Дронов Е.В.  13 августа 2011 года.

Я возвращаюсь.

Дано ли нам постичь глубину ночи при свете дня?

Ф. Ницше

Покой.

Жизнь – это движение. Смерть –  покой. Абсолютный покой.

Наверное, это место, где я сейчас, можно назвать чистилищем. Оно представляет собой мой город, город, где я  жил, когда был жив. Улицы, дома – есть все, но только пустынно: никого кроме меня нет. Ни единого существа, даже ветра. Время суток застыло между утром и вечером навсегда. Небосвод затянут беловатой дымкой, солнца не видно, свет как-то рассеян и не имеет определенного источника. Все постоянно, ничего не меняется – абсолютный покой.

Здесь нет движений, но я могу менять свое местонахождение – я остаюсь на месте, но картинки города, окружающие меня мелькают, как если  бы я двигался на самом деле.  Это не совсем движение, но таким образом  могу очутиться в любой точке этого города.

Чувства – это тоже своего рода движения, движения души. Но, так как тут движений нет, то и чувствовать как-то не получается. О них сохранились лишь воспоминания.

Могу только думать.

Мысль.

Итак, не чувствуя, можно мыслить. Ошибался верно тот, кто полагал, что критерий его существования – способность мыслить.

«Я чувствую- следовательно я существую». Так говорить было бы на мой взгляд правильнее.  Еще одно утверждение, которое следует опровергнуть: «Если человек никогда не смотрит на звезды- он не станет философом».  Эту фразу  я услышал по радио будучи малышом, в спешке, боясь опоздать в школу, проглатывая завтрак, который с любовью приготовила мне мама.

«Если человек никогда не будет думать – он не станет философом,»- так тоже, наверное, говорить было бы правильнее. А объект для обдумывания можно найти где угодно, хоть на небе, хоть под ногами. Взглянув себе под ноги, я обратил внимание на камень, покрытый мхом. Он то и стал предметом моего обдумывания. Ручеек мыслей тек в следующем русле:

Счастлив ли камень, который не изменяется? Счастливее ли него  мох, что растет, развивается  на нем и умирает, когда придет время?

Имеет ли разница в ответах на эти вопросы хоть какое-нибудь значение?

Что тогда вообще имеет значение, если все, пусть даже самое ценное – проходит? Думаю для мха его собственная жизнь была самым ценным в этот мире, равно как и для нас – наши жизни и то, что мы сами выбираем считать в ней высшей ценностью.

Для нас жизнь мха – ничто, мы даже не заметим его с высоты своего роста, равно как и для Вселенной незаметны мы с ее высоты. И наши жизни – лишь  мох на камне, коих тысячи тысяч. Придет время – мха не станет. В другом месте вырастет другой мох – не велика потеря.

Идя по дороге, увлеченные оживленной беседой или одинокими размышлениями, мы, наступая на землю, раздавим, допустим,  дюжину муравьев. Естественно, этого мы даже не заметим. Также и природа, лавиной ли, наводнением ли, вирусом убьет допустим ту же дюжину людей и также даже не заметит этого. Так наши жизни ценнее, чем муравьев? Может быть, мы лишь чуть более умные,  чем другие живые существа, заготовки в цеху эволюции только и всего. Расходный материал.

Так может все это приходящее и не имеет никакой ценности вовсе?

Говорили, что, мол, именно поэтому и ценно то, что мимолетно. А вдруг наоборот,  вдруг именно поэтому и не стоит превозносить это мимолетное, которого до этого не было и скоро не станет. Всего лишь миг, не заслуживающий внимания Вечной Вселенной? Что же тогда заслуживает внимания-то, что вечно? Если не жизнь – тогда получается смерть.  Смерть – это и есть то постоянство, тот  всеохватывающий и всепронизывающий покой. Это камень.

Но лучше ли камень мха? Или они равнозначны? А может быть они как инь и янь, как покой и постоянство, перетекают друг в друга и немыслимы в отдельности.  Что ценнее вода или еда? Вечность или мгновение?  Изменения или постоянство?

Как белое нужно, чтобы лучше было видно черное, как нужно зло, чтобы постичь добро, так смерть нужна, чтобы, памятуя о ней, ценили жизнь. Смерть-подруга. Она  и зло, и добро, словно налоговая система- нужность для общества, но никто не торопит день уплаты. Или  жизнь- лишь уикенд  вечности, на который она нас отправляет по своей милости, предлагая нам столь щедрый подарок, а когда выходным приходит завершение, мы вновь возвращаемся туда, откуда пришли- в вечность, сохраняя в памяти воспоминания об этом коротком миге, который для Вечности подобен лишь сгоранию спички, а для Человека… тоже подобен сгоранию спички- уикенд  скоротечен.  «Человек не соткал ткань мироздания, он лишь ниточка в нем.» С этим я соглашаюсь.

 

Больница.

Подобные мысли роились в моей голове, пока я взирал на камень, покрытый мхом, лежащий у моих ног. Когда ручеек мыслей иссяк, я поднял глаза, и передо мною предстало мое последнее земное пристанище.

Я вижу больницу. При этом свете белые стены имеют совсем иной оттенок, нежели как в ту ночь, когда меня впервые сюда привезли. В первый и он же последний раз.

Из потаенных уголков памяти мчится  вереница смутных воспоминаний…

Вот я слышу голос анестезиолога. Узнав голос, который слышал за пару минут до начала операции, никак не могу понять смысл  речи, связь между символом-то есть звуком, и обозначаемым этим символом значением- смыслом слова, утеряна. Для меня эти звуки ровным счетом ничего не значат,  как бы ни пытался понять не могу, словно родной язык стал для меня иностранным, речь просто звук, он что-то произносил…я уснул вновь.

Странное чувство, до селе неведанное- ощущение чьих-то рук внутри, они что-то перебирают, тянут. Свет лампы сквозь закрытые веки. Даже захотев пошевелиться, я бы не смог. Обездвиженность.

Вы говорите человек- царь природы. Какой же он царь ее – он даже не царь себе. Мы не контролируем свое тело, разве только мышцы. Да разве я  мог знать, что мое собственное тело так меня подведет? Когда это пришло, я оказался безвластен над ним.  Да что там тело?!! Мы зачастую не властны над самим нашим разумом. Любовь, страх, печаль, раздражение тому примеры…

Вот вновь замелькали проблески сознания. Врачи опять пытаются вернуть меня к  жизни, борются за мое возвращение в сознание. Очередной раз. В какой уже? Обездвижено тело, мой мозг, пробуждающийся изредка, безудержным, словно прибой, неумолимым потоком залило затопляющее горе, беспомощность. Я тонул в бездонном океане ледяного отчаяния. Перед внутренним взором пронеслись серые картинки: женщина, я никак не мог ее узнать точно- слишком давно я ее знал или уже слишком давно я ее не знал, лишь изредка, приходя на мгновение в себя, я замечал ее подле свое кровати, сначала она всегда плакала, потом реже, реже, позже слеза застыла в  ее глазах, но что-то подсказывало, что она- самое мое дорогое; девушка, которая первое время приходила с ней, потом, изредка приходя в себя, ее уже не замечал ни разу; лица, наверное, бывших друзей (их я тоже не помню точно), которые скорее всего поступили в институты, ходят после занятий в кафе или по делам, одним словом живут, живут дальше, а я- я нет. Горько и одиноко от  мысли, что другие люди радуются, плачут, переживают, одним словом живут полнокровно, а я всего лишь безучастный свидетель на обочине, которого эта самая жизнь обошла стороной. Безмолвный созерцатель, тишина мира которого отравлена  чудовищным по силе сожалением об упущенном, обо всем упущенном, что только можно было упустить. Горько, что не живу, горько, что столько пропустил…

Временами, злою шуткою судьбы, на мгновения вырываясь из забытья, было видно мне мое больничное окно. Вид открывался на улицу, и я видел проходящих мимо больницы по своим делам девочку, прыгающую через скакалку, подростка, слушающего музыку в плеере, влюбленную парочку, идущих сплетя руки и объединив сердца, даму среднего возраста с большой сумкой продуктов, пожилую мадам, старичка с бадиком, еле передвигающего ногами. Тишину мерно нарушали настенные часы- тик-так-тик-так, круговой цикл времени на циферблате, круговой цикл времени жизни. Я вновь впадал в забытьё…мальчик, тинейджерка с плеером, парочка, мужчина средних лет с большой сумкой, пожилая женщина с бадиком… тик-так-тик-так….

Парк.

Я стою возле больницы. Сколько я здесь? Не знаю.  Здесь нет времени, нет движений. В двух кварталах отсюда располагается парк, куда я и решил перенестись.

Вот и парк. Деревья. Такие же безмолвные и неподвижные, как и все здесь. В жизни, с ее постоянной спешкой, не хватает времени просто созерцать эти величественные организмы, тут же я могу себе это позволить.  Во истину сказал один мудрый:« Не смерть лишает человека жизни, а жизнь с ее бешенным темпом».  Моему безучастному взору не долго было суждено оставаться таковым.

Крах покоя.

Страх. Страх подобный разряду молнии с оглушительным грохотом поразил меня, заставляя тело дрожать. Через мгновение меня пробил второй разряд- на этот раз это было удивление. До дрожи, до слез я был удивлен- как?! Я чувствую страх! Что?! Я могу чувствовать?! Раньше здесь этого не было! Это было не воспоминание о страхе, а сам Господин Страх во всей его красе и могуществе. Невероятно, но он в следующее мгновение еще более усилился, хотя прежде казалось, что он достиг максимума. Я увидел нечто, чего никогда здесь не было и вероятно не должно было быть! На скамье в сером плаще и шляпе сидел пожилой мужчина в очках и читал какую-то газету. Но как?! Как в моем мире покоя и одиночества появился кто-то? Кто он? Может быть сам Бог? Может быть, это было чистилище, и теперь вынесен приговор, и сейчас решится моя дальнейшая судьба? Но не о ней был страх. Это был страх неизвестного.

-ну надо же! Неплохо, совсем неплохо,- пробормотал себе под нос Неизвестный, вычитав что-то в своей газете.

Ноги будто ватные. Я пытаюсь не смотря на страх приблизиться к нему, чтобы выяснить хоть что-нибудь, прояснить неизвестность. Я двигаюсь! Я иду – это уже не мелькание картинок как прежде, это шаги! Это движение! Движение в мире покоя?!

-хм…отчаянный молодец. После всего случившегося подняться, вернуться. Спортсмен,- размышлял вслух незнакомец.

-«Жить, только бы жить! Какой подлец человек! И подлец тот, кто называет его за это подлецом.» Так, кажется, говорил один из русских классиков,- продолжал он.

Внезапно, я почувствовал дуновение. Это был ветер! Не веря себе, пораженный, я смотрел, как ветки деревьев слегка наклоняются под его силой, шум, шум листвы- второй звук после речи незнакомца, положивший конец царствию безмолвия! Что, что будет дальше?! Беспомощность и страх вновь овладели мной. Вдруг, откуда ни возьмись, на автомобильной дороге, что проходила по правую сторону от скамейки, на которой сидел мужчина с газетой, показался автомобиль! Красный, маленький он двигался с обычной скоростью, вслед за ним появился второй, третий…автострада заполнилась автомобилями, как весенний ручеек заполняет волна после прорыва игрушечной дамбы, которую  выше по течению построили дети.

Голова! Господи, дай же сил! Голова, как все кружится, я падаю, я куда-то проваливаюсь…

-хм…отчаянный молодец, – не унимался незнакомец, продолжая читать свою газету, эхом  слова его отдавались в моей голове.

Слабость пробила все мое тело, гул в ушах заглушал автомобили, незнакомца, шум листвы…  Все кружилось перед глазами. Хлопок! И пешеходная дорога по левую сторону от скамьи  наполнилась прохожими, появившихся в одно мгновение, их ход ускорялся и ускорялся. Я взглянул на автомобили – они мчались с такой скоростью, что их очертания были смазаны, казалось кто-то нажал на видеопроигрывателе быструю перемотку. Я решил посмотреть налево – тоже происходило и с пешеходами. Они ускорялись, ускорялись и ускорялись. Голова! Как же она кружиться! Люди, машины, незнакомец- все кружилось как на бешенной карусели! Помогите! Боже, голова…

Конец-это всегда начало.

Все исчезло. Тишина. Покой. Прямоугольная полоска  света – темнота, еще одна полоска света и опять темнота. Тик-так-тик-так. Опять полоска  света и ее отсутствие, еще одна…чередование… Меня что-то влечет. Я двигаюсь, я двигаюсь  в горизонтальном направлении. Я понял: меня куда-то несут. Господи, лампы! Этот чередующийся свет- это лампы коридора! Прямоугольные ртутные белые лампы на потолке больничного коридора! Слеза потекла по моей щеке.

Спасибо, Господи. У них удалось. Наконец-то у них удалось. Я возвращаюсь.

 

От автора.

Легенда гласит, что некогда существовал колокол, особенность которого состояла в том, что каждый в его звоне слышал какую-то свою мелодию, для каждого он звучал по-особенному, индивидуально.

Думаю, точно так же происходит с любым литературным произведением. Его смысл человек познает только опосредуя через предыдущие знания, связывая новую информацию с уже имеющейся, воспринимает новые переживания, преломляя кристаллами уже прочувствованного. Что же можно услышать в звоне этого маленького колокольчика в виде скромной зарисовки, что Вы только что удостоили чести своим почтением?

Каждый услышал по-своему… поэтому и пишу эту последнюю страничку. Странно – через два дня мне ехать на свадьбу друзей, «Я возвращаюсь» уже давно написано (стоит отметить, что основной текст пришел в голову еще раньше: во время летней сессии 4^го курса пред сдачей экзамена по неврологии), а вот шальная мысль залетела мне в мозг, и  руки, отложив клей и обои (сейчас я делаю ремонт дома), потянулись к ноутбуку. И мысль эта была о колоколе, который звучит для каждого по-своему. Это и побудило меня прокомментировать самого себя для большей ясности. Как Вы могли заметить, в тесной комнатенке этого зарисовка (произведением назвать рука не поворачивается) по углам мелькают тени Жизни и Смерти. Мне всего 21, хватит ли мне мудрости рассуждать об этом? Но я рассуждаю. Имею ли право- а почему бы и да. Имеет ли право судья судить? Если на нем мантия судьи- то да. Так и я. Взявшись что-то написать, я облачился в горделивые одеяния Автора, прибил к своей двери  соответствующую табличку, ниже другую: «Не беспокоить», и, высоко задрав свой нос, начал ударять пальцАми по клавиатуре, изредка поглядывая в окно, задумавшись над формулировкой мысли; в такие моменты, кстати, обычно я делал глубокий вдох и с наигранной печалью признавался себе в том, как это трудно- «творить шедевр», «созидать», а еще вот мне нравиться- «самореализовываться».

Простите, отвлекся). Так что же я слышал в колоколе? Зачем рассуждать о таких серьезных темах,  как жизнь и смерть? Сумире-  героиня «Любимого спутника» Х. Мураками, писала тексты, чтобы легче было размышлять, чтобы мысли смогли принять более четкую, а значит и более понятную форму. Вот и я так пытаюсь поставить вопрос. Я пишу, чтобы рассуждать четче. Постановка вопроса такова: двойственна ли цена жизни?

Написано, сказано, снято фильмов про то, что жизнь ценна, что жить надо полной жизнью, быть везде, ничего не пропускать, успеть пройти огонь, воду и медные трубы, достичь своих целей, радоваться мелочам, но никак по ним не переживать- до неприличия много. Среди фильмов мне лично больше понравился «Всегда говори да» с Д.Керри. Среди написанного (ни сколь не претендую на роль эксперта, но из того, что все-таки довелось прочесть) больше привлекает внимание фигура Эпикура. Он учил довольствоваться малым, ибо за каждым удовольствием последует неудовольствие. От алкоголя он отказывался, пил чуть-чуть, избегая «прелестей» похмелья. С женщинами  не спал- сами понимаете – он, наверное помнил про Мазепу (зловредную жену Сократа)- шутка). В общем, жил тихо, размеренно, избегая излишеств. Он не был аскетом, просто вот такой умеренный гедонизм- удовольствия- это хорошо, но понемногу, чтобы не переборщить и потом не страдать. Стоит отметить, что после смерти имя Эпикура было высечено на камне почета перед воротами города, а этой чести удостаивали только избранных (даже войны, отдавшие свои жизни за город, ею не удостаивались). Другое течение –стоицизм. Основной смысл таков: живи и радуйся, потому что придет  время и у тебя все отнимут. В любой момент. А когда отнимут – не отчаивайся, ведь это же у тебя было, а могло и не быть. Наверняка и в более поздней философии да и просто популярной публицистике можно без труда сыскать что-нибудь на эти темы. Но. Есть одно «но». Но как быть со всем этим порой дурдомом в жизни, несчастиями, крушениями надежд, отчаяньем, предательствами, внезапным виражам судьбы, отправляющим людей, людей, которые состоят из плоти и крови, живых, порой ни в чем не повинных людей, слабых по своей природе, беззащитных перед лицом безразличного общества и простых безжалостных случайностей в кювет. Жизнь не справедлива. Это давно известный факт. Не мало людей, у которых в жизни мало чего было хорошо. Один мой одноклассник – живет в вонючей комнатке общаги с матерью-алкоголичкой и младшей сестренкой, тарелку с едой которой мать ставит прямо на пол и  буквально орет, чтобы они вели себя тихо и не отвлекали от церемонии самогонораспивания с полубомжами-кавалерами. Просто так распорядился случай, этот парнишка ни в чем не виноват, но это не утешение.  Да мало ли в жизни плохого, печального. И с этим ничего нельзя поделать наверное. И как ему сказать- радуйся тому, что есть, бери от жизни все и т.д.?

Жизнь- какой-то винегрет, где перемешано добро и зло, радость и горе, жизнь и смерть.  Это как-то несерьезно, слишком велика роль случайности, что, правда, не снимает ответственности с нас самих. А радость, депрессия, любовь – просто биохимия и физиология. Как –то все это выглядит не таким уж и сверх-ценным. Рушится ореол обожествления жизни как дара. Это игра. Зебра с ее полосками. Просто эволюция. Мы как личности ей не важны. Плохо складывается все или хорошо- просто измениться уровень твоего серотонина в мозге. Так ценно ли все это? Ценен ли этот серотонин в мозге мха на камне,  коих тысячи тысяч, которого не было и скоро не станет. Какая разница, как пройдет этот уикенд Вечности?

Так ценна ли все-таки жизнь или нет? Я знаю ответ. Думаю, что знаю. Выше я противопоставил ценности жизни- ее абсолютное ничегонестояние. Но как-то не получилось.  Может и две цены – одна, которая устремляется в бесконечность, а вторая стремиться к нулю-  перетекают друг в друга, как инь и янь? Поэтому нельзя четко ответить на вопрос:«Почем?» ,«Хау мач?». А может быть, перетекая одна в другую, цены самоуничтожаются? Мой ответ в другом противопоставлении, которое хочу столкнуть с предыдущим. Вот оно: а есть ли у нас что-нибудь, кроме собственной жизни?

Нет. Вопрос цены снят- есть всего одна вещь- второй вещи, той, что можно было бы заплатить за первую, оценить, измерить второй вещью первой -ее нет. В Мире есть только одна вещь- это жизнь.