(рассказ написан в соавторстве с сетевым автором под ником Урюкмей Заславский)

***

Мы знакомы с ним лет шесть, но дольше двух месяцев вместе не выдерживаем. Улетаю. Он и остановил бы, но не может. Да я и сама не знаю, отчего ухожу. Устаю. От повторения, предсказуемости. Как дерево, которое не может расти в горшке, ищу неба и свежего воздуха. С какой стороны подует, что принесет? Какая разница. Дохнет свежий ветер, и я расправляю ветки и лечу вместе с ним куда-нибудь. Прочь из затхлого болотца устоявшихся отношений. Из этого города. Из замкнутого пространства.

Но… Полетаю-полетаю и вдруг начинаю тосковать по его глазам, рукам, жадному телу… Потянет невыносимо и неуправляемо.

Почему я к нему возвращаюсь? Не знаю. Он проник глубоко в меня. Сплелся с моими корнями. Он знает, чем меня поить и во что наряжать. Изучил мои привычки, складки и трещинки. Он владеет ими, как хозяин, знающий дорогу на ощупь и никогда не сбивающийся с пути. И самое главное, он всегда готов меня принять, даже если я улетаю навсегда. Сколько раз я говорила ему: «Все, прощай, это конец, я никогда не вернусь». Кажется, пять или шесть. Не помню.

А потом. Проходит эйфория новизны, черствеют впечатления, тонкой пленкой скуки покрываются взгляды. А  я снова, как муха  в густом сиропе, вязну в тактильной памяти. Вспоминаю, как его руки, уверенные и сильные, скручивают, связывают меня, и я больше это не я, а дерево: тонкие оголенные ветки  и трепещущие  листья – сливаются в одно сильное гибкое тело, дающее жизнь и непрерывно растущее.

Иногда я думаю, если бы он не держал меня так крепко, не связывал этой непонятной зависимостью, может быть, я никогда и не вырывалась бы из его крепких рук.

Но нет. Только почувствуешь, что хочет задержать, выстроить оградку, в шкафчик с вещами засадить, приручить и пользоваться, как своей домашней тварью, думаешь, нет, братец, я еще полетаю. И срываешься в ночь сломя голову, чтобы потом опять вернуться и снова улететь. Мистика этого странного притяжения и отталкивания где-то за пределами понимания.

– Ир, чего тебе не хватает? Я ведь люблю тебя, – говорит он мне.

– Мне трудно это объяснить. Ты никогда не сможешь меня понять до конца. Нас разделили. Отчего бы Богу не придумать совершенного существа, способного соединить в себе эти инь и ян? – отвечаю я.

– Ты несешь чушь. Какие инь и ян? Есть я и ты. И нам больше никто не нужен.

– Нужен…

Мне кажется, мы оба не улавливаем чего-то самого важного. Он все время ждет этого от меня, а  я от него. Дурак!

Да останови он меня хоть раз силой, вырви из рук чемодан, задай одно последнее условие: или сейчас или больше никогда – и  я испугалась бы, пошатнулась. Вычеркни он из памяти телефона мой номер, и не узнай на улице, когда я в очередной раз вернусь к нему из своей беспутной прогулки, отпусти – и я осталась бы с ним навсегда.  Когда он рядом, я могу думать о чем угодно, что угодно говорить, но стоит мне только коснуться его плеча, груди, и начинается реакция, которую невозможно остановить, потому что она не подвластна разуму. Только разве он об этом догадается…

***

Она появляется в моей жизни как комета. Влетит, захватит, обожжет и, мотнув хвостом, вновь исчезнет где-то в темноте. Только оставит после себя выгоревшую до пустоты тоску и этот разрывающий на молекулы смур, который неизлечим, пока не утопишь его в мутном и затяжном запое. Сколько ни зарекался выплюнуть её  из себя, забыть, растереть в пыль, не получалось. Только выкарабкаешься из депрессии, заново научишься различать слова и лица и вроде забудешь её, как она вдруг снова является привидением: «Не угостишь чашечкой кофе?» Выползает из-под какого-нибудь очередного банкира или рокера. Сучка, пользованная, тасканная и до слепоты, до одури желанная. Твоя женщина. Ты знаешь её до волосины, до самой последней родинки на пятке и все-таки не научился управлять ею. Только зацепишь,  снова норовит куда-то смыться. Записка на столе, прощальная смска,  невесомый шарфик на подушке. Она помешана на этих шарфиках, таких же скользких, как сама. Выходит замуж, разводится, заводит романы, расстается. Течет, убегает. И зачем-то вновь возвращается ко мне. А я, как тряпка, мякну, подрагиваю нутром от вожделения и снова вхожу в неё, как в забвение, с наслаждением и терпкой болью узнавания. Как хороша она в постели! Как сладко быть в ней и ловить волну трепещущего в руках уже твоего тела. Плевал я на мнения друзей, уставших шутить по этому поводу, на крутящих у виска родственников, которые мечтают увидеть меня семьянином.

Она  – моя карма, моя страсть, любовь, мука и наказание. И самое мощное удовольствие, которое есть на свете. Что в ней? Почему она меня так цепляет? Эффектная брюнетка, похотливая сучка с огромными, всё разрешающими голубыми глазами, обрамленными  бархатом черных ресниц.

Как-то ради смеха затащила меня к гадалке. Никогда не верил в эту муть. А тут что-то как толкнуло. Старая цыганка долго думала, руками  водила по ладоням. Сравнивала линии судьбы, пристально всматривалась в наши лица. «Руки говорят, что ваше число шесть.  Это – странное число.  В каббале оно означает творение и красоту, и в христианстве есть шесть дней творения, в Индии шесть измерений пространства, в Китае шесть чувств. Шесть состоит из двух треугольников  мужчины и женщины, небесного и земного начал. Шесть связывает ваши души, но и разбить эту связь может тоже только оно. Вы долго будете маяться. Вдвоем и врозь. Пока в шестой раз не поймете, что посланы друг другу».

Тогда, выходя от цыганки, на бетонной лестнице старой сталинки мы нашли котенка. Черного бездомного заморыша, который, к тому же оказался девочкой.

– Давай возьмем. Будет у нас общий зверек, – сказала вдруг Ирина. И я впервые увидел в ней что-то другое, чего никогда не успевал рассмотреть из-за её бесчисленных побегов. – Смотри, она тоже брюнетка и глаза у неё голубые, как у меня.

– Сиамка, говорят, с характером. Зачем она мне? Ты опять умотаешь в какую-нибудь очередную Америку,  а я с ней возиться буду.

– Возьмем, решено, – будто не слыша меня, сказала Ирина и бесцеремонно засунула  эту тварь мне за пазуху. Теплый, дрожащий от страха комочек.

Мы назвали её Багирой, а как еще, черная как  безлунная ночь. И красивая, чертовка, с этими своими сияющими голубыми глазами. И, правда, на Ирку похожа. Даже повадками. Уклончивая, хитрая и ласковая, когда жрать хочет.

Ирина будто ждала, пока кошка подрастет, возилась с ней, радовалась как ребенку, узнавая в ней свои собственные дикие черты. Но однажды оставила её вместо шарфика на подушке и снова укатила куда-то.

В этот раз она задержалась надолго.  Я по привычке маякнул другу детства, сыскарю со стажем, чтоб поводил её до выяснения с кем она и где. Нашлась быстро. На видео рядом с ней тщедушный, сутулый мужичонка, с длинными, сальными волосами и хитрым, крысиным взглядом. Что она в нём нашла?  Непропорционально большой сплюснутый по бокам череп придает лысеющей голове уродливую продолговатость. Ирина, кажется, внимательно слушает этого прыща, в восхищении заглядывает в глаза. Тот галантно пропускает её вперед и смешно раскланивается, она хохочет и доверчиво льнет к нему. На каблуках она выше на голову, и поэтому ей пришлось наклониться, а ему вытянуть свою мегрельскую дыню на тонкой шее, чтобы поцеловать. Тьфу-ты! Наконец, она упорхнула в услужливо открытую им дверь. И я с облегчением вздохнул. Ирка нашла достойного члена… в клуб почетных рогоносцев. Но какого хрена в этом клубе делаю теперь я? Все хватит!

Этот её побег я пережил на удивление спокойно. Может быть, и правда, перегорело. Да и перед Багирой как-то неудобно,  как будто Ирка через неё за мной наблюдает. Я делал вид, что мне пофиг, занялся в кои-то веки серьезной работой. И как-то включился, увлекся, забыл обо всем на свете. Я бы и о кошке забыл, если бы она сама о себе постоянно не напоминала.

Сиамка выросла и превратилась в сильную и грациозную маленькую пантеру, редко удостаивающую меня своим кошачьим вниманием. Иногда только, когда в доме было холодно, снисходительно забиралась на колени и осторожно терлась о живот, требуя ласки. В общем, мы приспособились друг к другу. И даже полюбили этот сдержанный  стиль отношений, в котором никто никому не должен, не надоедает и не вторгается на чужую территорию.

Так прошло что-то около года.

– Макс, это я, – как-то ночью услышал я в трубке срывающийся испуганный голос.

– Ира? – я моментально проснулся и, сбросив с ног пригревшуюся кошку, сел на кровати.

– Он обманул меня. Ему нужны были только мои деньги.

– Кто?

– Мой новый муж.

– О, господи, – я злобно выдохнул, поднялся с кровати и прошел в коридор за сигаретами.

– Я не знаю, что случилось. Ты прости меня, мне казалось, я люблю его. Он был такой необычный. А потом… – она задохнулась от рыданий.

– Что потом?

– Ну, понимаешь… Как тебе сказать…

– Как обычно. И?

– Не как обычно. С ним всё по-другому, понимаешь? Он казался мне каким-то неземным существом. Всё понимающим, всё чувствующим. Как будто что-то знал такое, чего никто из нас не мог. Но, понимаешь, у него…

– Что у него? Говори же толком!

– Я потом тебе расскажу… Это ужасно. Он казался мне совершенством, а получилось, что…

– Понятно. Можешь не продолжать.

Повисла долгая тишина. Я закурил и терпеливо ждал.

– Мне не к кому обратиться кроме тебя, – наконец сказала она.

– Почему?

– Потому что ты любишь меня. Я дура, конечно, но ты единственный, кто поможет, несмотря ни на что. Так ведь?

-Так ведь, –  вздохнул я обреченно и сполз по стене на пол.

– Помоги, а? В последний раз, клянусь.

– Ира, я так устал от всего этого. Перед кем и в чём я провинился? Ладно, рассказывай…

Как оказалось, новый мой соперник по имени Евгений, настолько втерся к ней в доверие, что даже не переспав с ней ни разу, смог раскрутить на брак. Он предложил Ирине продать их однокомнатные квартиры, чтобы купить хорошую двухкомнатную и, поженившись, жить вместе. Однако, получив деньги за квартиру невесты, вдруг исчез. Его квартира оказалась съемной.  Ира обратилась в розыск, но по тем паспортным данным, которые у неё были, милиции удалось найти совершенно другого человека, который и понятия не имел о разыскиваемом. Как же всё это пошло и тривиально. Было еще что-то, о чем она все пыталась и никак не могла рассказать, захлебываясь слезами. Но меня все это начало раздражать.

– Хорошо. Я найду его, – вздохнул я, нажал «отбой» и  стал одеваться.

Мне удалось достаточно быстро вычислить этого Евгения. Друг сыскарь еще в начале всей этой истории прилепил маячок на его машину. Я решил сам разобраться с мразотой. Внутри боролись ревность и желание разоблачить мошенника. Поэтому обошлось без церемоний.

Вытащил связанного из багажника, оттащил к вагончику и прислонил к стене.  Пока закрывал машину, тело сползло,  упало головой в лужу. Пленник закашлялся, забулькал носом, застонал. Я приподнял его, чтоб не захлебнулся раньше времени и, открыв дверь, втащил внутрь, развернул лицом к себе. «Ну и рожа!» Пошарил в его карманах, нашел телефон и устало присел рядом. Потыкав в меню, нашел видеофайлы,  стал просматривать их.  Практически все видео были одной направленности. Секс Евгения с разными женщинами в различных местах и позах.  Причем женщины были, вполне приличными на вид, я не мог понять, что они находили в этом   одутловатом, бледном уродце с отвисшими грудными мышцами.  Дошла очередь и до Ирины. Вот она. Лица не видно, только тело. Знакомое, изученное до мелочей. Тонкие ключицы, грудь с маленьким, коралловым  соском,  пупок. Вдруг что-то пошло не так, картинка дернулась, расплылась и погасла. Попытался еще раз прокрутить файл, но тот был стерт или прервался. Со злостью швырнул телефон об стену, подошел к Евгению и ударил его по щеке.

– Где деньги, мразь?

– Какие деньги? – он с трудом приходил в себя.

– Те, что ты взял у Ирины Пряхиной. Где они?

– Под ванной, около слива…

Незатейливо. Я почему-то представлял себе коды и банковские счета.

– Зачем они тебе?

– Вам этого не понять. Я хотел начать жизнь заново. На это нужны деньги, много денег, – голос его дрожал.

– И многих  дур ты обманул?

– Не знаю. Многих. Они сами мне всё отдавали. Они искали счастье. Я давал им это счастье. За всё нужно платить.

– Какое счастье?

– Полноту ощущений.

Я сплюнул. Подумал об Ирине. Разве мало я её любил? Какое такое особенное счастье мог дать ей этот ничтожный и жалкий уродец? Кто поймет женщину. Дальнейший разговор не имел никакого смысла, коротким ударом в челюсть я поставил точку в беседе и приступил ко второй части своего плана. Честно говоря, не ожидал, что клиент расколется так быстро.  Но через пару минут тут появится братва, и пьеса продолжится уже без меня.

– Да. За всё на свете нужно платить.

Мысль снять на пленку издевательства над  поверженным соперником пришла в голову внезапно. Степаныч удивлённо хмыкнул:

– Будет тебе кино, начальник. И актёры будут. А потом куда?

– Куда хотите,- буркнул я.

– Ну, и ладушки, – Степаныч улыбнулся беззубым ртом, сделав вид, что не заметил моего мрачного дополнения.

Я поморщился, вышел на воздух и закурил. Лучи двух прожекторов разрезали строительную площадку на несколько секторов с резкими границами света и тени.  Поморгал, чтобы глаза привыкли к полутьме. Огляделся. Бульдозер у котлована напоминал склонившего шею диплодока, пьющего из озера, рядом с ним замершее чудище фронтального погрузчика,  поднявшего над головой – то ли ковш, то ли поверженного противника.  Невдалеке торчит стрела крана, один из тросов недостаточно закреплён и трется об железо с резким звуком, будто вверху плачет какая-то птица. Со свалки доносится тягучий собачий вой, или это ветер воет в трубах. Не поймешь. Я вздохнул, представив себе еще более мрачную картину готовящегося преступления. Вдруг визгливо скрипнула дверь вагончика и в ярком проеме появилась фигура Степаныча.

– Начальник. Мы, конечно, сделаем, как скажешь,  за твои деньги, но ты какого-то монстра нам подсунул. Глянь сам, – сказал он.

Я прошел внутрь. Евгения уже раздели. Степаныч подошел к нему и перевернул на спину, то, что я увидел, заставило замереть от брезгливой гадливости.  У Евгения было два половых органа. Влагалище и пенис. А маленькие обвисшие груди,- действительно были женскими грудями, только редуцированными и поэтому казались дряблой мускулатурой.

– Начальник, я в прошлой жизни в медицинском учился. Это называется истинный гермафродитизм. Очень редкое явление. Посмотри, волосяного покрова на конечностях практически нет. На лице тоже. Оно же не брилось никогда. Фигура больше напоминает женскую. Широкий таз, узкие плечи. Жирок на бедрах. Характерный женский животик. Отличный экземпляр для кунсткамеры. Где ты его взял?

Я недоуменно смотрел на это чудо природы.

– Ничего не надо. Оставьте его. Оденьте и выбросьте где-нибудь подальше отсюда. Вот.

Я протянул Степанычу обещанные деньги и, не оборачиваясь, двинулся к машине.

***

– Максим, спасибо тебе за все.

– Не за что. Больше сюда не звони, – коротко сказал я и прервал звонок.

Через пару секунд кто-то позвонил в дверь.  Нехотя поплелся открывать.

Она стояла на пороге. Мокрая, жалкая, как облезлая кошка. И только огромные глаза во влажном бархате ресниц на осунувшемся побледневшем лице.

– Там дождь, – будто извиняясь, проговорила она.

Я, молча, пропустил её в дом. И не приглашая, пошел в комнату.

Ира сняла плащ и шагнула вслед за мной.

– Макс…- начала она.

– Ира, тебе лучше уйти. После гермафродитов, с которыми ты трахалась, я даже смотреть на тебя не могу. Так что прости.

– Ничего не было, Макс. Когда я поняла, кто это, меня вывернуло прямо на это существо.

– Ради Бога, не надо подробностей, – я брезгливо сморщился. Из комнаты ей навстречу вышла Багира.

– Я не знаю, что это было, бег от одиночества или тоска по теплу, по самой себе, которую я так и не поняла. А может быть прыжок в ту пустоту, которая разделяла нас с тобой.

– Не надо, не надо всех этих слов. А ведь я его чуть не убил.

– Не знаю, что на меня нашло. Прости меня. Я только сейчас поняла, что люблю тебя.

– Не надо.

Багира потерлась об её ногу, громко и демонстративно замурлыкала, будто напоминая людям о том важном, что они упустили в своем разговоре. Ирина присела и благодарно подхватила кошку на руки, прижала к себе:

– Девочка моя. Как же я по тебе скучала, – она уткнулась в теплую черную шерсть и заплакала.

– Зрелище не для слабонервных, – проворчал я. – Ладно оставайтесь до завтра, там все равно дождь. Это шестой и последний, – добавил уже тише и пошел в кухню поставить чайник.