Владимир Фролов. А все-таки недолгая зима… (сборник стихотворений)

Окно распахнешь…

***

Окно распахнешь в палисадник, где плещется клен

И ветер-скиталец ночлег выбирает под вечер…

И снова покажется – счастлив ты или влюблен,

Окажется – счастлив –не слишком тверез и не вечен.

Ведь сумерки летние да благовест вдалеке

Настолько твои – кто еще их вернее оценит…

Никто кроме жизни, уснувшей в своем уголке,

А сути ее и свихнувшийся мир не изменит

И не обратит в бесполезный мечтательный вздор

Легавой риторики или монеты разменной

О счастье грядущем – как склочен такой разговор

И немилосерден – и масленый враз и надменный.

Что эти пророки, оратели и хрипуны

В погоне за истиной, спившейся или пропавшей

В подполье сыром на задворках неловкой страны

Пред утренней жизнью и будничной радостью нашей

Склоняться над нею и словно ребенка кормить

Не манной небесной, а кашей какой-нибудь с ложки…

Читайте журнал «Новая Литература»

Да в памяти номер на случай фатальный хранить

Не в райских ли кущах скрывающейся неотложки.

В саду таком…

***

В саду таком, где листья и на свет,

Да и на вздох привыкли отзываться,

Где лишней озабоченности нет

Кому в какой шеренге примелькаться –

Где и тебе, мятежному, дано

Узнать как мир очнувшийся наряден,

Где ветру или небу все равно –

Докучен ты себе или отраден.

Встреча с осенью

Зима установилась будто

И убедительна вполне.

И вновь доверчиво-беспутый

Я вижу свет в своем окне.

И, словно идолопоклонник,

Молюсь последней пачке чая

И забываю про  мороз,

Прозрачный запах замечая

В дыму ростовских папирос –

Так пахнут суховей.., и донник…

И лист сгорающих берез.

Вслед за зеленью землю…

***

Вслед за зеленью землю пронзает надежда на ветер.

Озорник и гуляка, с весною он неразделим

Или выпушкой верб, ивняка и распахнутых ветел…

А высокое солнце как нимб восходящий над ним.

Шалопай-ветерок – что любезней озябшему сердцу –

Бьется, словно впервые прочувствовав важность свою,

Места вновь не найдет, и волнуется, в грудь или дверцу

Ударяя смущенно как воин заблудший в раю.

Гудки и хрипы…

***

Гудки и хрипы тепловоза

С утра, как водится, не в тему…

Но есть официантка Роза,

Похожая на хризантему.

Передник, желтенький кокошник,

Глаза как синие кулисы…

И будь я барственный киношник,

Свежее б не искал актрисы –

Ругательства и комплименты,

Приязнь к навару и буфету,

И подгулявшие клиенты,

Сходящие на нет как в Лету.

Пускай служанка недолива

Наполнит новую рюмашку –

Я закажу вдогонку пива,

А Розе подарю ромашку –

За слабости и своеволье,

За то, что Роза-хризантема

Царит над грешною юдолью

Звездой ночного Вифлеема.

Просторы Петербурга…

***

У вечности ворует всякий,

А вечность как  морской песок…

Осип Мандельштам

Просторы Петербурга, простодушие и жажда

Простого винограда и крымского тепла.

Прозрачная звезда – высокая поклажа

Под скользкий шепоток из-за угла.

Надменный город в рифах типографского набора

И волчья спесь – за ним и перед ним;

И вздох как на заре, как после приговора,

И только воздух чист и невредим.

Пусть время правит бал за вспыхнувшую вечность.

Песок же сохранит – и слезы, и следы:

Молочный день, канцон суровую беспечность

И соль прибоя, камня и звезды.

И горький ветер воли, и ребячливая крепость,

И верность  мирозданью – все на нем…

И чаша глубока, и высока нелепость

Пред горним искупительным огнем.

В болотный северный…

***

Командированный к  тачке острожной…

Осип Мандельштам

В болотный северный полон

Или таежный кольский роздых

Торопимся и воздух пьем

Взамен винца – холодный воздух

С горячим – словно бы ерша –

Припоминаньем краткой воли…

Малютка, нищенка, душа –

И ты из перекатной голи.

Уже не светит, не свербит.

И громыхая как калека,

Наш поезд мчится за Ирбит

Во славу сломленного века,

Во глубь сибирских пустырей…

И словно с чифирочком кружка,

Хоть ты нечаянно согрей –

Фуфайка, нянюшка, дерюжка…

Воспалённая степь…

***

Воспаленная степь – звезды, кони, костры.

Голенастой свободой встревожен и пьян,

Пострелёнок, не ведающий до поры,

Кто ты – Цезарь, Аттила, Тимур, Чингисхан?..

Не  мяукающий пухлощекий юнец,

А походной волчицей вскормлённый орел –

Ты еще не испил похоронный свинец

И смирения в келье земной не обрел.

Прокопченный в дыму побратима-костра,

Звездным холодом яростно заворожен,

Ты  мечтаешь, наглец, как легка и остра

Будет смерть твоя – мамка, рабыня, сестра…

А печали не будет – природа  мудра,

И не ею ли ты  эту ночь ослеплен.

Доведется вспомнить…

***

Доведется вспомнить – и непокой,

И дикарку-вьюгу…  и я промерз,

Продираясь над ледяной рекой

В ночь к хозяйке оживших декабрьских роз.

А свежи как времени канитель

Эти розы колючие в декабре…

Вспомним, выпьем, милая, за  метель,

За мороз и непогодь на дворе!..

Эх барак ты наш – словно храм искусств,

А с утра посмотришь – так чисто храм…

И заблудших роз запоздалый куст

Перед алтарем в изморози рам.

Городской романс

***

Надену я белую шляпу

и выеду в город Житомир,

Где листья сирени как судьи

прощают остывший асфальт.

В гостинице « Три  менестреля»

сниму с умывальником номер,

С кушеткой, чтоб метко в окошко

окурки и мысли швырять.

В гостинице « Три менестреля»

с веселой гречанкою  Олей

С большого устатку приятно

легонько поозорничать –

Пить «Двин», «Апшерон» и «Зубровку»,

о худшей не ведая доле –

Не помнить о старом червонце

и новый не привечать.

Я пью за друзей и подружек

в гостинице « Три менестреля»,

За ветер живой и свободный

в житомирском нищем саду,

Я пью за всемирное счастье

и радуюсь – да неужели

Я – циник, бродяга и лодырь

к проклятью иду и труду…

В гостинице « Три  менестреля»

на сердце нежданная осень,

Сирень и едва ли святая,

но красноречивая грусть –

Я знаю, что мне уготовят

и помню, за что с меня спросят,

И разве с утра на посулы

я может, и обернусь…

За окнами рыжая осень,

на гвоздике белая шляпа,

От запаха воли и водки

я неосторожен и пьян –

Очнусь и в белёсых потемках

топорщится город Сарапул

И дом, где в печурке холодной

голодный ревет таракан.

Однажды в нелепом театре

кончается отпуск осенний

И не покачнувшись, за Гайдном

со сцены слетает рояль…

Мне вольного ветра осталось

на парочку злых воскресений,

И стало быть, братья и сестры,

я вас понимаю едва ль….

 

 

Моя жизнь

Моя жизнь

О.

Это может быть вера с надеждой

или сладость последнего срока

На прощанье с любовию нежной

или же нелюбовью жестокой

Это может быть стойкая жажда

сумасшедшего позднего счастья

Это долгие дни что однажды

перестанут идти или мчаться

Это можешь быть ты на закате

Аллилуйя мой Бог Аллилуйя

Это наши святые объятья

наши зыбкие поцелуи

Это наши сожженные лица

то ли временем то ли войною

Это может и не случиться

и небрежно пройти стороною

Это могут быть детские письма

и весенние хрупкие звуки

И осенние нервные листья

и твои драгоценные руки

Это все и священный твой голос

и насмешливый смех серебристый

Это мною украденный волос

баснословный и золотистый

Это и беззаботная прелесть

твоего долгожданного тела

Это дни что давно мне приелись

это ночи без сна и без дела

Это крепкий томительный запах

верный запах созревшей ромашки

Это север и юг это запад

и восток без крапленой рубашки

Это поезд в далекие страны

увозящий тебя почему-то

Это вспыхнувшая и так странно

не кончающаяся минута

Это летняя ночь Мендельсона

это траурный рокот Шопена

Это все чем я жил беззаконно

и узнал свою нищую цену

Это может быть новый порядок

неудавшейся начисто жизни

Это ветер полыни так сладок

и тоска по тебе как отчизне

Это память моя или совесть

это все чем владею на свете

Это честная скудная повесть

о пропавшем счастливом билете

Это бархат твоей светлой кожи

это и  мотылек над водою

Это все что на счастье похоже

но впервые зовется бедою

На барометре сухо и ясно

и земля замирает от жажды

Это лишь оттого и прекрасно

что проститься придется однажды

Только это не канет не канет

в глубину потемневшего неба

А всегда и найдет и достанет

где б ни жил я и кем бы я не был

Просторно и светло…

***

Просторно и светло – и диким виноградом

Увит садовый дом, и хмелем, и плющом…

А рядом с домом  ты, да и со мною рядом,

На век или на  миг?..Но время есть еще.

Мы все еретики, поскольку богомольны

В надежде на букварь, мудрёный и пустой…

Но синие глаза твои так своевольны

Под небом голубым и шляпкою простой.

И все же не затем я изумленно выпил

Холодного вина, питомца южных лоз,

Чтоб счастье на лице смешном моем увидел

И выпал из седла веселый водовоз…

Глаза и виноград – скучнее нет сравненья

И краше нет его, пока ты наравне

Со мною здесь, мое Господнее творенье,

Послушное Ему и радостное мне.

Словно бублик….

***

Словно бублик на жарком песке

(Волга-реченька, не в обиду) –

Загораю на Каме-реке,

За Шпицберген и за Атлантиду.

Кроме фруктов, небес, овощей

Ничего в мире не замечаю…

Но сердитых язят да лещей

И кормлю, и порой улещаю.

Гляну вдаль – ни хрена не пойму.

В душу свистну – ни дна, ни покоя.

Ветерок одинок по уму

Да  винишко полусухое,

Да великая Кама-река,

Простоватая словно тальянка

Или беженка-Малика –

Персияночка-полонянка.

Бурлаки не грозят бечевой…

Ох, невольная душка-свобода!

Ах, дымок горьковат кочевой!

Ух ты, матерный трепет народа!

И дубинушка ты не моя,

Просвистел я тебя и прошляпил…

Ухнем, щедрости не отмоля,

Эх ты Федор Иваныч Шаляпин…

Рассказ бродяжий…

***

Рассказ бродяжий, откровенный и лукавый,

Иль сон тебя сморил надежно у костра –

Не перекрестный миф, узорный и кровавый,

А быль, где голь родна на радости хитра.

Ты голоден и юн, и вылез из окопа

К попутчице-звезде чинарик прикурить,

Коль прячется вдали жеманная Европа

Шарманкою в кустах…и не поговорить…

Курнем как на духу, простим наполеонам

Серьезно иль шутя, в плаще иль сюртучке

Невроз приказывать раздетым батальонам

Планету освежить на горьком сквозняке.

А и тебя проймет невольница-бравада.

И первая звезда помедлит до утра,

До хриплого – Урра! И большего не надо,

И меньшего не жди – ни худа, ни добра…

А сон хорош, и день, живой и бесконечный

И тем, что нам с тобой не дослужить, дружок

До маршальской звезды и славы безупречной,

Которую костер ошеломленно сжег…

А все-таки недолгая зима…

***

А все-таки недолгая зима

В Нормандии блаженнее и легче,

Чем на Урале – нары задарма

И хлебушек с похлёбкою в ночлежке.

В Париже вертопрах французик-дождь,

Когда в имперски важном Петербурге

Квартальный-ливень искренне охоч

Дотаптывать снежинки иль окурки.

И пусть над вольной Францией туман,

Всё не метель, не каторжанин-иней…

Там Канн, а здесь – Кызыл, и Магадан,

И Комсомольск – о царедворец Зимний!..

В Париже, если даже и зима –

Констанция, а вместе с ней вернее

Ночами напролет сходить с ума,

Но на Руси – просторней и честнее –

Поскольку д’Артаньян тебя не звал

На Монпарнас, а в подворотне сырость…

И ум за разум прется, за Урал,

Где вьюга помрачённая взбесилась,

Загадывая – сколь недолго ей

Над родиной сиротски кувыркаться…

Постольку сердцу Франция милей,

Где неженка зима – не оторваться…

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.