Однажды в моей голове родилась история. В ней нет ни имен, ни названий. Эта история происходила не в какой-то стране, не в каком-то городе, не с определенными людьми. Это просто история одной жизни.

Молодость моя была прекрасной, насыщенной. Ее и вправду можно было назвать нежным временем. Помню себя хрупкой, но в то же время сильной духом девушкой. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, будь я хоть немного другой.
Ко мне прислушивались, назывались мудрой. Но прятала свою душу от кого бы то ни было. Многие мечтали заговорить со мной, познакомиться поближе. Я же была одинока, никого не подпуская к себе. У меня было много товарищей и друзей на время, но к сердцу я не подпускала никого. А тех, кто пробирался ближе других, я начинала бояться, потому что они могли причинить мне боль и чаще всего так и получалось. Этих немного близких людей становилось все меньше и меньше, пока я не осознала – я одна, и это неплохо.
Но был в моей жизни один человек. Мое отношение к нему менялось сто раз на дню. Он пробрался в мою жизнь так, будто так и было задумано, будто именно тут ему и было место. Я не могла сопротивляться. Как воспротивиться тому, что на своем законном месте? Я пыталась бороться, временами стараясь выгнать его из мыслей. Да, это был он. Тот, кто был ближе всех, тот, кого я боялась больше всех. Сначала все было прекрасно. Он не давал повода для беспокойств. Я доверяла ему, он меня понимал. Но я все время пыталась его догнать, я бежала за ним. Потому что он был умнее меня, читал больше, знал больше. Я чувствовала себя глупой и пыталась догонять его, как только могла. Наверно именно ему я благодарна за то, что я умна, образована. И так как он был ближе, как и всегда, он начал причинять мне боль. Конечно, он этого не понимал. Но любая мелочь колола в сердце, как острый конец самой тонкой иголки. Его имя и боль начали ходить рука об руку. Но его вины в этом не было. Он делал все что мог, чтобы не потерять меня. Мы говорили обо всем, о чем только можно и прилично говорить. Мы обсуждали все о мире. Любой вопрос был для нас интересен, мы многое изучали вместе. Любая новость была поводом для разговора. Все это время я боялась и любила его. Я не называла его другом. Он не был мне другом. Я не называла его братом. Он им не был. Я никак его не называла, и он меня. Мы ждали какого-то времени, когда сможем назвать друг друга кем-то определенным. А до этого он был моим, а я его. Но вслух таких слов мы никогда не произносили. А потом он начал сильно опережать меня, отклоняться от нашего пути. И были дни, когда я чувствовала – я его теряю, он больше не мой. Это были самые колючие мысли, после которых слезы душили меня. А ему было все равно. Он был в эпицентре жизни, сильный, молодой, ему было не до меня. У него появились кумиры, страх за свою свободу, главной опасность для которой была я. День за днем мне становилось холоднее и больнее думать о нем. Но при всем этом, не было и дня сомнения, что настанет тот день, когда мы назовем друг друга. Только сначала я была в сладостном ожидании этого, а в последнее время стала ужасаться при одной мысли о будущем. Это казалось неизбежным, но таким страшным. Сколько раз я говорила шепотом, сама себе: “Как же я люблю его!” и эти слова заставляли стонать и ныть и без того израненное страхами сердце. Временами на меня нападал ледяной холод, который страшил меня больше. Я чувствовала полное равнодушие к нему. Мне хотелось, чтобы он исчез из моей жизни, но я как-то понимала, что это невозможно. Не знаю, откуда во мне жила такая уверенность, что мы созданы друг для друга. Не была я уверена в одном: хорошо это или плохо.
Вначале он помогал мне справляться со всеми моими жизненными трудностями, он был моим утешением. И хоть мы не встречались, а только писали друг другу письма, я чувствовала его сильное плечо рядом. Мне не было страшно. Но это длилось недолго. Позже он сам стал моим страхом. И я почувствовала себя беззащитной. Все это происходило только у меня в душе, а снаружи я была невозмутима. Всегда веселая, правильная, мудрая подруга и сестра для всех, кого я знала. Никто не догадывался что я слабее любого из них. Люди думали, что мне неведом страх. Ах, как они ошибались. Вместе с ним, я потеряла свою опору. И нашла ее в жестокости. Я не позволяла проблемам окутывать меня. И о них просто никто не догадывался. Но я замыкалась в себе. Лучшим и единственным моим другом стала я сама. Я жаловалась себе, утешала себя, говорила с собой, и все было нормально. Я улыбалась всем, плакалась только себе самой. Я выслушивала других, обо мне не знал никто. Я могла быть какой угодно. Разные люди знали меня разной. Я могла казаться какой угодно. Но я не обманывала. Я была разной. От легкой порхающей бабочки, до гордого и могучего орла.

Однажды этот день настал. В это время я почти излечилась от него. Он перестал значить для меня больше, чем всё. И мне начало казаться, что возможно я ошибалась, и мы созданы вовсе не друг для друга. В последнем своем письме он писал обо мне. Писал много. Прочла я его письмо с каменным лицом и сердцем. Но как только дочитала до последней строки – мое сердце остановилось на несколько секунд. Оно набирало разбег для взрыва. Оно набиралось сил для боя. И я начала рыдать. Горько и больно. Меня пугали свои собственные стоны. Я согнулась как ребенок в утробе матери, ища опоры и поддержки в воздухе, таком легком и непрочном. Меня всю трясло. Не знаю, сколько я проплакала и что делала в это время. Но проснулась я в темноте, крепко сжимая письмо, которое было совсем мокрым от моих недавних слез. Я ничего не чувствовала и ничего не понимала. В какой-то апатии я пошла, умылась, выпила чаю… или кофе… я не помню. И легла в постель, все еще сжимая бумагу с заветными словами.
Еще пару дней я не чувствовала ничего. Просто ничего. Я слишком много всего перенесла, и организм мой защищался непониманием и отвержением всего, что происходило вокруг. Я ездила по разным красивым местам, любовалась пейзажами. Занималась чем угодно, только бы не думать о… да вообще ни о чем.
В письме было много разного. Он говорил, что устал от своей свободы, что не может жить как неприкаянный, не находя себе места. Что он отлично понимает – его место рядом со мной. Он зависим мной. Он болен мной. И долго пытался от меня бежать. Но теперь понял, что только рядом мы найдем покой. Что нет больше я и ты, теперь есть только мы. И вместе мы преодолеем все, что встанет у нас на пути. Он пришел к этому, пришел тогда, когда я успела только-только отойти.
На некоторое мгновение я захотела отомстить ему. Вернуть всю боль, что он мне причинил. Но я не могла. Я слишком была его, чтобы причинить ему боль. А он как был, так и останется навсегда свободным. Он всегда сможет отвернуться, в то время как я – никогда. С этими тяжелыми мыслями я написала ему ответ. Я ответила ему все как есть. Сказала, что все это я почувствовала давно, и то, что он убежал, помогло мне остыть. Но я знаю, без него мне не жить, а с ним будет тяжело. Я предложила ему попытаться вернуть мое тепло. И если он сможет, тогда появимся мы. А до этого я ничего не могу обещать, потому что он мне слишком дорог, чтобы жить с ним, не одаривая его теплом и нежностью.
Никто не знал о наших чувствах и отношениях. Мы начали рассказывать друг другу все и даже больше. Я говорила о своей боли и страхах. Он – о своем побеге и мучительной борьбе с судьбой. Вскоре мы поняли – бояться было нечего. Нас создавали вместе и для нас. Мы понимали друг друга с одного взгляда, просто читали мысли.
Мы были красивы и молоды. Нами всегда восхищались. Мною – молодые люди, завидные женихи. Им – прекрасный пол. Я была очень ревнива. Он был спокоен. Но я злилась на него, потому что я своим поклонникам не давала ни единого шанса, ни капли надежды. Я, правда, не говорила ничего про него. И никому. Но давала им понять, что рассчитывать на меня совершенно не стоит. А он, он принимал внимание девушек. Некоторым даже возвращал. Я ничего не могла ему сказать, ведь мы не встречались. Он не был моим парнем и ничего мне не обещал. Видимо он ждал решительных действий. Ждал проявления моей ревности, чтобы я наконец-то определила наши отношения. Но я была та еще упрямица. И на любой войне я была хорошим стратегом и вообще сильным человеком. Я ни за что не показывала, что мне неприятно. Но внутри мне, правда, становилось все равно, и этого я боялась. Я боялась, что остыну к нему, и он сам будет в этом виноват. Однажды он не ответил на мое письмо. Я была слишком тщеславна, чтобы простить ему это. Больше я ничего не писала. Так прошло пару недель. Я ничего о нем знала и не хотела знать. Все это время мне было не по себе, но я отгоняла от себя все мысли, оставляя холод и злость. Однажды я прогуливалась по парку и увидела его брата, который сидел на скамейке, держась руками за голову. Мы не были знакомы, но я с ним заговорила. У него было уставшее лицо. Я спросила напрямик, без приветствий и предисловий:”С ним все в порядке?”. Это было единственным, что я хотела знать. Он покачал головой и рассказал, что брат попал в аварию две недели назад и сейчас лежит в больнице. Пару дней назад ему стало лучше. Но сегодня он опять потерял сознание.

Во мне как будто замерло сердце. Я крепко взяла его за руку и велела сейчас же меня проводить в больницу. Ничего не понимая, не зная, что делать и сказать, как потом объяснить свой поступок, я зашла в палату, где лежал он. Он, такой родной. Такой мой.
Я подошла к кровати и взяла его за руку. Он выглядел таким бледным и слабым. Я со всей своей материнской нежностью гладила его руку. Осмелившись дотронуться до его лица, я почувствовала удушающие слезы.
“И что? Что ты тут разлегся? Как всегда отлыниваешь… Долго собираешься отдыхать? Мне тут скучно… И не делай вид будто ты не слышишь меня. Я знаю, ты слышишь. Ты всегда слышишь. Даже то, чего я не говорю. С тобой всегда так сложно и так легко одновременно. Но знаешь что? Без тебя-то вообще невозможно. Ты думаешь, я смогу продолжать двигаться вперед, зная, что ты где-то не на этой планете?… Дурак ты.. Ты не дорожишь мной, как я тобой. Нет? тогда докажи! Проснись и докажи… Слышишь меня? Ты слышишь? Если ты умрешь…если… Попробуй только! Если умрешь я… Я убью тебя! И тогда точно не получишь прощения! Слышишь?”… – я говорила и говорила, пока совсем не выдохлась. Сидя на его кровати, держась за его руку, я знала, именно здесь мое место – около него, рядом с ним. Не знаю, как и когда я уснула, но просыпаясь я слышала голоса. Разные. И сначала не понимала, где я нахожусь. Постепенно, возвращаясь в сознание, я все вспоминала. Его рука все еще в моей. А он сидит и смотрит на меня, чуть ли не смеясь надо мной. “Я знаю, что тебя замучает совесть, за то что ты сейчас здесь держишь мою руку… Ты же такая чистая и скромная, что порой мне хочется тебя запачкать мукой”. Он был прав. Я почувствовала, как покраснела и совершенно смутилась. Попыталась отнять руку, но я ее не чувствовала. Конечно, я долгое время напряженно ее сжимала. С ним было то же. Я попыталась размять руку и она постепенно начала приходить в себя. А он все смеялся. Я, рассердившись, отвернулась от него. Но лучше бы я этого не делала. За моей спиной сидел его брат и улыбался нам. Я опустила глаза и голову и просто умирала от стыда. Он попытался меня успокоить, но этим все ухудшал. Я вскочила, и решила было выбежать из палаты, как в дверях столкнулась с… Их мамой. Провались я в тот миг под землю, только поблагодарила бы небеса. Но нет. Земля оставалась неподвижной, женщина стояла передо мной, такая добрая и понимающая. Она погладила меня по голове и уступила дорогу. Я, не мешкая, улыбнулась ей, если только это можно было назвать улыбкой, и со всех ног выбежала из палаты, из больницы, со двора. Я бежала и бежала не в силах остановиться. Мне было стыдно, радостно, смешно и … Стыдно.
На следующей неделе дома были особенные гости. Сваты. Они приходили не впервые. Мне уже не раз приходилось отказывать замечательным юношам, даже не зная чем объяснить свой отказ. Но теперь я знала, сваты приходят за мной в последний раз. Они были от него. Я тайком наблюдала за реакцией родителей и понимала, что они довольны. Не знаю, был ли хоть кто-нибудь когда-нибудь счастливее меня в этот день.
Свадебные дни пролетели как минута. Я была счастлива и взволнована. Я вступила в его дом, как в свой. Все было родное и теплое. Но по обычаям старший сын живет отдельно от родителей и мы с ним переехали жить через немного времени в отдельную квартиру.

Нам никогда не было скучно. Мы сразу условились об одном правиле – говорить обо всем, ничего не скрывать. Большинство ссор происходит от недомолвок. А все объясненное – можно понять. Если кто-то из нас был чем-то недоволен, мы сразу это обсуждали и приходили к компромиссу. Никаких ссор и конфликтов в нашем доме не было. Жизнь текла солнечно и прекрасно. По утрам мы будили друг друга то поцелуем, то щекоткой. Завтракали вместе. Мы сидели и читали в тишине. Часто начинали дискуссировать по поводу той или иной книги, порой доводя это до войны, после которой всегда ожидало перемирие до следующей книги. Днем мы либо ездили к родственникам, либо гости приезжали к нам. А по ночам мы смотрели фильмы. Самые разные. Я от страха прижималась к нему, когда показывали фильмы ужасов. Он прятал свои слезы во время мелодрам. Смеялись до одурения от комедий, веселились вместе с мультяшными героями. Никогда не скучали. Любовь наша не меркла, а напротив, росла и процветала. Мы так много говорили, что совсем отвыкли молчать.
Конечно, счастье длилось не вечно. Ведь люди не умеют радоваться друг за друга. Зависть – второе имя человека. Нам стали завидовать наши друзья, чужие люди, которые слышали о нас. Нам присылали доказательства измен и с моей, и с его стороны. Мы смеялись над этим и сразу забывали.
Я первая начала терять покой, когда к нам однажды приехал давний, но очень близкий друг моего мужа. Друг этот в нашей юности был в меня влюблен, и очень сильно. Поговаривали, что именно из-за меня он и покинул страну на несколько лет. Я очень надеялась, что чувства его стали ко мне дружескими и никакой опасности от него ждать не нужно. Но женское сердце так восприимчиво к вниманию. Я стала ощущать его излишнее внимание, о чем в ту же ночь рассказала мужу. Он очень любил своего друга и не хотел мне верить. Это был первый день, когда он мне не поверил. Я пыталась не расстроиться и понять его, и всего только предупредила, чтобы он был осторожен и не слишком доверял этому другу. На что муж ответил, что мне следовало бы быть спокойнее и не тревожиться на его счет. Я промолчала. За долгое время первый раз слова остались невысказанными.
Шли месяцы, мы были по-прежнему влюблены и счастливы. Но между нами появилось то, о чем мы молчали – друг.
Он стал самым частым гостем. Привозил подарки и цветы, отчего мой муж был спокоен, не обращал внимания, говорил, что это любезности с его стороны. Я была всегда холодна к этому человеку. Не враждебна, но холодна. Я знала, что в один день он все-таки разрушит наше счастье. Я знала и боялась этого дня. Как сильно я разучилась бояться, как непривычно было это чувство.
В одну ночь я ждала его, нарядившись, надушившись, моего милого, горячо любимого, самого моего! Он вошел, как и всегда, с легкой завораживающей улыбкой, не отводя своих глаз от моих. Мы видели малейшие изменения друг в друге, и в этот раз он почувствовал мою тревогу. Нежно и почти неощутимо он обнял меня, и проникнув своим взглядом в самую глубину моей души, еле слышно произнес: “Не бойся”.
На следующий день он задерживался на работе. Когда я позвонила ему узнать, когда он приедет, голос его был ледяным и суровым. Страх закрался внутрь меня и обнял мое сердце, не давая нормально дышать. Он так и не пришел домой. Звонить еще раз я не решалась, я просто сидела в комнате, обняв его подушку, глядя в никуда, думая ни о чем. Я просто ждала. Так прошла тяжелая и бессонная ночь. Утром я увидела записку под дверью. Чересчур короткую записку.
“Не верь никому. Я никогда тебя не покину”.

Что могло с ним случиться, где он, что с ним? Эти вопросы душили мой разум, застилали мои глаза. Я упала и потеряла сознание. Проснулась я не знаю сколько времени спустя. Выпив успокоительное, уставилась на записку. Я позвонила ему, но он был недоступен. Позвонила на работу, там мне сообщили, что: “Его послали по важному поручению. Это международное дело и не терпит отлагательств. Он вернется через месяц. А отправили его в соседнюю страну с сопровождающими, для безопасности, там все-таки идет война, и мы беспокоимся о жизни наших сотрудников”.
Я ничего не смогла ответить. Его никогда не отправляли так далеко, и я ни минуты не верила, что все нормально. Я не знала, что предполагать, очень боясь думать о плохом, о худшем. Меня напугал звонок в дверь, когда я была погружена в эти мысли. Мой гость напугал меня больше, чем вести о муже. Это был его друг. Не приглашая его в дом, я сообщила, что МОЕГО РОДНОГО нет дома, и я не могу его сейчас принять. Но он будто и не слышал, и выглядел взволнованным. Без приглашения он прошел в гостиную и сел на диван, на место моего мужа. Я попыталась сдержать своего раздражения и спросила достаточно сухо, зачем он пришел. “Ты знаешь, как он мне дорог. И как он мне доверяет. Он сообщил мне о своей вынужденной поездке и попросил позаботиться о тебе в это время”- Конечно я не верила ни одному его слову- “Боюсь, что мой муж не мог попросить тебя об этом. И он доверяет мне все, и если бы знал, что ему предстоит оставить меня – тотчас же сообщил бы об этом. И мне кажется, пока его нет, лучшей заботой с твоей стороны будет не приходить сюда” – его видно разозлили мои слова, но он не терял самообладания – “конечно, я не собираюсь надоедать тебе своей заботой, но буду присматривать за тобой как и обещал своему близкому другу. Я буду жить в доме напротив, и если тебе понадобится помощь – то ты можешь подать мне сигнал из окна, и я сразу приду” – в последние слова он вложил больше смысла, чем он мог себе позволить. Теперь в гневе была я. Как только могла холоднее и отчужденнее я поблагодарила его и попросила оставить меня одну. Он покорно вышел.
Моя злость помогла мне собраться с мыслями. Я взяла себя в руки и стала решать, что же делать дальше. В том, что Мой жив, я не сомневалась. Но ему могло быть очень плохо, и эта мысль не давала ни одной клеточке моего тела расслабиться. Несомненно, я должна бежать к нему. В город, где война, смерть и Он. Самой большой проблемой оставался сосед напротив, силуэт которого я видела и сейчас. Надо дать себе неделю. Это самый максимальный максимум. За эту неделю я должна усыпить его бдительность, а после думать о побеге. Я решила изображать умирающего лебедя, хотя это было несложно, потому что именно так я себя и чувствовала. Ночью я выключила свет, но не закрыла занавески, как будто забыла. Легла на диван и дала волю своим чувствам. Так было нужно для дела и для сердца. Я плакала, дрожа всем телом, трясясь и всхлипывая. Казалось, это последние капли слабости покидают меня. Утром я должна проснуться маленькой скалой, как Мой называл меня.
Утром я проснулась, уставшая телом, но воспрянувшая духом. Имя, которое Он мне дал, дало мне больше сил, чем я думала. Но я не забывала свою роль. Я перевернула всю кухню, но поела плотно и сытно. Зашедший сюда подумал бы, что я пьяна, и так и не добралась за все утро до стакана с водой. Я сидела, положив голову на стол, когда вошел этот друг.
Я не шелохнулась. Слезы лились из моих глаз, обжигая лицо. Не было ничего легче в это время, чем плакать. А вот не плакать стоило мне больших усилий. Он вошел и бросился ко мне, приподнял за плечи и встретился глазами с моим туманным взглядом. “Боже! я знал, что тебя нельзя оставлять одну! Ты наверно умираешь с голоду! Позволь я помогу”. Он отнес и уложил меня на диван, сам позвонил и заказал пиццу и горничную. Пицца была доставлена, горничная начинала убирать беспорядок, который я с таким удовольствием устроила накануне. Он умолял меня немного поесть. Мои отказы и вправду расстраивали его. Казалось, он правда любит меня. Но тем лучше. Тем он будет доверчивее, тем проще его будет обмануть. Я отвернулась от него, и сделала вид, что засыпаю, а сама напрягла слух, чтобы следить за ним. Он сидел, не отводя от меня взгляд. Я почувствовала его руку у меня на плече. В этот момент у меня все передернулось внутри. Я оттолкнула его и снова начала рыдать, громко и горько. Видимо я испугала его, он встал и ушел в другую комнату. Незаметно наступил вечер. Он оставил на столе разной еды. Поставил стакан с водой на столик у дивана. Положил мой телефон рядом. “Я могу остаться здесь? В соседней комнате? Я обещаю не выходить из нее без необходимости!”. Я только покачала головой. Он хотел было еще что-то сказать, но передумал и ушел. У меня была целая ночь для размышлений, составления плана и небольшого отдыха.

Неделя прошла быстрее, чем я ожидала. На ее протяжении он приходил каждое утро, тщетно пытался меня накормить, просил разрешения остаться и уходил. Я изображала себя все более и более слабой. Почти не вставала на ноги, при нем ничего не ела и не пила. Его ежедневные стаканы с водой оставались нетронутыми. Его еда продолжала лежать на своем месте. Сама я ела то, что попадется, но исчезновение чего будет незаметно. К концу недели набрала физических сил и была готова бежать. Наступила последняя ночь. Я увидела новый стакан. Он уже по привычке опустился передо мной. “Прошу тебя, позволь мне остаться?”. На этот раз его слова прозвучали особенно горько, он сказал это как-то на выдохе, еле слышно, безо всякой надежды. Я, наслаждалась его болью, ибо была уверена, что в моем несчастии виноват именно он. Я снова покачала головой, уже почти незаметно, почти без сил. Он поднялся, но я успела увидеть слезы на его глазах. Но ничего. Океаны его слез не искупят ни одной моей минуты, проведенной без Моего родного.
Дверь захлопнулась, наступила тишина. Эта ночь не дает мне права на ошибку. Все должно было пройти гладко и тихо. В течение семи ночей собирала все необходимое в дорожную сумку, которую держала под диваном. Я вышла к соседям, пока не стало слишком поздно и постучалась в дверь. Старушка очень любила меня и была рада, что я зашла. “У меня какие-то неполадки с телефоном. Я хотела бы позвонить, если вы разрешите”. Она принесла мне свой телефон и тактично оставила меня одну. Я набрала номер такси. “Да, мне нужна машина, на ту улицу… и да, не сигнальте и не перезванивайте, не хочу никого будить. Я жду у окна и сама увижу, когда такси подъедет. В аэропорт. Спасибо”. Я назвала соседнюю улицу, которая видна мне из окна, но не ему. Поблагодарив соседку, я вернулась к себе. Он наблюдал за мной. Но я не поворачивалась в его сторону. Двигаясь очень медленно, будто каждое движение причиняет мне невыносимую боль, я сняла с себя рубашку. И тут как бы вспомнив об окне, я подошла и закрыла занавески. Он увидел меня, мне было отвратительно от этого. Но без некоторых жертв не обойтись. Зато теперь он спокоен и думает, что я легла спать. Я оделась для своего путешествия. Выглянула в противоположное окно и увидела таксиста. Взяла свои вещи и оставила записку, написанную накануне ночью, на столике, рядом с его стаканом воды. ” Я устала. Я решила, что прогуляюсь по берегу реки. Не надо меня искать, умирать я не собираюсь”. Это отвлечет его на время и даст мне возможность уйти от него как можно дальше. Необходимо было пройти через двор незамеченной. Оделась я в темную одежду. Но страх все равно присутствовал. Он только что отошел от окна. У меня есть несколько минут. Быстрым шагом, но не бегом, я прошла на соседнюю улицу и села в ожидавшую меня машину. В аэропорту, держа билет на самолет в руках, я чувствовала, что я уже рядом с моим ненаглядным. Я поцеловала билет и шепнула, как он мне “не бойся”. Я знала в какой лечу город и взяла все необходимые документы. Пришлось пройти кучу проверок. Каждому охраннику объяснять, что прибыла на встречу с мужем. Наконец-то я была более или менее свободна. Я зашла в магазин женской одежды. Здесь было принято ходить в парандже или хиджабе. Я спросила у продавщицы, что здесь носят вдовы. Она выразила мне свои соболезнования и помогла одеться. Теперь меня было не отличить от коренной жительницы. Все мое тело было закрыто, кроме глаз. Я купила большую, но обычную сумку, переложила все вещи из дорожной в нее.
Я шла по городу, заметив, что основное население составляли женщины, дети и старики. Мужчины были на войне. Разговаривая с торговцами и прохожими, я наконец узнала в какой части находится военная база. Еще я узнала, что туда требуются женщины, для обслуживания, готовки и… развлечения. Не мешкая, я отправилась туда с еще несколькими женщинами. Я знала, что Мой здесь, что я могу все. Было бы лучше стать кухаркой, но те женщины из кухни никуда не выходили, и там я бы не смогла его найти. К мужчинам допускались только уборщицы и танцовщицы. Я сказала, что не умею готовить и танцевать. Мне дали более простую, из грубой ткани, одежду, все еще определявшую меня как вдову. Я начала работать. Убиралась по всей базе, куда бы меня ни направили, я работала усердно, ибо ни за что не смогла бы покинуть этого места без него. Я украдкой рассматривала всех мужчин, разыскивая милые черты.
День проходил за днем, я таяла на глазах, от вечной работы и вечных поисков. Я думала, а что если меня обманули и он вовсе не в этом городе? Что если он стал мне еще дальше? А что если его уже… Все было мучительно и тяжело. Но я доверяла своему сердцу, которое чувствовало, что он недалеко.

Однажды я убиралась во дворе, где раньше проходила боевая подготовка, но теперь сюда почти никогда не заходили. Все тело ныло от боли и жары. Я была готова сдаться, когда услышала странный шум. Недалеко от меня была толпа мужчин. Была слышна ругань, крики, кто-то бросался драться. Я зашла за коробки и наблюдала. Сердце мое бешено билось, потому что мне казалось, что я слышала его голос. Но никак не могла увидеть лиц – все стояли спиной ко мне. Неожиданно двое мужчин бросились друг на друга, и, схватившись, упали в мою сторону. Они били друг друга в неистовом гневе. То и дело на землю проливалась кровь, то одного, то другого. Тот, что был сильнее, уже забил второго почти до смерти, но тут бросились все остальные и начали бить сильного, все вместе. Я не могла всего этого видеть и слышать. Я закрыла уши руками и зажмурилась. Все стихло. Открыв глаза, я увидела, что “победитель” лежит на земле один, весь изорванный и в крови. Остальные ушли. Просто ушли. Такое встречалось здесь каждый день. Каждый день убивали солдат, тела которых находили пару дней спустя. Никого вокруг не было, и я подбежала к нему. Ничего на нем не было видно от ран и крови, но он дышал, еле заметно, но дышал. Я принесла воду и дала ему попить, вытерла ему глаза, чтобы он мог хотя бы что-то видеть. Ресницы его вздрогнули и поднялись наверх. Время остановилось. Я слышала стук своего сердца. Я чувствовала, как кровь бежит по венам. Трясущейся рукой дотронулась до него. Это же не могло быть правдой. Это же был мираж. Его зрачки расширились, а глаза наполнились слезами. Я поцеловала его, через ткань своей одежды, через кровь на его губах. Я целовала и целовала его, забыв обо всем. Я сорвала с себя эту ткань и открыла лицо. Целуя его в глаза, щеки, губы я шептала, обезумев “мой, ты мой, только мой!”. Он крепко держал мои руки, словно боясь, что я растворюсь в этом горячем, пыльном воздухе. Он плакал и дрожал, как и я. Меня сотрясали боль и счастье. Когда первый порыв безумной радости стих, я поняла, что нас могут сейчас поймать. Я принесла ему еще воды и он, шатаясь и падая, все же встал на ноги. Мы не говорили, не было времени и сил. Он для всех был мертв, а меня никто и не знал. Этот двор был ближе других мест базы к трассе. Я, помогая ему передвигаться, зашагала к дороге. По пути я опустилась, чтобы достать сумку, которая всегда была при мне. Я каждый день надеялась сбежать отсюда. Но что-то неуловимое сдерживало меня. Теперь я знаю что.
Одна из машин остановилась и мы поехали в другой конец города, в гостиницу. Я заплатила таксисту за его молчание, чтобы он не разболтал всему городу о странной, окровавленной паре. В отеле мы сняли номер, так же доплатив за тишину и покой. Я не разрешила никому помогать нам и сама довела его до номера. От усталости не осталось и малейшего следа. Я уложила его в постель и сняла с себя груды тканей, которые здесь называли одеждой. Раздев его, я принесла таз с водой и бережно начала отмывать с него кровь. Мы молчали. Он улыбался и лежал с закрытыми глазами. Закончив умывание, я принесла аптечку и обработала все его раны, целуя каждую царапину на бедном, истерзанном теле. Я укрыла его одеялом и принесла немного еды. Заставив его чуть поесть, я снова поцеловала его. Шепнула ему “не бойся”, отчего он улыбнулся шире и сразу уснул, в безмятежном спокойствии. Я приняла душ и легла рядом с ним. Как только я обняла его, меня как будто прорвало и я начала рыдать. Не сдерживаясь, не останавливаясь. Он не успокаивал меня, хоть и проснулся и прижал меня к себе крепче. Он дал мне выпустить все свое отчаяние и боль через слезы. Мы уснули. Это был наисладчайший сон в моей жизни.
Я просыпалась ночью несколько раз, смотрела на Моего спящего мужа и, поплакав от облегчения и счастья, снова на время засыпала. Утро на этот раз не просто наступило, а тихо и нежно, почти неслышными шагами осветило комнату. Больше не было времени. Был он и я. Были снова МЫ.
Мы смотрели друг на друга, пока одевались, пока ели. Мы словно боялись отвести взгляд и потерять этот миг. Спустя немного времени мы сели на диван, крепко прижавшись. Мы тихо начали говорить, я рассказала ему обо всем, что случилось со мной. Он слушал, вздрагивая, злясь и успокаиваясь. Мои слова трогали его сердце и это согревало меня. Я прочла в его взгляде покорное “прости. прости что усомнился”
Затем он начал рассказывать о его тяжелом путешествии. О том, как его чуть ли не насильно отправили на базу, не дав ни слова мне сказать. Что не было никакой связи со мной. Что он был сильно ранен, но благодаря одному человеку остался жив. Он сказал, что пригласил этого человека сюда, и он прибудет с минуты на минуту. Я была рада, что могу отблагодарить его за мое сегодняшнее счастье. В дверь постучали. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Я встала у входа, и он открыл дверь.
Я вздрогнула, когда вошла молодая девушка, покрытая платьем, было видно лишь ее милое розовое личико. Сначала я растерялась, но, придя в себя, улыбнулась и предложила ей пройти. Она смущенно посмотрела на него и прошла. Мы обе сели на диван, он напротив нас, на стул. Он внимательно смотрел мне в глаза, и будто собирался с мыслями.
“Ты единственный человек, который всегда меня понимает, даже без слов… И в этот раз я прошу у тебя его, понимания, и прощения. Вот рядом с тобой тот человек, которому мы с тобой обязаны нашей встрече. Меня могло бы и не быть. Я мог тебя больше не увидеть. У нее нет никого, совершенно. И я решил… что… женюсь на ней. Она будет второй женой”. Он пытливо смотрел мне в глаза, боясь и ожидая. А я слышала, как рассыпаются в груди осколки сердца. А я видела, как то место, где раньше было сердце, покрывается горячим льдом. А я дышала без воздуха. А я смотрела без света…
В голове пустота, не слышно ничего, кроме пустоты. Я отказалась от себя и предоставила моему телу действовать без меня, как оно хочет. Без единой мысли, мои губы растянулись в улыбке, и язык произнес: “Я понимаю. Я согласна”.
Он вскочил, взял меня на руки и закружил, звонко смеясь. Я, кажется, тоже смеялась. После он подошел к девушке и обнял ее. Мое ледяное сердце покрыл иней. Девушка подошла ко мне, робко протянула руки. Мои руки взяли ее, но я не чувствовала в своих руках ничего, а мои глаза такое видели. Вечером мы отправились домой. В машине они сидели и говорили о чем-то, а я успела прийти в себя. Понять, что случилось, решить, что мне делать. Он то и дело смотрел на меня с бескрайней любовью и благодарностью, а я улыбалась в ответ. Наверно, он был сегодня самым счастливым человеком на всем свете. А я – самым несчастным. Я была сильна до этого момента и решила быть всесильной. Смириться? Я не смирилась и никогда бы этого не смогла. Вид этой девушки, даже мысли о ней, вызывали во мне жгучую ярость. Мне было сладко представлять ее смерть. Самые страшные картины, которые еще вчера напугали бы меня до седины, оставляли во мне удовлетворение. Но я должна. Должна сделать то, что решила.
Дома все было чисто, будто ничего здесь не произошло, будто каждый сантиметр не был омыт моими слезами, будто стены не держались на моих обещаниях, будто воздух не был пропитан моей болью. Лишь на столе лежало письмо, адресованное мне. Я прочла его одна.
“До последнего момента надеялся, что ты сможешь дать себе шанс полюбить меня. Но твой побег объяснил мне, насколько я ошибался. Я предал лучшего друга, бросил все, чтобы быть с тобой. Но даже моя жизнь не стоит одной минуты, проведенной хотя бы глядя на тебя. Прости меня, что я посмел тебя любить. Прости меня, что я тебя еще люблю. Умоляю, прости, что не разлюблю. Я сделал все, что мог. Что я могу еще? Ничего. Я не прошу прощения за свои поступки. Будь у меня хоть маленький шанс, я бы все повторил, я бы пошел и на большее. На худшее. Но пока твое сердце бьется – оно бьется для него, Твоего милого. Моего ненавистного. Единственное, на что я могу надеяться, вдруг ты станешь свободна. Вдруг что-то случится, и ты останешься одна. Не телом, но душой одна. Я об этом почти мечтаю. Тогда, молю тебя на коленях, тогда приди ко мне. Я буду ждать тебя, пока мои ноги носят меня по этой бесполезной земле”.

Он был бы рад узнать, что сердце мое больше не бьется и у души моей никого больше нет. Я сложила письмо и спрятала в карман. Он показывал ей дом. Наш дом… Нет, их дом. Началась свадьба. Я нарядилась, помогла нарядиться невесте и сопровождала ее весь праздник. Я выглядела счастливой и довольной. Ему все завидовали. Такая понимающая и прекрасная жена, и такая нежная и молодая невеста. Он же просто сиял. Своим сиянием он мог бы озарить самую глубокую пещеру. Наступила долгожданная ночь. Все разошлись. Остались я и они вдвоем. Он вошел сначала в мою комнату, подошел ко мне и крепко обнял меня. Я поцеловала его, так горько и больно было мне в эту минуту! Я жадно вдыхала эти секунды. Но я знала, что меня больше нет. Что я мертва. Что он сейчас выйдет и все пропадет. Но я выдержу до конца. Я не он. Я смогу все. Я отпустила его. Слов у меня не было. Их будто никогда и не существовало. Он уходил. Его спина, как сейчас помню, усмехнулась мне. Его ноги и руки, смеясь мне в лицо, забирали его от меня. И лишь тихо-тихо я слышала эхо. То плакало его сердце, видимо чувствуя, что произойдет. Но его не было слышно. Никому, кроме меня.
Я села за свой стол и начала писать. Я писала ему. Свои последние слова. Свои самые последние в жизни слова.

“Милый, самый любимый, самый сладкий, МОЙ человек! Ты был им когда-то. Когда-то, длинные три дня назад. Я тогда была самой счастливой. Я была матерью самого счастья. Я любила своего мужа так, будто мы изобрели саму любовь. Однажды он отвернулся и умер. Да, милый, он умер. Я теперь одна. Ты захочешь попросить прощения, а я тебя не прощу. Я не прощу, что ты убил моего любимого. Ты обвинишь меня в молчании, скажешь, что я не дала понять, что против. А ты это знал. Знал всегда. До того как родились мы, до того как родилось человечество. Ты всегда это знал! Как я могу разделить тебя? Как разделись свое сердце, свой разум, всю себя? Я не отдам тебя никому. И я забираю тебя с собой. Тот, кого я оставляю – не ты. Пусть тут останется этот счастливый мужчина. А тебя, моего родного, я заберу, в мыслях и в сердце, которого, пожалуй, уже и нет. Возможно, ты не совсем понимаешь, что я пишу тебе. Я и сама путаюсь. Но пойми, это мои последние слова. Больше я ничего в жизни не скажу. Ты сейчас бледный и напуганный, думаешь, что я собираюсь умереть? Нет, я давно мертва. Давно, три дня уже прошло. Я просто не хочу оставлять здесь свое тело и душу. Я их, в отличие от тебя, люблю. Ты так гордился своим счастьем. Его я оставлю тебе. Пусть все думают, что я гуляла утром по берегу реки и случайно утонула. Я скажу соседке, что после прогулки пойду с ней в магазин, купить тебе и твоей новой жене подарки. Она это всем разболтает. В реке я оставлю что-нибудь из одежды. Пусть все оплакивают меня, несчастную, но такую замечательную женщину. Но не ты. Ты не достоин этого. Ты знай, что сам убил меня. Я уеду и буду жить, пока смерть сама не придет ко мне. Я буду жить своей жизнью и даже не вспомню о тебе. Ни разу. Я закончу писать и сразу о тебе забуду навсегда. А ты нет. Ты будешь все помнить. Ты будешь видеть меня во сне. Ты будешь плакать от тоски и горя. Но тебя же есть кому утешить, милый. Никому не показывай письмо и не говори о том, что я жива. Пусть оплакивают. Пусть соболезнуют. Я не жду ничьих страданий, кроме твоих. Ты заставил меня ненавидеть черной ненавистью ни в чем не повинную девушку. Ты заставил меня желать ее смерти. Живи с этой мыслью, милый. Я оставляю тебе письмо твоего лучшего друга, адресованное мне. Порадуйся и этому. Пойми, как ничтожно ты меня любил. И живи с этим. Только не ищи меня у него, этим ты меня оскорбишь. Я не ты, милый, я не предам тебя. Я буду одна столько, сколько мне отведено жить и ходить “по бесполезной земле”. Я не пойду к нему. Он виноват в том, что ты натворил. Но и его страданий я не хочу. Пусть думает, что я умерла. Пусть скорбит обо мне, может со временем он отпустит. А ты живи. Живи и не знай, что со мной, где я, как я. Даже твоей ничтожной любви хватит, чтобы никогда обо мне не забыть. И не забывай. Я буду скитаться, одна, немая бедная вдова. А теперь, мое последнее желание! Сожги это письмо.”