«Мы в ответе за тех, кого приручили».
Один писатель.

Ночь выдалась славная… Неподвижное тёмное небо было усыпано звёздами. Яркие, крупные, они висели над головой тяжёлыми гроздьями, и казалось, чтобы достать одну, достаточно было протянуть вверх руку… Густой чёрный лес, тут и там касавшийся неба своей неровной макушкой, стоял без движения, тихо. Лишь изредка в глуши негромко вскрикивала птица да ёжики чуть слышно копошились в траве у воды. То ли от сонных лесных звуков, то ли от свежего воздуха, пропитанного ароматами трав и хвои, а может, от всего вместе — приятно кружилась голова, и глядя на идеально ровную озёрную гладь, так же идеально отражающую лес, небо и звёзды, трудно было сказать, где всё это было менее реальным: в воде или над тобой… Волшебная ночь!

Парень не пожалел, что остался здесь переночевать. Он приехал на несколько часов, чтобы порыбачить. Но клевало отменно, он увлёкся и не заметил, как стемнело. Ничто не мешало ему тронуться в обратный путь, но он решил остаться, чтобы на рассвете, до которого было всего несколько часов, порыбачить ещё. Решение его основывалось на чисто практическом интересе — утром могло клевать ещё лучше. Но теперь он лежал на траве на берегу озера с закинутыми за голову руками, любовался ночной природой и не без улыбки думал о том, что есть в жизни вещи «покрупнее» рыбы.

«М-да!.. Есть в жизни счастье, нет ли его, а искупаться в такую ночь сама судьба велит!» — налюбовавшись видами, подумал он, поднялся и пошёл к воде. Ёжики, которым он, стоя с удочкой у воды, весь вечер подбрасывал хлебные корочки и которых собралось на берегу целое войско, заслышав его шаги, бросились в рассыпную. Парень расхохотался:

— Хитрые ребята! Как угоститься, они тут как тут, а как встретить кого… Вот тебе и войско!

Присев на корточки, он потрогал воду: тёплая, как парное молоко! Раздевшись донага, он взобрался на огромное поваленное дерево, которое одним концом упиралось в высокий берег, а другим уходило под воду метрах в семи от него, — и бодро зашлёпал босыми стопами по жёсткой коре. Там, где толстый, изрытый морщинами ствол уходил под воду, было глубоко, можно было нырнуть и от души поплавать…

В очередной раз вынырнув с громким всплеском из воды, парень перевернулся на спину, блаженно раскинул в стороны руки и замер, покачиваясь на созданных им волнах. Его сердце билось громко и сладко, разгорячённые мышцы приятно покалывало, лёгкие наполнялись пьянящим воздухом и тут же выталкивали, чтобы впустить новую, ещё большую порцию его. Казалось, он чувствовал каждую мышцу, каждый волосок, каждую клеточку своего тела — и это было так здорово, ведь более полно ощутить жизнь было просто невозможно!

Накупавшись вдоволь, он медленно поплыл к дереву, чтобы нырнуть с него последний раз и затем выбираться на берег. Взобравшись на импровизированный трамплин, он отвёл назад руки, набрал в лёгкие побольше воздуха и… нетвёрдо попятился в направлении берега: под водой рядом с ним кто-то был, и более того — наблюдал за ним! Синеватый овал человеческого лица плавно раскачивался из стороны в сторону во тьме глубины, и большие чёрные глаза неподвижно смотрели на него.

Он пятился, слепо следуя инстинкту самосохранения. Лицо же перемещалось под водой вслед за ним, сохраняя дистанцию, и глаза продолжали пристально смотреть на него. Оступившись, он взмахнул руками и расставил их стороны, чтобы не упасть. Лицо исчезло… Обретя равновесие, он чуть нагнулся над водой и стал всматриваться во тьму. Лицо снова появилось, там же, где в первый раз, то есть в нескольких метрах от него. Оно не приближалось, глаза по-прежнему смотрели на него, и смотрели… испуганно? Он сделал шаг вперёд. Лицо переместилось на точно такое же расстояние от него. Что бы это ни было, оно боялось его… Не сводя с лица взгляда, он повернул голову набок. Лицо сделало то же. Он сделал ещё шаг вперёд. Лицо, вернувшись в исходное положение, переместилось на шаг от него. Что же сделать, чтобы приблизиться?.. Он улыбнулся. Лицо было неподвижно, затем вдруг повернулось набок. Оно боялось его, но пыталось наладить контакт!.. Он стал всматриваться в воду, силясь понять, что же это за существо и как с ним общаться? Длинные тёмные волосы, почти не видные под водой, худые ключицы и плечи, такие же синеватые, как лицо, но которых также почти не видно на глубине, — женская грудь… Значит, это не оно, а — она. «Красивая чертовка!.. И как смотрит на меня!» — подумал он и, забыв прежний опыт, сделал два шага вперёд. Она снова отодвинулась от него. Как же завоевать доверие, как вступить с ней в контакт?.. Догадка родилась быстро. Он просительно поднял перед собой руки, поднял осторожно, чтобы не спугнуть её:

— Будь здесь, никуда не исчезай, хорошо?

Она никак не отреагировала.

— Оставайся… — он показал пальцем на своё место, — там… — затем на её. — Хорошо? — повернул голову набок.

Она тоже повернула голову набок. Удача! Он быстро, но как можно мягче пошёл спиной вперёд к берегу, не сводя с неё приветливого взгляда.

Лишь оказавшись на берегу, он сообразил, что совершенно голый и что являться на первое свидание в таком виде хоть и оригинально, но не совсем прилично. Он взял было одежду, но, подумав, что и пассия его весьма необычная и что обилие посторонних предметов может её испугать, не стал одеваться. Вытащив из походного рюкзака шоколадный батончик, он сорвал с него обёртку и поспешил обратно к воде.

Она была на том месте, где он её оставил. Дойдя до своей прежней позиции, он остановился и осторожно протянул ей батончик:

— Вот… Я понимаю, что цветами тут и не пахнет, но…

Откусив кусочек, он улыбнулся:

— Это тоже ничего… Хочешь попробовать?

Она смотрела на его протянутую руку и не двигалась. Неудача… Он сел на бревно, скрестив под собой ноги и приняв как можно более открытую, дружелюбную позу, и снова протянул ей угощение:

— Вот же, возьми… Я не кусаюсь, не бойся меня… Хочешь?.. Нет? Не хочешь?.. В таком случае, мне он тоже ни к чему!

Он тихонько бросил батончик в воду, примерно на середину того расстояния, что отделяло их друг от друга. Она исчезла и через секунду снова появилась, в том месте, куда он бросил батончик, — с его угощением в руке! Двойная удача! Теперь он хорошо видел её лицо: мягкие черты, полные губы и большие чёрные глаза, бездонные, как небо, и манящие, как ночь!

— Вот видишь, — улыбнулся он, — а ты боялась! Попробуй, он вкусный!

Она продолжала смотреть на него, держа батончик в руке, и по-видимому не понимала или не слышала его слов.

— Ну же, попробуй… — он поднёс руку ко рту и сделал движение, как будто откусывает что-то.

Она снова никак не отреагировала, но это обрадовало его, ведь она больше не боялась его движений.

— Нет? Значит, ты не любишь сладости?.. А я люблю!

Он протянул ей руку и улыбнулся:

— Если не хочешь, верни его мне, и я его с удовольствием съем!

Он вспомнил про их условный знак — и наклонил голову набок, как бы подкрепляя этим свои слова. Она долго смотрела на него, должно быть, пытаясь понять, что значат его жесты и насколько всё это безопасно для неё? — наконец приблизилась к нему и протянула батончик, медленно поднимая его всё выше и выше над собой. Батончик высунулся из воды, парень осторожно взял его двумя пальцами, и, как только это произошло, она сделала странное движение — энергично встряхнулась всем телом и исчезла в глубине, махнув перед ним… огромным сине-зелёным чешуйчатым, как у рыбы, хвостом!

Парень даже привстал от неожиданности… сел на корточки, отложил батончик и, подавшись вперёд, стал всматриваться в воду, надеясь снова увидеть её. Но ничего… Только водная гладь, ярчайшие звёзды на ней, а за ними — глубина, темнота и предательская неизвестность. Но вот он снова увидел её лицо, прямо перед своим. Огромные чёрные глаза смотрели на него сквозь тончайшую паутинку, сплетённую из сотен звёзд, — и он был так рад этому взгляду! Она вдруг протянула руку к поверхности воды, отделяющей их друг от друга, и коснулась указательным пальцем одной из звёзд. Убрала руку, и… теперь звезда светилась на самом кончике её пальца, погружаясь в глубину вместе с рукой. Она взглянула на звезду и… растёрла её на пальцах, превратив в тускло светящееся облачко, окружающее её руку и неизменно следующее за ней.

— Это волшебство… — прошептал поражённый парень.

Опьянённый происходящим, он протянул вперёд руку и тоже коснулся одной из звёзд на поверхности воды, но ничего не произошло, лишь пошли в разные стороны обыкновенные круги. Когда водная поверхность успокоилась и звёзды перестали колыхаться на ней, она снова подняла руку, взяла одну из звёзд и протянула ему, приблизив палец с ярко светящейся крупинкой на кончике почти к самой поверхности. Парень опустил руку в воду и коснулся её. Звезда, как и в первый раз, рассыпалась от прикосновения, превратившись в светящуюся пыль, и, когда она убрала руку, облачка стало два — вокруг её пальца и его. Приятное, едва ощутимое покалывание распространилось от кончика его пальца сначала по руке, затем по всему телу. У него подкосились ноги от этого волшебного чувства, и он обессиленно сел на дерево. Не без труда поднял он руку, чтобы рассмотреть облачко поближе, но, как только его пальцы оказались на воздухе, оно исчезло, вернее, не последовало за ним наверх, а растянулось по водной поверхности плоским световым пятном, которое быстро рассеялось. Словно облачка и не было вовсе, словно оно могло существовать только по ту сторону воды. Наверняка он подумал бы, что всё это — оптический обман, если бы не ощущение, которое хотя и становилось с каждой секундой слабее, но не исчезло, как облачко, бесследно. И она не исчезла. Она наблюдала за ним неподвижно и, должно быть, ждала его следующего шага.

— Ты — волшебство…

Сейчас он хотел только одного: чтобы «волшебство» было ещё ближе, — опустил в воду руку и протянул ей. Она смотрела то на него, то на его руку и, по-видимому, колебалась.

— Я не сделаю тебе плохо, — прошептал он. — Просто дай мне твою руку…

Она решилась и коснулась его ладони. Взяв за самые кончики синеватых пальцев, он подержал её руку немного, чувствуя необычный холод, неестественный для человеческого тела, и тихонько потянул наверх. Она не сопротивлялась, и он потянул сильнее. Но вот она сделала движение в сторону, и он остановился.

— Не бойся, всё будет хорошо… — и он чуть сжал её руку.

Она не пыталась освободиться. Тогда он медленно потянул вверх — и снова подивился: её синеватые пальцы, оказавшись на поверхности воды, стали белыми, как снег, и холод в них стал не так ощущаться. При этом на воде вокруг её руки появилось синеватое световое пятно, — так же, как с облачком. Словно её волшебная кожа была покрыта какой-то краской и, оказавшись вне воды, сбрасывала эту краску, превращала в свет. В то же время её тело, остающееся под водой, сохраняло свой синеватый цвет. Он опустил её руку обратно под воду и снова почувствовал необычный холод. Её кожа мгновенно посинела, отбрасывая в разные стороны миллионы прозрачных воздушных пузырьков, которые устремлялись вверх и словно уносили бледность с её кожи, лопались у поверхности и исчезали…

Всё это время она смотрела на него и, казалось, чего-то ждала.

— Всё будет хорошо, поверь…

Он резко поднялся и что было сил потянул её за руку — наверх, на поверхность! Миллионы разноцветных брызг — белых, золотых, синих, зелёных — с громким звуком полетели в разные стороны, совершенно ослепив и оглушив парня. Когда он пришёл в себя, то увидел, что у него на руках лежит совсем не то существо, которое он наблюдал секунду назад под водой, а — прекрасное создание, с бархатной белой кожей, длинными вьющимися волосами, красивым лицом, телом и — ногами. Никакого хоста больше не было! Всё, что осталось от него, — это большое световое сине-зелёное пятно на воде, которое беспокойно колыхалось и таяло на глазах.

Минуло мгновение, другое, а её глаза были закрыты, она не двигалась и не подавала признаков жизни. Неужели он погубил её? Но вот её грудь поднялась, внутри у неё громко булькнуло, она открыла глаза и забилась в его руках, издавая страшные булькающие звуки. Затем у неё изо рта потекла вода, переливающаяся синим и зелёным. Парень перевернул её лицом вниз и крепко сжал за плечи, уже откровенно жалея, что затеял всё это. Но вот вся вода вышла из неё, и она задышала, сжалась в комочек, прижала к груди трясущиеся руки. Он стал растирать ей плечи и спину, так как она была холодна, как лёд:

— Видишь, а ты боялась… Сейчас согреешься, и станет хорошо, хорошо…

Но ничего не помогало, и она продолжала дрожать. Он попытался поставить её на ноги, чтобы отвести на берег. Но ноги не держали её, подгибались и были как ватные. Тогда он подхватил её на руки и понёс на берег, там посадил на траву и укутал потеплее в одеяло.

— Будь здесь… Здесь!.. Хорошо? — он повернул голову набок.

Она, дрожащая, тоже повернула.

— Хорошо, я схожу за дровами и вернусь… Будь здесь!

Когда он вернулся, запыхавшийся, с охапкой дров, она сидела на том же месте и дрожала уже не так сильно.

— Видишь, какая ты молодец, сама справляешься! — улыбнулся он. — А со мной дело ещё быстрее пойдёт…

Он сложил дрова аккуратной горкой чуть в стороне от неё и пошёл к воде, где лежали его вещи. Закутанная в одеяло, она наблюдала за ним, никак себя не проявляя. Вернувшись в штанах и со спичками в руках, он присел около неё и улыбнулся:

— Хочешь, я тоже покажу тебе волшебство?

Когда он чиркнул спичкой, трудно было сказать, что вспыхнуло ярче — спичка или её глаза. Она внимательно наблюдала за тем, как желтоватый огонёк полз по белой деревяшке, и когда он погас, даже вздрогнула от неожиданности. Парень довольно улыбнулся, чиркнул ещё одной спичкой и, взяв за серединку, протянул негорящим концом ей:

— Вот, потрогай… Не бойся, это всего лишь спичка!

Она неуверенно протянула вперёд руку и… коснулась пальцем огонька. Парень отдёрнул руку, она — свою.

— Ты что? Это же огонь! Нельзя его трогать, это больно! Опасно!

Она смотрела на него и сосала обожжённый палец.

— Дай! Дай мне палец…

Нахмуренный, он взял её руку и подул на больной палец. Тогда она тоже взяла его руку и дунула ему на пальцы. Он улыбнулся:

— Чуднáя ты!.. Но давай разжигать костёр.

Когда огонь разгорелся, он помог ей подняться и — засиял:

— Смотри: ты стоишь!

Она действительно стояла, нетвёрдо, опираясь на него, но стояла. Поддерживая её, он сделал шажок к костру:

— А теперь попробуй ты, это несложно, повторяй за мной…

И он сделал ещё шажок, увлекая её за собой…

У ярко горящего костра она стояла уже без его помощи, он лишь слегка придерживал её за плечи, покрытые одеялом. Дрожь унялась, и она, наконец, согрелась.

— Вот видишь, всё хорошо… И ты умница! — он поцеловал её в шею, от чего она вздрогнула, но не отстранилась.

Когда огонь начал угасать, он отпустил её и отвернулся, чтобы взять дров и подкинуть в костёр, а повернувшись, увидел, что она стоит почти вплотную к огню и что край одеяла, упавший на угли, загорелся! Он сдёрнул с неё одеяло и оттолкнул её от костра. Бросив одеяло на землю, он стал сердито топтать его босыми ногами:

— Да что же ты за создание такое?! Я беспокоюсь за тебя! Учу тебя, а ты ничему не учишься, ничему!

Его злоба мгновенно улетучилась, когда он повернулся и взглянул на неё, нагую, залитую серебристым ночным светом, белоснежную и такую соблазнительную. Она стояла, прижав руки к груди, и, блестя глазами, смотрела на него. Он подошёл к ней и коснулся её плеча. Она вздрогнула, прижала руки сильнее к груди. Он осторожно убрал её руки и дотронулся до груди. От этого прикосновения её тело обмякло, и она упала в его объятия. Губы её разомкнулись и задрожали, ища чего-то. Он взял её на руки и понёс под деревья…

…Она лежала у него на груди, а он гладил её по спутанным волосам и смотрел на небо, просвечивающее через переплетающиеся ветви и макушки дерев.

— А здорово ты… — протянув руку к небу, он как будто дотронулся пальцем до одной из звёзд, — со звёздами… Вот бы ещё раз увидеть…

Она, естественно, ничего не ответила. И он вдруг поймал себя на мысли, что за всё то время, пока они были вместе, она не издала ни звука, даже когда они занимались любовью. И ни разу не улыбнулась. Это опечалило его, и он задумался. Ему понравилось заниматься с ней любовью — у неё было роскошнейшее тело. Но что было в ней привлекательного, кроме этого?.. Ничего. Ничего из того, что прежде так завораживало его. Не было больше волшебства, не чувствовался необычный холодок, исходивший от её неё в воде, таинственность рассеялась. И тело её теперь, когда он познал его и был удовлетворён, перестало быть для него таким соблазнительным…

В животе у неё вдруг громко заурчало. Убрав её руки с груди, он поднялся и надел штаны:

— Я схожу за едой и водой…

Он вернулся, неся в руках бутылку воды, шоколад, банку рыбных консервов и хлеб, завёрнутые в рубашку. Вывалив всё это на землю, он протянул ей рубашку:

— Вот, одень, не хватало ещё, чтобы ты простудилась…

Она разглядывала разбросанную на земле провизию и не обращала на него внимания. Он сам надел на неё рубашку, застегнул на две пуговицы на груди и сел рядом. Напившись воды, он передал ей бутылку:

— Не знаю, как там у вас внизу, но у нас здесь вода самая вкусная на земле! Попей…

Повторяя за ним, она приложила бутылку к губам. Вода потекла по её щекам, по шее и груди под рубашкой, но через секунду-другую она уже умела и пить и… осушила полуторалитровую бутылку! Вытерев ладонью лицо, она облизала мокрые пальцы, повернулась к нему и… отрыгнула. Он сделал вид, что не заметил этого.

— Давай есть…

На самом деле, ему очень хотелось есть после секса, он готов был быка съесть, и потому первым, за что взялся, были, конечно, консервы. Не бык, к сожалению, но и не какао. Он поддел пальцем ушко на консервной банке и энергично сбросил с неё крышку. Достав несколько рыбок, он разложил их по нарезанным кусочкам хлеба и поднял на ладони один из бутербродов:

— У… гощайся…

Она с ужасом смотрела на бутерброд.

— Что? Что такое ты увидела на нём? Муха?..

Не понимая, в чём дело, он придвинулся к ней ближе, протягивая бутерброд. Она вжалась в дерево, задрожала. Наконец он смекнул… сглотнул слюну, потёкшую от запаха консервов, и недовольно сжал челюсти.

— Я понял: ты не любишь рыбу… Вернее, наоборот! — раздражённо сказал он, собирая бутерброды в кучку. — Ты очень любишь своих соотечественников, и поэтому тебе неприятен вид их мёртвых тел! Что ж, замечательно! Будем давиться — шоколадом!

Он швырнул бутерброды вместе с банкой прочь от себя, затем взял шоколад, сорвал упаковку и, откусив большой кусок, стал остервенело жевать. Она смотрела на него, не шевелясь, и, по-видимому, ничего не понимала… Ни черта не понимала из того, что вообще происходит в этом мире и как в нём нужно жить!

— Бери и ешь! — он бросил ей шоколад. — Если не будешь есть, ты умрёшь! Поэтому бери и ешь!

Он не стал показывать, как нужно есть, и дожидаться, когда она начнёт, резко встал и пошёл к воде, бормоча:

— Знала бы ты, чем я тут занимался и сколько ваших перетаскал, пока тебя не было, — чёрта с два бы подошла! Да и не нужно было, ни подходить, ни подплывать… Вообще не появлялась бы! Вынырнула на мою голову…

Парень долго стоял на берегу и смотрел на воду, вспоминая своё знакомство с ней. Знай он, что всё так получится, ни за что бы не ввязался в это. Но ничего не поделаешь: что произошло, то произошло… И что же, теперь ему опекать эту рыбоголовую? Эта мысль удручала его, так как находиться с ней вместе было просто невозможно. Но и оставить её одну было тоже невозможно, ведь это он привёл её в этот мир, более того, он пообещал ей, что всё будет хорошо… И что в итоге?

— Дрянь дело! — ругнулся он вслух и, услышав приближающиеся шаги, повернулся.

Она шла к нему, расставив руки в стороны и растопырив пальцы, и смотрела то на него, то куда-то вниз. Её лицо и руки были вымазаны чем-то чёрным, и парень очень испугался, подумав, что это кровь и она поранилась. Но когда она подошла ближе, он понял, что это всего-навсего шоколад и что она… описалась. По её ноге тонкой струйкой сбегала моча. На неё она и смотрела.

— А чёррт! Да сколько можно! — вскричал он. — Неужели нельзя без всех этих… причудасов?!

Она продолжала смотреть то на него, то вниз, а когда вся моча вышла из неё, она, по-видимому, успокоилась и… начала жадно облизывать руки, испачканные шоколадом. И плевать она хотела на то, что он говорит, и тем более на то, что творится у него в душе!

— У-рр-гх!.. Жди здесь! Я схожу за салфетками!

Когда он вернулся, на прежнем месте её не было. Нигде не было! Вдруг за кустами неподалёку послышался шорох. Он пошёл туда, и то, что там увидел, окончательно добило его, даже салфетки выпали у него из рук. Она стояла, как собака, на четвереньках в том месте, куда он выбросил консервы, и жадно ела с земли. Рядом с ней сидел крупный, толстый ёжик и тоже ел. Теперь она училась у него! И должно быть, она очень проголодалась, раз теперь ни вид, ни вкус рыбы её не отталкивали! И ёжик совсем не боялся её, воспринимая, наверное, как свою, как животное!

— Да ты что, очумела?! — подбежал он к ней, спугнув ёжика, и дёрнул за руку.

Она подняла на него глаза… и продолжила есть.

— Ты совсем очумела… Ты совсем очумела! Давай! Ешь! Всё сожри! А когда ничего не останется, сдохнешь от голода! Я не возьму тебя с собой в город, не поеду! Потому что ты сдохнешь там, как собака, или кого-нибудь сожрёшь! Мы оба останемся здесь и подохнем к чертям!
Парень обессиленно опустился на землю и взялся за голову. Так и сидел он, пока она не съела всё и не села рядом.

— Я не знаю, что мне с тобой делать… Ты просто животное!

Он поднял на неё потухшие глаза… Как она вообще могла ему нравится? Грязные, растрёпанные волосы, чёрное от земли и шоколада лицо, чёрные руки с травой и грязью под ногтями.

— Ты что, рыла нору?..

Она посмотрела на пустую консервную банку и облизнулась.

— Ты всё съела… — воздохнул он. — Что мне ещё тебе дать?..

Он вдруг вспомнил, что ещё остался батончик, — на дереве, на котором всё началось.

— Хочешь ещё шоколад?.. — спросил он безучастно. — Конечно, хочешь, чего я спрашиваю?.. Сиди здесь, я принесу… А впрочем, нет. Пойдём со мной, больше я тебя одну ни на минуту не оставлю… — и он повлёк её за собой.

Батончик лежал там. Он поднял его и протянул ей:

— Вот, это последнее, что осталось…

Она взяла его и стала есть, размазывая новую порцию шоколада по рукам и лицу. Парень брезгливо поморщился и отвернулся.

Небо быстро светлело на востоке, предвещая скорый рассвет. Вода тоже становилась светлей и светлей. Он посмотрел на своё отражение и ужаснулся: лицо осунулось, под глазами набухли мешки, и кожа стала нездорового, землистого цвета. Казалось, за эту ночь он постарел лет на десять, если не больше. А если так, значит, не будет никакой опеки с его стороны, потому что ещё день, два, максимум три — и он не выдержит. И что тогда, она останется одна?.. Невозможно. Невозможно. Он долго думал, как поступить, наконец принял решение, повернулся и грустно взглянул на неё:

— Прости, но так будет лучше для тебя, поверь.

С этими словами он столкнул её в воду. И, как только она погрузилась, её кожа снова стала волшебного синеватого цвета, как прежде! Через миллионы прозрачных пузырей, поднимающихся к поверхности, он разглядел и огромный чешуйчатый хост! Но что-то было не в порядке, потому что она тут же вынырнула на поверхность, снова став наполовину белокожим чудищем и пуская по воде вокруг себя сине-зелёный свет, схватилась за бревно и, как утопающая, стала жадно глотать ртом воздух. Парень убрал её руки с бревна, взял за голову и опустил под воду. Она отчаянно билась под его рукой, пытаясь освободиться и вынырнуть на поверхность, но он был сильнее и держал её голову до тех пор, пока она не замерла и не пошла мёртвым грузом ко дну. В том месте, где она ушла под воду, несколько раз булькнуло и… всё закончилось.

— Я не мог поступить иначе. Прости… — повторил он и поплёлся на берег.

Он долго ходил по берегу туда-сюда, собирая свои вещи в рюкзак, и в неясном свете зарождающегося дня был похож на призрака, который слоняется по миру и никак не может обрести покой. Когда все вещи были собраны и он уже был готов тронуться в путь (оставаться, чтобы ещё порыбачить, он больше не хотел), он вдруг сообразил, что на нём нет рубашки. Он грустно взглянул на воду и — встрепенулся. Возле дерева, в том месте, где оно уходило под воду, что-то белело. Он взобрался на дерево и пошёл на другой его конец. Так он и думал — это была его рубашка. Он присел на корточки, вытащил её из воды и — замер. Из глубины на него смотрели большие чёрные глаза! Это была она, и с ней всё было в порядке! Парень даже рассмеялся, так он обрадовался ей. А она смотрела на него неподвижно, затем повернула голову набок. Парень тоже повернул…

— Вот видишь, я же сказал, всё будет хорошо, и так и получилось… — он протянул к ней руку и, не касаясь воды, провёл кончиками пальцев по тому месту, где видел её щёку.

Она тоже протянула…

— Жалко, что на небе больше нет звёзд, я бы хотел снова увидеть твоё волшебство… — и он улыбнулся, любуясь ей.

Прошла минута, ещё чуть-чуть, и вот из-за макушек деревьев показалось рыжее солнце. Первый, самый бойкий и яркий луч его пробежал по воде, и озеро вспыхнуло золотом, осветившись изнутри. Тьма ушла из него, и вместе с тьмой исчезла она, рассеялась в свете, как сновидение поутру…

Много раз потом парень приезжал на озеро, чтобы переночевать. Он подолгу сидел на дереве у воды, смотрел на звёзды, отражающиеся в ней, и всё ждал чего-то. Но ничего не происходило. Ему было грустно от этого и в то же время очень хорошо, ведь это были волшебные ночи. Перед самым рассветом он возвращался на берег, растягивался на траве и спокойно засыпал. Он был счастлив и не жалел ни о чём — и, наверное, был прав, ведь каждая ночь в этом мире волшебная, но самая волшебная бывает лишь однажды.

13.09.2011
Денис Вонсаровский