вольная орфография, стремная пунктуация, prod, prod.
___

Спокойные шаги третьего президента Америки покрывали мокрую от дождя моржовью кожу асфальта. Солнце зажабилось под серой пленкой, а

машинные фары вырывали разбитую морось из умыкавшихся от старых краснокирпичных зданий утренних теней. Листья толпились под кронами (своих деревьев) и гудели продувным шелестом,
словно помехи в эфире., вдалеке трясся трамвай. Томаса грели мысли о том, что прийдя домой он отдаст верхнюю одежду жене и уйдёт на кухню, – Марта развесит его мокрые тряпки на бельевых веревках, пока он будет приставать к темнокожей гувернантке, стягивать с себя майку и целовать ее глупые пухлые губы. Влага невидимой мошкарой липла к лицу и волосам, Томас пробежал половину дороги навстречу мигающему светофору., поздоровался с бродячим псом чау-чау, а после по выгнутым цементным зубам лестницы проскочил к собственной квартире.
Жена получила рубашку, пальто и штаны; Джефферсон затолкал гувернантку в кладовку, на ящики с мягким хламом вроде обуви, ковров, курток, еды для моли, и Салли размазывала по его бледной шее громкое дыхание. Господин, в духовке, нужно проверить пирог.

В какой-то момент Марта зашла в ванную, крутанула ручки крана и заплакала. Чуть позже она одернулась, посмотрела на дверь и дернула щеколду, чтобы запереть себя изнутри., убавила напор в кране. Ее тихое повизгивание рассекало воздух, отражалось от кривых стен и глухим стеклянным всплеском уходило в вентиляционную трубу. Сосед сверху сидел на унитазе и сосредотачивался на чем-то большом и неудобном, вылезающим из его волосатой задницы.

Уф, что не так у этой женщины?

Снаружи
распускался день, ветер осел к обочинам и изредка ворчал, если мимо проезжали люди. Деревья

сочились равнодушием. Старая ветка мокрой липы смотрела в окно квартиры Джефферсонов, где за небольшим круглым столиком муж с женой разделяли трапезу.

из стен торчали обои:
голубые полоски, красные цветочки и белые полоски,
а в потолке рдело рыжее гнездо люстры и выкидывало плохой свет на пышный пирог, пышные формы Марты, на колючую бороду Томаса Джефферсона, умявшего большой кусок. Локти стучали по краю стола.
– Марта, ты что-нибудь слышишь?
Марте пришлось вынимать взгляд из прострации, прежде чем ответить.
– что ты делаешь?
– снимаю с тебя штаны, Энди, я всю жизнь пытаюсь доказать, что ты неправ.
– Да, Том, похоже на чью-то беседу.
Президент свел брови в попытке нахмуриться: “Звуки доносятся из шкафа?”
– и? дальше?
– мы будем сидеть здесь, без штанов, а потом посмотрим кто кого трахнет
– Действительно. – Ответила Марта и подхватила розовыми губками кусочек пирога.

– Позови гувернантку. – Отозвался президент. – Пусть заберет своих детей.

Гувернантка, “хвастаясь” плоскостопием, прошлепала к шкафу., поразглядывала полуголых детей, что сидели с подмятыми под себя ногами и брюками прикрывали гениталии.
– Госпожа, этот ребенок не мой. – Салли ткнула в зажмурившееся уродливое лицо. Затем схватила второго ребенка за волосы и утащила из комнаты.
Марта и Томас отвернулись от пирога.
– Как тебя зовут, малыш?
Парнишка потупил взгляд на ржавоцветное гнездо люстры.
– Энди, сэр.

Энди остался у четы Джефферсонов на три дня, пока сын гувернантки Салли его не зарезал. Томас Джефферсон работал в ночную смену, он приносил в дом нагнетающую атмосферу, хватал Салли,

всегда хватал Салли, относился к ней со злым пренебрежением.

Марта впивалась плачем в стены, похмельный мужик, сосед сверху, слушал ее тошнотворные стоны. На второй день, когда кончился дождь, она поцеловала Энди, спросила – почему дети нашей гувернантки тебя не любят? Энди притворился, что не расслышал вопроса, и тогда Марта снова его поцеловала.
– Я сегодня не буду плакать.

кукушка лизала небо, ветер обкрадывал воздух

Солнце светило в полную силу, швыряло на землю жар, яркость.
– я очень боюсь смерти.
– о, да.
Энди перерезали горло, оторвали веки и серой пластинкой лезвия сделали насечки на глазах. На следующий день снова пошел дождь, и всё вошло в прежнюю череду, – разве что куда-то ушел бродячий чау-чау, и Томасу Джефферсону стало не с кем здороваться, перед тем как войти в жуткий подъезд своего дома.