Вячеслав Панин. Пиратская копия моей жизни (рассказ)


Неизвестным я стал давно, ещё до этой премии. А когда прием начался, я в этом окончательно убедился. В мою честь тосты, а я стою в стороне. Никто из пришедших не узнает меня. Но меня это устраивает и не сильно беспокоит.

Беспокоит другое. Сестра купила себе фарфоровое платье. Громоздкое, хрупкое и чудовищно пошлое. С какими-то глянцевыми цветами, вздутыми на поверхности и окрашенными в синий цвет. Она, конечно, думала что это «гжэль», но когда я спросил, недоуменно хмыкнула. Я понял, что о гжэле она «слыхом не слыхивала, видом не видывала». В этом фарфоре она заявилась на прием.

Я все время боялся, что она заденет подолом за какой – нибудь  шкаф и разобьет платье. Случилось еще более ужасное, она зацепилась за кресло герцогини и снесла ее вместе с креслом на пол. От растерянности сестра ахнула, хлопнула себя ладонями по плечам и попала прямо по застежкам. Понятно, застежки сработали, платье грохнулось о паркет и вдребезги разлетелось. Моя сестра осталась стоять посреди салона в одних хрустальных трусиках и бюстгалтере из тончайшего каррарского мрамора. В общем возгласе коронованной толпы прозвучали растерянность, удивление, восхищение и зависть. Возмущение графини потонуло в этом огромном как людская память вздохе. Думаю, об этом событии при дворе помнят до сих пор, еще и потому, что моя сестра не покинула немедленно бала, а продолжала принимать ухаживания кавалеров, количество коих вокруг нее мгновенно возросло. Каждый из ухажеров стремился просунутся сквозь толпу поближе к сестре, протягивая ей осколочек ее платья. Она со смехом собирала эти кусочки и восклицала: не все сразу, господа, не все сразу.

-мы не господа, мы холопы ваши, с надеждой воскликнул кто-то.

Так началось крепостное право. И хотя в 1861 году оно было отменено указом государя императора Феодора Теофилыча Великолепного, оно существует до сих пор.  В тех или иных формах оно проявляется во взглядах, намеках, стремлениях и очевидных словах о свободе, равенстве и братстве.

Как незамедлительно тускло свет от свечи об оконное стекло и бабочка бьется о край ледяного окна с незбываемой надеждой на вечное спасение. Бог не думает о бабочках. У Него людей вон шесть миллиардов и каждому надо воздать по заслугам.  Господи как ты суетлив, Господи, в своих стремлениях наказать каждого. Но Вечное спасение грядет. Спасутся все, и даже Господь Бог собственной персоной. «Во имя овса и сена и свиного уха! Алюминь!» (цитата)

Но это так к слову, а вот что касаемо сестры моей, то она стала блядью. Эдакой утончённой штучкой с кучей претензий и бессмысленными планами на будущее. Будущее так и не наступило. Она жива до сих пор, хотя прошло уже полтора столетия. Живет она там же, живет она также. Хотя ухажеров и поубавилось. Ходит один самый настойчивый в изумрудно белом фраке, так некогда черный фрак выцвел.

Когда выборы прошли, мы все онемели потому, что отдали свои голоса одному, который нашими же голосами, от нашего же имени стал нести такую околесицу, на какую он не мог решиться в период самих выборов. Нам оставалось только широко открывать наши немые рты в тщетных попытках произнести хоть слово. Всенародно Избранный тут же нашими голосами стал кричать:

– Я должен накормить мой народ!

-Смотрите, как Народ широко открывает Рот!!

-Мой народ хочет есть!!!

-Я положу жизнь на то, чтобы накормить мой Народ!!!!

-Целиком и Полностью!!!!!

-Мыникомунеотдадимнипядинашейземли!!!!!!

Сестра и с ним переспала. Правда, только два раза, но и этого хватило, чтобы стать герцогиней. Это теперь игра такая – все дворники в дворяне подались. Естественно, метлы побросали.

На бесхозные метлы сразу ведьмы слетелись. Тут моя сестра заметалась – и на метле хочется и дворянкой неплохо. Туда – сюда, но герцогиней все-таки, решила, выгоднее. Оставшиеся от ведьм метлы узбеки подобрали. По дворам бесхозным разошлись. Глядишь, новое дворянское сословие вырастет.

И тут же налетели сраные оборотни. Эта порода оборотней перед тем, как обратится в животное обсерается. Их поэтому и вычислить трудно, что каждый раз экскременты разные. Все зависит от того, в кого оборотень обращается. Сами понимаете, говно, ведь, оно разное. Пойди, найди кто? Вроде как овечка пробежала, а на самом деле, оборотень насрал. Но об этом даже говорить не хочется. Вернемся к тому случаю, о котором я еще не рассказывал.

Алые паруса. От Асоль пахнет вяленой рыбой. А принц сидит в портовом кабаке и рассказывает пьяным морякам о своих похождениях. Понятно, что паруса он за собой по всем портам таскает. Там развернет, там растянет.

Не дорого так-то каждый раз?- спрашивают.

А чего дорого? Запас карман не рвет. А с парусами красиво!

Читайте журнал «Новая Литература»

Моя сестра вздыхает: Меня он тоже парусами очаровал.

-И ты, старая блядь, туда же.

-Я тогда молоденькая была. И звали меня Асоль. Как он меня любил.

-А Буратино тебя не любил?

-Это когда я Мальвиной была?

-Это когда тебя пудель трахал – заржали моряки.

-Подонки! Подонки! Она бросилась на них с кулаками. Утирая слезы, выскочила из кабака: Я герцогиня! Скоты!

Скоты, смеясь, налили еще по одной и одним махом опрокинули пойло в глотки.

Поскольку их было семеро за столом, я вернулся в кабак с семью перчатками. Швырнул перчатки на стол.

-Продаешь?-спросили.

-Вызываю,- уточнил я.

Но дуэль не состоялась по причине того, что на некоторых перчатках были неправильно застрочены швы на указательных пальцах.

Судья спросил: Вы специально взяли бракованные перчатки?

Я попытался доказать, но присяжные  вынесли решение: Виновен.

И вот тут ко мне пришла известность. Пресса, телевидение, гопронолы и скруны. Интервью, длящиеся по 26 часов в сутки. Журналисты хабалили вокруг меня, как рыбы прилипалы вокруг акул. Им было чем поживиться.

НУ, ВО- ПЕРВЫХ, мое происхождение. Во всех анкетах я указывал, что произошел я из старинного рода крепостных дворян. Случилось следующим образом: мой прапрапрадед женился на крестьянке и дочь от этого брака, моя прапрабабушка, выйдя замуж за крепостного, автоматически тоже стала крепостной, но при этом не утратила дворянства. Бюрократический казус царской бюрократической машины.

Интересно, а когда не было техники на земле, наверное, говорили не «бюрократическая машина», а «бюрократическая телега». Применительно к прошлому это точнее.

Итак, бюрократический казус царской «бюрократической телеги». Предки мои вымерли, а я остался числиться крепостным дворянином. И в паспорте, где некогда указывали национальность, у меня всегда писали «крепостной дворянин». В юности я попытался вывести слово крепостной, чтобы осталось только «дворянин», но меня разоблачили и приговорили к одному году условно с отбыванием срока после отмены крепостного права. Это приплюсовали к сроку по делу о дуэли. Семь перчаток, семь лет, плюс год условно и того восемь, обвестил судья:

-Приговор привести в исполнение!

Колония, в которую я попал, была английской. Сплошные сэры. «Сэр, я прошу прощения, позвольте вам ебнуть в глаз?»

Так прошла «прописка». Когда освоился в колонии, я  начал освободительную борьбу.

-Свободу Анжеле Дэвис!- громко повторяли за парторгами на митингах все советские люди. Наш лозунг был проще – Нет английскому колониализму. Но чефирили только индийским чаем. Ведь мы ж английская колония. Дважды приезжал Джавахарлал Неру. По этому поводу шутку пустили: ты Нюру джавахарлал?

-И не раз.

В честь очередноголетия нашей английской колонии устроили праздничный массовый театрализованный расстрел. Расстрелом командовал седой Сидх, ужасно коверкающий англорусский словарь. После расстрела был торжественный обед. На почетном месте сидели Сидх и расстрелянные.

А ВО ВТОРЫХ,  «Купание красного коня». Если бы конь был синим, то какого бы тогда цвета была трава? Красного? А вообще представьте себе табун радужных лошадей, несущихся по раскаленному полю. Из-под копыт пыль по полю летит, на дворе трава, на траве дрова. Таким образом, мы опять вернулись к моему дворянскому происхождению. Вторая версия того, как мы стали крепостными дворянами, гласит:- Мои предки во всех войнах оборонялись не сходя с крепостных стен. Поэтому, как вы сами догадываетесь, нас и стали называть «крепостными» дворянами.

Но эта блядь все испортила. Она тоже дала интервью. Да в какой еще изощренной манере. Дескать, мы бы могли соответствовать, но несоответствие между нами соответствует мнению тех сторон, кои не участвуют в самом процессе индексирования способностей тех особей, какими являются соответствующие к моменту приобретения культурных ценностей в лепрозитарии. Она, сучка, хоть сама то понимала, что мелет? Но выглядела герцогиней, гадость. Умела баки забить. Это все и решило. Её избрали в попечительский совет. И не просто избрали, а назначили краудсорсером проекта Развития конкуренции и совершенствования антимонопольной политики.

Куриные мозги называют себя венцом творения, а куриные мозги хороши с зеленым горошком. А этот горошек возомнил себя разумом. Разум – это ответ безумию.

Тогда что такое разум зеленого горошка? Это разум овоща, разум бобового шарика, разум растительно- вегетарианский. Впрочем, хищный разум – это кусок мяса в черепе, который изобретает наскальную шутку и тупым каменным рубилом вырубает очередную свою великую Глупость в назидание дуракам-потомкам.

Соус, под которым готовят чей-то Мозг, всегда имеет привкус глупости, радостной глупости с оттенком отечественного оптимизма и с мелконарезаными дольками патриотического восторга. Кушанье на любой вкус. Маринад идеологии придает остроту пище. Впрочем, Родина под маринадом – это блюдо изучают во всех кулинарных техникумах.

Я занялся дрессировкой арбузов. Занятие глупое и бесперспективное, но мало ли таких занятий у человечества. И почему не дрессировка арбузов? Животных ведь дрессируют, а чем овощи хуже? Тем более, что арбузы и не овощи вообще, а ягодные культуры. Без особого успеха я катал арбузы по полу и взмахивал хлыстом.  Через некоторое время я стал замечать, что цвет темных полос на арбузах периодически совпадает с размеренными ударами хлыста. Это был уже, хоть маленький, но успех. Я стал чаще хлопать бичом и полосы на арбузах в ритм этих ударов стали чаще совпадать по цвету. А совпадение по цвету, как вы знаете, это первая заповедь педагогики. Некоторые говорят, что это обыкновенная овощная дрессура, но я уверен в обратном. Дидактические совпадения полос не простая случайность. С моих арбузов началась Великая Эволюция овощей.

Я не сторонник преувеличивать свои достижения, но это был явный успех. Правда, эта сучка, новоявленная краудсорсерша, когда я пришел к ней за щепоткой сухой воды для кормления овощей, сказала, что я занимаюсь ерундой. Еще никому не удалось приручить овощи. Идиотка, на нее действовал Маринад. Её мозг питался мыслями о благополучии, не задумываясь, что это благополучие зиждется только на креативном состоянии реальности. Что это такое, я думаю, вам объяснять не надо.

Арбузы стали худеть. Я был в отчаянии. Я думал, что мой эксперимент не удался. Но каково же было мое удивление, когда я заметил, что наиболее худые арбузы стали активнее, нежели их упитанные собратья. И тут я сделал открытие – овощная эволюция обратно пропорциональна животной. Выживает не самая сильная особь, а самая невзрачная и маломощная в силу того, что наилучшим вкусом обладают сильные особи. Они то и идут в пищу, а выживают слабые. Я вывел Закон обратной эволюционной пропорциональности.

С этого дня жизнь моя наполнилась необычайным смыслом. По прошествии некоторого времени я начал понимать язык планктона, а затем и ламинарий. Креветки шептали мне о необходимости вселенского воспитания и всеобщего музыкально-овощного образования. Яблоки верили в мой успех и помогали мне, обучая арбузы теории вращения. Основной стиль они преподавали маленьким недозрелым бутонам, а старым особям читали лекции о перемещении в пространстве, имея ввиду обязательное погружение в проблему тех, которые еще не имели доступа к аграрной информации.. Многие скептически относились к этому факту, пренебрежительно замечая, что, мол, фрукты понимают в овощных проблемах?

Но тут обозначился половой аспект эволюционной проблемы. Арбузы самцы внешне ничем  не отличались от арбузов самок. Эти самки требовали половых привилегий, но при этом ничем не выделяли себя из общего эволюционного вида. Этим зачастую стали пользоваться самцы. Некоторым из них даже удалось получить декретный отпуск.

Время текло незаметно, арбузы менялись на глазах, а особенности  процессуальной эволюционной эпопеи я стал описывать на отдельном файле в силу того, что некоторые эпизоды моего жизнеописания были в точности не похожи на ту жизнь, которую я собирался себе обустроить, но из-за этой бляди, так и не удосужился этим заняться. И тут случилось то, что должно было бы перевернуть в корне все мое существование. Одна арбузиха… Вы понимаете, куда я клоню? Можно ли так говорить об арбузах, я не знаю, но то, что происходило, в значительной степени напоминало поведение влюбленной женщины. Арбузиха терлась о мои ноги, и когда я брал ее в руки, все ее шарообразное тело начинало гудеть гулкой внутренней пустотой. Я гладил ее по крутым зеленым бокам  и любовался ее блестящими способностями полосообразования. Я долго присматривался к ее формам и однажды решился, взял нож и сделал небольшой треугольный разрез на ее округлом теле. Это было так волнующе. Я обмакнул два пальца в образовавшееся отверстие и облизал их. Из треугольника стекала тонкая струйка сладкого арбузного сока. Я слизнул струйку. И почти обезумев, воткнул нож в арбузную плоть по самую рукоять. Я наслаждался этой яркой красной  плотью, я с восторгом захлебывался сладчайшим арбузным соком, я допивал его из полукруглых зеленых корок и липкими пальцами выковыривал из мякоти черные скользкие арбузные семечки. Процесс еды доставлял мне почти сексуальное наслаждение. Сестра застала меня за этим занятием. Она взвизгнула:- Вегетофил! Ты зачем совал в эту арбузиху свой мерзкий стручок?!

-Я ничего не совал, идиотка!

-Ты овошной извращенец!

-Дура, арбузы ягоды, а не овощи! Я-го-ды!

-Мне плевать, кто они.

-Я их дрессирую!

-Ты сношаешься с ними!

-Да, ты….-задохнулся я.

-Мне не нужны племянники-овощи!

-Дура, арбуз-ягода.

-Так это еще оказывается и не арбузиха, а арбуз? Оказывается ты еще и вегетораст? Ха-ха-ха!

Я понял, так больше нельзя. Я должен что-то сделать, это же моя сестра. Я должен сделать что-то для своей сестры. Я вернусь в то время, когда она была девочкой и сделаю всё, чтобы она не стала тем, кем она стала. Я сделаю для нее все. Я заплакал, так мне показалось это красивым. И жалость к самому себе, благородная жалость, так умилила меня. Я уже видел, как я веду сестренку за руку на занятия музыкой, потом на танцы, потом в кружок рисования и она белокурая маленькая девочка целует меня и шепчет: спасибо тебе братик за мое счастливое детство. И тут же у меня вырастают усы как у Иосифа Виссарионовича. Я держу в левой руке трубку и думаю о судьбах народов Советского Союза.

Я стою у карты ГОЭРЛО и думаю, думаю, думаю и думаю. Придумал. Нужно сделать машину времени и вернуться в детство моей сестры. Для этого нужно сто метров медной проволоки. пучок укропа, два ноутбука и семена конопли. Коноплю надо варить, остальное пригодится. Сварил. Сразу же оказался в прошлом.

Оттуда вернулся быстро. Я лежал на спине. У меня на плече покоилась голова моей сестры. Я похолодел от ужаса. Неужели инцест? Что же я такое натворил там, в прошлом, если все закончилось здесь в настоящем банальным инцестом. Откинув одеяло, я понял, что все в порядке. Сестра спала в бронированных трусиках и в бюстгалтере с двумя воронеными стволами вместо сосков. Калибр стволов внушал уважение.

Сестра открыла глаза и угрожающе прошипела: Лежать еще десять минут. Я повиновался. Через десять минут  нежно и пошло забулькал будильник. Я дернулся вставать. Сестра рявкнула: -после меня! Шкаф завизжал немазаными петлями. Сестра буркнула: -смажь сегодня. Я угукнул. Сестра всунулась в платье, с грохотом захлопнула его, а затем маленькой автогенной горелкой прямо на себе заварила застежки. Громко хлопнула за собой дверью.

Что это было?- спросил я себя. Начал напряженно вспоминать, что произошло со мной в прошлом. Прошлое было темно и неясно. Сначала появилось какое-то кресло, в котором сидел пристегнутый к нему молодой мужчина. Потом какая-то старуха. Я увидел скандал еще одного мужчины с немолодой уже женщиной. Но звук был как-будто выключен. Постепенно ко мне возвращалось понимание происходящего. Сначала отдельные звуки. Старушечий голос сипел: Урою, подонка! Затем мужской фальцет: Я требую, я требую. Затем все исчезло. Что же произошло? – подумал я снова.

И вдруг где-то за ухом рявкнул мужской голос: Долго ещё?

Женский в ответ досадливо отмахнулся: Подожди. Она уже идёт.

В комнату вползает четырехсотлетняя старуха, а точнее старух, некое неопределенного пола существо. На голове кайзеровская каска. Одето существо в шинель английского образца времен первой мировой войны. В скрюченной руке клюка.

-Мама, скорее. Мы ждём.

Значит это старуха. Она медленно надвигается на стол. Мой отец с отвращением смотрит на тёщу. Неужели это мой отец? Да это мой отец. А вон я под столом. Бабушка приближается. Это чудовище моя бабушка. Отец смотрит. Старуха надвигается. Помоги маме – говорит моя мать. Да, это моя мать. Отец встаёт и отодвигает стул. Чудовище усаживается.

Моя мама накладывает своей маме кашу. Они молча начинают есть. Мама, что-то вспомнив, выскакивает на кухню. Отец быстро подскакивает к тёще и макает её лицом в тарелку.

Ты у меня старая сволочь ещё умоешься! – быстро садится на своё место и продолжает есть. Я гляжу из-под стола. Это очень увлекательно смотреть, как мама оттирает бабушке лицо от каши.

Мама! Опять! Мама! Что с тобой , мама? Скажи хоть что-нибудь. Мама! Ну, что это, господи!

Отец подмигивает мне. Я понимаю, что это какая-то взрослая игра, но не понимаю, в чем ее суть.

Отец взрывается:- Я уже больше не могу! В конце концов, сколько можно?!

-Тише, не кричи! Ты же видишь?…

-Я вижу! Я всё вижу! Чёрт возьми, когда кончится это свинство?!

Стоит мне сесть за стол, она сразу мордой в тарелку.

Отец опять подмигивает мне. Мне интересно. Это же игра.

Всё! Я сыт по горло!- кричит он, швыряет ложку и идет к выходу.

-Прекрати швырять ложки!

-Я не швыряю!

-Не ори на меня!.

(кричит) Сама не ори!

(кричит) Сам не ори!

(кричит) Я не ору!

(кричит) Орёшь!

(кричит) Тварь!

(кричит) Палач!

Я – СИП!

Ты палач!

Я СИП. Содействующий Исполнению Правосудия. Я не палач. Приговорённые сами себя казнят. Я только способствую. Я способствую исполнению правосудия. Это ответственно и почётно. Я санитар общества. Я очищаю его, это общество, от всякой нечисти.

-Ты палач!

– Палачами были твои родители! (показывает на старуху) Вот он результат!

-Какой результат?!

-А я не палач! Я только содействую исполнению приговора. Поняла?! Со-дейст-вую!

-Ага! Знаю я, как ты содействуешь.

-Ты на что намекаешь?!

-Я не намекаю, но если бы не мама, ты бы не сидел на этом тёплом местечке!

-Ах, вот оно как? Теперь уже тёплое местечко? А только что ты орала – палач!

-(кричит) Я не орала!

Отец, показывая на старуху, которая ловит ртом воздух: Смотри, что с ней?

Мать бросается к бабушке: Мама! Что с тобой?! Тебе плохо?!

Старуха хрипит: Я его урою!

-Это чудо, мама заговорила!

Я описался. Причем произошло что-то невероятное. Когда я начал писать, я был еще в прошлом маленьким мальчиком, а заканчивал этот процесс уже в настоящем, стоя посреди большого зала в окружении других членов парламента. Естественно, все сделали вид, что ничего не произошло. Люди воспитанные. И только сестра, когда мы пришли домой, верещала: Как ты мог? Как ты мог? Ты опозорил меня Ссать посреди парламента.

Срезала автогеном застежки и грохнула платьем об пол. Я обомлел! Она была без нижнего белья. Я снова сварил коноплю.

 

На электрическом стуле сидел приговоренный. Отец суетился вокруг него, прикрепляя на голове шлем с электродами и проверяя захваты рук. Проверив все, он начал красить приговоренному красной краской правую руку.

– Что это?-спросил тот.

-Так надо,- отмахнулся отец,- Положено так.

– Но зачем? – недуомевал приговоренный.

-В общем незачем, но так положено,- продолжал отмахиваться отец,- Но вы не отвлекайтесь, вы слушайте.

-Я слушаю.

-Улавливаете мысль?-продолжал отец,- Изящество её, этой мысли, как любое формообразование, рождается не из возможности к самовыражению, и не из способности к самоутверждению, а из столкновения этих двух взаимоутверждающих субстанций. Говорящий верит в понимание, и поэтому форма его речи приобретает ту окраску, какую в состоянии воспринять окружающие его слушатели.

Что-то я не очень понимаю.-подумал я.

А тебе и нечего понимать,-обернулся ко мне отец,-тебя не касается. И не лезь, когда я со старшими разговариваю,- и продолжил для приговоренного:Вы следите, следите за развитием моей мысли.

-Да, хорошо. Я слежу,- кивнул тот.

-Так вот, окружающие воспринимают эту речь, расшифровывая фонемы говорящего, окунаются в глубину высказываемых суждений, или скользят по поверхности мысли, схватывая своим голодным мозгом ту информацию, которой возможно и нет в суждении, но которая подразумевается уже самим фактом произнесения речи. Понимаете?  Речь – это таинство. Это искусство. И словоблудие, как процесс, скорее напоминает любовь продажных женщин, нежели совокупление двух любящих друг друга тел. Зачатие мысли в чужом мозгу… следите, в чужом мозгу,- вот та цель, которой служат все говорящие. Я говорю! Я Бог! Я говорящий Бог, сеющий разумное, доброе, вечное! Но сам Разум несовершенен, и поэтому все мои идеи искажаются и гибнут в тот самый момент, когда моё просветлённое слово будит паству к деяниям! Но деяния паствы, увы, оставляют желать лучшего. Паства глупа, жадна и слишком здравомысляща, чтобы поступить вопреки беззаконию. Её закон – утробные желания, жажда жратвы и похоти, приводящие к чудовищным преступлениям, которые общество призвало меня исправлять.  Но тут я не Бог. Лишь Господь способен простить. Мы же люди. Несовершенные создания. И поэтому мы неправомочны прощать. Мы лишь способствуем искуплению своими несовершенными средствами. Мы помогаем вам уйти к Богу. И он вас простит. Он простит вам всё! Жмите кнопку.

Приговоренный отшатнулся: Какую кнопку?

-Я что, вам не объяснил?

-Нет.

-Прошу прощения. Я сейчас объясню. Вы приговорённый. В любом случае вы человек, судьбу которого предопределил суд. И вам не избежать судьбы, уготованной вам Обществом. Мы все находимся под пристальным оком Общества. Недаром мы все получаем при рождении жизненный план, по которому и живём свою жизнь. Жизненный план – это основа основ любого современного, гуманного Общества. Но всё предусмотреть нельзя. Вы оступились, вы отошли от вашего жизненного плана, вы нарушили его. Тем самым, посягнув на святая святых совершенного разумного Общества.  Вы  посягнули на самоё основы Общества, на его фундамент…

-Я не спрашиваю вас, что вы нарушили? Во-первых, это не корректно, а во вторых, меня это не касается. Я СИП. Содействующий Исполнению Правосудия. И не моё дело обсуждать решения Общества. Но, как вы понимаете, гуманное общество не может позволить себе насилия, не может убивать себе подобных. Оно гуманно. Но вы спросите, а как же правосудие?

Приговоренный кивнул в знак согласия.

-В этом всё совершенство нашего гуманизма. Общество не может убивать, но и не может оставить преступление безнаказным. Неотвратимость наказания – девиз гуманизма.

-Я думал – справедливость наказания,- возразил приговоренный.

-Не отвлекайтесь,- оборвал его отец,- В неотвратимости сосредоточена справедливость. И вот наказание настигает правонарушителя. Но как? Общество не убивает. Общество лишь определяет степень вины правонарушителя. А правонарушитель, как сознательный член гуманного Общества сам приводит приговор в исполнение. Сам наказывает себя, чтобы избавить гуманное Общество от негуманных поступков. В этом шедевр нашей юриспруденции.

-Потрясающая демагогия.

-Да вы правы, это потрясает. Сам принцип гуманистического самоотречения  есть основополагающий механизм нашего правосудия! Но мы не Боги. Я смертен, как и вы. И у нас с вами нет выбора, мы обречены. Поэтому, в сущности, разговор идёт не о самом факте смерти, а о времени. Ведь не будете же вы утверждать, что вы бессмертны? А? Не будете?

 

В окне я заметил яркую сверкающую рекламу: ГОРЯЧИЙ ВОЗДУХ ДЛЯ РЕЗИНОВЫХ ЖЕНЩИН. ЗАПРАВЬТЕСЬ У НАС, И ВЫ ПОЛУЧИТЕ ГОРЯЧУЮ ЖЕНЩИНУ НА ВСЮ НОЧЬ.

 

…что вы бессмертны? А? Не будете?

-Разумеется, не буду.

-Тогда в чём дело? Жмите кнопку и избавьте Общество от насилия над вами.

-Но…

-Без всяких «но». Или вы бессмертны?

-Нет, но…

-Ведь придёт время, и вы все равно умрёте.

-Пусть оно придёт позже.

-Вы верите во Время, и не верите в Бога?

-Бог милостив.

-Жми кнопку, сволочь!

-Не буду!

-Сука! – произнес отец, отирая пот. Успокоившись, извинился: Простите меня. Я же говорил, что я не господь Бог. Не сдержался, простите.

Они продолжали о чем-то говорить, но я уже их не слышал. Я мысленно погрузился в свои мечты. Я часто мечтал, и картина эта постоянно вставала перед моим внутренним взором. Я представлял себя в военной форме, сидящим за столом в собственном кабинете в генеральном штабе математических войск. Я – полковник математики внимательно изучаю список черепашьих панцирей, который получил накануне. Список изложен лаконично, но подробно, как и полагается излагать донесение с поля боя. Черепахи вымирали, и мы обязаны был помочь этим несчастным своим военным искусством. Убивать себе подобных было негуманно, поэтому список черепашьих панцирей рос как на дрожжах. Последней в списке была розовая черепаха, автор новой военной математической формы, которая уже красовалась на моих плечах в виде золотых интегралов в петлицах и полковничьих прорезей на погонах для опускания математических донесений. Я периодически с удовольствием косился то на одно, то на другое плечо, удовлетворённо хмыкал и опять возвращался к черепашьему списку. Я  думал про себя:

«…разумеется, животные. Несмотря на этих умников, что утверждают будто бы черепахи головоногие растения, я уверен, что, даже имея панцирь, они животные, и заслуживают уважения!»

Умножив количество голов в списке, я очень огорчился тем, что цветок в четвёртой строке на боку пятой черепахи не превратился в два цветка, как подсказывает математическая логика, а поменял цвет на обратный и сменил подпись под изображением. Подпись стала длинной, и этим своим свойством напомнила сослагательный дифференциал пятой степени родительного падежа.

 

Я очнулся. Отец продолжал вдалбливать упрямому приговоренному.

-Но я не хочу умирать.

-Общество не так жестоко, как вы о нём думаете. Оно оставляет шанс даже таким отпетым преступникам, как вы.

-Какой шанс?

-Напряжение в цепи флуктуирует, то, повышаясь, то понижаясь. И многие из приговорённых ушли отсюда целые и невредимые, нажав кнопку в тот момент, когда напряжение в цепи упало до нуля.

-А что были и такие случаи?

-Сплошь и рядом. В основном такие и были.

-Вы мне не… вы не вводите меня в заблуждение?

-Какой мне смысл? Я только лишь содействую исполнению правосудия. И не было человека в этом кресле, который не нажал бы этой кнопки. Поверьте мне, я здесь уже двадцать лет. Повторяйте за мной. Успокойтесь. Закройте глаза, положите палец на кнопку и повторяйте за мной.

-А напряжение скачет?

-Да!-сказал я,- И если сейчас оно на нуле, то вы теряете свой шанс.

А почему это сказал я, а не тот…как он себя называл? СИП. Если сказал я, то значит СИП – я? Но тогда кто тот мальчик под столом? И где сестра? Или я не в прошлом? Я совсем запутался. Лег спать. Опять проснулся с сестрой в одной постели.

Повторяй! Повторяй скорее за мной,- наклонившись надо мной голосом отца твердила сестра,- Я отпускаю себя! Я отпускаю себя и разотождествляюсь со всем потоком иллюзий, которые называются моими мыслями, чувствами, ощущениями. Я понимаю и осознаю, что я не есть весь этот поток, я не есть то, на что я похож, я не есть то, что я думаю и говорю о себе, я не есть то, что думают и говорят обо мне другие! Я есть само правосудие и гуманизм в высшем смысле этого слова! Во имя справедливости я привожу приговор в исполнение!

Всю эту чушь я добросовестно повторил и поинтересовался: А ток на нуле?

Сестра рявкнула: На нуле! Жми! Я нажал на кнопку и тут же в конвульсиях скончался.

Видимо, не на нуле! Не повезло,- резюмировала сестра.

Когда я в очередной раз проснулся в ее объятиях, я понял, что надо переходить на курево. Три листочка на одной веточке, сушеная травка и тащись в прошлое. А там, в прошлом преступники сами себя казнят. Не было этого в прошлом, не было!  Вывод простой, я не в прошлое мотался, я в будущем ошивался. Поэтому и сестры там не было, она давно эмигрировала с планеты. И я там не в очень хорошем виде выступаю. СИП. Содействующий исполнению правосудия. СУКА, ИДИОТ и ПЕДРИЛО. Вот что это такое, а не СОДЕЙСТВУЮЩИЙ.

 

Надо мною склоняется седая растрепанная старуха: Ну, вот мы с тобой и вдвоём, зятёк.

Я пристегнут к электрическому креслу вместо приговоренного. Пытаюсь освободится и кричу: Что вдвоём? Что вдвоём?

А старуха угрожающе продолжает: А сейчас посмотришь что? Затем берёт баночку с краской, и кисточкой начинает красить мне руку.

Я нервничаю: Ты что делаешь? Что ты делаешь?!

Старуха неумолима: Ты лучше меня знаешь, что я делаю.

-Ты не посмеешь!

-Это я то? Сорок лет смела, а сейчас не посмею? Ты дурак, зятек!

-Ты всё равно мне ничего не сделаешь. Кресло настроено не на меня.

-Неужели ты думаешь, что я так наивна и не знала этого? Вот сенсорная копия  твоего отпечатка пальца. Где я его достала – это секрет только для непосвящённых. Ты же знаешь, сколько я проработала в этой системе? Сейчас я введу его сюда и адьё, мой милый зятёк. Встретимся на небесах. Но я прибуду чуть- чуть попозже. Ты не возражаешь? Старуха приоткрывает крышку на процессоре, вводит куда-то копию моего пальца, защелкивает крышку и резюмирует: Теперь порядок!

-Мама, вы неправы,- взмолился я.

Старуха притворно удивилась: О! Уже мамой называть начал. Значит проняло.

Я продолжил: Мама, это была шутка с моей стороны. Ну, хотите, я извинюсь.

Включая рубильник, старуха как отрезала: -Ты знаешь, что-то не хочется. А потом хлопнула ладонью о ладонь: Ну что? Начнём помаленьку.

Я уперся: Я всё равно не нажму.

-И не таких уговаривала, -отмахнулась старуха,- С чего ты там начинал? Речь – это таинство. Это искусство. Тут ты прав. Но я не буду заниматься словоблудием. Ты говорил, что ты Бог! Если ты Бог, то отмени свою казнь, освободи себя.

Я замотал головой: Я не нажму.

-Я только начала. Сколькие в этом кресле так говорили, а где они сейчас?

-Я профессионал.

-Я тоже.

-Ты чудовище.

Старуха закурила: Ты сам говорил, разум несовершенен, и поэтому, мол, все твои идеи искажаются и гибнут. Это заблуждение. Во-первых, у тебя нет никаких идей, и не может быть, потому что ты безмозглый слизняк с полным отсутствием разума. И его отсутствие не позволяет тебе понять бессмысленность твоего существования на этой земле. Ты червь, которому давно уже пора гнить в могиле, а ты всё ещё пожираешь трупы. Ты видишь, какой ты стал упитанный? Это от поедания трупов!

Я закричал: Прекрати, чудовище! Ты сама полвека питалась трупами!

-Да, я любила их, моих покойничков. Но я не питалась ими, как ты. Я провожала их, я избавляла их от земных мучений.

Я продолжил: Ха-ха-ха! Избавительница! Ты палач!

-Ты тоже!

-Нет! Я СИП!

-Это вы хорошо придумали для отмазки. Но суть одна и та же – убийство.

Я взмолился: Но ты же не позволишь себе убить отца твоих внуков.

Старуха съязвила: А кашки не хочешь?

-Я же извинился. Неужели из-за такой ерунды…

-Это не ерунда! Это далеко не ерунда!

-Ну, хорошо, хорошо. Я признаю, что виноват. Я больше не буду.

-Это слова. Ты делом докажи, что признаёшь! Нажми кнопку, тогда я тебе поверю.

-Чудовище!!!

Дальше происходило следующее. Старуха, прикинулась, что это я ее скрутил за закрытой дверью. При этом она заткнула мне рот, а сама голосила, что есть мочи: Дочка, спаси мена! Он меня душит! и т.д. и т.п. Я пытался освободится, вырвать руку из цепкого металлического захвата. В дверь ломилась моя жена. Впрочем, черт ее знает, может быть, моя мать, по крайней мере, женщина, которая хотела освободить свою мать, то есть, мою бабушку, которая в свою очередь хотела меня угробить. Старуха победно ликовала. Ее замысел удался. В довершении ко всему она положила мне на кисть зажатой руки Библию. Рука стала неметь, и палец неумолимо начал склоняться к роковой кнопке.

 

Я умножил количество голов в списке и очень огорчился тем, что цветок в четвёртой строке на боку пятой черепахи не превратился в два цветка, как подсказывает математическая логика, а поменял цвет на обратный и сменил подпись под изображением. Подпись стала длинной и этим своим свойством напомнила сослагательный дифференциал пятой степени родительного падежа.

Я вспомнил родителей, которых знал ещё задолго до своего рождения. Мои мать и отец были рядовыми и всю свою жизнь тянули суровую лямку тригонометрических войск. Они прожили жизнь с вечной уверенностью в непобедимость разума, спрятанного далеко в теле прирученного к жизни человека. Человека, который за несколько миллионов лет развился в высокообразованного математического воина. Карьера им не удалась, но мне они дали всё, даже грамматическую академию, по окончании которой я поступил в высшую военную математическую магистуру.

Армейские будни в магистуре начались с числа 667 и вопреки мнению командования делились вместе с этим числом на три без остатка, оставляя лишь лёгкий флёр в виде невысказанной вслух очевидной мысли.

Первым математическим словом в моей жизни была римская цифра семнадцать, которую я писал как арабскую семьдесят семь. Я верил в эту цифру и собирался ею открыть цифровую выставку своего факультета, но пока не знал, чем обеспечить провал в памяти о тех миниатюрных сражениях, которые я выиграл на спор в столовой во время строевой подготовки. Спор был глупым. Оба спорящих лейтенанта (тогда я был ещё лейтенантом), так вот, оба лейтенанта хорошо знали окончание выражения, но оба начинали его эдиповым комплексом, торопясь и ошибаясь. И к делению подошли безо всяких доказательств об изменении цвета шестидесяти четырёх клеток древней восточной игры. Поэтому игра потеряла всяческий смысл, а абсурдность обернулась справедливостью, несмотря на то, что в этом процессе активно участвовал неопределённый числитель. Я ПОДУМАЛ, ЧТО АБСУРД-ЭТО СПОСОБНОСТЬ ПОЗНАВАТЬ ИСТИНУ, МИНУЯ РАЗУМ. И тут же перевел эту мысль на слуфийский язык:

Z pfnzyekcz b vtlktyyj gjgksk d ghjikjt/ “nj, skj ltqcndbntkmyjt ghjikjt. Z yt jxtym cnfhfkcz? Yj gthtdtk ‘nb cnhjrb.

Прочитав, однако, написанное, я понял, что это очень сложный для понимания язык, без функций и со стоматологическими извращениями. Изучить невозможно, поэтому надо забыть. Я забыл. В связи с этим, дорогой читатель, зачеркните эти две строчки, все равно ничерта не поймете.

Качественная ложь, качественная подлость, ум и талант, сливаясь с математической логикой в сумме давали весьма правдивый, но сильно искажённый результат. И я, вводя поправку на искажение, мутировал частное и, складывая суммы в корзину, легко извлекал корни из любой почвы. Пересадка растягивалась на неопределённое время, но, по обыкновению, растения всегда после пересадки оживали во вторник. Вторник был знаковым для меня днем. Во вторник я родился, по жизненному плану должен был во вторник умереть, во вторник закончил грамматическую академию, во вторник женился на прелестной таукитайке, дочери гениального секретаря межпланетарного консорциума внекосмических бесполовых связей. Собственно говоря, женитьба была формальной, но я верил, что когда-нибудь в более счастливых обстоятельствах наш брак будет трижды по закону зарегистрирован, и развод будет оформлен со всей полагающейся пышностью. Но пока этого не произошло, моей молодой жене не говорили, что она замужем, и, поэтому она постоянно исчезала с кем-нибудь из своих юных поклонников. В последний раз её вернули из созвездия Центавра беременную и опухшую от чрезмерного употребления синильных водорослей.

Я подал прошение о помиловании, и аборт отменили. Вторая половина дня была занята родами и отправкой новорожденного к месту зачатия. Но что-то случилось с расчётами траектории, и отлёт отложили. А младенца надо было чем-то кормить, но разрешение на кормление задерживалось. День уже садился в воду, а закат с его ярко-зелёным солнцем окрашивал красную долину в непонятный цвет государственного флага. Я, глядя на себя в зеркало, рявкнул – смирно!- и вытянулся во фронт. На меня смотрело утомлённое одноглазое лицо офицера без каких-либо вторичных половых признаков. Накатила тоска, и я по привычке умножил. От умножения я всегда приходил в хорошее расположение духа. Но сегодня даже это не помогло. Солнце село. Зелень исчезла. Ребёнок умер. Я выстрелил себе в голову – никакого результата. Однако сумма тех усилий, которые человек в этом состоянии обычно тратит на восстановление душевного равновесия вместо того, чтобы психологически настроиться на изменение пола, пообещала стать результатом тех истинных предположений, которые мы всегда таим от окружающих. Зеркало треснуло. Я извлёк корень из популярного телефонного номера и услышал знакомый голос автоответчика. Автоответчик обнадёжил, что изменение пола предусмотрено счастливыми обстоятельствами планетарных перестроений и назначил день.

Я начал собираться в штаб мелиоративных войск, в котором мне обещали отпустить по разнарядке часть лунных голубых болот. Но мне опять не повезло. Когда я вернулся из штаба с накладной на болота, то увидел свою жену уже мужского пола. Она воспользовалась моей договорённостью с автоответчиком, а в календаре удачно исправила воскресенье на вторник. Я опять овдовел. Но она же не знала, что она за мной замужем,- подумал я. Но новая мысль необычайно ясная и юная вытолкнула мужской образ полковничихи из моей уже порядком надоевшей головы и выпорхнула из моего сознания в качестве твёрдо принятого неизвестно кем решения. Опять моей головой пользуются посторонние,- подумал было я, но юная мысль опередила меня. Она была женщиной и знала как вести себя с военными математиками.

Думай меня,-шептала мысль,- думай!

Я совсем обмяк. Я сладострастно её думал. Это была не математическая функция, и не интегральное исчисление. Это была абсолютно голая цифра женского рода. В её роду все были женщины, которые размножались клонированием своих функций, и поэтому их род жил вечно. На это мне было наплевать. Я любовался наготой этой мысли, её совершенными математическими формами и не понимал, почему я должен возиться с этим опухшим мужиком, называющим себя моей супругой. Как только я это подумал, в комнату на инвалидном кресле въехал старый нечесаный пораженец. Лицо его что-то напоминало. Но наваждение мигом исчезло, и я, привстав, кивнул. Инвалид вывалился из кресла и завизжал противным женским басом:-У тебя ничего не выйдет, старый развратник. Я пока ещё твоя жена.

-Откуда она это узнала?- мелькнуло в моем мозгу, но вслух я произнёс:-Но ты же сменила пол.

-А хоть и потолок,- взвизгнул моя жена,- по закону ты должен был отказаться, но ты этого не сделал. И притворно всхлипнул:-У меня сын умер.

Мне стало противно.

А жена уже тряс бумажкой: – Вот! Вот! Посмотри! Это регистр о перемене пола!

-Что, опять?!- возмутился я.

-Нет, не опять,- ехидно протянул жена,- это для тебя регистр. Ты меняешь пол! Теперь ты будешь моей женой,- визгливо хохотал инвалид. Я вздрогнул от отвращения и понял, что обречён жить.  А замужество своё обязан сформулировать, как каждый из нас когда-то формулировал своё первое небиологическое рождение, как каждый становился наушником, или телефоном, или автоответчиком, наконец. Уж лучше стать выхлопной трубой у семиродактиля.

Всё повторилось. Опять были белые птицы, опять отрубили голову петуху, посыпали дорожки золочёными зубами колиотов, и был первый вздох после поцелуя. И поскольку не все ещё звёзды были помечены порядковыми номерами, свадьба проходила под открытым небом. Подавали жареную жирафятину в голубом жидком перце и мидии, снабжённые вкусовым интегралом.

Она отомстила. Я, став женщиной, вышел замуж за собственную жену, которая вероломно разыграла из себя мужчину. Вековая битва полов продолжалась.

Сестра стояла в костюме тореро посреди арены, усыпанной золотым песком. Красный костюм расшитый тем же золотым песком. Она была великолепна, соблазнительна, сексуальна и еще черт, знает, какие эпитеты, если бы  это была не моя сестра. Я взревел: Чего опять?

-Послушай,-спокойно сказала она,-только послушай. Я прислушался.

Гитара, на которой играл хромой музыкант, плакала об утерянном, и весь мир вставал за спиной у любимой женщины ощерившись и нагло улыбаясь в лицо тем мужчинам, которые любили ее не бескорыстно. Секс был частым, но независимым от того факта, который явился бы обязательным условием сексуальных домогательств. Ах, как звучала гитара. Она плыла над влажными от любви телами и пела о единственной женщине во вселенной. Любовь кипела в жилах быков, которые жаждали совокуплений. И они получали их. Мир был ярок и независим от красок. Убогими были лишь звуки музыки, раздававшиеся из родильного дома. Дом жил своей вновь нарождающейся жизнью. Рождались художники, дочери чернорабочих – безмозглые куры и тореадоры, надежда отцов и гордость вдов. Жизнь не сопротивлялась нежизни, а наоборот, всячески стремилась к логическому завершению всякого начала, изменяя лишь то, что становилось неизменным в пределах человеческих измен и предательств.

Жизнь всегда беременна смертью. Но боль это лишь знак возрождения в глубине человеческого тела. Там в утробе мира рождается новая боль, и смерть приходит в мир в виде новорожденной маленькой Жизни. А утроба матери опустошается криками, оглашающими всю дворовую вселенную. Мир становится чем-то больше чем мир, несмотря на то, что мельчайшие частички космической пыли покрывают тонким слоем неизвестности все, что мы так хорошо знаем с детства.

Женщина с татуировкой во всю спину, на которой было изображено созвездие быка, с огромным неестественно красным животом стояла напротив быка совершенно не стесняясь свой наготы и мычала в морду животного так, как будто великий звук победы никогда не звучал над ареной. Я узнал свою мать. Я не ожидал от нее такого. Но она пришла рожать по законам своих предков именно в день великой корриды прямо на арену с тем, чтобы ее новорожденного потомка лизнул своим языком разъяренный бык, благословив тем самым его на будущие победы. Начались схватки, мать двинулась по кругу вокруг быка. Она хрипела от боли, а бык вторил ей горячим пофыркиванием. Мать запела, бык наклонил голову. Мать орала колыбельную так, что далеко за городом птицы посрывались с деревьев и заметались по небу, оглашая округу независимыми от криков роженицы звуками. Птицам казалось, что они пели, а на самом деле они дружно аккомпанировали процессу зарождения новой смерти в этом бессмертном мире.

Моя мать бесстыдно упала на спину, и ребенок вылетел на песок арены как из пушки, шлепнувшись под ноги быка. Бык наклонился и лизнул окровавленное тельце. Арена взревела. Бык торжественно отошел в сторону и начал мочиться на песок. Закончив свое естественное дело, он упал на подогнутые передние ноги и замертво завалился на бок. Арена взревела еще раз, приветствуя первую победу вновь рожденного тореадора. Мать счастливо прижимала крошечного победителя к своей обнаженной груди и пела ему на каком-то незнакомом зрителю испанском наречии песню о вечном времени, которое прерывается только для того, чтобы на свет родился еще один тореро.

Быку отрезали ухо, подарили его счастливой матери и уволокли тушу мертвого быка с арены. Жизнь пошла своим чередом. Мальчик помочился. Обессиленная мать заснула, прижимая к груди свой маленький отросток. Арена тихо запела колыбельную.

Таким было мое рождение. Сестра, отбросила мулету и подняла шпагу наизготовку. Смерть улыбнулась своей белозубой улыбкой.

 

Как ни странно, но сестра моя фигурирует только на пиратских дисках, на материнской плате её никогда не было.

 

И ПОСЛЕДНЕЕ: НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРАВДА, ЧТО РОДИНА ПОД МАРИНАДОМ НЕ ТОЛЬКО КУЛИНАРНОЕ БЛЮДО?

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.