РЕЙНОСТ

 

Книга первая. СПРЯТАННЫЕ КРЫЛЬЯ

 

Все начинается с движенья,

Его носитель выше смерти.

Любого чуда проявленье

Лишь знак судьбы, вы мне поверьте.

Коснувшись облака копытцем,

Пегасы мудрые признают:

Из-под небес любые лица

Глаза совсем не различают.

И только сердце угадает,

Ведь в нем одном искра уменья.

Проверить каждый бог желает:

Начало всё и вся – движенье…

Часть первая. Познать саму себя.

 Всё не так, как кажется,

Всё не так, как видится.

Сумей-ка разобраться,

А не разобидеться!

 

Глава первая. Переселенка.

 

Наступало 2 августа 2011 года.

В предрассветном сумраке не было слышно ни звука: весь мир словно замер накануне явления первого луча солнца широким просторам Сибири.

Серая трава, сплошь покрытая капельками росы, не шевелилась.

Жуки, муравьи и прочие насекомые замерли в своих гнездах-щелях.

Птицы, едва распахнув глаза и полураскрыв неширокие крылья, чуть разомкнули клювы.

Люди, еще лежавшие под теплыми одеялами в мягких кроватях, уже выплывали из тумана своих сновидений, но тела их еще не были готовы потянуться и размять затекшие члены.

Но вот, буквально через мгновение, линия горизонта стала светлеть. Серебряно-черная смола ночи, растекшаяся по земле под влиянием ушедшего в прошлое вечера, медленно утекала ему вослед, уступая место прозрачной, бледно-горчичной дымке, игравшей роль фрейлин лениво пробуждавшегося светила.

Медленно, будто волнами, накатывал на землю Озерной равнины этот утренний родник жизни, с каждым разом набираясь все больших красок и большей решительности для покрытия своим сочным телом всё большей и большей площади.

И в тот самый миг, когда почти вся равнина оказалась под его властью, на той самой линии горизонта, от которой он катил свои волны, ликующе появился кусочек чего-то яркого, радостного, животрепещущего; словно цыпленок, проткнувший свою скорлупу, эта частичка росла и поднималась над земными просторами, вырываясь всё выше и выше, вырастая во что-то более значимое, чем просто комочек света, озаряя теперь не только одну лишь равнину, но и весь просыпавшийся мир.

А вместе с ним окончательно просыпались и те, кто так напряженно дожидался этого солнца: камни, деревья, птицы, животные – вся Вселенная.

И мужчина, дремавший за рулем припаркованного у оврага отечественного автомобиля ВАЗ 2106 ядовито-зеленого цвета.

***

Светлана в который раз спрашивала Надежду Васильевну о «красивом юноше на новенькой, черной, как ночь, иномарке». А Надежда Васильевна в который раз объясняла, что «в половину восьмого утра не только чужих проходимцев, но и своего родного сынка не пустила бы на подворье».

– Но этот парень не к вам приезжал! – заскрежетала зубами Светлана и обессилено опустила руки.

– Тем более, – возразила Надежда Васильевна, – какого же лешего, прости-господи, в чужой дом ломиться средь ночи?

– Да вам-то какое дело?! – взорвалась Светлана. – Он ведь ко мне шёл, не к вам! В мою половину! Не в вашу!

– Да как же это в твою, если с полуночи… – начала было возмущенно отстаивать свои права дотошная бабка, но Светлана уже не слушала, а стремительным шагом ступала к некогда своему крыльцу.

“А ведь, правда, я уже тут не хозяйка”, горько подумалось девушке. “Ну и отлично!” – она тут же воспрянула духом. “Зато меня теперь точно ничего не удержит от новой жизни в новом доме!..».

«…С новой соседкой Раисой Павловной», противно хихикнул внутренний голос. На что девушка только глубоко вздохнула, слегка сжалась и присела в сенях на упакованный чемодан поразмыслить, кто же все-таки ее утром разыскивал.

Вообще, у Светланы Поплавской в знакомых числилось не так много народа. О родственниках говорить не приходится – она была сирота. Слава богу, не из приюта – она родилась, жила и не намеревалась до последнего времени покидать свою родную деревню Ракитовку.

Вырастила и воспитала ее Ольга Фоминична Зелетова, приютившая семилетнюю кроху после наикошмарнейшего пожара: сгоревший дом поглотил с собой одинокую мать маленькой Светы, накопленную Еленой (так звали мать) домашнюю утварь и весь прочий скарб, хранимый крепкими семьями. И прошлое девочки, доктор нарек это “послестрессовой амнезией”.

Поначалу девочка стонала ночами, вспоминая бушевавшее пламя. И бабушка Оля, вечно пахнущая лекарствами, травами и настойками, разгоняла боль и тревоги. Став взрослее, она услышала шептания за спиной о распутнице-матери, но и тогда пожилая матрона смогла утешить подростка.

Но местные бабки, женщины в возрасте и даже сиплые мужики не успокаивались.  Они стали ядовито болтать о бабушкиной доброте только как “о прибавке к немаленькой пенсии”, безосновательно трепаться о слишком гордой и независимой жизни «подопечной старухи», поносить давно умершую мать и отца. И Светлана не выдержала,  впав в глубочайшую меланхолию, а чистое сердце старушки по истечении четырех лет остановилось.

Высокая, стройная, сильная, год назад Поплавская окончила школу с красным дипломом, блестяще сдала экзамены в физико-математический институт, выиграла гран-при во всероссийском танцевальном конкурсе, но…

Ни поехать за призом в Москву, ни сдать документы в ВУЗ, ни отпраздновать выпускной девушка так и не смогла: Ольга Фоминична слегла с тяжким инфарктом. Отписав всё, что имела, на неродную ей внучку, она тихо ушла на тот свет ровно месяц назад, пролежав почти без движенья всю осень, зиму, весну.

На похороны собралась вся деревня. Правда, не для того, чтобы проводить в последний путь праведную старушку, а для того, чтоб поглазеть на чужие страдания. Объявились и родственники Ольги Фоминичны из соседней области, за одиннадцать лет ни разу не навестившие пожилую женщину, но собиравшиеся полноправно делить неожиданно свалившееся им на голову наследство старухи. Завещание сделало свое дело, и они уехали прочь, напоследок бросив убитой горем Светлане:

– Ты такая же дрянь, как твои мать с отцом! Надеюсь, ты получишь по заслугам также быстро, как и они, а не как наша умалишенная бабка, спустя столько лет.

Опешившая девушка, знавшая о своей семье очень немногое, была раздавлена окончательно, но на её просьбу объяснить свою реплику, “родня” лишь рассмеялась, а деревенских раздуло в мгновение ока, как горстку рассыпанного песка. Только глаза моргали ей вслед из-за штор, когда Света шла с кладбища.

Она ведь и в самом деле не знала, какими были её мать и отец. Свидетельств о том, откуда они переехали сюда, не было, из местных никто тоже не знал этих сведений. В отчетах о случившихся с их семьей трагедиях, умиляла краткость и бессодержательность. Так, причина пожара не была установлена, а исчезновение отца тремя годами ранее считалось совершившейся попыткой утопиться в далеком от Абрамовки, по слухам, «проклятом», озере.

И пусть тело тогда не нашли, но в смерти Николая Поплавского никто из односельчан не сомневался. А подробности их и вовсе не интересовали: семья Светы жила как закостенелые староверы, к ним никто не ходил и они ни с кем не стремились общаться. Да и вообще, о присутствии их в деревне говорили лишь постоянно трудящиеся спины на огороде, изредка выбегающая за высокую ограду дочь и периодические появления матери. Раз в неделю, а то и в две, украдкой, пока не видели Николай и Светлана, она торопливо бегала в магазин, на почту и к одинокой бабке, впоследствии приютившей и оформившей на себя опекунство, той самой Ольге Фоминичне, местной знахарке, ведунье и просто… ведьме. Каковой её все считали из-за полного одиночества, нетипичному в этой деревне добропорядочному поведению и нелюбви к местным сплетницам.

Ведя такой образ жизни, семья Поплавских, конечно же, попала в разряд самых обсасываемых слухов и домыслов деревенской общины. Их жизнь, а тем более смерть, лишь увеличило частоту пересудов, так что повзрослевшая Света, пусть нелегко, но мирилась с шептаниями, а порой и громкими речами за спиной ей вослед. Пропуская всё это мимо ушей и чистого сердца, она всё же тяжело переносила такое к себе отношение. А после смерти бабушки Оли (никогда так и не проявившей при ней своих колдовских способностей) она чуть не впала в депрессивную истерию.

Игорь Филиппенко – вот кто тогда её поддержал, да и еще пара-тройка знакомых со школы. Именно они не дали ей кинуться в омут отчаянья, спасли от безумных идей и помогли определиться, как же жить дальше.

Игорь предложил переехать, и рассказал о продаже дома в его деревеньке. Будто городским продавать не хотят, семейным не доверяют, а вот молодому кому-нибудь хозяйка уступит за полцены. Светлана съездила с ним в селение, познакомилась с пожилой женщиной и продала собственный дом за его среднюю стоимость Надежде Васильевне вчерашним числом. Поэтому Поплавская и в самом деле на своем подворье считалась уже не хозяйкой, но тыкать в это носом из-за какой-то там ночи!..

Разыскивать девушку могли из института, чтоб уговорить пересдать экзамены и продолжить учебу, члены жюри того самого конкурса и участвовавшие в его организации спонсоры, а также кто-нибудь из отдела подбора работников с конефермы, куда она собиралась идти на работу. Все они от чистого сердца желали помочь сироте и предлагали возможность не зацикливаться на прошлом, а идти дальше, стать полноценно независимой, самодостаточной и определившейся в жизни.

Но Света ещё не была готова к такому. Непростое детство, сложная подростковая жизнь и отвратительная юность пусть и закончились с момента подписания всех бумаг, но пока не омылись облегчающим душу бальзамом времени.

Да, конечно, Филиппенко очень помог ей в последнее время. Он поддержал её в минуты отчаяния после смерти единственного близкого ей человека, в день похорон защитил от нападок свары наследников Ольги Фоминичны, договорился с хозяйкой о купленном доме. И она прекрасно понимает, что это участие в судьбе девушки, которая ему нравится, ничто иное как возможность показать себя в роли верного и надежного мужа. Но вот есть ли с её стороны нечто подобное, она не могла утверждать.

Едва ли у нее было время задумываться на подобные темы. Коровы, свиньи, птицы и огромный огород занимали всё её свободное время. Да, она много читала, трудилась, стараясь хоть как-то облегчить жизнь своей умелой, но уже пожилой бабушки Оли. А та, в свою очередь, старалась высвобождать свободное время ей, чтобы она могла пожить, как и другие дети – играя, гуляя, шаля. Но ни у той, ни у другой ничего не получалось: Ольга Федоровна всегда находила себе работу (да и где ее избежать в частном доме с пенсией в три с лишним тысячи и полным скотным двором?), а Света всё свободное время тратила на умные книжки да одиночные вылазки в неблизкий лес и далекие всхолмья.

Так и вышло, что не оказалось у неё к девятнадцати годам ни близкой подруги, ни верного друга, ни возлюбленного. Только хорошие знакомые, приятели и приятельницы. Так она считала.

Не то чтобы она не влюблялась. Школьный учитель двадцати семи лет по ОБЖ, трудам и физике, красивый и статный – первая девичья мечта о внимании; самый крутой, красивый и хулиганистый одноклассник – в четырнадцать лет; вечно оказывающийся рядом Игорь, встречавшийся то с одной, то с другой одноклассницей, где-то в шестнадцать. Но настоящей первой любви, крепкой и неподдельной всё еще не появлялось. А так хотелось, чтобы и ей сказали об её необходимости! Она ведь часто мечтала о том, как сильные руки прижали бы Свету к себе, крепко стиснув, не отпуская неопределенно-долгое время, сердца забились бы в одном ритме, а  разум мог читать мысли любимого, ловить отзвуки настроения, шептать, что он – только твой…

Наверняка Филиппенко испытывал к ней подобные сильные чувства, но спокойное развитие отношений на протяжении скольких-то лет с таким же равномерным перетеканием в проект под названьем «семья» – это ли было нужным для Светы? Она не знала, но чувствовала: всё это сейчас ей не помешает, но у нее нет ни сил, ни желания, ни возможности на всё это. А раз так – пусть жизнь идет своим чередом, размеренно и неспешно. Нужно было отдышаться от грязи, накрывшей её в этот год, а не вязнуть в новом болоте жизненных перипетий.

***

– Утро доброе, – поздоровался с пожилой женщиной джентльмен. – Вы – Раиса Павловна Цукерман, не так ли?

– Да, это я, – кивнула она головой и настороженно добавила, – а что такое?

– Да ничего, – все так же улыбаясь, произнес после минутной паузы мужчина, – просто я ищу Светлану Поплавскую, и мне указали на вас.

– А зачем она вам? – успокаиваясь, поинтересовалась Раиса Павловна.

– Это наше личное дело, – несколько холодно произнес незнакомец, – но можете не волноваться, ничего такого в нашей с ней встрече не будет. Я только проинформирую её кое о чем.

– А кто вы, собственно, такой? – находившийся невдалеке парень, видимо, задававший какой-то живности корм, с полупустым ведром запаренного овса, подошёл к нему чуть не вплотную.

Слегка помедлив с ответом, мужчина насмешливо бросил:

– Допустим, один из любовников.

– Если бы Света с кем-то встречалась, я бы про это узнал, – насмешливо ответил парень.

– А я с ней и не встречаюсь, – все так же обворожительно улыбался мужчина, поигрывая своей тростью с набалдашником в форме шара. – Я с ней сплю.

– Ах ты …! – парень отбросил ведро и кинулся, чтобы ударить его с полного маха, но незнакомец едва коснулся плеча нападавшего той самой тростью, и тот замер, как статуя.

– Передайте ей, – всё так же приветливо проговорил джентльмен, но теперь его улыбка казалась не обаятельной, а приторно-сладкой, – что ей недолго осталось быть просто Светой Поплавской, время почти настало.

Сказав так, он двинулся к своему “шевроле”, сел за руль и уехал. Парень же еще минут пять стоял словно вырезанный из камня, а вокруг него испуганно суетилась Раиса Павловна.

***

Разные мысли бродили в глубине юной души Светланы, но в тот момент, когда она сидела на своем чемодане, думала она только о том, кто же всё-таки приезжал. Это точно был не Игорь, он ездил на серебристой “Ладе-Калине”, с конефермы её знал только директор, а у того грязно-зеленый пикап. Разве что с института: преподаватели не хотят отпускать от себя талантливых учеников, им это нежелательно ни с финансовой, ни с научной стороны выгоды.

Её размышления прервал грохот подъезжавшего грузовика, за рулем которого сидел дядя Игоря Вячеслав Иванович. Сам молодой человек ехал на своём автомобиле чуть поодаль, мажорно управляя машиной одною рукой.

– Привет переселенцам! – он задорно улыбнулся Светлане, притормаживая у ворот. – Я тут работничков для погрузки привез, ты не против?

Задние двери тут же открылись и из салона выбрались ещё пара одноклассников и приятелей Светы Вадим и Михаил.

– Ребята! – Света обрадовано подлетела к парням, и они поочередно обняли ее как сестру. Видимо, школьное товарищество оказалась крепче, чем предполагала девушка.

Вихрастый шатен Михаил Перепёлкин и вечно стриженный под Майкла Джексона Вадим Ключевский с самого первого класса были со Светой неразлучной тройкой весельчаков. Всегда вместе, рядом, защищая друг друга и помогая по мере возможностей, они были для девушки неплохими товарищами. Чем старше они становились, тем больше расходились в разные стороны их стремления, мечты и интересы, но это было типично. Девушка не особо верила в то, что школьное приятельство останется дружбой и после расставания с учебным заведением.

Но, видя теперь перед собой двух этих оболтусов, как она всегда характеризовала их в душе, в потрепанных джинсах, сношенных кроссовках и вылинявших однотонных футболках с изображениями группы “Король и Шут”, Света признала, наконец: друзья – НАСТОЯЩИЕ – у нее все-таки есть.

– Хой, сестрёнка! – ответил ей Михаил. – Показывай, что грузить, а то уже и новоселье отгулять хочется!

– Ты нам за работу хоть по бутылочке пива выставишь? – включился Вадим. – А то сегодня жарковато, прохладиться чем-нибудь не помешает.

Подошедший к этому времени дядя Игоря Вячеслав Иванович Филиппенко рассмеялся и хлопнул парня по плечу:

– Вся молодежь одинакова: еще не трудились, а уже об оплате толкуют. Здравствуй, Света, показывай, что таскать.

Девушка улыбнулась и повела веселую компанию в дом.

После часа интенсивной работы (дядя Слава никому не давал ни минуты отдыха) вся увозимая мебель стояла около грузовика, несмотря на некоторые заминки. Например, Светлана не желала оставлять старинный шифоньер с резными стенками, сделанный для умершей Ольги Фоминичны вручную по её специальному заказу. Но он был так громоздок и широк, что пришлось вытаскивать его в окно с применением подручных средств как стол и стулья, которые Светлана как раз и не хотела увозить. Впрочем, все эти вопросы как-то быстро разрешались.

Довольный дядя Слава даже разрешил ребятам покурить перед процессом размещения всего в просторном кузове, а сам отозвал Свету в сторонку, поболтать.

– Понимаешь, какое тут дело, – начал он, искоса поглядывая на девушку, – твоя личная жизнь вроде бы и не должна мной обсуждаться и, тем более осуждаться, но, как ты уже наверняка поняла, Игорь очень тебя… тобой дорожит.

Он взглянул на Свету в упор, но девушка и так поняла, что он хотел сказать на самом деле.

– А тут сегодня утром, – не отводя глаз, продолжил он, – к Раисе Павловне какой-то мужик прикатил, назвался твоим любовником, чем Игоря взбесил так, что он кинулся на него.

Он замолчал, ожидая какой-то реакции, но девушка была в полном недоумении, и среагировать так запросто не смогла. Тогда Вячеслав Иванович продолжил.

– Не моё это дело, вмешиваться в чьи-то проблемы и выяснять чьи-то там отношения, но по твоему лицу я вижу, что о любовнике и ты слышишь впервые. Мы все так и подумали, что это какой-то бред. Так вот… это еще не конец истории. Этот мужик просил передать, что тебе недолго осталось быть просто Светой Поплавской и что время настало.

– Время чего? – помедлив в ожидании продолжения, спросила, наконец, Света.

– Понятия не имею, – пожал плечами дядя Слава. – Он не уточнил. Ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Вообще-то, нет, – помолчав, ответила девушка. – Моя бывшая – теперь уже бывшая – соседка Надежда Васильевна сказала, что сегодня в половину шестого утра ко мне приезжал молодой парень. Она, по своей вредности, его не пустила.

– Но к нам приезжал отнюдь не мальчик, – возразил Филиппенко. – Разве только твоя совладелица омолодила его в соответствии со своим возрастом.

– Или если к нам приезжал кто-то ещё, – добавила Света, подхватывая нить рассуждения. – У нас, например, гость был на черной иномарке.

– А этот приезжал на красном, пусть и “шевроле”… твоя Надежда Как-там-ее, ненароком, не дальтоник? – он усмехнулся, искоса взглянув на Свету. – Или, быть может, ты случайно в разборку банд ввязалась?

Оба взглянули друг другу в глаза и рассмеялись. Затем Филиппенко приобнял Свету и повел к остальным, на ходу бросив:

– Не боись, девочка, разберемся!

Любопытный нос Влада, услышавшего последнюю реплику, заинтересованно повернулся к Светлане.

– С чем это вы хотите там разобраться?

– Не важно, – не дал ходу теме Вячеслав Иванович. – Давайте-ка транспорт загрузим и побыстрей в Кистеневку.

– Окей! – отозвался Миша с улыбкой и полез в кузов. – Готов принимать!

Через двадцать минут весь скарб Светланы был упакован. Сама же она настояла на том, чтобы ехать не в душной кабине и не в заполненном до отказа салоне автомобиля Игоря, а прямиком в открытом кузове, “вместе со всем её барахлом”. Сдав ключи от дома теперь уже полноправной хозяйке Надежде Васильевне, она довольно быстро простилась с нелюбимой деревней, ловко запрыгнула внутрь машины и дала приказ трогаться.

Времени было не так уж и много: до полудня оставалось чуть больше часа. Летнее солнце начинало слегка припекать. То и дело появлялся ветерок, но он приносил скорее зной, а не свежесть. Светлана всерьез задумалась над странными появлениями незнакомцев. Теперь прежние варианты отпадали полностью, так как никто не повел бы себя так странно.

Тумана напускала и переданная ей фраза. О времени чего говорил тот мужчина? Ей никто не ставил сроков, ни по какой сфере ее жизни: долгов у нее не было, замуж она ни за кого не собиралась, в выборе работы её не ограничивали, так что смысл переданных ей слов она угадать не могла. Оставалось только надеяться, что кто-то из этих двух (или всё-таки это был один и тот же человек… но почему тогда две разных машины?) всё-таки найдёт её и объяснит, в чем же дело. Пока Светлана решительно ничего не понимала.

“Может, это связано с наследством?”, попыталась собрать все воедино девушка. “Может, кто-то просто пытается меня запугать таким образом? Мол, не бывать тебе Светланой Поплавской, а быть тебе трупом в могиле… или кто-то имеет в виду, что, вскрыв мое происхождение, сможет оспорить завещание? Ну, в этом случае я хоть в чем-то получу моральное удовлетворение: если ему это удастся, узнаю о своем прошлом”.

Тем временем они отъехали уже на довольно приличное расстояние от Кистеневки. Игорь с ребятами ехали вслед за грузовиком, чтобы, если бы Света захотела перебраться в автомобиль, они могли бы дать сигнал дяде Славе.

Неожиданно на параллельной дороге девушка увидела красную точку – автомобиль. Поле, разделявшее транспорт, достигало в ширину пятидесяти гектаров, поэтому увидеть марку машины Светлана не могла чисто физически. Ей навстречу мчалась на бешеной скорости точка чёрного цвета. Каким-то шестым чувством девушка ощутила, что за рулем обеих машин те самые люди, разыскивающие её. Она тут же просигналила Игорю, грузовик остановился, оба шофера вышли из салонов, но, пока девушка объясняла, в чем, собственно, причина внеплановой стачки, машины тех незнакомцев покатились прочь по своим сторонам. Филиппенко-младший вызвался догнать докучливых чудаков, но Вячеслав Иванович его осадил.

– Во-первых, мы не знаем, кто они и не опасны ли, – разумно пояснил он, – во-вторых, мы не знаем, по какой дороге они поехали с этих полей, тем более, шли они в разные стороны. А в-третьих, может, это вообще не они? Так что – по машинам, и едем в Кистеневку.

Умом Света с ним согласилась, но вот что-то в душе подсказывало ей всё-таки попытать с затеей Игоря счастья. Правда, пока она колебалась, время ушло окончательно, и приходилось мириться с действиями Вячеслава Ивановича.

Приехав спустя два часа к новому дому, Светлана весьма удивилась.

Видимо, по собственной инициативе, Игорь не только быстро и аккуратно отремонтировал дом, постройки и забор вокруг всей территории, но и облагородил тропинки и пустые участки. Теперь жильё Поплавской красовалось европейскими пластиковыми окнами, обшарпанные станы скрылись под серебристо-серым сайдингом; деревянные настилы, имитировавшие дорожки, сменились толстыми широкими плитками с расцветкой под мрамор, на “обочине” которых весело блестела густая газонная травка.

Скотный двор тоже оказался преображенным: голая земля, вытоптанная прежними обитателями, была засеяна густым клевером, коровник с курятником блестели гипсокартонными стенами и черепичными крышами, а загоны для свиней блестели свежевыструганной поверхностью. Внутри полы казались укатанными свежим сеном, а по верху протянулись узкие длинные окна, служившие как дополнительные осветители и проветриватели одновременно.

Жесткий, укоризненно-назидательный взгляд Светланы заставил Игоря вздрогнуть.

– Сколько ты на это угробил? – спросила она тихо и, как казалось на первый взгляд, спокойно. Почувствовав это, Вячеслав Иванович улыбнулся и поспешил к племяннику с поддержкой и защитой.

– Ты ещё дом изнутри не видала, – улыбаясь, сказал он. – А ведь я предупреждал его: тебе не понравится столь шикарный подарок от всей нашей и их… – он кивнул на улыбавшихся Мишку и Вадима, – … семей.

Света перевела взгляд на стоявших поодаль ребят. Ключевский виновато развёл руками, во всю ухмыляясь, а Миша с поучительным тоном изрек:

– Теперь уже ничего не изменить, а насчет того, что мы преподнесли тебе этот подарок к новоселью – кто еще, как не друзья, и в беде помогут, и радостью с тобой поделятся?

Эта фраза, а ещё больше тон, каким он это сказал, так всех рассмешили, – уж больно не вязалось всё это с Перепёлкиным – что девушка не выдержала и улыбнулась.

– Что вы там натворили, вредины? – ворчливо спросила она. – Просила же – не тратьте деньги, всё это весьма недешево!

– Всё, хватит пустых разговоров! – прервал её Вячеслав Иванович. – Пошли смотреть дом, а затем разгрузим и расставим мебель по местам. Время не ждет!

– В смысле? – переспросила Света. – Почему это время не ждет?

– Это ещё один сюрприз, – улыбнулся Вячеслав Иванович. – И он ожидает тебя сегодня вечером. Так что вперед.

– Только красной ленточки у входа не хватает, – проговорила как бы про себя Светлана и отомкнула сени.

Сначала она подумала, что вход в дом перенесли. Затем она сообразила, что ранее набросанные и наставленные вещи первой необходимости – ведра, щетки, веники, банки, крышки и много-много прочих мелочей, которые сюда перевезли ещё два дня назад – расставили, развесили и разложили по нешироким, но длиннющим полкам, наколоченным на стену. Все они формировались в компактный и удобный навесной шкаф-стеллаж. Широкие окна заливали короткий коридор естественным светом за счёт зеркала на противоположной стороне. Его обрамлял длинный узкий подвесной отдел трюмо, наполненное счетками – расчёсками, предметами домашней химии и бытовыми средствами для всяческих уборок.

Раньше сразу же за дверью находился весьма запущенный коридор со скрипящими половицами и обшарпанными стенами. Теперь же арочный потолок, ламинат под ногами и обои в стиле «дождь из цветов» напоминали вход в княжеский терем.

Кухня по правую руку оказалась вся в новой бытовой технике. Кирпичная печь поменяла свою поверхность на новую, а заодно приобрела неширокую вытяжку; двухкамерный холодильник серебрился нераспечатанной поверхностью; на полу (за неимением стола) в ряд стояли – новый электрочайник, микроволновая печь, многофункциональный комбайн и набор кастрюль со сковородками.

– А старую посуду выкинули, я так понимаю? – спросила Светлана с безнадёжностью в голосе.

– Конечно, нет, – откликнулся Вадим. – Ты же знаешь, мой батя в кузнице работает, так он все их переплавил и продал. Деньги тебе на карточку ещё вчера перевели, так что не сегодня – завтра и поступят.

Света посмотрела на него очумелым взглядом и поинтересовалась:

– А вы мне хоть над чем-нибудь в доме возможность поработать оставили?

Мишка рассмеялся, подошел и, приобняв, повел хозяйку дальше.

– Тебе придется самостоятельно расставлять посуду, да и прочую фигню по шкафам своим рассовывать, – он, как всегда неделикатно, расхохотался и показал на нераспечатанные коробки в зале и спальнях.

Обойдя весь дом и увидев ко всему вышеперечисленному ещё и новую сантехнику, стиральную машину, компьютер, телевизор и пылесос, Светлана вновь рассвирепела.

– Все эти прибамбасы стоят не менее трех сотен тысяч! – закричала она. – Вячеслав Иванович, я прекрасно понимаю, что это дело рук Игоря, но я просто не могу всё это принять! У меня такое чувство, что либо меня покупают, либо собираются продавать!

– Успокойся! – мужчина тотчас посерьёзнел. – Никто тебя не покупает, а Игорь только сумничал, вот и всё. Часть мы семьями сложились и купили тебе сами, но большее количество приобретений для тебя выбил мой брат в Комитете защиты прав человека. Ты сирота, официально и юридически. Этот факт неоспорим. А поэтому тебе полагаются определенные поощрения и вспомогательные выплаты. Так что не сердись, но мы с юристами просто хорошо потрудились, а также слегка на них поднажали. Всё, что ты видишь в этом доме – это не только мы, но и наше не вполне развитое государство за все годы безучастного к тебе отношения. И вообще, хватит время на глупости тратить, парни, к машине, идем разгружаться.

Уже подойдя к выходу, Вячеслав Иванович обернулся к Свете и веско добавил:

– Не нужно обижаться на помощь, нужно благодарить и, если потребуется, помогать. Так что выбрось из головы слово “не могу” и начинай получать то, чего ты достойна – нормального человеческого отношения и заботы от близких друзей.

Света хотела было возразить, но не успела: Филиппенко-старший выскочил во двор.

Время подошло уже к пяти часам, когда все тумбочки, шкафы и стеллажи оказались расставлены и заполнены прежним содержимым. В перерывах между разгрузкой, постановкой и расставкой внутри содержащих материалов девушка и ее работники перехватывали наспех сооружаемые бутерброды из свежего хлеба, сыра пластиками и охотничьих колбасок. Запивалось всё это таким же магазинным квасом, поэтому было весьма неудивительно, что вся компания после напряженного рабочего дня дружно устала и оголодала.

– Так, – проговорил Вячеслав Иванович, – похоже, нам пора с мальчишками устраивать сюрприз.

– Точно! – подхватил Игорь. – Через час и гости прибывать начнут!

– Какие ещё гости? – не поняла Светлана. – Только не говорите, что вы на сегодня новоселье мне назначили! Тут же генералить надо после наших настаний, а потом готовить, доставать столы, сервировка, прочее… Мы только в полночь сядем!

– Не боись, сестренка! – заулыбался Миша. – Во-первых, парни не хуже девочек полы умеют мыть, а во-вторых, заглянь-ка в холодильник. Там твоя Раиса Павловна ещё вчера с вечера кое-чего оставила!

– А несколько предметов нашло себе местечко в твоем подполе! – подмигнул Вадим.

– А остальное гости сами принесут! – закончил Вячеслав Иванович. – Так что парни начнут с распаковки, я займусь столом, а ты готовь посуду и скатёрку подлиннее.

Пока Поплавская пришла в себя от новой информации, все успели разбежаться по разным направлениям: Миша с Вадимом умчались в сени за ведрами и тряпками, Игорь выскочил зачем-то к своему автомобилю, а Вячеслав Иванович прошёл в дальнюю комнату, определенную Светой под зал.

Девушке ничего не оставалось, как проследовать на кухню. Теперь она поняла, почему её постоянно гоняли отсюда, когда она пыталась подсказать, как и что расставлять: видимо, чтоб холодильник не привлек излишнего внимания. Раскрыв его, Светлана не смогла сдержать восторженного вскрика.

На узких верхних полках лежали всяческие мясокопченые изделия, как, например, рулет говяжий, ветчина и буженина; следующие две полки занимали сыр, блины и пироги, как маленькие, так и резанные листовые; на нижних полках выстроились в два ряда уложенные в высокие и необъятные супницы салаты всевозможных видов. Картину завершали ящики со свежими фруктами и ягодами.

– Да… – только и смогла выдавить из себя Поплавская. – Сколько же человек сегодня будет у меня, раз здесь столько всего понаготовлено?..

Она стала осторожно вынимать всё на кухонный стол. Вдруг сзади раздался кашель Игоря.

Он стоял с небольшим запакованным пакетом.

– Я подумал, что тебе это пригодится, – произнес он с улыбкой. – Здесь новая тканевая скатерть с вышитыми цветами, как ты любишь. Сукно качественное, германское, это мой личный подарок к новоселью.

– Спасибо, Игорь, – благодарно улыбнулась девушка, принимая пакет. – Я тебе очень обязана, ты так много сделал для меня. В любом другом случае я бы просто отказалась от столь шикарных подарков, какие вы все мне так дружно поднавалили, но сейчас я, к своему собственному стыду, сделать такое не способна.

– И ещё, – она жестом остановила начавшего, было, возражать Игоря, – я прекрасно знаю причину, почему ты всё это делаешь. Я прошу тебя только об одном – не торопи меня. Я не то, чтобы не готова, но есть много причин к тому, чтобы всё не было так… спешно. Всё это – всё, что было со мной за мою недолгую жизнь – слишком быстро сменяет друг друга. Я не успеваю перевести дыхание, а мне уже нужно приспосабливаться к чему-то новому. Этот темп жизни… если он не замедлится, он меня просто убьет.

Игорь хотел было уже что-то сказать, но в коридоре показались Миша и Влад. В результате он просто кивнул и пошёл помогать им с последними этапами подготовки к намеченному застолью.

А Света обернулась к холодильнику и подумала, что дружба вещь опасная. Особенно вот с этими тремя – ещё закормят насмерть, если посчитают, что худая.

От веселых мыслей отвлекло очередное хриплое «кхе-кхе». Света обернулась и увидела Раису Павловну с огромною кастрюлей.

– Светочка! – она приятно улыбнулась и вошла на кухню. – Я сегодня с вами не повеселюсь, так что поздравляю с новосельем чуть пораньше. Здесь у меня салат мой фирменный со свининой, ананасами и сыром. Желаю тебе не тужить у нас в деревне!

– Я вижу, у вас дружные соседи, – улыбнулась Света, указав на перегруженный съестным запасом стол, – раз мои друзья считают, что придет такая масса незнакомых мне людей, чтобы знакомиться. А почему не будет вас, Раиса Павловна?

– Я уезжаю на две-три недели к брату в Ставрополь, – смутилась вдруг не к месту пожилая женщина. – А поселение у нас, правда, очень дружное. Каждый друг за друга как гора. Так что ты не бойся одиночества, тем более твои друзья такие милые. Удачи тебе Света. Я пойду.

– Спасибо за салат, Раиса Павловна, – поблагодарила ещё раз старушку девушка и, проводив её тяжелым взглядом, подумала, что всё же нелегко ей дастся здесь размеренная жизнь.

 

 

 

Глава вторая. Однополчане.

Мужчины и женщины, старики и молодежь, каждый из которых приносил с собой какое-нибудь произведение кулинарного мастерства, шли и шли к Светлане с изъявлениями добрососедского приветствия как к новому жителю этой настоящей сельской коммуны. Выпив, закусив, опробовав какого-нибудь блюда, они уже через полчаса раскланивались и спешили уйти – дескать, “завтра, может, еще зайдут, а сейчас дома дел невпроворот, да и хозяйку уже у дверей новые гости ожидают, не хотелось бы вас задерживать”.

Постоянными завсегдатаями застолья были только доставившие Свету друзья с их семьями да ещё пара-тройка хороших приятелей.

Время от времени Игорь и Миша с отцом выходили на улицу перекурить.

Мать Влада спешила на кухню за очередными порциями салатов, горячего и закусок, не давая Светлане возможности заняться застольем самой.

Жена Вячеслава Ивановича, Катерина Степановна, начинала заводить с ней шептания на странные темы о магии, ведовстве и прочей бредятине. Но едва возвращались мужчины или кто-то к ним поворачивался, как она тут же делала вид, что её интересуют котлеты.

Девушка, отвечая на расспросы обитателей Кистеневки, размышляла о том, что все-таки не зря переехала. Возможно, не стоило перебираться туда, где живет семья Игоря, да и он сам, но переехать из ненавистной Абрамовки было необходимо.

Единственное, что её так тревожило – это повышенное внимание Филиппенко-младшего.

Он постоянно суетился вокруг Поплавской, угождая и предугадывая все желания, делал всё, чтобы доставить ей удовольствие. Но это не вызывало в девушке ничего, кроме благодарности и признательности. А как сложатся их дальнейшие отношения, она не хотела гадать.

Но мысли в этот вечер лезли в голову самостоятельно.

Все приходившие к девушке подтверждали её уверенность в том, что в этой деревне нельзя будет и шагу ступить, как об этом узнает каждый. Так бывает всегда во всех селах. Только здесь не будет злословий по каждому поводу, если мотивы поступков, решений и поведения не будет преступать моральные нормы.

Их дружба с Игорем для местных жителей займет центральное место любителей телесериалов, Света это знала прекрасно. Уже сейчас многие гости хитро щурились и чуть улыбались, видя старания младшего Филиппенко ублажить молодую хозяйку.

А вдруг Поплавская встретит того, о ком пока только мечтает? Если она действительно полюбит кого-то другого?

Игорь вряд ли сможет забыть её, и его жизнь может дать крен. Если только не найдется достойной красавицы, способной оттаять его обиду на то, что он не был «замечен» любимой женщиной.

В любом случае, все эти пересуды в деревне долго не длятся. Пара месяцев после события, еще месяц на свежий круг и полгода для окончательного смирения однополчан со случившимся. Такая малость Поплавскую не особенно волновала.

Вечер, между тем, постепенно сгущался. Небо начинало темнеть, новых гостей не предвиделось, а те, кто сидел за столом, либо начинали хмелеть, либо отправлялись домой. В какой-то момент оказалось, что остались только самые близкие из знакомых Светланы, и вот тогда она поняла, как её утомил этот тихий разгул.

И пусть она почти не вставала из-за стола, разговоры, знакомства, общение с малознакомыми ей людьми, а особенно навеянные всем этим мысли, настолько истощили её морально, что ей хотелось лишь одного – пойти спать беспробудным сном до утра. Правда, сразу все равно не получится, нужно было охлопотать скотину, прибраться после застолья и привести себя в свежий вид перед крушением на чистые простыни.

Каким-то чутьем Игорь вновь, прямо как в школе, угадал её настроение. Что-то шепнув отцу, он вскочил с бокалом шампанского и произнёс:

– Ну, что ж, раз новоселье обмыли, пора на посошок и по домам, а то хозяйка скоро метлой прогонять по спинам захочет!

– Да она не то, что метлой прогнать нас не сможет, – звонко рассмеялась Мишина мама, – она и встать-то едва сумеет!

Все заулыбались, мужчины вскочили со своих мест и с криком «На посошок, за хозяйку!» выпили то, что оставалось в их таре.

Вместе с девушкой в новый дом переехали пегая буренка Зорька, Зорина по паспорту, годовалый бычок, сын Зорины Боян, пятнадцать задиристых гусаков, двадцать русских хохлаток во главе с молодым петухом и каурый коняга, доставшийся ей в размен при продаже дома Ольги Фоминичны. Все эти «сожители» Светы обладали спокойным, уравновешенным в меру характером, даже оголтелые птицы, но не кормить их, пусть девушка и устала, Поплавская не могла. Они ведь не повинны в её переезде, так что нечего заставлять их страдать.

Она вышла на двор с полными ведрами корма, но, сделав пару шагов, остановилась. Было уже довольно темно, к тому же, все гости должны были давно разойтись, все же на мгновение ей показалось, что кто-то таится около тополя за оградой.

– Игорь? – крикнула она шаткой тени, но отклика не прозвучало. – Видимо, показалось, – произнесла она и направилась задавать последнюю на сегодня пайку уже голосившей скотине.

Еще через час Светлана разделалась с тем, что осталось после застолья, а еще через полчаса не только посуда сияла на кухне чистотой и невинностью, но и прибранная гостиная: раздвижной стол был убран к стене, лавки вновь оказались под окнами во дворе, линолеумы выметены и протерты. Всё вокруг поглотил предсонный покой.

И вдруг Свету прошибло. Резко обернувшись назад, в распахнутом настежь окне на фоне густой черноты нахлынувшей ночи Светлана увидела у самого дома стоящего незнакомца.

– Здрасьте, – ляпнула она первое, что пришло ей на ум. – Вообще-то новоселье давно завершилось, и я собираюсь лечь спать, так что, может, мы познакомимся завтра?

Мужчина за окном засмеялся, и этот смех испугал её.

– И вообще, вот так вот подкрадываться под окно под статью подпадает! – уже более воинственно буркнула девушка, отступая назад и судорожно перебирая всё то, что может служить ей оружием при защите от нападения в этой комнате. – Кто вы такой?

Не успев и глазом моргнуть, она увидела, как незнакомец ловко, ногами вперед, впрыгнул на подоконник в сидячее положение.

Одет он был в странные тупоносые туфли, темные джинсы, рубашку черного цвета и старомодную шляпу с полями. В его правой руке была недлинная трость с набалдашником в форме сферы, а на пальцах левой кисти блестели массивные перстни – два или три, с камнями и рунами. Всё это было отмечено Светой в доли секунды.

– Так кто вы такой? – неожиданно хладнокровно повторила она свой вопрос, ощущая, как страх и испуг кто-то высосал.

Помолчав пару секунд, незнакомец заговорил. Голос его был как у пятидесятилетнего, хотя внешность едва ли тянула на тридцать.

– Это не обязательно, насколько я помню условия договора, – произнес он чуть нараспев, – а вот то, что вы мне обязаны как первопришедшему предоставить, я не то, чтобы не заметил в пересчете свезенного хлама, но не мешало бы уточнить: где же животные?

Светлана недоумевающе воззрилась на мужчину. Затем вкрадчиво переспросила:

– По условиям договора я должна отдать каких-то животных Раисе Павловне? А причём все же вы? Да и не было ничего подобного…

– Не вешайте мне лапшу на уши! – грубо прервал её незнакомец, вскакивая на ноги и подходя к ней вплотную. – Мне нужен пегас! Мне нужен Сын Ветра! И ваша слабоумная соседка тут, конечно же, не причем!

Светлана посмотрела на него как на больного.

– Пегасов не существует, – произнесла она так, будто объясняла ребенку, – ни о каком договоре с вами я слыхом не слыхивала, а моя память пока меня не подводила. И не надо орать. Лучше скажите мне толком, кто вы такой и зачем ко мне лезете с глупыми сказками.

Теперь уже он смотрел на нее как на больную.

– Может, и магии тоже нет? – пристально посмотрел на нее незнакомец.

Светлана поняла, что имеет дело с психом и решила не нервировать его, а в удобный миг оглушить стоящим рядом стулом и дать деру. Ведь после таких сильных сотрясений только супермены из кино могут также быстро двигаться в пространстве незнакомых комнат.

Мужчина расслабленно отступил от девушки и уселся на низкий диван.

– Вижу, здесь кое-кто почти полностью потерял в детстве память, – произнес он удовлетворенно, а Света вскинулась от неожиданности. – Я напомню, а точнее, расскажу, что должны были тебе раскрыть твои погибшие родители. Садись.

Последнее слово прозвучало как приказ, в другой раз девушка не поддалась бы, но сейчас вопрос касался её прошлого, о котором этот незнакомец что-то знал. Именно поэтому Светлана послушно расположилась на стуле, затаив дыхание и ожидая шанса что-то выяснить об умерших родителях.

– Как я это увидел, – начал он невнятно, – в тысяча девятьсот девяносто девятом году твои Коля и Лена, мать и отец, жившие в той деревне, откуда ты смылась, погибли. Отец утонул, мама сгорела. Сочувствую. Они были потомственными Поводырями, помогали сродниться с людьми магическим существам высших ступеней, таким, как пегасы, сфинксы, драконы и прочие. Будучи более развитыми, чем люди, все эти виды роднятся с поводырями по крови и редко когда переходят на адаптацию к другим семьям Поводырей. Другое дело, что Хозяин у каждой особи один, он тот, к кому они привяжутся определённым способом, похожим на обряд для человека. По Договору оказания содействия, семья Поводырей проводит Ритуалы Единения. В результате смерти твоих родичей ты потеряла память и животных, и здесь-то возникает мой вопрос: куда девалось шестеро пегасов. Допустим, улетели, что тогда? По зову крови они явятся к тому, кто кровно связан с той семьей Поводырей. А значит, если ты их позовешь, они, скорей всего, к тебе вернутся. Но вот загвоздка: ты не знаешь как, а остальных такие мелочи не трогали, уж точно. Располагая информацией о даре сих существ, ты могла бы с ними говорить. Но раз ты думаешь, что их не существует, значит, ты и магию забыла. Воскресить в тебе твой дар несложно, но ужасно для меня проблематично: слишком много времени уйдёт на ерунду, которая мне вовсе не нужна. Значит, остаётся породниться с твоей кровью. Думаю, Слияния не нужно, просто пару капель перекрестим. Правда, Поводырь не должен брать себе какую-то особь в роли Спутника, но ведь я не буду зваться «Поводырь» без принесения ритуальной клятвы. Надеюсь, я доступно излагаю суть моих проблем?

Еще до того, как незнакомец закончил, Светлана окончательно признала в нем умалишенного фанатика фантастики. Надежда что-то раскопать о своем прошлом канула в небытие с жестоким разочарованием в психике людей. С другой же стороны, ей было жалко ненормального больного человека. И страшно – говорят, что эти типы могут сделать что угодно под влияньем ярости, обладают иногда огромной силой и не поддаются вразумлению ни капли. А часы в соседней комнате только что пробили ровно полночь.

Хаотично размышляя, что же делать, Света не заметила, как набалдашник трости закрутился. Но сожалеющий и утомленный взгляд она увидела довольно-таки быстро – как только вставший незнакомец подошел к ней.

– Я вижу, что ты полностью обычна, – произнес он как-то горьковато. – Придётся мне опять искать альтернативное решение. А тебя я заберу вместе с собой.

На последней фразе он взмахнул своею тростью и, действуя ей как битою в бейсболе, вырубил недоумевающую девушку. Последним, что она запомнила, был звон в ушах и образ красно-желтого огня, из которого её вытаскивал какой-то парень.

***

– По-моему, она пришла в себя, – голос Игоря звучал как из колодца.

– Дай ей попить, иначе она ещё долго будет соображать, что и как, – его мама, видимо, тоже стояла поблизости.

Света открыла глаза и обнаружила наклонившихся к ней Филиппенко – всех, кто отмечал у нее новоселье. Вся семья столпилась вокруг Светы с обеспокоенным видом.

– Ты и вправду, наверное, ввязалась в разборки бандитов, – весело проговорил дядя Слава. – Какого лешего ты впустила к себе эту гниду?

– Он сам… через окно… – со стоном проговорила Светлана, пытаясь подняться с дивана и понять, где она. Просторный зал с дорогой мебелью подсказали ей, что она в доме семьи Филиппенко.

Сильные руки кого-то из присутствующих мужчин заставили её снова лечь.

– Тебе пока лучше так, – произнес Павел Иванович, папа Игоря. – Удар довольно тяжелый, как голову не пробили, не понимаю. Зная твой вздорный характер, спешу сказать, что тебе всё объяснят, только молчи и не двигайся.

– Нашел тебя Игорь, – вступил в разговор дядя Слава. – Он заметил красную тачку у твоего забора и решил подойти посмотреть. А тут этот придурок с тобой на плече. Сама понимаешь, Игорь силен, быстро его саданул как положено, но пока он тебя распутывал, тот сел в машину и смылся. Так что одного из твоих «главарей» мы нашли. Скоро, видимо, и другой будет здесь.

– Мы оставили в доме засаду из твоего соседа Олега Петровича Скважина, бывшего лесника, – продолжал уже Игорь. – И еще около дома Гришин Константин Пантелеевич, местный холостяк-одиночка. Оба с ружьями, к тому же бывалые в подобных аферах. И не надо твердить, что обошлась бы…

– Итак уже обошлась дубинкой по голове, – улыбнулся Павел Иванович. – Ладно, время четыре утра, всем по кроватям. Света, попытайся уснуть. Если голова тебе сильно мешает…

– Отверни и положи на столик рядышком, – пошутил дядя Слава, но под хмурыми взглядами скуксился.

– … выпей пару таблеток «Седала», – закончил Павел Иванович. – Всё, разошлись до утра. Ей отдохнуть надо, ясно?

Через минуту комната опустела, хотя Игорь порывался в ней задержаться.

К облегчению девушки, Вячеслав Иванович вывел его, даже и вопреки его воле, думая в первую очередь о пошатнувшемся здоровье Поплавской.

Тогда Света устало закрыла глаза и попыталась вспомнить картину, отразившуюся в её голове сразу после нокаута.

Она точно видела день пожара, в этом девушка не сомневалась. Но теперь, в первый раз после стольких лет, она почувствовала, как по щекам потекли слёзы. В памяти всплыли мелкие детали произошедшей трагедии: черное небо, затянутое облаками, холодный, порывистый ветер, лицо вынесшего её из огня человека. Высокий, сильный, красивый, такой молодой и такой взрослый одновременно, он нес её на руках, крепко прижав к себе, чтобы унять нервную дрожь её тельца. Мягкий, успокаивающий звук его голоса снял тогда первый шок от случившегося и не дал маленькой Свете впасть в истерию. Что он тогда говорил, она не запомнила, но была уверенна: именно это и заблокировало её память.

Особенно четко прорисовывалось лицо. Черный, чуть вьющийся волос прикрывал уши до половины, прямой нос придавал молодому юнцу силу и гордость, серые словно стальные глаза были наполнены знанием зрелого человека, прожившего очень много и долго.

Лицо казалось знакомым, но Поплавская никак не могла сообразить, кем был этот мальчик-мужчина, вынесший её из огня. Мешало сопутствующее событиям прошлого ощущение дыма.

Только что-то уж сильно навязчиво она его чувствовала. Словно прошлое прорвалось в настоящее.

Света моментально проснулась. Запах дыма не был иллюзией воспоминаний, он был настоящим и усиливался с каждой минутой. Непонятно одно: как другие его не унюхали? Не могли же они все мертвецки уснуть за прошедшие полчаса?

Она осторожно приподнялась. Таблетки смирили боль, но всё же резкими действиями баловаться не стоило. Аккуратно встав с дивана, Света вышла из комнаты в коридор. Здесь запах казался сильнее, а справа слышался неразборчивый треск. Выбрав по этому звуку свое направление, она сделала пару шагов и застыла от ужаса: воздух прямо перед лицом лизнул язык жаркого пламени.

– Осторожно! – её резко рванули за руки назад, и как раз вовремя: грохот, взметнувшиеся кверху искры, посыпавшаяся штукатурка со стен и потолка смешались перед Светланой в один сплошной ком видений. Она обернулась и увидела того самого знакомого незнакомца, который вытащил её из дома родителей.

– Света, родная! – он схватил её за руки, на лице отражались невыносимые боль и мучения, а голос дрожал и срывался на крик. – Уходим отсюда! Их уже не спасти, пламя не сбить обычными средствами! Еще пара минут и мы тоже сгорим!

Его речь не действовала. Её как будто парализовало – и от того, что всё повторяется, и от буйства пожара, и от неожиданного появления этого парня (сейчас она, наконец, рассмотрела, что ему всего двадцать).

Вдруг до нее дошел смысл того, что он сейчас ей сказал: там, за стеной из огня и дыма, гибнут все те, кто за последнее время стал ей почти семьей.

– Нет!!! – с болезненным воплем девушка кинулась внутрь прохода, мелькнувшего среди бьющих со всех сторон струй огня, но молодой человек, обладавший какой-то недюжинной силой, подхватил ее на руки, не давая пошевелиться, и стремительно выбежал прочь из дома.

Света стремилась выбраться из стальной хватки, но ей не давали ни малейшей возможности. Прижав к своей горячей груди, молодой человек пытался словами облегчить страдания, но, видя безрезультатность речей, он произнес, глядя в глаза, непонятную фразу:

– Акте, Аллель, тио месстере, умэф фессат!

С последним звуком абракадабры сознание девушки резко погасло. И только где-то далеко-далеко до нее доносился крик Филиппенко-младшего «Света! Света!..»

***

– Света! Света! Очнись! – голос Игоря резко приблизился, шум и запах пожара исчезли, под спиной Поплавская ощутила тот самый диван, с которого поднималась минут десять назад.

Открыв глаза, она обнаружила, что находится в той самой комнате, которая, по её мнению, должна была только что запылать. А вокруг нее стояли все те, кто будто уже сгорел, все Филиппенко.

– Ты кричала, как сумасшедшая, – с испуганными глазами произнесла мама Игоря. – Тебя всю трясло и колотило, Слава едва удержал тебя.

– Что за кошмар тебя так завел? – вкрадчиво произнес Павел Иванович. – Ты видела… тот пожар?

Только сейчас Света до конца осознала, что всё, что она видела, слышала, переживала, было сном. И то, что прошлое в том видении схлестнулось с явью, явилось следствием безосновательного страха за судьбы ставших ей вдруг самыми родными близких Игоря.

Из глаз девушки покатились крупные капли слез, а еще через мгновение она повисла на плече своего друга, судорожно плача. Никто не произнес ни слова – Филиппенко видели, что ей нужно выплеснуть эмоции, накопленные за весь этот шальной и странный день, независимо от той причины, которая к этому подтолкнула.

Когда она почти пришла в себя, Павел Иванович, чуть медля, всё же задал свой вопрос повторно.

– Тебе приснился тот пожар, Света? Ты вспомнила, как все тогда случилось?

– Не совсем, – она промокнула глаза суставами больших пальцев и взглянула в сторону, пытаясь полностью успокоиться. – Мне казалось, что история повторяется, только теперь гибнете вы. Но некоторые забытые мной детали память перенесла из прошлого в вымышленную реальность, и поэтому можно сказать, что я вспомнила все подробности старого эпизода.

– А именно?.. – нетерпеливо придвинулся к Свете Игорь. – Что именно ты смогла вспомнить?

– Игорь! – с укором одернул его Вячеслав Иванович. – Не сейчас же! Ночь на дворе. Света, попробуй заснуть, тебе нужно дать своему организму время отдохнуть и чуть расслабиться. Слишком многое сегодня перепуталось – опасно столько сразу взваливать себе на плечи.

Света попробовала воспротивиться и попыталась начать рассказывать о том знакомом и незнакомом одновременно молодом парне, но дядя Слава прервал её и насильно заставил лечь. А потом увёл всех из комнаты, пожелав напоследок «Спокойного сна, хотя бы на этот разок».

Девушка уже задремала, когда странный звук снова отвлек ее от забвения. Сквозь приоткрытые окна до нее донеслось тихое ржание лошадей. Оно звенело так мелодично и музыкально, что на миг девушка снова решила, что это сон. Ущипнув себя за руку, она встала с дивана вот уже в третий раз за ночь и подошла к подоконнику.

Несмотря на тонкий серп месяца, ночь казалась не такой уж и темной, тем более сотни звезд на безоблачном небе давали достаточно света, чтобы увидеть неподражаемую картину из жизни животных. На фоне нахохлившихся как совы избушек по залитой бледным мерцаньем дороге то медленно и горделиво, то едва ль не галопом с наскоками и резкими поворотами, приближаясь к дому Филиппенко, двигались восемь чарующих своим видом разномастных породистых скакунов.

Во главе их, как вожак табуна, шёл белоснежный рысак с могучей грудью, длинною гривой, пышным хвостом и идеальной внешностью для бегового коня. Он всё время оглядывался, разворачивался к остальным, мчался к отставшим и вновь возвращался на место. Как пастух следит за стадами, так и этот следил за сородичами, подгоняя и давая возможность передохнуть и подтянуться.

Следом за ним как на привязи шла гнедая лошадка, пониже ростом, пошире в груди, упитанная и холеная, с белыми пятнами на обоих боках. Казалось, что это две разных породы, но что-то неуловимое связывало эту красавицу с лидером стаи, и Света, затаив дыхание, наблюдала за их чуть не жеребячьею игрой.

Третьим выступал такой же крупный, как вожак, серебристый конь.

За ним шел ярко рыжий жеребёнок и гнедая в яблоках матка.

Шестою и седьмою были лошади кофейного и кремового оттенков.

Последним выступал вороной уродец.

Он хромал на правое переднее копыто. Лопатки его выпирали так, что казалось – кожа сейчас треснет. Куцый хвост сметал с дороги пыль. Вид его был жалок и несчастен.

Вдруг он беспомощно всхрапнул. Его копыта подломились, и он с тяжким стоном повалился на землю. Света вскрикнула и кинулась на улицу.

По пути заскочив на конюшню Филиппенко за овсом и аптечкой, она бесстрашно бросилась к табуну.

Вопреки законам природы, вожак и остальные не стали её отгонять или испуганно уноситься в ночную завесу. Они расступились, пропуская её к упавшему скакуну, а затем сомкнулись кольцом. Времени на обдумывание странного поведения не было; необходимость помочь страдающему животному отметала прочие мысли у Светы на уровне примитивных инстинктов.

Рысак приподнял свою голову. Его взгляд – человеческий взгляд! – выражал мольбу о спасении, спасении от тяжкой боли. Девушка стала осматривать животное, надеясь найти причину его состояния. Но ничего, кроме выступавших лопаток, она найти не смогла. Желудок был не пустым, судя по внешнему виду и ощупи, цвет языка, ноздри, шерсть – всё было идеально. Значит, у бедного скакуна были внутренние повреждения. И справиться с ними мог только хирург.

– Я сейчас, – успокоительно погладила холку Света, – подожди, и тебе поможет профессионал. А пока выпей это.

Девушка нашла в аптечке болеутоляющий порошок и высыпала на ладонь. Затем, добавив немного овса и тщательно перемешав, она заставила животное съесть лекарство.

Только теперь Света заметила настороженно стоявший табун. Плотный круг тел не давал ей возможности выбраться. Попытавшись пройти мимо одной из лошадей, она услышала злобный храп. Впервые ей стало страшно. Словно они могли её понимать, она закричала:

– Ему надо помочь! – указывала она на коня. – В доме есть врач, он разбирается в этом!

Но они её не понимали, ведь это были просто животные.

Неожиданно белоснежный вожак лег на землю и закивал головой, приглашая её к себе на спину.

Светлана оторопела. Когда же она попыталась, воспользовавшись ситуацией, выскользнуть к дому из круга, он тут же вскочил. А затем снова повторил свое приглашение.

Выбора не было: Светлана оседлала коня. В её голове пронеслось короткое «ветер», и вожак табуна поднялся с земли. Непродолжительно проржав что-то, будто приказывая остальным, он с немыслимой скоростью помчался прочь из деревни. Остальные – даже лежавший без сил вороной, с хрипами и короткими стонами – последовали за ним, отставая в скорости, но не теряя из виду друг друга.

Всё это казалось девушке очень странным.

Во-первых, никто в деревне словно не видел проходившего табуна. А они вели себя не очень-то тихо, да и окрас весьма примечателен.

Во-вторых, поведение табуна назвать типичным нельзя. Они передвигались, общались и действовали как слаженная команда разумных существ. Да, лошади весьма сообразительны, но их мозги всё же не человеческие.

В-третьих, больному животному не давалось поблажки. Если он умирает, лошади бы оставили его там, откуда пришли. Но при болезни с менее тяжкими результатами они бы давали ему возможность передохнуть.

Вот показался край деревни. Вот они уже мчатся через мелкую речку Светлуху, взбивая своими копытами бурную пену. Вот уже звезды слегка приугасли, а темное небо, наоборот, просветлело. А они всё мчались и мчались, не думая ни об отдыхе, ни о воде, ни о пище.

Светлана не знала, сколько прошло часов после того, как она выбежала табуну на подмогу. Но она точно знала, что если её не вернут этим вечером, поднимется шум. Как она поняла, лошадей, кроме нее, никто не увидел, сама Света никого о них предупредить не успела. А после случившегося днём происшествия все могут подумать, что её похитили или убили. Правда, её в самом деле похитили. Вот только не человек или группа людей. А всего-навсего белый конь, вожак странного табуна.

Вообще-то, Светлана могла проскакать без усталости где-то двадцать часов. Но в этот раз бешеный ритм её скакуна утомил её тело гораздо быстрее. Не имея поводьев и даже седла, она попыталась остановить рысака традиционной командой. Но он даже ухом не вел, мчась с прежней скоростью к неизвестной для девушки цели.

Еще через полчаса, когда Света была готова просто упасть под копыта животным, она увидела впереди на фоне раскидистой рощи, находившейся в совершенно неизвестной ей местности, черный автомобиль. Дверца со стороны водителя была нараспашку, капот тоже поднят, а водитель, судя по классическим туфлям, торчавшим из-под днища авто, лежал под машиной.

Услышав конскую поступь (в какой-то момент бешеный белогривый вожак перешёл на рысцу), водитель высунулся наружу.

В идеально белом костюме, с модельным молочным галстуком, он умудрился не замараться даже лежа на пыльной земле.

Увидев, что лошади движутся прямо к нему, он замахал Светлане руками.

Как могло статься, что незнакомый табун привел девушку к человеку, всюду её искавшему, ум отказывался решать.

То, что это второй из её преследователей (или первый, без разницы, просто другой), она не сомневалась. Дело было в другом – он ли их на неё… натравил, или всё-таки сами? Но как?!

«Похоже, всё-таки сами», решила она, увидев растерянность на лице парня. Но внезапно, вглядевшись в него, она рывком спрыгнула с вожака, помчавшись навстречу неудачливому водителю.

– Ты! – выкрикнула она ему прямо в лицо. – Говори прямо сейчас, кто ты такой, что происходит и почему… почему…

Начав с громогласного ора, договаривала она гораздо неслышнее, к тому же теряя уверенность в том, что не ошиблась.

Лицо стоявшего перед ней молодого мужчины было вылитой копией того человека, которого нынче ночью она рассмотрела во сне.

За единственным исключением.

Если бы это был он, то прошедшие четырнадцать лет наверняка просматривались, может, не так многочисленно, но хотя бы лет так на десять её знакомый да постарел.

К её удивлению, парень понял, о чем она ему только что «тыкала».

– Света, я сейчас не смогу тебе всё объяснить, – он неловко шатнулся вначале внезапного рывка девушки, но сейчас же пришел в рабочую форму, видимо, сосредотачиваясь . – Я расскажу тебе и о пожаре, и обо всём, что знаю сам. Для тебя и так много сейчас непонятного происходит, поэтому мы не станем гнать лошад… в смысле, не будем торопиться в истолковании всех событий, с которыми ты-таки сталкивалась.

– То есть, на пожаре был ты, а не твой старший брат или отец? – недоверчиво переспросила Светлана.

– Это был я. Но не спрашивай, почему я не постарел! – торопливо добавил он, увидев открывавшийся для вопроса рот девушки. – Давай всё по порядку. Ветер сам появился со своим табуном, я так понимаю?

– Какой еще «ветер»? – переспросила она, и тут же в её голове детали сложились в целое. Понимание отразилось на лице и глазах, и следующий вопрос был для юноши ясен.

– Он телепатировал тебе свое имя, – произнес он размеренно вперед девушки. – Но и этот вопрос отставим на более позднее время. Я так понимаю, что он унес тебя вопреки всем и вся?

Светлана кивнула, понимая, что он имеет в виду, и подумала, что нарвалась на ещё одного ненормального психа, считающего поведение неразумных животных проявлением всё той же магии.

– Тогда, я думаю, надо вернуться туда, откуда он тебя вывез, – нахмурился парень. – Иначе поднимется шум, и задача усложнится сверх меры. Потом! – он снова прервал попытавшуюся что-то спросить девушку четким жестом раскрытой ладони, оглянулся на автомобиль – черный «Фольксваген» – и обратился к стоявшему рядом со Светой коню.

– Ветер, можешь взять меня с вами и доставить обратно? Ты, как всегда, сделал всё сам, а разгребать за тобой твои промахи приходится мне. Так что вопрос чисто формальный, понял, приятель?

Животное недовольно, но и как бы чуть про себя, всхрапнуло, обернулось к товарищам и подозвало серебристого скакуна. Тот медленно подступил к вожаку, затем чихнул в сторону парня и повернулся к Светлане.

– Он предлагает на него сесть тебе, а мне ехать на Ветре, – пояснил поведение лошадей парень.

– А как же машина? – Свете не верилось, что можно бросить такую тачку за так, но невнятный ответ подтвердил этот факт.

– Она трансформируется через час, – произнес он, лихо запрыгнув с места на спину животного. – Чего ты стоишь, садись давай на Метеора.

– Откуда ты знаешь их? – Света никак не могла смириться с тем, что разговор откладывается на неопределенное время. – Откуда я тебя знаю? И зачем спустя столько лет ты снова меня искал?! И вообще: в табуне смертельно больное животное, его нужно доставить к ветеринару! Скажи мне хотя бы своё имя, в конце-то концов!

Наигранно-усталый взгляд и кривая усмешка говорили сами собой: «Когда уже ты перестанешь орать на меня?». Светлана оседлала серебристого, и в голове, как в предыдущий раз с Ветром, пронеслось «Блик».

– Я спрошу самое наипростое, – подала голос девушка. – Почему ты назвал его Метеором, когда он… – Света не верила в реальность того, что говорила, но приходилось мириться с правилами игры, – … телепатировал Блик?

Юноша удивленно взглянул на коня, затем – на Ветра.

– Он говорит, что у него появился Хозяин, но он отпустил его в табун до тех пор, пока не раскроются крылья.

– Крылья? – переспросила Света, оглядывая Метеора-Блика. Понимая, что их и не могло быть у лошади, она всё же задумалась. Оба разыскивавших её человека говорили о крылатых конях, пегасах. Видимо, эти двое из одной шайки, пусть она с ним и пересекалась в далеком детстве, по непроверенным предположениям, правда. А двое – это уже сектанты, не меньше.

«А вдруг мои мать и отец тоже были сектантами?!», дошло до нее. «И когда они поняли, как ошибаются… или нет, раз меня разыскивают… видимо, им была нужна я как чистая душой жертва!»

– Ага, а ещё мы едим сердца нами убитых, танцуем вокруг костра голыми и несем святое слово Иисуса Христа в мир наш греховный! – с горькой усмешкой произнес парень, оглядываясь на Свету. – Мы не фанатики и не сектанты. Но остальное – не здесь. Вот успокоим твоих друзей и знакомых, и я открою тебе позабытое прошлое в полном объеме

– Я что, сказала это вслух? – спросила Светлана встревожено.

– Телепатия – самая примитивная вещь, – отвернувшись от девушки, вымолвил парень. – Моё имя Сергей. Сергей Травник. Правда, это тебе ничего не напомнит. Но чтобы не обращалась, пусть даже мысленно, в мою сторону определениями вроде «он, парень, юноша» – неприятно.

– Додумался-таки назваться, – пробурчала Светлана. – Ладно, поехали.

Едва она это произнесла, Ветер и Метеор помчались как бешеные, оставив остальных членов конной семьи далеко позади.

– Они не едут за нами? – полувопросительно прокричала девушка сквозь обтекавший их вихрь.

– Они остались ждать вожака, он так решил, с ними мы замедляемся! – услышала в ответ Света. – Давай без разговоров, горло надсадим!

И он был прав: при такой скорости говорить казалось нереальным усилием. Поэтому весь путь, обратно, они провели в полном молчании, слушая, как порывы воздуха проносятся мимо их тел, стремительно приближавшихся к Кистеневке.

 

Глава третья. Путь к откровению.

Когда Светлана с Травником прибыли к Филиппенко, Игорь находился на границе ярости и сумасшествия.

Если бы не дядя Слава, вся деревня прыгала бы на ушах: увидев утром, что Поплавской нет на месте, он рванулся вслед за ней к её жилищу. Затем, убедившись, что её там не было, он добежал до старосты предупредить о похищении и, может, смерти, вернулся к дяде и, не застав там никого, поспешил собрать людей для поиска.

Так и выяснилось, что Светлана выехала с безызвестным табуном в ночную степь.

Увидев сквозь окно приближающуюся девушку, он кинулся на улицу с такой огромной скоростью, что косяки дверей едва не треснули.

– Где ты была?! – грозно заревел он в своей ярости. – Я тут с ума схожу, размышляю, кто тебя украл, жива ли ты или же труп пора искать?! Ты вообще подумала, что можно хоть записку нам оставить? Или тебе плевать на всех, помимо своих поисков и приключений?! И что это за клоун с тобой рядом?!

Сергей, будучи в костюме класса вип, смотрелся как-то сказочно, но на клоуна отнюдь не походил, о чем Светлана и подумала, внимательно вглядевшись в его спину. Не дав ей рта раскрыть, он красочно спустился наземь и молниеносно подошёл к несостоявшемуся рыцарю любви.

– Не смей орать на перепуганную девушку. Ты думал, что она, быть может, утомилась? Потрясена происходящим рядом? Может, ей просто плохо стало в этом окружении? Да будет тебе ведомо, она сегодня без седла на буйном рысаке, которого и мне  пришлось бы долго обихаживать, проехала через весь край и еще дальше! Никогда не смей кричать на не, ясно?

Опешивший Игорь чуть подался назад, но затем, уже спокойней, уточнил.

– Ты-то кто такой?!

– Я Сергей Травник, – представился он и тут же продолжал. – Если вам не изменяет память, вы, может, вспомните, что я жил у родителей Светланы как наемный пролетарий. А так как люди они были замкнутые, об этом факте знали очень малое количество людей. Проведите меня к дяде, а девушке нужно отдохнуть, поесть и чуть поспать. Наутро мы с ней отбываем ненадолго для реабилитации памяти.

В продолжение беседы Света, с удивлением отметила в Сергее скрытые мощь и силу, привлекшую её к престранным мыслям.

То, что он не постеснялся высказать обстоятельство знакомства с её предками, озадачивало девушку вдвойне. Ведь в подобном случае, состояние молодости Травника было вызвано естественным процессом. Либо вся семья Филиппенко посвящена в какие-то события, значения которых раскрывать ей не имели права.

Но вот то, что  монолог Сергея зародил в ней робость и желание поближе с ним сойтись, вызвало в Светлане страх и стыд. Правда, все это происходило в подсознании, так что оказалось незамеченным.

Помимо этого, Света вдруг отметила, что все случившееся стало походить на какой-то детектив с примесью вымысла и мистики.

Выход складывался только лишь один: подчиниться воле бытия, стремительно вертевшего всем в круговерти времени, и разбираться, не давая выхода своей фантазии. Правда, увлекаться не стоило, ведь одно дело, читать любимое фэнтази, сидя в кресле под теплым пледом, и другое дело, когда ты боишься неизвестно кого из-за неизвестно чего, а неизвестно какие знакомые стараются тебе что-то сказать, уходя от прямого ответа.

Тем временем Игорь уже отвел Травника к Вячеславу Семеновичу и вернулся к Светлане, расположившейся в той же комнате, в которой она ночевала. Рядом сидела мама Игоря и уговаривала девушку что-нибудь съесть.

– Ты наверняка ничего в рот сегодня и не брала, – утверждала она, наливая горячего супа из принесенной кастрюли в стоявшую на журнальном столике тарелку-супницу. – А если тебе предстоит поездка уже завтра утром, то нужно хорошо подкрепиться и отдохнуть. Ты почти сутки на лошади колтыхалась, Света, так что надо поесть!

– Может, тебе не стоит с ним ехать? – как-то полупечально протянул Игорь. – Может… ну его, это прошлое?

Света не поверила своим ушам и отложила взятую, наконец, ложку.

– Ты же знаешь, как для меня важно узнать, кем были мои родители, – проговорила она. – Как я могу быть уверенной, что я – это я, если я не помню свои корни, не знаю дедов?!

– Ты – это твой характер, твоя жизнь в настоящем и будущем, твои достижения и провалы, – возразил Игорь, взглянув девушке прямо в глаза. – Как всё это связано с какими-то папами-мамами и прочей белибердой?!

– Что же ты говоришь, Игорь, окстись! – вскинулась его мать. – Это мы-то с отцом – белиберда? Это мы-то с тобой и твоим будущим не связаны? Да мы тебе жизнь подарили, воспитали, а ты нам такой благодарностью хочешь ответить?!

– Я не о том! – попытался было вывернуться Филиппенко-младший, но механизм оказался запушен: мать, разобиженная, унеслась прочь на кухню, а Света, молча, отвернувшись к стене, размышляла, не замечая вокруг ничего.

Может быть, Игорь и был бы прав в другой ситуации. Что дает знакомство с прошлым, с истоками рода беспризорнику, сироте, приемному сыну или же дочери? Наследственность, гены? Или что-то другое?

Человек издавна изучает историю. Говорят, эта наука помогает планировать будущее, способствует устранению возможных ошибок, оплошностей. История возрождает утраченную культуру, достояния нации, расы, личности в частном. Ну, а что, если всё это только романтика? Чепуха? Глупые россказни?

– Нет, – прошептала Света скорей про себя, чем вслух, для Игоря. – Знать своё прошлое необходимо, потому что без прошлого можно не найти свое будущее. А в моем случае – ещё и жизнь себе сохранить. Следующий ненормальный ведь не просто тростью вмажет – из пистолета в голову выстрелить или просто яду подсыпать может надумать.

Так или иначе, но утром, когда Сергей разбудил её и вручил собранную мамой Игоря походную сумку, она уже точно знала, что это всё ей необходимо. Она попрощалась с приютившей её семьей, отдав ключи от нового дома Вячеславу Семеновичу, в последний раз навестила свою животину, попросив Игоря позаботиться о них во время её отсутствия, а также взяла с собой на дорожку горсть земли с огорода – чтобы вернуться.

Всё, что казалось суеверной выдумкой бабушек, постепенно для не оживало, выражаясь, во-первых, в живых способностях телепатии как ставших их перевозчиками наикрасивейших скакунов, так и Сергея, с лёгкостью ловившего мимолетно возникавшие образы, мысли и прочее в её, Светланиной, голове.

Правда, до конца в это поверить она пока не могла: всё-таки, не встречаясь с этим так близко, как в этот раз, девушка, как и многие люди на свете, считала подобное вымыслом.

– Куда мы? – спросила она, садясь по привычке на Блика.

– Туда, где оставили остальных, – произнес Травник.

После крика на Игоря он изменился, сменив маску беспечного юноши на серьезного молодого мужчину – такого, какого она увидела его в том самом кошмаре с пожаром. Ни тени улыбки, веселья и беззаботности. Теперь это был прожженный ветрами и болью двадцатилетний солдат, четко следующий установленным им самим инструкциям поведения.

– Заберем их с собой, ведь ты их последний наследственный Поводырь, – добавил он, слегка помедлив.

– Может, начнешь вводить меня в курс прошедших событий? – слегка раздражаясь, спросила Светлана. – А то мне надоело строить больную, попавшую в мир волшебства заколдованную реальностью фейку!

– Сначала доедем до острова, а там уже можно будет без страха рассказывать, – покачал головой Травник. – Ты не понимаешь. Если бы здесь я мог не бояться за твою жизнь, ты бы давно всё узнала. Подожди еще пару дней – что это по сравнению с одиннадцатью годами?..

– Хорошо, но мы можем поговорить по пути не обо мне, а о тебе? – что-то подсказывало Светлане, что и этот вопрос ждет ответ отрицательный.

– Верно, – согласился с ней Травник. – Я имею в виду, слово «нет» и в этом вопросе. И вообще, я не люблю разговаривать, не имея какой-либо цели этого разговора. Так что оставшуюся дорогу до табуна и дальше до нужного места можешь целиком посвятить любованию видам.

Светлана, внутренне уже закипавшая от подобного поведения и манеры общения, сердито дернула за поводья теперь снаряженного по всем правилам скакуна, разворачивая его к распахнутым воротам усадьбы Филиппенко.

С каждым часом ей всё это напоминало ужасно глупую и бессмысленную игру в придуманный мир с невидимыми очертаниями. Странности на каждый шаг девушки просто сыпались изобилием.

Взять хотя бы и то, что ни один из Филиппенко не вышел её проводить. Ну, ладно, Игорь обижен на то, что она уезжает с малознакомым приятелем из давнего прошлого неизвестно куда и неизвестно насколько. Ведь мало ли что может случиться как с ней, так и с ним, и помочь будет некому. Остальные же, после разговора Сергея с Вячеславом Семеновичем, разбежались по разным делам как тараканы, и даже мама Игоря, пожелав на кухне при выдаче провианта, как-то косо глядя на девушку, удачной дороги, не захотела выйти на улицу, чтобы замкнуть собственный двор.

Пока ехали по деревне, не было видно ни одного человека – ни в огородах, ни во дворах. Зато когда миновали окраину, обернувшаяся Светлана заметила человек десять-двенадцать глазевших из-за своих частоколов соседей, так дружно её посещавших на новоселье.

Да еще и излишняя молчаливость самого Травника добавляла тумана. Это не то, чтобы бесило её, но как-то не особенно уж приятно ей было видеть в человеке из прошлого угрюмого молчуна.

Хотя, как говорили односельчане в той деревне, которую она так недавно покинула, её родители тоже были замкнуты и необщительны. «Как староверы», вспомнила Света. Что-то, верно, объединяет её родных с этим Травником. Но вот выяснить это можно лишь только тогда, когда он сам с ней заговорит.

Такие мысли бродили в её голове неосознанно, поэтому вряд ли мчавшийся впереди Светы Сергей что-то мог уловить. Ведь осмысленно она, вняв совету, наблюдала за сменявшимися пейзажами.

Добравшись до табуна под сонмом мыслей и образов чуть быстрее, чем девушка приезжала сюда изначально, они оба, уставшие и безгласные, также безгласно решили вопрос о коротком привале.

Спешившись, девушка оглядела местность вокруг, ожидая увидеть следы от машины. Но ничего подобного не наблюдалось. Скорее всего, её уже кто-то отогнал в свой гараж, разобрал и распродал. Но всё-таки упомянутая Травником фраза не давала Светлане покоя.

– Всё позже, – Сергей даже рта ей не дал раскрыть. – Я уже говорил, здесь мы вдвоем почти беззащитны и никак утаить разговор не удастся: территория под наблюдением.

– Со спутника, что ли? – буркнула Света полушутя-полуобиженно, вытаскивая запасенные на дорогу лепешки с добавлением мяса, и термос, наполненный чаем.

– Всё позже, – Травник уперся в своё.

Привалившись к березё, он ослабил галстук и расстегнул верх рубашки, ведь в три часа дня солнце жарило неподобающе.

Белоснежный пиджак, который Сергей, несмотря на все их мытарства и катанья, был в идеальном порядке, и смотрелся на плечах проводника в далекое прошлое весьма живописно на фоне двустволых берез. Позаимствовав у Вячеслава Ивановича шляпу а-ля «Иствуд-ковбой», Сергей носил её столь же бережно, как и личные вещи, мажорно-небрежно, но с должным почтением и некоторым достоинством.

Глубоко вздохнув, он надвинул шляпу себе на лицо, погрузившись в собственный мир не то размышлений, не то сновидений.

– Ты так устал, что хочешь вздремнуть? – спросила Светлана, не надеясь услышать вразумительного ответа от этого молчуна.

– Нет, мне нужно сосредоточиться, – послышалось из-под шляпы. – Мне необходимо немного покоя и релаксации, иначе я просто не выдержу. Ты вообще-то умеешь молчать? – закончил он страдающим тоном.

Света задумалась. Этот Травник казался ей совсем не таким, какого она увидела в прошлом. Там действительно был беспечный мальчишка, которому было дело до Светы более, чем до всего. Он спасал ее не оттого, что дом горел, а потому, что она ему была дорога, эта юная девочка со взрослой потерей. Теперь же это был нелюдимый и неразговорчивый человек, стремившийся лишь к тому, чтобы доставить её в нужную точку и провести нужную лекцию. Никаких чувств не выражалось, никаких лишних эмоций и слов. А тем не менее, при их встрече здесь в первый раз, в этом Сергее было всё то, что она видела в том, из ушедшего прошлого. В чем же была перемена?

«Это же очевидно», мелькнуло у Светы внутри. Встреча с Игорем во дворе резко его подменила. Каким-то образом он читает не только мысли людей, пользуясь так сказать телепатией, но и сканирует их отношение к тому или иному субъекту. Впрочем, Игоря и сканировать-то не надо: при первом же взгляде на его поведение было ясно, что он очень встревожен, кричит и ругается как законный жених.

«Если именно это подменило спасителя, то почему? Неужели же можно было полюбить столь маленькую девчонку, которой я была в детстве, всерьез, как взрослую девушку или подростка на худой случай? Нужно быть с ним поосторожней, если он страдает подобным расстройством его слабой психики», пронеслось у Светланы в шутку.

У Сергея резко дернулось тело, и тогда девушка вспомнила, что он умеет делать с мыслями рядом стоящих.

– Ты слышал? – спросила она, помолчав, смущаясь собственной несообразительности и бестактной линии размышлений. Ведь дело могло быть совершенно в другом.

Он мог быть её старшим братом, защитником, воспитателем, обязанным дать ей то, чего лишил её тот страшный пожар. Обязанный, но не исполнивший по какой-то причине, которую объяснить он мог лишь там.

А мог быть и просто приятелем её родителей, хранящим какую-то тайну ради их чести, спокойствия и уверенности в твердом будущем их родной дочери. Знавшем о существовании чего-то, что могло пригодиться Поплавской в поисках  дальних родственников, установлении правды об их сфабрикованной смерти. А все эти сказки про то, о чем нельзя говорить нигде, кроме так и неназванного пока Свете  озера, лишь притворство, оттягивание момента в поисках оправдания.

А может, он вообще хотел её убить и ограбить? Вдруг именно он учинил тот пожар, в котором погибла мать…

– Ты прекратишь или нет?! – взорвался Сергей, вскакивая с земли. Он резко сорвал с себя шляпу, подлетел к девушке и на едином дыхании выпалил. – Ты ничего не понимаешь, потому что ничего не помнишь! Совсем ничего! А все туда же, размышляешь о том, о чем и понятия не имеешь! а мне, между прочим, осознавать это, то, что с тобой случилось тогда и происходило в последние годы, отнюдь нелегко, учитывая, как дорога мне твоя давно умершая семья, и ты в частности!!!

На миг опешив, Света едва не обожглась горячим чаем, налитым в крышку-чашку от термоса. Она вдруг увидела глаза Травника – они были красные, будто сил сдержать слезы уже было нельзя, но и плакать он не мог, как ни старался. Пронзительный и тоскливо-разгневанный взгляд говорил ей гораздо больше обычного. Она словно почувствовала его боль от утраты её мамы и папы, а также горькую разочарованность, что её память так сильно разрушена.

Это длилось всего мгновение, но его было предостаточно. Сергей отскочил он Светланы как заяц, надев шляпу почти до переносицы, вскочил на Ветра и, крикнув «я скоро!», куда-то умчался.

«Ему нужно проветриться, чтобы вытрясти прочь свои мысли», подумалось Свете. «Он испугался, что я поняла слишком многое из его чувств, предварительно всё опоганив неверными выводами». Она стыдливо допила чай, так и не съев ни крошки лепешки, убрала все в седельную сумку и стала ждать, перебирая в руке раскрошенный колосок подорожника.

Она много читала о людях со сверхспособностями, реально живущих на планете, но не очень-то верила в то, что они что-то могут. Столкнувшись же с тем, кто пользовался этим умением, абсолютно не концентрируясь, она постоянно забывала контролировать свои мысли, пролетавшие как поток. Едва ли всё, что в нем мелькало, она принимала как есть, осознавая их и уверяя себя в верности выведенного значения. Но ведь, скорее всего, дар Сергея не так совершенен, чтобы он мог разобраться, что она думает безоговорочно, а что для нее только глупая вариация на тему жизни. В любом случае, это не оправдывало беспечность Светланы в отношении к повышенному вниманию к собственному сознанию. Помнить о тех, кто рядом с тобой, вот чему она тренировалась долгие годы в несправедливой атмосфере своего класса, помнить о них и не терять головы. А как она поступила сейчас? Она наплевала на малознакомого человека с его неординарностью и жестко наградила вполне незаслуженными оскорблениями.

Сергей вернулся минут через сорок. Ничто не выдавало всплеска эмоций на его изможденном, но моложавом лице.

– Мы встретились с табуном, мы отдохнули, куда мы теперь? – Светлана решила вести себя так, будто бы ничего не случилось, хотя от стыда её щеки пылали красивым багряным румянцем. Видимо, Травник придерживался той же самой манеры общения в подобных ситуациях с провинившимися людьми, поэтому очень спокойно, как раньше, ответил в отрывистой форме.

– Мы едем к озеру, в котором якобы утопился твой родной папа.

Голова девушки теперь вспыхнула полностью, и она удивленно переспросила, забыв и о договоре дождаться конца их конного марша, и о том, что только занималась заслуженным самобичеванием.

– Что значит «якобы»?! Его тоже преследовали подобные психи?! Его убили?! Он жив?!

– Приедем – узнаешь, – кратко закончил не начавшийся толком диалог Травник. – Садись снова на Ветра, а Блик останется с Гомоном.

– С кем? – переспросила девушка, не понимая, о чем идет речь.

– Я о той больной кляче, как ты тогда… размышляла, – усмехнулся Сергей. – Или забыла уже про несчастного?

– Ничего я не забыла, – все больше и больше смущаясь с каждой новой фразою Травника, Светлана поспешно оглядела табун, надеясь узреть страдающего коня. Но его нигде не было.

– Он укрылся в соседней березовой рощице, мучается, стесняется и взрослеет, – как-то странно изъяснился с полуулыбкой Сергей и махнул рукой вперед и чуть вправо. – Ты вообще-то в курсе, где пророчат смерть твоего папеньки?

– Мне говорили, что он ушел из семьи, а затем какой-то знакомый соседа видел, как он бросается в озеро в другой части нашего края, – проговорила Светлана, чуть призадумавшись. – Будто он камень на шею привесил и прыгнул куда поглубже, чтоб, значит, наверняка. То озеро, как я слышала, все стараются обходить стороной, оно в центре какой-то степи, с островом посередине, да ещё и огромное словно озеро.

-Да, – протянул Сергей. – И ты, конечно, поверила, что твой папа вот так вот мог запросто утопиться.

Света вспылила.

– А чему и кому я должна была верить?! Моя семья ни с кем не общалась в деревне, все всю жизнь злословили и плевались, когда я из дома в магазин проходила! Кто ты такой, чтобы судить, как я должна была относиться к слухам и доводам, когда моя память пустая словно корыто на свалке, а единственные, кто могли меня просветить, погибли в огне?! Ты появился спустя одиннадцать лет, ни сном, ни духом не позаботившись, не поинтересовавшись даже, как я живу, чем питаюсь и где обитаю, ты, друг ли, знакомый ли или просто наемный работник моих родителей! И ты смеешь мне что-то высказывать?! Ты поучаешь меня своим умным взглядом пронзительных глаз, забывая, что молчание не всегда благо; ты не говоришь мне ничего о том, что было тогда и происходит сейчас; ты ничем не можешь мне доказать, что ты действительно тот, кто тогда вытащил меня из горящего дома; единственное, что спасает тебя от моего звонка в местное РОВД, так это твое не постаревшее по неизвестно каким причинам лицо, которое я вспомнила только два дня назад! Не смей трогать меня и бить по больному месту, иначе я трону твое, которое обязательно отыщу за то время, пока ты вблизи!

Теперь взгляд Сергея выражал какое-то удовлетворение.

– Между прочим, я ждал этой вспышки гнева и злости уже часов сто, – проговорил он с оттенками радости. – Мне так хотелось услышать, что ты еще можешь метать гром и молнии, когда речь заходит о том, что хранилось в семье тысячелетиями – Дань Уважения. Теперь, когда мой личный дух ублажен, я постараюсь ввести тебя в дело как можно скорее. Только доберемся до острова, что и вправду возник посреди того озера. Его название, кстати, по-вашему «Зеркало».

– Что значит «по-вашему»? – не поняла Светлана, внутренне усмиряя свой гнев, но еще долго приходя в трезво мыслящую себя.

– Так зовут его все деревенские, – пояснил Травник чуть доброжелательней, чем говорил с ней до её пламенной речи. – А по-научному, юридически, в стране оно закреплено под названием «озеро зеркального края».

– Почему – объяснишь на месте? – догадываясь, хмуро спросила Светлана, и, в ответ на одобрительно-снисходительную улыбку Сергея, прислонилась к голове Ветра. – Унеси меня прочь от этого нудного парня, родной, – прошептала она скакуну.

Как будто заранее зная, о чем его будут просить, Ветер рванулся вперед с такой скоростью, которая, как казалось Поплавской, бывает только в фантастике.

«Надо было привязаться веревками к его крупу!», мелькнула пугливая шутка. Почуяв, Ветер слегка сбавил скорость, но не настолько, насколько хотелось бы всаднице. Оглянувшись назад, света заметила отстающего Травника, но Ветер упорно мчался вперед, не давая шанса Блику с Сергеем догнать их и, паче того, перегнать.

К озеру они добрались также молча, как и до дома Филиппенко в Кистеневке.

Оно, в самом деле, оказалось огромным – раньше Светлана не думала, что такие масштабы бывают. Она, конечно же, слышала о Байкале, и с ним это море воды не равнялось, но чтобы в степи их региона нашлось нечто подобное – для нее это явно казалось невероятным.

В центре природного водохранилища высился небольшой островок, весь опутанный мелким кустарником и высокими рощами из широкоплечих тополей-богатырей, хлипких кленов-подростков и редких девиц-рябин. Смотрелось всё вкупе неописуемо мило.

Имея стопроцентное зрение, даже в вечернем сумраке Света заметила там какую-то не то статую, не то обрубленный сверху ствол гигантского дерева. Но наступавшая мгла не давала шансов увидеть подробности.

Пляж идеально подходил для любителей греться на солнце: ни единого камешка не наблюдалось на его территории. Лишь кое-где поблескивали выброшенные прибоем ракушки с улитками и моллюсками, и всякий мусор, обитый дыханьем природы с прибрежных кустов.

Тем временем, пока соскочившая с Ветра Светлана в немом восхищении осматривала дивный простор, Травник распрягал лошадей. Обернувшись к нему, она подхватила свою часть из ноши, скатанную и уложенную по рюкзакам, погладила Ветра по холке, отчего конь, млея от нежности, прищурил глаза. Так и не удержавшись, она звонко и продолжительно зазевала: усталость давала знать о себе, сон неумолимо накатывал на истощенный двухдневными скачками молодой организм, и она всё сильнее поддавалась этой естественной слабости.

Травник искоса глянул на девушку, затем юркнул в кусты справа от Светы и заскрежетал по песку деревянной лодкой с короткими веслами..

Побросав свои вещи на дно, они вместе спустили её на озерную гладь и, посильней оттолкнувшись, запрыгнули в заскользившую шлюпку.

– Через час будем на острове, – уточнил для Светы Сергей, вставляя весла в уключины. – Там есть летняя хижина, со столом, стульями и посудой, можно будет костер развести. Так что вести разговор будем на сытый желудок.

– Мне сейчас хочется только поспать, – отрицательно качнув головой, Светлана зевнула и потерла большими пальцами переносицу.

– Тогда отложим беседу на утро? – Сергей хладнокровно взглянул на свою спутницу, плавно вводя весла в воду и начиная неторопливо грести.

– К моему сожалению, да, – устало кивнула Светлана, аккуратно откинулась на спинку сидения и, спустя минут десять, уснула.

Она даже не шевельнулась, когда причаливший Травник мягко взял её на руки и перенес в чуть видневшуюся в густоте зелени избу. Внутри оказалась удобная широкая лавка с чистым матрасом, подушкой и тонким пледом пшенично-серого цвета. Уложив туда девушку и, задержавшись на миг, чтобы взглянуть на лицо спящей красавицы, Сергей вышел из хаты, примостился на ветхой завалинке, достал из кармана портмоне с сигаретами и закурил, всю ночь глядя на звезды и думая о чем-то своем.

***

Когда Светлана открыла глаза, прямо перед лицом она увидела паука. Тот медленно поднимался к почерневшему небеленому потолку деревянного дома, перебирая своими миниатюрными лапками со скоростью швейных станков-автоматов. Встав с импровизированной кровати, она тщательно огляделась, пытаясь честно припомнить, как она здесь оказалась.

В комнате в шестнадцать квадратов кроме спального места, на котором она размещалась, ничего не было. Голые стены из бревен, лампочка посередине и затертый, но чистый и крепкий еще половик создавали типичное представление современных детей об опустевшем жилище современной бабы Яги.

Сквозь бездверый проем Света увидела ещё одну комнату, чуть пошире и поуютнее. Аккуратно поднявшись с жесткого ложа, она вышла в переднюю. Здесь располагалась и кухня, и зал, и столовая. В правом углу стояла русская печка с облупившейся штукатуркой, а рядом с ней резной старинный буфет из слегка покосившихся планок. Прямо по центру располагался огромный дубовый стол с гнутыми ножками, пара лавок впродоль широких сторон и кресла-стулья по головным местам. У стены слева от проема в отдельную комнату стояла кадка с водой и что-то вроде современного журнального столика. У стены слева – комод и сундук. По всему прочему же периметру кое-как громоздились узкие лавки и деревянные ведра.

Обернувшись в сторону выхода, слева в углу, Светлана увидела Травника, неторопливо входящего в дом. Его усталый, ссутуленный вид напоминал уморившегося каторжника с золотых шахт рабовладельцев Америки. Взгляд был тоскливый и неуверенный, а под глазами синели круги от бессонницы.

– С добрым утром, – поздоровался он. – Я могу затопить эту старую печь, если ты приозябла.

– Нет, не нужно, – отказалась от предложения Света.

Вид Сергея отчего-то сделал её какой-то несмелой, так и хотелось чем-то помочь ему.

– Хотя, в общем-то, стоит. Ведь ты просто ужасен! Неужели не спал? Ведь мы так умотались, пока добрались до этого места. И, кстати, у меня в сумке лежат лепешки и чай, я пойду принесу их, пока ты здесь трудишься. Впрочем, еще и дров раздобыть где-то надо или на улице есть поленница? Тогда захвати мою сумку с седла, будь любезен.

Всё это она протараторила с такой скоростью, что и сама едва поняла, что сказала. Впрочем, Сергей только непонимающе двинул бровями, промолчал, развернулся и вышел. Света стала заламывать пальцы, стараясь понять, что же с ней только что было, но предположений не было вовсе. Тем временем, Травник вернулся с дровами и рюкзаком.

– Я растоплю-таки печь, ты разогреешь лепешки, мы будем жевать и говорить, – произнес он неторопливо, складывая дрова и скидывая сумку на лавку.

– А как насчет «когда я ем, я абсолютно глух и нем»? – Света попыталась уйти от неловкости старой присказкой в роли шутки. Но Сергей только буркнул на это «не в наших манерах». Девушка хмыкнула и стала выкладывать запасенный дорожный паек.

– А здесь есть на чем разогреть пирожки? – спросила она, направляясь к буфету. Сергей не ответил.

Раскрыв кухонный шкаф, Света увидела полный набор столовой посуды из чистой глины на восемь персон на верхних и средних полках, а также кастрюли и сковородки из чугуна. Сбоку, почти вертикально, стояли современные подносы и древние глиняные поддоны для запекания пирогов внутри печки.

Вытащив один из них, Света смазала его поверхность кусочком сала, уложенным заботливой мамой Игоря, и разложила на нем лепешки и пироги.

– У меня всё готово, – отрапортовала она. – Нужен только огонь, чтобы всё это стало горячим.

Сергей встал с колен, отступая от печки. В раскрытой топке плясало яркое сильное пламя. Света, слегка кивнув головой, аккуратно поставила лист на под и прикрыла заслонкой. Затем, вернувшись к буфету, достала глиняные стаканы с тарелками, перетерла всё, не такое и пыльное, походным куском полотна для грязных дел и, аккуратно расставив, присела на краешек лавки.

– Может, ты уже заговоришь? – произнесла она, глядя на прислонившегося к подоконнику Травника. Он посмотрел на Светлану пронзительным долгим взглядом и, чуть помедлив, проговорил:

– Можно-таки заговорить.

Затем, подойдя к столу, он рывком отодвинул стул-кресло, сел в него, отчего оно заскрипело как старая рухлядь, достал из кармана свой портсигар и, взглядом испросив разрешения, закурил.

– У меня есть две просьбы, – промолвил он вкрадчиво. – Первая, достань пироги, в печке жара достаточно, чтобы всё снова стало горячим. А вторая – не задавай мне вопросов до тех самых пор, пока я не закончу рассказ. И дело тут вовсе не в том, что я не люблю отвечать на вопросы, дело тут в том, что многое мне самому непонятно. Поэтому я хочу разложить всё по полочкам, по порядку, чтобы понять происходящие в мире события. Ты согласна на эти условия?

– Согласна, – ответила Света, почти не задумываясь. – Но если ты станешь говорить непонятной мне терминологией…

– Я ориентируюсь в твоей лексике как заправский филолог, и если мне все же придется произносить непонятные фразы, будь уверена: я все тебе разъясню. Но у тебя есть один большой минус…

– Погоди, – перебила его Светлана, у которой в голове накопилось к нему вопросов огромнейшее количество. – Предупреждаю сразу: ты должен не только о родителях рассказать, но и о смерти отца на этом зеркале, о твоих странных фразах во время нашего краткого путешествия до Кистеневки и от неё, о твоем даре и о многом другом. Я хочу полноценного рассказа обо всем, что касается меня и моего окружения, ясно?

– Ясно, – усмехнулся Травник. – Я продолжу?

Света кивнула.

– Так вот, несмотря на твою рассудительность, ты весьма экспансивна, вспыльчива и заносчива, а в такие моменты себя контролировать ты вообще не умеешь. Сказано не в обиду, все эти черты не являются негативными как таковые, но в контексте нашей с тобой договоренности они могут служить и тебе, и мне поводом прерываться и сбивать с мысли рассказ. Доставай пироги.

Светлана вынула разогретую пищу найденным у стенки ухватом и ловко стряхнула всё на тарелки. Налив себе и Травнику чая из термоса, она откусила кусок пирога с начинкой из печени и требухи, подавая Сергею сигнал «начинай, я молчу».

– Так вот, – продолжил тот, отпив чая, – имея этот минус при наших с тобой обстоятельствах, мне придется идти на крайние меры. На время моего монолога я наложу на тебя оковы молчания.

Светлана проглотила остаток мякоти в руке и уточнила:

– Что еще за оковы? Может быть, обойдемся без кляпа?

– Никакого кляпа не будет, – сощурился Травник. – Ты сможешь также действовать своим ртом, как и сейчас, но при малейшем желании говорить речевой аппарат будет блокироваться собственным мозгом. Побочных эффектов заклятия не существует, ты не подавишься, не захлебнешься, никакой боли, судорог и прочих штучек. Ты просто не сможешь болтать.

Он закрыл на мгновение свои глаза шляпой, облокотившись на стол, словно усталый и измученный путник. Затем взглянул прямо на Свету, приковав её каким-то неестественным светом серых зрачков, горевших теперь словно кипящая сталь, и проговорил – четко, раздельно, перебирая каждый звук фразы как горох на просеве.

– Амерро триас тугётер, Аллель, рейте совиас селассо то теку бора, амме ямсе нэто велеверрм мае роддеромальт.

На миг Светлане почудилось, что в её горло скользнули кусочки мокрого льда, горло её онемело, но затем всё вернулась на круги своя. Она удивленно вскликнула, но вместо звука услышала тишину. Вскочив со скамьи, она хотела прокричать прямо в лицо этому ненормальному гипнотизеру «Я еще не давала согласия на твои глупые фокусы!», но ничего не выходило.

Схватившись обеими руками за свою шею, она отшатнулась назад, больно ударившись о бревна в стене. Сергей подскочил к ней, схватив её за запястья, и только тогда она поняла, как сильно она напугана: совершенно одна, неизвестно где, да и с кем, Светлана была теперь безголосая, звать на помощь будет бессмысленно – она не производит ни звука! Да и навряд ли кто-то здесь есть неподалеку, озеро-то считалось издавна проклятым! Как она, дура, пошла на подобную авантюру?! Даже если ей и удастся сбежать, сможет ли девушка вновь говорить? Боже, какая дубина!

Мысли бешено неслись вскачь, паника, ужас, кошмар переполнили всё ее тело, она рванулась прочь от Сергея, но тот держал её крепко и не давал шанса вырваться, говоря что-то, объясняя, не отрывая горящего взгляда от девушки.

Вдруг из глаз Светы фонтаном брызнули слезы, страх сделал её бессильной, она провисла и упала на стоящую у стенки узкую лавку, больно ударившись о неё своим крепким затылком и теряя сознание.

– Вот я остолоп! – выругался Сергей, опускаясь на корточки рядом с девушкой. – Прожил две сотни лет, а до сих пор не умею правильно начать разговор!

С этими словами он вновь взял её на руки и направился в комнату.

– Кажется, тут уже не «дежавю», а замкнутый круг, – пробурчал он, укладывая Светлану на ложе. – И когда я перестану носить тебя на руках?!

 

 

Глава четвертая. Бабкины сказки.

Света проснулась, резко переходя в сидячее положение.

За окном снова темнело – значит, она отрубилась на целый день.

Прекрасно помня причину, она глянула в сторону печки и никого не увидела.

Но это не означало, что Травник куда-то ушел, он мог стоять где угодно – через этот проем просматривалась только часть комнаты.

Встав, Светлана огляделась в надежде чего-то весомого, что можно бы было использовать как оружие. Ничего подходящего в комнате не оказалось, поэтому ей пришлось рисковать и высунуться незащищенной.

Сергей явно не прятался от испуганной девушки. Он стоял спиною к окну и наблюдал за проснувшейся девушкой с любопытством, но без улыбки, насмешки и какой-либо уверенности в своих силах.

– Если бы я хотел причинить тебе вред, я бы давно это сделал, – произнес он печально. – Если бы ты не захотела узнать свое прошлое, я бы тебя сюда не привез. Если бы ты не была дочь своих благородных родителей, всего бы этого не было. Ты сама выбрала свой собственный путь. Меня можешь не бояться вообще. Но если ты передумала, я не стану ничего говорить и мы мирно разойдемся по сторонам. Только не забывай, что на тебя охотятся, потому что ты – Поплавская Светлана Николаевна, наследница своего отца.

Света бездействовала пару секунд, обдумывая, чего же она так боится в этом Сергее, но он продолжил, не дожидаясь ответа.

– Ты не верила в возможность подобного, а столкнувшись с неизведанным ранее, поняла, что всё может быть гораздо страшнее, чем банально умолкнуть на время, – произнес он, отвечая на ее мысли.

Света вздрогнула: теперь возможности Травника пугали её до озноба.

– Я избрал неверный подход, – виновато пожал он плечами. – Я забыл, что сейчас я сильнее тебя. Давай сделаем так: я не сдвинусь с этого места до той поры, пока не окончу рассказ, а ты сядешь за стол, спокойно, не перебивая, без заклинаний и формул, дослушаешь до конца и решишь, чего хочешь дальше. Можешь не отвечать, пусть я и вернул все на место, и ты можешь уже говорить. Просто присядь, пожалуйста, потому что рассказ будет долгим.

Света минуту раздумывала, затем решительно бросилась в кресло, сложив ногу на ногу и скрестив руки.

– Начинай, – произнесла она, с легкой хрипотцой от волнения.

***

Вот уже многие тысячелетия ученые, исследователи, философы и религиозные деятели ведут грандиозные изыскания, ставят опыты, экспериментируют и пытаются определить, откуда всё началось: жизнь, материя, Вселенная, наконец.

Многие пытаются выяснить, существуют ли боги, духи, Ад и Рай.

Но никто из ныне живущих и ранее умерших не приблизился к этой тайне, к разгадке происхождения всего сущего ни на йоту.

Неоспоримо одно: в мире не всё объяснимо современной наукой, где под значением современности следует понимать « современность соответственно ныне исследующим».

Определенные типы людей, иногда единичные, иногда – племенами, обладают особыми видами непонятного обывателям знания, именуемого разными слоями культуры Даром, Искусством, Сверхспособностями и просто Магией.

Кто-то, обладающий этим нечто, читает мысли, кто-то – двигает ложки, а кто-то видит будущее и прошлое.

А иногда можно встретить таких, кто с помощью одних только рук излечивает неизлечимые заболевания, даже не зная об их существовании.

Во все времена таких людей опасались. Иногда – больше, иногда меньше. Не важно, как к ним относились публично – ставили ли главой рода, сжигали ли на костре. Все эти «избранные толпой» являлись центральными символами жизни неординарных особей человеческой расы, на которых равнялись или вовсе не подходили.

Чем больше развивалась цивилизация, тем больше разнились роли подобных избранных личностей.

В какой-то момент возникло окончательное расслоение взглядов, и восприятие мира стало сугубо индивидуальной проблемой умственного развития, образования и окружающей среды проживания.

Соответственно, и древо знаний расщепилось на отдельно развивавшиеся и несвязанные меж собой ветви. Ведь личное мнение стало всё чаще перекрывать собой истинные суждения, разрывая всякие отношения меж сведениями, полученными от бога,  и теми, что достигались опытными путями – слишком малое количество догм в те времена подкреплялось достоверными наблюдениями, слишком узко смотрели на всё некоторые просветители.

Та ветвь размышлений, которая полагала одаренных людей положительным фактором для расы в целом, вбирала в себя всё подряд, что касалось подобных сверхталантливых личностей, используя их возможности на благо всех существующих, не лишая, однако, таких неординарных помощников права выбора.

Та же ветвь, которая разделяла противоположную точку зрения, стала еще сильней разрастаться, со временем потеряв в себе даже ту целостность, на которую она опиралась в далеком прошлом.

Вторую ветвь легко отследить по божественным верованиям, учениям, религиозным трактатам и прочим спискам подобной литературы. И, конечно же, сопровождаемыми их необычными типажами людей, начиная от древнегреческих пантеонов богов и героев и заканчивая современными экстрасенсами, гадалками и шаманами.

И дело даже не в том, что одаренность рассматривалась столь градационно. Признание существования этой неявственной силы для каждого обратилось в личное «верю – не верю», но только до той поры, пока с этим необъяснимым явлением жизни не встретятся напрямую. Если, конечно же, встретятся.

Но что касается первой, положительной, ветви, в современном мире знают очень немногое.

Во всех вероисповеданиях, религиях, сектах, общинах существует образ некоего идеального места, достигнуть которого можно тогда, когда выполнишь определенные верованием условия. Эти острова счастья описываются как безукоризненный мир духовного и физического совершенства, благодать, полученная за страдания или праведность.

Одним из таких блаженных островов существования был город богов Шамбала, развалины которой посещали в тысяча девятьсот девяносто девятом году в составе русской экспедиции на Тибет Мулдашов, Селиверстов, Юсупов и многие другие деятели истории.

Другим представляется несравненный Олимп с его главенствующим обитателем Зевсом, чья слава померкла и развеяна научными обоснованиями уже тысячи лет назад.

Да и о Рае, Аде, а также Чистилище, существующих в религии христиан, тоже нельзя забывать.

Это примеры тех неизведанных территорий, принадлежащих богам.

Но есть места и для обычных смертных.

Во-первых, небезызвестная страна Эльдорадо, золотой город всенародного счастья, который некоторые обыватели разыскивают до сих пор, надеясь обрести это самое счастье в чисто материальном, физическом выражении – золоте.

Во-вторых, таинственный оазис Сахары. Там сокрыты неистощимое озеро пресной воды, наполненное прекрасными рыбами всевозможных видов, просторная чаща фруктовых деревьев, плодоносящих круглый год, а также пасущиеся вблизи друг от друга стада миролюбивых овец и коз, племена шимпанзе и макак. И прочая, прочая, прочая, составляющая добрососедскую жизнь в мышлении египетского народа.

И, наконец, в-третьих, прекрасный и удивительный, наказанный за свою идеальность, затонувший седьмой материк.

В гиперболических, измышленных греческими философами произведениях, в кратком и комканом тексте, созданном как бы случайно и ради примера, есть упоминание о некоей Атлантиде. Из этих источников ясно лишь то, что она была не совсем такой, как прочие цивилизации, и оттого погибла в пучине морской на дне океана. Так гласят тексты, дошедшие до современности.

К вящему сожалению потомков тех избранных обладателей даром, всё это так размыто, неполно и далеко от действительности происходившего, что спорить, вступая в дебаты, но не предоставляя имеющихся доказательств в силу особенной договоренности, не имеет смысла и цели.

В истории были немногие, кто дерзнул появиться с подобными заявлениями и ограниченными свидетельствами.

Начав путь просвещения через публичное предоставление доказательств реального существования сил, неподвластных законам природы, открытым учеными на сей день,  они засветились как чокнутые и были осмеяны, поставлены в ряд с шарлатанами. Или же, не добившись особых успехов, назывались не более, чем «отдельным неисследованным явлением законов природы».

На самом же деле, Атлантида была государством тех самых людей, чьи способности и умения не поддавались этим самым «законам природы». Её основателями были могущественные из одаренных Сумар Гаштани, из расы прародителей Индии, и Верисава Земена из праславянского рода.

Эти двое встретились по воле судьбы на базаре работорговцев, вместе бежали через весь материк и укрылись на острове недалеко от современной Тортуги.

Их силы были так велики, что все те, кто собрался под их руководством строить свой собственный мир, объединившись в единое целое, все равно бы не смогли их повергнуть, даже если бы пожелали.

Три дня, изнемогая от дикой усталости, они силой мысли плели непрорываемый защитный шатер от простых обывателей над материком новой жизни, стоя на тряской лодке у его берегов.

Они обнаружили его совершенно случайно, он был вполовину меньше современной Австралии, нетронутый человеческими переселениями, девственный и недоступный ввиду круговой гряды скал. Оставалось лишь укрепить его от проникновения злого умысла тех, кто не обладал никакой магией, от жестокости остальных цивилизаций, от гнева богов, которых никто не встречал, но многие чувствовали.

И успех их был ошеломляющим.

Колоритная, разнообразнейшая природа, собранная со всех точек мира, цвела на их личной земле. Простор, красота и баланс формировали волшебное царство для всех, кто желал жить без страха, упреков и ожесточения.

Вскоре организованная система миролюбивого управления, не властвования, укоренилась в лице тех самых двоих чудотворцев, провозглашенных Верховными Предводителями Свободной Страны Атлантида.

Титул их после их смерти Вепресс и Вепресса, передавался самым сильным, назначенным перед смертью, преемникам. Но помимо прочего, так как они были еще и муж и жена, эти Предводители Одаренных Людей, самые незаурядные из всех вставших под знамена Свободного Равенства, к удовольствию подданных, гены их передавались их детям, что, собственно, давало тем полное право становиться законными Вепрессатами.

Спустя какое-то время – четыре ли, пять ли веков – среди остальных тоже стали рождаться такие же (или почти такие же, если правдиво) сильные маги, которые, прочитав историю становления Атлантиды, хотели претендовать на роль Вепрессатов. Эти новые претенденты были не только потомственными жителями Атлантиды, но и прибывавшие чужаки с прочих материков, где тоже происходили различные сдвиги и в развитии человеческого мозга в частности, и цивилизаций в целом.

К тому времени люди подготовили договор о порядке становления новых правителей, в котором указывалось прямое наследование по роду Сумара и Верисавы, и это охладило их пыл ненадолго.

У тех, кто был коренным жителем Атлантиды, особого желания соперничать с Вепрессатами не возникало: все понимали, что вырождение их способностей невозможно, так как интенсивное развитие их умений едва ли не с самых пеленок ничто по сравнению с выдающимися способностями перекрестившихся середнячков. Но вот эмигранты, не знавшие этих первых правителей, намеревались однажды устроить бунт против существовавшей монополии на власть этого рода.

Причем о власти заговорили именно эмигранты. А вскоре и произошел переворот, бесчестный и грязный, замешанный на крови и предательстве, после которого все простые сограждане хлынули с девственного материка как крысы с тонущей шхуны.

Во время вечерней релаксации для восстановления потраченных за день сил, Вепресса Тиамина, правящая в тот срок и родившая к тому времени двух сыновей и дочь, заметила суету во дворце. Выйдя из своей комнаты, она была окружена собственной стражей, состоявшей тогда из наиболее проверенных, как тогда всем казалось, новоприбывших волшебников и отправилась вместе с ними в комнату безопасности, окруженную всевозможными заклинаниями заглушки для внешнего волшебства. Там они и забили её как корову, чуть не умерев вместе с ней в попытке уничтожить еще и потомство. Но дети сбежали, и к утру уже весь материк знал о случившемся.

Вопреки всему, война не разгорелась, одни просто смирились, другие просто ушли – они не хотели идти путями остального мира.

И все-таки выросшие и обретшие силы потомки отомстили очернившим саму идею страны их родителей, затопив их вместе с оставшимися последователями новой империи непрерывным дождем, цунами и раскалывающими кору планеты землетрясениями.

Атлантида была центром всемирного просвещения довольно долгое время, и ее гибель не могла не сказаться на разобщении всех остальных материков, на потерях связей с отдаленными землями. В Атлантиде были собраны масса знаний и сведений, о которых многие непросвещенные на других территориях либо не знали, либо помыслить не могли самостоятельно в подобном масштабе.

Именно в Атлантиде была произведена абсолютная систематизация знаний о сущности жизни и бытия, о природе необычного разделения человеческой массы на тех, кто обладал особенными умениями, и на тех, кто ими не обладал. Именно там, на том самом материке, были открыты стихийные порталы, параллельные миры, дыры времени. Именно оттуда началась история еще одного нового, огражденного магами от остальных территорий, мира, нареченного Рейностом.

Те самые потомки Сумара и Верисавы, дочь с сыновьями, отомстившие за крушение родного им мира, в совокупности с верными гражданами, покинувшими родные пенаты, используя накопленные за долгие годы знания и умения, воспользовавшись системой порталов и дыр, нашли одну параллельную нашему миру реальность.

Она была её точной копией: Вселенная, планеты, растительная и животная фауна, исключая лишь одно существо: человека. Маги смогли установить закрепленные телепортационные переходы и решили не вмешиваться в первозданную девственность, полностью погрузившись в его самостоятельное прогрессирование, но, тем не менее, проанализировали и скорректировали все возможные процессы эволюции от примитивных живых организмов и флоры до возможного появления Разума. Сумев сделать это, не проникая в него через порталы, они соединили ими Рейност с исходным миром, обеспечив защиту с той и другой стороны.

Они не желали лишь одного: чтобы вновь прибившиеся неандертальцы не повторили судьбы Атлантиды и с новым укрытием.

Процесс созидания оказался столь тяжким для наследников первой ступени, что они решили умереть у портала, отдав свою магию своим детям. Скорбь была долгой, и в новый мир маги перенеслись спустя долгую тысячу лет.

Увиденное было прекрасно.

Оставленный без присмотра, этот мир произвел самостоятельно ряд уникальных разумных существ, они не являлись людьми и были весьма непривычны человеческому восприятию, но приятно поражали воображение, так как всё-таки поддавались корректировке, настроенной умершими детьми Тиамины.

Ожившие герои легенд – драконы, пегасы, лешие, нимфы, русалки, гномы, эльфы, орки, тролли и прочие сущности – обладали чертами людей, их формами и пропорциями, но все же отличались индивидуальными особенностями организмов.

Контакты различных культур шли мирно и доброжелательно, и вскоре переселенцы были приняты в эту сказку. Поколение за поколением потомки Атлантцев стали жить бок о бок с этими незнакомыми им народами, слившись в одно неделимое общество со своими правилами поведения, структурой правления, системой распределения существующих благ без ущерба природе.

Сразу же после налаживания отношений начали заключаться союзы любви с расами Рейноста, и вскоре уже дети-метисы заменяли своих прародителей на посту управления странами необъятной Земли империи Рейноста.

Ибо система ко дню повествования сложилась в мире волшебников в упорядоченную миролюбивую и неизменяемую никакими правителями структуру, принятую и коренным населением, и чужаками.

Этот процесс укоренения нового порядка правления длился всего пару столетий. Перворожденные метисы стали организовывать клановые поселения, объединявшиеся в села по примерам магов-родителей из их рассказов о другом мире. Разрастаясь, села превращались в земницы, похожие по масштабам на города. Они и составили впоследствии независимые автономные страны.

Но все же, все эти государства являлись областями империи Рейност и подлежали строгим учетам для лучшего и справедливого перераспределения ресурсов планеты.

Владение территорией не существовало, существовало её использование.

На каждого индивидуума независимо от его класса и роли в системе предназначалась определенная доля земли, которой индивидуумы по обоюдному договору могли меняться в ситуации расширения семейного положения. В случае спора кому уходить, а кому оставаться, дело решалось в пользу более многочисленной семейной четы.

Денежная система категорически отвергалась, шла меновая торговля круговой цепочкой товаров. Оплата труда шла по той же схеме. Поощрения выражались в дополнительных выдачах.

Управление поселком, селением, станом, земницей или страной осуществлялось одноименными Предводителями и Мудрецами, отвечавшими за личные и общественные вопросы бытового характера, а также юридическо-правовые вопросы.

Виновные в чём-либо подвергались пропорциональной дополнительной исправительной работе-нагрузке. Правда, нарушения установленных правил происходили так редко и только по совершенно нелепой случайности, что претензий друг к другу соседи почти не изъявляли.

Социальное деление шло по должностям, профессиям и расам.

Граждане этой альтернативной реальности были счастливы, обеспечены и довольны. Боязнь потерять это все поначалу тревожило управленцев, но введение чина Сторожевых у порталов, способных пропустить любого обладателя силы с обеих сторон Полотна, ослабило смутный испуг.

Количество специальностей поначалу росло, но вскоре, когда все сферы жизни в новой империи были четко продуманы, профессиональная ветка закончила разветвляться.

И все было бы хорошо, если бы мудрецы также упрочили и автономию мира. Но будучи сердобольными в основе своей существами, они допустили серьёзнейший промах.

Казалось бы, что может случиться с людьми, которые могут справиться со своими проблемами силой мысли? Столкнувшиеся интересы другого обладателя силы, настроенного не столь же радушно, как ты к нему.

Оградив себя от террора обычного человека, маги как-то упустили из виду, что боролись за выживание бок о бок с теми, кто не так уж и честен, добр и справедлив. Если царство уничтоженной Атлантиды было обнесено пологом Света, то этот мир не защищался от отрицательного биополя человеческой сущности. Бегство от непонимания могло превратиться в настоящую битву магов.

В то время империей правили прекрасные Имруэль и Астан, женщина-эльф и орк-мужчина, обладатели светлой и темной сторон магии. Им и выпала тяжкая доля сломать то, что с таким трудом воздвигалось долгие годы.

На Совете Мудрейших, в который входили отрекшиеся в пользу детей правители стран и империи, а также наиболее высокоуважаемые маги, достигшие высших уровней просветления, долго пытались найти выход из ситуации, которую создавали бескомпромиссные темные маги, горевшие в темноте душ пламенем алчности.

С каждым годом они развивали свои способности и умения в пользу темных эмоций и сил, что вызвало, наконец, жажду приобретения все больших и больших прав. Их требования к окружающим стали жестче, они начли проявлять силу перед теми, кто слабей их или не желал отвечать ударом на удары вообще. Они становились теми, от кого убегали.

Имруэль и Астан первыми догадались о возможном решении всех конфликтов и споров, но озвучить не горели желанием, молча внимая речам членов собрания, которые этот варрант действий также не решались произнести до последнего часа. Ибо знали о силе чувств Вепрессатов, о неотделимости их душ друг от друга, о горькой тоске, что наполнит их ум при принятии именно этого выхода как единственно верного.

Им надлежало разойтись по сторонам, призвав с собой своих подданных. Темный маг Астан Первый увел бы своих на территорию Меира, здесь она подобна объединенной Америке, а Имруэль осталась бы вместе со своей долей народа жить на Савине, слегка укороченной территории Евразии для этого мира. Независимой зоной оставался Кандат, Австралия, но это казалось чете уже не особенно важным.

Прибывавшие извне обязаны были выбрать свою сторону магии либо уплывать на Кандат. Семьи, не желавшие распадаться из-за нововведений, тоже отправлялись туда. Кандат стал миром тех, кто не соглашался с чем-либо и был готов начать самостоятельный жизненный путь, и никто был не в праве вмешиваться в существование ушедших туда. И так Рейност распался на три государства: темный мир Торамат, светлый мир Ариден и мир Неподчинившихся Мозонгвир.

Все считали, что Мозонгвир в основе своей философии бытия будет придерживаться тех традиций, обычаев и существования, которые соблюдали и все остальные. Поэтому какое-то время ни Торамат, ни Ариден не лезли в их личное структурирование государства. Но когда представители Совета Мудрейших пригласили Мудрейших Мозонгвира представить результаты достигнутого на совещании, на Совет явился некий «Рекущий», в традиционном значении слова «Посол», Тамуран Дженгазо из гномьего рода.

Он объявил, что Мозонгвир становится отныне независимой от империи Рейност страной во главе с Гнетом – правителем – Шуаном Рослым из рода троллей. Любое вмешательство в жизнь Мозонгвира будет расцениваться как угроза спокойствию, поэтому «лучше никому не лезть с поучениями к Великому Гнету, иначе он и войну начать может».

Это стало крахом всего, к чему изначально стремились свободолюбивые маги. Дело пахло второй Атлантидой, и даже хуже. Потому что здесь предатели веры вроде и есть, но их нельзя трогать для собственного спокойствия, а можно лишь ждать, когда они нанесут первый удар, чтобы ответить новым уничтожением.

После такого поворота событий оставшимся наедине членам Совета нужно было обговорить новые должности, вводимые для безопасности остальных, продумать план жизнеобеспечения на ближайшие лет этак триста и обсудить положение со Стражами телепортационных каналов.

Относительно этой должности у Совета всегда существовала небольшая дилемма. Ввиду структуры своей работы, Стражи находились не только внутри мира Рейност, но и извне его.

В их обязанности входило ограждение каналов от применения магии прохожих обладателей силы, введение их в курс дела относительно параллельных миров, предотвращение контрабанды в целях наживы, отслеживание возникновения новых стихийных порталов и спасение тех, кто через них «вывалился», будь то существо разумное или нет.

Вопрос же заключался в расширении сферы деятельности по ту сторону Граней. Магические способности не всегда проявлялись у всей семьи в целом, поэтому изымать из семьи маленького ребенка для развития его возможных способностей являлось делом неблаговидным. Тем более, многие отторгали возможность существования параллельных миров, воспринимая их лишь как рай и ад, Шамбалу, Олимп и прочие территории Бога соответственно своей религии. Поэтому некоторые из магов предложили индивидуальное стимулирование силы с раннего возраста в условиях проживания на территории обучаемого.

После донесенного рекущим позиции Мозонгвира необходимость правильно воспитывать подрастающие поколения как в этом, так и в другом мире, встала острой необходимостью. На Кандате хватало каналов, так что последствия изменившегося мышления подданных государства могло вызвать ужасающие последствия вплоть до дублирования трагедий мира, некогда покинутого магами по собственной воле.

Но накладывать на Стражей ещё одну функцию оказалось – увы! – нереально, потому что им бы пришлось уходить с насиженных мест вблизи телепортов, рыскать по всему свету и заниматься квалифицированным обучением окостенелых в мышлении взрослых, не всегда контролируемых подростков и, в некоторых случаях, безобразничающих маленьких диток.

Поэтому решено было ввести ещё две новых должности внемирской службы – наставника и искателя. Причем, к обеим должностям шел внушительный список требуемых характеристик, которые неукоснительно должны были быть в наличии у претендентов.

Еще один вопрос был связан с чистокровными представителями каждой расы.

Проваливаясь иногда в новый стихийный портал, со временем многие единоличники желали остаться в том мире, в который попали. Так в новых мирах появлялись новые разумные виды, не определенные в стадиях эволюции уже устоявшейся в мире истории. Это вызывало всплески неприятных моментов вроде пристального наблюдения, исследования путем медико-хирургических исследований и даже отрицания существования в случае редкого контактирования с представителями существующей в мире цивилизации.

Стражам нередко приходилось вмешиваться в подобные ситуации с целью спасения жизни и спокойствия представителей своих рас, иногда они помогали вернуться в родные пенаты, а иногда обустроиться на новом месте без вреда для них самих и коренного населения посещаемого мира.

Но даже чисто физически они не всегда успевали исполнять все свои должностные обязанности. Поэтому введение дополнительной должности было необходимостью.

Дебаты магов привели к созданию Поводырей, роль которых заключалась в налаживании адекватного жизнеобеспечения одиночек, семей и расовых поселений в новых мирах. Они помогали наладить контакт с мирным населением, если это было возможно, адаптировали произведенный извне молодняк к Рейносту в случае возвращения или постоянного мигрирования семьи, занимались защитой порученной расы до её полной акклиматизации на выбранной территории проживания, как временного, так и постоянного.

Расы, способные маскироваться под особей основной цивилизации, могли отказываться от помощи поводырей. Они самостоятельно обустраивались на новом месте, проникали в социум выбранной ими страны и жили, наслаждаясь своим решением в полной мере как отрицательных, так и положительных нюансов новоприобретенного быта.

Причина ухода из Рейноста всегда была разная. Кому-то хотелось увидеть другие миры, кто-то хотел острой борьбы за свою жизнь, кто-то просто искал приключения. Некоторые, кто предпочитал размеренному самосовершенствованию постоянные сражения с социальными проблемами, возникавшими в других мирах, уходили целенаправленно. Другие, выпадая в стихийный провал и обустроившись на новом месте, встретив искателя, забирали семью в новое место лишь оттого, что привязались к новому месту. Причина всегда была разная.

Причина поводырей, наставников, а также стражей заключалась в основном в удобстве для исполнения своих обязанностей. Возвращение со своей службы в родной мир полагалось им после десяти лет. Выходные, отпуска и больничные – всё шло, как у обычных людей.

И все же, тесный контакт предполагал под собой возникновение симпатий и антипатий. Следовательно, возникновение чувственной связи с кем-то извне предполагало либо перемещение любимого человека в Рейност на добровольной основе с заключением юридического союза, либо перемещение самого привязавшегося в тот самый мир, в котором он встретил своё личное счастье.

Конечно, не исключалась возможность изменить принятое решение, но этого никто никому не запрещал. Свобода на то и была в Рейносте абсолютной, «чтобы каждому жилось хорошо».

Профессия поводыря вскоре стала семейственным делом вследствие обряда Слияния, который не давал друг друга обманывать, помогал общаться на расстоянии и создавал иллюзию родства до момента смерти адаптанта или самого поводыря. При заключении с кем-либо такого союза, родственники поводыря становились поводырями автоматически, так как зов крови закреплялся за ними магически.

Через какое-то время определенные расы, достигшие как физического, так и духовного совершенства, предложили Совету Мудрейших организовать ещё одну форму сосуществования. Они предложили Договор Братства.

Этот ритуал заключался в союзе с обоюдным сотрудничеством, равноправном положении каждого в этой спайке и тесном общении до конца существования. Проходя определенный ритуал с особым заклинанием, двое участников Договора превращались в соратников в услужении друг у друга. При пересечении этого ритуала с обрядом Слияния произнесенная ранее клятва аннулировалась, связь разрушалась.

По заранее обговорённому условию, поводырь не имел права быть действующим поводырем и спутником одновременно, так как в этом случае возникали соблазны использования своей власти в ущерб связанному с ним существу.

Когда в Совет Мудрейших пришел Тамуран, все члены собрания поняли, что Мозонгвир запустил бомбу с часовым механизмом, которая, пусть и не скоро, но всё же взорвется. Её последствия могли быть самыми разными: от уничтожения духовной чистоты государств до порабощения немагического сообщества. Всё зависело от того, кто будет находиться у власти.

Все, чья работа заключалась в соприкосновении с параллельными мирами, постарались обезопасить своё существование, упрочив себе новую биографию там, где работали, подстраховывая себя в случае вторжения Мозонгвира на территорию Меира и Савины уничтожение их самих, родных и близких.

Первые две сотни лет подобная независимость не вызывала особых нареканий со стороны Совета Мудрейших. Периодически появлявшиеся на собраниях рекущие пытались оспаривать то или иное нововведение магов, но превосходящее количество голосов не давало возможности отклонить это решение из-за капризов правящего в Мозонгвире правителя.

Однако вскоре вепресса Аридена Катрина Вторая обнаружила нескрываемый интерес Торамата к замкнутому миру под руководством гнета Теомаха Шестого. А еще через несколько десятилетий наследник правления Александр взял в жены дочь Теомаха Лалузу, заключив, таким образом, между странами «стратегический договор».

Совет Мудрейших сразу же распался на три составляющих. Высшие обладатели силы, нейтрально относившиеся как к жителям Меира, так и к жителям Савины, остались в верховном собрании. Представители более слабых народов разделились на два лагеря, в зависимости от проживания, на Светлый и Темный. Их роль заключалась в том, чтобы отслеживать, не ущемляются ли права тех обладателей силы, кто не принадлежит ни одной стороне магии, либо использует дар, противоположный искусству основной массы подданных.

Помимо этого изменения, Совет Мудрейших поставил на голосование вопрос о внедрении политики предотвращения нежелательных действий со стороны мозонгвиранцев. Тем более, что перед этим советом был пойман разведчик действующего гнета Теомаха Шестого.

Идентификация его как лазутчика ввиду открытости всех мероприятий империи и допуска каждого гражданина к любым документам, сведениям и событиям, произошла из-за неприятного инцидента с чтением личных писем перед заседанием всех членов Совета до вскрытия самого адресата.

Лазутчиком был гоблин Шаккум. Он пытался себя оправдать, но, видя, что его попытки бесплотны, использовал немагические дымовые шашки и скрылся.

Это стало последним звеном в цепочке фактов, сложившихся в истинное положение дел: началось расшатывание существовавшего в мире благополучия.

Совет Мудрейших открыто заявил Мозонгвиру и Торамату о своей неприязни к новой политике, внедряемой в жизнь государств. Он предупредил о пресечении любой попытки насильственно вмешиваться в дела всех Советов, в дела Аридена и в жизнь тех, кто живет в параллельных мирах. Союзные страны, в ответ на предупреждение, объявили их сборищем маразматиков-психопатов, планирующих узурпировать не только территорию всей планеты, но и тех планет параллельных миров, с которыми им удастся наладить контакт и не допустить к этим контактам стоящие в стороне от событий содружные страны.

Никаких военных действий в этой тихой войне не подразумевалось ни с той, ни с другой стороны. Проводилось тщательное отслеживание шпионов, магических ритуалов, обрядов и вообще любых всплесков магии. Документы, информация, заклинания стали кодировать и укрывать. В Аридене стали замечать неоднократные выступления «протестантов, борющихся с несправедливой оккупацией чокнутых стариков». В Торомате и Мозонгвире – пропагандистов возвращения мира «на круги своя».

Страсти кипели, с каждым днем накаляясь все больше и больше. Кровавая развязка завязывающегося конфликта между всеми тремя государствами не заставила ждать.

Утром двадцать шестого дня четвертого лунного месяца три тысячи восемнадцатого года от дня переселения в спальне Катрины Второй нашли её труп, разложенный в ритуальной пентаграмме, предназначение которой определить не удалось. И Вепрессата Моргана обвинила в случившемся прибывшего к матери накануне рекущего Саги Трока из Торомата.

Торомат, влекомый страхом перед праведной местью, прозрением, к чему вели действия Мозонгвира, а также трусостью оказаться в этом деле косвенными соучастниками, провозгласил гнета Теомаха Шестого как прямого организатора провокационного преступления против «мира, свободы и равенства честных».

Мозонгвир «воспылал гневом чести» и предъявил государствам акт консервации своей территории.

Это означало следующее: «любой, кто нарушит границы страны, будет убит, кто вмешается в политику и управление уничтожен, а не даст мне творить то, что я захочу, тысячу раз пожалеет, что не умер более лёгкой смертью».

Глава пятая. Разорванные узы.

Сергей отклонился от стенки. С удивлением обнаружив в руке потухшую сигарету, он снова достал спички из пиджака и снова её раскурил. Затем отодвинул кресло на противоположном от Светы конце обеденного стола, устало опустился в него, затянулся, взглянул на молчавшую девушку. Не изменившаяся в лице ни разу, она смотрела на Травника так равнодушно, что он передернулся.

– Твои родители Поплавские Николай Григорьевич и Елена Владимировна были поводырями из Аридена, укрывшимися здесь от периодических разбойничьих нападений мозонгвиранцев, – произнес он, глядя на дотлевающий в пальцах окурок. – Они уже восемнадцать лет работали на благо страны и, проведя обряд слияния с верховным кланом пегасов в самом начале своего тягостного труда, более ни с кем не работали. Главой клана вот уже тридцать два года является Ветер, сильнейший из всех верховных сородичей. Его, как вожака, ни один маг не сможет уговорить на договор братства, иначе все особи его рода превратятся в спутников одного существа, а это, хотя и не оговаривалось в условиях договора, нежелательно из-за возможного негативного отношения отдельного скакуна либо кобылы к конкретно этому магу. Да и справиться с таким количеством разумномыслящих и свободолюбивых животных только поводырь и умеет. Сын Ветра, тот самый больной скакун, которого ты горела желанием обиходить, находится в том дивном возрасте, когда распускаются крылья. Именно это вызвало деформацию его тела на спине в районе лопаток, вызывая у него боль слишком сухо растягивающейся кожи. Через одиннадцать месяцев его крылья вырастут и окрепнут, а еще через пару месяцев он будет летать. Тогда и только тогда он сможет маскировать их с помощью внутренней магии и носить седока. Его сила почти такая же, как у Ветра, но он не наследует клан, потому что его отец молодой и намеревается жить еще лет пятьсот. Предыдущий вожак, отец Ветра, был убит в прошлом году в Мозонгвире от рук Кохалина. Ему было триста три. Ветер был шестьдесят вторым сыном и стал вожаком лишь потому, что единственный смог пробраться в столицу страны и поговорить с отцом перед гибелью. Он получил свою должность через Последний Вздох Смерти, выкрал тело после окончания пыток и отомстил конеубийце, тем самым пройдя обязательные для вожака испытания силы, крови и совести, пусть и не в том порядке, в коем был должен выполнить.

Сергей замолчал на минуту, собираясь с мыслями. Повертев металлический портсигар с изображением дубового листика, он размял шею наклонами с поворотами вправо и влево и затем снова продолжил.

– Тот парень, что ищет тебя и сына Ветра, наверняка знает о том, кто он такой и что из себя представляет. Без сомнения, этот мужчина является агентом мозонгвиранцев, жаждет получить в свое распоряжение кого-нибудь из верховных пегасов, чтобы упрочить свое положение у власти гнета-тирана, а также, возможно, дать Теомаху дополнительный козырь в расправе над главами рас и последующим порабощением ариденцев и тороматцев. Уничтожив тебя, он разорвет и последнюю ниточку связи с кланом пегасов, а это ему нежелательно. Гораздо важнее эту связь сохранить, подчинить всех членов семьи с помощью договора привязкой к нужным им лицам и не дать тебе противиться порабощению этих существ. Ты необходима тому уроду как овощ, постоянно растущий, но выплевывающий семена. С родителями не поканало, так, может, здесь что-то получится.

Сергей замолчал, не поднимая глаз. Пауза длилась минут десять, не меньше. Наконец, Травник оторвал глаза от столешницы и буркнул:

– Чего ты молчишь-то?

– ЧЕГО Я МОЛЧУ?! – взорвалась Светлана, вскакивая со стула так, что он отлетел назад метра на три. – Я ЧТО, КЛИНИЧЕСКАЯ ИДИОТКА, ВЕРИТЬ В ПОДОБНУЮ ЧУШЬ?! МЕНЯ ЗАДОЛБАЛИ ВАШИ НЕНОРМАЛЬНЫЕ ВЫХОДКИ, ГОСПОДА, НО Я УМЫВАЮ РУКИ И НАДЕЮСЬ НИКОГДА НЕ УВИДЕТЬ НИ ТЕБЯ, НИ ТОГО ПСИХОПАТА, УТВЕРЖДАВШЕГО, КАК И ТЫ, ЧТО КОНИ ЛЕТАЮТ!!!

Она рванула к выходу, но Сергей, подорвавшись с испугано-растерянным видом, перехватил её у самого выхода за руку.

– Я понимаю, что поверить в это нельзя, не убедившись в реальности существования всего этого. Но даже если ты не поверила, ты понимаешь, что за тобой гоняется ненормальный, обладающий еще большими способностями, чем я, мужик, желающий не язык твой сковать, а мозги, и только для того, чтобы запереть тебя где-нибудь на веки вечные? Если ты не хочешь, чтобы он всю жизнь за тобою гонялся, если не хочешь исполнять свои обязанности поводыря, тебе нужно съездить со мной до ритуальной площадки местного стража канала. Раньше он жил в этом доме, но после оплошности с одним магом это место стало считаться проклятой зоной, а ему жить на таком негативно окрещенным посту не с руки, работа не выполняется. Мы проведем ритуал Разрыва связей, который освободит пегасов от клятвы родителей, освободит тебя, а значит, этому психу ты уже не понадобишься, он станет искать либо сам клан, либо нового поводыря, которого они себе выберут.

Света хотела уже снова наорать на непроходимого идиота, как она посчитала в душе, но он с мольбой в голосе перебил девушку еще одной фразой.

– Пускай в это не веришь ты, пускай я буду псих и маньяк, но и тот, кто ударил тебя два дня назад, такой же псих-шизофреник, во все это верящий и готовый тебя уничтожить! Хотя бы ради спасения собственной жизни удели мне ещё один день, и ты никогда больше не услышишь о Рейносте!

Света молчала, но последний довод сыграл своё дело: каким бы ей не казался чокнутым этот Травник, тот был еще опасней, и от его преследования надлежало избавиться любыми известными способами. Девушка, так же молча, кивнула Сергею, показывая, что согласна.

***

– Разве за день мы успеем все сделать? – спросила Света двумя часами позднее, собирая на стол остатки того, что было взято в дорогу.

– Мы тронемся в путь завтра утром, – начал считать Сергей, мельком глянув на темневшее небо, смутно видневшееся за грязным оконным стеклом. – Три часа пути туда, пять часов до Кистеневки. И часа два для того, чтобы всё подготовить, провести ритуал и распрощаться.

– А где теперь живет этот ваш страж портала? – Света пыталась делать вид, что всё это ей интересно, но по её равнодушному личику всё было сразу ясно.

Однако это ей не мешало поддерживать разговор для сглаживания не особо приятного временного соседства с Сергеем. Все-таки, несмотря на его психическую невменяемость, гипнотические способности и молчаливость он был знаком с её мамой и папой, которые, видимо, тоже принадлежали к кругу умалишенных.

Но обидно было даже не это: она всю свою жизнь отстаивала память о предках перед соседями, а оказалось, что они всё-таки были абсолютно правы насчет них. Видимо, бабушка просто не знала об их наклонностях, иначе навряд ли защищала бы их столь пламенно.

Так она размышляла, отвлекая себя от мысли, что это потакание навязчивым мыслям явно сбежавшего из психиатрического диспансера фанатика ролевых игр может вызвать всплеск новых фантазий со стороны больного.

Травник, сердито кусая пирог, изредка бросал на девушку хмурые взгляды. Но ей было всё равно.

Подкрепившись, Света пожелала приятного отдыха и ушла спать.

Утром она, также молча, собрала на стол завтрак, перепаковала рюкзак и уселась на лавку у выхода, ожидая, когда Сергей выдвинется в дорогу.

Через сорок минут они уже плыли по озеру, а ещё через час мчались во весь опор в сторону знакомого ей села Новобураново. Оно находилось в трех километрах от её прежней деревни, поэтому, в роли проводника, ехала сама Света.

Впереди показалась неширокая речка с глиняными берегами, Масловка, что означало – деревня почти достигнута. Света попридержала поводья и слегка поворотила коня в сторону Травника.

– Ты знаешь адрес своего стража? – крикнула она, когда он приблизился на достаточное расстояние (всё-таки Блик иногда весьма сильно уступал Ветру в скорости).

– Нет, – ответил Сергей, останавливаясь подле Светы. – Но я сейчас мысленно с ним свяжусь и пойду к нему по наитию.

Света про себя фыркнула.

Теперь она не сомневалась в лживости всей той чепухи, которую он вчера плел. Он знал адрес прекрасно, но мистифицировал всё, что попадалось им под руку, чтобы она повелась. Вопрос только в том, для чего он всё это делает.

Ролевики из города так не играют, не втягивают сельских жителей в свои «приключения». Заработать на Свете с помощью крупномасштабного розыгрыша? Но кто организатор? Игорь? А в чем его роль?

«Наверное, сейчас на нас нападут, а он, как принц на белом коне, появится для спасения моей жизни. Затем проведение ритуала, прощание с этим подставным другом родителей навсегда и счастливая семейная жизнь с Филиппенко-младшим».

Вот только кое-что не укладывалось в общий пазл: участие Травника в гибели матери одиннадцать лет назад.

Помозгововав секунду-другую, девушка нашла объяснение и этому «чуду»: обладая способностями к телепатии, этот Сергей мог заранее залезть в ее мозг, рисуя там то, что нужно. Например, эта странная фраза («наверняка на рейностском!», фыркнула Света еще раз про себя) должна была подтвердить её принадлежность к параллельному миру.

Учитывая, что Светлана знала каждого в радиусе десяти километров от своей брошенной родины, она не представляла на роль иномирца ни одного из здесь живущих. Старики смотрелись слишком уж укоренившимися поселенцами, молодняк жил в третьем-пятом поколении. Были один-два экземпляра, которые согласились бы на этот образ, да хотя бы и потому, что всю жизнь прокуковали одни, вхолостую.

Сергей, тронув Свету за правую руку, с легким прищуром медленно направил коня в сторону окраинной улицы имени Шмидта.

Проезжая дом за домом в позе охотника, он, наконец, остановился у последних двух изб, стоявших как бы в стороне от основной дороги.

– Нам сюда, – произнес Травник, указывая рукой на тот, что стоял чуть левее.

– Ты уверен? – переспросила с усмешкой Светлана. – Это дом двоюродного дяди моего друга Ключевского Вадима.

– Ключевского, говоришь? – переспросил Сергей, распрямляясь в седле. – Если я не ошибся, то хозяин сейчас раскрывает ворота для нас.

Света перевела взгляд на дом. Дмитрий Петрович стоял подле своей калитки в каком-то замороженном состоянии.

– Проходите, что ли, – как-то глухо произнес он, поворачиваясь к ним спиной, и скрылся в доме.

Сергей первым спешился, завел коня во двор Витиного родственника и обернулся к напрягшейся странным выбором Травника Свете.

– Чего замерла? – спросил он, усмехаясь глазами. – Не ожидала, что это окажется знакомый тебе человек? А ведь я предупреждал: они действуют здесь с отлично сработанной биографией.

Света, придя в себя, тоже спешилась и завязала поводья Ветра на планке забора.

Войдя в дом, она не увидела особенных изменений с того дня, когда однажды, вместе с племянником дяди Дмитрия, приезжала сюда за отводками сортовой груши в свой сад.

Такие же тертые половики, чистые, но слегка потускневшие стены, покрывшиеся серым налетом пейзажи, написанные местным художникам еще лет тридцать назад, старая мебель, старая техника, старый хозяин.

Отсутствие женщины бросалось в глаза, но, тем не менее, Дмитрий Петрович пытался вести быт порядочно.

– Какими судьбами, Света? – как-то печально произнес дядя Дима, отводя глаза в сторону.

«Видимо, стыдно, что решил играть эту роль», подумалось девушке.

Он провел приехавших путников в зал, предложил сесть на диван, а сам расположился на чуть отставленном в сторону от стола стуле. Ему, кажется, было сорок семь лет, но сейчас, потерянному и раздавленному тем, что он лжет своей близкой знакомой, он выглядел на все семьдесят.

– Мы хотим провести ритуал Разрыва связей, – ответил за нее Травник, наклоняясь вперед и сплетая руки в замок. – Светлана Поплавская последняя из семьи Поводырей этого региона, она кровно связана с табуном Верховных пегасов. За сыном вожака охотятся воители Мозонгвира, они намерены взять девушку в оборот в скованном состоянии и пользоваться её рабочим умением.

Дядя Дима хмыкнул и перевел взгляд на Травника.

– Думаешь, что это вызовет потерю интереса к ней, да?

– Когда они узнают об этом, – добавил Сергей, согласно кивая. – Поэтому нам и нужно было приехать к вам. Ведь при вас открытой враждебности к служителю Аридена они не проявят.

– А ты уверен, что они не изменили свою позицию относительно нейтрально настроенных стражей за последние двадцать лет? – печально опустил голову дядя. Качнув её пару раз, он распрямился, вздохнул и поднялся. Сергей, а за ними и Света, встали, по инерции, следом за ним. – Ладно, попробуем, авось, дело и выгорит.

Он кивком головы приказал им идти вслед за ним и юрко выскочил через кухню на улицу в огород. Света гадала: где же они организовали чертеж пентаграммы?

В правом углу у дяди Дмитрия притулился безоконный сарай. Судя по тому, что обычно закрытая на амбарный замок шаткая дверь стояла сейчас нараспашку, Ключевский находился внутри. Сергей также направлялся к сараю. Света поторопилась за ними.

Внутри на полу действительно была вычерчена пентаграмма.

И даже не вычерчена, а высыпана.

Толстые черные линии оказались прокрошены черным мелкорастертым порошком. На углу каждой линии стояли плоские свечи, а в центре был нарисован традиционный значок из Фэн-шуй, только слегка неправильный: на верном изображении малый круг с другим цветом находился чуть в стороне от основного центра, а здесь из-за слишком глубоких изгибов, они выстроились один под другим.

Там, где расходились опорные лучи звезды, стоял Дмитрий Петрович. Он жестом указал Свете на внутренний круг пентаграммы, мешая что-то пальцем в правой ладони. Сергей стоял вне рисунка, молча взирая на происходившую подготовку.

Светлане так уже надоело играть роль глупой дуры, что злость начинала прямо-таки плескаться в ней. Никогда раньше она не замечала в себе ничего подобного, но, видимо, всему наступает предел.

– Скоро уже? – сердито спросила она, скрестив руки и поджав губы, стараясь не сорваться на грубость.

– Начинаем, – помедлив минуту, произнес дядя Дима, распыляя намешенную в руке пыль по всей пентаграмме, не сходя с места.

Микрочастицы, срывавшиеся с ладони, вспыхивали неестественно ярко золотым и серебряным светом, будучи изначально такими же черными, как и тот порошок, что составлял пентаграмму. Когда частицы соединялись, видимо, с исходным составом на земляном полу сараюшки, песок загорался, вспыхивал разноцветными искрами и угасал. Но когда последняя крошка легла на магический символ, пентаграмма вспыхнула высоким холодным огнем.

Света вновь испытала легкую панику, в мыслях мелькнуло «А вдруг все же правда?..», но разум тут же одернул себя «ага, а оборотень в собаку из человека превращаться умеет!». Пытаясь сохранять хладнокровие, она пошевелилась в попытке потрогать огонь, не дававший тепла, но тут же услышала окрик Сергея.

– Не трогай, иначе пламя погаснет, и всё нужно будет переделывать снова! И не пытайся заговорить, пока ты внутри пентаграммы, ты это сделать не сможешь!

«Значит, огонь лишь голография», догадалась девушка и тут же полностью успокоилась. «А этот Травник снова как-то применяет гипноз против меня. Хорошо, поглядим, что будет дальше».

Тем временем, Дмитрий Петрович закрыл глаза и раскинул руки под углом сто десять градусов к своему вертикально стоявшему телу.

Прикрыв глаза, он шевелил губами, из которых не доносилось ни звука.

Затем огонь от полуметрового состояния вырос до самого потолка, окружив Свету стенами полупрозрачных движущихся линий как в потоке водопада, наблюдаемого из скрытой им пещеры.

Рванув кверху, эти стены огня поколебались секунду-другую, дав Свете пару мгновений полюбоваться на сказочной красоты иллюзию, а затем рванулись мягко изогнутою волной прямо на девушку, инстинктивно укрывшую руками лицо и согнувшуюся в попытке уменьшиться.

Ничего не почувствовав, она открыла глаза и увидела усмехающегося Сергея. Разозлившись на саму себя, она резко встряхнулась, распрямилась и огляделась. Пентаграмма исчезла, и сарай снова стал пустым и дряхлым.

– Все закончено, – произнес дядя Дима, глядя на Свету. – Ритуал завершен.

Он развернулся и вышел на улицу. Сергей подошел к Светлане и как-то пронзительно посмотрел на неё.

– Не жалеешь? – спросил он, помедлив минуту.

– Ни капельки, – бесстрастно ответила девушка и рванула вслед за хозяином.

Вылетев из дверей, она неожиданно наткнулась на кого-то.

– Простите, – произнесла она, отступая и поднимая голову.

В первый момент захотелось крикнуть «опять ты!», но у Светы сперло дыхание.

Перед ней стоял тот самый урод, который, по продуманному Игорем плану, хорошенько вмазал ей по лбу. Та же самая трость, тот же самый костюм, те же самые неприятные колюче-слащавые глазки.

– Я так понимаю, здесь и сейчас вы спасли эту прекрасницу от моих мерзких рук? – спросил он у Сергея, вышедшего из сарая вслед за Светой, неотрывно глядя в глаза девушки.

– Мы сняли с нее обязательство её утраченной в прошлом семьи, – ответил Травник, резко выпрямляясь и непроизвольным движением сжимая правую руку в крепки кулак. – Теперь табун Верховных Пегасов ни к кому не привязан. Он сам вправе решать, к кому идти в распоряжение.

– Вот и отлично, – улыбнулся мужчина. – Следовательно, мне больше она… – он указал тростью на девушку, – … не нужна. А ты… – его трость переместилась по направлению к Травнику, – … не смей ко мне приближаться ближе, чем на сто ло, иначе я тебя уничтожу.

– Это кто кого ещё уничтожит, – вскинулся Травник, – ты, отродье предателей!

– Надеюсь, вы не будете здесь и сейчас разбираться в личных мнениях каждого? – вкрадчиво, но угрожающе произнес подошедший Ключевский.

– Не будем, – равнодушно подтвердил мужчина с тростью. – Я вообще не собираюсь тут больше задерживаться. Подумаешь, один вариант не прошел, так я другим сына Ветра охомутаю. Ориведерчи, как говорят в этом мире французы, уважаемый страж.

Он развернулся к Дмитрию Петровичу, прошел мимо него и, сделав еще с десяток-другой шагов, вдруг резко крутанулся назад.

Сначала Светлана увидела, как из дома дяди Дмитрия вдруг вышел Филиппенко Игорь.

Одновременно с этим повернувшийся мужчина с шарообразным набалдашником на трости резко выкинул этот самый шар в сторону спины Дмитрия Петровича.

Одновременно с этим бросившийся к нападавшему Травник осторожно оттолкнул Светлану в сторону, но, видимо, не рассчитав своей огромной силы, мягко уронил её на землю.

Одновременно с этим дядя Дима стал вращаться вкруг своей оси, чтобы увидеть, в чем причина отраженного на лицах Светы и Сергея страха.

Затем, навстречу впереди стоящим, Игорь, увидавший, как упала его дама сердца, побежал с такою скоростью, с которой бегать надо на соревнованиях. Он легко сбил с ног нападавшего на всех подряд мужчину и размашисто ударил попытавшегося проскочить сторонкой Травника, явно не считавшего, что Игорь будет его колошматить.

От сокрушавшего быка удара Филиппенко-младшего друг Поплавских-старших ошалело грохнулся на спину, прокрутившись в воздухе почти на угол в девяносто градусов. Обернувшийся к тому моменту дядя Дима устремился к срезанному магу, но тот проворно встал и кинулся бежать от превосходящих по количеству противников. Тогда, не замедляясь, на бегу, Ключевский-старший крикнул «Игорь, Травник, он уходит!» и припустил со скоростью спортсмена за убегавшим учредителем всех приключений Светы.

Игорь, развернувшийся для нового удара по Сергею, поднял голову, услышав своё имя, чертыхнулся и помчался следом за Дмитрием Петровичем. Тяжело поднявшийся Сергей попытался устремиться вслед за ними, но тут же рухнул на колени, хватаясь за наверняка проломленную грудь.

Света осторожно поднялась с земли и подошла к оставшемуся с ней несчастному калеке.

– Не шевелись, – произнеслась она. – Я видела однажды силу Игоря. Надеюсь, твоя грудь не разлетелась в щепки, ведь у него это легко могло пройти.

Затем она, не замечая пыли, села рядом с Травником, обхватывая, прислонившись головой, свои чуть согнутые ноги.

Думать об увиденном Светлана не желала. То, что инсценированный Игорем спектакль прошел не так блестяще, как планировалось, девушка прекрасно понимала, хотя и знать не знала, как он должен был идти. От каких-то глупых действий парня пострадал невинный человек, пусть и заработавший за это какую-то внушительную сумму. Это раз. Героем для Светланы выйти у него не получилось, так что этот пункт в стратегии её завоевания тоже можно вычеркнуть на время. Это два. Игорь очернил давно знакомого ей человека в шпионаже и предательстве, которые, по сути, не понятны никому и никому не раскрываются по долгу выдуманной тем же Филиппенко-младшим службы. Это три.

Список можно было продолжать до бесконечности. Но Игорь и Дмитрий Петрович уже шли обратно.

– Ушел, гад, – с ненавистью в голосе проговорил Ключевский. – Ну, ничего, порталы стражами утыканы, ориентиры я отправлю всем, так что он остережется нарываться. Ты как, живой? – он обратился к Травнику, заметя, что он только дышит и не движется, стоя до сих пор на четвереньках.

– Не знаю, – тихо, чуть растягивая звуки, ответил ему парень, искоса взглянув на Филиппенко. – Помогите, что ли, я один не поднимусь.

Света встала на ноги, а дядя Дима и слегка понурый Игорь подхватили под руки калеку. В таком составе они и вошли в гостиную, в которой принимал гостей Ключевский не далее, как час-другой назад.

Они уложили Травника на тут же разложенный диван-книжку, затем Ключевский вынес что-то выпить и позвал на кухню Игоря.

– Ну вот, – Сергей легонько усмехнулся. – Теперь тебя ничто не связывает с табуном пегасов. Можешь отправляться жить спокойно.

– Может, прекратишь уже? – произнесла Светлана с таким видом, что даже съевшие лимон без сахара казались бы веселыми и добрыми. – Ведь мы с тобой прекрасно понимаем, что это всё лишь заказной спектакль.

Сергей сделал изумленное лицо при этой фразе, и Света недовольно передернула плечом.

– Впрочем, говори теперь, что хочешь, – добавила она, немного закипая. – Даже если бы все это было правдой, я действительно не стану больше здесь сидеть. Желаю выздороветь и убраться восвояси, а мне нужно домой, к своим коням.

Она кивнула Травнику, прощаясь, не глядя на его ответный взгляд, и вышла в кухню попрощаться с остальными.

– Света, объясни мне, наконец, что здесь происходит, черт возьми! – сердито кинулся к ней Игорь, хватая девушку за плечи и чуть встряхивая.

Свету прорвало.

– Не смей меня трясти, болван надутый! – заорала она командирским тоном так, что Игорь тут же отпустил ее и сделал шаг назад. – Сначала ты затеял всю эту никчемную аферу, очернив и память о родителях, и людей вокруг, которых я давным-давно узнала, а теперь пытаешься выкрутиться из сложившейся белиберды, сделав вид, что ты тут будто ни при чем! Никогда – ты слышишь: никогда! – больше ты ко мне не подойдешь! Все эти придурошные сказки о параллельном мире мне до печенок надоели! Думал, я не догадаюсь, что все это выдумка? Думал, я такая сумасбродка, что готова верить в эту чушь?! Кто мог ввалить такое море денег, чтобы только покорить победой над злодеем свою девушку?! Чего один лишь голограммный плеер стоит! А кони? Ты табун коней за так не взял бы! А вы что замолчали, дядя Дима? Хоть постыдились бы на старости-то лет играть в такие игры со знакомыми! Так что вы не приближайтесь, ясно, Филиппенко? Видеть не могу вас, кровопийца!

Оторопевший Игорь все же попытался остудить Светлану кратеньким вопросом «Ты о чем сейчас нагородила?», но она уже его не слушала, спешно выбегая прочь из дома.

Одним движением освободив коня, она вскочила на него и лёгким вскриком «Но!» заставила сорваться Ветра с места. Слезы застилали ей глаза, но потоки воздуха из-за огромной скорости, хлеставшие как вожжи, высушивали капли за секунды.

Добравшись до окраины деревни, она спрыгнула с животного, расседлав резкими движениями, стегнула удилами по спине с приказом: «Прочь! Беги, откуда шел!».

Собрав всё, что смогла, в рюкзак и сумку, Светлана поспешила к дяде Славе за ключами от двора.

Дома Филиппенко-старшего не оказалось, так что она передала седло и упряжь его свекру и отправилась скорей к себе на двор, потому что приближалась ночь и, по словам принявшего скарб девушки, Вячеслав Иванович был там.

Он как раз доил её корову, когда Светлана ворвалась к себе на двор. Опередивший её Игорь, видимо, уже всё рассказал своему дяде, потому что тот, увидев выведенную из себя хозяйку дома, поспешно вытер руки о передник и поднялся со скамьи.

– Я всё знаю, – он сразу подтвердил все мысли Светы. – Точнее, я не знаю всего, что случилось с тобой за эти дни, но я уверен, что Игорь ни при чем. Когда ты придешь в себя и все переосмыслишь, ты поймешь, что обвинила его несправедливо и наверняка захочешь перед ним извиниться. Учитывая то, как сильно он тебя любит, он не только простит тебя, но и даже сейчас нисколько на тебя не обижен. Скорее всего, то, что ты встретила за последние несколько дней, так сильно тебя шокировало, что ты стала похожа на совершенно другую Светлану – вспыльчивую, недовольную, разочарованную и жестокую. Уж прости, что я так тебе в глаза всё выговариваю, но я только добра тебе желаю. Я наказал ему не появляться здесь до той поры, пока ты сама не выявишь желания с ним пообщаться. И еще, подумай хорошенько: стоит ли копаться в этом прошлом, если только за неделю этих изысканий ты превратилась из тихой, скромной и уравновешенной красавицы в злобного, не доверяющего никому Наполеона?

Света спокойно выслушала Вячеслава Ивановича, понимая, что во многом он прав. Но кое-что, как она думала, все-таки не казалось ей так уж и просто.

– Простите, что всё так вышло, – произнесла она, помолчав пару минут. – Вы все много для меня сделали. Вы, Игорь, Миша, Вадим. Но в моей семье хранилась какая-то тайна, из-за которой всё, что я знаю о предках – это вымыслы Сергея Травника, неприятные слухи соседей из брошенной мной деревни и предостережения знакомых о том, что не стоит мне в этом копаться. Почему все решают этот вопрос за меня? Я хочу знать, откуда я, кто я, где все мои родственники, которых не может не быть, я это чувствую! Вот что вам, например, рассказал этот Травник, когда мы с ним заезжали?

Света выжидательно посмотрела на Вячеслава Ивановича. В какой-то момент ей показалось, что он колеблется, но это было так мимолетно, что она решила, ей показалось.

– Он показал мне свои документы как самому старшему в нашей семье, – ответил Филиппенко, – а также напомнил о том, кто он такой, сказав, что хочет помочь дочери его старого друга вернуть память. Мол, он знает специалиста, способного тебе в этом помочь. Странный он мужчина, кстати. Несмотря на такое количество лет, даже не изменился. А ведь я его хорошо помню, девочка. Всегда тихий, скромный, а в глазах словно бесы сидят. Разве тебя не настораживает его излишняя молчаливость? А то, что он не постарел? Никакая пластическая хирургия не даст такого совершенного поддержания идеальности кожи! Света, не лезь ты во всё это, я тебя умоляю! Мне кажется, тебе совершенно не нужно всё то, что ты стараешься отыскать в этой темной странице своего прошлого!

– А мне кажется, – теперь девушка убедилась окончательно, что Игорь приложил к её злоключениям руку, а Вячеслав Иванович не только об этом знает, но и о том, что на самом деле представляли собой родители Светы, – что это мое личное дело! Все вокруг знают что-то, о чем не хотят говорить, старательно делая вид, что не понимают причины моей суеты. Все отделываются общими фразами и, растеряно-непонимающе глядя, врут мне в глаза, что им ничего не известно о моих родителях и об их жизни. Я уважаю право людей молчат, но не надо тогда притворяться правдолюбцами и хранителями моей совести! Не хотите со мной разговаривать на эту тему – пожалуйста! Но тем паче мне нужно узнать причину, по которой моих родителей так стараются избегать даже спустя долгие годы после их странных смертей! Еще раз меня простите, уважаемый Вячеслав Иванович, но верните мне связку ключей, которую я вам отдавала, отправляйтесь к Игорю и передайте ему от меня пожелание больше не совать свой длинный нос в мой личный быт, ни самому, ни через кого бы то ни было!

С этими словами девушка протянула руку к Филиппенко, который, поняв, что разговор окончен, вытащил из кармана ключи и отдал рассерженной Светлане. Та, в свою очередь, демонстративно молча, обогнула Вячеслава Ивановича и, повязав запасной фартук, села на стоявшую скамью, чтобы окончить дойку.

– Да, кстати, – проговорила она, обернувшись на мгновение к снявшему передник Филиппенко. – Не забудьте закрыть за собою калитку.

После этого, ополоснув руки в стоящем рядом тазу с чистой водой, Светлана принялась мерно цедить струю свежего молока в стоявшее перед нею ведро.

– Ты ошибаешься насчет Игоря, – Вячеслав Иванович развязал передник и повернулся к девушке. – Пройдет время, и ты в этом убедишься. Даже сейчас ты могла бы удостовериться в правдивости моих слов, если бы поговорила с ним и с теми, кто все время находился с ним рядом. А относительно всего прочего… – он на минуту умолк, словно задумался, – … если ты убедишься в своей правоте, не принимай всё явное за чистую правду. Слепая вера самая легкая тропка к самообману.

С этими словами он развернулся к выходу коровника и неспешно тронулся прочь со двора Светы. Девушка, не отрывавшаяся от работы во время последних слов Филиппенко, наконец, рискнула оторваться от дойки и посмотреть на фигуру уходящего дяди Славы. Глаза её были красными от набежавших слез.

 

 

Глава шестая. Первая ступень.

Несколько дней Поплавская металась по дому в поисках того, чем бы отвлечь себя от размышлений.

Понимая, что их дружба с Игорем всё равно ни к чему хорошему не приведет, она всего за мгновение изменила ранее намеченный план выжидания и бездействия на радикальное расставание и разлуку.

Теперь только мысль о том, что они будут жить в одной деревне, приводила её в настоящую панику. Если до расставания слухи бродили бы полушепотом, то теперь пересуды зазвенят в полный голос.

Ведь то, что они просто друзья, еще можно было бы как-нибудь оправдать, хотя бы в половине приводимых в злословии ситуациях, но теперь Светлана не только отказалась от товарищеских отношений с самим Игорем, но и категорически собиралась сторониться всего клана Филиппенко. Вследствие того, что они очень многое дали ей на новом месте, организовав пышный праздник и снабдив её всем необходимым для самостоятельной жизни, для соседей это будет выглядеть как наглое использование щедрости и доброты этих милых людей.

И никому не докажешь, что эти милые люди так же мило скрывают от девушки какую-то тайну, касающуюся её умерших мамы и папы; пытаются связать по рукам и ногам в отношении поиска информации о дальних родственниках; не дают ей возможности жить, трудиться и добиваться чего-то самостоятельно.

Выход оставался один – собрать все свои вещи и переехать еще раз. Правда, здесь возникали новые сложности: требовалось найти новый дом для себя и состоятельного покупателя на эти хоромы, чтобы разницы хватило не только на переезд, но и ещё на возвращение столь обременительного теперь для девушки имущественного состояния, всунутого ей во время первого переселения родителям Игоря.

Но пока ей хватало и повседневных проблем: непоседливые и недружные куры, драчливый выводок молодых гусей, откорм поросят, корова, бык и новоприобретенная лошадь не давали возможности отдохнуть. А помимо них вызревал огород, который нужно было оросить, прополоть и унавозить. А помимо огорода стоял и сам дом, пусть и полностью оборудованный и отремонтированный, тоже требовал к себе внимания. Так что к полуночи каждого дня Светлана обессилено обрушивалась на кровать и проваливалась в мертвый сон.

После того «ритуала» у дяди Вадима девушку начали мучить кошмары. Раз за разом она возвращалась в ночь той трагедии, в которой погибла Елена Поплавская. Жаркое пламя, умоляющий крик Сергея и та странная фраза, сказанная им каким-то чарующим голосом, повторялись из ночи в ночь.

– Почему я не догадалась спросить о ней? – в который раз укоряла себя Светлана, но в тот же миг себя и одергивала. – Этого же всего не было там. Всё это гипноз Травника и не более.

Через неделю бессонницы Света решила ехать на Зеркало.

Для чего?

Во-первых, для того, чтобы опровергнуть фантастическую историю, рассказанную Сергеем Травником и двигаться дальше в своих поисках истины, отталкиваясь уже лишь от достоверной, юридически обосновываемой информации.

Во-вторых, чтобы попытаться найти зацепки смерти отца на том острове и, возможно, что-то узнать от местных старожилов и тех свободолюбивых бродяжников, кто туда заворачивает иной раз – а такие должны быть наверняка.

И, в-третьих, чтобы немного развеяться от грустных раздумий над созданными ей самою петлями несуразиц.

Встав часа в четыре утра, она заготовила корма всем своим подопечным сразу на целый день, провела очередную уборку дома на рассветавшем подворье, выдоила подчистую свою пегую Ромашку и сдала вместе с Бояном пастуху.

Покормив всех поросят, гусей и кур, девушка выставила им вторую порцию, каждую накрыв тяжелым верхом. Затем Светлана вывела каурого коня Бурана из конюшни, взнуздала, закрепив покрепче ремешок седла, и вышла вместе с ним на улицу, думая, к кому бы обратиться.

Все, что ей сегодня требовалось для почти уже свершившейся поездки – это кто-то, кто бы мог зайти к ней на подворье, чтобы снять с баклажек закрывашки.

У ворот своего дома, что стоял напротив, сидел тот самый Гришин Константин, если Поплавская не спутала, то – Пантелеевич, который сторожил её избу после неудавшегося нападения на девушку. Света, поприветствовав его нерешительным кивком и еще более неявственным поклоном, несмело подошла к нему, переминаясь с ноги на ногу.

Мужчина, видимо, был сообразительный.

Задорно улыбаясь, этот рыжеусый старикан шестидесяти лет, с кряхтением поднялся со своей завалинки и навалился на забор.

В коричневых вельветовых штанах, уже проживших семикратно отведенные им сроки, чистой, но поношенной рубахе с крупной клеткой, он смотрелся как пенсионер-татарин, еще готовый помахать лопатой, пока хондроз не даст о себе знать.

– Здравствуйте, Светлана! – он ещё раз поздоровался с соседкой. – Куда-то собираетесь проехаться?

– Здравствуйте, – ответила она, смущаясь памяти Константина Пантелеевича Гришина. – Мне тут по делам надо в соседний регион, к полуночи должна буду вернуться, может, раньше. А у меня хозяйство, так не бросишь. Вы не могли бы в полдень заглянуть ко мне на двор? Там корм в бочагах приготовлен, нужно только крышки поснимать.

– А что же уважаемый Вячеслав Иванович или его племянник Игорь, например? – чуть приподнял брови старикан.

Света внутренне подобралась, прикидывая, что была права: еще и первая неделя не закончилась, а разговоры о хороших отношениях с самой уважаемой семьею Кистеневки неприметной одинокой девушки, видимо, уже вовсю гуляли. Хорошо бы, если речи лишь о дружбе, а то ведь и сосватать Свету Игорю односельчане уж вполне могли.

Но Константин Пантелеевич додумать ей не дал, спешно уходя с неподдерживаемой Поплавской темы.

– А впрочем, почему бы не помочь? – он как-то непонятно усмехнулся, переступил ногами и чуть отдвинулся от шаткого забора. – Оставляйте мне своих животных хоть каждую неделю, мне не трудно. И коровок надо будет, думаю, принять у пастуха?

– Да, – кивнула Света, заливаясь краской не то от ощущения навязчивости, не то от непонятных жестов и пантомимических намеков Гришина. – Подоить, может, сама успею…

– Да не беспокойтесь! – рассмеялся Гришин. – Я ведь, как-никак, а лет двенадцать на местном молокозаводе отработал, пусть доил по молодости, но уж вашу-то красавицу похлопочу. Она у вас тихоня, понимает человека, к которому там можно, а кого боднуть бы. Гуляйте, пока молодость при вас.

Он хитро подмигнул и возвратился на пригретое местечко.

– Но я действительно по делу… – слабо начала оправдываться Света, ощущая, как горячий стыд разливается от щек на плечи и по всему телу ниже. Но Константин Пантелеевич лишь махнул правой рукой.

– Я ж шуткую, милая! – он рассмеялся. – Знали б вы меня по молодости, не растерялись бы от моих миганий. Да вы тогда ещё и в мыслях не рассчитывались. Все мои кивки, усмешки, скаленье – это так, не относящееся ни к чему бормотство. Вам ещё наскажут про меня – мол, до баб охоч, интриги всякие плету как паутину пауки в полесье. Да только вы не слухайте, я, Света, от рождения такой. Вечно ненормальный, что-то себе в голове всё думаю, а спроси – о чем, и не скажу. Да вы езжайте, Света, вы же вроде торопились, а то я тут развел кисель с сырого тесту. Приедете, так коли разохотитесь – мы и скалякаемся с вами ввечеру.

Света покивала головой, запрыгнула в седло и легкой рысью поскакала по уже знакомой улице за околицу деревни, а потом туда, к таинственному озеру с порталом. Занятный разговор еще минуты три обдумывался девушкой, но едва она достигла края Кистеневки, все мысли занял выбираемый ею путь.

Стараясь не терять положенного направления, Светлана вспоминала каждую минуту встреченные в прошлую поездку ориентиры.

Впрочем, не было надобности лезть из кожи вон: если Травник говорил, что люди посчитали озеро в недавнем прошлом проклятым, значит, они точно знали, где оно находится. Даже если бы Светлана не смогла бы вспомнить, как проехать, она легко могла все вызнать у проезжавших мимо пастухов или в попавшихся деревнях.

Что она и попыталась сделать, не особо уповая на свои способности перемещения по столь обширным территориям. Ведь тогда, с Сергеем, по его желанию, они давали небольшие крюки, чтобы не касаться деревень, встречавшихся им на пути их следования. Теперь же, не особо торопясь, в силу своей прихоти и договоренности с соседом, Света постаралась не кружить, а ехать к Зеркалу прямо напролом.

Первым ей попалась деревня Подтопольная. Но ломиться во дворы Светлане не хотелось, а на улице никого и не было. В целях экономии растрачиваемого дня, девушка пришпорила коня и устремилась дальше, не рыская по улицам как чокнутая.

Во втором поселке Горбыново её постигла та же неудача.

А вот в третьем поселении о двадцати дворах ей повстречалась пара интересных личностей.

На околице Света увидела пожилую матрону, мирно копошившуюся в своем палисаднике.

Полная, лет пятидесяти, с закатанными до щиколоток трико, синей футболке с ромашками, в пожухлой соломенной шляпе, она напоминала усердную труженицу. Но многократные перерывы из-за одышки, походы до близстоящего стула подрывали картину прилежного наведения красоты в своем цветнике явственным проявлением стенокардии.

Подъехав почти вплотную к ограде, Света заметила, что у женщины до сих пор сочные черные волосы, аккуратно собранные под головным убором, нежные, утонченные руки, несвойственные для великовозрастной крестьянки, и изысканный макияж, подходящий, скорее, леди из Франции, чем русской бабе с сельских полей.

«Странное явление в этой глуши», мелькнуло в голове у девушки, когда она увидела все эти несуразности. Женщина, до того момента трудившаяся в очередном приливе сил, спешно отвратила взгляд от грядок, обратив, наконец, внимание на подъезжавшую Светлану, и замерла, опираясь на всё те же рабочие грабли.

– Здравствуйте, – Поплавская вежливо улыбнулась и чуть кивнула. – Простите, что отрываю вас от работы, но я здесь в первый раз в жизни, поэтому мне просто необходимо переговорить  с кем-то из местных. Вы не могли бы указать мне верное направление в сторону озера, находящегося неподалеку отсюда?

Женщина удивленно сместила густые брови к выделявшейся своей остротой переносице и произнесла грудным, сценическим голосом:

– Молодая синьора изъясняется столь изысканным языком, что приводит меня в некоторое смущение и робость. Не изволите ли вы, сударыня, перефразировать вопрос иносказанием, доступным для безграмотной крестьянки?

Опешившая Света заморгала, не зная, что подумать и сказать, тогда как сама женщина окончательно отбросила работу, распрямилась и расхохоталась.

– Не надо недоумевать, красавица! – совершенно обычным голосом проговорила женщина. – И гадать вам тоже не советую! Не смущайтесь, я когда-то в драматическом театре выступала. Зеркало, озеро, о котором спрашивали,  километрах в двадцати отсюда, если напрямую и по Троицкому переулку ехать.

– И ещё вопрос, – Света не могла удержаться от заинтриговавшей её персоны, – как актриса из драмтеатра оказалась в деревенской глуши?!

– Это долгая история, милая, – взгляд крестьянки резко сменился печально-уставшим, а тело будто подалось к земле. – Меня, кстати, Наталиванной зовут Черенковой. Я здесь местная достопримечательность. Есть еще Просвиров, пчеловод, да и свинопас Терентьич то еще чудовище… – пробормотала она словно про себя. – А впрочем, может, вдарим по чайку, или вы торопитесь?

Света минуту помялась, но страх не успеть вовремя и подвести старика Гришина оказался сильнее её любопытства.

– Простите, Наталья Ивановна,  – Поплавская виновато поникла, – но у меня действительно мало времени сегодня. Давайте как-нибудь позже, через пару дней или на тех выходных. Вы ведь, как старожил, наверняка знаете много интересного о том озере, куда я еду?

– А то! – улыбаясь, хмыкнула женщина. – Про это колдовское место, как говорят мои односельчане, ещё с семнадцатого века разное болтают. А как тебя-то звать, милая?

– Поплавская Светлана Николаевна, – представилась она и кивнула. На долю секунды ей показалось, что взгляд Черенковой озарился пониманием чего-то неогласимого для всадницы, но только на долю секунды. – Наталья Ивановна, я бы, правда, поговорила с вами об озере, о вас и о вашей судьбе, но…

– Не беспокойся, милая, – прервала её бывшая служительница искусства, взмахивая рукой и вновь обращаясь к своей работе. – Я все понимаю, будет минута – заскакивайте, а я-то отсюда никуда уж не задеваюсь.

Она пристально взглянула на Свету и обратилась в сторону клумб, но вдруг резко вскинула голову еще раз, окинув улицу задорным взглядом.

– А вот и еще один фрукт из нашей корзины, о котором я, кажется, упоминала, скотовод Андрей Каплунов, – добавила она. – Советую поговорить с ним, если вам так интересно это таинственное озеро под нетипичным для русских людей незвучным названием. Он в прошлом бывал там наездами, может, что и расскажет интересного вам.

Света определенно услышала выделенное ударение последней фразы, но не стала акцентировать на этом внимание, чтобы слишком сильно не задерживаться здесь сейчас, а потом, уже в более свободную неделю, заехать к этой необычной женщине и получить ответы на накопленные нестыковки в речи Черенковой.

И, тем не менее, она оглянулась в сторону Андрея Каплунова, чтобы если и не пообщаться, то, как минимум, попробовать увидеть необычность поселенца на глаз.

А посмотреть было на что.

Высокий, широкоплечий, с рыже-каштановой бородкой, прикрывающей кадык, с перетянутой копной волос широкой кожаной резинкой в длинный хвост, в вытертой кожаной жилетке, серых джинсах и ковбойских сапогах, этот идеал киношных вестернов наверняка сражал воображение всех женщин своим видом.

Казалось, ему не больше тридцати пяти лет, но чем он ближе подходил к остановившейся Светлане, тем больше она чувствовала в его остром взгляде накопленный за целую жизнь тяжелый потомственный опыт.

– Здоров, Наталиванна! – широко улыбаясь, проорал он, сворачивая к ней с намеченного пути. – А я смотрю, не близ тебя ли остановилась эта молодая особа неприлично прекрасной внешности, еще не опознанная мной  в среде нашей крестьянской братии. Познакомь меня с этой леди?

Он подошел к забору и оперся на него левой рукой, тогда как правой осторожно погладил скакуна.

Может статься, что он рос приученным к общению со всеми, а, может, этот свинопас интуитивно показался близок, но Буран, не шелохнувшись, принял ласку и слегка подался ближе к подошедшему Андрею.

– Эта девушка, Светлана, проезжала мимо, – незамедлительно откликнулась хозяйка, – вот только повернула к нам в деревню уточнить дорогу.

– А далеко ли вы едите, прекрасное видение очей моих? – обворожительно звенел Андрей практически оперными связками, не сводя серо-зелёных глаз с Поплавской.

– На Зеркало, – ответила Светлана. Внешне Каплунов не изменился, но вот взгляд словно бы замерз – от него повеяло стальным клинком, прочно вспарывающим мозг теряющейся во все больших недоразумениях Поплавской.

– А цель такой поездки, если можно, приоткройте? – вкрадчиво спросил Андрей у девушки.

– Если вы расскажите мне что-нибудь об озере, – обворожительно кивнула она вестернскому бою.

– Там нет ничего странного и необычного, – как-то отчужденно отозвался собеседник, – остров в центре там единственное чудо. В кустарнике припрятана лодчонка, так она моя. Можете воспользоваться, как туда приедете. Вдоль берега вытоптана тропка, она укажет просеку в центральной части, но кто и для чего её так странно проложил, я не узнал. Такие водоемы часто попадаются по рекам, так что ничего из ряда выходящего я в Зеркале не вижу. Если вы из любопытства, то нет особого значения…

– Она дочь того мужчины, что пятнадцать лет назад погиб на озере, – пояснила Черенкова.

– Откуда вы… – Светлана удивленно встрепенулась, ожидая, наконец, хоть чего-то достоверного, что касается Поплавского-отца.

– Его фамилия запомнилась мне сразу, – ответила Наталиванна погрустневшим голосом. – В моей… у нас в театре в те года как раз директор был его однофамильцем.

– Тогда мне ясно, почему вы туда едете, – стыдливо бросил взгляд Андрей на девушку. – Что-то вам покажется на острове особо интересным, – он многозначительно кивнул, чем несказанно заинтриговал Наталиванну и озадачил Свету ещё одним несформированным вопросом.

И прежде, чем Поплавская озвучила свое желание уточнить причину его явственного знака, Андрей, не дав ей ни заговорить при Черенковой, ни подумать обо всем чуть тщательней, поспешил предупредить её вдобавок.

– Если это будет так, то можете заехать ко мне в гости опосля, где мы с вами обо всем и побеседуем.

Девушка кивнула, затем минуту помолчала, отчего возникла пауза, а затем, как бы осененная, спешно  спохватилась:

– Мне же ехать надо! Ладно, извините, и до встречи! Я к вам обоим на неделе заскочу, ок?

Они все дружно покивали головой, Света развернула своего коня и,  прихлопнув его нежною ладошкой, поскакала в нужную ей сторону.

В голове её был полный кавардак.

Словно в растревоженном злом улье, роились нескончаемые вопросы. Один, другой, десятый, сотый, тысячный… и ни одной возможности выстроить их по какому-то порядку. А все, у кого можно что-то вызнать, все время задвигают разговоры на потом.

И чем Светлана глубже лезет в поиски, тем больше возникает недомолвок.

Казалось бы: чего такого сложного? Ведь все, кто жил с родителями рядом, давно могли бы что-то четко сформулировать. Но нет! Одни отмалчиваются, а другие врут. И никого, кто оперировал бы фактами, представил доказательства и честно предъявил бы всё, что есть.

Но через каких-то полчаса девушка увидела заветный пляж и лодку, и все раздумья будто улетучились.

Спрыгнув на отборнейший песок, Света с упоением вдохнула пряный аромат прибрежных трав, чуть не позабыв свои вопросы, приведшие её на это место. Глянув себе под ноги, она заметила ту тропку, указанную ей Андреем Каплуновым. Решив удостовериться в его словах об указующем на просеку персте, она неспешно тронулась по ней, привязав Бурана под березой.

Наслаждаясь запахами и любуясь красотой этого места, Света шла вперед, чтобы найти конец своей нежданной цели.

По обочине, как и везде, рос подорожник, в зеленой мураве выглядывали одуванчики, ромашки, васильки и колокольчики, а чуть выше, в сторону от озера, росла малина, облепиха и незнакомые девушке кусты с черными и синими цветами.

Мысли, так зудяще вившиеся раньше в её бойкой голове, словно попритихли и рассеялись, уступив дорогу созерцанию.

Неожиданно тропинка повернула и уперлась в воду. Света проследила направление по водоему и вонзилась взглядом в сердцевинный остров. Там, судя по просеке, стежка продолжала свое следование.

Видимо, Андрей не обманул.

Света поспешила возвратиться, чтобы, не забыв о направлении, двинуться по озеру на лодке до прорубленной дороги.

Спихнув свой недочелн, принадлежащий Каплунову и вытащенный теперь ещё Травником  из низких зарослей, она быстро и решительно повела его вдоль берега до того места, где прерывалась вытоптанная стежка. Заметив её, она плавно повернула к острову, а через час уже шагала вглубь самой чащобы.

В первый свой визит на это озеро Светлана не приглядывалась к местности, но теперь, судя по полуденному солнцу, у неё была возможность рассмотреть как можно больше сопутствующих ей по дороге мелочей.

Так, например, она увидела, что лес кругом рос вразнобой, но группами стволов. Встречались и березы, и дубы, и даже буки, но все деревья выглядели старыми. Ни одного побега, подрастающего черенка или недавно укрепившегося стебля не было на протяжении всего пути.

Трава и мох тоже озадачивали: первая росла сплошным ковром, поражая густотой и сочностью, а второй опутывал всё ровным кругом, выглядя как стеганый ковер для местных леших. Да и птицы привлекли внимание – звонкие и мелодичные напевы разносились эхом по округе, но ни одной мелькающей фигурки девушка заметить не смогла.

И вроде бы в чащобе всем хватало света, сквозь крону живо прорезалось небо, а сумрак и какая-то опаска следовали за Поплавской по пятам. Ей уже казалось, что дорога не закончится, что кто-то следует за нею по пятам, как просека внезапно распахнулась через арку в неширокую прогалину.

В прошлый раз они с Сергеем добрались до озера глубоким вечером. В потемках в самом центре острова девушка, казалось, угадала толстый ствол-обрубок, стоявший в роли Гулливера среди карликовой рощи. Издалека, во мраке, это можно было бы принять за дерево, но, войдя на эту самую поляну, Света поняла, что ошибалась.

Это не был столб или ствол дерева. Прямо в центре острова стояла колоссальная плита восемь – десять метров шириной, тридцать – сорок метров высотой. Грубые необработанные стороны напоминали цветом шлакоблок. Приблизившись вплотную, Света тронула плиту рукой и попыталась открошить кусочек камешком, подобранным еще на пляже при отвалке лодки. Будь эта глыба вправду шлакоблоком, она явно поддалась бы. Но этот камень оказался понадежнее, не поддаваясь столь нелепому царапанью.

Света стала обходить плиту, обтесанную необычной силой с четырех сторон, как ей открылось совершенно удивительное зрелище. Оказывается, камень не со всех сторон был шероховат и черен: сторона с востока, гладкая и серебристо-белая, отражала всё, что попадало в её траекторию осмотра.

– Так вот откуда взято имя озера! – сообразила Света, отступив назад на пару метров. Тут она заметила кое-что ещё на полированной поверхности плиты.

Природный ли, обработанный ли камень с этой стороны слегка… пульсировал. Гладкая поверхность колыхалась словно волны на поверхности воды, вызванные дуновением самой природы.

Пульсация манила и притягивала, вбирая в себя падающий свет и излучая бледное мерцание. Всё находившееся вкруг волшебной стелы – деревья, травы, голоса неуловимых птиц – растаяло как никому не нужный фон. На всей     поляне оставалась только Света и прекрасный камень. Зеркало, с живым изображением того, что было здесь еще давным-давно.

Поддавшись страстному желанию коснуться, потрогать, ощутить его поверхность, Поплавская приблизилась к неведомому камню, будто ничего не сознавая. От его поверхности веяло подгорной свежестью и эстрагоном, сияние пульсирующей глади словно раскалилось с приближением Светланы, а голоса так и не встретившихся птиц словно бы пронзили всю округу своим хором, наполняя мир вокруг божественной руладой. Вот Светлана поднесла почти вплотную свою руку, подняв её до уровня лица, вот она, вдохнув, забыла выдохнуть в ожидании сказочного чуда, вот трели зазвучали с еще большей силой и  достигли апогея…

Девушка ласкающим движением опустила на поверхность крепко стиснутые указательный и безымянный пальцы, но, проводя ими по чуть пульсирующей глади, вдруг с ужасом почувствовала, как они увязли в чем-то мягком.

На мгновение Светлане показалось это бредом. Еще одно мгновение её слепое подсознание пыталось осознать, во что же пальцы влезли. Ни одно испытанное ранее ими чувство не напоминало этой новой консистенции. Градусов на пять пониже человеческой температуры; вязкая, но не прилипнувшая к коже; статичная, не пузырящаяся, но текучая; хрупкая и нежная, но не рвущаяся и не тянущаяся как резина, она мозгами не идентифицировалась.

В следующий момент Света инстинктивно выдернула пальцы. Она тщательно поперекатывала воздух между ними, задумчиво определяя ощущения. На коже не осталось ни крупинки вещества, ни капли жидкости, ни пота, ни чувства чрезмерной сухости, жирности и влаги. Тогда она перевела свой взгляд на камень – форма непонятного желе тоже оказалась идеально ровной, как до попытки девушки погладить полированную сторону.

Теперь уже целенаправленно, Светлана осторожно ковырнула гладь. Легкая волна пульсации прокатилась от той точки, и желе, чуть подрожав, вновь замерло в равномерном сосредоточении. Тогда она схватила вещество в большую щепоть и мягко потянула на себя. Достигнув, как и прежде, трехсантиметрового барьера, как живая, стенка протекла сквозь пальцы и втянулась, снова подрожав пару секунд и покрывая исходящей от ущипа точки рябью всю поверхность.

Поплавская попробовала отыскать удерживающую в камне слизь полоску, засунув пальцы по краям и проводя ими по боковым панелям от земли до самой верхней грани, до которой дотянулась. Но слизь лишь прилегала изнутри, не налипала так же, как и к коже, и отодвинуть её в сторону ей тоже не показалось невозможным.

Она уже хотела отыскать или сломать пару жердей, чтобы выяснить, не крепится ли вещество на задней стенке, как совершенно нереальные события заставили её отпрыгнуть в сторону и задохнуться на каких-то полминуты.

Едва она подумала о ветках, как прямо из скалы на неё вышел человек. В серебряном с зеленым кантом шлеме из комплекта рыцаря-саксонца, в каштановом жилете и холстяных брюках, с какой-то слишком тонкой и прямой дубинкой с тигром-набалдашником, он выскочил как разъяренный зверь.

– Какого черта происходит?! – проорал он, грозно обведя округу взглядом и натыкаясь им на перепуганную девушку. – Ты чо, здесь в первый раз, без Наставника, Искателя и Стража? Вот уроды – бросить службу ради прихоти!

Он сплюнул со злобы и грустно нахмурился, видимо, размышляя. Светлана, отскочившая метров на пять от камня, стала судорожно прикидывать варианты спасения от разъяренного варвара, а также возможные объяснения чуда. Замаскированная лестница, лаз или проектор на задней стенке пришли в первую же секунду, оставалось только проверить. Последний вариант таинственного появления рыцаря казался самым легкодоступным для подтверждения – только тронуть его мускулистое тело. Но вот всерьез осмелиться на подобный эксперимент Светлана никак не могла – все-таки слишком уж живописно смотрелся этот колосс, втиснутый в узкие латы.

– Ты, это, не думай о глупостях, – смешался мужчина, внимательно изучая лицо осмелевшей на долю секунды девицы, чуть пошевелившейся в порыве безрассудного удальства. – Я всё-таки стражником числюсь, телепатия у меня от рождения.

– Так он, как Сергей, мысли читает! – в сердцах воскликнула Света и тут же испуганно зажала ладонями рот. Затем, через мгновение, добавила полутоном: – Я что, произнесла это вслух?

– Ты случайно не из троллевых кланов? – усмехнулся псевдосаксон. – Слишком уж тормозишь что-то. Так если ты Травника знаешь, так чего мне пудришь мозги? Не новичок, видать, а всё туда же, строишь из себя непонятливую.  Лучше скажи: зачем ты игралась с порталом? Или Искатель в первый раз за весь срок умудрился обделаться? Сообщил информацию без подготовки, бросил тебя на пороге новых открытий и смылся? Сочувствую. Но у меня, знаешь ли, есть дела. С той стороны, вроде бы, начинается наступление. Надо бы защитить территорию от возможных вторжений. Так что езжай к своему Стражу, адресок я те подкину, он тебя до ума и доведет. А на Серегу не дуйся: у него как батька со всею семьёю повырезали в течение пятнадцати лет, так это первый случай, когда он с чего-тося подрастерялся.

Он пошарил рукой где-то на уровне солнечного сплетения, затем как-то странно взглянул на фигуру на палице, и прямо перед Светланой возник сизый шар, наполненный жидким дымом. Две-три секунды эти клубы непонятного газа вращались и переплетались, а затем стали сосредотачиваться ровно в центре, проявляя красочный вид, однажды уже показанный мудрым Сергеем: прямо перед Поплавской возникал дом Ключевского

Хотя Поплавская упорно старалась найти всему объяснение с помощью логики, упрямства ей не хватило.

Во-первых, шанс встретить людей с такими широкими диапазонами  и такой развитой силою сверхвозможностей на такой сравнительно небольшой территории раньше для Светы считалось маловероятной возможностью. Но, тем не менее, она умудрилась столкнуться с двумя их представителями,  а в дальнейшем могла ещё и других повстречать, по утверждениям тех самых встреченных.

Во-вторых, слишком много необъяснимого происходило. Голова шла кругом уже две недели, а просвета все не было. Так хотелось уже вздохнуть, остановиться на миг и почувствовать, что все – нормально.

Но эта норма стремительно изменялась!

Раньше нормой для Светы было умение контролировать свою речь. Теперь в норму входил контроль мыслей.

Раньше нормой считалось ведение домохозяйства и получение большего образования, теперь нормой были разъезды в поисках неопределенной для девушки истины.

Раньше нормой считался разумный подход и всесторонний анализ, а сейчас приходилось верить всем на слово и принимать все как есть.

– Я знаю это место, – произнесла Светлана с легкою хрипотцой, – не беспокойтесь. Можно один вопросик?

– Давайте, – кивнул вознамерившийся уже уйти фантом параллельного мира.

– Вы из Рейноста?

Он посмотрел на нее как на безнадежно больную, сбежавшую из психиатрической клиники, и произнес вымученно-усталым басом.

– А откуда я могу быть, если портал с давних времен может соединять только эти два мира? Поезжайте уже к своему  Стражу.

С этими словами он развернулся, задев подошедшую Свету перевязью с длинным мечом, что уничтожило все сомнения девушки в нереальности (или псевдореальности) существования конкретного человека.

– За этим желе – другой мир? – спросила она в образовавшуюся пустоту, но голос ратника все же ответил, хотя и чуть приглушенно, как будто из-под воды.

– За кавасом, девушка, не желе. И давно уж не Рейност, а только лишь Ариден.

Светлана  сделала несколько неуверенных полушажков, дойдя до левой стороны обелиска, обессилено прислонилась к глыбе спиной и со стоном сползла на траву.

Еще один довод в пользу существования необъяснимого только что подтвердило  прикосновение возможного в вариантах Поплавской изображения закрепленного в камне проектора. Проверять оставшиеся два варианта девушка опасалась не потому, что боялась нырять вслепую в непонятное вещество, провалиться в открытый люк или наткнуться на замаскированные средства защиты в виде смертельных ловушек. Её страшила одна только мысль, что рассказанная Травником сказка станет доподлинно проверенной истиной.

Но и просто поехать к Ключевскому, который тоже навряд ли её убедит, если она не захочет поверить – а она не захочет, девушка не могла. Раскрыть правду для нее становилось навязчивой мыслью, ведь от этого зависела главная цель Поплавской – установить безошибочные обстоятельства смерти родителей, а вместе с тем и их  прошлое.

Она поднялась с корточек резким рывком, сломив свою слабость в коленях и трусость в душе, чеканя кроссовками, приблизилась к так называемому «кавасу» и, глубоко вдохнув, сделала шаг по направлению к Зеркалу.

По ощущениям, Света входила в вертикально стоящую приболотную жижу, такую же топкую и густую. Светлана зажмурилась, задержала дыхание и полностью влипла в сердцевину портала.

Как только все ее тело оказалось внутри, вязкость исчезла, как не бывало. В нос ударила струя чистого, свежего воздуха с запахом лаванды и хмеля.  Где-то вдали куковала кукушка, урчали квакши.

Светлана распахнула глаза и увидела точную копию всего того, что было на острове, только слишком уж яркую и живописную.

Зелень по эту сторону Зеркала зеленела как изумруды, солнце слепило, аромат кружил голову.  Неестественная чистота травяного ковра под ногами, деревенская прозрачность висящего над головой неба поражала воображение. У Светы дух захватило от девственности этого мира.

– Ну да, здесь-то ваших мерзких заводишков нет, – раздался голос недавнего рыцаря. Поплавская обернулась, увидев за спиной точную копию стелы и того самого латника, с которым болтала пару минут назад по ту сторону грани.

– Зачем сюда сунулась, тебе ведь сказано было: езжай к своему Стражу Портала! – он зевнул и с укором посмотрел на Светлану. – Ты всё равно здесь блуданешь без провожатого или карты, это раз. А во-вторых, здесь война началась, рядовым дилетантам не место. Вот пройдешь квалификацию, разберешься в базовых навыках – и пожалуйте. Нам лишнего мяса не надо.

Поплавская, как под гипнозом, молча кивнула и шагнула обратно в кавас, рефлекторно зажмурясь, а через мгновение снова стояла в своем родном мире.

Пошатываясь от тяжести безнадежно разрушенных, выстроенных науками, постулатов о строении и существовании всей Вселенной, Светлана почти бессознательно брела через остров к оставленной на берегу лодке Каплунова.

Теперь Светлана была абсолютно уверена в том, что один её знакомый наверняка поможет узнать ей себя и раскрыть тайны прошлого.

Как будто слегка опьяненная, Светлана со странною легкостью переплыла водоем, походя вскочила на Бурана и наметом ушла в сторону того самого дома, показанного ей в сфере Стражем.

«Ключевский!», проносилось в голове Поплавской, и сознание девушки на время бешеного ритма выключилось. Работали только инстинкты.

«Ключевский! Ключевский!!!»