Долов лишь вскользь упомянул о судимости отца, посчитав, что подробности едва ли интересны начальству. Тогда, на суде, он проходил второстепенным фигурантом, список возглавлял его дядя, Донорский, директор этой самой школы десятников. Он уже успел поколесить по стране, уроженец Риги, закончил там политехнический. Был инженером на заводе Цейс в Риге , головная фирма была в Германии. После поражения от японцев армию стали перевооружать, потребовались оптические приборы, бинокли, панорамы, буссоли. Немцы держали технологию полировки линз в секрете, порошок крокус привозили из Иены. Руководство решило Донорского послали в Индию на разведку, где англичане использовали добываемый в копях кварц. В одном храме, индус-целитель взял спицу и предложил: могу проткнуть насквозь, крови не будет, будете целы. Вызвался Донорский. Он всю жизнь хранил и демонстрировал нижнюю рубашку с двумя дырочками. С началом войны мастерские со станками переправили в Воронеж, стекло немцы не поставляли, стали использовать своё низкого качества и привозное, английское. В гражданскую, оборудование возили по областям и весям, Донорский ездил в эшелонах. Запасы стекла закончились, он осел в Белгороде. Ему уже было под пятьдесят, организовал курсы, в городах стали восстанавливать производство, из деревень прибывала молодёжь.
Когда их стали вызывать следователи, они не относились к ним серьёзно, сидя в коридоре, отец в приоткрытую дверь, он был бесшабашный, играл за юношей вратарём, видел, как дядя отвечал гимнастёрке, постукивая по ботинку стеком. Дело, по аналогии с промпартией, завели по жалобе двух слушателей, что их учат по дореволюционным справочникам. Отцу задавали вопросы наподобие, кого из однокурсников он собирался вовлечь. Ему дали четыре, Донорскому 6лет в Соловках. Дядя уже давно жил у них, в смежной комнате. Выйдя из лагеря, отец нелегально заехал к матери повидаться, дядя ещё сидел. На столе дожидались хозяина письменный прибор из слоновой кости, портсигар карельской берёзы, чертёжная доска, рейсшина, плоская кисть конского ворса под карандаш. В табакерке лежали прежняя медаль с проймой и резной вензель на атласе, буква “А” с завитками. В годы гражданской, якобы, одна особа, сказавшаяся фрейлиной, отдала его в благодарность за спасение. Правда мать, не встречавшая царственных особ, сомневалась, вензель, хоть и редко, получали институтки-отличницы, выпускницы с шифром. Донорский вернулся состарившимся не по годам, прожил всего 5 месяцев. В лагерях, для улучшения статистики, доходяг, у которых скоро заканчивался срок, освобождали, добавку они всё равно бы не потянули. За год до начала войны отец заезжал на родину повидаться, вещей Донорского уже не было, стол и его содержимое отнесли на барахолку, выменяв на продукты.
Погубила его, казалось бы, случайная деталь. Не предполагая последствий, он всуе, любил прихвастнуть знакомством по работе в Донбассе в молодости с Пальчинским, в годы НЭПа назначенным на крупный пост в ВСНХ, участником разработки плана ГОЭРЛО. Ленин в начале 20ых, рекомендовал Пальчинского на председателя ВСНХ, но тот не прошел по анкете. Выпускник Петербургского горного института, ставший крупным организатором промышленности, он в правительстве Керенского был товарищем министра промышленности, руководил обороной Зимнего, был арестован. Октябрьскую революцию Пальчинский не принял, но согласился сотрудничать с властью. В 22 году ценившие его немцы предлагали ему эмигрировать на “философском теплоходе”, но он отказался, заявив:”я нужен своей стране в трудное время.” Ленин, Рыков прощали его прошлые грешки, но в конце 20ых ситуация изменилась, старое оборудование износилось, а на одном энтузиазме не уедешь..Власти изобрели вредительский “Союз инженерного центра”, затем Шахтинское дело. Пальчинский, в отличии от Рамзина, отказался каяться, соглашаться с абсурдными обвинениями и его, ещё до процесса Промпартии, расстреляли, для устрашения других. Жену, урожденную Бобрищеву-Пушкину, сослали в Старую Руссу и о ней на время забыли. Но в 37 году вышел фильм “Ленин в Октябре” где в эпизоде взятия Зимнего прозвучала роль Пальчинского в обороне Зимнего дворца. Кто-то из зрителей обратил внимание, что такая же фамилия у медсестры в местной больнице, подозрительно, наверное “затаилась в захолустье”. Её арестовали и вскоре расстреляли.
Донорского пытались представить сподвижником Пальчинского, но улик и свидетелей не оказалось, дело “Центра” в столице сдали в архив и пришлось ограничиться ссылкой на 6 лет в лагерь. До приговора Донорский был персоной на ходу, пытавшийся с минимальными издержками введённых табу принять тяготы новых времен. Вернувшегося из лагеря бабушка не смогла сразу признать, он предстал доходягой, равнодушным к прошлому c бесцеремонностью для добывания средств пропитания. Оправдываясь, он ссылался, что проездом через Москву он видел, улицы полны снующего простонародья в косоворотках, перешитых платьях и рабочих в пиджаках, церкви закрыты, полно бродяг. Он ежедневно толкался на рынке, выискивая менял принесших шкатулки, тарелки с вензелем, книги и гравюры из гостиных, он, старался сбить цену и кустарно придав раритетам товарный вид, как картёжник, набравший длинную масть, реализовывал их согражданам, скупавшим антиквариат, выдавая за имущество, якобы заложенное в ломбард в голодные годы .
В последний год жизни отца, когда уже ощущалась неизбежность перемен, открыто осуждался культ личности, Долов, перебирая в памяти разговоры с отцом о прошлом, особенно долагерный период, заметил , что в пересказе событий, среди упомянутых, вдруг возникла фигура Донорского, он даже был назван воскресным отчимом, хотя в предыдущих изложениях тех же эпизодов, его присутствие не указывалось. Тогда отец сослался на забывчивость, но будто рассеянный жилец, вдруг вспомнивший о вынесенном в чулан сундуке, набитом одеждой прежнего фасона и взявшийся примерять когда то модные вещи, стал приводить приметы тех дней. Долов сейчас сожалел, что не хватает отца, его совета и хотя в душе он считал Донорского виновником невзгод , в отношении появилась теплота, кроме послелагерных дней, в оценке которых, по- прежнему, присутствовал негатив.
