НАУМ БРОД

“РИГА, ШКОЛЬНАЯ 12, КВ. 8”

(НАУМ, ЭТО ТЫ? )

1.

Когда мне было восемь лет, мы жили под Ригой, это место называется Межапарком. Названия не принято переводить, но чтобы было ясно, какие это вызывает у меня ассоциации: «межа» -по-русски «лес», значит, «лесной парк». Там действительно сосновый лес, но то ли со временем стал диким, то ли с самого начала был «окультуренным», впечатления настоящего леса он никогда не производил. Сейчас там целая индустрия отдыха с аттракционами, речными трамвайчиками (там озеро), огромной эстрадой, а тогда ничего этого не было – только на берегу озера стояли кабинки для раздевания (скорее всего еще с довоенных времен), а в лесу стояла парашютная вышка. Я всегда боялся высоты н мечтал прыгнуть с вышки (с нее прыгали мои сверстники); часто воображал себя шагнувшим с площадки вниз, но так и не шагнул. Всякий раз я придумывал какую-нибудь отговорку – и для себя или для кого-нибудь, но всем, в том числе и мне, было ясно, что я просто боюсь; у детей отговорки безыскусны. С тех пор многое изменилось – и в Межапарке и в моей жизни, но вышка осталась, у меня и сейчас иногда появляется желание прыгнуть, но пока не прыгнул. За эти годы я научился довольно ловко скрывать свою нерешительность, но с некоторых пор я опять знаю, что боюсь. И не только знаю, но и говорю: боюсь! Может, это и есть мой прыжок?

В это время отец еще служил в армии, майором, но пост занимал какой-то очень высокий, не соответствующий званию. Когда он демобилизовался, в нашей жизни, можно сказать, всё стало сползать на нет. Мы переехали в город. Вначале мы жили только на пенсию отца и временами было совсем худо. Отец ходил в пальто, переделанном из шинели, правда, драповой. Потом мать устроилась на работу, и у нас стало «не хуже, чем у других». Но явно хуже, чем было у нас в Межапарке.

В Риге мы жили в доме «довоенного образца» – архитектура того периода, когда Ригу называли маленьким Парижем. Вся обстановка была со времен Межапарка – разнородная, тяжелая, но разнородной она стала потом, а тяжелой была с самого начала – все основательное, крупное, со вкусом. Когда-то такая мебель была привилегией немногих семей, в основном, военных, занимавших высокие посты: многие из них заимствовали стереотип достатка у немцев, в чем проявлялся подсознательный реванш победителей. С годами мебель износилась, потеряла вид, а в нашей городской квартире даже усиливала картину общего запустения. С момента переезда я не помню, чтобы мы хоть раз делали ремонт. Мать, конечно, держала квартиру в чистоте, и многие находили ее даже уютной, но к тому временя, о котором идет речь, квартира была совсем в плохом состоянии. Да и матери уже не было в живых.

Планировка квартиры такая (если разрезать ее по оси коридора):

слева, перпендикулярно оси – входная дверь. Обычно в таких квартирах двери высокие, двустворчатые и двойные;

сразу от двери в глубину от оси начинается кухня – большая с окном во двор. Уже по кухне видно, что хозяева давно не занимались квартирой всерьез: стены обшарпаны, полы давно не крашены, отмыты до плешин. Предметы обстановки случайные, оставляют ощущение незаполненности пространства. Подоконник заставлен кактусами;

точно против кухни в коридоре – трюмо с тумбой для обуви, на тумбе стоит телефон;

правее кухни – двери в туалет, затем в ванную комнату и в так называемую “девичью” – это маленькая узкая комната, в которой помещаются узкая тахта, кресло спинкой к окну и журнальный столик – всё это впритык друг к другу;

далее перпендикулярно оси вход в столовую. Это самая большая комната. Окно, как и в кухне, выходит во двор, у меня всегда было желание впустить в нее больше света. Слева от окна в углу мягкое кресло – единственный предмет из когда-то шикарного гарнитура; справа – буфет, но совсем из другой компании. Над буфетом висит портрет отца маслом. Отец в форме майора; две «Красные звезды», медали. Посредине круглый тяжелый стол, над ним бронзовая люстра. В правом углу телевизор «Темп». Все свободные стены заставлены книжными полками – сразу видно, что здесь живет библиофил.

Вроде и комната большая и книги и кресло, а все равно такое ощущение, что если всё зто сгрести в кучу и выбросить, будет лучше: по крайней мере в пустой комнате больше определенности и, значит, больше надежд на скорое улучшение. Правда, это ощущение сегодняшнее, но, наверняка, оно и тогда было – это уже свойство моего характера.

В правой стене еще две двери – ближняя в комнату родителей, дальняя – в мою.

В кресле спит ДАВИД МИХАЙЛОВИЧ. Заснул за чтением какой-то книги.

В кухне ПЕТРОВНА – заваривает чай.

Звонит телефон.

ПЕТРОВНА (семенит к телефону, шумно изображая спортивный бег). Але… Здравствуйте… А его нет…Да когда он бывает – всегда он бывает… Да что вы, давно уже не работает… Будет, будет, куда денется. Да вот уже должен быть к семи. А что передать? Ага, ну звоните. (Аккуратно кладет трубку, еще пытаясь додумать, кто бы это. Возвращается в кухню).

Новый звонок.

– Ух ты! (Так же направляется к телефону). Слушаю вас… Нет, не Алена… Да-а, Александра Петровна. А кто это? Голос какой-то незнакомый… Не зна-аю? Интере-есно… Дину Григорьевну? (Смотрит на дверь “девичьей”). А она дома? По-моему, не должна. Минуточку, гляну. (Идет к “девичьей”, стучит).

На стук резко просыпается Давид Михайлович. Замирает, что-то лихорадочно соображая.

– (Прислушивается). Дина Григорьевна, вы дома? (Пошла к телефону). А нет её, нет. Что передать или позвоните?.. Ага, ну передам. (Кладет трубку, возвращается в кухню).

Давид Михайлович ставит книгу на полку, направляется в кухню. По дороге гмыкает, крякает, кашляет, протирает лицо – все это резко, шумно, много.

ДАВИД (входит в кухню). Чуть не заснул.
ПЕТРОВНА. А и поспите, чего. Чайку попейте. Свежий, только что заварила.
ДАВИД. А где он шляется, этот старый хрен?

ПЕТРОВНА. Да где-то шляется. По делам каким-то пошел.

ДАВИД. Какие у него дела? (Смотрит на часы). Уже восьмой час.

ПЕТРОВНА. А, так он не говорил, что точно в семь. Он сказал, что скоро придет. Это я сама так поняла…если он только в книжный и обратно. А то, может, мало что…

ДАВИД. Так он в книжном… Дела у него. (Занервничал – не знает на что решиться). А что в книжном?

ПЕТРОВНА. Вот это я не знаю. Позвонил его друг… этот… из книжного.

В дверях кто-то возится с замком. А вот.

– Что-то явно заело.

Оба прислушиваются.

– Я тоже открыть не могла . (Идет открывать).

Звонок в дверь – тяжелый, долгий, злой.

– Идем, идем, хе-хе! (Пытается открыть дверь). Да что такое!

Дверь, наконец, распахивается.

– О, а я думала Исидор Евгеньевяч вернулся. Здра-асте.

Входит ПОЛИНА.

ПОЛИНА. Я им сто раз говорила, что нужно сменить замок. (Меняет тон на неумеренно радостный). Здра-аствуйте, Александра Петровна! Вас давно не было видно. (Замечает в кухне Давида, подчеркнуто сухо).. О, Давид Михайлович тоже здесь. Здрасте.

ДАВИД. До свиданья.
ПОЛИНА. Как, вы уже уходите?

ДАВИД. Я зайду позже.

ПОЛИНА . Как поживает ваша жена?

ДАВИД. Не хуже, чем ее муж.

ПОЛИНА. Тоже хорошо. Заходите. (Идет в кухню).

Давид уходит.

– Большой умник. Нормально ответить он не может. Но жена у него чудная…. А как вы поживаете, Александра Петровна? (Возвращается в коридор, распахивает тумбу, достает один тапок, ищет второй).

ПЕТРОВНА. Норма-алъно. Работаю.

ПОЛИНА. Я знаю, что вы работаете… Где у них второй тапок? А как поживает ваш сын Геннадий? Мне он очень нравится.

ПЕТРОВНА. А вон второй.,. Да Геннадий – чего Геннадий? Как был Геннадий, так и остался им. С ногой только плохо, а лечит кое-как.

ПОЛИНА. Это очень плохо…Когда-то здесь были мои шлепанцы, кто их выбросил, я хочу знать?.(Идет в кухню)

ПЕТРОВНА. Вот жду его, должен придти. Исидор сегодня позвонил, позвать его : что-то опять с телевизором. Дай, думаю, заодно и я посмотрю, как он там, Исидор наш. Ничего, с виду даже похорошел.

ПОЛИНА (ирония). Очень… Ему главное – это вид… Чувствует он себя отвратительно и выглядит… При Гене он был похож на человека, а с чего ему сейчас хорошо выглядеть? (Заглядывает в холодильник.) О, пожалуйста: на той неделе я у них была – у них тоже было пусто.

ПЕТРОВНА. А кому теперь заполнять, Полина Самойловна? Исидор, в основном, в кафе ест…

ПОЛИНА (переходит к кладовке). А почему он в кафе? У него что, нет дома?

ПЕТРОВНА. Он и при Евгении Самойловне любил посидеть.

ПОЛИНА. Замашки денди у него всегда были, это я знаю… (Перебирает содержимое кладовки). Эту вермишель я покупала еще при Гене…Как это – некому заполнять? А что молодая хозяйка? (Закрывает кладовку). Мало ли, что он любит кафе. Теперь ведь за ним нужен уход. Он же старый больной человек.

ПЕТРОВНА. Вы только ему это не скажите.

ПОЛИНА. А какой он? Не старый? Тогда что такое молодой? Он, может быть, думает, что он еще молодой… ну, правильно, пусть думает, я разве против? Но следить за ним всё равно надо. (Заглядывает в хлебницу). У них даже нет хлеба.

ПЕТРОВНА. А еще пойду за “вечеркой” – возьму.

ПОЛИНА. Нет, я не к тому. Я сама пойду – надо же все купить. Но меня интересует, почему это все так? Ой, я совсем забыла! (Все оставляет, уходит в туалет).

ПЕТРОВНА. А кто сейчас из молодых ведет хозяйство?

ПОЛИНА (из туалета). Как – кто? Все ведут! У Наума есть двоюродные братья и сестры… (умолкает на время).

Шум воды.

– (Едва открыв дверь.) …и у них есть жены и мужья и они тоже взрослые и у них все в порядке. (Идет в ванную комнату, моет руки, дверь остается открытой). Почему у них может быть порядок, а у Наума нет? Я его всегда называла «мальчик наоборот» … (Подобие смеха. Тут же смена выражения). Ну, хорошо, Наум сейчас уехал, но почему она не ведет? (Идет в кухню). Геня была права, когда была против этого брака. Но он же никого не хочет слушать.

ПЕТРОВНА. (наливает чай). Вам налить?

ПОЛИНА. Нет, Александра Петровна, я пока не хочу. А зачем вы пьете такой крепкий? Вам разве можно?

ПЕТРОВНА. Я люблю крепкий. И Исидор любит. Мы иногда с ним на пару, хе-хе.

ПОЛИНА. Ему, между прочим, тоже нельзя… Но вы мне ответьте.

ПЕТРОВНА (дипломатично уклоняясь). Я ей, правда, насчет хозяйства тоже говорила: «Алена-а! Нельзя так. Уведет какая-нибудь твоего Наума». Смеется… Молодые еще.

ПОЛИНА. Как это – они молодые? Они ведь уже семья… Так, что я должна взять? Сумку я должна взять. А сказать он мне не мог – лучше, чтоб я ходила туда-сюда десять раз. Исидор, Исидор!.. Молодые… Александра Петровна, ему ведь уже почти тридцать лет, сколько еще можно быть молодым? То он инженер, то он поет в ресторане, то он журналист, то он опять инженер. А кто он сейчас и куда он поехал?

ПЕТРОВНА. Куда-то далеко.

ПОЛИНА. Я знаю, куда он поехал. Но меня интересует, почему они не считают нужным прислушаться к моему мнении? Как будто я им кто-то… А кто у них теперь самый близкий, Александра Петровна?

Телефонный звонок.

ПЕТРОВНА(резко вскакивает и так же, как и в прошлые разы, семенит к телефону). Я возьму. – Эх, ты-и-и-и! И не разогнуться… Але… Нет, не приходил еще… Придет, конечно, придет, вот сами ждем его. Зайти-и? (Полине). Просит зайти. (На лице крайнее, даже утрированное удивление).

ПОЛИНА. Кто это?

ПЕТРОВНА. Не знаю. Кто-то чужой, второй раз подряд звонит. Говорит – приехал. Или уезжает, наоборот. Не поняла.

ПОЛИНА (решительно). Дайте сюда. (В трубку). Але… Нет, вы разговариваете не с его женой, а о его невесткой. А с кем разговариваю я? (Уверена, что ведет разговор так, как долина вести интеллигентная женщина). Но вы же можете себя назвать… (На том конце ее явно сбивают со взятого тона). Ну не называйте, хорошо. А что вы тогда хотите?.. Зайти? Нет, как вы можете зайти, когда здесь никого нет?.. Я есть, но я тоже сейчас ухожу. Придет Исидор Евгеньевич – пожалуйста… Он скоро придет, да.. (Кладет трубку). Какой ты умный!’ “Зайти”… Кто его пустит? Я совсем не знаю человека и буду его пускать? А даже если я его знаю? Так, сумку я взяла, деньги я взяла… А Наум не звонил?

ПЕТРОВНА. При мне нет. Исидор, правда, тоже ничего не сказал. Чего-то он злится на него. Я ему как-то оказала: «Ничего, может, у парня талант, раз он так». А он мне: «В одном его таланте я не сомневаюсь: плевать на своих близких». Хе-хе-хе.

ПОЛИНА. Они же не разговаривают.
ПЕТРОВНА. Да что вы! Чего так?

ПОЛИНА. Потому что у обоих золотые характеры. Геня немало намучилась с ними… Я его спросила: «Наум, почему ты не разговариваешь с Исидором? Он же тебе отец». (В лицах). «Мы сами разберемся». . «Сами»… Гонора у него всегда было через край. Что у одного, что у другого.

ПЕТРОВНА. Разберутся. Не первый раз.

.ПОЛИНА. Я разве говорю «не разберутся»? А сколько это стоит мне нервов? С этим они не хотят считаться. А с кем они вообще хотят считаться? Исидор делал все, что он хочет, теперь Наум. Точная копия.

Петровна посмеивается: ей наоборот всё это импонирует.

– А, что я вам рассказываю – вы же сами все знаете. Он же рос у вас на глазах, Александра Петровна!

ПЕТРОВНА. Да-а, это да-а…

ПОЛИНА. Вы же в этом доме своя… Я немного посижу, ноги уже тоже никуда не годятся. (Садится боком к столу, но неожиданно кладет обе руки на стол и ложится на них. В такой позе и разговаривает. Снова возвращает фальшиво умильный тон – довольно характерный для нее, но не потому что она фальшива, а потому, что ей не свойственно умиление, но в каких-то ситуациях она считает уместным умиляться.) Сколько лет вы уже к ним ходите? Двадцать? Больше?

ПЕТРОВНА. Когда я первый раз к ним пришла? Я и не помню, когда. Еще в Межапарке. Исидор Евгеньевич служи-ил, да-а. Ох, хорошо у них там было!

ПОЛИНА. Было… Я об этом и говорю. А куда это всё делось?

ПЕТРОВНА. Ох, нравилось мне там!

ПОЛИНА. Нет, а почему б ы л о, я вас спрашиваю? Геня мало старалась, чтобы все это сохранить? А что у них от всего этого осталось?

ПЕТРОВНА. Нет, хорошо…

ПОЛИНА. Я думаю…Но теперь ведь Наум вырос – почему он ничего не делает, чтобы опять было хорошо?

ПЕТРОВНА (хохотнула). Человек такой.

ПОЛИНА. Совсем не так смешно, Александра Петровна, как вы думаете. Это все очень печально. Меня как раз и волнует, что он такой, а не такой, как мне бы хотелось.

Телефонный звонок.

– (Идет к телефону). Что он опять хочет? (В трубку сразу неприветливо). Да… (Меняет тон, выражение лица, смотрит на Петровну). Нет, это не Алена. (Даже фыркнула от удовольствия.) Дома ее нет… Или подождите… Александра Петровна!

Петровна отрицательно покрутила головой.

* (В трубку). Нет, её нет.

ПЕТРОВНА(подсказывает). Не приходила еще.

ПОЛИНА. А кто ее спрашивает?.. Коллега? Хорошо, пусть будет коллега . (Кладет трубку). Меня еще путают по голосу с молодой женщиной. (Фыркает). Коллега… . Что это за коллега? Она еще от него уйдет, посмОтрите. Коллега … А где это Исидор так долго, я уже начинаю беспокоиться. (Располагается у трюмо – губы и прочее).

В дверях возня.

– Вот он уже идет.

Несколько коротких на сей раз легких звонков.

– (Безадресно). Смените замок, я вам говорю! Я однажды сломаю ключ. (Пытается открыть дверь). Александра Петровна, идите – я не могу.

ПЕТРОВНА. Ща-ас…(Вперевалочку чуть ли не бегом). Открова-аем. (Действительно, сразу открывает).

ДИНА. Здравствуйте, Александра Петровна. (Полине).Добрый вечер.

ПОЛИНА (кивает больше, чем требуется). М-да…м-да…(Принимается за макияж, но косится через зеркало на Дину и Петровну).

Дина входит в кухню, Петровна за ней.

ПЕТРОВНА. Здра-асте, здра-асте. Мы думали, это Исидор.

ДИНА. Что у нас с дверью?

ПЕТРОВНА. А чего с дверью? Вре-емя, хе-хе. Откуда ж это вы приехали?

ДИНА. С дачи. Решила начать понемногу перебираться.

ПЕТРОВНА. А все-о, лету конец.

ДИНА. Как вы?

ПЕТРОВНА. Да я как… У меня какие события? А, во-от: работаю я, ага.

ДИНА. Да? РасскАжите, да? Извините, я хочу с дороги…

ПЕТРОВНА. А, ну давайте, давайте. (О сетке). В холодильник не положить?

ДИНА. Выложите пока на стол, если не трудно. (Идет в коридор, прихватывает с собой сумку, уходит в «девичью»).

ПОЛИНА (сквозь зубы). «У нас…».Как вам это нравится, Александра Петровна? «У нас…» Если бы я знала, я бы вообще не открывала. (Коротким смешком показывает, что шутит. Громко). Александра Петровна, я пошла. Я скоро приду.

ПЕТРОВНА. Ага, ну ладно.

ПОЛИНА(пошла было). Да, Александра Петровна, внизу в ящике что-то лежит. Где ключ?

ПЕТРОВНА. Не висит на трюмо, сбоку?

Полина ищет.

* Гвоздичек там. Значит, Исидор забрал.

ПОЛИНА. Хорошо. Забрал – пусть забрал. (Уходит).
ПЕТРОВНА (вслух). Что ж тут такого интересного вы принесли? (Разбирает продукты).

Дина выходит из “девичьей” – уже в халате, входит в кухню.

– Я смотрю: чего тут такого интересного есть.

ДИНА. Схватила на лету. Сейчас вместе поужинаем.

ПЕТРОВНА. Не, чего-то не хочу. Я уже и чай попила. Вот, даже ветчину взяла…так вдруг захотелось! А не стала. А я смотрю в холодильнике: и у них пусто, и вашего ничего нет. Даже подумала: «Наверно, уже не живет здесь». Про дачу не подумала. Подумала: «Кто-то

наверняка уже нашел ее. Интересная женщина, молодая еще…» Генке моему вы нравитесь. “Мамуль, говорит, шикарная, говорит, женщина. Не был бы женат, точно б женился на ней”. Я говорю: “Ты погоди, может, она еще не захотела бы”.

Обе смеются.

ПЕТРОВНА, Ой, так вам звонил один!

ДИНА. Да?

ПЕТРОВНА. По имени-отчеству меня назвал, а голос я не узнала, Я говорю: «Нет ее дома».- “Точно?” Я говорю: “Как же не точно, когда я в дверь отучала? Может, говорю, она открывать не хочет. Хотя, с другой стороны, чего ей не открывать, если она дома”. Ну это я, конечно, не оказала, но хотела. А то скажешь чего-нибудь, а там мало ли кто звонит. Еще другому человеку напортишь. (Смешок.) Будет звонить.

ДИНА. Спасибо. (Что-то относит в холодильник).

ПЕТРОВНА. Ну так я, между прочим, теперь на работу устроилась.

ДИНА. Да, Александра Петровна. Извините. Ну и как? Где?

ПЕТРОВНА. В научно-исследовательском институте, ага. Дежурю. Через двое суток на третьи. Удобно. Денежки небольшие, но все ж. На мои пенсионные не очень-то разгуляешься, а мне еще и пожить хочется, да-а. (Смеется).

ДИНА. Ну, правильно.

ПЕТРОВНА. Сегодня как раз выходная. Исидор утром позвонил… Генку искал, что-то у него с телевизором… Выбросить уже давно надо – вот что… дай, думаю, гляну, как он там бедненький. (Как об открытии). Хорошо выглядит! Просто и не узнать. Отошел, видать, тьфу-тьфу. А то совсем худо было… Переживает, чего ж…

Телефонный звонок.

– Вот, наверно, ваш звонит. Идите.

ДИНА(в трубку). Да… Да, я сегодня здесь… Меня попросили освободить. В течение недели… Нет, конечно, сегодня я уже не поеду обратно. Еле дотащилась… Во-первых, для меня это было неожиданным. А во-вторых… (Поворачивается к Петровне, как бы включая ее в беседу). Я тебе звонила, но когда нам нужно, вас никогда нет.

Петровна солидарно кивает головой.

– Сюда? Когда?.. Нет, наверно, не стоит. (На Петровну, строит удивленную гримасу.) Я устала, хочу принять ванну. Потом как-то… Ну, эту проблему мы с тобой обсудим в другой раз и в другом месте…

Петровна хмыкает.

– Надолго?.. Значит, через неделю. Я как раз спокойно сделаю все дела, перееду… Нет, нет, что мне перевозить? Кучу тряпок? Я спокойненько, за две-три ездки… Не люблю, когда кто-то крутится рядом, когда я что-то делаю. Тем более мужчина.

Петровна откидывает нижнюю челюсть, таращит глаза, трясет головой.

– Ну хорошо, приезжай. Сам будешь тут… (Кладет трубку, смотрится в зеркало). Вид у меня…

ПЕТРОВНА. Ничего, ничего, еще спасибо должны оказать.

ДИНА. Какое «спасибо», Александра Петровна? (Входит в кухню). «Спасибо» теперь от нас ждут. (Становится в раздумье посередине кухни). Так, теперь надо что-то готовить. А что? Что-то я не соображу.

ПЕТРОВНА. Гость придет?

ДИНА. Я сказала: встретимся после командировки. Я вообще не люблю вот так… (Жест, выражающий неорганизованность).

ПЕТРОВНА. После командировки долго, хе-хе-хе. А что? Все есть. Он, надо думать, тоже что-нибудь захватит.

ДИНА. Наверно. Он хозяйственный..

ПЕТРОВНА. Хорошо! А что еще надо?

ДИНА. Можно салат из помидоров… У меня есть еще баночка крабов. (Идет к кладовке).

ПЕТРОВНА. Салат из крабов. Могу Я приготовить.

ДИНА. Да? А то я хотела…

ПЕТРОВНА. Идите, идите. Я сделаю, даже с удовольствием. Давно я в этом доме не готовила. Правда, Евгения Самойловна не очень любила… ну как хозяйка… но иногда поручала, ага. Борщ там… Это Наум любил… или любит, теперь уж и сказать боюсь, что любит, что нет…И сдобу пекла, да-а…Это уже по части Исидора. Сладкое любит.

ДИНА (не без второго смысла). Сладкое он любит, да.

ПЕТРОВНА. Мужчина… курит!…Странно, да? Ну, вы идите, прихорашивайтесь, а то нагрянет. Здесь будете принимать или у себя, в апартаментах, хе-хе? Это я к тому спрашиваю, чтоб знать, в какую посуду. Здесь-то, наверно, попроще можно.

ДИНА. Посмотрим.

ПЕТРОВНА. По обстоятельствам.

Возня в дверях.

– Ну это уж точно Исидор, больше некому. Хотя, может и Алена. (Засеменила к дверям). Кто та-ам? Иду, иду.

Дверь открывается. На мгновение показывается ИСИДОР – по инерции открывания и тут же скрывается.

– Чего там? А что я лифт не слыхала? Или опять не работает?

Входит ИСИДОР с тремя томами энциклопедии. Кладет их на тумбу

ИСИДОР. Сволочи.

ПЕТРОВНА. Кого это вы, хе-хе?

ИСИДОР(замечает Дину на кухне) Здравствуй. (Присаживается на тумбу)

ДИНА. Добрый вечер.

ИСИДОР. Чтоб они сдохли вместе со своим лифтом.

ПЕТРОВНА. А-а… Не сдохнут. (Смешок. Пытается сверху прочесть). «Боль-шая со-ветская…» Ага, энциклопедия. Во как! Тяжесть-то какую тащили.

Дина из кухни проходит к себе в «девичью», на лице улыбка – доброжелательная и снисходительная одновременно. Исидор бросает взгляд ей в спину, потом переводит на кухню: любопытство, но несерьезное.

– (Перехватывает взгляд его, в тон, конфиденциально). Гости у нас нынче, ага… А вам какой-то мужчина дозванивается. Кто – не оказал, но я поняла, что приезжий. Или не приезжий, а уезжает. Сюда все набивался. Я говорю: «Чего это, извиняюсь, без хозяина?» И Полина тоже ему…

ИСИДОР. Она что, здесь? (Встает).

ПЕТРОВНА. В магазин пошла. «Пусто, говорит, в доме».

ИСИДОР. Это же не в ее доме, что ей волноваться? (Идет с книгами в комнату).

ПЕТРОВНА. (Идет следом). Да пу-усть. Плохо вам, что ли? Еда будет. Могу пока ветчиной угостить, купила. Захотелось вдруг. Хлеба, правда, у вас тоже нет. У Дины отрежу. А могу и еще чего-нибудь позаимствовать, по старой дружбе. Или вы из кафе, пардон?

ИСИДОР. (переставляет книги на полке – освобождает место для принесенных). Чай есть?

ПЕТРОВНА. Заварила. По-вашему. Крепки-ий!

ИСИДОР. Если не трудно, принесите сюда.

ПЕТРОВНА. Есть, товарищ начальник! А там, говорит, еще почта какая-то в ящике… Полина. Не забрали?

ИСИДОР. Интересно, как она в той темноте разглядела?

ПЕТРОВНА. Вот разглядела, хе-хе. Давайте мне ключ. Я за “вечеркой” пойду – возьму.

ИСИДОР, В плаще.

ПЕТРОВНА. Ага. Ну, несу. (Что-то мурлыча, засеменила в кухню).

Из « девичьей» выходит ДИНА.

– (В коридоре, Дине). Сейчас. Старика обслужу…

Дина с той же величественной улыбкой проходит в ванную комнату.

– (Останавливается у порога кухни, через вою квартиру). Я не поняла: бутерброд нести вам или нет?

ИСИДОР. Можно.

ПЕТРОВНА. Ну правильно. А то чего там… (Готовит бутерброды. Оттуда, громко). Да, Генке я позвонила, придет. Слышите?

Исидор продолжает перестановку.

– Обрадовался даже (умолкает, наливает чай, с бутербродами и чаем идёт по коридору). Исидор Евгеньевич!

ИСИДОР. Слышал, слышал.

ПЕТРОВНА (входит в столовую). Обрадовался даже. Нравится ему у вас. «Мамуль, приятно, говорит, поговорить с умным человеком». Ага, всегда-а… Я пять кусков положила. Хватит или еще принесу?

ИСИДОР(размешивает, внимание на полки: что-то прикидывает). Достаточно.

ПЕТРОВНА. Я тоже так думаю. (Садится за стол. По виду такое впечатление, что обещание Дине насчет салатов совершенно вылетело из головы. Об энциклопедии). А у вас вроде уже есть комплект. (Кивнула на полку).

ИСИДОР. Трех томов не хватало.

ПЕТРОВНА. Да, этот еще приходил, Давид Михайлович. Я ему сказала, что вы в книжном. Сразу: «А что там? А что там?» Хе-хе-хе…Жда-ал.

ИСИДОР. Что ему надо было?

ПЕТРОВНА. Не знаю. Даже заснул. Еще придет. А я прибрала немного, полы протерла, полки. У вас, правда, в комнате еще не убирала. За “Вечеркой” позже схожу – пускай очередь пройдет, у меня там в киоске свой человек, хе-хе. И кактусы не поливала – вот еще что. Не стала. Вы меня напугали, что их надо как-то особенно поливать… бумажки какие-то наклеили. Названия, что ли? Пусть, думаю, хозяин сам поливает. Еще достанется мне.. (Смешок). Ну это я шучу, как любит говорить Полина. Всё допытывалась у меня: “Почему он не звонит? Почему он уехал?” Наум это. Да как “почему?” Надо, да и уехал, твое-то какое дело? Ну, в смысле и мое, конечно, Верно, ведь?

Исидор занят тем же, мычит нечто отдаленно похожее на мелодию популярного шлягера «Оу, май папА». Этим он как бы подчеркивает своё полное безразличие к данному вопросу.

* Человек уже взрослый, что хочет, то и делает. Мой Генка в пятнадцать лет на фронт удрал. А что я могла сделать? Удрал и удрал, жди теперь. (Вздох). Да-а…Ну вот, вроде все доложила. (Вскакивает). Я ж ей сготовить обещала! Ну что, помидорчик стащить?

ИСИДОР (отказ). Спасибо.

Петровна квохая засеменила по коридору. Несколько коротких быстрых звонков.

– Ба-аттюшки, неужто гость пришел? Не, это, наверно, Полина. Хотя Полина так не звонит, (открывает).

Входит ОЛЬГА.

– Во как!

ОЛЬГА. Ой, Александра Петровночка! (Целует). Откуда вы?

ПЕТРОВНА. Исидор позвонил Генку позвать. Вот я и подумала: “Что-то я давно у них не была. Наверно, соскучились по мне”.

ОЛЬГА. Я соскучилась.

ПЕТРОВНА. И зашла бы.

ОЛЬГА (садится на тумбу). Хотела. Один раз даже рядом была.

ПЕТРОВНА. Да ну?

ОЛЬГА. Около вас кафе новое открылось.

ПЕТРОВНА. А, вот как. Мне там место гардеробщицы предлагали.

ОЛЬГА. Меня все зовут: «Пошли, пошли», а я никак не соображу, что это же рядом с вами.

ПЕТРОВНА. Ну да. Но я все равно… не-а.

ОЛЬГА. А когда подъехали, смотрю: ваш дом. И пропало настроение.

ПЕТРОВНА. Да ты что? Чего это? Не поняла я.

Ольга пожимает плечами – жест, кажется, тогда модный у молодых женщин с претензией на равноправие.

– Не понравилось?

ОЛЬГА. Не сказала бы. В кафе красиво.

ПЕТРОВНА. Что-то это там такое было? Интере-есно… А я тоже подумала-подумала: «Чего это я буду ломаться под чужими пальто? Мне и мое кто бы подал”. Хе-хе-хе. Не, не захотела. (Снова спохватившись.) Ой, иди сюда, посидишь. А то я опять не успею.

ОЛЬГА (остается на тумбе). Что вы там вкусного стряпаете, Петровночка?

ПЕТРОВНА. Дина гостя ждет, ага. (Шутливая конфиденциальность.) По-моему, с каким-то прицелом. Хотя кто его знает. Ну пусть, пора ей. Своего угла не имеет – ну что это? Вот-вот должен подойти, посмотрим. А мне еще надо за “Вечеркой” сбегать успеть. Ты, случаем, не принесла?

Ольга отрицательно покачала головой.

* Там еще корреспонденция какая-то в ящике. Тоже не брала?

ОЛЬГА. У меня ключа нет.

ПЕТРОВНА. А у Исидора в плаще. Возьми. Может, от Наума. Как ему там? Не трудно?

ОЛЬГА (такой же жест плечами). Говорит, трудно.

ПЕТРОВНА. Ах, тру-удно? Ну так помогай, чего ж?

ОЛЬГА. Я ему?

ПЕТРОВНА. Или не заслужил, хе-хе? Скажи «не велика заслуга – ласкать жену письмами», да?

ОЛЬГА. Петровночка, можно я сброшу о себя? А то… противно. Такая теплынь – целый день о дУше мечтаю.

ПЕТРОВНА. А, давай, давай. Только в душе пока невеста наша, да. Готовится.

Ольга проходит через коридор в столовую. Исидор стоит за столом, листает один из принесенных томов.

ОЛЬГА. Добрый вечер.

ИСИДОР(Бросает на нее взгляд поверх очков). Здравствуй.

Ольга подбадривающе не то подмигивает, не то кивает, хотя выходит это не очень бодро. Проходит в дальнюю комнату. Исидор провожает ее тем же взглядом поверх очков. Телефонный” звонок. Петровна семенит к телефону. Исидор прислушивается: такой же взгляд, но видеть разговариваюшую Петровну он не может, так как стоит в стороне от оси коридора

ПЕТРОВНА. Слушаю вас…А, до-ома, вот теперь дома. Исидор Евгеньевич! Вас.

Исидор идет к телефону.

* Он. Вот этот. (Идет в кухню).

ИСИДОР. Да… Да. (Слушает, то удивляясь, то пытаясь понять кто и зачем). Ну вот, я уже дома. А кто это?.. Ну, хорошо, а почему вы не можете себя назвать?.. Ну, пожалуйста, заходите… Нет, никуда. Адрес вы знаете?… Очень хорошо… Четвертый этаж, последний… Лифт есть, но он не работает. Хотя, может, уже работает: потолкайте дверь снизу… Куда толкать? Вперед толкать, не назад же.

Петровна фыркает.

– (На Петровну). Вот вы можете как раз об этом написать в своей… газете, журнале, где вы там… все вам будут очень благодарны… Пожалуйста. (Кладет трубку). Интересно, что он хочет? (Входит в кухню, курит, немножко важничает).

ПЕТРОВНА. Два раза звонил. И кто же это?

ИСИДОР. Какой-то журналист.

ПЕТРОВНА. Журнали-ист?! По голосу я бы не сказала, что журналист.

ИСИДОР. А что, у них какие-то особые голоса?

ПЕТРОВНА. Да это я так, глупость, конечно.

ИСИДОР (заглядывает в холодильник). У нас совсем ничего нет?

ПЕТРОВНА. Там Динино. Дак откуда ему было взяться? Сейчас Полина принесет. (На реакцию Исидора). Не нравится ему. А вы ей деньги отдайте. Или не возьмет? Да ла-адно, свои, что там считаться. (Шутливо-заговорщицки). А я так вообще думаю: денег у нее – черт на печку не перекидает. Всю жизнь одна, куда ей деньги девать?

ИСИДОР. Александра Петровна, вы нам что-нибудь приготовьте… что она там принесет… какую-нибудь ерунду. Бутерброды, чай.

ПЕТРОВНА. Ага. А когда?

ИСВДОР. Сказал, через час.

ПЕТРОВНА. А, это запросто. Ох, почитаем про вас! Хе-хе…

Исидор выходит из кухни. Одновременно из ванной комнаты выходит Дина. Волосы убраны под платок, на лице крем – явный полуфабрикат, не рассчитанный на посторонний глаз.

ДИНА. Пардон.

ИСИДОР. Ах, ах…А то я тебя не видел. Но ты можешь не беспокоиться: пока ты и в таком виде смотришься.

ДИНА. Ну, когда говорит такой специалист… Как ты живешь? Мне говорили, ты опять попал в больницу.

ИСИДОР. Могла бы и навестить. Ножки бы не отсохли.

ДИНА. Наверно.

ИСИДОР (жест, приглашающий в столовую). Ну заходи. Для стояний в коридоре мы уже не очень годимся.

ДИНА(колеблется). Ты… как-то перехватил меня… (Тем не менее, входит).

ИСИДОР. Ничего. К своему хахалю ты еще успеешь.

ДИНА. Почему обязательно к хахалю?

ИСИДОР. Потому что я так думаю. И я думаю, что думаю правильно. Сядь, сядь.

ДИНА. Как я давно не была здесь! (Осматривается).

ИСИДОР. Не так уж давно.

ДИНА(жестко). Вот тАк я очень давно не заходила. Но здесь всё так же… Вы хотели делать ремонт.

ИСИДОР. Мы многое что хотели.

ДИНА(взгляд на подоконник). Кактусов так много! Целая плантация (Идет к окну). По-моему, это твое единственное увлечение, которому ты так долго не изменяешь. Я права? Ну еще книги.

ИСИДОР. Книги – это не увлечение.

ДИНА. Ну да, ну да, прости, я не так выразилась. А мой еще жив? (Пытается прочесть, что написано на бумажных полосках) “0-пун-ци-ус Наум-кус”… Это вот тот маленький? Смотри, как они растут. А немного похож на Наума, да? Характер… А где тогда я? “Опун-адус Олъ-гус”… Этого не было… “Клейстокактуо Динус”… Замечательно звучит, прямо скажем, не очень поэтично, но… Я думала, ты уже давно выбросил.

ИСИДОР. Кактус здесь не причем.

ДИНА. С твоим максимализмом… (Возвращается к столу, присаживается). Очень трогательно. Между прочим, я как-то представила, что вот так однажды войду опять в эту комнату… в квартиру, а вы уже сделали ремонт, и, знаешь, по-моему, что-то уйдет, чего-то будет не хватать. Может, привыкла, что как приехала к вам… Когда я к вам приехала? Лет пятнадцать назад, не меньше.. Наум еще в школу ходил… Привыкла, что у вас обязательно что-то сыпется, скрипит паркет…

Из своей комнаты выходит ОЛЬГА.

– Здравствуй.

ОЛЬГА (мгновенная оценка ситуации).Здрасте. (Кивок в сторону ванной комнаты). Свободно?

ДИНА. Ты не на очень долго?

ОЛЬГА(знакомое движение плечами). Нет. (Уходит в ванную комнату).

ДИНА. Я слышала, Наум куда-то уехал.

ИСИДОР. А почему бы ему не уехать? Захотел – уехал. Заботиться ему ни о ком не нужно. Чувство ответственности перед близкими ему не знакомо.

ДИНА. Ну, Исидор… Кто виноват?

ИСИДОР. Не знаю, кто виноват. Геня в него вкладывала более, чем достаточно. Но о ней он тоже не очень считался. Наверно, это признак какой-то особой талантливости… чтобы всем вокруг него было плохо. Но что-то пока ничего выдающегося я не вижу… Зато заносчив, нетерпим, умнее всех, последнее слово только за ним.

ДИНА. По-моему, есть в кого.

ИСИДОР. Заносчивым я никогда не был.

ДИНА. Своих достоинств у тебя тоже хватает.

ИСИДОР (обрывает). Хорошо, где ты? Что тебя сюда принесло сегодня?

ДИНА. Все, кончилась моя дача с удобствами. Хозяева попросили.

ИСИДОР. Пора найти такого хозяина, который уже не попросит.

ДИНА. Давно пора. Но что-то такие не попадаются.

ИСИДОР. А этот? Кто это?

ДИНА. Это? Это… (отмашка рукой).

ИСИДОР. Что-то у тебя не очень праздничное настроение.

ДИНА. Ты не прав. Настроение хорошее. Устала немножко.

ИСИДОР. Попробовала бы женщина с такой кислой физиономией принимать меня.

ДИНА. Во-первых, физиономию мы сейчас сделаем. А, во-вторых, ты это ты. Я просто не могу представить себе, чтобы женщина принимала – тебя!- с кислой физиономией.

ИСИДОР. Ты можешь иронизировать, сколько в тебя влезет, но если у меня не склероз, у тебя была возможность убедиться в этом самой.

ДИНА. Да, Исенька, и не только в этом. (Встает). Мне надо идти. Спасибо за приглашение. (Идет к выходу).

ИСИДОР (сопровождая). Только не выпендривайся, не выпендривайся. Ты прекрасно знаешь, что можешь в любое время и зайти и пользоваться всей квартирой. Так что не строй из себя бедненькую.

ДИНА. Да?

ИСИДОР. Да, да, не надо. Когда ты человек, тогда и я с тобой по-человечески. Кстати, ты можешь и своего… кто он тебе, не знаю,… хахаль, не хахаль… пригласить сюда. Если, конечно, его не стыдно показать в приличном обществе. Тем более, что ко мне сейчас придет один серьезный человек… Мы можем посидеть, как люди, это все-таки лучше, чем принимать на кухне или у тебя в «девичьей»(на «девичьей» нажимает, подчеркивая несоответствие с представительностью самой Дины).

ДИНА. Что с тобой? Ты так спокойно уступаешь?

ИСВДОР. Не волнуйся, пока со мной все в полном порядке. Просто, мне почему-то кажется, что это еще далеко не тот случай.

ДИНА. Какой?

ИСИДОР. Такой. Я думаю, что скорее ему будет не очень спокойно. Такое у меня подозрение.

ДИНА. Н-ну! О чем ты говоришь! А он еще удивляется, откуда у него такой сын… Спасибо. Я подумаю. (Уходит к себе в “девичью”)

Исидор возвращается к столу, листает том, мурлыча ту же мелодию, но уже более различимо.

Телефонный звонок.

ПЕТРОВНА (семенит к телефону). Ох-ох! Ух-ух! (Долго возится с поднятой трубкой). Але… До-ома…Сейчас. (Кладет трубку, подходит к ванной комнате, в дверь). Алена!

ГОЛОС ОЛЬГИ. Что, Петровночка?

ПЕТРОВНА. Тебя. Подойдешь или как?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Иду.

ПЕТРОВНА (возвращается к телефону). Сейчас она…

Из ванной комнаты выходит ОЛЬГА, бежит к телефону, завязывая халат.

– (Дождавшись Ольги). Похоже, уже звонил тебе. Я забыла сказать. (Отходит в глубину кухни, но связи не обрывает).

ОЛЬГА. Привет… Неважно. (Садится на тумбу).

Исидор по-прежнему занят энциклопедией, но время от времени бросает в сторону Ольги взгляд поверх очков – видеть он ее не может, но прислушивается.

– Мм… (Мнется). В принципе я не против… Смущает? Ну, что-то, наверно, смущает, как ты думаешь? (Смеется). А куда? Да-а? О как! А кто будет еще?… Да-а?! Это совсем интересно. Как это тебе удалось подстроить?.. Нет? Извиняюсь. Надо подумать. А во сколько?.. Нет, не надо, я сама позвоню. Перед выходом. Или наоборот. (Смеется). Пока. (Какое-то время сидит, расставив ноги, руки пропустив между голых колен, ссутулившись, но это не намек на то, что что-то ее угнетает – напротив, такая поза выражает независимость и раскованность современной женщины).
ПЕТРОВНА. (Из кухни). И что там?
ОЛЬГА. Там? Полный порядок.

ПЕТРОВНА. Ну и отлично. А я уже салат сделала. Попробуй.

Ольга отказывается.

– (Пробует.) Мм! Зря ты. Хотя бывало и лучше.

Из «девичьей» выходит ДИНА.

ДИНА(на ванную комнату). Всё?

Ольга кивает. Дина заходит в ванную комнату.

ПЕТРОВНА. Или аппетит не хочешь перебивать? Уходишь?

ОЛЬГА. Вы когда за «вечеркой» пойдете?

ПЕТРОВНА. Да вот… скоро.

ОЛЬГА. Вместе пойдем.

ПЕТРОВНА. Коне-ечно. Сейчас, видишь, тебе хорошо, свободно. И Сережка у бабушки… Ну и правильно, скажи, пока есть возможность, да? Исидор-то тебя отпускает? А чего ему не отпускать, скажи, я женщина самостоятельная, сама знаю, что делать… Ты ж не чего-то там… Или что? Хе-хе-хе. Алена-а! Не, ну правильно, правильно.

Исидор запел в столовой: «Оу, май папА-а-а, ю а фор ми соу уондерфу-у-ул…» Ставит том энциклопедии на освободившееся место на полке. “Оу, май папА-а бум-ба-ри бам бабА-а-а…”

– Чего это?
ОЛЬГА. Где?

ПЕТРОВНА. Воет, что ли, кто?

ОЛЬГА. Исидор поет.

ПЕТРОВНА. Ба-атюшки! Настроение, видать, хорошее. Ну и хорошо. Давно я у него такого не наблюдала, наверно, со смерти Евгении Самойловны. (Конфиденциально, в уже знакомом тоне). Может, еще и женим его, ага. Невест много. Вон наша-то… (Кивок на стену в сторону ванной комнаты). Ну-ка, дай я на него гляну. Видно оттуда? (Крадучись подходит к тумбе, изгибается, пытаясь увидеть Исидора за столом).

Исидор так же бубнит мелодию.

– Ага. (Возвращается в кухню). Точно… Корреспондента ждет.

ОЛЬГА. Да? (Легкое любопытство, смотрит в сторону столовой).

ПЕТРОВНА. Ну или журналист… Никогда не знаю, какая между ними разница. А какая? Ты ж теперь должна различать.

Ольга отвечает своим жестом.

– Не зна-аешь? Не хо-очешь, скажи, знать. «А зачем мне, скажи, знать, если я своего мужа по полгода не вижу?» Да? (Смешок.) Денег хоть много присылает? Вначале, я знаю, совсем с этим худо было.

ОЛЬГА. Сейчас не лучше.

ПЕТРОВНА. Иди ты! Погоди, погоди, чего-то я не пойму. А чего тогда было ехать?

ОЛЬГА. Александра Петровна, это его… Пускай.

ПЕТРОВНА. Все. Закрыли. Хватит с нас. Правильно.

Из комнат раздается не то треск, не то звон.

* А это что? В дверь?

ОЛЬГА. Будильник. (Смотрит в сторону столовой).

Исидор вскидывает левую руку, смотрит на часы; при этом правой рукой держится за запястье левой, а корпус откинут назад.

Идет к себе в комнату. Видно, что дверь открывается только наполовину – что- то явно мешает.

ОЛЬГА. Для лекарства.

ПЕТРСВНА. Ах ты, смотри! Режим, режим. Прижало, значит. Значит, кого хочешь прижмет, вот так.

ОЛЬГА. По-моему, он и раньше любил себя.

ПЕТРОВНА. Так считаешь? (Смешок). А что? Наверно, так и надо. Но к тебе он всё равно хорошо относится. Я помню, Евгения Самойловна иногда чего-нибудь там… в твой адрес… ну, так, по-женски… а он никогда!. ммм!.. ни слова. Та даже, бывало, злится. «Скажи, мол, им…»

Исидор выходит из комнаты, проходит по коридору, бросает на ходу поверх очков взгляд на обнаженные колени Ольги. Ольга в том же шутливом ключе подчеркнуто запахивает колени халатом.

ИСИДОР (входит в кухню). Какое-то новое лекарство. Надо принимать каждые четыре часа.

ПЕТРОВНА. Да-а? Ну и принимайте. А я в своей жизни ни разу не принимала… почти, ей-богу.

Исидор запивает лекарство.

– Вот как вырезали у меня желчный пузырь в двадцать лет, так с тех пор и не болела ничем. Генка даже шутит: «Мамуль, надо, говорит, предложить медицинской академии, чтоб всем советским людям вырезали желчный пузырь». Не помню сейчас, зачем он это сказал… что-то, говорит, тогда должно улучшится в нашей стране, хе-хе.

Исидор так же смотрит на часы, но теперь явно дурачась.

ИСИДОР. Ну, где она? Ее хорошо посылать за смертью.

ПЕТРОВНА. Полина? Приде-от.

ИСИДОР повторяет «номер» с Ольгиными коленками, на что ОЛЬГА отвечает мимикой: все, мол, нету, – и идет в столовую.

ОЛЬГА (встает, становится на пороге кухни, чтобы ее не слышали в столовой) Петровночка, вы скажите ему, что я не приду.

ПЕТРОВНА. А, конечно, скажу. Погоди, а что тебе самой не сказать? Ты ж не чего-то там… Или что? Хе-хе-хе. Але-она-а! Не, скажу, скажу.

ОЛЬГА. А то он будет ждать, нервничать. Еще «скорую» вызовет.

ПЕТРОВНА. Да, это у него теперь быстро. … Видишь, значит, все же хорошо к тебе относится. А он к тебе всегда хорошо относился.

ОЛЬГА. Все равно не хочется – ни врать, ни успокаивать.

ПЕТРОВНА. А он, скажи, ко всем миловидным женщинам хорошо относится, хе-хе-хе. (Меняет тон на серьезный) Не, не. Все равно переживает ваши эти… с Наумом.

ОЛЬГА. Я как-то показываю Сережке на улице черноволосого парня: «Смотри, Сережка, твой папа». А он даже бровью не повел.

ПЕТРОВНА, Чего это? А-а, ну зна-ает уже, конечно. Большой, два года, чего ты хочешь? Понимает все. Так что вам, милые, теперь так просто не отвертеться от него, да-а… Хе, говоришь, не повел?

ОЛЬГА (встала) У него еще нет бровей.

ПЕТРОВНА, Ну что, пошла собираться? (Понизив голос) Но ты б все равно поела, а то вдруг не покормят там, хе-хе.

ОЛЬГА. Покормят. (Идет в комнату)

Исидор встречает ее взглядом поверх очков.

ИСИДОР. Сядь.

Ольга в недоумении останавливается.

* Сядь, сядь. Можешь посидеть несколько минут, от тебя не отвалится..

ОЛЬГА. Меня ждут.

ИСИДОР. Ты ведь только явилась.

ОЛЬГА (движение плечами) Ну… Позвали.

ИСИДОР. У меня такое впечатление, что ты устраиваешь какие-то демонстрации.

ОЛЬГА. Я?

ИСИДОР. Нет, ты. Проходишь, как сквозь стену, не поговоришь ни о чем.

ОЛЬГА.О чем?
ИСИДОР. О чем? Не знаю, о чем. Когда-то ты находила о чем. Кажется, это мы с тобой просиживали на кухне до утра… Ты ведь здесь не просто жиличка, если я правильно понимаю. С Диной мы могли по году не разговаривать, меня это мало трогает. Она все равно чужой человек. Но ты, по-моему, не чужой.

Ольга повела плечами: определенно слушает из вежливости, понемногу приближаясь к своей комнате.

* Ты можешь при этом дергать своими очаровательными плечиками, сколько ты хочешь. Но мое воображение это уже не действует, а чужой тебя здесь никто не считал. Чтобы там ни было.

ОЛЬГА. Исидор Евгеньевич, я веду себя так, как ведется.

ИСИДОР. Пожалуйста. Только не надо, деточка, в моем обществе само утверждаться. Больше того, что ты стОишь, ты не получишь. Меньше тоже. Само утверждайся перед своим мужем. Хотя это тоже не самое лучшее средство для семейного счастья. Так мне подсказывает мой столетний опыт… Я тебе должен какую-то мелочь – может, ты из-за этого?

ОЛЬГА. Что вы, Исидор Евгеньевич, я уже давно всю сумму разнесла по другим статьям расходов. (Смеется)

ИСИДОР (курит, важничает, хотя ее реплика задела его) Я тебе отдам, отдам, не волнуйся. Я свои долги помню… Ну в чем я перед тобой провинился? То, что ты не могла найти общего языка с Геней… что уж теперь об этом? Оказывается, со своим собственным мужем тоже трудно найти. Но это ваши дела, разбирайтесь сами. Я вами не руководил и не собираюсь руководить. Единственное, чего я от вас жду, чтобы все было по-человечески. По-моему, это не так трудно.

ОЛЬГА. По-человечески – это как?

ИСИДОР. Как? А сама ты не знаешь?

ОЛЬГА. Не знаю, Исидор Евгеньевич. У меня не столетний опыт.

ИСИДОР. Но ты ведь тоже не сахар – так, если положа руку на сердце. Он – это он, отдельный разговор. Ты знаешь, как я отношусь ко всем его захлебам. И, между прочим… Геня тоже говорила, что если он не изменит свой характер, ни одна приличная женщина с ним долго не будет. Это она о тебе, можешь у Полины спросить. Так что Геня умела быть объективной. Но ты – это ты. Хоть ты мнишь о себе. Пока ты еще только материал, который должен попасть в хорошие руки… Что ты опять смеешься?

ОЛЬГА. Вы входите в форму. Руки, примерно, ваши?

ИСИДОР. Мои? Это не самый плохой вариант. Но у тебя есть, кому тебя обрабатывать. Хотя, откровенно говоря, я не знаю, когда он, наконец, повзрослеет, чтобы браться за такое дело. Он думает, что главное, это уметь хорошо схватить за задницу. Но это не главное, можешь мне поверить.

ОЛЬГА. Исидор Евгеньевич, я вам верю, но эта тема больше подходит для беседы с ним.

ИСИДОР. Куда ты торопишься?

ОЛЬГА. Даже если бы не торопилась.

ИСИДОР. Я понял, понял, что твой пуританский слух оскорблен Но от моих слов ты хуже не станешь. Тебе обязательно надо идти? Это я не для отчета спрашиваю. Сейчас придет один человек, его надо как-то принять. Ничего особенного, но мне было бы приятно, если бы ты была хозяйкой. Чем эта старая зудила. Может быть, услышала бы кое-что интересное. И даже обо мне. Как это ни странно.

Ольга разводит руками: увы!

* (Резкая смена тона) Ну как хочешь. Иди. (Сам идет к себе в комнату, мыча мелодию, но с иным оттенком).

Ольга скрывается в своей комнате.

Исидор выходит от себя с полотенцем. Толкнулся в ванную комнату – закрыто. Пошел в кухню.

* Она туда навсегда провалилась? (Берет заварной чайник) Полейте.

ПЕТРОВНА (не поняла) Куда?

ИСИДОР (становится над раковиной) На голову. Куда ж еще?

ПЕТРОВНА. Прямо заваркой? Это что-то я не слыхала.( Льет Исидору на голову) И что же теперь это будет?

ИСИДОР(завязывает полотенцем голову) Теперь там вырастет чайный куст.

Звонок в дверь.

ПЕТРОВНА. Генка, наверно. Что-то задерживается. (Ждет пока Исидор откроет)

Входит Давид Михайлович.

* А где же Генка?

ДАВИД. Какой Генка?

ПЕТРОВНА. Это я не вам – себе. (Смешок) Исидор Евгеньевич, а вы не закрывайте. Сейчас еще народ подойдет. Зачем? Только зря мучиться. А прикрыть – прикройте. Ага.

ДАВИД. Где ты был?

ИСИДОР. Был. (Проходит в столовую)

ДАВИД. Я знаю, где ты был.

ИСИДОР. Тогда что ты спрашиваешь?

ДАВИД. А что ты скрываешь? Он тебе что-то оставил?

ИСИДОР. Ничего интересного. Я бы тебе сказал.

ДАВИД. Ты? От тебя дождешься.

ИСИДОР. Ты немного спутал: это от тебя не дождешься.

ДАВИД (шарит взглядом по полкам) Это я у тебя видел… это было… это у меня есть. (Берет одну книгу) Когда у него будет Жуков?

ИСИДОР. Когда будет – тогда будет. Он же мнЕ обещал, а не тебе. Поставь на место, ты это сто раз видел.

ДАВИД. Мог бы заодно и обо мне побеспокоится.

ИСИДОР. Это не такая крайняя необходимость для тебя, чтобы я беспокоился.

ДАВИД. Для меня… А для тебя?
ИСИДОР. А для меня – это для меня. Я все-таки имею к этому какое-то отношение.

ДАВИД. Ты что, тоже командовал армией?

ИСИДОР. Кем бы я не командовал, я не командовал в это время своей женой в эвакуации.

ДАВИД. Ты так этим гордишься. Все уже давно об этом забыли, а ты все гордишься. Интересно, почему бы это?

ИСИДОР. Да, интересно – почему? Только пока поставь. (Хочет отнять книгу).

ДАВИД(не отдает) Что ты так боишься? Я же не унесу.

ИСИДОР. Ты можешь и унести.

ДАВИД. Ах, . Я могу. А ты? (ставит книгу на место).

ИСИДОР. Что я у тебя украл?

ДАВИД. А я у тебя что-то украл?

ИСИДОР. Ты-то как раз крал. И не один раз. (Поправляет за ним стопку книг на полке) Я еще должен проверить, не спер ли ты чего-нибудь, когда торчал здесь.

ДАВЧИД. Нет, что я у тебя украл? Моэма ты мне сам дал, у тебя было три штуки. Наверно, от жадности нахватал и сам не заметил. Ну и что еще?

ИСИДОР. Не помню. Я еще должен помнить такие вещи? Мне достаточно в жизни проблем посерьезней.

ДАВИД. А, у него серьезные проблемы. И какие у тебя проблемы?

ИСИДЛОР. Не твое дело. Что тебе надо было?

ДАВИД. Надо было. (Идет к столу)

ИСИДОР. Только покороче, потому что мне сегодня с тобой некогда.

ДАВИД. А что такое? Что у тебя за дела такие?
ИСИДОР. А же тебе уже ответил. Ты пришел по какому-то делу – давай свое дело.

ДАВИД (из кармана пиджака достает бумаги, обстоятельно раскладывая перед собой) Дела у него… Ты еще не надумал продавать свою рухлядь?

ИСИДОР. Вот э т о твое дело?

ДАВИД. Это как раз т в о е дело. Идиот. Он все думает, что специально для него остановится время. Скоро вся твоя мебель будет иметь такой же замечательный вид, как это кресло. Я из него еле встал.

ИСИДОР. Тебя никто не приглашал садиться.

ДАВИД. Люстра – ладно, еще можно подождать, они входят в моду и у нас в комиссионке такие висят. Но что ты держишься за эту спальню – убей бог! В Межапарке она была на месте, а здесь… Только твое тупое упрямоство. Ты даже не можешь как следует открыть дверь. Сап ты можешь пройти?

ИСИДОР. У меня же не такое брюхо, как у тебя.

ДАВИД. Ну! У тебя вообще всё лучше, чем у меня.

ИСИДОР. Я не понимаю почему тебе так хочется это продать? Ты боишься, что я тебе не отдам твои деньги? Ты ведь пока не умираешь с голоду. Я тоже пока еще жив.

ДАВИД. Знаешь, что… Если ты заговорил об этом, то я тебе на это счет скажу так: нам обоим уже надо приводить свои дела в порядок.

ИСИДОР. Я ведь не возражаю. Но ты приводи свои, а я буду приводить свои.

В комнате Ольги прошлись по шкале радиоприемника. Тихая музыка.

ДАВИД. Она к нему не собирается?

ИСИДОР. Спроси у нее.

ДАВИД. Но он что, совсем уехал?

ИСИДОР. А это ты спросишь у него.

ДАВИД. Ты сегодня очень остроумен.

Входит Ольга. Оделась: брючки, мужская рубашка; косметика.

ОЛЬГА(приятно удивлена гостю) Добрый вечер.

ДАВИД. Здравствуй.

ОЛЬГА. Кто-нибудь угостит сигаретой?

ДАВИД(немного заиграл перед молодой женщиной) Пожалуйста.

Исидор со снисходительностью опытного сердцееда наблюдает за этим не очень умелым флиртом.

* А ты разве куришь?

ОЛЬГА. Если хочется подумать.

ДАВИД. Тогда возьми больше.

ОЛЬГА(оценила, смеется) Голова закружиться, Давид Михайлович. Спасибо. (Уходит к себе)

ДАВИД. Она становится интересной женщиной.

ИСИДОР. Да. И что тебе?

ДАВИД. Мне – ничего. Но Геня была права: какая-то отчужденность ней есть.

ИСИДОР. Оставь Геню в покое.

Давид понял, что на сей раз заехал не туда.

ДАВИД (заглаживая) Тебе ведь она тоже когда-то не нравилась.

ИСИДОР. Твоя невестка мне и сейчас не нравится – что ты теперь будешь делать?

ДАВИД. Язык у тебя всегда был поганый. Поэтому ты и имеешь всё.

ИСИДОР. Что именно?
ДАВИД. Всё. Что ты имеешь.

ИСИДОПР. А что ты имеешь?

ДАВИД. А я имею то, что я имею. Но людей я не оскорбляю. А тебе оскорбить человека ничего не стоит.

ИСИДОР. Не лезь туда, куда тебя не просят, и тебя никто не будет оскорблять.

ДАВИД. А что, что я такого сказал? Хорошо, она мне очень нравится. Сразу он раздражается. Что ты такой раздражительный?

ИСИДОР. Потому что ты меня раздражаешь.

ДАВИД. Чем?

ИСИДОР. Всем. Говори свое дело – ко мне действительно сейчас должен придти человек. (Идет к подоконнику)

ДАВИД. Мне уже ничего не хочется.

ИСИДОР(поливает кактусы) Не хочется – иди домой. Придешь, когда захочется.

ДАВИД. Обязательно он вначале должен испортить настроение.
ИСИДОР. Чем тебе испортили?

ДАВИД. Всем.

ИСИДОР. А ты?

ДАВИД. А чем я тебе испортил?

ИСИДОР. Тоже всем.

В течение дальнейшего диалога Исидор будет все время в деле: польет кактусы, подвинет кресло, поправит книжки на полке и т.д. Он как бы кружит вокруг Давида, сидящего в центре и вынужденного поворачиваться за Исидором.

ДАВИД. Я получил письмо. (Подождал) Из Венесуэлы.

Молчание.

ИСИДОР. И что?

ДАВИД. «И что?». Я что, каждый день получаю письма из Венесуэлы?

ИСИДОР. Что дальше, я тебя спрашиваю?

ДАВЫИД. От Риты. Моей сестры.

ИСИДОР. У тебя разве были сестры?

ДАВИД. Двоюродной.

ИСИДОР. Это та, которая уже один раз умерла?

ДАВИД. Вот ее письмо. Отправлено три месяца назад.

ИСИДОР. Тогда почему ты говорил, что она умерла?

ДАВИД. Я ему говорил… Потому что я думал, что она умерла. Когда человек почти сорок лет не дает о себе знать, что я мог подумать?

ИСИДОР. Мало ли… Что ты ей не нужен.

ДАВИД. Это тебе никто не нужен. А у нормальных людей другие взгляды.

ИСИДОР. Тогда почему она не давала о себе знать?

ДАВИД. А то ты не знаешь.

ИСИДОР. Нет, не знаю.

ДАВИД. Как будто в этом сумасшедшем мире так просто друг друга найти. Вот она здесь пишет (раскладывает перед собой два текста – похоже, что сличает их, но читает правый текст) «До войны я не хотела подвергать тебя опасности, после войны я не писала по той же причине. К тому же не знала, где тебя искать. Но вот недавно мои друзья посоветовали мне обратиться в международный красный крест и такое счастье…»

ИСИДОР. Какие друзья?

ДАВИД. Какая разница? Ты спросил, почему она не писала, я тебе ответил.

ИСИДОР. А что у тебя в той руке?

ДАВИД. Леня сделал перевод.

ИСИДОР. Покажи.

Давид хочет отдать перевод.

* Нет, это мне не надо. Это пусть твой Леня читает.

Давид отдает оригинал. Вскакивает, начинает метаться по комнате. Временами проделывает одну и ту же манипуляцию: быстро-быстро щепотью трет переносицу под очками и тут же сбрасывает щепоть на усы, как бы проводя внезапную ревизию под носом. Это похоже на тик, но не обязательно связано с волнением – в спокойном состоянии он это тоже делает.

Исидор читает.

ДАВИД. На меня это как снег на голову. Сима вообще перепугалась.

ИСИДОР(не отрываясь от чтения) А что вы такие пугливые?

ДАВИД. Что мы такие пугливые? Я тебе могу сказать, что мы такие пугливые.

ИСИДОР (не отрываясь) Потом. Дай дочитать. Все равно ничего умного ты не скажешь.

Молчание.

ДАВИД. Что мы такие пугливые… А он, как будто, не знает, почему мы пугливые.

ИСИДОР. Ты можешь заткнуться? Я ведь тоже не каждый день читаю по-английски. А почему – по-английски?

ДАВИД. Наверно, уже забыла. Ее увезли, когда она еще не ходила в школу. Или только пошла. Узнать ее я бы, конечно, не узнал. На фотографии солидная женщина, взрослые дети.

ИСИДОР(читает) Хм, она неплохо устроилась.

ДАВИД. Я думаю. Ее мужу не приходится таскать шкафы в комиссионке.

ИСИДОР. Ты тоже мог бы заняться чем-нибудь поинтересней. С твоим образованием… Что ты у нас кончал? Что-то умное?

ДАВИД. Мог бы? (С само иронией неудачника) Мог бы, почему нет… Ну а чем интересными занимаешься ты?

ИСИДОР. Я уже отзанимался. (Возвращает письмо) Ну, и что ты хочешь от меня?

ДАВИД (передает еще одну бумагу) Я ей написал ответ. Конечно, ты бы сделал лучше…

ИСИДОР. Не подъезжай, не подъезжай.

ДАВИД. Что есть, то есть. Твои достоинства от тебя никто не отнимает. Но хамло ты известное… И я хочу, чтобы ты перевел.

ИСИДОР. А почему это не может сделать твой Леня? Это ведь не такой важный документ.

ДАВИД. Потому что языку их учили так же хорошо, как и всему остальному: понять он еще что-то может, а сказать он уже ничего не может.

Исидор читает.

ИСИДОР. Хорошо, оставь. Я тебе переведу.

ДАВИД. А сейчас ты не можешь?

ИСИДОРП. Вот сейчас? Сию секунду? Я же тебе сказал, что жду человека. Что за спешка? Ждали сорок лет, подождете еще один день.

ДАВИД. Есть возможность передать через человека, который на днях улетает за границу. От нас это будет идти полгода, если вообще дойдет, а оттуда она получит через… не знаю, сколько, но быстро.

ИСИДОР. Тоже через полгода.

ДАВИД. Ну, конечно, ты у нас еще и патриот советской почты. Хорошо: тоже через полгода. Но тебя это уже не должно будет волновать.

ИСИДОР. Это у тебя поганый язык. Я-то имею право быть недовольным, а ты нет.

ДАВИД. А ты почему имеешь?

ИСИДОР. Потому что для этого я кое-что сделал.

ДАВИД. А что ты сделал? Что ты сделал такого особенного? И потом: когда ты сделал?

В дверь кто-то ломится – опять заклинило.

* Сделал он…

ИСИДОР. Всё, успокойся. (Сдвинулся влево к оси коридора посмотреть, кто пришел)

Входит Геннадий. Высокий, худой, сутуловатый. В руке – портфель, потрепанный, тощий.

ПЕТРОВНА. Наконец. Что так поздно?

ГЕННАДИЙ, На работе, мамуль. (Тщательно вытирает ноги. Через коридор) Я вас приветствую, Исидор Евгеньевич!

ИСИДОР. Заходите, Геннадий. (Возвращается к столу. Смотрит на часы уже знакомым способом).

ГЕННАДИЙ (Петровне, подняв портфель) Инструмент положу. (Идет в столовую; шаги широкие, но осторожные, как будто ждет, что кто-то откуда-то выскочит) О, мужики! Отлично. (Несколько гигантских шагов – поздоровался за руку с Исидором, обошел стол – поздоровался с Давидом) Поседели?

ДАВИД. Поседел, поседел.

ГЕННАДИЙ. Ничего, я тоже. (Достает из портфеля инструмент – тестер, паяльник и проч) – Куда это можно?

ИСИДОР. На стол.

ГЕННАДИЙ(достает початую бутылку из-под водки) А это? Чистейший. Для контактов. Остатки, правда. (Поискал, куда бы поставить –ставит на подоконник рядом с такой же, из которой Исидор поливал кактусы). Мимикрия. Если я правильно слово употребил. А, Исидор Евгеньевич?

ИСИДОР. Правильно, правильно.

ГЕННАДИЙ. А то мать начне-о-от щас, разведе-о-от А делов-то… (Достает из портфеля помидоры не очень товарного вида, шмат колбасы) На работе немножко отметили… разные наши дела… Все, вроде. (Очень доволен. На лице невероятно простодушная улыбка, как будто свалил какое-то важное дело. Исидору) Ну что, опять закапризничал? (Подходит к телевизору)

ИСИДОР. Нет, всё в порядке.

ГЕННАДИЙ. Что тогда?

ИСИДОР. Я хочу перенести к себе в комнату.

ГЕННАДИЙ. (манипулирует выключателем) И всего делов? Кабель туда, стало быть, надо? Ну-ка, как он по длине? За-апросто. Это мы запросто. Но, я думаю, мы вначале за встречу. Как? А потом заделаем. Ручонки сполосну. (Идет по коридору, ткнулся в ванную комнату – закрыто) О, не хотел. (Вошел в кухню) Мамуль, руки…

ПЕТРОВНА. Вон полотенце… Твоя симпатия там.

ГЕННАДИЙ.(доволен) Дина? Хорошо-о. (Моет руки) Исидор сегодня бодрячком.

ПЕТРОВНА. Погода, наверно… Корреспондента какого-то ждет.

ГЕННАДИЙ. Да-а?! Смотри-ка.

ДАВИД(собирается уходить) Вот этого человека ты ждал?

ИСИДОР. Он тебя не устраивает? Ты можешь не оставаться.

ДАВИД. Я зайду позже.

ИСИДОР. Зайди позже.

ДАВИД. И не пей. С твоим богатырским здоровьем…

ИСИДОР. Вдруг он обо мне заботится.

ДАВИД. «Вдруг»? Пусть будет «вдруг». (Сталкивается в коридоре с Геннадием)

ГЕННАДИЙ. Куда-а?

ДАВИД. Масса дел.

ГЕННАДИЙ. Исидор Евгеньевич!

ИСИДОР. Пусть катится.

ДАВИД. И потом после этого… (Постучал по левой стороне груди).

ИСИДОР(из столовой) Что ты т а м стучишь? Ты стучи ниже.

ГЕННАДИЙ. Вот именно.

ДАВИД. Ниже тоже уже никуда не годится.

ИСИДОР. Ничего, зато ты шкафы таскаешь.

ДАВИД. Эх-ххх… Всё он хорохорится. Ну, человек! (Пошел к выходу)

В дверь кто-то ломится. Геннадий пока стоит в коридоре – провожает взглядом Давида; теперь смотрит, кто пришел.

Входит Полина.

ПОЛИНА(лицо злое, обращается к верхней кромке двери, как к одушевленному предмету) Что это такое, в конце концов? И почему у вас лифт не работает? Разве это нормально? О, Давид Михайлович… Сейчас будем ужинать.

ДАВИД. Каждый за своим столом.

ПОЛИНА. Как? Вы уходите? Опять он уходит.

ДАВИД. Я еще приду, не переживайте.(Уходит)

ПОЛИНА(входя в кухню) Иди ты к черту! Ты можешь и не приходить тоже. Всегда он носится, как сумасшедший.

Геннадий возвращается в комнату. Исидор листает очередной принесенный том.

ПЕТРОВНА (в кухне) Ну хорошо, я тоже пойду. А то я чувствую, что никуда не успею.

ПОЛИНА (шутит) За «вечеркой» я уже не стала стоять, Александра Петровна, я знаю, что у вас там подружка. (Фыркает – подобие смеха) У вас много знакомых, я знаю. (Мгновенная смена выражения, неизвестно кому адресованного) Почему никто не выбрал из ящика?

ПЕТРОВНА. Ага. Вот я сейчас и возьму. (Идет в коридор)

ПОЛИНА Это еще может быть Гене тоже. (Скорбно) Да, Александра Петровна.

ПЕТРОВНА, А и Дине может. (Шарит по карманам плаща Исидора) Алена! Ты идешь? А то я пошла.

ПОЛИНА Дине? Пусть она сама забирает. Я еще буду для нее доставать.

В столовой Геннадий подходит сбоку к читающему Исидору, заглядывает в энциклопедию. При этом потирает руки – то ли еще влажные, то ли в предвкушении чего-то приятного.

ГЕННАДИЙ. Говорят, уже идет подписка на новую.

ИСИДОР. Я могу вам устроить. У меня приятель – директор книжного.

ГЕННАДИЙ. Не, я подумал: пока соберу всю, может, опять окажется, что половина – вранье, как в этой. Подожду.

Из своей комнаты выходит Ольга.

ОЛЬГА. Иду, Петровночка. О, Геннадий! Здравствуйте.

ГЕННАДИЙ(обходит стол своими шагами, не очень ловкое рукопожатие) Как дела?

ОЛЬГА(удивлена) У меня? Прекрасно.

ГЕННАДИЙ. Уходишь?

ОЛЬГА(ее не оставляет удивление, почему она должна отвечать) Ухожу.

Геннадий отступил к столу.

ИСИДОР. Ну, и когда тебя ждать?

ОЛЬГА(пожала плечами ) Не ждать.

Исидор махнул рукой, погрузился в том энциклопедии.

Ольга пошла к телефону.

ИСИДОР (не то себе, не то Геннадию) Один умнее другого. Такие оба умные!…

ОЛЬГА (по телефону, как будто одолевая последние сомнения) Ну-у-у-у… Это я. Выхожу, да. Минут через двадцать, там же. Н-нет, проблем никаких.

Кто-то пытается войти в дверь, затем сразу последовал звонок.

ПЕТРОВНА. Открыто-о!

Входит Кочек. За пятьдесят, крупный, с явным животом, волосы редкие, зачесаны гладко назад, но, в общем, смотрится нормально. Время от времени водит головой, челюстью и плечами, как будто хочет освободиться от тесного воротничка. Тоже с портфелем, но полной противоположностью портфелю Геннадия: новенький, кожаный, пухлой гармошкой.. (Портфель–не придуманная мной деталь. Мне кажется, что тогда все ходили с портфелями. Как сейчас – с «дипломатами». Только если «дипломат» можно увидеть в руке сантехника, пришедшего на вызов, то портфель Кочека вряд ли мог оказаться в руке Геннадия).

КОЧЕК. Добрый вечер!

Исидор смотрит из столовой, Все остальные сгруппировались у двери – Полина на пороге кухни, Петровна и Ольга возле трюмо)

* А Дина Григорьевна дома?

ПОЛИНА. «Дома»? Дома, дома, можете к ней зайти.

ПЕТРОВНА. Вон туда. Она сейчас придет.

Кочек двинулся по коридору. Остановился, заметив Исидора.

КОЧЕК. Добрый вечер. (Остальным, показав на столовую) Туда?

ПОЛИНА. Нет, туда, туда.

Кочек осторожно заглянул в «девичью», вошел. Все наблюдают за ним, правда, не подавая виду. Дверь в «девичью» несколько мгновений остается открытой, видно, как Кочек приспосабливается к тесноте, ищет, куда бы поставить портфель, куда сесть.

ПЕТРОВНА. Пс-с! Соли-идный дядька.

ПОЛИНА. Паршивка такая. (Идет в кухню)

ИСИДОР (Геннадию) Н-да. Это, конечно, не Чайльд Гарольд.

Геннадий не очень уловил, с кем сравнивали Кочека, но улыбнулся в ответ.

ПЕТРОВНА. (громко) Мы пошли.

ПОЛИНА(из кухни, уже занятая своими делами)А почему вы дверь не закрываете? Все у них в этом доме наоборот.

Петровна помигивает Ольге, делает отмашку Полине – «а пошла ты!» – но та уже не может это видеть.

Уходят.

ГЕННАДИЙ. Ну все. Сейчас водичку… (Идет в кухню)

ИСИДОР (ставит на полку очередной том, поет) «Оу, май папА-а-а, ю а фор ми соу уондерфу-у-ул…»

ПОЛИНА(на кухне) Что вы хотите, Геннадий? (предельная участливость)

ГАННАДИЙ. Водичку.

ПОЛИНА. Во-оду? Пожа-алста, пожалста. Вот стакан. Пейте чай, зачем вам вода?

ГЕННАДИЙ. Полить.

ПОЛИНА. Ему нужны были эти кактусы, как я не знаю что. Ну пусть…

Геннадий проходит по коридору. В ванной комнате с треском отодвинули задвижку, но дверь не открылась. Перед тем, как войти в столовую, Геннадий обернулся: не вышла ли Дина?

ГЕННАДИЙ. (проходит к серванту) М?

Исидор кивает. Геннадий достает рюмки. Из ванной комнаты выходит Дина, открывает дверь «девичьей» – на мгновение удается увидеть Кочека, утонувшего в кресле. Попытка встать.

ДИНА. Сиди, сиди. (Плотно закрывает дверь)

Исидор и Геннадий одновременно обратили внимание на то, как захлопнулась дверь «девичьей».

ИСИДОР (через всю квартиру) Полина, поставь чай! Ты меня слышишь?

ПОЛИНА(наполняет чайник) Опять чай. Слышу, слышу, я не глухая. (Громко) А ты знаешь, что тебе нельзя столько?

ИСИДОР. И принеси нам чего-нибудь.

ПОЛИНА(ворчит) «Принеси…». А у тебя есть? Если б я не купила, у тебя бы ничего не было.

ИСИДОР. Что ты там бурчишь?

ПОЛИНА(громко) Принесу, принесу. (Идет в столовую) А что вам принести? Эта паршивка заняла всю кухню. Вы хотите есть?

Геннадий разливает по рюмкам.

* Что это? Фу, какая гадость. Исидор, ты только не пей.

ИСИДОР. Хорошо.

ПОЛИНА. Что – хорошо? Тебе потом будет плохо. Геннадий, ему же совсем нельзя.

ИСИДОР. Оставь человека в покое.

ПОЛИНА. Твое дело. (Идет к выходу) А ты принимаешь лекарство? То, что Я тебе достала. Это очень хорошее средство, но его надо принимать строго по часам.

ИСИДОР. Хорошо, хорошо.

ПОЛИНА. Опять «хорошо». Зачем я его покупала? Оно стоит очень дорого. Дело не в деньгах, но его трудно достать..

ИСИДОР. Я принял, принял.

ПОЛИНА. Принял? Так и скажи. Обязательно он должен нагрубить. (Уходя) Потом он возмущается, когда Наум с ним разговаривает так же.

ИСИДОР. Как она мне надоела!

ПОЛИНА(проходя мимо зеркала) Выгляжу ужасно(Уходит в кухню).

ИСИДОР. Геннадий, мне действительно самую малость. Не из-за нее, конечно, и не из-за себя – придет человек, не хорошо будет, если от меня будет разить. Потом я обещал этому сумасшедшему Давиду кое-что сделать. Ему, если что-то приспичит…

ГЕННАДИЙ. Мамуль говорит, корреспондента ждете. Интервью, значит?

ИСИДОР. (кокетничает) Не знаю, что ему от меня нужно.

ГЕННАДИЙ. Кое-что рассказать вы ему наверняка можете.

ИСИДОР. Кое-что да.

Полина идет с закуской по коридору.

ПОЛИНА. Скажи мне, пожалуйста… (Входит в столовую) Вы уже пьете? Подождите хотя бы закуску. Вот вам закуска. Исидор, не пей, я тебе говорю… Скажи мне… Ты знаешь, что Давид нашел свою сестру. Он же получил письмо от нее, из Венесуэлы. Где это? Я даже не знаю, где это. Вы знаете, Геннадий?

ИСИДОР. Но ты всё знаешь!

ПОЛИНА. А почему мне не знать? Это какая-то тайна?

ГЕННАДИЙ. В Южной Америке.

ПОЛИНА. В Южной Америке? У черта на куличках. Но посылку она ему прислала на двадцать килограмм. Он мог бы и поделиться с тобой. В свое время ты ему немало сделал… И вид у него тоже был не ахти какой, когда он вернулся из эвакуации.

ИСИДОР. А что тебе его вид?

ПОЛИНА. Мне – ничего. Но он же твой друг.

ИСИДОР. Но от менЯ что ты хочешь?

ПОЛИНА. Отстань. Теперь такие же друзья у Наума. (Уходит)

ИСИДОР (неожиданная инициатива выпить) Хорошо, Геннадий. Я эту говорильню не люблю.

ГЕННАДИЙ. Ну что… Ваше здоровье?

ИСИДОР. Да. Мое. И твое тоже. (Пьет) Первый раз после Гени.

Помолчали.

ГЕННАДИЙ. Ничего.

Молчание.

ИСИДОР. Когда человек никому не нужен, Геннадий…

Стоя у стола закусывают.

ГЕННАДИЙ. Ну почему? Мне, например, интересно с вами общаться. Я понимаю, что я – это… ну что – я? Наум всегда о вас отзывается… его друзья любят с вами.

ИСИДОР. Прежде всего, они любили то, как их принимали в этом доме. Потому что была Геня. А прекратились фестивали – и они тоже исчезли. Но попробуйте сказать об этом ему. За своих так называемых друзей он готов растерзать близких. А когда ему плохо, никого, кроме близких рядом с ним не оказывается.

ГЕННАДИЙ. Это да-а. Это всегда так.

ИСИДОР. А почему меня должно интересовать как всегда?

Полина снова направилась в столовую.

ПОЛИНА. Исидор, слушай, что я тебе хочу сказать. (Входит) У вас все есть? Вот я вам принесла еще соленные огурцы. (Произнося «соленные огурцы», подчеркнула свое отношение к их презренной в данном случае функции) Я взяла их себе на салат. Но вы же пьете, пьете. Гадость! Слушай, а ты его знаешь?

ИСИДОР. Кого?

ПОЛИНА(кивает в сторону «девичьей») Его, его. Я его знаю. Где он сейчас работает, я не знаю, но тоже, наверно, не большой человек Они ведь уже давно встречаются. Но что-то он не спешит на ней жениться. Такая она хорошая.

ИСИДОР. А что тебя волнует их женитьба?

ПОЛИНА. Меня она совершенно не волнует. Меня волнует, когда она отсюда уберется.

ИСИДОР. Это тебя тоже не должно волновать.

ПОЛИНА. Меня? А тебя? (Уходя) Хам. Что от тебя ждать?

Геннадий тихо смеется.

ИСИДОР(смотрит на часы) Пора приводить себя в порядок. Сейчас он должен придти. (Идет к себе. Выходит с пиджаком на вешалке)

ГЕННАДИЙ. И я займусь Может, еще?

ИСИДОР. Нет, придет этот тип, – предложим ему.

ГЕННАДИЙ. Годится.

Исидор идет в ванную комнату. Оставляет полотенце, идет к трюмо. Причесывается.

ИСИДОР (что-то вроде пения) «Мой муж уехал по дела-ам, вы приходите – я вам да-а-ам… стаканчик ча-аю-у»

ПОЛИНА (в кухне) Очень красиво. Интеллигентный человек. Что ты такой веселый?

ИСИДОР. А ты что ждала?

ПОЛИНА. Ты же знаешь, что я для тебя жду только плохого. Ах, Исидор…

Из «девичьей» смех Дины. Открывается дверь.

КОЧЕК. Тебе помочь?

ДИНА. Сиди. (Выходит в коридор, чуть задерживается сзади Исидора, стоящего возле зеркала)

Исидор примеряет пиджак. Следует мимический диалог через отражение в зеркале.

ДИНА. Хоро-ош!

ИСИДОР. А этот, в «девичьей» – нет, ожидалось лучше.

ДИНА. Ну, что поделаешь.

ДИНА(проходит в кухню) Этот костюм тебе очень идет.

ИСИДОР. Ты это уже говорила и давно, теперь он выглядит, как моя физиономия. Так что не загибай.

ДИНА. Зачем мне загибать, скажи? Я абсолютно объективна. Тебе любая скажет, что ты с возрастом… что-то в тебе добавляется такое….

ПОЛИНА. Что в нем добавляется? Я тебе скажу, что в нем добавляется: болезни. (Дине) Тебе нужен стол? Я уже заканчиваю, вы можете придти сюда.

ДИНА. Спасибо. Мы там.

ПОЛИНА. Там – пусть будет там.

Дина со снедью направляется в «девичью». По дороге так же задерживается сзади Исидора, заговорщицки помигивает ему. Еще один мимический диалог

ИСИДОР. Гони его и иди к нам.

ДИНА (развела руками – в каждой по тарелке) Увы, нет.

ИСИДОР. Чтобы там не добавлялось, а возраст все равно не уменьшается.

Дина заходит в «девичью».

ПОЛИНА. Паршивка такая…. Куда ты собираешься?

ИСИДОР. На танцы.

ПОЛИНА. На танцы? Иди на танцы. Тебе надо лежать, а не вертеться перед зеркалом. (Несет в комнату чашки) К чаю у вас тоже ничего нет. (входит в столовую) Завтра я принесу варенье.

ИСИДОР. Можешь не приносить

ПОЛИНА. Ты же любишь! Я сделала специально для тебя. Кто тебе еще сделает? Ты только хами мне побольше, и я тебе все сделаю. Правда, Геннадий? Но это я шучу. (Идет обратно) Исидор, а почему ты переносишь телевизор?

Исидор осваивается в пиджаке – манеры человека, умевшего когда-то носить вещи.

ИСИДОР. Так мне хочется.

ПОЛИНА(ворчит) Все он делает, что ему хочется. Вот, теперь я знаю, в кого Наум.

Исидор идет в столовую, достает из серванта орденские колодки.

ИСИДОР. Помоги мне, Геннадий.

Геннадий прикалывает колодки.

* Ну как?(Повертелся).

ГЕННАДИЙ. Вид просто… Посол Советского Союза!

ИСИДОР (доволен) Вида, конечно, уже никакого. Но еще ничего, да? Этот костюм сшил мне покойный Коля Файтельман, который обшивал Хрущева. Золотые руки. Сколько лет уже!… А линия – как сегодня.

Входит Полина – что-то еще сообразила к столу.

ПОЛИНА. Сколько лет? Я тебе скажу, сколько лет. Наум окончил институт и Файтельман ему тоже сшил тогда костюм. В магазине вы ему не могли купить – обязательно надо было заказывать. (выделила подчеркивая свое все свое отношение к такому воспитанию), у этого пропойцы. Но шил он замечательно, хотя насчет Хрущева я не уверена. Исидор еще и умел носить – это тоже надо учесть. Когда было что… Геннадий, почему вы не кушаете? И ты, Исидор. Ты же хотел кушать. Семь пятниц у него на неделе. (Уходя) Ты на меня все злишься, а я же переживаю.(Уходит)

Исидор стонет. Но на сей раз беззлобно

ГЕННАДИЙ. (тихо смеется) Я помню, в Межапарке вы с ней тоже конфликтовали.

ИСИДОР. Ты был у нас в Межапарке?

ГЕННАДИЙ. Один раз мамуль меня привозила летом. Я еще удивлялся: «Мамуль, а веранду ты тоже должна мыть?» Никогда не видел до этого такие огромные веранды. (Такой же смех) Вас тогда не было: в какой-то командировке были.

ИСИДОР. Тогда я редко бывал дома.

ГЕННАДИЙ. «Важной», говорила мамуль.

ИСИДОР(ему приятны эти свидетельства его прошлого, смотрит на часы) Что-то этот граф задерживается. Ненавижу разболтанности. Сказал, – сказал. Никто тебя за язык не тянул.

ГЕННАДИЙ. Этот портрет помню. Тоже ведь никогда до этого не видел, чтобы в доме висел портрет хозяина.

ИСИДОР. Портрет мне подарили на день рождения. Там написано, можешь прочесть.

Геннадий под портретом пытается рассмотреть надпись, выжженную на раме.

ГЕННАДИЙ. «Ун-зе-ре.. ма-жо… мажорем…майорем…»Ничего не понимаю

ИСИДОР.(читает) «Унзере майорэм дэм лагэркомандантам дас крайксгефанден лагерс драйхундерт зибен. Ван дэр антифа-лагергрупп». «Командантам» – это ты понял, да? Мой лагерь. А что такое «антифа» ты, наверно, и не знаешь. Антифашистский комитет военнопленных. Вот, преподнесли мне ко дню рождения. А никто их к этому не обязывал. Относились ко мне хорошо, ничего не могу сказать. Наверно, было за что. Ву компрене, мон шер ами?

Геннадий хмыкает по поводу своей немоты.

* Всё было, Геннадий. А теперь старая развалина в компании кактусов.

ГЕННАДИЙ. Вы еще молодую можете охмурить, Исидор Евгеньевич. Больше шансов, чем у меня.

ИСИДОР. Это, положим, вообще не проблема. А в молодости? Во время войны… По шестьдесят километров в день марш-бросок… Мороз – за тридцать, жрать нечего, ремни варили, а я умудрялся ни разу не присесть. Люди на привале валились, как мешки, прямо на дорогу, а я – нет! Лошадиное сердце. А сейчас я его должен вздрючивать по будильнику.

ГЕННАДИЙ. Ничего. Оно вам еще послужит.

ИСИДОР. Было бы для чего.

ГЕННАДИЙ. Исидор Евгеньевич, а вы ему намекните, чтобы он помог вам написать мемуары. Корреспонденту. Все ж теперь пишут. Вы думаете, сами? Наши генералы, скажем. Что-то я очень сомневаюсь. То он двух слов связать не может, а то вдруг писатель. Честно. А вы, с вашей эрудицией…

ИСИДОР. Во-первых, я не генерал и никому мои мемуары не нужны. Когда я был нужен – я был нужен и мог писать, что угодно. Так это обычно бывает. Так что эрудиция тут не причем. А, во-вторых, когда я захочу… когда захочу! – то, наверно, смогу обойтись без случайных посетителей.

ГЕННАДИЙ. Так и я о чем говорю!

ИСИДОР. И, может быть, ты прав.

Длинный телефонный звонок – междугородний.

ПОЛИНА(в кухне, вскакивает) Телефон! Телефон! (Тем не менее, сама бежит к телефону) Это, наверно, Наум.

В дверях «девичьей» стала Дина.

* Алло! Не слышно… Нау-ум? Здравствуй. (Очень громко) Я таки догадалась.

Дина скрывается в «девичьей».

* Откуда ты? Очень тебе там нужно быть, да. Ну, делай, делай, что хочешь. Ты уже сам отец. Я тебе ничего не буду говорить.

Входит Петровна.

* Дома? Дома, как дома. (Петровне) Наум звонит

ПЕТРОВНА. Да что вы! Привет ему.

ПОЛИНА. Тебе привет от Александры Петровны. (Петровне) Вам тоже.

ПЕТРОВНА(в трубку, сбоку) Привет, Наумчик!

Полина первый раз фыркает так, что это с натяжкой, но уже можно назвать смехом.

ПОЛИНА (в трубку) Исидор? Дома… Пока слава богу. Но вы же два сапога пара – делаете, что хотите. Делайте, пожалуйста. (Сухо) Нет, твоей Ольги нет… Я не знаю, где она. Александра Петровна, куда ушла его ж е н а ?

Петровна пожимает плечами.

* Никто не знает. Куда-то ушла. Но далеко она не уйдет, можешь не волноваться. Ей здесь очень хорошо.

ПЕТРОВНА. К Вике.

ПОЛИНА. А, к Вике. К Вике она ушла. Ты слышишь? У нее же подружки, подружки на первом месте. А что ты хочешь? Правильно, ты уехал, сам ее бросил и хочешь, чтобы она сидела дома? Она же молодая женщина, я бы на ее месте тоже не сидела бы дома. А теперь – я тебя спрашиваю уже серьезно: когда ты собираешься вернуться?

Исидор стоит возле стола слева, на оси коридора, расставив ноги. Занят ногтями, но видно, что весь превратился в слух.

* Не знаешь. Ну, хорошо… Дома, да. Сейчас дам. (Кладет трубку на тумбу) Исидор, иди! (В сторону «девичьей») Она тоже должна была выскочить. (Кулаком туда же) Ммм!

Исидор подходит к телефону.

* Голос у него бодрый. Только не начинай нервничать. Сразу он начинает нервничать.

ИСИДОР. Отстань!

Полина уходит в кухню.

* (В трубку) Да… Привет… Хорошо. Ровно настолько, насколько теперь может быть хорошо… Чем? Поливаю кактусы, переставляю книги. Сегодня принес три тома энциклопедии, теперь полное собрание. Если помру, сможешь сдать в антиквариат – будут деньги на похороны.

ПОЛИНА. О, его шутки.

ПЕТРОВНА. Хе-хе-хе.

ИСИДОР. Что у тебя? По голосу я бы не сказал, в отличие от Полины… (Слушает долго)

ПОЛИНА. Что – Полина? Что вам опять Полина?

ИСИДОР(в трубку) Ну что я тебе могу на это сказать, мой дорогой сынок: говно, в которое ты влезаешь, ты всегда находишь сам. Так что жаловаться тебе нужно только на самого себя. Но если тебе там очень плохо, возвращайся. У тебя есть дом, где пока есть, кому тебя принять. Я тебя целую. И если ты санкционируешь, могу поцеловать от твоего имени твою жену. Будь здоров. (Кладет трубку)

ПОЛИНА. Что он сказал?

ИСИДОР. Ты же с ним только что разговаривала.

ПОЛИНА. Исидор, ты ужасно грубый человек. И Наум точно такой же.

ИСИДОР. Это не так плохо, как тебе кажется. (Идет в столовую) «Оу май папА-а-а…» (Геннадию) Ну его к чертям собачьим! Давай поедим.(Снимает пиджак, вешает на спинку , садится)

Полина на кухне разворачивает газету

Петровна с газетой идет по коридору.

ПЕТРОВНА (входя в столовую) «Вечерка» вам.

ИСИДОР. Спасибо. Положите.

ПЕТРОВНА Там какой-то Шиманский умер. Фамилия-то знакомая. Не знали такого?

ПОЛИНА (на кухне) Кто умер? (Находит в своем экземпляре газеты) Шиманский? А, Шиманский, ну конечно, я его знала. Исидор, ты тоже должен был его знать. Он, правда, был моложе тебя, но сейчас я тебе скажу откуда. Ты слышишь? (Пошла по коридору в столовую)

Исидор ест.

2.

В кухне Петровна, налаживает швабру.

В туалете свет, дверь прикрыта. В столовой Полина убирает со стола. Из комнаты Исидора слышен стук: что-то куда-то вколачивают. Оттуда выходит Геннадий с молотком, останавливается у порога, удовлетворенно обозревая новый маршрут кабеля.

.ПОЛИНА(идет в кухню; проходя мимо туалета, громко – так, что даже расслышал Геннадий) Исидор, почему ты никогда не закрываешь дверь в туалет? (Захлопывает дверь)

ПЕТРОВНА. Хе-хе-хе.

Шум воды из туалета. Выходит Исидор.

ИСИДОР (направляясь в ванную комнату) А что ты там боишься увидеть?

ГЕННАДИЙ смеется своим тихим смехом.

ПЕТРОВНА хехекнула.

ПОЛИНА. Ну, он же считает себя интеллигентным человеком. (Как ей кажется, с сарказмом) Он же кончал Сорбонну, что вы хотите. Вы знаете, Александра Петровна, что Исидор до войны кончал Сорбонну?

ПЕТРОВНА, Да что вы! Хе-хе… (Но не поняла)

ГЕННАДИЙ (с аппетитом к работе) Исидор Евгеньевич!

В столовую входит Исидор.

* Поставим, наверно, у двери, там больше некуда.

ИСИДОР. Ставьте, Геннадий, куда хотите

Геннадий идет к телевизору, подымает его.

* Подождите, я вам помогу.

ГЕННАДИЙ(корчась, тащит телевизор к комнате Исидора) Не надо, не надо, одному лучше, Захватите столик. (Идет к двери, но застревает) Нога, нога, черт!

Исидор бесполезно топчется возле застрявшего Геннадия. Тот вертится и так и сяк.

* Надо было вначале дверь пошире открыть.

ИСИДОР. Надо было вначале подумать.

ГЕННАДИЙ. Тоже верно. Ух, с-с-собака!

Петровна вместе со шваброй засеменила на помощь. Но вид довольно веселый.

ПОЛИНА. Что там такое? (Выглядывает в коридор) Исидор, не смей таскать! (Идет в столовую)

Петровна подхватывает другой край телевизора.

ПЕТРОВНА(Исидору) Столик поставьте!

Исидор ставит столик около двери в свою комнату, на него водружают телевизор.

* Нет, так нам не протиснуться.

ГННАДИЙ. Мамуль права.

ПОЛИНА. Телевизор ему надо было переставлять…

ИСИДОР. Без тебя, без тебя обойдутся.

ПОЛИНА. Подумать о ком-то другом – это не в его правилах.(Уходя) Только не смей таскать, слышишь? (Уходит в кухню)

ИСИДОР. Ладно, оставьте.

ГЕННАДИЙ. Мамуль, давай на место.

Исидор хочет заменить Петровну.

ПЕТРОВНА. Да ла-адно уж… Вам нельзя.

Ставят телевизор на прежнее место.

ГЕННАДИЙ. Я сейчас кабель верну, а потом приду и сделаю на два штекера

Исидор машет рукой: интерес к перестановке телевизора у него уже явно угас.

ПЕТРОВНА. А что, здесь плохо? Вон в кресло упал и смотри. Ох, ты, я ж забыла ящик посмотреть!

ПОЛИНА (из кухни) Я же вам всем сказала: «Давайте я возьму». Нет, надо со мной спорить

ИСИДОР (через всю квартиру) Что это тебе так не дает покоя?

ПЕТРОВНА. Ген, спустись. Как тебе?

ГЕННАДИЙ. В смысле? (Поводил ногой) Да не-е, ерунда. Первый раз, что ли? Давайте ключ.

ИСИДОР. Сиди. Я завтра утром возьму. Ничего интересного там все равно не будет.

ПОЛИНА(входит за посудой) Ну почему? Может, нам тоже посылка какая-нибудь… вам, вам, я извиняюсь. Я же забыла, что меня вы не считаете членом своей семьи. (Пальцем на «девичью») Простая жиличка вам значительно ближе. (Уходит с посудой).

ИСИДОР. Мне теперь ждать только посылки из Венесуэлы – все остальное у меня уже есть.

ПЕТРОВНА. Правда что, хе-хе-хе. Обойдемся, верно? (Идет в комнату Исидора) Может, какие лекарства уже выбросить?

ИСИДОР. Я сам с этим разберусь.

ПЕТРОВНА, Ага, ну ладно. Я бы их вовсе все вон.(Скрывается в комнате)

ПОЛИНА (в кухне) Ах, я совсем забыла. (Вытирает руки)

Из «девичьей» выходит Кочек, из кухни – Полина. Оба останавливаются у туалета.

КОЧЕК (галантным жестом) Пожалуйста.

ПОЛИНА. Нет, пожалста, пожалста. (Фыркает) Мне не к спеху. И вы же гость. Я вас, между прочим, знаю.

КОЧЕК. Очень может быть.

ПОЛИНА. Я, правда, не помню, как вас зовут…

Кочек кланяется, собираясь представиться.

-… но я очень хорошо помню вашу маму.

КОЧЕК. Мама умерла.

ПОЛИНА. Я зна-аю, что она умерла. Она уже давно умерла. Что вы хотите: мы с вами уже тоже не дети. А вы знаете, что хозяин этой квартиры был когда-то начальником у вашей мамы?

КОЧЕК. Не совсем прямым… но помню. Я тоже работал в этой системе.

ПОЛИНА. Хорошо, хорошо. Тогда дайте я пойду. (Входит в туалет).

Кочек подходит к столовой, вежливо заглядывает.

КОЧЕК(Исидору) Добрый вечер еще раз.

Исидор кивает, ждет.

* Я просто хотел… мы с вами в какой-то степени были связаны.

ИСИДОР. Интересно, чем?

КОЧЕК. Очень отдаленно. Я человек коммерческий, но мы работали с вами в одной системе. Когда Дина Григорьевна сказала, в чьей квартире она живет, я сразу вас вспомнил. (Смотрит то на потрет, то на Исидора) Ну да, я теперь совсем вспоминаю: я даже видел вас и не раз. Вы приезжали к нам с инспекцией. (О портрете) Вот такой же молодой. Меня вы, конечно, не могли запомнить, вы были… (показывает наверх), а я… маленький человек. Вы тогда были известным человеком в городе. И мама мне о вас рассказывала. Вас называли «самый элегантный офицер советской армии», ей богу! Я Дине говорил об этом. А вы это знали?

ИСИДОР. Знал, знал. Входите, что вы там встали.

КОЧЕК. Нет, я… (Неопределенный жест назад) Спасибо. Приятно увидеть человека спустя столько времени. Выглядите вы тьфу-тьфу. А где вы сейчас? Из армии, я помню, вы еще в те годы ушли.

ИСИДОР. Сейчас я здесь.

КОЧЕК. Здесь… я понимаю. Ну а… Работаете, не работаете? Тогда говорили, что у вас были какие-то сложности. Наверно, кому-то не спалось, что есть такой человек. А? Так тоже и н о г д а бывает (Взгляд на Геннадия).

ИСИДОР. Не знаю.

ГЕННАДИЙ. Бывает, бывает.

КОЧЕК. Я думаю, что все-таки так. И куда-то вы пропали. Я, правда, тоже вскоре ушел из системы, но что я? Жаль, когда такой человек пропадает из виду. (Бросает взгляд назад: как там дела с туалетом) Это я говорю совершенно искренне.

ИСИДОР. Ну, и куда я пропал?

КОЧЕК. Куда? Этого я не знаю. Исидор Евгеньевич, вы же знаете: всегда какие-то разговоры… Город у нас не такой уж маленький, но все ведь становится известным. Тем более, когда что-то случается с таким заметным человеком. (На Геннадия). Если вы не пропали, то очень хорошо. Я рад за вас.

Полина выходит из туалета.

* Вот, там уже освободилось. (Идет в туалет)

ИСИДОР(берется за бумаги Давида) Оказывается, он хотел пИсать. Абсолютно не помню его.

ГЕННАДИЙ, А что его помнить? Все равно, что меня.

ПОЛИНА(идет в ванную комнату) Где ключ, я хочу знать? Сейчас я сама пойду. Раз никому здесь ничего не нужно… (Скрывается за дверью)

ИСИДОР. Вот уперлась она в этот ящик!

ГЕННАДИЙ. (тихо смеется) Что-то чувствует. Наверно, там что-то важное для вас. Какое-нибудь приглашение туда. (Показывает наверх) А?

ИСИДОР. Туда? Очень может быть. Т у д а меня теперь будут приглашать все чаще и чаще.(смотрит на часы) Я вообще не понимаю, зачем он сюда едет.

ГЕННАДИЙ. А вы этого тоже позовите… (Кивок на стену в сторону «девичьей»). Пусть он расскажет о вас.

ИСИДОР. Что он может рассказать? Как на мне сидела шинель? Это заслуга Коли Файтельмана. Тоже мне, нашел рассказчика.

ГЕННАДИЙ. Ну а что? Пусть. Этот расскажет, тот напишет… Исидор Евгеньевич, где мужики, черт возьми? Взять, тряхнуть, как следует… всю эту шелупонь.

ИСИДОР. О чем ты говоришь, Геннадий? Кого сегодня можно тряхнуть? И кто? Я? Он? Ты? Сегодня мы можем тряхнуть только своими этими. И то очень осторожно.

Звонок в дверь и одновременно попытка открыть ее.

Кочек покидает туалет; идет в «девичью», оглядываясь, кто пришел.

ПОЛИНА(спешит из ванной комнаты) Сейчас, сейчас. Двери у них нараспашку, все у них нараспашку. (Помогает кому-то снаружи открыть)

Входят женщина, мужчина; сзади скромно топчется еще один мужчина.

ЖЕНЩИНА, Здравствуйте. Добрый вечер. Скажите пожалуйста, а Евгения Самойловна дома?

ПОЛИНА. Кто-о?! Евгения Самойловна? Евгения Самойловна уже умерла.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Ох ты-ы! Тц-тц-тц.

ЖЕНЩИНА(качает головой) Вот как бывает.

ПОЛИНА. Да, так бывает. А вы не знали? Что вы хотели? Я ее сестра.

ЖЕНЩИНА. Очень приятно. А… Наум тогда дома? Или Ольга.

ПОЛИНА. Наума тоже нет. И Ольги тоже нет.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. В каком смысле?

ПОЛИНА. В том, что их нет. А какой вам еще нужен смысл? Он в отъезде, а Ольга… ее нет. Исидор, иди сам выясняй, что им нужно. Мне они не хотят говорить. (Идет в кухню)

ЖЕНЩИНА (Исидору через всю квартиру) Мы, собственно, не знаем ни Наума, ни Ольги, ни… этой женщины. Нам сказали… позвонил какой-то мужчина…

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Наум.

ЖНЩИНА(ему) Нет, не он сам, там целая цепочка. (Исидору) И сказал, что по этому адресу… телефон тут даже… позвонить, заехать – всегда кто-то есть.

Из комнаты Исидора выходит Петровна со шваброй.

ПОЛИНА. Кто сказал? Наум? Что вы хотите. Я не понимаю?

ЖЕНЩИНА. Мы по обмену

ПОДИНА. По обмену-у?! (Ушла снова в кухонные дела)

ЖЕНЩИНА(Исидору так же на расстоянии) Мы просто проезжали сейчас мимо на машине, муж говорит: «По-моему, здесь у нас один неплохой вариант». Проверили: да, действительно, адрес тот. Решили зайти, хотя бы посмотреть.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. А так понимаю, что самый главный тут вы

ЖЕНЩИНА. Вы извините, конечно, но раз уж мы зашли… У нас есть еще варианты в старых домах, хотелось бы прикинуть… примерно… что, как.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Как раньше бедствовали в таких квартирах. (Кашлянул, поискал взглядом, кто поддержит шутку)

ЖЕНЩИНА. Конечно, лучше при дневном свете…

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Но раз уж такая оказия, как говорится…

ЖЕНЩИНА. Да. Если понравится … если договоримся, то мы еще приедем. (Петровне, тихо)Как его имя-отчество?

ПЕТРОВНА . Исидора Евгеньевича? Исидор Евгеньевич.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Как?

ЖЕНЩИНА(одернула его, делает несколько вкрадчивых шагов по коридору в сторону комнаты) Исидор Евгеньевич…

ПОЛИНА (Петровне, рукой в сторону «девичьей») Это она, она, паршивка такая. Один раз уже судилась с ними. Мало ей. (Очередная попытка сарказма) Делайте добро, Александра Петровна! Вы не хотите приютить ее у себя на квартире? Она у вас тоже отнимет комнату.

ЖЕНЩИНА (уже у порога в столовую) Можно?

Исидор сидит за столом, занят бумагами Давида.

* Добрый вечер.

Подтягиваются и двое мужчин. Первый входит в столовую, второй остается возле «девичьей», руки за спиной – вроде меньше всех причастен.

* Исидор Евгеньевич… (Цепко осматривает комнату) Какая комната! Посмотри. Лепные потолки

Первый мужчина смотрит не так живо, в основном, не углубляясь, вертится возле порога.

* Исидор Евгеньевич, извините еще раз, что мы так бесцеремонно, может быть, но мы знаем по опыту, что когда в квартире разъезжаются, то чего только не бывает между… казалось бы, близкие люди…

ИСИДОР. Я не знаю, кто вам сказал, что у нас разъезжаются, но лично я никуда разъезжаться не собираюсь. А посмотреть вы можете, если вам не жалко своего времени. (Ушел в бумаги)

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Обмен, Исидор Евгеньевич, это такое дело… Кажется, все хотят…

ЖЕНЩИНА(одернула его взглядом; тем не менее, задрав голову) Да.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА…. все договорились и вдруг все разваливается. А посмотреть – это же… посмотреть. (Ищет поддержки у Геннадия).

Пока он говорил, женщина продвинулась до комнаты Исидора, заглянула; до комнату Ольги.

ЖЕНЩИНА. Можно? (Заглядывает) Ага, понятно. Здесь все ясно.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Лифт, наверно, часто выходит из строя?

ИСИДОР. Очень редко.

Первый мужчина неожиданно захохотал, резко откинув голову назад. Второй мужчина даже заглянул в столовую.

ЖЕНЩИНА. Что?

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Остроумный человек.

ЖЕНЩИНА. Книг сколько! А энциклопедия у нас тоже есть, да?

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА, Ну, нам до этой библиотеки, как говорится..

ЖЕНЩИНА (у двери «девичьей») А что здесь? Кладовка?

ИСИДОР (смотрит поверх очков) Кладовка, да.

ЖЕНЩИНА. Кладовка?

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Какая кладовка? Не видишь: человек шутит. Кладовка на кухне. А это «девичья»

ЖЕНЩИНА (осторожно заглядывает) Ох, простите! (Гримаса недоумения)

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Я же говорю: куда ты лезешь?

Женщина отвечает той же гримасой.

* Пошли.

ЖЕНЩИНА. Ванная… туалет… Кухня. Я поняла.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА (конфиденциально, не то Петровне, не то Полине) У вас, наверно, еще не все согласовано? Сын или дочь, наверно, хотят, а он…

ПЕТРОВНА, Да согласу-уют.

ЖЕНЩИНА (последний взгляд на потолок) Н-да…

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. А дверь у вас не закрывается?

ПЕТРОВНА. Закрывается, закрывается. У нас все закрывается.

Исидор как бы смотрит им в спины поверх очков, не видя их.. Ждет.

ЖЕНЩИНА. Всего доброго. Спасибо.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА (скомкано, махнув рукой на уже ненужные церемонии) Пока.

ИСИДОР. Закройте там дверь!

Полина идет закрывать за недавними визитерами.

* Обе!

Петровна проходит в ванную комнату.

ПЕТРОВНА( весело) И-эх, сейчас всем достанется. (Заходит в ванную комнату).

ПОЛИНА (по коридору, бросив на ходу взгляд на второго мужчину; он как бы уступает ей дорогу, после чего сам входит в комнату) Меняться… им лишь бы разрушить, нашим чудненьким молодым. Но как вы можете меняться… (Входит. Приглушает голос), когда эта паршивка здесь прописана? (Исидору) Ты всем что-то д е л а е ш ь , а такой красавице ты просто не мог не сделать, иначе ты был бы не ты. Теперь она ведь тоже должна хотеть меняться.

Из «девичьей» смех, оживление.

* А зачем ей меняться, когда ей и здесь хорошо? (Второму мужчине, незаметно просочившемуся в столовую) А вы очень похожи, знаете, на кого? Сейчас я вспомню его фамилию…

Только теперь Исидор и Геннадий понимают, что в комнате посторонний.

* (Исидору) До войны он был совсем молодым и жили они тогда не в Риге

ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Совершенно верно.

ПОЛИНА. Леня Боркин! Вот, вы мне его напомнили. Вы его знаете? (Исидору бросает, как нечто бесспорное) Ты его знаешь.

ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Я его брат.

ПОЛИНА. Ах, вы его брат?! Что-о вы говорите?! А почему я не знала, что у него есть брат? Теперь-таки я вижу. Как вы похожи. Правда,сегодня вы выглядите н е м н о ж к о постарше… на тридцать лет… но это я шучу. Ой, как они похожи! Так, а как вы сюда вошли?

БОРКИН. Вместе с этими людьми.

ПОЛИНА. Вы тоже по обмену?

БОРКИН. Нет. Мы встретились внизу у лифта.

ПОЛИНА. Лифт уже работает?

БОРКИН. Да.

ПОЛИНА. Слава богу, хоть это хорошо. Садитесь, что вы стоите. (Уходит)

Боркин отодвигает от стола стул, но пока не садится, понимая, что в ситуацию следует внести ясность.

БОРКИН. Кто я – вы уже поняли. Кто вы – я тоже понял. (Взгляд на Геннадия; Исидору) И то, что вы знаете моего брата, это я тоже знаю. Звонил вам я. (Достает блокнот, ручку, садится) У меня поезд в одиннадцать. Я живу там же, где я жил, и где жил мой брат… в т ом же доме – все то же. Кроме одного: нет брата. (Взгляд на Геннадия) В связи с этим я хотел уточнить у вас кое-какие подробности. Вы ведь служили вместе с ним, так?

ИСИДОР. Минуточку. Давайте закончим с одним. Звонили вы…

БОРКИН. Да, я уже сказал. (Взгляд на Геннадия)

ИСИДОР. И вы тот самый журналист, который хотел со мной поговорить.

БОРКИН. Совершенно верно.

Теперь Исидор обменивается взглядами с Геннадием.

ИСИДОР. Значит, вы журналист.

БОРКИН. Ну, как вам сказать… Я не работаю в газете… в журнале я тоже не работаю. У меня своя специальность, но к нашему разговору она не имеет никакого отношения. Могла быть и другая.

ИСИДОР. Подождите, не морочьте мне голову. По телефону вы сказали, что вы журналист и хотели со мной о чем-то поговорить. Так я понял. (Взгляд на Геннадия)

Геннадий согласно кивает: он, мол, так же.

* Теперь вы говорите, что вы не журналист.

БОРКИН. Цы, цы. цы, не надо передергивать. Я сказал, что хочу с вами поговорить, а вы спросили: «Вы журналист?» (Взгляд на Геннадия) Я сказал: «Да, я журналист… Можно считать». И действительно: я пишу. Меня печатают. Но звонил я вам совсем не поэтому.

Исидор закуривает.

* Не надо передергивать.

ПОЛИНА(и дет по коридору) Вы хотите ужинать? Мы только что поели. (Останавливается на пороге)

БОРКИН. Нет, спасибо.

ПОЛИНА. Чай?

БОРКИН. Чай можно.

ПОЛИНА(Исидору) Тебе я не дам. (Уходит)

ИСИДОР(вслед) Принеси мне чай!

ПОЛИНА (ворчит)А потом он будет вызывать «скорую» (Заходит в кухню).

БОРКИН. Но если вас что-то смущает, я могу показать удостоверение. (Ищет) Правда, нештатного… Но ваше чяестолюбие5 это никак не должно задевать.

ИСИДОР. Не надо мне вашего удостоверения.

БОРКИН. Вот, пожалуйста.

Исидор игнорирует.

* Забудьте, что я журналист. Забудьте. С вопросом, по которому я пришел, к вам мог обратиться любой другой человек.

ГЕННАДИЙ, Я не мешаю?

БОРКИН. Мне? Нет.

Геннадий переключается на кабель.

* А вопрос вот какой. Раз вы служили вместе с моим братом, значит, вы, может быть, знаете – я подчеркиваю: может быть! – как он погиб.

Молчание.

ИСИДОР. Как погиб? А как все остальные погибают на фронте?

Геннадий прислушивается, впрочем, оставаясь на корточках.

* Это раз. Потом: с чего вы взяли, что я могу знать подробности? Прошло не так мало времени и мы были совсем не в таких отношениях.

БОРКИН. Хорошо. Дело вот в чем. Я написал несколько книжек о нашем городе. Вначале мне предложили написать что-то вроде путеводителя. Потом – что-нибудь по истории, потом – еще что-то… не важно. Я не хочу сказать, что это большая литература или что я большой писатель, но такая тоже нужна, я так думаю. Теперь многие пишут, и, наверно, этому есть какое-то объяснение, Вот я смотрю, вы тоже что-то пишете.

ИСИДОР. Это не путеводитель.

БОРКИН. У каждого своя тема…. Теперь вышестоящие инстанции предложили мне написать книгу об известных людях нашего города. И я написал. И написал в том числе о моем брате. (Посмотрел на Геннадия – тот машинально кивнул) Ничего сверх чего-то там он еще не успел совершить, но в нашем маленьком городе его все знали. До войны он занимался молодежными организациями. Подпольно. Чем это было чревато, вы, наверно, знаете. Учиться он не любил – ну, что делать? – но организатором он был хорошим. Это всем известно, я даже нашел документы. Но как мне в итоге сказали в издательстве, они напечатают все, кроме очерка о моем брате. Как вы думаете, почему? (Прихватил взглядом и Геннадия)

Молчание.

* Потому что он не погиб, как вы говорите «как все», а его расстреляли. За дезертирство.

Молчание.

ИСИДОР. (курит) Кто вам это сказал?

БОРКИН. Исидор Евгеньевич, вы же сами прекрасно знаете, откуда могут быть такие сведения. Сказали.

Входит Полина. На подносе чашки и прочее.

ПОЛИНА. Вот вам чай. Я только и делаю, что хожу и разношу. Но это я шучу. Пейте и, если захотите, принесу еще. Геннадий, к вам это тоже относится. Не кури так много, Исидор. (Боркину) Вы не курите? Молодец. Ваш брат был очень симпатичным и очень способным. (Скорбно) Да, так… (Уходит в кухню)

Молчание.

ИСИДОР. Информаторы у вас надежные – что вы ожидали услышать от меня7 Опровержение?

БОРКИН. Как все было.

ИСИДОР. Зачем?

БОРКИН. Зачем? Я – брат, я не имею на это право? (Взгляд на Геннадия) Мне нельзя вслух произнести его имя – почему? (Такой же взгляд) Поэтому я и хочу все выяснить до конца. Но давайте, как вы замечательно сказали, закончим вначале с одним. Его действительно расстреляли?

ИСИДОР (не сразу) Да.

БОРКИН. И за дезертирство.

ИСИДОР. За дезертирство.

БОРКИН (волнуется) Теперь расскажите мне, пожалуйста, как это было. Если вы знаете. Если вы не знаете, рассказывать не надо (Взгляд на Геннадия)

ИСИДОР. Что именно?

БОРКИН. Как это было. Что это такое – дезертирство? Этого я не понимаю. Мой брат был смелым человеком, это может подтвердить ваша… (Запнулся, не знает, как определить. Кивнул в сторону кухни), хотя этого она может как раз не знать. Он ушел добровольцем – это известно, раньше меня, между прочим, хотя я старший. Это тоже о чем-то говорит. Он что, побежал домой? Нет. Побежал не в ту сторону? Нет. Что тогда?

Молчание.

ИСИДОР. Я вам могу рассказать только то, что помню

БОРКИН. Да, только то, что помните. То, что не помните, не надо. (Взгляд на Геннадия) Я думаю, кое-что помнить вы должны. Вы, правда, тогда еще не были майором… хороший портрет, кстати… но уже не были рядовым. И случай это тоже не рядовой. Я воевал все четыре года и рядом со мной такого ничего не было. Хотя, конечно, я знаю, что такое бывало и не раз… Я вас перебил.

ИСИДОР. Но у меня такое подозрение, что вас волнует не столько то, что было с вашим братом, сколько как будет с книгой.

ГЕННАДИЙ. Вот! Я только об этом подумал.

БОРКИН. Подождите, вы не уходите в сторону. Книга – это книга, а брат – это брат. И что волнует меня, не должно волновать вас.

Из «девичьей» выходит Кочек.

ГЕННАДИЙ. Нет, ну ка-ак это? Тут дело в друго-ом…

КОЧЕК(с порога) Исидор Евгеньевич…

БОРКИН. А в чем?

КОЧЕК. А, вы заняты? Исидор Евгеньевич, у меня к вам небольшой разговор. Можно позже. Вы постучите к нам… Извините. (направляется к телефону)

БОРКИН (Геннадию)В чем – в другом?

ГЕННАДИЙ. В другом, в другом.

Кочек забирает телефон в «девичью».

БОРКИН(Исидору) Объясните мне, что он такого совершил, за что человека нужно было расстрелять.

ИСИДОР. После атаки его нашли в воронке.

Молчание.

БОРКИН. В какой воронке? В воронке? А что он там делал? Нет, о чем это говорит? Все прячутся в воронке.

Геннадий понимающе хмыкнул.

* Он что, не мог туда упасть? Что в этом преступного? Ну и нашли, ну и что? Вы сами никогда не были в воронке? И не прыгали туда? Вас же за это не расстреляли. Ну и в воронке, и что дальше?

ИСИДОР. Послушайте, Боркин, что вы делаете вид, как будто ничего не понимаете? В воронке – это в воронке. А какие у него в это время были мысли, я не знаю – он со мной не делился и меня с ним в воронке не было. Вы сами военный человек и прекрасно знаете, что это означает.

Геннадий покивал головой.

БОРКИН. Мне нравится, что он кивает. (Геннадию) Я не понимаю, что вы вмешиваетесь? Кто вы такой? Он «подумал»!

ИСИДОР. Какая вам разница, кто он такой? Он же не к вам пришел.

ГЕННАДИЙ. Я вмешиваюсь, потому что я знаю Исидора Евгеньевича двадцать лет, а вы – двадцать минут.

БОРКИН. Ах, оставьте. Вас же не спрашивают, что вы…

ГЕННАДИЙ. А вы – двадцать минут1

ИСИДОР. Геннадий!

Короткое молчание.

БОРКИН. Я вообще не понимаю… Ну, воронка, хорошо. Человека нашли в воронке. Его нашли и тут же расстреляли? Так же не бывает. Если бы он побежал, в него бы выстрелили. Значит, был суд, трибунал, был приказ. Что было? (Геннадию) Да, если хотите знать, меня это волнует: и брат, и книга и еще кое-что я вам могу назвать. Почему не должны пропускать мою книгу? А если его расстреляли ни за что? Мало такого?

Входит Полина.

ПОЛИНА. Кого расстреляли? Опять расстреляли… Что вы так кричите все? Люди подумают, что здесь убивают.(Смешок) Что вам еще принести?

БОРКИН. Ваша… (очередная заминка) Мне все время хочется назвать вашу невестку женой… ваша невестка права: криком мы ничего не выясним.

ИСИДОР. А что мы еще не выяснили?

ПОЛИНА. Кто – жена? Я – жена? (Смешок) Его жены, к моему большому огорчению, уже нет в живых. Моей сестры. Хотя его женой я тоже могла быть. Ухаживать он начал за мной, а потом за моей сестрой, Нет, скажешь? Такие вещи он не помнит. (Смешок. Уходит)

ИСИДОР. Дорогой Боркин, вы как будто свалились с неба. Вы же сами были на фронте, а задаете такие идиотские вопросы. Приказ есть приказ. Вам прикажут выпрыгнуть из этого окна вниз головой и вы выпрыгнете. Да., приказывали. И офицер, которому приказали, не мог не выполнить приказ. Потому что его бы самого расстреляли. И вы это знаете не хуже меня.

БОРКИН. Не мог?

ИСИДОР. Не мог.

Молчание.

БОРКИН. И кто был этот офицер, который не мог?

ИСИДОР. Кто бы он ни был.

БОРКИН. А все-таки кто? Вы не знаете?

ИСИДОР. Я знаю, да. Но вам я совсем не обязан говорить. Вашей книге это никак не поможет. Вашему брату, к сожалению, тоже. Но, откровенно говоря, это как раз меня волнует больше.

БОРКИН. И не было никакой возможности его спасти?

ИСИДОР. Как? Может, вы скажите?

БОРКИН. Значит, вы хотите сказать, что заступиться за моего брата вы не могли.

ИСИДОР. Кто? Я?

БОРКИН. Вы. Лично вы.

ИСИДОР. А почему именно я?

БОРКИН. Но вы не могли?

Молчание.

ИСИДОР. Нет, лично я не мог.

Молчание. Боркин собирает свои вещи – блокнот, ручку.

БОРКИН. Всё это очень печально. (Встает) Какой-то случайный приказ… его могли отдать, могли не отдать. Могли отдать, потом отменить и забыть о нем – такое тоже бывает. А человека лишили жизни. (Помолчал) Теперь вы мне объясните… Вот вы были большим человеком. Не очень большим, но кое-что я о вас слышал Видите: портреты ваши тоже рисовали… А потом вы всего этого лишились. Можно сказать, в одно мгновение. Наверно, тоже был чей-то приказ. Конечно, был приказ! Как можно что-либо делать без приказа? Не будем выяснять, правильно ли это было или несправедливо. Это плохо, но не смертельно, правда? Вы еще могли всё поправить, тем более, что тогда вы были сравнительно молоды. Это было бы не так просто – была бы другая должность, в Межпарке был бы другой особняк, – но могли бы, могли. Всё могли бы, кроме одного: вы не смогли бы вернуть жизнь моему брату. Как бы вы теперь этого не хотели. (помолчал) Такую ли, сякую, а вернуть ее невозможно. И это сильнее всего. А вы говорите – приказ…. Нельзя не выполнить… нельзя заступиться. Я понимаю, что нельзя . И теперь я уже говорю не конкретно о вас. Но я понял, что в жизни то, что нельзя сегодня, оказывается, можно завтра, можно послезавтра. Всё! Единственное, что действительно нельзя – ни завтра, ни послезавтра – это вернуть жизнь (Помолчал) А как вы считаете?

ИСИДОР. Но если вы так во всем этом разобрались, зачем вы пришли?

БОРКИН. Исидор Евгеньевич, не надо. Не надо этих пустых слов, всего этого… Я пришел, потому что… я пришел. Так я думал, что это у меня одного такие мысли, а теперь вижу, что вам тоже не все так уж ясно. Хотя вы и умный, и начитанный и у вас даже, насколько я знаю, Сорбонна. Что-то во всех этих вопросах люди серьезно напутали. И никто из этих товарищей… (жест по книжным полкам) пока не помог нам распутать. Смотрите, как мы легко убиваем друг друга? Нет? (Помолчал) Да. Всё, больше мне ничего не надо объяснять. До свиданья. (Пошел к выходу)

ПОЛИНА(заметив его из кухни) Вы уже уходите? Подождите, я вам открою (Идет к двери) Я сейчас сидела и вспоминала: один раз мы с вашей женой были в одной компании. Лет двадцать назад, она меня, конечно, не помнит. Но всё равно передайте ей привет.

БОРКИН. Обязательно. (Уходит)

Исидор, стоя у стола, перебирает бумаги Давида.

ПОЛИНА(по коридору) Ой, видишь, как бывает в жизни. Пожалуйста: теперь пришел его брат. (Входит в комнату) А, Геннадий еще здесь? Я почему-то думала, что вы ушли.

ГЕННАДИЙ. Собираюсь.

ПОЛИНА, Нет, я не к тому, Геннадий. Сидите, сколько хотите. И почему вы ни к чему не притронулись? Так же не годится. (Переключаясь) Пиши, не пиши – теперь уже ничего не вернешь. Но понять его можно… Убрать?

ИСИДОР. Оставь, оставь. Тебя попросят, – ты уберешь.

ПОЛИНА(пытается превратить в шутку) Иси-до-ор! Разве так можно? Какой ты все-таки… Со всеми ты ссоришься. Ты даже не можешь быть нормально со своим другом. Я его, правда, не очень люблю, этого сумасшедшего, но он никогда ни одного человека не оскорбил. Так же не хорошо, Исидор. А как вЫ думаете, Геннадий? (Фыркает. Уходит)

Молчание.

ГЕННАДИЙ. Ну что, я поработал: сходил туда, сходил обратно. Я вам сделаю. Созвонимся. Так же, через мамулю. Можно на работу, но там могут не позвать. Я тоже буду звонить: как у вас со временем.

ИСИДОР. Со временем у меня нормально. (Поискал взглядом) Где это у тебя?

Геннадий охотно захлопотал – взял с подоконника бутылку, сам по-хозяйски достал рюмки из серванта. Исидор стоит над бумагами Давида, мычит мелодию: «Оу, май папа-а-а…»

– (В сторону «девичьей») Еще этому дураку что-то от меня надо.

ГЕННАДИЙ. Ну, налете-ел товарищ Боркин…

Исидор мычит мелодию.

– Легко говорить:«заступиться». Вообще когда у человека есть какой-то интерес , все его принципы… они как-то… я имел в виду то, что он пишет книжку. А если б не писал? Или если бы не застопорили? Так бы и проглотил, что ли? А, Исидор Евгеньевич?

ИСИДОР. Не знаю.

ГЕННАДИЙ. Я по себе заметил: когда мне от человека ничего не нужно, я отношусь к нему лучше. Мне мамуль уже давно говорила: «Ты звонишь человеку, скажи ему: « Здрасте. Как здоровье?» А что ты сразу: «Бу-бу-бу, я по делу». Даже если по делу. А я не могу. Или если я сделаю какое-то одолжение человеку, я к нему с просьбой уже не обращусь, не-а. Неудобно.

ИСИДОР. Будь здоров! (Пьет. Запивает чаем, морщится – остыл). Полина! Поставь чайник!

ПОЛИНА (в кухне, недовольно) Хорошо. Ни в чем он не знает меры. (Ставит чайник на газ)

ГЕННАДИЙ. Еще? Чтоб сразу.

ИСИДОР. Нет.

ГЕННАДИЙ. Ну и ваше! (Пьет) Но то, что напутано много, он прав. (Кладет бутылку в портфель, складывает инструменты) Хотя сам он тоже что-то напутал. Ясно, что братец его струхнул.

ИСИДОР. Струхнул, струхнул.

ГЕННАДИЙ. Да я сразу понял. Хотя с другой стороны, если он не врет насчет подполья… Тоже ведь нужно обладать какими-то…

ИСИДОР. Попасть в тюрьму – это одно, а попасть на тот свет – совсем другое удовольствие.

Петровна входит в столовую

ПЕТРОВНА. Порядок. Принимать работу будете, товарищ начальник? Так доверяете? Ясно. Ген, ты как, готов?

ГЕННАДИЙ., Ручонки только сполосну.

ПЕТРОВНА(принюхивается) Где это ты всё прячешь? (Нюхает бутылку на подоконнике) Нет, это не та. Ты бы лучше не прятал, а пригласил бы свою мать, ага. А что? Я б с Исидором с удовольствием, хе-хе. Мы ним, наверно, ни разу не пили за двадцать лет Исидор Евгеньевич!

ИСИДОР(явно не разделяет ее настроя)Не помню

ПЕТРВОАНА. Нет, пили. Теперь вспомнила. На пасху. Я куличи приносила. Чокались, чокались. Только давно-о это было, вы только переехали сюда из Межапарка. Ху-удо у вас тогда было, ой!… Мои куличи пришлись в самый раз, теперь смешно. А что, Исидор Евгеньевич, нам следовало бы как-нибудь собраться. А? А то и не чокнемся больше. Я что-нибудь напеку, сладенькое. Полина салаты приготовит. (На реакцию Исидора) Хе-хе, ну и без Полины можно.

Геннадий уходит в ванную комнату.

* Ну, сами-то… ничего сейчас?

ИСИДОР. Ничего.

ПЕТРОВНА. И отлично. Исидор Евгеньевич, а я у вас хотела деньжат попросить. (Смешок) Подумала: раз книжки купил, может, какие денежки завелись. Книжки-то большие.

ИСИДОР. Большие – не обязательно дорогие.

ПЕТРОВНА, А-а, вот как. Ага. Ну теперь буду знать. А то я Генке наметила подарок к рождению. Ну и ладно, достану. И получка скоро, за мои научные исследования.

ИСИДОР. Сколько я вам должен?

ПЕТРОВНА. Ой, так я на все и не надеялась, хе-хе. Мне бы тридцатничек, для начала.

ИСИДОР (идет к себе в комнату) Можно подумать, что там такая большая сумма. (Скрывается)

ПЕТРОВНА. Да это я так… глупость. Если нет – не надо, чего там.

Исидор выходит с двумя женскими кофтами

ИСИДОР. Возьмите.

ПЕТРОВНА. Ух ты, красивая какая! Я на ней и не видела их.

ИСИДОР. Она еще не носила. Можете продать.

ПЕТРОВНА. Ну уж наверно1 А зачем? Я их еще сама поношу, хе-хе. (Читает этикетку) «Сто процентов». Чего это – сто процентов? Качество, наверно. Ну, спасибо, спасибо.

Полина вышла из кухни, стала в коридоре – наблюдает, как Петровна рассматривает кофточки.

* А на подарок я наскребу, не проблема, в общем. Хотите, и вам чуток подброшу.

ИСИДОР. Нет, мне подбрасывать ничего не надо.

Полина возвращается в кухню

Из ванной комнаты выходит Геннадий.

ПЕТРОВНА. Мы пошли. Теперь не скоро приду. Да, Ольга просила передать, что, наверно, сегодня совсем не придет. Что-то у нее там… мероприятие, словом. Чтоб не волновались.

ИСИДОР. Мероприятие…

ПЕТРОВНА, Ага, хе-хе-хе. Ну, мероприятие, значит, мероприятие.

ИСИДОР. Об этом пусть Он волнуется.

ПЕТРОВНА. Вот именно. А то нам еще от обоих достанется. Ну, в общем., я передала. Пошла тогда. Ген, ты где? Бери свой шикарный портфель.

Геннадий входит в столовую. Широкими шагами подходит к Исидору для рукопожатия.

ИСИДОР (потеряв всякий интерес) Всего доброго, всего доброго, Геннадий. Заходите.

ГЕННАДИЙ. Ну… вы тут… не очень… Если что, звоните. (Берет портфель, уходит).

ПЕТРОВНА(Полине) Пока. Мы пошли.

ПОЛИНА. Уже уходите, Александра Петровна? Я вам должна пожаловаться на вашего сына: он ничего не ел. Я шучу. Геннадий мне как раз очень нравится. А вы помните, Гена, как вы приезжали в Межапарк? Я помню… Что вы так быстро? Мы могли пойти вместе.

ПЕТРОВНА, Да не-е. Мы потихо-онечку, поболта-аем.

ПОЛИНА(меняя тон на сухой) Ну, Хорошо. Идите. Я за вами закрою.

Геннадий и Петровна уходят. Полина идет в столовую.

* (По коридору) Воровка такая… Она же настоящая воровка. Мало она тащила из дома? Но Геня тоже ей постоянно дарила. Дари и ты, дари. Скоро у тебя ничего не останется. Ты все думаешь, что все, что ты делаешь, все правильно. А я думаю, что если бы Леня Боркин остался жить, всем было бы лучше. В том числе и тебе. Вот так, дорогой мой. Где телефон, я не вижу? Он же тебя даже просил: «Исидор Евгеньевич! Исидор Евгеньевич!» Видишь? Не «товарищ капитан».

ИСИДОР. Откуда тебе это известно?

ПОЛИНА. Здрасте. Ты же сам рассказывал, когда приехал из госпиталя. У меня память, слава богу, хорошая. Но я же ему не сказала, видишь? Можешь мне за это сказать еще какую-нибудь гадость. (Замечает, куда уходит телефонный шнур; демонстративно громко) Ведь еще кому-то может понадобиться телефон. Или нет? (Уходит в кухню).

Из «девичьей» смех, затем выходит Кочек с телефоном, заглядывает на кухню.

КОЧЕК. Признаюсь вам честно: я забыл. Я очень извиняюсь. (Однако явно не чувствует себя виноватым).

ПОЛИНА. Ну, в т а к о м обществе можно забыть не только об этом. Ничего, ничего, мне не так срочно. Я хотела позвонить соседке, чтобы она не закрывала на цепочку. Ей все кажется, что кто-то хочет ее украсть.

КОЧЕК(ставит на тумбу телефон) Можете звонить.

ПОЛИНА. (в том же саркастическом тоне) Спасибо, спасибо, вы очень любезны. (Что-то еще пробормотала, совсем нелюбезное)

Из «девичьей» вышла Динас с посудой. Кочек обменялся с ней мимическими репликами в адрес Полины.

Кочек тянется поцеловать Дину, та на ходу подставляет щеку. Кочек доволен, повторяет свое характерное движение шеей, подходит к столовой.

КОЧЕК. Можно?

ИСИДОР. Да.

КОЧЕК. Исидор Евгеньевич… (Входит, но не собирается располагаться) У меня к вам большая просьба. (Присаживается на краешек стула) У меня сейчас сложилась такая ситуация… Вы человек умный – поймете. Дело в том, что в настоящий момент в моей семье.. ну, не буду вам морочить голову своими проблемами… как раз сейчас мне фактически негде жить. Вы не будете возражать, если я пока поживу здесь? Мы обязательно снимем квартиру, но пока найдешь, пока то да сё… Дине тоже не хочется сто раз скакать с места на место. Ну, правильно, это любому может надоесть. Хочется что-то постоянное и свое, я ее понимаю. От меня лично вам никаких беспокойств не будет. Я часто в командировках, летом опять дача. Но до лета у нас уже что-нибудь определиться, это я вам обещаю. Я думаю. (Умолкает, ждет)

ИСИДОР. А что вы от меня хотите? Стелить вам постель я не собираюсь. Все остальные проблемы вы вправе решать без меня.

КОЧЕК(ударил ладонью по столу) Вот так? В п р а в е? Очень хорошо. (Встал) Первое, что я вам сделаю, это поставлю еще один телефон. Могу два… Три! Квартира большая, нужно несколько точек. А мне это – пара пустяков.

ИСИДОР. Лично мне от вас ничего не надо.

КОЧЕК. Исидор Евгеньевич… (подымает руки кверху) Я человек коммерческий, общий язык мы с вами найдем, это я вам обещаю в первую очередь. (Движение шеей) Мы еще, может, тряхнем… (Уходит в кухню) Ты где?

ГОЛОС ДИНЫ (из ванной комнаты) Здесь.

КОЧЕК(у двери в ванную комнату) Можно?

ГОЛОС ДИНЫ. Да.

КОЧЕК (входит; как бы завершая разговор с Диной) Вполне нормально отнесся. Интеллигентный человек. (Серьезность, в которой ирония) Ну, Сорбонна. (Закрывает дверь)

ПОЛИНА(в кухне) Так, хорошо. Теперь я тоже пойду. (Через всю квартиру) Исидор, тебе не нужно принять лекарство? И иди ложись. Ты очень плохо выглядишь. Я же тебе сказала, не пей. (Идет по коридору) Что ты молчишь? (По дороге – взгляд на дверь в ванную комнату) Теперь они т а м. Ведут себя, как будто им по двадцать лет. (Входит в столовую). Иди ложись, я тебе сказала. Что ты всё пишешь? Пишет он. (Ставит рюмки в сервант) Сервиз, между прочим, тоже куплен на мои деньги.

ИСИДОР. А что еще?

ПОЛИНА. Что? А ты не знаешь?

В ванной комнате оживление, смех. Выходят Кочек и Дина.

ДИНА(заглядывает в столовую, но не дальше порога; та же царственная улыбка, свежесть, поддержанная парфюмерией)Мы придем поздно. Не закрывай, пожалуйста, на шнеппер.

КОЧЕК. А, у вас закрывают на шнеппер? Это надо запомнить. Исидор Евгеньевич! (приветственный жест).

Уходят.

ПОЛИНА(уже сама себе, вслед) До свиданья. Дрянь такая. Он как раз неплохой человек. С женой он, по-моему, разошелся. Но теперь эта ему покружит голову, получит от него, что ей нужно, и пошлет его какать. Она же мастерица на этот счет. Так она поступает со всеми, так она поступила с вами. Но я Геню предупредила сразу: «Не смей ее вводить в дом. Мало ли, что ей негде жить?!» Тебя она тоже выживет отсюда, вспомнишь мое слово.

ИСИДОР. Ну и выживет. Ну и что? Что тебе до этого?

ПОЛИНА. Как – что? Мне же обидно за тебя. Я как раз ничего плохого о тебе не хотела сказать. Что ты сразу прямо с такой ненавистью? Хорошо, защищай, защищай ее. Защищай, объясняйся ей в любви. Ты, наверно, думаешь, что все слепые. Все всё замечают, уверяю тебя. Но теперь ты ей не нужен. Разве ты можешь увидеть себя со стороны? Старый больной человек – кому ты теперь нужен? Только не ей.

ИСИДОР. Ты уже все сделала?

ПОЛИНА. А что такое?

ИСИДОР. Ничего. Спасибо. Больше ничего делать не надо. Сейчас ты мне мешаешь.

ПОЛИНА.(присаживается к столу, локоть на стол – подперла подбородок, как будто расположилась к долгой, мирной беседе) Исидор, вот ты мне скажи: почему ты всегда со мной так разговариваешь? Что я тебе хоть раз в жизни сделала плохого?

ИСИДОР. Но я тебя не прошу делать ни плохого, ни хорошего. Мне никогда от те6я ничего не надо было. Ни хорошего, ни плохого. Ты это можешь понять? Мне ни от кого ничего не надо!

ПОЛИНА. Но так же не годится, Исидор. Как же ты можешь жить?

ИСИДОР. Это никого не должно интересовать. И оставь меня в покое.

ПОЛИНА. Подожди… Исидор, ты не волнуйся, не надо волноваться, не надо кричать. Можно ведь все спокойно обсудить. Вот же тебе правильно сказали… этот Боркин. Даже посторонний человек.

ИСИДОР. Ты можешь, наконец, отсюда убраться?

ПОЛИНА(все еще деланно сдержанно) Исидор, во-первых, ты не смей так со мной разговаривать. Кто тебе дал такое право? Ты совсем не такая большая величина, как ты думаешь…

ИСИДОР. Но ты можешь отсюда убраться?! Оставь ключ и убирайся, чтоб я тебя больше не видел!

Молчание.

Полина встает – тяжело, опираясь обеими руками о стол, но не от того, что объяснение получилось «тяжелым», а от нарождающейся привычки помогать уже устающим ногам.

ПОЛИНА. Исидор, Исидор… Хорошо. Ты все-таки плохой человек И очень жестокий. Ты и Наума испортил. (Идет по коридору) Больше ты меня здесь не увидишь.(Берется за ручку двери в туалет, включает свет, но передумала, махнула рукой) Ай, идите вы все, знаете, куда? Где моя сумка? На тебе твой ключ. (Через всю квартиру)Но он тебе еще отплатит. (Коротая, но яростная борьба с дверью) Так у них всё. (Уходит)

Исидор один. Встал, закурил. Левая рука уперлась в поясницу, ноги расставлены – поза мужчины, который еще многое может, в то же время видно, что это только поза. Какое-то время стоит спиной к нам.

Пошел по квартире. По дороге прихлопнул дверь в ванную комнату (хотя, наверно, в этом не было особой нужды), погасил свет в туалете. В кухне потоптался посредине, ища, чтобы сделать. Полил кактусы, но без особой охоты, к тому же прервал телефонный звонок.

– М-да… Ее нет. Давно, давно. (Кладет трубку. Поразмыслив немного, набрал номер) Сима? Это я. Добрый вечер… Замечательно… Прекрасно. И у него замечательно. И у нее хорошо. У Полины тоже все замечательно. (Слушает, страдает) Ну, хорошо: всё плохо. Так тебе больше нравится? Что ты тогда возмущаешься? Где этот старый истерик? Да мне его… (Ждет) Ты можешь сегодня не приходить…. Потому, что я тебе сделаю завтра. Ты ведь ночью не собираешься отправлять, правда? Нет, сегодня не могу. Какая тебе разница, почему? Нет настроения… Нормально себя чувствую. Я тебе говорю «нормально», а ты меня уговариваешь, что не нормально. Всё, отстань от меня.(Кладет трубку).

Постоял перед зеркалом. Но не проявляя обычного интереса к своему отражению. Повесил Полинины ключи на гвоздик в оправе трюмо. Поискал ключ от почтового ящика – не нашел. Пошел опять в столовую По дороге еще раз прижал дверь в туалет. Проверил закрыта ли дверь в ванную комнату. Вдруг замети, что дверь в «девичью» прикрыта. Подошел, чуть приоткрыл – раз, второй – пошире, заглянул и тут же резко, даже с брезгливостью захлопнул. Вошел в столовую. Отнес к себе в комнату пиджак, вышел уже без галстука. Замер. Подравнял бумаги Давида.

В двери возня с замком.

Входит Ольга. Включает свет в кухне, в коридоре, видно, что дверь пока открыта и Ольга остается в плаще – что-то ищет вокруг трюмо.

ОЛЬГА(громко) А где ключ от ящика? Люди, ответьте кто-нибудь! (Пытается заглянуть, кто в столовой). Э-эй! (Пошла в такой же позе. Но не без робости, к столовой) Фу, я уже испугалась: свет горит, молчание. Исидор Евгеньевич, где ключ от ящика?

ИСИДОР. Не знаю.

ОЛЬГА(пошла в коридор) Можно залезть к вам в карман?

ИСИДОР. Там ты ничего не найдешь.

ОЛЬГА. Петровна не могла унести?

ИСИДОР. Не знаю.

ОЛЬГА. Или Полина.

ИСИДОР. Илиполина не могла.

ОЛЬГА(снимает плащ) А где человек, которого я должна была обслужить? Я согласна. Не приходил? Исидор Евгеньевич! (Закрывает дверь)

ИСИДОР. Приходил.

ОЛЬГА(идет в столовую) Ну, и что интересного он вам рассказал о вас?(Выходит)

ИСИДОР. Надо было остаться.

ОЛЬГА. Надо было… Или не надо было. А почему в одиночестве? Разогнали всех?

Исидор молчит, уставившись перед собой. Трясет головой, как бы аккомпанируя своим мыслям.

– Исидор Евгеньевич, я что, наказана? (Заходит к себе, но дверь остается открытой. Оттуда) Сейчас шла домой и думала: «Почему так получается? На расстоянии мы все такие мудрые, любящие друг друга, а как соберемся вместе обязательно напортачим каких-нибудь глупостей? (Выглянула; прикрывается дверью как ширмой – переодевается, видна только верхняя половина тела) Что вам говорит ваш столетний опыт, Исидор Евгеньевич? Неужели так всегда и у всех – непрекращающаяся битва? (Чуть подождала ответа. Скрылась).

ИСИДОР. Тебе муж звонил.

Молчание.

ОЛЬГА(оттуда)Я слу-ша-ю!

Молчание.

* (Так же появляется) Что сказал муж?

ИСИДОР. Ничего нового.

ОЛЬГА. А что передал?

ИСИДОР(не сразу) Поцелуй.

ОЛЬГА. Зажали, значит? Ну, ладно, хорошо хоть пока ничего нового. (Скрывается)

Молчание.

ИСИДОР. Но ты ему можешь передать… при случае, что я не лох и себе срать в карман не позволю.

Молчание.

Ольга выходит в халате; домашний вид.

ОЛЬГА. Что, прямо так и передать? (Подходит к столу, становится визави, одно колено на стуле) Исидор Евгеньевич…

ИСИДОР. Оля, честное слово, я не настроен на салонное остроумие.

ОЛЬГА. Тогда я ни фига не понимаю! В чем дело?

ИСИДОР. Вот он позвонит, ты у него спросишь. Заодно можешь ему передать, что если он хочет позаботиться о своей семье, пусть оторвется от своих грандиозных планов и сам заботится, Сам, а не за счет других. Пока я никому не позволял распоряжаться собой. И ему не позволю. Здесь меня все устраивает и подохну я здесь.

Ольга слушает. Но явно пережидая.

* А его здесь ничего не было и нет. Ни одного гвоздя! (Уходит к себе. Тут же появляется с таблеткой в раскрытой ладони). Будет он еще выставлять меня перед всяким дерьмом. Засранец.

Звонит телефон, но Исидор проходит мимо, в кухню, запивает таблетку.

Ольга идет к телефону.

ОЛЬГА. Алё… (Слушает.) Я разве не извинилась? (Слушает) Нет, но я же извинилась. А что еще нужно было? Давай, мы этот… (Слушает) Давай мы отложим… (Слушает) Ты завтра будешь в отделе? Покурим, да? Пока..(Садится на тумбу)

Исидор стоит спиной к ней, так же опершись о спинку стула, тряся головой.

* Исидор Евгеньевич, могу посоветовать хорошее средство от плохого настроения: вам надо ваше серьезное чтение перебивать детскими книжками. Я когда Сережке читаю, у меня улучшается. Пока его нет, могу вам читать, на ночь.

ИСИДОР. Спасибо, но меня, пожалуйста. Не трогай. Не трогайте. Тебе есть о ком заботиться.

ОЛЬГА. Вдруг машина заболела. Не пила она, не ела, не играла, не спала, невеселая была. Доктор выслушал больную»… Что-то сделал там та-та-та, я не помню… и сказал…

ИСИДОР. Час назад ты даже рта не хотела раскрывать. Что вдруг произошло?

ОЛЬГА. «Почему болеет кузов? Он не может жить без груза. Потому мотор простужен, что мотору воздух нужен». Видите, сколько полезных рекомендаций. Кстати, сейчас очень хорошо на улице. Вам надо гулять перед сном. «Надоело жить без дела, и машина заболела. Как больную нам спасти? Ключик взять и завести!»-сказал доктор. Очень просто. А не заниматься выяснением отношений.

Молчание.

ИСИДОР. Мне уже давно всё ясно. Это вы между собой что-то не можете выяснить. Вот и выясняйте.

ОЛЬГА. Ой, Исидор Евгеньевич… Давайте ужинать. Вы ужинали? Я хочу есть. У вас есть, чем меня угостить? Чем вы угощали своего гостя?

ИСИДОР. ТЫ ведь у нас хозяйка, ты сама должна знать.

ОЛЬГА. Я у вас не хозяйка. И не д о л ж н а.

Молчание.

– Или я начну сейчас говорить вам гадости. (Далее каждое слово произносит отдельно; вроде бы шутливая форма, но за ней готовность сорваться на истерику) Вы мне испортили настроение. Совершенно напрасно и незаслуженно. Как это вы все умеете делать.

ИСИДОР. «Вы все…» Это очень характерно для тебя.

ОЛЬГА (так же, но с еще большим нажимом) Характерно. Потому что я никогда не могу толком понять, кто что в этих стенах хочет. Я знаю, что я хочу жить с мужем… с вашим сыном… чтобы мой ребенок был сыт и чтобы у него была крыша над головой. Вот так примитивно. А что хочет муж? А вы что хотите? Вы оба живете какими-то… (жест, изображающий нечто неопределенное, с претензией на возвышенное) А с потолка как валилось на голову, так и валится. (Встала, быстро вошла ванную комнату).

Исидор остается спиной к трюмо.

Долгое молчание .

ИСИДОР. Н-да… Вы, конечно, друг друга стоите. Причинить другому человеку боль – в этом вы оба большие таланты. (Поворачивается – обнаруживает, что Ольги нет. Пошел к трюмо) Но тогда я тебе тоже скажу. (Идет в коридор, останавливается против трюмо, говорит в сторону столовой, думая, что Ольга где-то там. Пока говорит, медленно движется к столовой)… как это ты сама любишь делать: в глаза. Права ты или не права, ты не задерживаешься сказать человеку, что ты о нем думаешь. Ты называешь это принципиальностью, а я называю это иначе, но не важно. (Уже вступил в столовую, но засомневался: может, Ольга в ванной комнате; говорит, обращаясь туда и туда) Можно что угодно думать о человеке, но когда он беспомощен… Геня с Диной почти десять не здоровались!… кто там прав, кто виноват… права, конечно, Геня, тем более, теперь, а больше всех виноват я, но когда она здесь умирала, Дина все делала, чтобы ей как-то облегчить. А ты себя пересилить не могла, держала, видите ли, марку. (Пошел в кухню, налил холодный чай в свой стакан, пошел с ним к себе). «Битвы…» Нашли с кем воевать, засранцы (Ушел к себе)

Несколько быстрых звонков в дверь.

Никто в квартире не реагирует. Звонки повторяются. Ольга выходит из ванной комнаты, идет открывать.

Входит Давид Михайлович. Мгновенный обзорный взгляд.

ДАВИД. А где этот?

ОЛЬГА (кивнула в сторону столовой) Где-то там.

ДАВИД. Что с ним?

Ольга пожимает плечами. Давид быстро пересекает квартиру, осторожно заглядывает в комнату Исидора.

– Ты еще не умер? А почему ты в темноте? Тебе плохо? Исидор! Что ты молчишь?

Исидор выходит с дымящейся сигаретой.

ИСИДОР. Что ты приперся? Я же тебе сказал.

ДАВИД. Просто так. Проведать. (Садится за стол, кладет рядом принесенный с собой пакет)

ИСИДОР(с подозрительностью смотрит на пакет) Просо так ты ничего не делаешь.

ДАВИД. Какая ж ты все-таки свинья! Обязательно тебе нужно… Эх! Бог с тобой. Ну, как твои важные дела? Все сделал? По голосу я решил, что ты уже умираешь… Слушай, я тебя, кстати, вот о чем хотел спросить. У тебя так не бывает: утром встаю, хочу пИсать… (спохватился, на комнату Ольги) Она там?

ИСИДОР. Не знаю.

ДАВИД. Но хочу! И ничего не идет. Начинается жуткое сердцебиение, ударяет в пот и только пото-ом е-е-еле-еле… Я этому явлению даже придумал название:: «прощальный пис». Но если серьезно, меня это очень беспокоит.

Молчание.

* Что ты молчишь?

ИСИДОР. А что я могу ответить такому идиоту? В доме все спят, а он врывается рассказать, как он писает.

ДАВИД. Где спят, когда вы только что орали?

ИСИДОР. Только что мы не орали, ты что, стоял под дверью?

ДАВИД. Ну… я дал вам возможность выговориться.

ИСИДОР. Спасибо. Садись и пиши.

ДАВИД. Что писать?

ИСИДОР. То, за чем ты пришел.

ДАВИД. Я тебе клянусь, что пришел просто так. Во-первых, я действительно за тебя испугался. Потом у меня , откровенно говоря, сегодня уже нет сил заниматься чем-то серьезным.

ИСИДОР. Это ты считаешь серьезным?

ДАВИД. А что ты считаешь серьезным?

ИСИДОР. Посмотри на себя в зеркало: где ты и где Венесуэла? Разве на это можно смотреть серьезно? Пиши.

ДАВИД. Нет, ну а что, в таком случае для тебя серьезное?

ИСИДОР. Прощальный пис.

ДАВИД. Химеры, которыми ты живешь последние двадцать лет? Ну, может, меньше. Если не сказать – всю жизнь.

ИСИДОР. Или уходи. У меня сегодня нет желания на ночные дискуссии. Пришел – садись, сделаем и катись. И чтобы твоей рожи мне больше не видеть.

ДАВИД. Тихо, тихо, успокойся. Сейчас он меня убьет. Ты убей меня и сразу решишь все мировые проблемы. Псих. Ты же псих. Я вообще не перестаю тебе удивляться.

ИСИДОР. Удивляйся себе. Заткнись и пиши. Писать ты еще не разучился?

ДАВИД. Ты меня поправишь.

ИСИДОР. «Май диер систе»

Давид пишет.

ДАВИД. Странно, что рука еще что-то помнит. ,

ИСИДОР. А почему ты пишешь «моя дорогая сестра»? У нее же есть имя. Или ты его уже забыл?

ДАВИД. Для того, чтобы написать просто «Рита», ты мне не нужен.

ИСИДОР. Пиши! «Ай уоз вери грейтфул…» (Заглядывает через плечо в то, что пишет Давид) Ты прекрасно мог бы обойтись без меня.

ДАВИД. К сожалению, в этой жизни без тебя у меня уже ничего не будет. В следующей я постараюсь с тобой не встречаться.

ИСИДОР. «Ай уоз вери грейтфулл ту риси-ив ио лэтэ…»

ДАВИД. Покажи.

ИСИДОР. Что тебе надо?

ДАВИД. Что там написано.

ИСИДОР. То, что ты написал.

ДАВИД По-моему, там было как-то иначе. Там было «Я был безумно рад»

ИСИДОР. Какая разница?

ДАВИД(заглянул) Вот, читай. «Безумно…».Ты уж, пожалуйста, не редактируй меня. Я не писатель – я хочу написать то, что я хочу. «Безумно», значит, безумно.

ИСИДОР. Так ты ее любишь?.

ДАВИД. Это не твое дело. Если ты не хочешь, не надо. Тебя никто не заставляет. Великих одолжений мне тоже не надо.

ИСИДОР. В твоих каракулях не так просто разобраться.

ДАВИД. Опять я виноват. Хорошо, давай я перепишу.

ИСИДОР. Уймись. Я не помню, как будет «безумно».

Молчание.

– Столько лет прошло! За это время можно было забыть не только язык, но и себя.

ДАВИД. Посмотри в словаре.

ИСИДОР. Словарь наши молодые отдали кому-то из своих друзей. Всё же только выноситься из дома – в дом пока ничего.

ДАВИД. Ты думаешь у нас не так же? Но сразу сказать ты не мог, да? Признаться, что ты в чем-то слаб… Эх, Исидор! (встает) Ладно, оставим на завтра. Леня утром принесет тебе словарь. Ты ему скажешь, когда зайти за письмом. (Отдает пакет) На!

ИСИДОР. Что это?

ДАВИД. Посмотри.

Исидор разворачивает – это книга.

ИСИДОР.(вертит) Ну и что я должен с этим делать?

ДАВИД. Я не знаю, что ты собирался делать с Жуковым. Можешь выбросить.

ИСИДОР. Ты это дАришь мне?

ДАВИД. Нет, дарю.

Молчание.

ИСИДОР. Обязательно он вначале должен вымотать душу.

ДАВИД. Это Я вымотал?!

ИСИДОР. Нет, ты. (Ставит книгу на полку. Взволнован, но старается скрыть это. Как, впрочем, и Давид. Оба не знают, как увернуться от охватившего их чувства) Ну-ну, спасибо. (Без особой нужды переставляет книги на полке)

ДАВИД. Так… (Засуетился) Пойду.

ИСИДОР. Сядь, что ты вскочил? Тебе идти две минуты.

ДАВИД. Сима будет волноваться. Ты своим остроумием ее напугал. И я тоже устал, целый день сегодня на ногах. (Двинулся к выходу. Прислушался) Плачет?

ИСИДОР. Они мне оба надоели.

ДАВИД. Чш-чш-чш. А ты им?

ИСИДОР. Пусть слышат. Сами они не очень деликатничают. И я пока у себя дома.
ДАВИД. Это тебЕ так кажется. .
ИСИДОР. Ладно, ты со своими проповедями… Лучше тогда иди. (Трет грудь)

ДАВИД. Что ты хватаешься?

ИСИДОР. Не чувствую.

ДАВИД. Это же хорошо. Иди ложись, я тебя провожу (Идут обратно) Может, вызвать «скорую»?

Исидор отмахнулся, вошел к себе в комнату.

– (Остается у порога, говорит в открытую дверь) Тебе что-нибудь принести? Подать?

Голос Исидор

– Ольга? (Обернулся) Нет, еще не вышла.

Голос Исидора.

– Насчет чего? (Смотрит на люстру). Насчет люстры? Конечно, могу. Хоть завтра. А что вдруг?

Голос Исидора.

– Спальню? Это труднее, но тоже можно. А на чем ты собираешься спать? Может, ты все-таки вначале поправишься, а потом…

Голос Исидора.

– Лично мне эти деньги не к спеху. Если ты кому-то еще должен… Но, я думаю, они тоже подождут.

Голос Исидора.

– Видишь: у тебя ни в чем нет середины. Ни в чем! Вот я начал говорить, ты перебил меня…

Голос Исидора.

– Не помню, но сейчас ты меня тоже перебиваешь. Смотри, какая получается картина … подумал после нашего разговора. У тебя был свой час. Не так, чтобы «Ах!»… ты же сам не станешь утверждать, что ты добился чего-то тако-о-ого!… что… Но молодец, молодец, было чему и кому позавидовать тебе. Так вот, то, что ты имел в этот час, я растянул на всю жизнь. И теперь ты мне скажи: что все-таки лучше?

Голос Исидора.

– А, ты считаешь вот так. Конечно, как ты еще можешь считать? А я считаю иначе. Только вся хитрость в том, что в данный момент… вот в данный, когда я – старый, брюхатый стою здесь у этого порога, а ты лежишь там… в этот момент мы одинаково правы. Потому что кто из нас прав не имеет не малейшего значения. Чего ты никак не хочешь понять. Лежи, завтра я позвоню перед работой. (Идет к выходу. Постучал в дверь ванной комнаты)

Выходит Ольга. На лице никаких следов недавнего спора, переживаний. Выходная косметика смыта, на лице крем, волосы перехвачены лентой – готова ко сну.

– Ты последи за ним. Он себя неважно чувствует.

Оба понемногу перемещаются к выходу.

– Вообще я с тобой хотел поговорить.

ОЛЬГА. О чем?

ДАВИД. Вашему сиятельству нужен предварительный перечень тем?

Возня в дверях. Оба замерли.

– Ну вот: у вас еще бурная жизнь, а он на меня накинулся.

Входит Петровна.

ПЕТРОВНА(довольна штурмом, смотрит на верхотуру двери) Сопротивляется еще, хе-хе-. А у меня совсем голова дырявая: так и пошла с ключом от ящика. Потом думаю: «Нет, надо вернуться. Когда еще приду». И погодка-а! Наверно, последние денечки. (Что-то бросает на тумбу_) Из ящика.

ДАВИД(быстро) Что это?

ПЕТРОВНА. А, ерунда. Новая книжка на квартплату. Теперь приятнее будет платить. (Ольге) А ты что ж, вернулась? Ну и правильно. А то Исидору совсем некем командовать, хе-хе-хе. Ну! (Уходит)

ДАВИД. Я тебе только могу сказать, что так нельзя.

ОЛЬГА. Как?

ДАВИД. Нельзя, нельзя. Ты прекрасно понимаешь, о чем я. То, что он это… (Безнадежно махнул рукой в сторону комнаты Исидора) Бог с ним. Но вы!… Ладно, Наум приедет, я ему втолкую, как жить.

ОЛЬГА Попробуйте

Давид уходит.

Ольга закрывает за ним дверь, – тоже посмотрела наверх, первый раз: что там? – поводила дверью туда-сюда. Включила свет в кухне, в коридоре, в ванной комнате, в столовой. Подошла к своей комнате, но вернулась. Стала у открытой двери в комнату Исидора.

Голос Исидора.

ОЛЬГА. Ничего, просто подошла. По поручению Давида Михайловича. Ничего не надо? Дверь закрыть?

Голос Исидора.

– Если что, я рядом. Спокойной ночи тогда? (Уходит к себе)

Какое-то время тихо. В обеих комнатах горит свет – у Исидора видно через открытую дверь, у Ольги – через матовое стекло в двери. Тишина.

Ольга у себя поискала музыку в радиоприемнике. Покашлял Исидор – надсадно, как заядлый курильщик. Перелистнул страницу.

Тихая музыка.

Ж Ж Ж

Сейчас я вижу, что все это происходит в 1969 году, хотя на самом деле какие-то эпизоды случались несколькими годами раньше, а какие-то реплики я услышу позже. Подобным несоответствиям есть лестное определение: творческая фантазия, но в данном случае я могу назвать более серьезную причину, почему один год «стянул» на себя все эпизоды. 1969 год стал последним для того, что называлось «наша семья». Наша семья перестала существовать как-то разом и, конечно, это не могло не наложиться на воспоминания вокруг 1969 года – правда, в пределах 5-6 лет до и одного года после.

Сам «1969 год» видится мне в тон всей обстановки: темная мебель, темные углы; подальше в более ранние годы родные образы и все вокруг них, в том числе и квартира снова высвечиваются спокойным солнечным светом – такое бывало в хорошие дни ранней осенью… что-то около двух

часов, дома никого нет, но я знаю, что скоро все соберутся. За «1969 годом» тоже все светло, но от того, что там пространство ничем не заполнено. Еще была какая-то жизнь и какие-то ее признаки могли считаться «нашей семьей», но уже через год в квартире вместо нас поселились чужие люди и на этом история «нашей семьи» обрывается.

Хотя говорят, что «мир быстро меняется», за последние пару десятков лет он не так уж изменился – во всяком случае, от меня сегодняшнего никакие мировые события не загораживают квартиру «нашей семьи 1969 года». В ней самой я тоже не вижу внешних признаков «1969 года» – того, что называют «приметами времени». И, думаю, не только из-за того, что события «личной жизни» поглотили все мое внимание. К 1969 году в мире произошли все основные события, которые еще могли удивить своей новизной, уникальностью. Мировая война, расщепление атома, фашизм, Хиросима, человек в космосе, искусственный белок, строение гена – в общем-то, «принципиальных» удивлений было не так много, как принято считать, в основном мы свидетельствуем их многочисленные вариации. В какой-то мере благодаря всем этим внешним обстоятельствам из «квартиры нашей семьи 1969 года» я вынес нечто такое, что мне кажется более существенным, чем «приметы времени» – например, чувство вины и долга перед родителями. Но опять это только слова, похожие на отговорку у подножья парашютной вышки. Доказывать надо действием. Я думал, что моим доказательством станет эта пьеса: долг я покрою самим написанием, а вину искуплю правдой. Но вот пьеса написана, а легче мне не стало. Никакими раскаяниями не улучшить прошлое. Теперь я пытаюсь вспомнить, что хорошего я успел сделать своим родителям тогда. Увы, ничего серьезного не вспоминается. Все мои знаки внимания были натянутыми. И не потому, что не хотел, тем более, не потому, что они не заслужили – такой у меня характер, Полина была права. Хорошо еще, иногда думаю я, что я легко называл своими родителями тех людей, с которыми прожил почти тридцать лет – свою тетку Евгению Самойловну и ее мужа Исидора, в сущности, чужого мне человека.

БРОД НАУМ ИЗАКОВИЧ,

nел. 4219475, 769-3135

e-mail: naum_brod@mtu-net.ru