Виктор Герасин. Суть зверя (рассказ)

Дух всевидящ и вездесущ. Ему не дано миловать или наказывать. Он – дух. Он присутствует во всем и каждом, но не оберегает, не спасает, не уничтожает – это все делает каждый по-своему, каждый по себе.

Волчица имела все свое, все то, что перешло в нее от ее очень далеких и совсем не далеких предков. И все, что она имела, ей надлежало передать потомству. Ей не дано было прерывать связь прошлого с будущим. И она это исправно исполняла.

Была она еще молода. У нее были развиты чутье, интуиция, хитрость, упорство. И все это подкреплялось зоркими глазами, чуткими ушами, сильной челюстью с крепкими зубами. Она имела мускулистое легкое тело под шелковистым волосяным покровом и неустающие гибкие ноги, легко выносящие ее на кручи. Она видела себя глазами предков и гдазами потомков, и оставалась довольна собой.

В ней было неистребимое желание жить, любить своего Волка, давать жизнь потомству, которое она любила больше себя и больше своего Волка.

Она родилась в тихом уголке огромного лесистого буерака. Здесь же, неподалеку, в земле лежали кости ее родителей. А в сухой и теплой норе она раз в год в установленное время в начале весны исправно разрешалась одним или двумя волчатами, вскармливала их своим густым молоком, окрепших выводила из норы, обучала тому, чему сама была научена родителями, а уже заматеревших к началу зимы и как капли воды похожих на нее и ее Волка отпускала в большой простор за волчьим буераком. Зимой же чутким ухом улавливала их вой и оставалась довольна собой. И все чаще уводила своего Волка к крутояру под белые березы, где в длинные зимние ночи они вновь предавались любви.

Волк принес к норе заднюю часть туши молодого барана. Положив добычу на землю, проурчал, подав знак Вол­чице и Волчонку, а сам отошел в сторонку, припал животом к земле, положил голову на вытянутые передние лапы и, почти не мигая, внимательно смотрел, как его Волчица учит Волчонка отрывать от туши и проглатывать большие куски мяса. У Волчонка пока не получилось так, как делала мать. Вцепившись зубенками в мясо, он пятился, урчал, не осиляя оторвать кусок. Волчица показывала ему, как боковым прикусом надо отделять от туши кусок. Раздосадованный на свою неумелость, Волчонок повизгивал, отходил от мяса, возвращался и вновь начинал рвать, трепать пишу.
На душе у Волка было светло и радостно от этого зре­лища.

Волчица перестала заниматься с Волчонком, насто­рожилась, подняла голову и пристально посмотрела на Волка. Ее Волк – она это знала – насколько был дерзок, настолько и неосторожен, он больше надеялся на свою силу, чем на хитрость.

Материнской и звериной интуицией Волчица вдруг по­няла, что Волк допустил оплошность, добыл барана где-то неподалеку от их логова. У нее испортилось настро­ение, ей стало не по себе от неотвратимых последствий его дерзости. Нет, риск здесь не уместен. Об этом говорил ее взгляд. Но ей не было дано поучать Волка и она не сделала этого.

А Волку ее взгляд не понравился. Он поднял голову, глаза его предупредительно сверкнули, посуровели.

И Волчица не выдержала взгляда Волка, опустила глаза.

Настроение совсем испортилось. И, чтобы успокоиться и обезопасить Волчонка, Волчица носом стала подталки­вать его к норе. Но Волчонку совсем не хотелось уходить со светлой солнечной поляны, не хотелось забиваться в темную нору.

Волчонок сердито огрызался, пытался ухватить зубами нос матери, но она так и закатила его в нору, залезла сама, перекрывая собой свет. Поурчав немного, Волчонок ткнулся носом в живот матери, поймал сосок и потянул в себя теплое и сладкое материнское молоко. Насытившись, вскоре уснул, ровно дыша и подергивая во сне лапами.

Волчица аккуратно выползла из норы и легла на траву, вытянув по земле шею.
Она впадала в дремоту и слышала, как Волк тихо подо­шел к ней, лег напротив, головой к ее голове, легко лиз­нул и раз, и другой ее в нос, будто извиняясь за то, что причинил ей беспокойство. Волчица открыла глаза и лиз­нула ответно Волка в нос. На том они и примирились, на­слаждаясь солнечным теплом и пахнущим зеленой листвой свежим ветерком.

Из дремотного состояния их вывели посторонние звуки, вошедшие в равномерный шум леса. Уши их напряглись, медленно передвигались, исследуя на звук доступное слуху пространство.

Ветер медленно ворочался в кронах деревьев, покачивая их. Лепетали листья ниже крон. Поскрипывали надлом­ленные стволы, суетились, щебетали птицы. Все это было привычно и опасности не представляло.
Но где-то наверху буерака, ближе к его горловине птицы вели себя по-особому, встревоженно. И эта встревоженность птиц медленно перемещалась по обеим сторонам над буераком. Там явно кто-то был, тот, к кому непривычен лесной мир.
Такую тревогу могло вызвать стадо коров. Но стадо сюда никогда не заходило. Могли потревожить птиц лоси. Но их никак не могло быть так много, чтобы двигаться по обе стороны буерака.
Тогда что же?

Волк встал, и, крадучись, хоронясь под нависшими су­чьями деревьев, пошел разведать: кто потревожил устояв­шуюся жизнь буерака.

Волчица подошла к норе, послушала как спит Волчонок, села, загородив собой вход в нору. Вдруг ей показалось, что ветерок сверху донес до нее запах железа. И ту же вкралось сомнение: почудилось?

С самого раннего детства она запомнила холодный и злой запах железа. Тогда по соседству жили несколько семей волков, каждая семья в своей норе. И вот однажды на рассвете волк-сосед притащился к норе с железными челюстями на ноге. Лежал он, прикрыв глаза, постанывал от боли. Его окружили волки, сидели, пристально наблюдая за несчастным, но близко не подходя. А к вечеру волк стал грызть свою ногу. Грыз, взвизгивал, останавливал кровь, зализывал рану и снова грыз. Сколько времени он грыз свою лапу, она, тогда еще полугодовалый волчонок, не знала.

Волк остался жив, но прыгал на трех лапах, правой пе­редней лапы у него не было по суставу. Она – эта отторгнутая лапа в железных челюстях – лежала под березой, пугая своим присутствием волков и особенно волчат.

С тех пор Волчица уяснила, что запах железа – есть запах беды, запах боли.

Читайте журнал «Новая Литература»

Вдруг наверху и раз, и другой щелкнули выстрелы, гул­кое эхо прокатилось по всему лесу. В низину буерака пополз дым, остро запахло гарью.

Волчица встала на ноги, насторожилась и поняла: это беда. Она уже нашла ее Волка, она вслед за дымом и гарью подберется и сюда к ней самой и ее Волчонку.
Предчувствие было самое нехорошее, безысходное.

Волчица сунулась в нору, схватила зубами спящего Вол­чонка, поволокла его наверх. Он спросонья подумал, что с ним мать играет, начал извиваться, пытался обхватить ее лапками за морду. И скоро понял, нет, матери его не до игры. Перехватив малыша зубами за шею, она стала медленно уходить от норы, еще не решив, куда, в какую сторону надо двигаться, чтобы не встретиться с бедой.

В той стороне, куда шел Волк, лаяла собака. Волчица стала уходить от лая в противоположную сторону. Подня­лась на берег буерака и чуть не столкнулась с людьми. Они шли навстречу ей с обеих сторон. Она нырнула под густые, шатром нависшие над землей ветви молодой липы. Подошла к стволу старой липы и медленно встала на задние лапы, передними поднимаясь вверх по стволу и к стволу же прижимая примолкнувшего Волчонка. Она слилась со стволом, пропуская людей мимо себя. Сердце ее не колотилось, а медленно, размеренно постукивало. Задние ноги устали от непривычной стойки,но были готовы в любой момент спружинить и вынести ее из-под липы, спастись бегом от беды.

И люди, остро и по-особому пахнущие своей плотью и тем железом, которое несли в руках, прошли мимо.

Волчица опустила на землю Волчонка, отдышалась, вновь взяла его зубами за шею, подняла с земли и вынырнула из-под ветвей липы.

Она пошла по большому кругу к тому месту, куда ушел Волк. Ей казалось, что беда минула, что вот-вот Волк увидит ее, и они уйдут полем в запасную нору, которая была ими вырыта на бугре, вокруг которого лежало топкое, кочкастое болото. И там они будут в безопасности, так как от норы во все стороны было далеко видно, подкрасться к ним незамеченным не могли ни человек, ни собака, никакой другой зверь.

Им надо было бы и жить в той норе, что на бугре посре­ди болота, но она опасалась за здоровье Волчонка, так как от болота всегда тянуло холодом и сыростью. Только поэтому жила она в сухой и темной норе в буераке.

Дойдя до берез, где они зимними ночами проводили любовные забавы, Волчица остановилась. Это было их ус­ловленное место: если случаем придется расстаться, то встречаться под березами. Ей казалось, что вот-вот Волк подойдет сюда, в условленное место. Но его все не было. Ветерок донес до нее запах крови. И она пошла на этот запах. И вскоре остановилась пораженная: на поляне лежал ее Волк. Лежал он на боку, передние ноги полусогнуты, будто он бежал. А в груди зияла рана, из которой вылилась кровь и уже запеклась.

Подойдя к Волку, она увидела его полуоткрытые глаза, оскаленные зубы. Лизнула его в нос. Еще раз лизнула. Волк не ответил ей тем же. Она поняла – его уже больше нет и никогда не будет. Присев на задние лапы, подняв вверх нос, она тихонько завыла. Вернее не она сама, а все ее предки и потомки заголосили в ней.

Неподалеку хрустнула ветка. Волчица напружинилась, схватила зубами за шею Волчонка и рванулась в сторону.

И поняла – поздно. Ее окружали люди. Нет, с волчонком в зубах ей не уйти. А отдать его… Это было свыше ее сил.

И зубы ее сжались. Под ними хрустнули еще мягкие кости Волчонка. Он слабо визгнул и тут же отяжелел, обвис безжизненно.
И в ней все застонало, заплакало, завыло: ей не дано было прерывать связь поколений, связь прошлого с будущим, а она сделала это, она прервала вековечную связь…

Бросив уже мертвого детеныша, она рванулась вперед. Выстрел откинул ее в сторону. Но кости не были задеты, ее тело было все таким же упругим и стремительным.
Она рванулась прямо на человека, остановив взгляд на его пальце. И только по своей звериной интуиции смогла на мгновение опередить новый выстрел, бросить тело в сторону.

И снова смерть пролетела мимо, выстрел ее не задел. Что-то необъяснимое или кто-то необъяснимый подал ей знак: у тебя будет Волк, у тебя будут Волчата..
.
В последнем прыжке она бросила себя на человека, на­правив челюсть на его горло. Удар по голове опередил ее зубы. Кровь залила глаза. Чья кровь, ее или человека? Или и ее и его?
Она теряла сознание, а что-то необъяснимое или кто-то необъяснимый кричали в ней: у тебя будет Волк, у тебя будут дети…

Ей не было дано прерывать связь прошлого с будущим.

Дух всевидящ и вездесущ. Он присутствует во всем и каждом. Но поступает каждый по своей сути.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.