Пироженкова. Учительница (рассказ)

Елизавета Петровна устало потерла глаза, подумала: «Надо бы сделать кофе», тяжело поднялась из-за своего заваленного бумагами и учебниками стола и пошла на кухню. На часах было без пятнадцати час, муж давно лег спать. В квартире было тихо, темно, и только на кухне да еще в одной маленькой комнате, которую условно в их семье называли «кабинетом», горел свет. Быстро вскипел чайник. Елизавета Петровна заварила себе кофе, отрезала колбасы, хлеба и села за стол. Ей ужасно хотелось спать, работы впереди было много, но для нее это было не новое ощущение. С четырнадцати лет полноценный сон стал ей казаться роскошью, позволительной лишь в некоторые дни каникул. Шло время, положение дел не менялось – их количество постоянно увеличивалось, и Елизавета вскоре перестала думать о какой-то другой жизни, спокойной и размеренной, без огромных умственных нагрузок, переходящих в физические. Вообще, ей казалось, что она недосыпала всю свою сознательную жизнь.

Хотела ли Елизавета Петровна жить иначе? Вряд ли, ей нравились ее успехи, ее «прогрессы», как она сама отмечала их про себя, ей нравилось быть самостоятельной и эмансипированной женщиной, которая при всех своих заботах еще успевает побыть с семьей.

Насчет последнего, правда, она лукавила. Единственный ребенок – сын Александр, никогда не был ей близок, он никогда не мог понять, куда спешит мама и почему ее так раздражает играть с ним, когда он просит, почему она не ласкова, как все остальные мамы. От нее он всегда слышал одно: «Учи, тебе это пригодится», «Детство кончилось», «Ты должен быть первым» – любой разговор, который мог бы состояться между ними, нес в себе именно эту информацию. Так, о том, что его детство кончилось,  Саша узнал в шесть лет, когда пошел в школу. Мама хотела, чтобы ее мальчик учился на одни пятерки, и поэтому, если у него что-то не получалось, она часами заставляла его сидеть над одной и той же задачкой. В итоге, сквозь слезы, Саша понимал что-то, но только на один раз. Математику, с которой у него были проблемы, он не понял никогда. Но если он жаловался о своей к ней неспособности маме, мама отвечала: «Учи, я куплю тебе книжек», и чуть позже, когда в доме появился Интернет : «В интернете есть много ресурсов, где все понятно написано». Саша позже понял, что на любую проблему мама хочет найти решение, но он чувствовал, что она не может понять, что проблему надо сначала выслушать и прочувствовать, как маме, как живому человеку. Его маме этой «живости», «мягкости», явно не доставало.

Муж Елизаветы Петровны, Костя, уже давно отвык в своей супруге видеть женщину. В молодости, когда они познакомились, его привлекла ее яркая красота, ее активность и успешность – он не знал, как не влюбиться в такую. Потом, когда они поженились и стали жить вместе, все больше Костя понимал, насколько другой человек его жена. Она не хотела сидеть дома, она хотела строить карьеру – и все было бы замечательно, если бы она делилась с ним наболевшим, но чаще всего она просто шла напролом, не умея вести душевных разговоров или просто замыкаясь в себе. Свою работу, свои успехи и неуспехи она ставила выше его, Костю это поначалу обижало, а потом он смирился и с этим. В определенный момент их брака Костя понял, что их отношения определяются уже больше дружеской привязанностью, чем любовью, и для него это не было трагедией. Когда он был подростком, Косте мама часто говорила, что такое бывает между людьми, и нет ничего страшнее, чем разрушить семью. Костя был человек восприимчивый и ведомый, мамин завет понял хорошо и не стремился к страстям на стороне. К тому же, его работа, включающая в себя обилие командировок, позволяла ему жить своей жизнью. И Костя был весьма доволен этим, и не думал упрекать в чем-то жену. По большему счету, ему было все равно.

А Елизавете Петровне, если бы она узнала о всяких Катеньках, Анечках и Наташеньках своего Константина, было бы совсем не все равно, но очень больно. Но она не узнавала, не хотела узнавать и интересовалась другими вещами. Она работала в школе углубленного изучения английского и испанского языков, и преподавала последний. Она им владела в совершенстве, и именно она являлась ведущим педагогом в своей школе. Конечно, школа – это был не предел карьеры Елизаветы Петровны, она могла бы добиться куда большего. Когда она окончила институт, ей приходили предложения стать переводчиком художественной литературы, но она отказалась. Елизавета Петровна не умела чувствовать лирическую составляющую литературы, она не понимала ни стихов, ни прозы – главные и неглавные герои казались Елизавете Петровне мертвыми людьми, их поступки ей были непонятны.

Предлагали работу и несколько крупных фирм – от этих предложений Елизавета Петровна также отказалась, хотя места были подходящие, требующие высокоорганизованного и амбициозного человека, коим и являлась наша героиня. Но дело уже было не во внешнем, а во внутреннем, дело было в самой Елизавете Петровне.

Ей было двадцать восемь лет, подрастал Саша. Елизавета Петровна любила его, но не знала, как выразить эту любовь. Ей не нравились эти молодые и не очень мамочки, вечно сюсюкающиеся со своими детьми, целующими им ножки и ручки, и животики. Ей не хотелось сюсюкаться с Сашей, ей хотелось поскорее вырастить его, посмотреть, кого она родила, что за человек Саша такой. Ей тяжело было сидеть с ним маленьким, скучно было играть с ним, видеть, как он чего-то не понимает. Однажды Саша не мог собрать конструктор, какие-то детали не подходили друг к другу, а Елизавета Петровна, расстроившись тем, что сын не развивается так быстро, как хотелось бы, сказала ему что-то грубое и собрала все сама. Она не заметила, как быстро Саша перестал интересоваться популярным среди мальчиков его возраста «Лего»…

Ей всегда было тяжело заниматься с ним маленьким, но когда он стал старше, она начала заниматься  с ним испанским, и Саша начал быстро схватывать преподаваемые ему слова, времена, падежи… Сама Елизавета Петровна увлеклась объяснениями, все больше погружаясь в язык, открывая двери его переливающегося золотым и красным, мира. Тогда она решила, что станет учителем, и что пусть даже ее сын ленив, он будет знать язык, и пусть еще будут сотни ленивых учеников, но и они будут знать язык… Мысль быть Учителем, ведущим за собой умы – сколько благородного и светлого увидела в этом Елизавета Петровна! А более того – она подумала, что так раскроет саму себя, станет ближе к сыну, поскольку дистанция, которую между ними соблюдал Саша, ощущалась этим жестким, но все же материнским, сердцем.

Деньги ее интересовали, но не настолько, чтобы быть ее золотым тельцом, безбедное существование мог обеспечить муж, да и зарплата учителя иностранного языка в достойной школе не была копеечной, так что Елизавета Петровна не колебалась, подавая заявку на работу.

…Прошло несколько лет. Елизавета Петровна, как уже говорилось, была ведущим педагогом в своей школе, многие ученики ее любили, многие – нет, коллеги по работе уважали, но не более. Все с ней поддерживали деловые отношения, никогда Елизавета Петровна не принимала участия в кофейных беседах об учениках и «о женском» в учительской. Елизавета Петровна ничего не знала о своих сотрудницах, они мало знали о ней.

Как никто эта женщина отдавалась работе. Она придумывала грандиозные планы по проведению уроков, она имела связи с несколькими заграничными школами и поддерживала их, она пыталась ставить спектакли на испанском языке, доставала кучи разных учебников и словарей, в которых ей одно удовольствие доставало искать слова со схожим значением и маленькой разницей, чтобы потом продемонстрировать на уроках это своим ученикам… Она билась за проведение внутришкольных олимпиад, советовала своим ученикам сдавать международные экзамены…

Она радовалась, когда ее ученики слушали ее, легко расстраивалась, когда нет, и постепенно стало выходить так, что в ее группу попадали только лучшие ученики школы. Самые способные, самые ответственные. Сколько прекрасных  лет прошло, сколько было замечательных выпусков, в которых Елизавета Петровна души не чаяла! Иногда, по праздникам, она получала открытки и электронные письма от своих бывших учениц и учеников, которые благодарили ее за переданный им язык…

Так шло время, но постепенно стало происходить что-то странное. Способных и целеустремленных стало все меньше. Совсем маленькие стали группы у Елизаветы Петровны, вскоре вместо них стали самые обычные группы, состоящие из весьма посредственных учеников. То, что давала им Елизавета Петровна, они не воспринимали. То, что она объясняла им, они не могли запомнить.

Елизавета Петровна пыталась , как и прежде, планировать уроки, готовить этих детей к экзаменам, но ничего не получалось – дети выбивались из ритма, который она хотела задать. Это не были тупые дети, это были дети, которые не могли понять ее. Для них Елизавета Петровна была все равно что машина, что робот, на который записано слишком много информации.

Затем по стране ввели более сложный экзамен, чем был в предыдущие года. И Елизавета Петровна, безуспешно пытаясь готовить свои группы к нему, все больше разочаровывалась в том, что она делает. Она читала детям наставления, говорила, что «они уже не дети», и видела, как сильно это возмущает их, видела, что ее слова до них не доходят. Она пыталась забросить свои методы преподавания, но этого не получалось – начав однажды, она не могла остановиться.

Вырос и женился сын, Елизавета Петровна все никак не могла вспомнить о том, чтобы позвонить ему и спросить, как у его семьи дела. Уезжал и приезжал муж, и Елизавета Петровна чаще видела только его большую спину, когда ложилась спать далеко за полночь.

Дети все также не хотели учиться, время шло.

Тем вечером Елизавета Петровна доела свой бутерброд, допила кофе, доделала всю ту работу, которую нужно было сделать  и легла спать, повернувшись своей спиной к большой спине своего мужа.

На следующий день, в школьном туалете, стоя за дверью учительского туалета, Елизавета Петровна услышала разговор своих учениц. Одна из них, которая была единственной, на которую Елизавета Петровна возлагала надежды по сдаче экзамена и по изучению языка вообще, рассуждала, явно желая покрасоваться перед подругами:

-Вот вы все говорите… Елизавета Петровна то, Елизавета Петровна се… Я согласна, у нее ничего не выходит с нами, но мне ее так жалко…Она похожа на человека, который пытается захватить с собою все-все бумаги и книги с огромного рабочего стола…Вот она подходит, берет всю эту огромную кипу и несет…Все валится, потому что все надо нести по стопочкам, валится, и в итоге она подходит с одним каким-нибудь листочком, который не очень-то и нужен. Самое ужасное, девочки, что этот листочек – наши знания, которые мы вынесем из школы благодаря ей… – но тут прозвенел звонок, и стайка этих одиннадцатиклассниц убежала, щебеча о точности сравнения, в класс. Через минуту из туалета вышла и Елизавета Петровна.

Читайте журнал «Новая Литература»

В тот же день  она подала заявку на увольнение.

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.