Александр Евстратов. Фотография на память (рассказ)

Поздний  осенний вечер.  Время, когда, отстучав беспокойной своей жизнью день, хоть и медленно, но все же неминуемо переходит в ночь.  Светлана, худенькая молодая женщина, бойко и торопливо бежит к себе домой.  Откинутой  назад рукой она тянет  за собой  восьмилетнего сынишку Егора.

– Мам, пошли ты помедленней,- не пища и не хныча, лишь просит не поспевающий за ней  мальчик.  Рано повзрослев, он уже понимает, что особо капризничать тут не перед кем.

– А как же уроки?

– Успею, выучу.

Светлана,  слыша, но не слушая его,  не убавляет все-таки шага. Так и идут, одна впереди, а другой тащится вагончиком сзади. Ей, участковой медсестре, подрабатывающей уколами да массажем на дому, можно  и не брать бы Егора с собой,  да вот беда, оставить его в  квартире она боится. Не с кем.  Страх  за  него, за себя, уже долгие годы, как  въевшаяся в тело неотмывная грязь, неотступно  преследует  ее.  Хоть и не в диком лесу они пребывали, а  среди народа,  только люди эти сейчас  жили по непонятным законам, даже объяснения которым  порой вовсе никакого не находилось. Словно в одно время все взяли и поменяли свои имена и фамилии. Свет уличных фонарей не особо и пробивает густую, как каша, застлавшую землю тьму.  Делит  мокрую грязь  тротуара на широкие полосы, на  одну светлую, а другую  нетронуто темную. И так от столба до столба.  Резкий, как вскрик,  глухой  взбрех  собаки, заставляет Светлану неожиданно вздрогнуть, остановиться  и  потянуть сына ближе к себе.

– Мам ты что?- снизу вверх Егор  пытается заглянуть ей в  лицо,  но видит один лишь ее узкий  подбородок и больше ничего.

– Да так,  показалось,- измотанная, измочаленная жизнью Светлана и сама не понимает себя, чего  она так испугалась. Не с улицы, а из-за высоко забранного досками забора, оказывается,  рыкнула же на них чья-то чужая собака. Может даже не от злобы, а по обязанности. Каждый в жизни хлеб  для себя по-своему зарабатывал. И люди, и животные.

Пройдя еще какое-то расстояние,  она увидела как из-за угла вывалились  три мужские фигуры и  пошли прямо на них. Потому как они, нагло и развалисто,  двигались  навстречу, Светлана поняла, что такие  мимо не пройдут. Не метра тротуара им не уступят. Она сама остановилась, на светлой полосе, немного, правда, прижавшись к забору. В свете человек себя чувствовал несколько уверенней и беду принимать, как смерть в лицо, ему было легче и веселее.  Они подошли, и не просто так, наверное,  встали  всего в нескольких  шагах от них. Им тоже досталась изогнутая полоска  света.

– Что-то вы, молодежь, загулялись?- кивнув в их сторону  неприкрытой головой, усмехнулся крайний, самый высокий и крепкий.

Светлана, не ожидая  уж  ничего хорошего от встречи, лишь теснее прижала сына к себе. Думая, если что, упасть и  прикрыть его хоть своим телом. Пусть ее бьют, терзают, зато тот, может, и цел останется.  Она еще раздумывала,  как  ей складнее ответить, как услышала снизу голос сына Егора.

– А что вам надо-то, дяди?- бесстрашно спрашивал  мальчик. Он был из неробкого десятка, весь в покойного отца.  Потому часто ходил в синяках  да ссадинах. Но одно дело сверстники, а тут взрослые мужики. Какие нибудь оторвы.  Светлана  сама от его вопроса растерялась,  будто он был задан не кому-то, а ей самой.

– Смелый, однако, малец,-  удивился  даже говоривший.  Он с минуту  разглядывал их, будто собираясь надолго запомнить. Опускал свои хоть и не злые, но нагловатые глаза то  на сына, то вздергивал на нее. – Раз так, на бутылку давайте, и валите себе на здоровье,- наконец  заявил мужчина  Светлане.

Она уж полезла, было, в сумочку, обрадовавшись такому легкому исходу, могло  быть  иначе и хуже, как услышала,  хоть и забытый, но чем-то  знакомый голос. Даже не дойдя рукой до кошелька, Светлана подняла голову и  растерянно смотрела на стоящую перед ней троицу. Не могла отыскать говорившего.

– Светка, ты, что ли?- снова видимо повторил вопрос человек, что был зажат двумя в середине, с короткой, едва ли не под ноль, стрижкой.

– Фома… Что-то раненько? –  испуганно и удивленно восклицает она,  узнав его, но только не понимая, правда,  зачем это он объявился и встал на ее пути. Неужели так быстро прошли  десять лет его тюрьмы.

– Я, а кто же еще, по удо вышел. Ну, как живешь? – достал он ее противно липучим взглядом, каким тот был у него  всегда.

– По твоей милости хорошо живу,- горько усмехнулась Светлана.

Она знала, что рано или поздно встретится с Фомой, думала, что скажет ему, но все вышло не так, как бы она того хотела. – С массажа бегу, подработала  чуть,  а ты последние деньжонки забираешь. Что-то обмельчал  ты, Фома. Кроме баб,  больше грабить некого, что ли?

Теперь только Светлана сердито защелкнула сумочку. Уж кому-кому, а ему она не собиралась давать ни копейки. Тем более и деньги-то у нее были соленые, как полынь во рту горькие. Сегодня  на двоих  богатых работала, более чем по часу над их  сальными спинами гнулась. Пальцы, как от рук отделились. Ноют, аж ломотно. А денег за ее  усердие ни один из них не добавил. С простым людом и то проще, и чайком угостят, и сверх  расценки  еще немного накинут.

– Да, жизнь поменялась. Раньше на «мерине» ездил, а сейчас, бывает, и на опохмелку не наскрести,- вздыхает Фома, и в свете уличного фонаря ей хорошо видно, как его избитое  какими-то рытвинами лицо болезненно морщится. – Твой? – кивая головой на топтавшегося возле ее ног Егора, интересуется он.

– А  ты,  как думаешь, чей? – спрашивает Светлана.

Читайте журнал «Новая Литература»

– Похож… –

– А на кого же ему походить.  Не на тебя же? –  она и без него прекрасно знала, что  Егор  точная копия своего отца. Они только двое понимали, о чем говорили, а остальные все были так,  невольными, переминающими с ноги на ногу слушателями.

– За что?- прямо и жестко спросила она вдруг о главном.  О том, о чем  хотела узнать все эти прошедшие годы.  Фома-то с ее Егором были друзьями еще с детства.  Даже в армии в одной роте умудрились служить. И после вместе на  заводе, только на разных станках детали точили. Чего их и зачем в проклятый бизнес потянуло? Правду говорят,  не умеешь -не берись. Поначалу  все как получалось, и денежки завелись, и по машине, хоть  и подержанной, а они купили. Егор все хотел ее в Турцию свозить, заморскую страну, как жемчужную диковинку, показать. Только все у них неожиданно закончилось  и также резко, как и началось. Один угодил в тюрьму, а другой ушел на кладбище.

– Так уж вышло,- глядя в темное пространство мимо Светланы, нехотя и глухо отозвался он. Такой, видимо, вопрос ему не совсем по ноздрям был.

– Хорошо же вышло…

На суд она из-за своей беременности тогда  не попала. Из бумаг, которые  потом получила, Светлана  толком ничего не поняла. Да что бумаги, если  Фома сейчас здесь, рядом стоит.  Пусть объяснит, расскажет, как можно друга ножом,  словно  кабана какого, зарезать. Чем  ему Егор так насолил,  если уж на такое зверство решился.

– Ты как предъяву мне  кидаешь,- косо ухмыльнувшись, заявил  Фома. – Кого б  другого на перо поставил, ну а тебя, так уж и быть, не трону.

Слушая, Светлана хоть и не совсем, но все же  поняла значение  приблатненных его словечек. Действительно, куда ей было, хрупкой и слабой женщине, переть против  Фомы, в котором сейчас больше прижилось от уголовника, чем от прежнего человека осталось.  Да кроме правды ей и не надо было  ничего знать. Только какой правды- и сама толком не понимала. А мстить – себе дороже,  Егора хоть как, но  из могилы уже  не подымешь.

– Из-за денег, наверное? – она все надеялась на какой-то ответ. Светлана и сама  искала хоть какие-то крохи после гибели Егора. И не для обогащения вовсе, а для его похорон и  поминок. Но перерыв все углы в квартире, она так ничего и не нашла. На занятые деньги, за которые еще потом не один год расплачивалась, и похоронила. Скромно, но как уж смогла.

Угрюмо вздохнувший  Фома, за разговором подавшийся ближе к ней, стоял так рядом, что протяни Светлана руку, и сразу она наткнется на его  кожаную обтертую  куртку,  от которой  несло каким-то  тошнотворно противным запахом. То ли на ней когда-то закусывали,  или еще что непонятно делали.

– Так в двух словах не расскажешь, время надо,- вскользь  глянув,  тихо выдавил  из себя Фома.

Тут  только и поняла она,  что  в действительности как-то по-глупому на него насела. Чего в прошлом, сейчас, рыться. Дело-то сделано. Да и какая разница, кто прав из них, а кто виноват. Обоим напару легких  хлебов захотелось.  Только, по ее разумению, одно как-то несправедливо выходило, один уж сгнил, а второй все еще землю топчет.

Здесь-то и произошло что-то невероятное.  У Фомы  вначале  подогнулась, будто надломилась в колене, одна нога, а вслед за ней и другая, а потом он и сам весь внезапно бухнулся на колени, да еще в самую  грязь и воду. Мутные брызги которой долетели  даже до осенних, порядком истертых сапог  Светланы.

– Брысь  мне,-  рукой в наколках  он отстранил мужиков,  которые, было, по-собачьи услужливо, подскочили его поднять. Все они, сейчас, глядя на Фому, не понимали, что это такое странное с тем произошло. Сам упал или ноги  внезапно отнялись.  А тот, похоже,  и не торопился ничего пояснять.  Зыркнул  воровато вначале на едва видимый куст придорожного шиповника, после на двухэтажный  дом напротив, с одним единственным горящим окном, и только после, страдальчески морщась, остановил свой мученический взгляд на мрачном, без меры усталом лице Светланы.

– Прости ты, меня, за Егора. Христа ради прости!- осевшим голосом, как у святой иконы, вдруг он у нее завымаливал прощение.

Светлана растерянно глядит  куда-то в колющую глаза темень мимо Фомы.  Чего-чего, а такого покаяния она от него никак не ожидала. Да и выглядело оно  уж слишком натурально естественно. Без всякой напускной театральности.

– Да встань, чего  ты так,-  уж говорит она.

Светлана, хоть и через себя, а в эту минуту, как и готова была простить ему все свои невзгоды. Убитую им любовь. Дешевенький памятник  Егору, из мраморной крошки, и не во весь рост, как у других. Сегодняшнюю ее безрадостную жизнь, в которой она больше мужчина-добытчик, нежели женщина.

– Прости ты, а,-  плачущим  голосом неизвестно что выпрашивает   Фома.

– Да что ж мне, рядом с тобой на колени встать?- не зная больше, что делать, раздраженно бросает она.

– Зачем на колени, по-другому надо,- едва ли не по-собачьи скулит он.

– Еще как же?-  Светлана вся, как ружье, на взводе. Она и так без меры измучена, и этот еще остатние жилы рвет.  На простоту нарвался,  другая бы кто давно куда подальше послала.

– А Егор твой измучил. Хоть  в петлю лезь. Последние два года по ночам будит. Толкнет в плечо и уходит.  Лица не вижу, а знаю, что он, больше некому,-  признается Фома.

– Счастливый ты. А мне вот не разу не приснился. Может, подсказал, как  жить-то дальше, – горестно вздыхает Светлана.

Не жизнь у нее, действительно, а сплошная беда.  Оставшаяся после мужа  двухкомнатная квартира ей радости не приносит. Едва  вытягивает платежи за нее. Да и держит ее она, наверное, в ожидании еще более тяжкой нужды. Как денежную заначку  на черный день.  Им-то с Егоркой и одной комнаты хватает. А продать никогда не поздно.

– Не веришь мне,- обиженно косится  Фома.

– Верю, тебе да не верить,- усмехается Светлана. Она уж поняла, чего он от нее на самом деле хочет.  Оказывается, не за Егора он тут прощение выпрашивает, а за покой своей грешной души печется. – Но ты тогда не по адресу обратился. На могилку сходи или к батюшке в церковь,- добавляет Светлана. Она уж сейчас и жалела, что минуту назад так легко и свободно поверила ему.

– Да был я на Егоровой могилке. Молодец, хорошо обрядила. Даже стопку, оставленную тобой, выпил, помянул. Только он так и ходит,- недовольно морщится Фома. По его лицу ходит непонятная гримаса.

– Да что ж ты стопки собираешь. Неужели своей бутылки для бывшего друга не взять?-

– Бывает,  и на мели сижу.

– Работать надо.

– Это не по мне.

– Правильно. Насиловать, грабить, убивать куда как легче.

Они какое-то время молчат. Светлану то и дело тормошит уставший от их побасенок маленький Егорка. Но она еще чего-то ждет, только чего, и сама толком не знает.

– Да и в церковь ходил, бестолку все,- снова заговорил Фома.

– А ты какой, хоть, рукой крестишься?- спросила вдруг она.

– Как какой? Как и все, правой рукой,- растерянно бормочет Фома.

– А мне кажется, левой,- усмехнувшись, объявляет ему Светлана.

– Как это, левой рукой, коли правой?-  бестолково крутит  головой он.

А Светлана, больше ничего не объясняя, берет Егора за руку и идет прямо на вставшего опять на ее пути того же мужика. Какого-то непонятного прислужника Фомы, который и раньше один никогда не ходил, а все с шумной полупьяной компанией шастал.  Тот хоть и нехотя, но отодвигается в сторону, давая им  все же, хоть и узкий, но проход.

– Мам, а этот Фома  папку убил?- уже отойдя,  спрашивает  Егор.

Она молчит, не понимает откуда он все знает. Видно людская молва дошла и до его цепких ушей.   Не то что говорить, а даже слышать о Фоме  Светлана  больше ничего не хочет.

– Будет, вырасту, так с ним поквитаюсь,- по взрослому заявляет Егор.

– Что ты, что ты, – оглядываясь по сторонам, приглушенно зашептала она. Потеряв одного, она вовсе не хочет терять другого.

В спальне, через время, Светлана берет в руки небольшой альбом, чуть больше школьной тетради. Бывало, в минуты тоски и уныния, она рассматривала его. В основном здесь были фотографии маленького сына.  Детсадовские, несколько школьных. А вот мужа только одна, армейская. И та любительская.  Где они стоят напару с Фомой в обнимку, на фоне какого-то белого стенда. Не любил Егор  фоткаться, дурное предзнаменование в этом  видел. Даже их свадебные  и то непонятно куда дел. Сейчас Светлана совсем по-другому смотрит на их молодые, самоуверенные лица, которым жизнь, как море по колено. Только вышло наоборот, один уж потонул, а другой едва на плаву держится. Не сегодня-завтра тоже захлебнется. И ей хочется разорвать почему-то все время хранимую фотографию, как и обоих их  вычеркнуть  из своей памяти и жизни, не деля, кто муж, а кто друг его, не разбираясь больше, кто прав из них, а кто виноват. Она просто – напросто от всего устала.  Разделив фотографию  пополам, первым она рвет в

мелкие клочья физиономию  Фомы вместе с его быстро мигнувшей солдатской гимнастеркой, потом только берется за Егора. Но тут всхлипывает во сне, намаявшийся за долгий неурочный день сынишка.  Светлана в неярком свете ночника  встревожено глядит на его лицо, а видит будто мужа Егора, только в миниатюре, и рука ее, занесенная было

над обрывком фотографии,  неожиданно вздрагивает  и замирает враздумье…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.