Ночь выдалась душной, Майкл ворочался почти до утра, да и девочки спали беспокойно. Говард, липкий от пота, храпел на разные голоса, и сколько не пихала его, не унимался. Необычно жаркое лето… И, как назло, на самом пике жары вышел из строя кондиционер.
Лежа в душном аквариуме спальни, я никак не могла заставить себя расслабиться, перестать думать о работе, о висящем на волоске контракте с АйТиВин, о предстоящем отпуске, грозившим поездкой к родителям Говарда, обо всех мелочах, которые надо предусмотреть, не забыть, доделать, переделать… А едва сон наконец-то просачивался сквозь пелену забот и тревог, снова ворочался Майкл, вскрикивала во сне Мэри, храпел Говард…
Лишь под утро дремота удавкой пережала горло, и я провалилась в тяжелое полузабытие, вымотанная до предела бесконечной ночью. И приснился мне странный сон, будто я стою в хмурой полутемной комнате, а вокруг меня, сзади, спереди, со всех сторон – близкие, начальники, партнеры, коллеги, и все тянут ко мне руки и просят дать им яблоко. Я пытаюсь объяснить им, что не могу, мне нечего им отдать, руки мои пусты, и даже карманов нет – кажется, я стою голая, – но они не слушают меня, требуют, канючат, выпрашивают…
Проснулась я внезапно. Безжалостное июльское солнце, найдя брешь в шторе, светило в глаза, словно лампа во время допроса.
Вот тогда-то я и поняла, что не могу больше.
* * *
Впервые я соврала мужу. Сказала, что отпуск отменяется, что предстоящая сделка с АйТиВин требует моей поездки в Денвер. Сказала им ехать к Мэган и Джиму без меня. Словно во сне собрала вещи – отдельно себе, отдельно им, – написала четыре страницы инструкций для Говарда (какие таблетки давать Кейт, по традиции перед отпуском захворавшей, что можно и что нельзя есть Мэри, где лежат памперсы Майкла, и так далее, и так далее…) Поцеловала, утешила, ободрила, выслушала, ответила на миллион вопросов. Отключила украдкой рабочий телефон – я в отпуске.
И вот я уже в аэропорту…
Не знаю даже, почему взяла именно этот билет. Выбор, конечно, был невелик, я изучала имеющиеся в наличии билеты на ближайшие рейсы, но едва лишь взгляд остановился на М., в голове моей промелькнул образ: гордые, самодостаточные горы, от голубоватых вершин которых веет прохладой, зеркальное озеро, обрамленное темной хвоей, щекочущий небо запах леса, чуть слышный многоголосый комариный хор, приглушенное хлопанье крыльев вспугнутой птицы, разрезающее тишину… Откуда он взялся? Может, М. показывали в Нэйшнл Джеографик или по Энимал Плэнет… Или может, это был сюжет из книжки или с открытки. Не знаю. Но восемь часов спустя я была уже в М.
Там я взяла напрокат пожилой кадиллак, дребезжащий стеклами и украдкой чихающий серым вонючим дымком, и поехала на северо-запад, в направлении манящих вершин.
Не знаю, сколько мчала я по извивающейся пустынной дороге до К. – два, три часа? Собственно, конкретной цели у меня не было, и я бы. Безусловно, проехала сквозь этот город, даже не заметив его названия, не увидь я на въезде в него вывеску «Коттеджи в аренду», и чуть пониже довольно-таки неудачную картинку: кособокий деревянный домик с неправильной перспективой, горы, лес, голубая лужа. Неказистость вывески показалась мне даже милой – это словно бы был залог дикости мест и простоты нравов. То, что я искала.
Свободных коттеджей оказалось целых семь – я выбрала центральный, так как заняты были оба крайних. Наверное, такие же изголодавшиеся по тишине горожане…
И вот я здесь. Долговязый юноша с лицом, испещренным кратерами и увенчанным седоголовыми прыщами, отдал мне ключи, показал, где лежат дрова, где спряталась чердачная лестница и как включить газовую колонку – и уехал. Я наконец-то одна. Отключу телефон и лягу спать. Долгожданная тишина.
* * *
Проснулась я на рассвете, неожиданно отдохнувшая – думала, буду отсыпаться дней пять, прежде чем приду в себя. Было зябко, я даже пожалела, что не растопила вечером камин. Наконец-то есть где одеть тот толстый мохнатый свитер, похожий на плюшевого кролика. Говарду не нравится, если я ношу его дома, говорит, в нем я похожа на мешок рождественских подарков… Да и когда его одевать, если у нас даже на это самое Рождество стрелка термометра далеко не всегда опускается ниже 59 градусов.
Серебряная гладь озера покоилась в чаше гор, словно капля ртути на дне колбы. Розоватое солнце робко выглядывало из-за бурой шевелюры одной из гор, и двойник его вальяжно плыл по воде. Странно, я ожидала, что с утра будет туман… Не много же я знаю о природе.
Воду для умывания, как предупредил давешний паренек, надо брать прямо из озера. Я поймала себя на мысли о том, безопасно ли использовать неочищенную воду, но тут же отмахнулась от нее – не хочу больше тратить себя на пустые тревоги.
Натаскала воды, бесстрашно включила колонку – вообще-то я опасаюсь приборов, работающих на газу, – умылась, остатки воды вскипятила. В домике нашелся не только заварочный чайник, но и баночка с чаем – уж не знаю, ожидала ли она меня, или ее забыли предыдущие постояльцы. Обычно я пью кофе, но здесь, в горах, хочется именно чаю.
Только тут поняла, что не взяла с собой никакой еды. Позавтракав остатками купленных в аэропорту крекеров, нехотя поехала в город.
Тонкий, едва различимый ручеек дороги, текущий от моего дома, вскоре влился сначала в речушку укатанного грунта, а затем – в серый асфальтовый поток. Поплутав среди лесов, дорога весело выскочила на перевал, ведущий к К. Я остановила выдохшийся на подъеме кадиллак и вышла. Отсюда открывался вид на ущелье, в котором притаился мой домик. Наконец-то представилась возможность как следует оглядеться.
Признаться, мой временный приют оказался несколько не таким, каким я ожидала его увидеть: при более детальном рассмотрении обнаружилось, что за подножьем горы, находившейся справа от моего пристанища, озеро прячет лучшую свою половину. Вернее, нет, не половину – там, за изящно выгнутым холмом-сапожком, расстелила природа переливающийся на солнце отрез водной ткани, уходящий вдаль, все вдаль… А вокруг – холмы, кутающиеся в темно-зеленые косматые одежды со светлыми проплешинами, и горы, обнажившие каменные рубцы… И никакого уединения, только бескрайние просторы. И никаких белых шапок на горах, только голубоватый в свете набежавших облачков снег в расщелинах у вершин.
И на фоне этой величественной, монументальной природы я почувствовала себя ничтожной букашкой, и все маленькие, суетные заботы мои были пеплом от пепла, пылью от пыли…
* * *
К. – маленький городишко с несколькими тысячами жителей, большая часть которых обитает на склонах окрестных гор, промышляя… А не знаю уж, чем они промышляют. Факт тот, что в самом городе явно не может жить более полутора тысяч человек, и то с натяжкой.
Но даже такая глушь претила мне сейчас. Я медленно ехала сквозь город, высматривая магазин и затравленно ловя на себе любопытные взгляды местных жителей. Чувствовала себя диким зверем в цирковой клетке, как ни заезжено это клише.
Еще одно маленькое разочарование: я предвкушала, как впервые за долгое время куплю только то, что люблю есть сама – никакого мяса Говарду, никаких макарон с сырным соусом и сосисок детям, никаких чипсов, шоколадных батончиков и прочей красиво упакованной дряни. Но в этом маленьком магазинчике размером с нашу спальню не было ни свежего сыра, ни овощей, ни фруктов, ни хотя бы более-менее живых, не законсервированных насмерть йогуртов. Свежие продукты надо было покупать на рынке по субботам с утра, толкаться в гуще местных, ловить на себе полные любопытства взоры… Нет. Я закупила побольше консервов в жестянках, сухих каш, рисовой лапши, каким-то чудом в достатке имевшейся в этой чуждой восточной кухне местности, соков, чая, сахара и соли. На месяц хватит. Надеюсь, больше сюда не вернусь.
* * *
Третий день моей жизни у озера. Я счастлива!
* * *
Пятый день. С ночи зарядил дождь, промочил всю одежду, выстиранную вчера и развешенную на веревке за домом. Забрала все в дом, отжала над тазом – почти полный таз. Сколько оно теперь будет сохнуть? Решила, что буду менять каждый день белье, а одежду носить хотя бы по нескольку дней – без стиральной машинки и сушилки быть чистоплотной слишком сложно.
Пришлось-таки затопить камин. Странно, но я вовсе не боюсь его – не боюсь пожара, возможности надышаться угарным газом и прочих ужасов, какие рисовались мне в повседневной жизни, заставляя довольствоваться электрическими подделками, к великому сожалению Говарда. Кажется, оставив в городе всю ответственность, все свои обязательства, я оставила и страхи. Здесь и сейчас мне нечего терять, а значит, нечего бояться. Я просто живу.
Книга, диски с фильмами, ноутбук – все до сих пор лежит невостребованное. Я сижу и смотрю за окно – как дождь выбивает чечетку на воде, как ползет по мшистым стволам, чернит трухлявый пень, заботливо промывает свалявшиеся космы елей, перетекает с веточки на веточку, с листочка на листочек. Намокший бурундук торопливо проскочил мимо озера, а на задворках шумел и топотал кто-то большой (я не успела заметить, кто; в подарок он оставил горку бледно-коричневых овалов, похожих на керамзит для цветочных горшков – надо будет все-таки достать ноутбук и посмотреть в интернете, кто бы это мог быть). Во время кратких перерывов между приступами дождя можно было полюбоваться засохшим деревцем, на котором вместо листвы вырастали гладкие, словно стеклянные, капли. Я и не заметила, как настал вечер.
* * *
Шестой день. Все заволокло туманом. Словно тысячи пауков спеленали вершины гор, заточив их в крепкие коконы, и свесили вниз концы своей паутины.
Непривычная еда начинает выводить из строя желудок. На консервированную фасоль без отвращения уже не могу смотреть. Придется сегодня заняться готовкой. А так не хочется, ведь дел и без того хватает, несмотря на то, что быт мой, как мне кажется, весьма неприхотлив. Вчерашний дождь выявил прохудившуюся в двух местах крышу (теперь понятно, что за черные пятна расползлись по потолку) и съел весь запас колотых дров. Придется нарубить новых, а заодно придумать, как залатать дыры в крыше. Можно, конечно, доехать до владельца коттеджей и предъявить ему претензию, либо попросить дать другой домик… Так, безусловно, поступила бы обычная я. Нынешняя я же предпочтет справиться со всем самостоятельно. Вечером напишу, что получилось.
* * *
Колоть дрова оказалось на удивление несложно. Главное только найти в полене трещину и рубить по ней или параллельно ей. Это как открывать фисташки: проще открываются те, у которых раскол шире. Целые полешки, как и целые орешки, проще и не трогать.
И крышу я починила. Ну, вернее, заткнула щели изнутри кусками старого прорезиненного плаща, найденного тут же, на чердаке. Посмотрим, поможет ли. На саму крышу я, наверное, лезть все же не стану…
Во всяком случае я горда собой настолько, что теперь готова признать, что не так уж мне было хорошо в первые дни. Непривычно оказаться одной после стольких лет жизни с семьей, семьей, для семьи. Бывало и тоскливо; и в городе помимо продуктов я не удержалась, купила залежавшуюся на полках книжку «Хорошо ловится рыбка-бананка» для Мэри – они как раз читают «Над пропастью во ржи» в школе, и она, вдохновленная этим романом, просила купить ей что-нибудь еще Сэлинджера.
А еще бывало страшно, и пусто, и одиноко. Особенно тогда, на перевале, когда я поняла, что нет вокруг защитного кольца гор, что озеро продолжается за холмом, озаряя отражением небесной лазури просторы горных склонов. И еще когда протекла крыша, и домик мой оказался не такой надежной крепостью, как мне казалось…
Может, поэтому я и сбежала из города, от семьи? Мне нужно научиться быть собой, жить для себя, не бояться быть одной. Обрести то яблоко, которым можно поделиться со страждущими.
Что ж, я научусь.
* * *
Крыша все равно протекает, хотя и меньше. Ну и пусть. В случае необходимости я подставляю ведро.
Сегодня, наверное, где-то двенадцатый-тринадцатый день моей жизни в изоляции. Чтобы не думать о времени, я поставила напоминание в календаре телефона на двадцать пятый день – тогда и начну собираться обратно. А может, и не начну. Вот возьму и останусь тут навсегда. Буду ловить рыбу, стрелять зайцев и прочую съедобную живность и продавать шкуры.
Нет, шучу, конечно. Но во всяком случае сейчас я еще не готова думать о возвращении.
Время течет себе, словно вода неспешной реки. Я гуляю, купаюсь (да-да, в холодной неочищенной воде озера), читаю, думаю, рублю дрова, топлю печь, готовлю еду, прибираюсь, стираю. Прикармливаю пару бурундуков и ежика. Пытаюсь вычислить, что за птицы живут по соседству. Пару раз видела оленя – это он оставил мне «подарочек» в тот далекий дождливый день.
Даже не знаю, о чем еще написать. Мне хорошо. Возможно, даже слишком хорошо. Немножко пугает то, что я вовсе не скучаю ни по Говарду, ни по детям, ни по работе, ни по дому… Неужели я могла разлюбить собственных детей? Мне даже не хочется тревожиться о них. Просто я сказала себе, что у них все в порядке, что им хорошо у Мэган и Джима, и что они там справятся и без меня. И все. И больше я ни о чем не волнуюсь. Я – и не волнуюсь. Как странно.
* * *
Позавчера в соседний домик заселилась какая-то молодая парочка. Первым делом они включили погромче музыку, что-то веселое и энергичное, как и они сами, а вскоре побежали купаться, громко плескаясь, крича, хохоча.
Их присутствие очень раздражало меня. Они нарушили мое уединение, уничтожили покой и, кажется, не питали никакого уважения к тишине, нетронутости этих мест. С таким настроем им лучше было бы отправиться в какой-нибудь кемпинг или на многолюдный курорт.
Первый день я просидела в своем домике, надувшись, как мышь на крупу, злая и раздраженная. А вчера подумала: сколько можно тратить свои нервы и свой драгоценный отпуск на то, что не могу изменить? Уж коли меня что-то не устраивает, есть смысл или это что-то изменить, или же свое к этому отношение. В условиях быстротечности жизни в целом и отпуска в частности у меня нет времени на бесплодные страдания.
Молодым мешать, по большому счету, не хотелось. И я отправилась в долгую пешую прогулку вдоль дороги (бродить просто так по лесу я больше не рискую, даже с компасом и картой уже едва не заблудилась). Вернулась ближе к ночи, вымотанная и довольная. Повстречалась на дороге с давнишним другом-оленем, и даже смогла подойти к нему поближе.
А сегодня с утра соседи уехали. Пойду искупаюсь во вновь спокойной воде.
* * *
Только сейчас, под вечер, появились силы написать о произошедшем. Итак, по порядку.
После отъезда соседей, как уже писала, я отправилась искупаться. Погода была прекрасная, ласковое солнышко плясало по поднятой мною ряби, радостно щебетали птицы, а на том берегу в воде плескался какой-то зверь – не знаю, может, бобер или выдра. На душе было радостно и покойно, и я даже не заметила, как заплыла на середину этой части озера. Что делать, развернулась, поплыла назад. А вода здесь, над сказать, далеко не теплая. И ближе к берегу мне свело сначала одну ногу, потом другую…
Я запаниковала. Начала барахтаться, хотела вскрикнуть, но не смогла – вода тут же заливала рот. За несколько быстротечных мгновений я успела передумать множество мыслей – вспомнила детей и Говарда, пожалела, что не звонила им уже несколько дней; прочувствовала, как не хватает мне сейчас рядом мужа; огорчилась, что пропущу осенний бал Мэри; прокляла себя за то, что так жаждала отъезда соседей – вот бы кто спас меня сейчас; понадеялась, что меня, тонущую, увидят соседи из боковых домиков – и тут же отмела эту надежду.
И вот передумав все это, поняв наконец, что надеяться мне не на кого, кроме как на себя, я наконец обуздала свой страх. Взяла себя в руки, перестала судорожно шлепать руками, оттолкнулась ими, вдохнула воздуха, легла на воду и спокойно поплыла, загребая одними лишь руками, а ноги стараясь держать как можно более параллельно поверхности воды.
И выплыла. Заползла на берег, завернулась в полотенце, села на солнышке…
Это было счастье. Я жива! И жива благодаря одной лишь себе. Я сама! Я могу! Я сильна!
И я самодостаточна. Только тогда я наконец прочувствовала это. Прекраснейшее из чувств. Я поняла, что могу быть одна. Что могу жить сама по себе – равно как могу жить с кем-то. Это не важно. В любом случае я самодостаточна. И те, с кем я выбираю быть рядом, не будут мне костылем, прикрытием моих слабых мест; я буду с ними потому, что люблю их, потому, что это мой осознанный выбор. Я больше не буду бояться.
* * *
Какое же удивительное здесь небо! Никогда не думала, что на нем можно увидеть столько звезд ночью. А Млечный Путь – и правда похож на дорогу, словно мелом начертанная на небесной ткани полоса закройщика.
Поневоле задумаешься, насколько же ничтожен человек на фоне всей бескрайности и великолепия Космоса. И все наши потуги придать жизни дополнительную осмысленность, а себе – особое значение кажется комичными. Бог, создавший нас по своему образу и подобию… Бог, который засел среди прекрасных просторов космоса, и делать ему нечего, кроме как наблюдать за нашим довольно-таки однообразным копошением. И оценивать его по странным, надуманным критериям справедливости, праведности, правильности.
Нет никакой абсолютной правды. Кроме, разве что, той, что любая жизнь ценна, и потому жить стоит в свое удовольствие, но и другим не мешать, а помогать жить и наслаждаться жизнью; однако же никакой сверхценностью она не обладает, потому не стоит придавать происходящему в ней слишком большое значение, слишком сильно цепляться за нее, ожидать от нее большего, чем то, что она есть. Искать утешения в мыслях о жизни после смерти.
Я живу здесь и сейчас. Как легко становится, стоит осознать это. Когда ценишь нынешний момент, отпадает нужда выдумывать смыслы для момента грядущего.
* * *
Сегодня мне приснился странный сон. Будто я плыву по широкому озеру, а впереди – остров. Кажется я плыла очень долго, но ни усталости, ни беспокойства не чувствовала, лишь чем ближе был остров, тем теплее становилось на душе, словно бы я возвращалась домой. И когда я приблизилась к нему настолько, что могла разглядеть стволы растущих на нем дубов, то увидела вдруг, что на острове меня ждут все те, кого я видела во сне про яблоко – дети, муж, родные, друзья, коллеги… И я была рада видеть их, искренне рада. Они не пугали и не раздражали меня. Уже выходя из воды, я подумала с интересом, будут ли они опять просить у меня яблоко; но никакого волнения я не испытывала. Кажется, это яблоко у меня было. Или же я знала, как объяснить им всем, что у меня его нет, не знаю… Просто на душе у меня было спокойно и радостно.
Проснувшись, я поняла, что отпуск мой закончился. Пора к семье. Я прожила в этом домике девятнадцать дней, и буду скучать по нему. Возможно, даже вернусь сюда когда-нибудь… одна, или со своими… Но это будет нескоро. А сейчас я хочу поскорее к Мэган и Джону, разделить с Говардом и детьми последнюю неделю отдыха.
