Константину Петровичу Ивушкину всего двадцать восемь лет, но все вокруг обращаются к нему исключительно по имени и отчеству и только по серьезным вопросам. А все потому, что он  инженер по технике безопасности на большом промышленном предприятии и каждый день имеет дело с точными расчетами и прогнозируемыми результатами.

С детства Ивушкин любил цифры. Но со временем скупая целесообразность ограничила круг его общения и сузила  рамки, в пределах которых было тяжко жить и практически невозможно дышать. В них совершенно не было места фантазиям и мечтам.  Точность расчетов порой так давила на мозги своей чудовищной материальностью, что защитные силы организма насильно вырывали Ивушкина из-под пресса жизни и заставляли подняться туда, где бродили беспризорные облака и раскачивался  беспечный месяц.

В вопросах, не касавшихся производства, Костя был податлив, внушаем и младенчески целомудрен. А на ловца, как известно, и зверь бежит. Однажды в руки Константина Петровича попал диск с фильмом «Секрет». Как раз то, что надо для компенсации излишнего здравомыслия и обретения универсальной иллюзии об исполнении любых желаний.  Какое желание чаще всего овладевало инженером Ивушкиным? А какое – овладевает вами, дорогой читатель?

«Думай и богатей! Мысль материальна! Эврика!» – подобно  ушибленному яблоком Ньютону, просмотрев фильм, воскликнул наш герой. И, не медля ни минуты, начал тренировать свои медитативные способности.

Дабы укрепить веру, Константин Петрович штудировал литературу туманно эзотерического содержания, почитывал восточных и современных мудрецов, и жадно мечтал о чемоданчике, набитом деньгами. Чего уж там мелочиться, размениваясь на мир во всем мире или какое-то эфемерное общечеловеческое счастье. Тут бы концы с концами свести и отчалить, наконец, к светлым берегам благополучия и  достатка, которое приходилось наблюдать только по говорящему ящику и  через окно маршрутки.

Но для материализации мечты следовало войти в особое состояние   просветления  или освобождения от лишних мыслей. Целыми сутками в голове Ивушкина роилась масса вопросов, ответов, мотивов, доводов, доказательств и прочей информационной чепухи, мешавшей разглядеть зародыш главной идеи. Костя не унывал. Он самоотверженно погружался в пространство глобальных планетарно-космических размышлений, пытаясь поймать за хвост ускользающую нирвану.

Иногда с эзотерическим потоком в голову падали простые земные и вполне материальные мысли о том, что съесть на завтрак и где раздобыть деньги на сигареты. Порой он думал о женщинах и будущей семье, жене, детях и прочих причитающихся в его возрасте бонусах судьбы. И где-то в глубине души, как каждый нормальный человек, мечтал о счастье и любви. «Мысль материальна! Мысль материальна», – как мантру, повторял Константин Петрович, приучая мозги к дисциплине и сотворению чудес. Однако манна небесная, заваренная тщанием и медитациями, не спешила упасть на его голову.

Зато однажды в обход медитаций в жизнь Константина Петровича неожиданно вошла любовь. Как входит старенькая мама, чтоб постирать рубашки и нажарить котлет, или соседка, чтоб взять взаймы соли. Просто. Без пафоса и романтического флёра. Понятная и домашняя, будто всегда была рядом, просто на время отходила за кефиром к ужину.

Её звали Маша, и она была дочерью старинной знакомой матери Ивушкина, обитавшей в соседнем доме. Девушка как-то раз  зашла запросто, чтобы передать  по дружбе баночку абрикосового варенья. А Костя не будь дураком, и пригласил её чайку попить. Слово за слово. Так и осталась навсегда…

Легко, незаметно, будто сложились лоскутки сделанной кем-то выкройки.  Казалось, они давным-давно знали друг друга и только ждали случая, чтобы вернуться  к теплым домашним чаепитиям и простым разговорам о пустяках.

Константин Петрович относил это к заслугам Машеньки. Она сумела как-то все так мило повернуть, устроить, что не нужно было напрягаться и испытывать волнение. Порой Константин даже не чувствовал в Маше женщину.  Она стала частью его жизни и воспринималась как необходимый и достаточный элемент бесхитростной жизненной конструкции, которую он смастерил, благодаря своим правильным медитациям. Так же естественна и привычна, как дыхание или пульс.

Маша ничего не знала об эзотерических упражнениях мужа, а он стыдился раскрывать свою тайну. Думая, что когда все получится, обязательно ей расскажет. А сам втихаря, когда Маша засыпала, крадучись уходил в нирвану и настойчиво визуализировал свою мечту.

Вне дома Маша была менеджером в какой-то преуспевающей компании и с увлечением играла с курсами валют, сделками, контрактами, рассчитывала выгоды и риски  и часто ездила за границу. Эта область её жизни казалась Константину чем-то недостижимо сложным и даже опасным, но он видел, как загорались глаза Маши, когда речь заходила об оффшорных зонах и финансовых операциях. Он ничего в этом не понимал, но успокаивался. Она занималась любимым делом, которое приносило ей удовольствие. Ему тоже очень хотелось разбогатеть, чтобы она могла им гордиться.

– Кость, завтра лечу в Монако. Наша компания подписывает крупный контракт. Везу груз семьсот. Поехали со мной. Я все оформлю. Может быть, удастся съездить в Ниццу. Искупаемся в Средиземном море, отдохнем, поехали, – Маша обняла мужа.

– Что такое груз семьсот?

– Это деньги, Костя, много денег, – Маша весело сверкнула глазами. – Намечается крупный сабантуй.

– Маш, ты же знаешь, я не могу. Меня никто не отпустит, – немного раздражаясь оттого, что не может сказать правду, промямлил он.

Костя не хотел ехать. В последнее время её успехи в карьере и хорошие деньги, которые она приносила в семейный бюджет, стали его напрягать. Не то, чтоб он завидовал. Просто невольно думал о своих собственных достижениях. Небольшая зарплата, кризис на производстве, слабые подвижки в материализации мыслей  приводили его в отчаяние. Он чувствовал, что ему необходимо еще одно, последнее, самое решительное усилие.

«Ницца подождет. Еще немного, и я смогу. Как раз когда Маши не будет дома».

Маша улетела одна. Он проводил её до аэропорта, посадил в самолет и поспешил домой. Сегодня суббота, впереди целый день работы над собой. В радостном нетерпении, он, словно стреноженный конь, топтался в переполненном автобусе и досадовал, что никак не доберется домой. Ему казалось, что промедление смертельно, что он уже практически поймал свою удачу. Вот она, почти в руках, стала отчетливой, осязаемой.

Костя пришел домой, прямо на полу мысленно поставил перед собой воображаемый кейс с деньгами, сел в позу Будды и начал медитировать. Долго, настойчиво и старательно вызывал  желанный образ. Несколько раз открывал глаза и, убедившись, что медитация пока не сработала, вновь зажмуривался и наводил резкость в своем воображаемом третьем глазу. Наконец, так устал от томительного умственного напряжения, от сидения в одном положении, что перед глазами забегали мушки, и на какое-то мгновение показалось, что он все-таки увидел этот пресловутый и аккуратный серый чемоданчик. Затаив дыхание, Костик наклонился над ним и явственно ощутил под пальцами ребристую металлическую поверхность, контуры защелок, колесико замка. Набрал код «700» и открыл кейс. Под крышкой лежали ровные ряды банкнот. Константин провел по деньгам рукой и ощутил покалывающий холодок в пальцах, касающихся шероховатой поверхности. Затем прикрыл чемодан  и щелкнул воображаемым замком.

От напряжения темнело в глазах, но визуализация получилась на все сто!

Костя с облегчением расслабил спину и бессильно упал на пол. Он не мог шевелиться, не мог разогнуть сплетенные ноги, расслабить удавку галстука, поправить сдвинувшийся набекрень мозг. Так и уснул, просветлев до пустоты, тяжелым сном триумфатора: без видений, без дум, без чувств.

Его разбудил ранний телефонный звонок. Должна была звонить Маша. «Наверное, уже прилетела и загорает где-нибудь на Лазурном берегу», – мелькнула ревнивая мысль.

– Константин Петрович, вам звонят из страховой компании. Соболезнуем, но  с вашей женой произошел страховой случай. Просим вас приехать для опознания и оформления документов.

– Что? Я не расслышал? Повторите, пожалуйста… Вы, наверное, ошиблись номером…

– Что? Правильно! Нет! Как же так? – трубка выпала из рук, и дежурные слова сочувствия утонули в длинном ворсе мягкого ковра, который они с Машей купили совсем недавно.

Груз 200  принимали в аэропорту Домодедово. Ритуальная компания «Акрополь», в которую обратилось большинство родственников погибших в авиакатастрофе москвичей, организовала  все самым лучшим образом, избегая лишних волнений и неадекватных реакций. Но Константин Петрович не в силах был оценить ни их деликатности, ни профессионализма. Он ничего не видел и не слышал. Он не мог говорить, не мог слушать, а главное, поверить, что вот в этой запаянной металлической коробке и есть то последнее, что осталось от Маши: от чаепитий, ямочек на щеках, локонов за ушком, лоскутков, так удачно сшитых судьбой. Передвигаясь как сомнамбула, машинально отвечая на вопросы, подписывая какие-то бумаги, Костя мучительно что-то припоминал, будто искал на своем замусоренном чердаке нужную, все объясняющую мысль. Но там, среди пепла сгоревших мечтаний, торчала всего одна, глупая и отчетливая до пошлости формула: «Мысль материальна».

Получив огромную страховую сумму  от компании, в которой перед самым отъездом была застрахована его жена, Константин Петрович пришел домой. Поставил на пол подаренный компанией дипломат. Точь-в-точь такой же, как в том его победном бреду. И сел рядом с ним в позу Будды, пытаясь собрать в образ расползающуюся пустоту.

«Маша, я хочу к тебе, Машенька, я хочу к тебе, тебя, с тобой…» Он долго сидел так, мучительно сосредоточившись на последней Машкиной улыбке, когда она помахала ему рукой у стойки регистрации.

Потом встал, взял в руки чемодан с деньгами и вышел на балкон высотки. Им с Машей так нравилось смотреть отсюда на ночной город. Ветер притащил откуда-то огромную беременную тучу. Она заволокла полнеба, куксясь и надуваясь от нетерпения вот-вот разрешиться дождем. Костя открыл дипломат и еще раз посмотрел на деньги. Из-за спины метнулся сквозняк, с силой лизнул плотные пачки, тщательно упакованные в бумажные банковские кольца.

И тогда Костя, подчиняясь непонятному внутреннему порыву, вдруг начал вскрывать бандерольные полоски. Ветру понравилась эта игра, он радостно подхватил  легкие купюры, поднимая их в воздух и заставляя кружиться в веселом танце.

Костя поставил чемоданчик на край балконной ограды. Постоял немного, глядя на спускающиеся к земле вертолетики пятисоток, перегнулся через перила и с облегчением скользнул вслед за ними.