1
Пьеро любил Коломбину.
Когда вечер занавешивал яркость дня голубой тюлевой тканью, все актеры бродячего балагана собирались у костра на окраине города. Чернобородый Бригелла брал на гитаре первый звонкий аккорд, и Коломбина начинала танцевать. Легкая, быстрая, с шальными огоньками в синих глазах, она мелко перебирала башмачками, и широкая шерстяная юбка из пестрых лоскутков порхала вокруг ее ног, обнажая на мгновение ее белые щиколотки.
Пьеро, как всегда, сидел чуть поодаль и любовался ею. В ней было столько жизни, она была по-настоящему прекрасна, и все мысли Пьеро были заняты только ею. «Дышать тобой, ходить с тобой под одним небом – это уже есть высшая награда!» – думал Пьеро и писал стихи. Грустные, красивые, полные романтического трагизма стихи о том, что Коломбина не любит его. А это действительно было так.
Коломбина не глядела на Пьеро.
В развязной позе на поваленном дереве сидел тот, кого она предпочла нежному и грустному Пьеро. Худой, смуглый, румяный, с воспаленными блестящими глазами, Арлекин не обладал ни привлекательной внешностью, ни приятным характером. Более того – он был некрасив и несносен.
-Танцуй, танцуй, Коломбина! – подзадоривал ее Арлекин, и она танцевала все быстрей и быстрей, лучезарно улыбаясь своему избраннику.
Арлекин тоже скалил свои желтоватые зубы, но Пьеро всегда казалось, что Арлекин так же несчастен, как и он сам. Было что-то трагическое в складке на лбу Арлекина, в его нервных, дерганых движениях, в его хриплом голосе, в нездоровом блеске его глаз. «Он тоже страдает, – думал Пьеро, невольно жалея своего соперника, который никогда не был добр к нему. – Коломбина ведь и его не любит. Прежде она была со Скарамушем, теперь вот с Арлекином… Она никого не любит. Милое, невинное создание! Она еще не ведает, что такое любовь».
-Э-эх, Коломбина! – прорычал вдруг Арлекин, рывком вскочил на ноги и бросился в пляс вместе с ней. – Э-эх, жить так жить, плясать так плясать! Да, Коломбина?
-Любить так любить! – задыхаясь от быстрого танца, придыханием ответила она.
-Тан-тан-тан-рррр-пам! – запевал Бригелла в экстазе, охватывавшем этого хмурого, неразговорчивого человека всякий раз, когда он брал в руки гитару.
Коломбина и Арлекин танцевали вокруг костра, и их длинные черные тени мелькали по поляне и по стволам деревьев, превращая привал бродячих актеров в какой-то дьявольский ритуал.
-Все грустишь, – сказал Скарамуш, сидевший неподалеку от Пьеро и, как всегда, слегка хмельной.
Пьеро вздохнул в ответ и наконец отвел глаза от танцующей Коломбины.
-Какой же ты, брат, глупый еще, черт побери, – усмехнулся Скарамуш. – Ничего в жизни не смыслишь. Послушал бы меня хоть раз. Больше тебя живу, многое знаю. Не стоит эта чертова девка, чтобы ты так убивался по ней.
-Ты не понимаешь, Скарамуш, – печально протянул Пьеро. – Я люблю ее, только ее.
-Это ты сам все выдумал. Она обычная потаскушка.
Пьеро вспыхнул.
-Это неправда!
Скарамуш лениво потянулся и заблестел глазами.
-Правда-правда, дорогуша поэт. Сначала со мной тискалась, потом вот – видишь? – к Арлекину ушла. Скоро до Бригеллы доберется, – он хрипло засмеялся.
Пьеро привык к тому, что друзья посмеиваются над ним, но такого он еще от Скарамуша не слышал.
-Ты несправедлив к ней, – только и сумел выговорить он.
-Как знать. Может, ты и прав. Только все равно ты зря о ней мечтаешь. Поиграет и бросит, держу пари.
Пьеро было невыносимо слушать захмелевшего Скарамуша, и он отвернулся от него. В глазах Пьеро стояли слезы.
2
Свежей октябрьской ночью, лежа на расстеленном на голой земле покрывале, Пьеро долго не мог уснуть. Справа от него лежал Бригелла, слева – Скарамуш, чуть поодаль – Арлекин.
Повозка, такая яркая, пестрая днем, в ночи казалась мрачным черным сараем. Но не для восторженного взгляда Пьеро: ведь там была Коломбина. Она всегда спала в повозке, в то время как остальные актеры располагались снаружи на покрывалах. Ее образ – светлый, яркий – словно освещал повозку изнутри, и Пьеро казалось, что она ангел – добрый, по-детски наивный, оклеветанный ангел.
«Сколько я уже люблю ее? – думал Пьеро, снова и снова представляя ее красивое лицо с выразительными синими глазами. – Всего полтора года. А кажется, будто всю вечность. Подумать только: когда-то я жил без нее! Это почти невероятно. Она сама еще не знает об этом, но мы с ней тесно связаны, мы – одно целое. Не зря же она не покидает моих мыслей, не зря же я столько стихов посвятил ей. Веселая ли, холодная ли, жестокая ли – она любая дорога мне. Что бы она ни сделала, что бы ни сказала, она никогда не очернит себя в моих глазах. Для меня, ее вечного раба, она всегда останется светом в конце тонелля, единственной отрадой в этом бренном мире, в этой повседневной рутине, в этой гнетущей серости бытия… Да и, в конце концов, что может быть в жизни, кроме любви?»
На этом поток его мыслей прервался, и Пьеро беспокойно прислушался к звенящей тишине, в которой ему вдруг отчетливо почудились нервные всхлипывания, словно кто-то пытался унять рыдания.
«Это Коломбина плачет!» – первое, что мелькнуло в сознании Пьеро.
Вскочить, броситься к ней, помочь, защитить, успокоить!
«Но нет, она же в повозке, а звуки так близко».
Пьеро привстал на локте. Рыдания на мгновенье прекратились. Все еще ничего не понимая, Пьеро обвел недоуменным взглядом лежащих подле него актеров.
Арлекин тоже не спал и ворочался в постели.
«Неужели это плакал Арлекин, – не веря своим глазам и ушам, подумал Пьеро. – Неужели он так страдает из-за Коломбины? О, как я был неправ, когда думал, что у него нет сердца!»
Пьеро хотел было подойти и успокоить Арлекина, но побоялся, что это будет некстати. Ведь, так или иначе, они были своего рода соперниками, и Арлекин никогда не скрывал, что ненавидит Пьеро.
3
Пьеро проснулся на заре, но на поляне не оказалось никого: ни Коломбины, ни Арлекина, ни Скарамуша, ни даже Бригеллы, который обычно никуда не уходил от повозки.
Холодный ветер свистел в голых деревьях, гнал по земле цветные листья, похожие на стайки пестрых птиц. Посреди поляны одиноко чернело кострище, напоминая о вчерашнем танце Коломбины и Арлекина. К повозке, к которой с дыханием утра вернулись утраченные краски, была прислонена гитара Бригеллы.
Все было, как прежде.
«Может, мне только приснилось, что Арлекин плакал?» – подумал Пьеро.
Он встал и снова рассеянно обвел глазами поляну.
В этот самый момент позади послышались быстрые хрустящие шаги, Пьеро обернулся, и ему в лицо плеснулся тревожный взгляд Скарамуша.
-Что стряслось? – испуганно спросил Пьеро.
-Арлекин повесился, – коротко бросил Скарамуш…
Пока они молча шли по хрустящей осенней листве к месту, где случилась эта трагедия, Пьеро не оставляла навязчивая мысль: «Значит, Арлекин сделал то, что так хотел и так боялся сделать я. Я тоже хотел умереть из-за нее. Мы оба знали, что она достойна этой жертвы. Ах, Коломбина, Коломбина, что же ты сделала с нами!». Он молчал, плакал от жалости и страха и думал, думал, думал… его мысли уже начали обретать поэтическую форму и сами собой сложились в рифмованные строки очередного грустного, на этот раз даже слишком грустного стихотворения.
Ветер кидал черный плащ Скарамуша то вправо, то влево.
-Скарамуш, – вдруг сказал Пьеро тихо и почти жалобно. – Ведь он сделал это из-за нее?
-Из-за кого – из-за нее? – не поворачиваясь, спросил Скарамуш.
-Из-за Коломбины…
Скарамуш остановился. Усмешка некрасивым образом искривила его черты.
-Так ты думаешь, это он из-за девки полез в петлю?
-Разве… нет?
-Он был неизлечимо болен. Он умирал, ты разве не знал этого? Он боялся ожидания смерти. Я знал его. Он был совсем не таким смелым, каким казался.
Пьеро не ответил и побледнел еще сильнее прежнего. Больше никто из них двоих не проронил ни слова, и оба молча слушали хруст листьев под ногами и свист ветра в осинах.
Когда Арлекина вынимали из петли, Коломбина стояла неподалеку, прислонившись щекой к шершавому стволу дерева. Она не смотрела на мертвого любовника, и ее глаза были печальными и одинокими, как последние синие цветы в заснеженной долине.
А вечером все они, уже без Арлекина, вновь собрались вокруг костра, и Коломбина плясала и пела, как прежде. Отчаянно, с болезненным надрывом кричала гитара Бригеллы. Кружилась пестрая юбка, развевались черными змеями волосы, задорно и пронзительно звучал девичий смех.
-Тррррран-тан-тан-рррр-пам-пам-пам! – яростно звенел голос Бригеллы.
Коломбина смеялась.
Пьеро не глядел на нее.
