Сергей Плотников. Сказка “Свет небесный” (из сборника “Городские сказки и истории”)

Когда комки  земли начинают  стучать  по  крышке  гроба,  безвозвратно  забирая  человека,    когда  перехватывает  горло от собственного неслышного плача, когда  лица окружающих  перекошены  скорбью, – в глубину  души, диссонансом закрадывается странное, неуместное чувство  облегчения, похожее на смиренную радость за  усопшего.

– Он  отмаялся, обрёл  покой.  Самое  страшное – для  него  закончилось.

«…Восшедший из  праха  земного, войдёшь  в  него… Да будет земля тебе пухом». 

Рассказ  завершен,  прочитанная  книга  закрыта, – успокаивающая гармония видимого  миропорядка. 

Но на самом деле,  выясняется,  мир – не  только  то,  что  мы  видим  и чувствуем.  Говорят  раньше, до  научного  атеизма,  про  это  понимали  лучше,  чем  теперь.

Такова  присказка. 

 

А  сказка  вот  она:

Ночью, последнего  дня полнолуния, в  пятницу,  да  ещё  и тринадцатого числа, на  кладбище  прилетел пёстрый петух.

Вообще-то  петухи,  плохо  летают, тем более по ночам.  А  этот, откуда ни возьмись, взял и прилетел,  и сел  на  перекладину могильной  оградки. 

Когда б светило  солнце,  мы  бы  поразились  его  яркому  оперению,  его роскошному    рыжеватому  хвосту и чистому  белому  клюву.  Но  в  голубоватом  свете  луны  весь  он  гляделся  серым.  Он  расправил  крылья,  вытянул  шею,  готовясь кукарекать,  а глаза  сверкнули  странными,  пугающими  огоньками.

Не зря говорят, – в  полнолуние, в пятницу, тринадцатого  ой  не  чисто на  белом  свете.

Петух  хрипло  закричал  один  раз.

Листва  кладбищенских  кустарников от лёгкого дуновения,  похожего на  выдох,  задрожала, точно живая.

Закричал  второй  раз,  и  краткий,  но настойчивый порыв  ветра отозвался  долгим  шелестом листвы.

Закричал в третий – и   над  кладбищем  засвистел  ветер  ураганной  силы,  преклоняя  верхушки  деревьев. С  треском  и  скрипом обламывались застарелые  ветви,  поднималась пыль, и могилы озарились кроваво  красными  всполохами,  исходящего  неведомо  откуда,  света.

А потом  снова  наступила  тишина,  но  не  та  умиротворённая,  задумчивая,  которой  подобает  царить  на  кладбище,  а  какая-то напряженная.

В  куполе маленькой   часовни,  зазвучал  слабый голос  ангела.  Голос  зазвучал  и  сгинул, проглоченный без  остатка   зловещей  тишиной.  

И больше ничего не случилось.

В это же самое время, в ближнем пригороде, на лысом косогоре (прозванном так вероятно потому, что никакая растительность, кроме мелких колючек, не растёт), начал собираться народ.

Читайте журнал «Новая Литература»

Там слева, если глядеть снизу вверх, щерится обрывами старый овраг, под названием Ведьмачья щель, знаменитый тем, что по дну его всегда с завыванием дует ветер. Птицы облетают стороной эти места, зверей тут и вовсе никогда никто не видел, а белый снег, редкую зиму задерживается на косогоре.

Публика,  наводнявшая безжизненный горб, была  почтенная, но  малосимпатичная, нарочито хмурая, с явной озабоченностью чем-то недобрым, а главное каждый норовил пробиться поближе к верхушке, из-за чего, то там, то сям возникали стычки и некрасивая возня.

Четвёртый окрик петуха, ворвался дальним эхом и остановил всякое движение. Ударила  красная, беззвучная  молния.  Раздался скрип, похожий  на дверной,  и у подножия  возник огромный чёрный  котяра. Глаза его сверкали  зелёным светом. Кот,  направляясь к вершине, мягко  ступал, сквозь толпу собравшихся. Видимо его  почитали за начальника,  поскольку  присутствующие падали  на  четвереньки, оставляя ему  свободный проход.

Потом  животное как подпрыгнет,  как перевернется в воздухе. И  вот оно уже  не животное, а  сухощавый,  жилистый человек, мужеского пола, неопределённого возраста, в бархатном  плаще  на красной  подкладке.

Тут, откуда ни  возьмись, и петух, хлопая крыльями, подсел на чёрное плечо. 

Хозяин  же некоторое  время  зорко всматривался  в  толпу собравшихся.

Да как  выхватит  из-под  плаща  что-то  похожее  на длинный,  длинный  хлыст,  и давай размахивать напропалую, во  все  стороны, по  правым, и неправым.  Только  звучные  щелчки  да  людские вскрики оглашали  пространство.

Он просто всех собравшихся бил.

Передним и средним доставалось меньше, зато уж тем, кто не сподобился  пробиться поближе, доставалось по полной. Вероятно, особенность его магического хлыста  состояла в том, что длина секущей части не поддавалась измерению.  В самых дальних рядах она щёлкала особенно звонко. 

  Он  сёк разные стороны, без разбора, то прицеливаясь, по иным выпирающим спинам, то просто, с оттягом вскользь. Его виртуозное владение хлыстом внушало страх и восхищение.

Петух, балансируя на плече, раскачивался,  взлетал,  подпрыгивал, но  оставался  при хозяине.

А тот, натешившись,  воскликнул:

 – Ну  и  довольно, эй  вставайте с  четверенек,  братия  вы  моя потусторонняя, или не  належались!? Ха-ха-ха.  Ваше  почтение мною  принято, очередное  собрание  будем  считать  открытым.

И  дальше,  как  по писанному,  продекламировал:

 – Вот  и  пришел  наш  час,  а  значит  сутки ровно,  вы  властны  над  собой, и никаких преград. И  то  предназначенье,   что  царством  тьмы  для  вас  назначено в  загробной  книге  судеб, исполнить можете   сегодня  вдохновенно! 

Наиболее  рьяные ползли  к  предводителю, норовили  целовать  полы  его  замечательного плаща и  переполненные  восторгом,  растворялись  в  ночи.

А он  непонятными жестами  и  взмахами рук  благословлял  их. Стаи  ночных  птиц  разлетались  на  все  четыре  стороны.

Шишка косогора  постепенно  пустела.

Говорят, этот странный ритуал повторяется бесчисленное множество раз, словно по  расписанию, при  стечении  мрачных знаков.

В конце концов, на  горе оставалось  несколько  ведьм,  да  ещё  какие-то   гнусные чудики, неизвестного  нам  звания,  по всем признакам, составляющие  свиту  предводителя.

И  предводитель,  уже  обращаясь  к  ним  начальственным  тоном, с  театральной торжественностью  произнёс:

 – Сегодня  такая  чудная  ночь,  ведите  же! Желаю видеть я  пополнение  нашему  воинству. Время  не  ждёт, – и  понизив  голос, – ну,  кто там у  нас,  первый по  списку?

 

На кладбище, ничем  не  приметная  могилка  была совсем свежей, в  ней  покоился  прах девицы  наложившей  на  себя  руки  от  несчастной  любви.

Ведьмы  встали  в  хоровод  и  с  гиком  неистово  принялись  разгребать  землю.  

Земля  поддалась,  и они  грубо  выдернули  оттуда  перепуганную  девушку. Мгновение  и, пред  хозяином  сборища, она стояла дрожащая, ещё  не  похожая  на  остальных,  в  измазанном  землёй, но  сохранившем  белизну, платье.

– Ну вот,  милочка – приветливо  сказал  предводитель, – вот ты  и  на  суде,  слышала,  наверное.  Или,  может,  думала,  что  он  какой-то  другой будет, – с трибунами, с высокими  стульями. А  он  вон  какой, мы  тут по-простому.  Чик – пык  и  готово,  нам  вся  ихняя  бутафория  ни к  чему. 

Он изобразил на лице сочувствие.

– И  что  же  ты,  моя  хорошая  натворила-то  по  жизни?

Откуда  ни  возьмись,  услужливые  руки  протянули  предводителю  толстенную раскрытую  книгу.  Предводитель  надел  очки.   С  двух  сторон  вспыхнули  огоньки.  Хозяин  сосредоточенно принялся  читать.   Читал не  долго,  перелистнул  страничку, туда, обратно  и  строго  спросил:

– А где  копия  свидетельства  о  смерти.

– Я  не  знаю, – всхлипнула  девушка.

– Да  я  не  тебя  спрашиваю, – он  повернув  голову  в  сторону приближенных,  книжку взял подмышку  и  давай  сердито размахивать  кнутом. Снова раздались  хлёсткие  щелчки.  Из  темноты  послышались  отчаянные  вскрики.

– Владыка,  оно  там,  там,  вы  сбоку  гляньте,  скрепочкой  приделано.  И  ещё  справки есть, из  милиции  и  судебно-медицинской  экспертизы. 

Книга  снова  открылась.

Владыка  пригляделся,  и  сменив  гнев  на  милость,  громко  по  слогам  прочёл  «Суицид»,  оскалился  в  улыбке. 

– Ай -ай -ай, – сказал  он, – как не  хорошо, такая любовь, такая страсть. А  дальше с  выражением  по  тексту: «… и  свет  не  мил,  потуплен  разум,  и  высший  суд  не  страшен  ей.  Ей  быть  отверженной  страшнее.  Ну  что ж,  ты  сделала  свой  выбор. И  совершив  самоубийство,  себя  нам  в  руки  отдала.  Господь,  таких  как  ты,  не  хочет!  Спокон  веков  впадать  в  унынье – великий  грех,  но  мы  принудим  тебя отныне к  вечной  жизни.  Ты  обретёшь  в  ней  новый  смысл». – Хозяин выдохнул, – однако  об  этом  позже. Я  вижу  на  груди  твоей,  нательный  крестик,  он  одет  роднёй  тебе  уж на  одре.  Ты брось  его,  сними  и  брось  себе  под  ноги!

Но  в  это  время  над  головами  послышалось  лёгкое  хлопанье  крыл,  все  подняли  глаза. Там  парил  белый  ангел.  Он  держал  в  руках  крест,  закрываясь  им  как  щитом.  И кричал   девушке.

– Не  снимай,  прошу  тебя, не  снимай!

Девушка  затравленно  посмотрела  на  ангела  и  растерянно  переспросила,  – Не  снимать?

– Конечно,  нет,  ни  в  коем  случае,  это  твоя  последняя  надежда.

– Кого, ты  слушаешь, глупая, – усмехнулся  повелитель, – этот твой  хранитель – бездельник,  он  проспал,  наверное,  когда  ты  глотала  яд,  а  теперь  явился  весь  из  себя  в белом. Учит.  А  ну кышь отсюда, голубь. А то  я  сейчас скажу  своим  ребятам,  они  тебе  перья-то  повыдергают.   

Ведьмы  и  упыри  сразу  загалдели,  заулюлюкали, от  неожиданно  нахлынувшей  на  них  храбрости, кто-то  даже взмыл  ввысь,  подлетел, но  звонко  шлёпнулся  на  землю,   шарахнувшись, от  креста, как  от  электрического  разряда.  Хозяин  сборища  пару  раз  стегнул  хлыстом,  но всемогущий  хлыст его, бессилен  был  перед  крестом.

–  В  конце  концов,  мы  на  суде,   или  это  фарс? – Возмутился  ангел, –  она  имеет  право  на  защиту,  и  она  её  получит!

–  Помилуй, приятель,  о  какой  защите  может  идти  речь. Эй, девушка,  или  ты  покончила  жизнь  самоубийством  для  того  чтобы  снова  воскресать. Ты  думаешь, – он  старается спасти  твою  душу,  он  просто  себя  спасает.  Господь  ваш  от  тебя  отвернулся,   ну  не  принимает  он  к  себе  самоубийц,  не  принимает! Таких, как  ты,  и  хоронили-то  раньше  за оградой. Ты  не  нужна  ни  там,  на  небе,  ни  здесь  на  земле,  и  только  нам  ты  нужна. – Предводитель  прибавил  к  голосу  слащавой  нежности – Сними же  крест, с  себя,  сними,   и  ты  почуешь  жизнь иначе!

А ангел  с  неба ей кричал:

–  Господь  желал  тебе  добра,  но  насильно,  а  тем  более  обманом  не  станет он завлекать  к  себе. Отец  всегда  хотел,  чтобы  дети,  к  нему  пришли  своей  волей. Насильно в счастье  не  загонишь!  Последний  выбор  за  тобой.  Как ты скажешь,  и  как  поступишь,  зависит  только  от  тебя.  И я  умру,  когда  душа твоя окажется в сонмище грешников. И уже ни чем я  не  смогу помочь.

Хозяин сборища  захохотал противным, булькающим  смехом.

–  Ну  вот  и  пожалуйста,  он  же  просто  шкуру  свою  пернатую  спасает,  а  ты  красавица  уж  будь  последовательна,  раз решила  покончить,  так  делай  это  до  конца, –  и  кивая  на  книгу,  из  которой  он  как  бы  вычитывал  судьбу  девушки,  продолжал. – Тому,  кого  ты  любила,  ты  не  нужна,  он  взял  себе  другую  жену,  у  них  уже  ребёнок.  Не  ты  родила  ему  ребёнка,  не  ты!  Другая!  Ты  ему  не  нужна, он  даже  на  похороны твои  не  явился! Кроме  нас  ты  никому  не  нужна.  Смотри  мне  в  глаза, не  опускай  их. Смотри  мне  в  глаза,  видишь  они  не  лгут.

А взор был жестким, пронизывающим, каким-то даже сверлящим.

–  Ему  нельзя  верить,  он  лжет. Опомнись. – Шептал ангел.

Но девушка  напряглась, завороженная хозяином, она  перестала  дрожать. Она вдруг вспомнила  всё.   И  горе,  и  обиду,  и  унижение, а  может  ещё что-то, кто ж  их  самоубийц-то  поймёт. В  её  лице  появилась  решимость. Взмахнула  рукой,  сняла  с  себя  крест,  бросила  под  ноги  и  несколько  раз  втоптала в  землю.

Она  почувствовала  облегчение,  будто  освобождала  свою  душу  от  давившего  её  груза.

Грянула  красным  всполохом  молния,  пронёсся  ураганный  вихрь,  который  кувыркнул в  воздухе  ангела  и  смёл  его  куда-то.  Только  несколько  белых  перышек  упали  к ногам.  Раздался  истошный  крик  восторга.  Нечисть  ликовала.  

Предводитель  же   изменился  в  лице,  его  терпеливая  приветливость  исчезла. Он передал  книгу  свите, потом взмахнув  рукой нанёс  два  жутких  удара  своим кнутом.

Удары  были  настолько  страшны,  что  девушка  упала  с  рассечённой   грудью  и  шеей.

–  Что  же  ты, дрянь,  творишь, – переменившись  в  лице, злобно  произнёс  он, – или  ты  ещё  не  сообразила,  где  ты  есть,  и  с  кем  разговариваешь.  Запомни, я  не  привык  слышать  слово  «нет». Я  привык  к  немедленному  повиновению.  – И  обращаясь  к  своим  подручным    крикнул, –  Волоките  её  сюда.

Её  схватили  за  ноги  и  подтащили  ближе.  Она  не  стонала.  Она  смотрела  ему  в  глаза. Ей  было  очень  больно.  

– Скоро, ты,  моя  хорошая,  научишься  получать  удовольствие  от  этого  кнута.  Привыкай  к  новому  измерению. Теперь  эта  боль  не  покинет  тебя  никогда, и чем  больше  ты  мне  станешь  противиться, тем  больше  я  посеку  тебя.

Он снял петуха, который балансируя сидел на  его плече,  руками оторвал петуху голову вместе с большим лоскутом  кожи.  

Два  куска  горячей  плоти  дрожали.  Откуда-то  появился  глиняный  кувшин  и  чаши.  Из  петуха  хлынула  кровь.  Её  лилось много,  её  лилось  очень  много.

Видимо  есть специальная  порода кровянистых, ритуальных  петухов.

Кувшин  наполнился  до  краёв.  Услужливые  руки  отлили  немного в чашу  и  подали  предводителю.   Тот  принял  чашу,  макнул  в  неё  палец  и  нарисовал  на  лбу  девушки метку.  Девушка  приподнялась, он  передал  ей  чашу  с  пенистой  кровью.  Она  схватила  чашу  и жадно, обливаясь,  выпила. 

– Ну  вот  и  всё, – сказал  он, – теперь  ты  моя. – Поднял  её  за  плечи  и поцеловал в измазанные   губы. 

И  он  спросил  её  спокойно: 

–  Ты  хочешь  ещё крови?

–   Да  а  а, – с  выдохом  ответила  она.

–  А я  тебе больше  ничего  не  дам.  Теперь,  всё  что  ты  хочешь,  ищи  сама. Отныне ты свободна от  всего, но  не  свободна ты  от  боли, кнута  и  вечной  жажды  крови!  Лети  и  добывай.  Ты  ведь  знаешь,  где  ты  должна  добыть  первую  кровь,  из  кого  ты  должна  её  выпить.

–  Знаю! –  Страстно,  с  выдохом  ответила  та. 

В  этот  миг  над  их  головами,  вновь  раздалось  знакомое  хлопанье  крыл  ангела.  Он  летел  как  раненная  птица.

– Я  думаю,  он  к  тебе.  Он  хочет  принять  от  тебя  смерть.  Наверное,  у  них  так  заведено, у  ангелов  хранителей,  помоги  ему.  Будет  очень  правильно,  если  ты это  сделаешь,  а мы  зачтём.     Или  тебе  его  жаль.

–  Вот  ещё, – ответила   она, – разве  меня  кто-нибудь  жалел.

–  Ай  молодца! – Воскликнул  предводитель, – так  лети  же.

Девушка  замешкалась,  поскольку  не  знала  что  значит  «Лети». 

–  Лети же, тебе говорят. Для этого не нужны крылья. Или ты  ждёшь метлу? Не жди милая, мётлы это – анахронизм, они гремят,  и их всё время куда-то надо ставить. Они  только  работать мешают.

Девушка захохотала, ощущая нахлынувшую  вседозволенность, оттолкнулась  от  земли  и  взмыла  в  небо.

По  ветру  развевались  полы  её   измазанного  грязью  и  кровью  белого  платья.

Ей  никогда  не  приходилось  летать,  ну  разве  что   во  сне. Сегодня  получилось  как  во  сне,  даже  лучше,  чем  во  сне.   Толчок  и  ты  летишь.  Хочешь  медленнее,  хочешь  быстрее,  вверх,  вниз,  вправо,  влево. Куда  хочешь. И  никакие  скорости  переключать  не  требуется!

Ангел  глядел  ей   в  глаза  и  молчал.

Она  стремительно  пролетела  мимо  и  ногой  выбила  из  его  рук  крест,  который  он  держал  как-то вяло.  Спасительный  крест  полетел  вниз. 

Снизу  послышалось  ликование  нечисти.  Словно стая  ворон, чёрные  тени  взлетели в небо  на  безоружного  ангела.   А  тот  камнем  мимо  них полетел  вниз,  на  то  место  где  совсем  недавно  стояла  девушка.  Он  ударился и стал  беспорядочно ползать  по  земле  почти  у  самых  ног  предводителя.  Никто  ничего  не  мог  понять.  Предводитель  на  мгновения опешил,  потом спохватился, сунул руку под плащ  и нанес своим кнутом сокрушительные  удары  по  ангелу.  Кажется,  тот пытался  увертываться,  тяжело  взмывая  в  небо,  но  в  небе  его  уже  ждала   чёрная стая.

А девушка  даже  не  оглянулась.  Она  ангела  никогда  не  знала,  и  даже  не  подозревала  о  существовании, и вообще, не до посторонних стало ей теперь.  Она бы  чувствовала  себя  вовсе  хорошо, если  бы  не  жажда  и  саднящая  боль  от  рассечённой  шеи  и  груди.

Просто она  перестала  быть  тем,  кем  прежде  являлась.   

Она  превратилась  в  страшную кровожадную машину с остатками увядающей  памяти. 

У  нормальных  людей плохое забывается, и чаще вспоминается хорошее.  А  у  ведьм – наоборот,  поэтому  они  и  ведьмы.

До следующей полуночи эта машина обрела полную свободу.

А над  косогором, снежинками  кружились  белые  перья. 

Молодая ведьма,  захлёбываясь  воздухом, сделала круг  над собранием своей новой братии, и  понеслась вперёд.

Скользящим  взглядом  она лишь заметила,  что  к  повелителю уже подводили  другого. 

Но  что  ей  до  другого, прохлада и  скорость,  пьянили.  Ветер  свистел,  развевая  перепутанные, слипшиеся  волосы.

Город,  светящийся  миллионами  огней,  быстро  приближался. 

Она  знала,  что,  делать.

Она  мысленно уже представила  себе,  как  всё  произойдёт.

Сейчас  она  мчится  к  тому,  кто  стал  виновником  её  смерти. 

Прежде  она не  винила, и  даже  в  предсмертной  записке  написала: «Прошу  никого  не  винить».

Она  ведь  глотала  яд  не  от  того, что  уныние овладело ей,  а  потому, что –  всё  или  ничего!

Она припадёт  к бывшему  избраннику  своему. Будет к  нему близко, близко, как  мечтала   ещё  при  жизни. И поцелует в  шею,  но  то  будет  поцелуй  смерти.

А  затем поцелует  жену  его, и  их младенца.  Она  не  станет  напиваться  досыта, лишь  впустит яд,  которым,  теперь переполнена её душа. И будет летать на эти свидания  ещё  и  ещё  раз, высасывая  жизнь  маленькими  глотками.  Пусть  их  жизнь  увядает  медленно.

И в  тот  момент,  когда  избранник  начнет  умирать,  она даст  знак,  чтобы  он  догадался,  откуда  явилось  горе. Потому,  что  если  где-то чего-то отнимется,  значит,  кто-то  должен  расплачиваться.

 

Вот  этот  переулок,  вот  эти  окна.

Ах,  как  замирало  её  сердце  при  жизни,  когда  ей  случалось  проходить  мимо,  как  трепетало  оно  от  предчувствия,  радости, – вот  откинется  занавеска,  и  он  улыбнётся  ей.

Но это  происходило  так  давно, и  происходило  ли  вообще.

Теперь  сердце  не  билось,  и  проблески памяти  лишь  силуэтно,  без  тоски  возвращали  её  в ушедшее  время, наполненное чистотой, нежным светом  и  надеждой.

Теперь рот  сушила  нестерпимая жажда и  сильно  ныли  раны.

Она  беззвучно  влетела  в  окно, мягко коснулась ногами  пола.  Даже  сама  удивилась  такому  непривычному  состоянию.

Он  спал,   рядом – жена,  в  кроватке – младенец. 

Ведьма  сделала  шаг  и  замерла.

Её  никто  никогда  не  учил  высасывать  кровь, но новый  инстинкт  подсказывал,  что  нужно  делать.

 – Вот  то  место,  там  едва  заметно  бьётся  жилка. Они  ничего  не  почувствуют. Или  лучше  начать  с  младенца?  Ах как  сохнет  горло.

Её  охватила  дрожь, зубы  обнажились, но  что-то  всё-таки  мешало приступить  немедленно  к  исполнению  своей  работы.  Стояла  и  смотрела  в безмятежные  лица.

Первый  раз  вонзить зубы  в  живую  плоть не  просто.

– Разве меня кто-нибудь жалел, – произнесла она фразу, которую  уже  говорила  сегодня. – Я  должна  это  сделать, главное  начать.

Она  была  готова.  Она  уже  склонилась, прогоняя   остатки  нерешительности, как  вдруг, вздрогнула,  услышав  за  спиной  стук  в  окошко.  Там  кто-то  был,  и  жестами  звал  её  выйти.

Она  покорно,  с мучительным  облегчением  развернулась  и  выпорхнула. 

Перед  ней  был  её ангел,  но очень сильно избитый.  Кровь, грязь, лохмотья,  истрёпанные  крылья, безжизненно висящая, сломанная  рука. Но он радостно  смотрел в глаза и  улыбался. А ещё он  протягивал в ладони её нательный  крестик,  потом,  не  спрашивая без  слов, здоровой  рукой  легко  надел  крестик  ей  на  шею.

И  она  заплакала.

– Не  плачь, – сказал  он. – Твой  крестик  спас  меня, а  значит  и  тебя  спасёт.   Послушай.

–  Твой  грех   не  может  быть  оправдан. Ты лишила себя жизни, распоряжаться  которой не  в  праве никто. И  нет  такой  волшебной  силы, которая  могла б тебя защитить  перед высшим  судом. 

– Тогда  зачем  ты прилетел. Ты  же  растягиваешь  мои  мучения,  зачем  мне  эта  доброта.

– И  всё  же, Господь  милостив. Ну,  давай,  попробуем, ну пожалуйста.  Летим  вместе  со  мной  к нашему отцу,  я  упаду  перед  его  ногами, я  стану  просить.  Ведь  ты  любила?

– Да, – ответила  она.

–  А  любовь – как  вера!  У  настоящей  любви  неземное  происхождение,  твоя  была,  именно такой! Я  скажу, – Господи,  ты  послал  ей  это  чудо,  зачем  ты  не  дал  земного  ответа?  Не ты ли, Господи, взираешь с укоризной  на чад своих, оставляющих веру! – Так  я  скажу  отцу.  Он  добр  и  справедлив  и  он  не  может  поступить  жестоко!

Ангел почти насильно  взял  её за руку, тяжело замахал крыльями  и,  увлекая за  собой,  начал  набирать  высоту. Девушка  слабо  сопротивлялась  и  плакала.

–  Видишь, вон  на  небе  свет,  и  из  него  исходят  тёплые  лучи,  образуя  коридор,  мы по этому коридору летим  к свету. 

 

Они  поднимались  всё  выше  и  выше,  внизу  горел  огнями  город,  захваченный  нечистой  силой.

Потом  миллионы  огоньков  слились в  один, и город стал  выглядеть, как  большое  светящееся  пятно,  а  они  всё  поднимались  и  поднимались. Потом  это пятно  превратилось  в точку, похожую  на  желтую  звёздочку,  и  в  разных  сторонах  от  него  виднелись  ещё  сотни  таких  же желтых  звёздочек.  А  свет  небесный  становился  всё  ближе  и  теплее.

– И  знаешь, – сказал  ангел, – если  отец  не  примет  моих  доводов  и  отринет  тебя,  я, как и ты,  совершу  самоубийство,  я полечу  вместе  с  тобой  обратно.  Пусть   они, там, внизу разорвут меня в  клочья.

 

(От  автора) Как  хотите, ребята, а  ангелу  хранителю свечку  в  церкви поставьте. Ему  ведь  больше  ничего  и  не  надо.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.