Шаньга. Сказки диких народов. Пустоброды

ПустобродыКак за тринадцатью морями, да за тринадцатью дверями спрятаны в чистом поле, ходят часы деревянны. На часах стоит коза – за кол привязана. У той козы все глаза разны: один – белой, другой – синёй, третьёй – красной, на башке рога блешшут алмазны, на ногах копыты сверкают золоты… А на вымени-то у неё выбиты две наколки: с одного боку – церковь с крестами, а с другого – кремль со звездАми! Коли время придёт, да коза вымя своё до краёв наберёт, то бредёт к ней издалёка крива старуха – судьба-проруха с подойником в руках…

Испокон веку люди в наших краях подле столбов селились. Отышшут в поле ли в лесу столб поровней да повыше и зачнут вокруг него жизнь налаживать. Перво дело нать, штоб на столбе том был фонарь. Без фонаря столб неживой и проку в нём никакого. Фонарь ночью светит – дорогу показыват, а днём сият – ворон отсель отгонят. И тепло от него в холод, и радость – в ненастье!

Как столб-от себе облюбуют, примутся всема под ним строиться. Пока брёвен из лесу повытаскают – дороги к столбу укатают. А покуда ходят кругами да место себе под дом выбирают – цельну плошшадь около столба вытопчут. Избу всяк норовит ближе ко столбу пододвинуть, штоб хошь в одно оконце да свет от фонаря попадал. За домами бань да анбаров наставят, забором всё обнесут, в заборе с двух сторон вереи изладят, за забором гумно да овин выстроят. Вот тебе и деревня случилась. Столб к избам проводами притянут, штоб крепче стоял. Фонарь светит, провода гудят – медведей да волков от деревни отпугивают. Красота!

А второ дело на столбе – радиво! Без радивы тож – никуды. С утра заиграт – на работу подъём, в полночь умолкнет – и мы спать пойдём. Ежели оно на столбе бормохочет, то жизнь на селе веселе кажет. А коли невзначай замолкло – жди беды какой: али неурожай случится, аль опять – поножовшшина.

Со временем ко столбу клуб, магазин да контору подопрут и начинают жить полной жизнью. Весь светлой день в поле пашут: жнут ли сеют да граблями машут. А кто в поле не занят – лес бередят да за скотиной глядят. Выробятся все за день и в потемни уж, при ланпе, паи заработанны делят: кому – грамоту самодельну, кому – вынпел красной с кистями, а кому и отпуск в город бесплатной. Мужики опосля трудов табак курить да совет держать ко столбу ходили, жонки – языками трепать да фасонами хвастать на свету шастали. Днём ребятишки о столб в прятки играли, а вечером молодёжь под фонарём семечки трескала да радиву слушала. Праздник какой ли беда, нать опять ко столбу бежать. На столбе уже всё написано и радиво для неграмотных повторят: либо – вечером всема в клуб на танцы с гармонями, либо – поутру с вешшами на выход.

Как ланпа у фонаря сгорит али радиво заглохнет – звали монтёра. Монтёр – человек знаюшший и свяшшенной, почти архангел! Появится ниоткуда, свет в когтях принесёт и упорснёт опять в никуда. Выставят ему вперёд по приходу самогонки жбан и отвалят все в сторонку – не мешать штоб. Выпьет монтёр самогонку, кепкой занюхат, усы рукавом оботрёт да залезет эдак вот, с когтями, на столб и сидит там: клекочет чего-то по-своему – свет нам налаживат. А то и заспит ишше на столбе ненароком. Мужики его слегой подопрут, штоб со столба не рухнул, но будить не станут: не осерчал кабы на них спросонок. Монтёр-то выспится да похмелится сперва, а потом – порх… и улетел, токмо его и видали!

Сколь лет энти монтёры жили, столь – со столбов летали да блажь всяку по деревням разносили: то телевизер в когтях приволокут, то холодильник на спине приташшат, а то веником электрическим из-за пазухи поманят. Они же, блаженны, и уход за столбами меж дел чинили: когда провода подтянут да пасынок поменяют от старости, а когда и анкерну ногу для прочности подоткнут, штоб никаким ураганом, ни трактористом пьяным того столба не свернуть.

Но прошла та пора, да случилась, видать, у монтёров на станциях кака-то неясна беда али опасна инфекция, и повадились они помимо всякого барахла безобидного разносить по деревням сундуки крашены досели невиданны да на кажном столбе их вывешивать. В эком сундуке пласмасном спрятан яшшик красной, на яшшике спереду шшель светит да кнопки алюминевы торчат, а сбоку виснет шнур с чёрной трубой переговорной. Снаружи – похоже всё как на телефонной аппарат, но внутри, коли скрозь шшель глянуть, сопит што-то и киснет постоянно… Не иначе, кажет, как засел там жилец.

Жилец тот спит внутри до поры, и тревожить его нипочём нельзя! Ежели кто не стерпел, к аппарату сунулся да трубку сдёрнул – всё пропало! Жди беду! Пойдут гудки по проводу, зашшелчит, быват, на столбе порядыш, проснётся жилец да ночью наружу-то скрозь шшель непременно и выберется. Сорвёт радиву со столба, сунет его в подмышку и почнёт бродить по дворам да в избы проситься. Выстанет в потемень под окошечком, глазоньки жалестны свои выташшит наружу, ушками вострыма стрекочет и коготком кривым по стеклу скыркат, кабыть ись просит. Аль норовит скрозь брешь в полу протиснуться ли по трубе в печь пролезть. Тут уж не зевай: кипятком его либо головнёй горяшшей охаживай – от жилья отваживай! А коли кто не углядит да того жильца в дом пропустит, то не спастись уж никому!

Жилец-то мигом проскочит, забьётся за печь али в чулан, и всё – не выжить его никак! Урчит там и отпирается, ни кочергой, ни ухватом его оттуда не вытолкать. Потом затихнет в потёмке и не дышит совсем – буде помер. Хозяева-то и угомонятся тоже. А опосля, в заполночь, начнёт радиво пусты речи бормохтать, замкнёт разом ток в розетках, проташшит по избе дым сизой – запах тяжёлой, и станут выходить онадни с теми людьми разны случаи непонятны. Ходят оне кругами, аки повреждённы, и всё им нипочём становится: ни боршшевик, ни тля, ни прогрессивка!

Соберутся, быват, жито сеять, а сами гороху сухого полны карманы нароют, уйдут всема на заброшену кулигу и сидят там – горохом кидаются да песни орут, аки оглашенны! А то возьмутся ишше крышу на гумне поправить ли трактор на яме починять, утянутся скопом в сарай за струментом и пропадут с концами. Отышшутся ужо надысь у погошшан ли у наволока: на бармы в крапиве валяются без памяти. Али получат ни с того ни с сего пенсию ли зарплату за весь год, пойдут в магазин за мукой да за сахаром, выстанут молчком у прилавка и не сообразят никак: чего им здесь нать-то. Так обратно ни с чем и ворочаются. Домой придут: «Ахти! В лавку-ти мы пошто не походили?!» Опомнятся да и снова – в поход собираться! А которы захотят, к примеру, пойти в лес по грибы – залезут в чашшобы и блудят там, а вспомнить ужо, за чем прибрели, и не могут. Наберут полон пестерь шишек прошлогодних с гнилыма мухоморами, вернутся в избу и опять в лес захотят идти – по ягоды… И стали называть таких людей «пустобродами».

И развелось по нашей стороне эких «пустобродов» – тьма тьмушша. Ходят-бродят друг за дружкой без толку: по любой нужде – аки с закрытыми глазами! А где пустоброды завелись, там уж и всё хозяйство рушится: ланпа у фонаря на столбу лопнет, радиво без внимания молкнет, а сам столб гниёт и ветшат без присмотру. И деревня вся постепенно от энтого чахнет да пустет…

А жилец тот дождётся, быват, как деревня-то обезлюдит совсем, выползет из подпечья да почнёт в брошенных избах гнёзда себе лепить. А из гнёзд энтих по осени и повыпадат наружу нечисть всяка: проходимцы, оболтусы да лоботрясы. Разбредутся окрест, вырожденцы, и станут жить надоедать: колобродить, пакостить да гадить вокруг!

Вот, и думай опять: то ли так пропадать, то ли жечь всё подряд да звать новых монтёров, штоб нам свет на столбе другой раз наладили. К прежним-то веры нет уж никакой теперь…

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.