Юлия Рузаева. Цикл рассказов “9 жизней”. Жизнь седьмая. Анна.

На улице озорной ветер срывал охапками золотые листья с деревьев и щедро посыпал ими землю. Я сидел на подоконнике и смотрел на спящую Аню. Она была так мила, когда спала. Она вообще всегда была так мила, но сегодня мне нужно было уйти от неё, я больше был не нужен ей.

Аня нашла меня зимой на теплотрассе, вздрагивающего каждой клеточкой своего тела от частых порывов сильного ветра. Ничего не сказав, она аккуратно взяла меня на руки. Я не сопротивлялся, хотя она и не была мне интересна. В другой день я бы просто сбежал от неё, но в тот момент я чувствовал себя слабым и замёрзшим, не способным принимать какие-либо решения. Я просто поддался случаю, решив, что уйду от неё через пару дней, когда окрепну. Но уход мой отложился ровно до сегодняшнего дня. Аня шла довольно долго, тяжело переставляя ноги в свежевыпавшем снеге и сопротивляясь сильным порывам ветра. Её холодные руки в шерстяных перчатках крепко прижимали меня к холодному пуховику цвета бордо. В какой-то момент моё сознание просто отключилось, мне тогда показалось, что я на секунду закрыл глаза.

Однако когда я открыл их, то сразу же снова закрыл от обилия красок, бросившихся в глаза. После унылого пейзажа зимы такое обилие цветов давило на глаза. Это были воздушные шары, разных форм и расцветок, которыми была просто завалена комната, где я очнулся. Они были разными – в форме персонажей мультфильмов, сердец, разных животных или совсем простые круглые с разными надписями и без. Даже в вазе на подоконнике стояли воздушные шары в виде цветов. Это было столь необычно. Я не двигался с места, всё ещё привыкая к ярким цветам и постоянно моргая.

Я совсем не заметил, как в комнату вошла Аня. В свои 18 лет она была не худой и не полной. Её фигуру нельзя было назвать идеальной, даже в спортивном костюме, в котором она тогда была одета, были видны излишки жира на её боках. Она была невысокой и с довольно обычной внешностью, русые волосы до плеч, широкие брови, серые глаза, курносый нос, полные щёки и тонкие губы. И всё лицо было усеяно юношескими прыщами.

Ничего не сказав, она присела на уголок кровати возле меня, только тогда я заметил, что я лежал на кровати, укутанный в небольшое одеяло. Она тихонько поглаживала меня, когда я всё еще приходил в себя. Она не разговаривала со мной тогда, мне показалось это странным. Только позже я узнал, что она вообще была молчаливой натурой. Даже со своими родителями, с которыми она жила под одной крышей, она разговаривала по минимуму, когда от неё требовался какой-то ответ или когда ей что-то нужно было знать. Её отец невысокий лысеющий мужчина в квадратных очках, скрывающих точно такие же, как у Ани серые глаза, был таким же молчуном, как и его дочь. Он больше времени проводил на кресле перед телевизором, чем со своей семьей. Анина мать была маленькой живой женщиной с копной русых кудряшек на голове. Ей часто не хватало общения со стороны мужа и дочери, отчего она часто разговаривала в пустоту, озвучивая накопившиеся мысли самой себе. И мать и отец Ани приняли меня довольно равнодушно. Отцу Ани словно было всё равно с кем жить, а мать Ани, покосившись на меня раз, затем и вовсе перестала меня замечать, словно меня никогда и не было в их семье.

Из коротких отрывистых и нечастых разговоров Ани с матерью я узнал, что Аня училась в институте на заочном отделении, всё основное время она проводила на работе, которая напрямую была связана с этим необычным завалом её просторной комнаты воздушными шарами. Организация, в которой работала Аня, занималась оформлениями помещений для праздников или же самой организацией этих праздников. Было очень необычно узнать об этом, поскольку такая работа никак не сочеталась у меня с молчаливым образом Ани.

Зимними вечерами Аня занималась тем, что училась скручивать из длинных тонких воздушных шаров фигурки животных. Из-под её рук выходили розовые собачки, фиолетовые кошки, красные крабы, белые лебеди и многие другие. Когда у неё что-то не получалось, она отбрасывала от себя все шары и по долгу молча стояла возле окна, наблюдая за случайными людьми на улице.

Однажды где-то в конце зимы её мать, тихо войдя в комнату и обнаружив её в таком состоянии, нерешительно переступила с ноги на ногу и вдруг неожиданно спросила, взглянув на меня:

– Ну? Ты уже придумала имя для своего кота?

Аня, не отрывая своего взгляда от окна, пожала плечами и очень тихо прошептала:

– Да зачем оно ему? Мы и так прекрасно друг друга понимаем.

– Но, как же? У него должно же быть хоть какое-то имя, – снова нерешительно начала женщина.

– Ну, пусть будет просто Кот, – выдохнула Аня. – Чем тебе не имя?

– Кот? – мать Ани вопросительно подняла глаза и хотела было еще что-то сказать, но потом тяжело выдохнула и произнесла. – Ну, пусть будет просто Кот.

Мать Ани снова нерешительно переступила с ноги на ногу, а затем развернулась и вышла из комнаты, затворив за собой дверь. Чуть обернувшись на звук захлопывающейся двери, Аня посмотрела мне в глаза:

– Ты ведь на самом деле знаешь, как тебя зовут? – она положила руку мне на макушку. – Просто сказать мне не можешь. Так зачем я буду звать тебя по-другому?

Аня развернулась и снова уселась крутить воздушные шары. А я смотрел на неё и не понимал, откуда в ней эта удивительная способность всё понимать и всё так тонко чувствовать. Она так напоминала мне самого себя своим умением разгадывать чужие секреты, своей любовью молча смотреть в окно, своей манерой потягиваться. Она так была похожа на кошку, заключенную в большое человеческое тело, может быть, поэтому она так не любила разговаривать. Но тогда я еще понятия не имел о том, насколько мы с Аней похожи.

Впервые это случилось в самом начале весны, когда мать Ани неожиданно сильно простыла. Высокая температура тела и сильный кашель приковали её к кровати на несколько дней. Я сразу же решил помочь, обосновавшись у женщины в ногах, я медленно тянул из неё хворь. Но выходило долго и медленно, чтобы дело пошло быстрее мне нужно было подобраться ближе к её груди. Но подобраться не выходило, женщина постоянно сгоняла меня с кровати, когда я приближался чуть ближе к цели. Я решил подождать, когда она заснёт, чтобы спокойно вытащить из неё эту болячку. Но мать Ани никак не засыпала, пару раз она просила мужа принести ей горячий чай и какие-то лекарства, постоянно ворочалась из стороны в сторону, перегоняя меня с места на место, чем еще больше осложняла мой труд.

Уже час как стемнело, когда в комнату вошла уставшая Аня, на которую так неожиданно свалились дела матери по готовке ужина и уборке дома.

– Ты как? – тихо спросила девушка, усаживаясь на краешек кровати возле матери.

Читайте журнал «Новая Литература»

– Бывало и лучше, – слабо улыбнулась женщина, которой как раз сейчас расхотелось разговаривать. – Аня, не полежишь со мной немного?

– Конечно, мам, – Аня пристроилась рядом с матерью на кровати.

И тут я почувствовал это. Привстав со своего места, я смотрел на Аню во все глаза и не верил в то, что я вижу. Я видел, как их обоих связали невидимые человеческому глазу ручейки тёмного дыма, они выходили из груди матери Ани и вливались внутрь её дочери. С каждой секундой веки матери Ани становились всё тяжелее и тяжелее, она стала часто моргать, а затем совсем закрыла глаза, мирно засыпая, рядом со своей дочерью, всё продолжавшей вытягивать из неё эту болезнь. Я в оцепенении сидел, не решаясь двинуться с места. Я никак не мог понять, как такое может быть, не мог понять отдает ли себе Аня отчет в том, что она сейчас делает или у неё это получается непроизвольно. Спустя еще десять минут после того, как её мать уснула, Аня поднялась с кровати и сразу тут же сильно закашлялась, машинально прижимая правую руку к груди. Шатаясь, видимо от того, что у неё кружилась голова, она дошла до своей кровати и обессилено рухнула на неё. Глаза Ани слезились, она устало моргала ими.

Я прыгнул на кровать рядом с ней, подбираясь ближе к груди. Аня не понимала, что делает, она просто инстинктивно тянула болезнь на себя, но что делать с ней потом, она совершенно не знала, и поэтому ей нужен был я. Аня уснула через полчаса после своей матери. Я аккуратно забрал у неё всю негативную энергетику, которую она так взахлёб забирала у матери, и как обычно отдал её комнатным цветам.

Сидя на подоконнике тогда, я долго не отводил глаз от Ани, совсем как сейчас. Тогда я не мог поверить, что люди могут то же самое, что и я. Я не мог поверить, что Аня может лечить. В ту ночь я почему-то отчетливо вспомнил свою маленькую сестрёнку, которая отчаянно жалась ко мне, пытаясь получить хоть какие-то капли тепла, в тот промозглый холодный день, когда нас нашла моя первая хозяйка. Спася меня, моя первая хозяйка не успела спасти и мою сестрёнку. Я видел и сейчас перед глазами эту липкую мокрую землю, в которой хоронили мою сестрёнку. И я видел Аню, так мило свернувшуюся калачиком под одеялом. Когда-то я слышал от людей, о том, что души умерших могут переселяться в другие тела. Аня, блаженно потянувшись, перевернулась на другой бок и снова свернулась калачиком. Может эта девушка носила душу моей сестры? Мне так хотелось в это верить.

– Наверно, это наш Кот, он ведь целый вечер крутился вокруг меня вчера, а я где-то слышала, что коты и кошки могут лечить, – слышал я из коридора голос матери Ани.

– Может быть, – отвечал ей тихий Анин голос. – Он вообще необычный наш Кот. Всё так понимает, словно человек.

Лето наступило неожиданно и напористо быстро. Уже в конце мая люди, которых я наблюдал из окна, переоделись в лёгкие брюки, шорты и платья, всё больше открывая своё тело жарким лучам солнца. В конце июня Аня досрочно сдала сессию, и у неё осталась ещё неделя учебного отпуска в запасе. На всю эту неделю Аня, прихватив меня, отправилась в гости к своей бабушке в деревню. Бабушка была копией Аниной матери, разве что кудряшки на голове поседели, а на лице пролегли глубокие морщины. Поначалу я чувствовал себя довольно неуютно во всей этой деревенской обстановке, но уже к концу первого дня нашего пребывания там я освоился. Дом Аниной бабушки находился прямо в самом центре деревни, недалеко от него находился деревенский клуб, где вечерами шумела молодежь, не давая бабушке, да и мне спокойно заснуть. Дом был небольшим и включал в себя две небольшие комнаты и кухню. Вместо ванны справа к дому была пристроена баня, а туалет находился в дальнем углу заднего двора. На просторном заднем дворе хозяйничала Герта, старая седеющая овчарка Аниной бабушки. У неё были точно такие же, как и Аниной бабушки, тоскливые глаза. Герта была прикована цепью к своей будке, но это не мешало ей время от времени гонять гусей, важно разгуливающих по двору, или пугать овец, ютившихся в летнем загоне. Меня она всегда провожала недоверчивым взглядом, но не кидалась и не лаяла, чем и заслужила моё уважение. А еще у Аниной бабушки были кролики, они всегда пугливо таращили бусинки своих черных глаз из глубины клетки и всё время хрустели, хрустели и хрустели, будто это был последний пучок травы в их жизни. Когда я смотрел на них, то даже самая недалёкая кудрявая болонка казалась мне умнейшим созданием.

Днем Аня со своими деревенскими друзьями ходила на местный пруд и частенько брала меня с собой. Я располагался под тенью дерева, предпочитая не приближаться близко к воде. Воду я любил, но не в таком количестве. Слишком много воды меня всегда пугало. Аня и её друзья обычно резвились здесь до вечера, смеясь, бегая друг за другом, прыгая в пруд с тарзанки или просто плескаясь в воде. Кое-кто из них услужливо обливал меня водой, помогая мне справиться с горячими лучами солнца, так любящими мою чёрную шерсть.

Где-то в середине нашего мини отпуска, я заметил её. Огромную чёрную тень, держащуюся за плечо младшей сестрёнки одной из Аниных подруг. В тот день голубоглазая шестилетняя малышка впервые пошла с нами на пруд, она сидела на берегу в тени дерева, точно также как и я, не рискуя приближаться к воде. Тень покорно висела у неё за спиной, не убирая своих тёмных липких рук от плеча малышки. Я пробовал подойти к малышке ближе или забраться к ней на колени, но маленькая девчушка с криками убегала от меня каждый раз, когда я предпринимал свои попытки.

– Почему-то она стала очень бояться котов и кошек, – в очередной раз, успокаивая свою маленькую сестрёнку, сказала Анина подруга. Я понял, что мои попытки бесполезны и прекратил их, сожалея, что не могу помочь малышке избавиться от терзаний, мучавших её маленький мозг. Я видел, что Аня заметила мой не здоровый интерес к малышке, но она явно не понимала его причины.

К концу недели, словно предчувствуя наш отъезд из этого замечательного места, которое я успел полюбить, пошли дожди. Было ясно, что на пруд в такую погоду нет смысла идти, поэтому Анины подруги собрались в доме её бабушки. Голубоглазая малышка с огромной тенью тоже пришла. Боязливо покосившись на меня, она села на противоположный угол дивана. Чувство навязчивого беспокойства не покидало меня с момента прихода всех Аниных подруг. Сначала я думал, что это связано с огромной тенью малышки, на которую я невольно таращился, пока краем уха не уловил разговор Ани и старшей сестры малышки.

– Наверно, вчера что-то не то съела, живот так сильно болит и тошнота, – глубоко вздыхая, говорила Анина подруга.

Когда я обернулся, чёрные нити недуга уже связывали обеих подруг. Аня снова бессознательно забирала боль себе.

– С утра было совсем плохо, но сейчас вроде бы проходит, боль потихоньку стихает, и уже не так сильно тошнит, – услышал я слова Аниной подруги.

Я спрыгнул с дивана и забрался к Ане на коленки, с целью перетянуть болезнь на себя, но мне доставались лишь какие-то ошметки боли. Аня лечила быстрее меня, тёмные нити, словно щупальца какого-то монстра, пронзали её живот, отдавая всю боль ей. Я почувствовал лёгкую тошноту. Аня поднесла руку ко рту, прикрывая его. Должно быть, её тоже тошнило, но её тошнота была в несколько раз сильнее моей. Мой мозг лихорадочно искал способ помочь Ане справиться с этой чужеродной болью, с этим негативом, который она всё продолжала вытягивать из своей подруги. Нужно было научить её отдавать эту энергию, нужно было как-то объяснить ей. Но я не мог говорить, я не мог ей просто сказать это. И даже показать представлялось для меня проблематичным.

Капли дождя бешено били по карнизу с той стороны окна. Они так мешали думать.

– Аня, с тобой всё в порядке? Ты что-то побледнела, – сказала одна из подруг.

– Всё, – Аня тяжело вздохнула, и последние лоскуты негатива вошли в неё. – Нормально.

Она снова поднесла руку ко рту. Капли продолжали тарабанить, не давая мне думать. Словно барабанная дробь, они заглушали голос моего разума. Проклятый дождь! Капли. Вода.

Дальнейшие действия созрели в моём мозгу внезапно. Я с силой бросился к малышке с тенью, которая не сводила с меня глаз. Девочка, истошно завизжав, бросилась к двери, один сильный толчок, и она выбежала под дождь. Я бежал за ней, краем уха слыша проклятия, которыми сыпала в меня её старшая сестра. Малышка остановилась у калитки, не в силах открыть её, и всё еще истошно визжа. Я остановился на полпути и обернулся. Я видел как мимо меня, едва не пнув, пролетела старшая сестра малышки. Но самое главное я видел Аню. Капли быстро намочили её волосы, делая их липкими и облепляющими лицо. Она тяжело дышала, её била дрожь, она стояла, как вкопанная смотря мне в глаза, не моргая, словно боясь что-то пропустить в моих глазах. Я видел, как холодные капли смывали с неё ту чужеродную боль, которую она так беспощадно вытягивала из подруги. Я медленно подходил к ней ближе, Анино дыхание быстро приходило в норму. Она медленно присела возле меня, всё еще дрожащими руками сгребая меня к себе.

– Пойдем, пойдем в дом. Зачем же ты на улицу то побежала? Надо было в комнату другую бежать, – мой слух уловил слова старшей сестры. Я оторвал свой взгляд от Ани и встретил удивлённые голубые глаза малышки, проходившей в такой опасной близости от меня. Но, казалось, сейчас её это не волновало, и я с удивлением заметил, что тень не держала её за плечо, а понуро плелась сзади. Когда мы зашли в дом, я услышал Анино дыхание совсем близко возле своего уха, а затем кроткое: «Спасибо!»

Аня вытерла меня полотенцем и по требованию своей подруги заперла меня в соседней комнате.

– Больше так не убегай. Не хватало, чтобы ты еще теперь заболела, – слышал я рассерженный голос старшей сестры.

– Больше живот не болит, – за всё это время я впервые услышал тоненький голосок малышки.

– У тебя тоже живот болел? – вдруг сменила сердитость на заботу старшая сестра.

– Нет, – начиная сердиться от того, что её не понимают, резко ответила девочка. – Нет. У тебя живот больше не болит?   

– Нет, всё прошло, слава Богу, – мягко ответила Анина подруга, стараясь не сердить малышку.

– Как его зовут? – после минутного молчания услышал я голос малышки. Видимо она обращалась к Ане, потому что затем я услышал её тихий голос:

– Никак, мы зовем его просто Кот.

– Он не такой как другие коты, – услышал я голос малышки, озвучивший её мысли. Никто ей не ответил.

Затем девушки снова начали прерванный разговор, а я, свернувшись калачиком на стуле, задремал. Все эти действия, как оказалось, отняли у меня много сил.

 Проснувшись ближе к вечеру, я обнаружил два голубых глаза непрерывно следящими за мной из темноты.

– Не подходи, и я не буду кричать, – раздался тоненький голос в темноте. Огромная тень, выделяющаяся даже в темноте, снова держала малышку за плечо. Я покорно уселся на стуле, не делая никаких движений навстречу к ней. Краем глаза я видел прядь русых волос, просочившихся сквозь приоткрытую дверь. Я понял, что Аня стояла с той стороны, не решаясь переступить порог.

– Я знаю, ты не хотел меня пугать, ты Ане хотел помочь, – вдруг произнесла малышка. – А Аня помогла моей сестре, только, кажется, она этого не понимает. Поэтому я скажу спасибо тебе.

Я с удивлением склонил голову на бок. Меня всегда поражали дети с их удивительной способностью видеть истину, но эта девочка была настолько проницательна.

– Спасибо, что помог моей сестре, – снова зазвучал её тонкий голос в комнате. Половица под ногами Ани скрипнула, и, чуть помешкав, она заглянула в комнату, поняв, что уже не может скрывать своё нахождение за дверью:

– Вот ты где, – Аня сделала вид, что не слышала слов малышки. – А мы тебя везде ищем. Ты уже его не боишься?

– Я и не боялась, – ответила девочка. – Просто не хочу, чтобы он ко мне подходил.

С этими словами малышка вышла из комнаты. Аня долго смотрела в мои глаза, ничего не произнося, словно пытаясь решить ребус, отпечатавшийся на моих зрачках. Через две минуты, так ничего не сказав, Аня вышла из комнаты.

На следующий день мы вернулись в душную квартиру в городе, и всё потекло по привычному для всех графику. С одной лишь разницей, и мать Ани, и её отец были удивлены новой привычке, которая у неё появилась после приезда из деревни – она могла до получаса сидеть и держать руки под холодной водой. И только мы с ней понимали, что это значило.

Однажды вечером мы с Аней занимались нашим любимым занятием, сидя на подоконнике, мы рассматривали людей по ту сторону окна, когда Аня вдруг произнесла:

– Знаешь, эта малышка не выходит у меня из головы, – она глубоко вздохнула, словно собираясь с силами. – Я знаю, ты видишь, что с ней что-то не то, а она не хочет, чтобы ты ей помогал. Но я не могу понять что с ней… я не чувствую в ней боли, так как это было с её сестрой, например.

Аня снова вздохнула и закусила губу.

– Если бы… – она положила свою ладонь мне на макушку. – Если бы ты мог меня научить, объяснить мне…

Она замолчала и посадила меня к себе на колени. Аня была моей родственной душой, и впервые мне хотелось объяснить то, что я вижу. Хотелось поделиться, зная, что меня поймут. Но я не знал, как это можно объяснить, как это можно показать, и самое главное я не знал, сможет ли Аня прогнать эту тень, будут ли тени бояться её так же, как они боятся меня.

Это случилось в начале сентября, не за долго до Аниного отпуска, в который мы снова собирались поехать в деревню. Анин отец вернулся с работы раньше, чем обычно, в сопровождении тусклой тени за спиной. Ни Ани, ни её матери еще не было дома. Он долго ходил по кухне из угла в угол, а затем уселся в своё любимое кресло, включив случайный канал на телевизоре. Тень пристроилась за спинкой кресла, опустив свои липкие руки ему на плечи. Я не сводил с неё глаз. Я мог помочь ему прямо сейчас, но я ждал Аню, в надежде, что мой пример поможет Ане понять, как можно помочь малышке. Я просидел так около двух часов, не двигаясь и не спуская глаз с тусклой негодяйки. Аня так и нашла меня, сидящим на полу и впивающимся взглядом в невидимую для неё тень.

– Пап, всё нормально? – спросила она, усаживаясь на подлокотник кресла. Я заметил, как тень вздрогнула и отпустила плечи её отца.

– А? – её отец словно вынырнул из своих мыслей. – Да, да, дочка, иди, помоги маме.

Он аккуратно подтолкнул Аню. Девушка не понимающим взглядом скользнула по мне, проходя мимо. Я слышал, как за моей спиной Аня хлопнула дверью зала, а затем уже тихо приоткрыла её. Я чувствовал её взгляд на моей спине, я знал, что она наблюдает.

Запрыгнув на колени к отцу Ани, я с удовлетворением отметил, что тень сразу же отступила на шаг назад. Отец Ани не стал меня прогонять, напротив, потянувшись ко мне рукой, он стал легонько меня поглаживать. Я заурчал, тень сделала еще несколько шагов назад.

– Ты знаешь, Кот, мой отдел на работе сокращают, а меня переводят на другую должность, – он тяжело вздохнул. – Сегодня бумага пришла, они еще не знают, а мне придется им это как-то завтра объяснить. Семь человек останутся без работы, а я не могу ничего поделать с этим.

Я видел, как тень с каждым его словом всё ближе приближалась к окну, но уходить она, словно, не торопилась.

– Ты не виноват в этом, пап, – Аня вошла в полуоткрытую дверь. Она снова подошла ближе и уселась на подлокотник, обняв отца. – Не вини себя.

Я видел, как тень вздрогнула и нелепо вывалилась в окно. Я спрыгнул с колен Аниного отца и вышел из комнаты.

Через неделю уже в деревне, сидя на расстоянии, я смотрел, как Аня тихо разговаривает с малышкой, держа её за руку. Огромная тень поначалу только вздрагивала, словно бы, по ней пробегали мурашки, но затем отлепилась от маленького ребенка и застряла на пороге. Я медленно приближался к девчушке, надеясь, что её больше не напугает моя близость. Со слезами на глазах, малышка сгребла меня в охапку, тем самым окончательно заставив тень уйти.

Оказалось, что у Аниной подруги и её младшей сестры год назад погиб отец. С тех пор малышка сплела себе из своих переживаний тень своего отца, присутствие кошек отгоняло тень, и маленькая девчушка это чувствовала, и поэтому с криками всегда убегала от всех моих пушистых собратьев и меня в том числе. Но Аня смогла достучаться до малышки словами, и это помогло ей отпустить эти скверные чувства.

Вчера мы вернулись в городскую квартиру, Анин отпуск подходил к концу. Я сидел на подоконнике и смотрел на спящую Аню. Мне так хотелось видеть в ней свою сестру, но я понимал теперь, что это всего лишь Аня. Аня, кажущаяся такой обычной, но на самом деле она не простая девушка, способная лечить людей своей энергетикой. Я попытался показать ей всё, что знаю сам, и тем самым помочь справится с чужой энергией, съедающей её силы. Но большего я ей дать не мог, и больше я ей был не нужен. Она была так мила, когда спала. И я уже час в нерешительности сидел на подоконнике, наблюдая за её мерным дыханием.

Седьмая жизнь закончилась так быстро, что не хотелось с ней расставаться. Но я твердо решил уйти, и сегодня я уйду, но чуть позже, а пока есть еще время посмотреть на спящую клубком Аню.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.