутить, чтобы драгоценность твердо стояла на ногах и радовала всех своим блеском, пока ее металл от времени не потускнеет.

– А вот у меня был случай на прошлой работе, – начал было судья, чтобы разрядить обстановку, и Катя ухватилась за него взглядом, чтобы не смотреть в глаза прокурору – девушка начала встречаться с начальником отдела и быстро получила прибавку к заработанной плате. Так вот, коллектив подписал письмо…

Речь прокурора прервал голос диктора из динамиков системного оповещения. Спокойно и монотонно тот сообщил о возгорании в здании и зачитал короткую инструкцию по эвакуации.

– Черт знает что! – не сдержал эмоции судья. – На прошлой неделе четыре раза автоматика срабатывала и даже один раз включилась система пожаротушения в архиве на пятом этаже, часть документов вода попортила просто беспощадно! Вредительство какое-то! Второй месяц в тестовом режиме работает. А ведь еще и лифты останавливаются – удовольствие ниже среднего!

– Не кипятись, Олег.  Если бы все так просто было с электроникой, то и электронные суды давно бы уже ввели. Беспристрастное судейство как экзамен в школе. Вбил только факты и получил сразу срок или урок. Будь снисходителен к электронным мозгам. Система правосудия, при которой одни люди судят других, никогда не изживет себя.

– Олег Степанович, Вас соединить с главным инженером?

– Что толку, Кать, он и сам все слышит. Пусть разбирается. Вот, что значит людей по знакомству брать не на свое место, Андрей! – Ища поддержки, обратился судья к другу.

– Олег, ты давно обещал показать комнату отдыха. Есть повод переждать там пожарную тревогу.

– Точно! Прошу, друзья! – судья открыл дверь в соседний кабинет и все трое оказались в небольшом светлом зале с беговой дорожкой, без окон, но с экранами дневного освещения на их месте. Голос диктора сразу исчез. – Здесь звукопоглощающее покрытие стен, пола и потолка. Можно побегать под танцевальную музыку с кислородной поддержкой и после принять душ.

– А кислород зачем? – почти в один голос спросили гости.

– Для более быстрого сжигания калорий, повышения устойчивости к физической нагрузке и просто полезно для здоровья. Вон – целая батарея баллончиков. – И судья махнул рукой в сторону  черной пластиковой коробки в углу комнаты.

– Да, брат, хорошо у тебя. Мой кабинет ты видел: все просто  и казенно. Никакой разрядки в течение дня. А ты с Катей можешь переключиться, устроить дискотеку на полчаса.

– Я танцевать люблю! – Глаза девушки заблестели и она вызывающе сняла туфельки, обнажив маленькие полу-детские ступни в черном капроне колготок.

Судья приглушил до полумрака свет, включил музыкальную установку и на потолок из лазерного сопла посыпались разноцветные брызги музыки. “Арабески” вернули друзей в раннюю юность. Катя солировала, и ее энергия придавала мужчинам силы для удержания ритма танца, все чаще и чаще от песни к песне девушка все плотнее и плотнее соединялась в танце то с одним, то с другим партнером. Теперь она чувствовала в себе силу укротительницы львов и это ей однозначно нравилось. Она впервые почувствовала силу женской власти.

– Ну, сейчас утанцуемся и пойдем в душ, – как бы в шутку, на сбитом дыхании, сказал прокурор.

– Лично мне еще рано, – парировала девушка. – Я не взмокла на разминке, а вы с дядей Олегом непременно сходите: душевая кабинка просто огромная и даже есть джакузи!

– Нет уж, дудки! С Олегом я в джакузи не пойду! Мы дождемся, когда Вы, Катенька, наконец, употеете!

– Тогда это надолго! В таком ритме я и до конца рабочего дня не употею! – Рассмеялась девушка. Ей было просто по-настоящему весело со взрослыми серьезными дядьками.

– Все ребятки, пора работать! Давайте последний танец под мою любимую песню “Прощай супермен” и к станку правосудия!

Музыка в итоге смолкла. Свет заполнил комнату разрядки. Мужчины промокали пот на раскрасневшихся лицах, а девушка с серьезным лицом натягивала туфли. Судья распахнул дверь и на выдохе громко скомандовал своим гостям:

– Прошу на выход!

Резкий, еще полупрозрачный дым резанул по глазам.

– Черт, что это? – судья инстинктивно захлопнул дверь.

– Это пожар! – Закричала девушка. – Здание горит!

Прокурор быстро набрал номер на мобильном телефоне.

– Сережа, что там у нас происходит? – Лицо мужчины на глазах из красного превратилось в мертвецки бледное.

– Что, что там?- Заорал судья.

– Водила сказал, что оба здания горят с первого по девятый этаж и огонь бежит вверх.

– Мы на пятнадцатом, мы спасемся, где пожарные? – Огромные зрачки девушки загорелись ужасом.

В следующие мгновение посыпались телефонные звонки. Звонили всем. Мужчины и девушка перекрикивали друг друга, моля о помощи и прощаясь с близкими. Это продолжалось минут пять. Потом все стихло. За сорок минут пожара СМИ не сообщили ни об одном спасенном – это главное, что было услышано  от  родных и знакомых. Волнение затрудняло дыхание, и судья машинально вдавил клавишу вентиляции на стене. Ранее неприметная щель в потолке изрыгнула порцию плотного дыма и умерла. Автоматика сработала.

– Стоп. Мы не должны паниковать! – Голос прокурора обрел силу обвинителя на судебном процессе. – Сейчас мы спокойно подышим кислородом и разработаем план эвакуации.

После нескольких глотков прохладного газа стало и вправду менее тревожно. Прокурор не выпускал инициативу из рук:

– Это конечно диверсия, поджог. Мотивы очевидны. Пол-страны мотивированно. Наши ведомства зацепили многие семьи. Семьи пожарников не могут быть исключением. Делаем вывод, что они не станут рисковать жизнями ради нашего спасения. Этот поджог – результат сговора против власти. И тем кто это затеял, важно, чтобы власть догорела. Все. Анализ причин пожара я закончил и больше к нему возвращаться не будем. – Прокурор рукавом пиджака вытер пот со лба и продолжил. – Мы будем спасать себя сами. И потом, – вдруг нервно засмеявшись, добавил: – спасение власти – дело  рук самой власти.

– Слушаем твои предложения, Андрей. – Судья снял пиджак и перекинул его через поручень беговой дорожки, температура в помещении повышалась.

Прокурор сделал еще один, уже спокойный и глубокий вдох из баллончика и продолжил:

– В задымленном помещении люди гибнут от угарного газа и перегрева, а не от ожогов открытым пламенем. Внутри для него кислорода мало, здание горит снаружи и пробирается к крыше. Там – сковородка. Вертолет всех не спасет. Нас точно вперед не пропустят. Надо пробираться к выходу.  Наши враги – только дым и температура, а не высота и пламя.

– Я правильно тебя понимаю, что мы оденемся в свою зимнюю одежду для уменьшения теплопроводности и спокойно дыша кислородом направимся к выходу? – спросил судья.

– Спокойно и уверенно, но быстро – надо сократить время контакта с высокой температурой, если не хочешь проторчать на больничном пару месяцев. Я пойду в чем одет, мое пальто горит в соседнем здании.

– Я тоже в курточке и без шапки! Меня муж каждое утро подвозит и вечером забирает… Ему просто по пути, – оправдывалась девушка.

– Ничего, полотенце на голову и все будет окей. Глаза будет резать, но можно бежать и с закрытыми. Все время вниз. Это несложно. Дорога одна. Сейчас Катя подышит кислородом и быстро сбегает за своей одеждой и одеждой Олега! Обувь зимнюю не забудь!

– Хорошо, я мигом!

– Погоди, доченька! – судья быстро достал полотенце из вмонтированного в стену шкафчика и смочил его холодной водой из кулера и после обмотал им голову девушки. -Дышать только через полотенце – это как противогаз!

Катя выскочила за дверь, словно катапультировалась в неизвестность, но через минуту уже вернулась с ворохом одежы. Долго не могла откашляться, но продышавшись при помощи  баллончика с кислородом, пришла в норму.

– Там кто-то стучал в дверь кабинета. Я пыталась впустить человека, но ее заклинило. Она не сдвигается в стену как обычно. Моторчик не работает.

Мужчины, вдохнув кислород, рванулись  с закрытыми глазами к заблокированной двери и уже через каких – то пару секунд  пытались сдвинуть ее в сторону. Массивная, с электроприводом, в нормальных условиях она легко отползала в сторону при нежном касании электронного ключа к ее сенсорной панели. Но теперь это умное устройство не работало.  То ли, напротив, работало в аварийном режиме, разбив здание на огнеупорные помещения, подобно тому, как на тонущей подводной лодке экипаж задраивает люки между смежными отсеками, что помогает сохранить плавучесть судна. Судья прислонил ухо к ее облицовке в надежде услышать хоть какое движение, а значит и признаки жизни с той стороны, но было тихо. От напряжения и дыма слезились глаза. Прокурор обеими ногами уперся в косяк и практически повис на ручке, пытаясь сдвинуть дверь с места. Все было тщетно. Судья в отчаянии саданул по ней ногою и внезапно стальной массив заскользил в сторону до странного щелчка. Щель размером не более двадцати сантиметров открыла новое пространство для экспансии удушливого газа. Теперь, по-видимому, вертикальный штырь электрического замка окончательно, механически, заблокировал дверь и сделал дальнейшие попытки сдвинуть металлическое препятствие попросту невозможным как в ту, так и другую сторону.  Закрывая лица руками, мужчины побежали в единственное спасительное помещение, где их ждала Катя.

– Ну, вы не спасли его? Он сгорел  заживо?

– Успокойся, мы никого не видели за дверью, там ни души. Тихо и пусто. Только дым. – Судья жадно смотрел на тело девушки, его взгляд был полон восхищения. – А ведь Катька, если голышом, может и пролезть.

Прокурор, не говоря ни слова, приставил девушку спиной к стене и плотно придавил своим телом. Судья сел рядом на корточки, беспристрастно наблюдая как друг “плющит” Катю.

– Андрюх, нажми сильнее, а ты, дуреха, не щетинься, а выдохни весь воздух из себя.

Девушка, ничего не понимая, но лишь догадываясь, что так надо, покорно выполняла  инструкции старших.

– Пожалуй, пролезет, если разденется.

Зазвонил телефон Андрея Петровича, и он освободил девушку от своего тела. Катя, глубоко вдохнув, тут же опустилась рядом с Олегом Степановичем и, положив ему голову на колени, тихо заплакала. Прокурор включил громкую связь. Это был голос Сергея, его водителя:

– Шеф, диспозиция такая: похоже вас спасать  не собираются. Это похоже на саботаж. Гайцы перекрыли движение. Пожарники мечут жидкие струйки. Пошли слухи, что корпус не устоит – рухнет через пару часов и надо эвакуировать всех в радиусе километра. Типа мертвым уже не помочь, а живым жить и жить. Сдается мне, это – измена. Вертолет для проформы сбросил пару тонн воды на крышу, но толку сами понимаете от них – ноль. Только трех бедолаг смыл вниз. Вам надо как-то самим о себе теперь беспокоится. На крышу уходить не советую – там просто добивают с вертолета. Несколько смельчаков перепрыгнули на  соседнее  здание. Реально допрыгнули,  но не спаслись.  Разница между крышами в шесть этажей. Была бы в два-три, может и был бы шанс выжить. А так – гипотенуза смерти.

– Спасибо, дружище, информацию принял. Буду принимать  решение по эвакуации.

Судья, облокотившись спиной на стену, поглаживал девушку, как бы стараясь сохранить в недолгой теперь памяти тактильные признаки юной жизни.

– Да, Андрюх, такая вот история вышла. Мы сами оказались в тюрьме. Тюрьме огня. Пожизненно, но не надолго. Жизнь – коротка, тюрьма – навсегда. И выбора нет. Катю можно попытаться протолкнуть в коридор, но боюсь девочка сгорит заживо где-нибудь на лестничном пролете между девятым и восьмым этажом, без нас – среди чужих трупов.

– Нет, я не хочу сгорать! Я буду здесь с вами до конца! Нас ведь спасут?!  Так много всего задумала, так все хорошо шло. Мы с мужем уже и детей запланировали, но ближе к тридцати. Теперь и детей не будет?! Все пропало. – Девушка снова зарыдала и уткнулась лицом в живот судье.

– Ну, дорогая, ничего не поделаешь – это приговор. – Судья ласково потрепал ее по головке и поцеловал в мокрые щечки, потом в губы, шею, сдавил крупной ладонью маленькую грудь. Катя не отпрянула, просто закрыла глаза и перестала рыдать. Тогда он позволил своим рукам  большее, но сопротивления вновь не последовало. Девушка была подавлена морально и теперь находилась в полном оцепенении от нереальности происходящего с ней. Было жарко и она легко расставалась с одеждой под мягким натиском судьи. Мужчина сделал два больших глотка кислорода и навалился на нее своим грузным телом.

– Мне так трудно дышать, лучше сзади… – в голосе девушке была мольба, но не протест.

Судья приподнялся, чтобы дать Кате повернуться на бок, и в этот момент получил сокрушительный удар ногой в челюсть. Большое тело грохнулось на пол, и голова спружинила от ламината.

Прокурор набросился на подготовленное к сексу девичье тело и грубо овладел им меньше, чем за минуту. Катя снова зарыдала:

– Зачем, зачем так-то? – на сидела абсолютно голая на полу и, закрыв ладонями лицо, раскачивалась из стороны в сторону.

Не обращая внимания на отчаяние девушки, прокурор надел  на нее трусы и то, что осталось от разорванных колготок. Затем натянул на нее тонкую кашемировую водолазку, которую та носила под пиджаком. Катя убрала ладони с лица и смотрела на насильника с ненавистью, как, по-видимому, смотрит кошка на живодера. Мужчина вне себя от ярости выдернул бутыль из кулера и почти все ее содержимое вылил на окаменевшую от ужаса девушку. Катю заколотило – крупный озноб потряс хрупкое тело. Прокурор оторвал ее от пола, поставил на ноги и держа одной рукой, второй отвесил звучную пощечину.  Кровь брызнула из левой ноздри. Озноб прекратился. Глаза максимально раскрылись и казалось смотрели сквозь ее истязателя.

– Молчи, сука, и слушай меня теперь очень внимательно!

Получив команду,  девушка сфокусировала взгляд на губах прокурора.

– Ты должна спастись, ты должна выжить! Твоя жизнь как и моя не стоит теперь ничего! Но ты  должна спасать своего ребенка! Ты уже беременна! Если ты не выживешь, то  он погибнет! Ты потеряешь его! Он не просто умрет, он сгорит вместе с тобою! Твой ребенок, Катя! Твой ребенок сгорит! Ты должна спасаться, ты должна бежать вниз!Сквозь дым и огонь!  Не останавливаться ни на пол-секунды! Остановка – смерть ребенка! Ты поняла меня?!

– Да…

– Громче!

– Да, да, да! – Взор девушки помутнел от бешенства, она неистово орала, выжимая из маленьких легких весь без остатка воздух. В это мгновение она была похожа на Жанну

д’ Арк, поднимавшую  бойцов на осаду Орлеана, на неравный, безумный и от того обреченный на победу бой. Бой с огнем.

– Все! Теперь бегом! – Прокурор прихватил баллончик и ринулся навстречу огню и дыму. Добравшись до двери мужчина собрал всю волю в кулак и из последних сил налег на уже горячий металл. Катя выдохнула и продралась сквозь узкую щель в коридор, оставив на металле  пригоревшие волоы и шерсть. Мужчина просунул ей кислород.

– Все, теперь глубокий вдох из баллона и беги вниз! Беги, моя любовь! Беги, доченька!

 

Наблюдавшие за горением пожарные, уже привыкшие к усыпляющей, завораживающей красоте огня, не сразу распознали в движении у входа живого человека. Девушка рухнула на горячий асфальт, пламя медленно скользило вверх по ее хрупким ножкам, оставляя за сгоревшим капроном след волдырей. Мощная струя ледяной воды легко подбросила обмякшее тело и, перевернув в воздухе, снова уронила на асфальт.  Спасатель забросил девушку себе на плечо и уже через десять секунд был у машины скорой помощи.

***

В город снова пришла зима. День выдался солнечным и теплым. Утки и голуби неспешно, с важным видом, склевывали избыток хлебных крошек на искрящемся снегу. Опершись на поручень коляски, молодая женщина хромала следом. Муж, придерживая ее за талию, шел рядом.

– Кать, просто поверить до сих пор не могу, чудо какое! Бог ребенка нам подарил как знак своей силы и расположения к нам! Мы тогда любовью по расписанию занимались, чтобы не залететь. Как мы были глупы! Он ребенком явил свое чудо!

– Только ли ребенком? – Катя посмотрела на мужа через крупные в пол-лица солнцезащитные очки, которые скрывали рубцы от ожогов. – То, что я одна из тысячи выжила, это – не чудо разве?

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.