Когда снова стану маленькой, отрежу косы, которые так трудно каждый день расплетать и заплетать. Обкорнаю, честное слово, как можно короче этот предмет вожделения мальчишек-одноклассников. Знали бы вы, как больно, когда на уроке тебя дергает изо всех сил какой-нибудь болван со словами: «Дай списать! Ну дай! У, жадюга!». Нужны они больно! Плетешь, плетешь разные «корзиночки» и «колоски», завязываешь то белые, то голубые банты, а они проклятые возьмут и заведут перхоть или даже гнид, которых щедро одолжит всем девчонкам в летнем лагере цыганка Аза. В конце концов, скажите, пожалуйста, на кой черт отращивать косу до пояса, тратя на нее драгоценные минуты детства, если в семнадцать лет я заимею модную стрижку «под мальчика», перед этим старательно уничтожив натуральный цвет волос перекисью водорода?
Когда снова стану маленькой, обязательно плюхнусь в самую большую и грязную лужу в лучшем наряде. Плюхнусь, ей-богу! Знаете, как обидно каждые полгода вырастать из ярких, нарядных платьиц и отдавать их Светке – пятому ребенку из многодетной семьи, что живет ниже этажом? Меня-то в них только фотографируют, а Светка преспокойно на велике гоняет. Особенно жаль одно – самое любимое, павшее в неравной схватке с забором. Вот зеленая в горох Светка зацепляется за сучок, а вот уже она бежит с ревом домой, и порванный обиженный подол являет всей дворовой ребятне белые трусы. Еще жаль бедненькие юбочки и кофточки, которые мама старательно тузит в тазике с мыльной пеной, хотя они абсолютно чистые, ну если не считать нескольких маленьких пятнышек от клубничного варенья. А если бы я хоть один разок, как следует, поплескалась в глубокой луже возле подъезда, то мама, действительно, имела бы полное право называть меня поросей.
Когда снова стану маленькой, буду есть конфеты перед обедом. И не надо, пожалуйста, меня отговаривать, уверяя, что сладкое отбивает аппетит. Это же здорово! Согласитесь, уж лучше скушать вкуснячую шоколадную конфету, а после безо всякого аппетита похлебать жиденького супчика, чем, наоборот, умять два десятка домашних пельменей, а потом дуть чай с пряниками. И, ради всего святого, не надо меня надуривать, сочиняя байки, что от сладкого могут выпасть зубы. Я прямо заявляю: «Сладкое никак не причастно к потере последних. Зубы выпадают от старости, кулаков и хоккейных шайб, нечаянно пойманных вашими физиономиями». А еще сладкое, будь здоров, как поднимает настроение. Например, когда ты со своим пятидесятым размером достаешь с антресолей юбку сорок четвертого, закинутую туда после года счастливой и сытной супружеской жизни, по всем правилам полагается лить слезы. Но вместо этого ты нежно поглаживаешь родной розовый целлюлит и шагаешь на кухню, где преспокойно приговариваешь здоровенный кусман «Наполеона», а после смеешься, показывая округлившемуся мужу находку, и говоришь: «И что ты, Вова, во мне нашел!? Глянь, какая плоская была, посмотреть не на что!».
Когда снова стану маленькой, с удвоенным рвением начну обкусывать ногти и грызть авторучки. Даже не думайте одергивать! Это очень нервы успокаивает. Вот смотрите, все мои друзья грызли ногти, сколько хотели и, пожалуйста, выросли спокойными и уравновешенными. А теперь на меня взгляните. Я пью, курю и, один хрен, нервничаю и переживаю по каждому пустяку. Конечно, сейчас мне никто не запретит к ногтям приложиться, но, по-моему, взрослой тете не положено акриловый маникюр зубами подравнивать. А вот если бы я в детстве вдоволь ногтей и колпачков от ручек наелась, то, может быть, сейчас и не дымила. Это, во-первых. А во-вторых, они очень даже вкусные и, возможно, полезные. Мозгами-то пораскиньте: ногти – это же сплошной кальций, а в чернилах, кто знает, может, вообще ценнейшие микроэлементы содержаться. Где мне их теперь взять!? То-то же! Не подумали, не разрешили похрумтеть в свое удовольствие, а я теперь по врачам бегаю.
Когда снова стану маленькой, буду отрывать лапы у кузнечиков, потому что это вовсе не живодерство никакое, а энтомология. Вот пример. Один мой знакомый насается по лугам с сачком и ловит разных бабочек. Потом тащит их домой и иголками пришпиливает к дощечкам, а уж после в институте студентам показывает, – и ничего, никто его не ругает. Он даже консервирует мышек беленьких и лягушек, а это уже, сами понимаете, не глупые кузнецы или мухи, и опять же – никто по рукам не лупит. Он за это еще и зарплату получает. Маленькую, правда, но ему на крышки и банки хватает. И все это враки, будто зеленым больно. Ни капельки им не больно! Я кузнечику лапку отрываю, а ему хоть бы хны – скачет пуще прежнего. А теперь попробуйте себе ногу оторвать и попрыгать. Что больно!? То-то же!
Когда я снова буду маленькой, я обязательно начну к книжкам бережно относиться. Конечно, ведь книга – это лучший друг человека, особенно когда перед этим самым человеком стоит огромная тарелка с молочным супом, в котором притаились ужасные пенки. Бывают, разумеется, случаи, когда на помощь приходит безотказная раковина. Но в этот раз нашему человеку не повезло, потому что, как будто разгадав его умысел, мама не торопиться с кухни уходить. Вот тогда-то ты и вспомнишь о любимой книжке. Мама, конечно, поворчит чуток о пищеварении, но сдастся. И вдруг, как-то незаметно, зачитавшись о нелегкой голодной жизни Ваньки Жукова, слупишь полную тарелку и даже неожиданно для себя попросишь добавки. Нет, я нипочем не буду пририсовывать всяким дядям усы и очки и странички загибать, потому что их тогда на барахолке по хорошей цене не загонишь. И будут они на полках зря пылиться, теряя в пожелтевших страничках заначки.
Когда снова стану маленькой, перецелую и переглажу всех дворовых кошек и собак, потому что никакие они не заразные. Подумаешь, парша малюсенькая или лишайчик стригущий! Дяди разные, частенько бывает, болеют страшной и некрасивой болезнью, лысина или плешь называется, и никто их на мыло не перерабатывает. Да и сами они ничуточки не бояться никого заразить: носят детей на руках, откусывают у них рогалик, или теть на колени сажают. А эти самые тети, которые меня от кошечек и собачек оттаскивают, гладят тех дядек по лысине сколько заблагорассудиться. Бессовестные!
Когда снова стану маленькой, непременно научусь без спроса брать чужие вещи, потому что уголовная ответственность для меня наступит еще нескоро. Разве что родители поругают, так они и без того повод найдут, а так хоть будет за что в углу стоять. Зато на деньги, которые без дела лежат в кошельке маминой подруги, можно на качели-карусели рвануть или три кило мороженого слопать, или просто в копилку положить. У меня вот дважды телефон без спроса брали и назад не возвращали, и ничего воришкам за это не было. Дяди-политики тоже разного надыбали, и, как видите, с рук сходит. Так что и я хочу!
Когда снова стану маленькой, буду врать, потому что честным быть хорошо, но только очень невыгодно. У меня такие огромные пробелы в области вранья, что я даже своего директора надуть не могу. Если бы мне раньше учиться лгать не запрещали, то я бы придумала, что у меня муж с пятого, нет, с седьмого этажа загудел, и мне к нему срочно бежать надо, потому что он, перед тем как сигануть, ключи не взял и теперь в квартиру не может попасть. А я вот заливать не научилась, как следует. И теперь, даже когда чистую правду излагаю, все считают, что я фантазирую.
Когда снова стану маленькой, буду водить домой всех своих друзей, и даже Светку, и ее братьев и сестер, и буду угощать их маминым борщом, даже мясо поровну поделю. Вот вам наверняка нравится в гости ходить и кушать на халяву, так почему же вы детям запрещаете!? Если я их пока маленькая приводить не стану, где гарантия, что мне взрослой будет кого на день рождения пригласить? А еще, где гарантия, что если и будет кого, что это именно мои друзья будут, а не мамины и папины?
Когда снова стану маленькой, ни за какие коврижки не соглашусь пойти в музыкальную школу. Знаете, как сложно делать вид, будто тебе сольфеджио нравиться!? Или попробуйте этюд выучить, когда во дворе ребята в салки играют. На фиг вам этот гадкий этюд!? И не попадайтесь на уловку, якобы вам музыкальное образование в жизни очень пригодится. Хотя, конечно, можно напиться сильно и на рояле в ресторане без спроса сбряцать, так за это можно штраф схлопотать или даже по ушам. А вот то, что вы сразу после окончания музыкалки и до окончания своих дней будете думать, кому пианино задарить, а еще как его с девятого этажа спустить, – это я вам точно обещаю.
Когда я снова стану маленькой, я не буду дружить с Машкой, потому что завидовать нехорошо. Она мне контрольную по химии списать не даст, потом, зараза такая, на выпускном Вовку уведет – единственного несопливого и выше меня самой ростом мальчика, а потом через неделю бросит его и в институт поступит. А мы с ним – хренушки! Придется друг друга жалеть и пожениться, чтобы потом Машку вместе кобылой называть.
Когда снова стану маленькой, учиться только на четыре и пять, специально не захочу. А зачем? В институт экзамены все равно завалила, Вовка и так достался. И чего тогда зрение за учебниками садить!? Нянечки и уборщицы, между прочим, тоже люди. Да вы ведь лучше меня знаете, что троечникам и двоечникам больше в жизни везет. Они начальниками чаще становятся над отличниками, потому что для хорошего руководителя знания – не самое главное. А главное, чтобы его все боялись, и чтобы он четко умел к матери послать. Не к своей матери, не к вашей, а сами знаете к какой. Ну, а вы хоть раз слышали, чтобы отличники матом ругались, или чтобы их кто-нибудь боялся?
Когда снова стану маленькой, никто меня не заставит писать в сочинениях, как я «отдыхала» летом у бабушки, или что я «хочу» стать космонавтом, потому что все это – сплошная брехня. У моей бабули огород в Кузьминках двадцать соток и две коровы, и так отдыхать, как там вся наша семья три месяца отдыхала, я бы и училке по русскому, которая заставляет нас эту чушь писать, не пожелала. А полетами в космос я и сама не грежу. Меня, во-первых, родители так далеко со двора не отпускают, а во- вторых, я питаться из тюбиков не хочу, а хочу из холодильника и со сковороды.
Когда снова стану маленькой, не позволю ставить себе горчичники и банки, и шарф колючий тоже не дам вокруг шеи завязать, когда ангиной заболею. Вы сами-то любите небось поболеть, на больничном посидеть и на работу не ходить недельку? А меня зачем стараетесь так лекарствами напичкать, чтобы в школу уже через два дня выпихнуть!? И еще! Вот вы – взрослые много себе банок поставили за последние десять лет? Нет. Проглотите пару таблеток аспирина и сидите, чай с медом гоняете по десять раз. А мне кукиш покажете вместо меда, наврете еще, что у меня от него золотуха за ушами, и горчичник жгучий и противный – бац на грудь! Все, хватит!
Когда снова стану маленькой, не буду со старшими вежливой. Это просто замкнутый круг какой-то, всегда найдется кто-то старше тебя. И только ты найдешь у себя первый седой волос, только двоих детей родишь и решишь, что теперь можешь в трамвае посидеть, тотчас обязательно влезет старая бабулечка, сгонит тебя клюкой и скажет гадость: «Я в твои сорок всем старшим место уступала. И не стыдно!? Вот молодежь!».
Когда снова стану маленькой, хотя бы несколько раз обдеру колени и полижу языком железяку на морозе. Потому что если этого в детстве не сделать, то потом колготки жалко будет итальянские со стрелками, да и язык пригодится, чтобы с подругами по телефону болтать. А пока ты еще не очень выросла, можно на коленку с зеленой болячкой Вовке дать подуть, да и с языком высунутым, как у Тузика, походить немного можно, ничего страшного не случится.
А еще, когда снова стану маленькой, обязательно не забуду, громко повизжать, попрыгать в резинку, покататься с горки и поваляться в снегу. Еще, конечно же, надо погулять допоздна, выдрать пару страничек из дневника и подстричь наголо всех кукол.
Но самое-пресамое главнющее, когда снова стану маленькой, изобрету волшебное лекарство для того, чтобы никогда-преникогда не стать большой, потому что это несправедливость какая-то вопиющая, что никак в детство на часок вернуться нельзя, или хоть на полчасика. Обязательно изобрету, обещаю!
