Отдел, в котором я работал, функционально и территориально можно было разделить на три части. В первой комнате сидели конструкторы – механики, чертившие на кульманах сборочные чертежи приборов, а электронную начинку этих приборов разрабатывали во второй комнате, где за электромонтажными столами, с уставленными на них осциллографами, частотомерами и другими измерительными приборами работал я и ещё четыре инженера. В этой же комнате за перегородкой было ещё двое молодых ребят электромонтажников. Была ещё третья комната – комната ведущих специалистов, которые генерировали идеи и занимались конструкторской документацией. Основной возраст в отделе был от двадцати до сорока лет. Вопреки бытующему мнению, что в КБ в советское время только чай пили, да штаны просиживали, у нас работа, что называется, «кипела»: почти все разработки отдела доходили до серийного производства, а за некоторые даже получили награды на ВДНХ. В первую встречу со мной начальник отдела напутствовал меня словами: « Забудь дедукцию, твоя задача – давать продукцию». Несмотря на его пожелание, первые месяцы работы забыть дедукцию не получалось, и я с «детскими вопросами» приставал к старшим коллегам, уже ни один год проработавшим в КБ. Меня, в первую очередь, интересовало: почему изделия, которые разрабатывал наш отдел в единичных экземплярах, обладающие техническими характеристиками не хуже «забугорных», нельзя было выпускать массово, для широкого народного потребления. На эту тему мне пришлось прослушать не одну лекцию об отставании нашей элементной базы на несколько лет, с одной стороны, а с другой – о существовании перечня компонентов, разрешенных к применению в ширпотребе. Картина вырисовывалось безотрадная: всё самое лучшее и передовое шло на космос, для «военки» уже существовали крошечные ограничения в элементной базе, а всё остальное, самое устаревшее морально и технически, оставалось для народного хозяйства. При конструировании новой техники конструктором разрабатывалась так называемая карта уровня, где он должен был сравнить своё изделие с заграничными аналогами, не позднее трёхлетней давности, с начала их выпуска. А главным условием постановки изделия в массовое производство было требование, чтобы разработка, по этой карте должна быть, по крайней мере, не хуже заграничного аналога. Конечно, допускалось отставание по отдельным параметрам, но по совокупности параметров изделие должно было быть значительно лучше. В капиталистических странах таких проблем с ограничением в элементной базе не существовало, поэтому нашим инженерам приходилось искать ассиметричные решения. Как горько тогда у нас шутили: «наша ширпотребовская техника превосходит зарубежную, но только по массе и размеру». Что было делать, если самые лучшие ресурсы страны уходили на оборонку. Для выпуска единичных изделий по особым заказам таких ограничений не существовало. Также была возможность обойти такие ограничения в серийном производстве, но только по работам для народного хозяйства, делавшимся по особым поручениям партии и правительства. В этом случае существовала так называемая система согласования, когда писали письма в министерство с обоснованием того, что без этого транзистора, переключателя, конденсатора или чего другого, на требуемые характеристики в техническом задании ну никак не выйти. Согласовывать применение надо было заранее, чтобы в случае получения разрешения нужное количество элементов было включено в годовой план выпуска соответствующего завода, для которого тоже планировались заранее отпускаемые ресурсы. Всё это приводило ещё и к затягиванию времени между началом разработки изделия в КБ и началом её серийного производства на заводе. Наш начальник отдела, благодаря своим обширным связям, мастер был находить такие темы работ: либо по постановлениям правительства, либо для единичного использования. Викторович, как его звали за глаза в отделе, с утра часто приходил на работу в плохом расположении духа, недовольно ходил по отделу, выискивая к чему бы придраться, и все сотрудники тогда, склонившись над кульманом или паяльником, старались не дать ему этого повода. Как-то в отдел приехал заказчик работ из министерства. Одетый в дорогой костюм, пахнущий заграничным парфюмом, мужчина примерно шестидесяти лет с важным видом ходил по отделу, а Викторович, следуя за ним, двумя руками торжественно нёс стул. Когда гость подходил к заранее выставленной разработке нашего отдела и заинтересованно спрашивал про неё, Викторович ставил стул, на который тут же важный гость усаживался, и слушал разъяснения конструкторов. Если гостю становилось скучно от технической информации, он вставал и шёл дальше к следующей разработке, Викторович поднимал стул и переносил его соответственно дальше. Когда гостем было осмотрено всё, они вдвоём с Викторовичем проследовали в его кабинет, где их ждал небольшой фуршет с армянским коньяком. Зарплата начинающего инженера после института была 115 рублей, после стипендии в 45 рублей на старших курсах, это казалось большими деньгами. Иногда были премии, но больше 10-15 рублей новичкам не давали, и получение премии целиком зависело от расположения к тебе начальника. Скоро я узнал, что в КБ существовал способ получить премию самостоятельно, для этого надо было лишь оформить рационализаторское предложение, которое рассматривала комиссия, во главе с главным инженером. Как правило, комиссия давала добро на это предложение, и, соответственно, автор получал 15- 20 рублей. Многие инженеры и наладчики пользовались этим и особенно активные рационализаторы каждый месяц получали прибавку к зарплате. Любимым делом оформлять рационализаторские предложения или «рацухи», как их ещё называли, было у наладчиков. Так как свободного времени у них было больше, а зарплата, наоборот, меньше, чем у инженеров, они каждый месяц бесконечно совершенствовали свой электромонтажный стол или паяльник. Другим любимым делом у наладчиков была «халтура», то есть ремонт различных бытовых приборов в обеденный перерыв или в отсутствии начальства – в рабочее время. Наладчиков звали Борис и Сергей. Иногда, если у них было соответствующее настроение, они разыгрывали друг друга. Кроме широко известных розыгрышей, таких как приклеивание или прибивание рабочей обуви к полу были и оригинальные. Как-то в обеденный перерыв мы стали свидетелями такого розыгрыша. Занимавшийся ремонтом телевизора Сергей в обеденный перерыв вышел покурить на улицу. Борис, только этого и ждавший, быстро просверлил дрелью в столе под телевизором небольшую дырку. В эту дырку он воткнул заранее приготовленную длинную полую трубку – кембрик. Другой конец этого кембрика он вывел в двух метрах от стола за перегородкой. Сергей вернулся с перекура, а мы, поглядывая друг на друга, стоим – ждём представления. Заменив очередную деталь и закрыв крышку телевизора, Сергей нажал кнопку включения. Телевизор начал оживать: появился звук и изображение. В это время, Борис, незаметно за перегородкой, затянулся сигаретой и резко выдохнул дым в кембрик. Из телевизора повалил густой дым. Сергей испуганно вскрикнул, быстро выдернул шнур питания телевизора из розетки. Его лицо побледнело, телевизор был тёщин, и он уже, видимо, представил её реакцию на окончательно сгоревший телевизор. Мы все молча давимся от хохота, пытаясь не рассмеяться. Оглянувшись с растерянным лицом на нас, ища сочувствия и совета, Сергей по нашей необычной в таких случаях реакции, начал осознавать, что что-то тут не так. Но он не мог понять, что именно: рядом с ним и телевизором никто не стоял. Он снял крышку с телевизора, помахал газетой рядом, чтобы удалить остатки дыма, осмотрел внутри всё внимательно, но ничего подозрительного не нашёл.
– Тараканы, видимо сгорели в телевизоре от высокого напряжения, – пошутил издали Борис.
-Да, нет, они там просто покурить решили,- пошутил кто-то из инженеров, давая подсказку Сергею. Но он пропустил её мимо ушей, внимательно рассматривая детали телевизора. Опять ничего не нашёл и, не закрывая телевизор крышкой, снова его включил. Телевизор ожил, проработал пару минут и тут Борис, набрав в легкие, сколько он только мог дыма – с силой выдохнул в кембрик. Из телевизора повалил густой дым как из горящего стога сена. От испуга Сергей вскочил со стула, не зная, что делать, его взгляд метнулся к огнетушителю на стене. И тут, через невысокую перегородку он увидел закашлявшегося от дыма Бориса. Он замер, медленно перевёл взгляд на телевизор: над ним клубился ещё дым, но огня не было. Мы уже, не скрываясь, тряслись от смеха. Наконец, все осмыслив – и наш смех, и дым, пахнущий табаком, и продолжавшего откашливаться Бориса, он заглянул под стол и всё понял. Сергей издал вопль, который начинался как вздох облегчения, что тёщин телевизор цел, но уже, закончился матом, переходящим в рычание.
– Убью, скотина! – закричал он и бросился вслед за убегающим на улицу Борисом. В окно мы видели, как Борис быстро забежал за стоящее рядом здание и скрылся из виду. Сергей бежал за ним. Меня занимал вопрос: догонит или не догонит? А если догонит, подерутся или нет? Я поинтересовался – может за ними стоит пойти, разнять их.
– Да нет, не беспокойся, никакого смертоубийства не будет, это не первый раз у них. Прошлый раз Борис за Сергеем бегал – ответили мне. И верно, спустя какое-то время они вернулись уже вдвоём, мирно обсуждая какую – то новую идею для своей «халтуры».
