*  *  *

Налей немного красного

но можно и не пить

Уже яснее ясного –

двух жизней нам не жить

 

Была темнее темного

вода во облаках

Шел век труда наемного

погрязшего в долгах

 

Но кое-что мерещилось

и за руку вело

через провалы трещины

и битое стекло

 

От всех химер избавились

и нечем больше крыть

Мы даже не отчаялись

мы – перестали жить

 

 

*  *  *

Мат до небес и вонь с ближайшей свалки

и хищное стекло пивных бутылок

а за углом а над осевшей крышей

возникло ночью и стоит не тает

цветенье абрикосовых деревьев

 

Ей-богу это просто марсианство

какое-то, ведь мы вовсю старались

и день и ночь и зиму напролет

чтоб не цвело и чтоб не отвлекало

от нашей жизни душной и дремучей

а им до нас и дела нет – цветут

 

То белое то розовое – некий

интим природы женская натура

ее, и даже хочется коснуться

а может быть поцеловать но вряд ли

возможно это: лепестки – не губы

 

 

*  *  *

Всю непосредственность мы выплеснули,

но вся посредственность при нас, –

как будто очи ветром выхлестнуло –

одни глаза. И без прикрас,

и без причуд, и не прекрасно

мгновенье, а – резиново.

И ждем – не с неба ли – приказа,

чтоб речи обучаться сызнова.

 

Листаем словари и справочники,

как прежде – палую листву.

Легко сменив квартиру явочную,

уходит муза к естеству.

Оно же неопределимо

ни словом, ни широким жестом,

но тянет непреодолимо, –

живем и не находим места.

 

 

*  *  *

Все-таки не хватило времени на меня,

и людей для меня все-таки не хватило.

Я не ропщу, понеже я внук крестьянина:

что-нибудь перетекло в кость и, возможно, в жилу.

 

Нет, ни пахать, ни косить не гожусь, однако

запах раскрытой земли ноздри щекочет,

а также могу, пожалуй, злак отличить от злака,

если, случись, кто-нибудь отличить захочет.

 

Итак, не ропщу: где тридцать, там к месту и сорок,

и значит, Муромца пересижу как-никак.

Нет, не гожусь ни для спевок, ни для тусовок, –

такой вот былинный сюжет, намотанный на кулак.

 

 

*  *  *

Я не знаком с тобою, человек,

ты прикурил и дальше жить пошел –

ты взял огонь и дым, спешащий вверх,

и время взял, и пальцев не обжег.

 

Я так не смог и докурил, кривясь, –

дым ел глаза, огня как не бывало.

И время, ну, никак не остывало

ни в этот раз и ни в который раз.

 

 

*  *  *

Я чумею чумею

и уже не спасусь

Я держу как умею

мой причудливый пульс

 

Вход открыт через выход

вот чуток помолюсь

Богу незачем выкать

этот номер не люкс

 

Зубы нечего скалить

я сказал – разберусь

Не забудьте поставить

рядом с именем плюс

 

 

*  *  *

Ни как солнце не будем, ни как луна.

Мы прощаем все, что должна страна.

 

Ей трудней, чем нам, ей совсем хана,

А у нас есть дом и она, страна.

 

Вот напилим дров – встретим новый век.

Мы поделим кровь и посмотрим вверх.

 

Там, вверху, есть ночь, а за нею – день.

Дай пошире скотч – подзатянем сень:

 

Нам под нею жить, ничего не ждать,

Золотую нить в Божий сон вдевать.

 

 

*  *  *

Ну, здравствуй, здравствуй, племя кроссвордистов,

чье неизбывно рвенье, пыл неистов.

 

С мудреным словом ляжете крест-накрест,

и на хрен вам любовь, и вера – на хрен.

 

Когда кроссворд решен, причем надежда?

Пусть ею упивается невежда.

 

Она умрет без нас, а наше дело –

свести концы с концами, тело с телом.

 

Слова как мы – в толпе неразличимы, –

ни повода не ищут, ни причины.

 

Им хватит буквы, чтобы зацепиться

и даже духом буквы насладиться.

 

У нас не то: мы жаждем совпаденья,

как это было в первый день творенья!

 

…По вертикали равен бог едва ли

себе же, если по горизонтали.

 

 

 

*  *  *

Сердце прихватит,

и проще становится мера

всех обозримых

и необозримых вещей.

Вера становится проще,

яснеет химера

и отсекается в частностях

и вообще.

 

Заступ отложишь

и неторопливо присядешь

там, где стоял –

на мешок, на початки, на стебли.

Перерасход,

и в костерик осенний бросаешь

что под рукой –

огонь не обидится,

стерпит.

 

Это не месяц сентябрь,

а выход за рамки –

можешь позволить

беспрецедентную лень.

Что ты расслышал?

Попевочку сирой зарянки?

Это удача

на весь опрокинутый

день.

 

 

* * *

Допустим, все будет иначе,

и станут меня вопрошать:

– Чего тебе надобно, старче? –

а я не сумею сказать.

 

Летать мне хотелось и плавать,

но больше уже не хочу,

исчадье режима и плана,

за воздух и воду плачу.

 

За землю плачу и за право

платить, напрягая чело…

– Чего тебе надо, раззява? –

а бог его знает – чего.

 

Нью-Йорк на Кривом Торце

 

Нью-Йорк (наш) не выдумка, не химера, хотя таковою кажется – при свете луны и в зиянии разбомбленных кварталов. И Кривой Торец всамделишный – кривой, черный, быстрый. А вместе – пара на загляденье, метафора метафор: Нью-Йорк, положенный посреди степи на Торец, да еще на Кривой… И вся картинка густо сдобрена-приправлена пиридином, фенолом, нафталином и прочей ползучей гадостью рук человеческих…